Эльза Баркер
ПИСЬМА ЖИВОГО УСОПШЕГО О ВОЙНЕ – 16
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Письмо XLIII
ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ
16 мая 1915
Тем, кому эта война принесла страдания, кому пришлось страдать либо от телесных ран, либо от ран душевных, кажется иногда, что Христос отвернулся от христианского мира и, наверное, удалился на какую-нибудь другую звезду, где Его учение было бы понято, и Его закон Любви смог бы оказать реальное воздействие на жизни и сердца людей.
Но Христос, умерший ради того, чтобы научить людей жить, никак не мог оставить мир в этот час суровых испытаний.
Он -- всё тот же Христос, любящий и сострадающий; и тот, кто пытается поставить на Его место Христа безжалостного и ненавидящего, тот оскверняет Его священное имя, и когда-нибудь ему придется понести страшную кару за это богохульство.
Однажды я встретился с Христом лицом к лицу, он прогуливался в это время по земле в Галилее. Вы удивлены, вы -- христиане, которые надеются, что смогут встретить Христа после смерти? Почему же я не мог встретиться с Ним? Или я мало послужил и при жизни, и после смерти? И разве не служу я сейчас по мере своих скромных сии? Да, я видел Христа.
Ждите, и Он снова придет "в облаках небесных с силою и славой великой", хотя на этот раз Он может и не ходить по земле, облаченным в материальную форму. Для чего Ему теперь возвращаться на землю в смертном теле, если все больше и больше мужчин и женщин открывают в себе духовное зрение, обретая тем самым способность видеть Его, не расставаясь при этом со своим физическим телом?
Раньше я рассказывал вам о Прекрасном существе на полях сражений, теперь же я расскажу вам о том, что делает на полях сражений Христос.
Он никогда не боялся боли -- Сын Света, показавший путь боли трепещущим душам людей. Крест Христа -- живой, и сила его будет проявляться все больше и больше по мере того, как мир будет приходить в себя после своего крещения кровью.
Когда полубоги уходят, боги приходят им на смену. Когда Марсу, полубогу, богу войны придется вернуться на свое обычное место, тогда в сердцах мужчин и женщин может проявиться вместо него Бог любви и сострадания.
Мудры те, кто пророчит Христианской вере новое возрождение к жизни. Сейчас Христианство стало старым и консервативным. Убедившись, что само оно спасено, оно и думать забыло о спасении мира. Почувствовав себя в безопасности, оно не потрудилось обезопасить мир от Марса, бога войны.
Многие души в свой последний час, в час своей агонии видели Христа; многие души во Франции, в Бельгии, в Польше и на вспененном войною море узнавали Друга, который роднее, чем брат.
Многих матерей посещали ясные видения их умирающих сыновей, которых поддерживал Христос. Католики, протестанты, "вольнодумцы" -- все они просили Сына Марии помочь их сыновьям в последний, самый ужасный миг, или же после него.
Вчера я видел, как один человек -- простой солдат, -- едва пройдя через объятия смерти вознесся из вопиющего ада Бельгии сразу же к высоким небесам, оставив позади беспокойные сферы астрального мира, и произошло это только потому, что умирая он воззвал к Христу, в которого верила его мать, и попросил Спасителя забрать его из этого кошмара на небеса над миром, где царит покой. С тех пор, как началось это испытание огнем, многим пришлось пройти этим путем, но многие так и остались внизу. Не у каждого хватает веры для такого великого полета.
С какой бы религией вы не имели дела, пусть в ней будет Христос и крест Христа! Какое еще утешение может быть для души, которая чувствует боль и видит, какую страшную боль приходится сейчас терпеть всему миру? Философия -- неплохая вещь, я и сам называл себя философом; но любовь есть высшее достижениефилософии, а Христос -- высшее проявление любви.
