Бунинские женщины 10

 


Ясно,  что  для   Мити  подобный  финиш  неприемлем.  Он  молод,  у  него  более  тонкая,  уязвимая  психика.  Он  не  просто  любит  женщину  -  он  поражён  этим  чувством,  как  тяжёлым  неизлечимым  недугом.  И  хотя,  по  свидетельству  Муромцевой,  переживания  Мити  -  это  переживания   юноши-Бунина,  у  читателя  невольно  возникает  своя,  как  бы,  побочная  ассоциация.  Сомнения,  подозрительность,  вспышки  болезненного  отвращения  ко  всему   окружающему -  все  эти  Митины  «мытарства»  столь  живо  перекликаются  с  переживаниями  Анны  в  романе  Льва  Толстого  -  «Анна  Каренина».  Особенно  когда  Митя  едет  в  деревню.  Ведь  героиня  Толстого  тоже  мечтала  о  деревне,   как  о  спасении.  Чудится,  что  это  их  общая  попытка   избавиться   от  н а в а ж д е н и я;  избавиться  от  того  комплекса   переживаний,  порождённого  отвергнутой  любовью.  Та  же  рефлексия,  тот  же  непроизвольный  «поток  сознания».
           Деревня,  как  спасение...  Чудится,  Бунин  решил  воплотить  в  реальность  эту  последнюю  иллюзию  Анны  Карениной,  но  уже  иначе,  по – своему,  в  образе  несчастного  юноши... 
          Вообще  же,  в  методе  создания  бунинских  образов  наблюдаются  удивительные  перевоплощения.  Так,  в  образе  Мити,  вроде   бы  есть  нечто  из  личного  опыта.  Но  подаётся  это,  ох,  как  осторожно,  чтобы  проницательный  читатель  (не  дай,  Боже!)  не  догадался.  А  ведь   по  собственному  признанию  Бунина,  он  не  однажды  был  близок  к  самоубийству  из-за  несчастной  любви.  Однако  же  в  истории  Мити,  он  старательно  уводит  нас  от  всех  реальных  предпосылок...
Бегство  Мити  в  деревню;  бегство  от  роковой  любви;  бегство  от  самого  себя.  И  всё  это  становится  лишь  продлением  его  терзаний,  лишь  оттягиванием  неизбежного  финала.  Душевные  муки  юноши  изображаются  теперь  на  фоне  деревенской,  поэтически  прекрасной  природы,  вид  которой  стократно  усиливает  боль  его  души  и  буйство  неутолённого  чувства.  Читателю  представляется,  будто  само  это  «бесовское»,  языческое  торжество   благоухающей  летней  природы  провоцирует    душевно  растерзанного  Митю   на  интимную  связь  с  молодой   крестьянкой,  внешне  напоминавшей  ему  Катю.  Это  его  последняя  иллюзия  -  ведь  неопытный,  опалённый  любовной  страстью,  Митя   не  хочет  принять  жестокой  истины,  не  хочет  поверить  в  то,  что  с  Катей  всё  покончено  навсегда.  Потому-то,  он  и  ищет  спасения  в  иллюзиях,  пытаясь   в  Алёнке  найти  образ   Кати...  Однако  именно  эта   связь  окончательно  разбивает  его  сердце,  воочию  ставит  перед  беспощадной  реальностью,  т.е. бездной  невыносимых   страданий... 
         Невыносимо  тяжело  даже  читать  описание  этих  мучений,  производящих   впечатление  бреда.  Митя  оказался,  словно  бы  опутан,  жутковатым  сновидением,  и  читатель  с  нетерпением  ждёт  его  пробуждения
        Невыносимо  тяжело  даже  читать  описание  его   мучений,
производящих   впечатление  предсмертного  бреда. 
Митя  оказался,   словно  бы  опутан   жутким  сновидением,
и  читатель  с  нетерпением  ждёт  его  пробуждения...   
Оригинальность  бунинских   любовных  историй  в  том,  что  его  герои,  познав  истинную  любовь,  чувствуют  себя,  словно   бы  изолированными  от   всего  внешнего  мира.  Попросту,  они  перестают  его  воспринимать,  отрешаясь  ото  всего,  что  не  касается  предмета  их  страсти.
Наслаждаясь  своим  счастьем,  они  подобны  Адаму  и  Еве  в  библейском  эдеме  -  наедине  со своим  счастьем,  как  бы,  освобождённым  от  всех  мирских  условностей.
          Особенно  это  чувствуется  в  произведениях  позднего  периода...  Зато,  когда  внешний  мир  сам  неизбежно   вклинивается  в  их  судьбу,  и  разрывает  это  зыбкое  счастье,  словно  паутину,  тогда  всему  приходит  конец.  И  разобщённые  любовники,  буквально,  задыхаются,  не  видя  вокруг  себя  ничего  такого,  что  могло  бы  им  заменить  утраченное  счастье...