Сейчас говорят о новой религии, как будто бы любовь Христа -- это старая и никому более не нужная любовь. Любовь Христа возрождается всякий раз, когда душа в момент просветления открывает для себя эту тайну собственного сердца.
Поклонитесь Христу в своем собственном сердце, ибо Он -- там. Поклонитесь Христу в сердце вашего друга, ибо Он -- там. Поклонитесь Христу, скрытому в сердце вашего врага, ибо и там Он тоже есть. А затем уже убивайте, если сможете, и если вы точно знаете, кого вы хотите убить.
Новый дух проник в сердца солдат. Они продолжают воевать, но во сне им было открыто, что воюют они со своими братьями.
И даже те, что убивают на море, пираты со знаком орла, они тоже -- ваши братья. "Прости им, ибо не ведают, что творят". Победите их, ибо таков ваш долг; но не забывайте, что они -- ваши братья.
У Христа, парящего над полями сражений, нет своего флага. Он -- первый среди нейтральных, потому что любит Он всех, даже пиратов со знаком орла и тех, что убивают на море. Даже римских солдат на Голгофе Он не проклинал.
Он по своей воле познал все ограничения плоти, чтобы понять их суть после их преодоления. Нам не дано понять суть каких-либо ограничений до тех пор, пока мы через них не переступим.
Кто лучше Него знает, что такое агония искромсанной плоти, переломанных костей и истерзанных нервов? Сможет ли раненый солдат научить Его чему-нибудь еще? Может ли переживший предательство мир посоветовать Ему, как Он должен поступить с Иудой? "То, что ты делаешь, делай быстро".
Тот, кто предал мир, уже повесился от избытка рвения. Не думайте, что он не чувствовал боли, когда в Риме сжигали его изображение. Он это чувствовал. На какой-то миг Верховный Главнокомандующий ощутил просветление. Вчера я видел, как его демон шел, рыча, вдоль линии фронта. Когда я встретил его впервые, несколько месяцев назад, он не был столь разъяренным.
Если бы я только мог заставить вас понять, что всё то, о чем я говорю, -- факты, а не фантазии! Все это я видел сам так же ясно, как вы видите перед собою стол или карандаш в своей руке. И если я говорю, что беседовал с демонами, это значит только то, что я беседовал с демонами. А когда говорю, что видел Христа, -- значит я действительно видел Христа. Я не сочиняю роман, и из путешествия среди звезд я вернулся вовсе не для того, чтобы потягаться в мастерстве со сказочниками. Я диктую вам всё это, чтобы сделать явным то, что в противном случае осталось бы тайным, чтобы раскрыть миру причины, дабы он не заблуждался относительно следствий. Я хочу помочь даже той расе, которую сейчас проклинают все остальные расы, включая их союзников турок.
Только милосердие Христа достаточно велико, чтобы простить даже это всемирное предательство. И я говорю вам, что этих предателей спровоцировали, вдохновили и в свою очередь предали вполне персонифицированные силы зла, отчаянно пытающиеся запустить часы цивилизации в обратном направлении.
Но Христос изгонял бесов и воскрешал мертвых. Так почему бы Ему не изгонять и тех бесов, что поддерживают сейчас войну? Почему бы Ему не сопровождать мертвых в ждущие их в конце сферы мира и покоя? И разве не может Он возвысить вас до уровня Своего собственного милосердия?
Письмо XLIV
ОТРАВЛЯЮЩИЕ ГАЗЫ
27 мая 1915
На этот раз я не стану рассуждать о милосердии. На этот раз мы поговорим о восточных ветрах и отравляющих газах, и о демонах, связанных с отравляющими газами.
Снова против мира ополчилась вся преисподняя. У нас здесь сейчас ещё хуже, чем в последний предвоенный месяц.
Одиннадцать дней меня не было с вами. И все эти одиннадцать дней у меня не было ни единого свободного часа на то, чтобы встретиться с вами.
Если бы у вас было достаточно сил, чтобы услышать, о чем я мог рассказать вам в это время, вы ни за что не решились бы поведать об этом миру; но я могу сказать вам и много такого, что вы в состоянии услышать, и что мир вправе узнать.
Восточные ветры и отравляющие газы! Сама идея выглядит сатанинской, ибо люди умирают в неописуемых мучениях от газов, которые эти ветры приносят от немецких позиций туда, где война ведется обычными средствами. Но отравляющие газы -- дьявольское оружие, и дьяволы летят вместе с ними. Я видел, как сонмища их, клубясь, летели вперед, видел их глаза, горевшие ненавистью, их рты, перекошенные от ярости и злорадства.
О, вы, живущие пока что в безопасности в своей собственной стране! Если бы вы могли заглянуть за линию вражеских окопов, если бы вы увидели всё то, что носится в воздухе над военными лагерями ваших противников, вам бы стало их даже жаль. Многие там, на земле стали абсолютно похожими на буйно помешанных.
Если люди, взывающие к силам ненависти, насылают такие адские дымы, чтобы душить и мучить себе подобных, значит их уже нельзя в полной мере назвать людьми.
Я, способный видеть их души, прихожу в ужас от этого зрелища.
Пожалуй, это даже хорошо, что вы сейчас одна, поскольку в одиночестве вам будет легче выдержать то, что я вам расскажу.
Если бы не та работа, которую вам предстоит выполнить в будущем, если бы не та работа, что вы делаете сейчас и будете делать в дальнейшем, я бы забрал вас из вашего мира насовсем, по крайней мере из нынешней вашей инкарнации.
Но вам придется претерпеть все до конца, как до конца терплю я сам; поскольку ваша работа еще не окончена.
Те, кто говорит, что в Германии всё хорошо, нагло лгут, или же они просто загипнотизированы той ложью, что все еще заставляет Германию верить в возможность её победы.
Если бы ад победил небеса, все души оказались бы уничтоженными. Если бы сейчас победила ненависть, весь мир развалился бы на части.
Ненависть! Вам неизвестен подлинный смысл этого слова. Ненависть Англии, ненависть Америки, ненависть Италии! Каждая молекула расы, спровоцировавшей эту войну, отравлена ненавистью. Младенцы впитывают её вместе с молоком своих матерей и становятся больными. Дети видят её в глазах своих родителей и отворачиваются в страхе за самих себя. Нет, вы не знаете, что такое ненависть.
Вместе с отравляющими газами восточный ветер принес навстречу мне безглазого демона. Откуда он взялся? Из какого-нибудь подземного ада, где нет света, и потому не нужны глаза. Если бы я умел рисовать, то изобразил бы его для вас; а слова предназначены только для описания тех вещей, что известны расе по её опыту; из тех же, кто мог видеть эти вещи, никто не пользовался речью для того, чтобы описать их. Наощупь прокладывая себе путь, это астральное чудовище наконец вцепилось в свою жертву -- в пленного, находившегося в руках у французов -- в того, кто плевал в своих тюремщиков, охваченный безумием ненависти.
Нет, я не должен говорить вам о том, что произошло дальше; скажу лишь, что астральная душа пленного покинула свое тело и больше уже не вернулась.
Эту попытку рассказать миру о том, что мне теперь известно, можно сравнить с попыткой воспроизвести музыку Бетховена с помощью свистульки. Я чувствую себя сейчас, как чувствовал бы себя математик, взявшийся обучать маленьких детей своей науке. Я не решаюсь говорить вам больше просто потому, что вы все равно не сможете это воспринять.
Мир уже стар, мир считал себя мудрым, и вот до чего он дошел!
Есть много убежденных душ, желающих научиться чувствовать на астральном уровне. Я слышал однажды, как в вашем присутствии один человек сказал, что такая-то атака была "всего лишь астральной".
Я слышал, но не сказал ни слова.