            Крайняя  степень  отчаяния  человека,  оказавшегося  в  подобной  ситуации,  изображена  в  рассказе  -  «Солнечный  удар».  Однако,  с  гораздо  большим   эмоциональным  накалом,  это  выражено,  всё-таки,  в  переживаниях   Мити.  Его,   несчастная  любовь,  буквально,  с вела  с  ума.  Его  самоубийство,  хоть   и  вызывает  у  читателя  чувство  потрясения,  однако,  Митя  не  был  бы  детищем  Бунина,  останься  он  жить,  при  этом,  разменивая  своё  чувство  к  Кате  на  мелкие  увлечения.  И  доказательство  тому  -  «сюжет»  с  Алёнкой.  Пытаясь  утешить  себя,  находясь  в  своём  любовном  бреду,  он  только  усугубляет   этот  болезненный  горячечный  бред.
       Вот   если  бы  на  месте  Алёнки  оказалась  другая  женщина,  тогда  всё  могло  бы  быть  иначе...
Тонко  исследуя  психологическое  состояние  своего  героя,  автор,  словно  мимоходом  создаёт   эпизодический,  но  вполне  осязаемый  женский  образ,  сыгравший  определённую  роль  в  развязке  повествования.  Роковым  обстоятельством  является  то,  что  его  возлюбленная  -  Катя,  и  эта  случайная  подружка  в  деревне  -  обе,  в  равной  степени,  отмечены  печатью  порока  и  бессердечности.  А  точнее,  можно  сказать,  что  на  обеих  женщинах  лежит  печать  влияния  окружающей  среды.  Той  же  Алёнке,  бессознательно  развращённой  аморальными  нравами  тёмной  деревни,  вряд  ли  приходит  в  голову  стыдиться  своих  поступков:  её  так  воспитали!  В  то  же  время,  Катя,  «просвещённая»  и  «благородная»,  безусловно,  знает,  что  такое  подлинное  чувство,  она  понимает  всю  серьёзность  Митиной  любви  к  ней.  Однако  же,  увлечённая,  словно  мутным  потоком,  фальшивыми  ценностями  столичной  богемы,  она  приносит  им  в  жертву  перспективу  подлинного  счастья  с  Митей.  При  этом  очевидна  её  причастность  к  разряду  тех  бунинских  героинь,  которые  неспособны  любить  настолько  сильно,  чтобы,  не  задумываясь,  жертвовать  ради  этого  чувства   чем  угодно.  Мужчину  они  любят  с  оглядкой  на  что-то  более  важное  и  соблазнительное.  Над  некоторыми  из  них,  как  например,  над  героиней  «Чистого  понедельника»,  довлеет  нечто  более  властное  и  завораживающее.  Но,  в  одном  случае,  это  возвышенная  духовность,   стремление  к  внутреннему  совершенству,  а  в   другом,  простое  легкомыслие,  «недумание»...
         Повесть   Бунина   «Митина  любовь»,  в  какой – то  мере,  ассоциируется  с  повестью  Александра  Куприна  -  «Гранатовый  браслет».  Хотя  её  герой,  скромный  почтовый  служащий  Желтков,  в  гораздо  большей  степени  романтизирован,  и  начисто  лишён,  столь  характерной  для  Мити   импульсивности  чувств.  А  вот,  по  возвышенности   и  благородству  своей  страдальческой  и  жертвенной  любви,  он  уже  не  в  шутку,  а   всерьёз  близок  Вертеру  И.Гёте.
Что  же  касается   Веры  Николаевны,  то  она  от  бунинской  Кати,  от  её  не  совсем  раскрытого  образа  отличается  не  только  нравственной  зрелостью,
благородством,  но  ещё  и  особым  душевным  чутьём,  интуицией.  Благодаря  этому,  она  поняла,  как  пишет  автор:  «... что  та  любовь,  о  которой  мечтает  любая  женщина,  прошла  мимо  неё»...
(А.Куприн  Гранатовый  браслет).
             Достаточно  привести  два  примера,  точнее,  два  художественных  образа  -  Александру  Васильевну  из  повести  «Чаша  жизни»,  и  Митю  из  повести  -  «Митина  любовь»  -  для  полной  достоверности   того,  что  в  психологическом  раскрытии  характеров  своих   героев,  Бунин,  всё  внимание  акцентирует  на  факторах,  чисто  природных,  общечеловеческих,  даже  несколько  оторванных  от  внешнего  окружения,  родственных   связей  и  т.д., не  имея  с  этой  стороны  нравственного  влияния  на  свой  внутренний  мир.  Вся  внешняя,  хотя  и  вполне  осязаемая  реальность  остаётся  за  пределами  их  личной  судьбы.  И,  собственно,  эта  психологическая  замкнутость  в  самом  себе,  в  своих  оторванных  от  внешнего  мира  чувствований  и  переживаний,  делает  героев,  и,  в  частности,  героинь,  бунинских  произведений,  делает  начисто  лишёнными  всех  радостей  бытия,  которые  бывают  за  пределами  их  любовных  страстей.   Ведь  жизнь  Александры  Васильевны  страшна  именно  замкнутостью  на  своих  собственных  переживаниях;  ведь  кроме  них  для  неё  ничего  не  существует.  Целый  мир,  и  вся  окружающая  жизнь  остаются  для  неё  где-то  далеко  за  пределами  сознания.