Да знаете ли вы, что представляет собою астральный мир, вы -- ищущие знаний о нем? Астральный мир -- это мир ощущений, мир эмоций, мир любви и ненависти. И сейчас этот мир стал настолько плотным из-за переполнивших его дурных страстей, что его уже можно резать ножом.
И его сейчас действительно часто режут -- ножами и штыками -- и полчища демонов страдают от соприкосновения с этой сталью. Всего лишь астральной! Но даже астральный мир над Нью-Йорком, который, как вы знаете, ужасен, ничто по сравнению с астральным миром над полями сражений. Держитесь от него подальше! Все равно вы не сможете принести там никакой пользы. Если можете, отправляйтесь куда-нибудь в горы и ищите там, в чистом дыхании сосен, спасения от отравляющего астрального мира Нью-Йорка. Поезжайте туда и оставайтесь там до тех пор, пока давление не ослабнет. Там, где вы сейчас, вы тоже не сможете сделать ничего полезного.
В чистом воздухе сосновых лесов мне будет легче диктовать. Прочь от ядовитых испарений вовлеченного в войну Нью-Йорка, ибо дьяволы перемещаются вместе с ветрами ненависти, а вы не должны стать их жертвой.
Ваша работа ещё не окончена.
Письмо XLV
СВЕРХЧЕЛОВЕК
1 июня 1915
В одной из верхних сфер астрального мира -- не в самой сфере чистого разума, но очень близко к ней -- я встретил прошлой ночью человека, который прохаживался туда-сюда, опустив в раздумье голову.
-- Что тебя тревожит, друг? -- спросил я, приблизившись к нему.
Он прекратил свои беспокойные метания и посмотрел на меня.
-- Кто ты? -- спросил он равнодушно.
-- Я -- судья, -- ответил я.
В его глазах показался интерес.
-- Ты, должно быть, откликнулся на зов моей мысли, -- сказал он, -- потому что мне действительно нужен судья.
-- Ты хочешь, чтобы я вынес о ком-то свое суждение? -- спросил я, с трудом удерживаясь от улыбки после его странных слов.
-- Да, я хочу, чтобы ты вынес свое суждение обо мне.
-- И какое же преступление ты совершил?
-- Я совершил -- если, конечно, это -- преступление, а об этом ты мне как раз и должен сказать -- в общем, я виновен в том, что вел нацию к её собственной гибели.
-- Изначально со злым умыслом? -- поинтересовался я.
-- Возможно и так, -- ответил он, -- но не в том смысле, в каком подразумеваешь это ты в своем вопросе. Я никогда не думал, что у них хватит духу поверить мне.
-- Ты пробуждаешь мое любопытство, сказал я. -- Кто это -- "они"? -- и в чем именно они не должны были тебе верить?
-- Это немцы, -- ответил он, -- немцы, которых я презирал. И они поверили моей теории, что человек становится сверхчеловеком, если делает только то, что ему хочется.
-- А отстающих забирает себе дьявол?
-- Да, отстающих забирает дьявол.
Он вперил в меня свой угрюмый взгляд, а я ждал продолжения его слов.
-- Что за народ эти немцы! -- сказал он наконец. -- Что бы они не делали, они берутся за дело слишком серьезно. Им нельзя доверять никаких великих истин.
-- Похоже, что они действительно разобрали твое учение по косточкам, -- согласился я.
-- Я хотел сделать из них богов, -- пожаловался он, -- а вместо этого превратил их в дьяволов.
-- Только Богу под силу творить богов, сказал я, -- возможно, ты был слишком честолюбив.
-- М-да! Возможно, я был слишком доверчив.
-- Скрытность гораздо безопаснее, -- подхватил я, -- ты рассказал им слишком много.
-- Или, может, слишком мало.
-- Сколько это составило томов?
-- Спроси об этом у библиотекарей. Только не иностранцев -- те всё время составляют из них сборники, чтобы угодить читателям.
-- А чем я могу тебе помочь? -- спросил я.
-- Рассуди меня.
-- А почему ты сам себя и обвиняешь, и защищаешь?
-- А кто еще может обвинять или защищать меня?
-- Тогда начни с обвинения.
-- Я совратил целый народ и привел его к катастрофе.
-- Поясни подробнее.
-- Я хотел излечить их от мягкотелости, следуя за мной с присущей им обстоятельностью, они могли бы стать полностью твердыми; ни сердца, ни внутренностей.
-- Продолжай, -- попросил я.
-- Я проповедовал сверхчеловеческое. А они поступали как недо-люди.
-- Пока что, -- прервал его я, -- ты обвиняешь только их, а не себя.
-- Но как же я моту обвинять себя, не обвиняя их? -- возразил он.
-- Тогда и я попробую спуститься на ступеньку ниже и поговорить с тобой, как человек с человеком.
-- Хорошо, что ты не сказал -- как душа с душой.
-- Ну, с меня достаточно и человека! Как я уже говорил, ты был слишком честолюбив.
-- Да, слишком честолюбив для человека; я слишком устал от людей и слишком любил то, чем мог бы стать человек!
-- Похоже, мы уже перешли к защите, сказал я.
-- Из тебя еще не выветрился судейский дух, -- проворчал он.
-- Ты ведь сам просил меня быть твоим судьей.
-- Да, это так.
-- Мне жаль тебя, -- сказал я.
Он улыбнулся снисходительно-грустной улыбкой.
-- Похоже, у тебя есть и сердце и душа, -- сделал вывод он.
-- А ты слишком долго был один, -- отозвался я, -- ты растерял свое былое красноречие. Может, позволишь мне и обвинять, и защищать, и судить тебя? Ты сможешь прервать меня, когда захочешь.
-- Хорошо, -- согласился он.
-- Ты был рожден под беспокойной звездой, -- начал я. -- Ты стремился следовать за героями; но они разочаровывали тебя тем, что были людьми. Тогда ты сделал своим героем себя, но это принесло тебе самое большое разочарование.
-- Кажется, ты всё обо мне знаешь.
-- В том и заключаются слава и позор твоего величия, что каждый знает о тебе всё.
-- Я не согласен с этим! Всего обо мне вы не знаете.
-- И чего же мы не знаем?
-- Вы не знаете, как я любил человека!
-- Но ты говорил о нем с презрением.
-- Потому что он мог бы вырасти до сверхчеловека.
-- О, да! Чтобы топить детей на "Лузитании", прорубать себе путь через Бельгию, растерять всех своих друзей и стать проклятьем для всей планеты!
Он поднял палец, останавливая меня.
-- Ты говоришь сейчас не обо мне, а о немцах, -- сказал он.
-- Но они -- единственные, кто довел твою философию до ее логического завершения.
-- И поэтому ты смеешься надо мной?
-- Я вовсе не смеюсь над тобой. Я только излагаю факты. Это ты посмеялся над ними и чуть было не привел их к гибели.
-- Но я всего лишь проповедовал сверхчеловеческое.
-- Настолько выше человека, что человек тебя просто не понял.
-- Разве это моя вина?
-- А чья же еще?
-- Может быть -- их?
-- Ничего подобного. В тебе было слишком много ненависти. И ты научил их ненавидеть человека.
-- Я учил их ненавидеть всё то, что ниже сверхчеловеческого.
-- Но ведь и сам человек -- ниже сверхчеловеческого. Значит, ты научил их ненавидеть самих себя.
-- Но и каждый из них -- тоже был ниже сверхчеловека!
-- Зато теперь каждый попытался им стать. Ты научил их этому. Они вообразили себе, что уже стали сверхлюдьми, стали выше добра и зла. Ты учил химии малых детей, и они взорвали свою всемирную колыбель.
-- Я только хотел, чтобы они знали.
-- Но начинать следовало с азбуки.
-- А что бы ты назвал азбукой сверхчеловеческого? -- спросил он.
-- "А" -- это любовь, "Б" -- смирение, "В" -- истина.
-- Но почему же тогда я не научил их ни любви, ни смирению, ни истине?
-- Потому что ни любви, ни смирения, ни истины ты не знал.
-- Я не знал любви?!
-- Да, любви ты не знал.
-- И я не знал смирения?!
-- Твое высокомерие стало притчей во языцех.
-- И я не знаю истины?!
-- Тебе известна только половина истины, а половина истины -- это еще не истина, так же как половина яблока -- это еще не яблоко.
-- Не хочешь ли ты сказать, что мое учение было ложным?
-- И величайшей ложью в нем было то, что они могут превратиться в сверхлюдей, когда они еще не готовы к восприятию сверхчеловеческого.
-- Но человек должен возвыситься!
-- Человек должен возвыситься над самим собой, а не над другими. -- ответил я. -- Чувствуешь, в чем разница?
-- Чему же мне следовало их учить?
-- Тому, что сверхчеловеческое -- это слуга человека, а не обидчик и не тиран.
-- Но они бы не поняли.
-- Не будь столь самоуверен. Ведь нашлись же немногие, которые поняли Сына Человеческого.
-- А, ты о нем!
-- Которого ты отверг.
-- Но он учил людей быть рабами!
-- Кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом.
-- Ну, если ты хочешь цитировать Писание ...
-- Я цитирую Сверхчеловеческое.
-- Значит, ты полагаешь ...
-- Я полагаю, что ты отверг единственный хорошо известный пример своего собственного идеала.
-- И ещё ты думаешь ...
-- Да, я думаю, что ты сошел с ума, потому что слишком поздно понял, что твое учение ложно. Я думаю, что ты просто не нашел в себе достаточно мужества, чтобы опровергнуть свои собственные выводы и тем самым возвыситься над самим собой; возвыситься над собой и в самом деле стать Сверхчеловеком.
-- Так ты думаешь, что я всё знал?
-- Я знаю, что ты знал. Я знаю, что Он явился к тебе в видении, что ты сам понял, в чем была твоя ошибка, и что ты так и не смог принять свое новое понимание, потому что оно пришло к тебе слишком поздно.
-- Ты знаешь слишком много, -- сказал он.
-- Ты просил меня быть твоим судьей, напомнил я ему.
-- Но не палачом.
-- Ты сам стал себе палачом и палачом своего народа.
-- Моего народа! -- презрительно процедил он.
-- Я же говорил, что ты не знал любви! -- напомнил я ему.
-- И что ты мне теперь прикажешь делать?
-- Возвращайся на землю и учи людей тому, как человек может превзойти самого себя. Возвращайся на Землю и учи людей следовать за Сыном плотника, отвергнуть которого ты их призывал. Вернись в Германию и опровергни самого себя.
-- Как же я смогу вернуться?
-- В другом теле, конечно же, в чистом и здоровом теле, чистоту которого тебе придется поддерживать.
-- Что ты имеешь в виду?
-- Ты сам прекрасно знаешь, что! Я ведь говорил тебе, что ты не знал Любви. Ты знал только привередливость, чванство и стремление произвести сенсацию.
-- Ты задал мне трудную задачу, -- сказал он.
-- Вечность -- штука долгая, -- ответил я. И к тому же новой Германии потребуется твоё новое учение.
-- Должен ли я благодарить тебя? -- спросил он.
-- Не обязательно. Это я благодарю тебя за то, что ты не опротестовал мой приговор.
-- Доброй ночи, -- сказал он.
-- Доброй ночи, -- повторил я. И душа Фридриха Ницше удалилась. Может быть, к вратам перерождения?
_____________
* Первая часть – размещена в Стихи.ру 23 августа 2016 г.
Владислав Стадольник http://www.stihi.ru/avtor/vladislav3