        Впрочем,  бунинских  женщин  трудно  даже  представить,  ставящими  нечто  другое  превыше  любви.  Едва  ли  не  исключением  является  героиня  новеллы  «Чистый  понедельник»,  терзаемая  загадочными  сомнениями  во  всём.  И  чей  уход   монастырь  напоминает,  скорее,  духовное  самоубийство,  нежели,  стремление  послужить  Богу.
           Попытки  найти  какие-то  иные  жизненно  важные  интересы,  как  правило,  ни  к  чему  не  приводят.  Достаточно  привести  один,  столь  не  типичный  для  Бунина  образ,  так  называемой  марксистки  Елены  в  рассказе  -  «Без  роду-племени».  Она,  якобы,  сознательно  и  добровольно  отказывается  от  заурядной  женской  участи,  во  имя  туманной  мифической  цели.  Однако,  существа,  более  неприкаянного  и  несчастного,  каким  она  стала  в  результате  своей,  так  сказать,  эмансипации,  трудно  даже  представить.  Как  пишет  сам  автор:  «Она  одинока,  измучена  беганьем  по  урокам,  бросила  семью,  и  живёт  впроголодь,  зато  у  неё  есть  цели  и  надежды,  мечты  о  курсах,  о  науке  и  работа  для  общества»...  И  насколько   убедительно    первая  половина   авторской  фразы  передаёт  истинное  положение  дел,  настолько  же  вторая  её  часть  исполнена  фальши  и  несостоятельности  всех   чаяний  и  притязаний  героини.  На  поверку,  все  они  -  чистейшая  химера,  за  которую  спрятаны  все  чисто  женские  проблемы  и  неудачи.  Героиня  прячет  ясное  сознание  того,  что  при  всём  желании,  не  может  по-человечески  устроить  личною  жизнь.  А  потому   и  кинулась  в  учёбу,  в  науку,  в  так  называемую  общественную  деятельность  -  ведь,  податься – то,  больше  некуда.  Тут  невольно  вспоминается   чеховская  Лида  Волчанинова,  её  деятельность,  кой  сам  автор,  устами  своего  героя  выносит  беспощадный  приговор....
     Очевидность  этой  химеры  разоблачается   по  мере  того,  как  нарастает  чисто  женская  привязанность  Елены  к  Ветвицкому.  А  тот,  в  свою  очередь,  совсем  не  собирается   менять  в  отношениях  с  ней,  столь  чтимого  ею  товарищества.  И  получается  так,  что  идеи,  которым  она,  якобы,  привержена  оборачиваются   против  неё  же  самой...  Впервые  осознав  себя  женщиной,  однако, 
безразличной  Ветвицкому,  она  впадает  в  отчаяние,  протестует,  создавая  тем  самым  ситуацию  крайне  нелепую.
        Без  обиняков,  автор  показывает  незамысловатый  жизненный  опыт  нигилистки.
          ...Показывая,  сидящего  в  столовой  Ветвицкого,  который  наблюдает  за  одной  из  тех  многих,  «забитых  трудом  и  бедностью старушек,  которые  встречаются  на  улицах»,  автор,  словно  бы  намекает  на  то,  что  подобная  участь  в  будущем   ожидает  и  Елену.   Однако,  надо  сказать,  что  даже  в  образе  Елены,  у  которой  нет  ничего  общего  со  всеми  его  героинями  -  даже  в  нём  отразилось  именно  бунинское  воззрение  в  отношении  русских  женщин,  в  самом  широком  смысле.  И  чисто  бунинское,  неповторимое  представление  о  русской  женщине,  каким  бы  характером  она  не  обладала,  в  какой  бы  жизненной  ситуации  не  оказалась.
        Особенно  выявляется  эта  оригинальность  женских  образов  Бунина,  сравнивая,  например,  тот  же  рассказ  -  «Без  роду-племени»  с  рассказом  Максима  Горького  -  «О  первой  любви.  Начнём  с  того,  что  Ольга  у  Горького  не  подлежит  никакому  сравнению  с  бунинской  Еленой.  Хотя,  по  роду  занятий  и  социальному  статусу  они  в  чём-то  близки.  В  то  же  время,  Елена  у  Бунина  -  марксистка,  а  Горький  называет  свою  Ольгу  нигилисткой.  Это  далеко  не  случайно,  поскольку  нигилизм,  в  самом  широком  смысле  понятия    определяет  суть,  сердцевину  данного  характера.
О  политической  деятельности  обеих  герои  почти  ничего  не  говорится.  При  этом  же,  очевидно  одно:   Елена  в  определённом  смысле  -  «синий  чулок».  Такою   сделало  её  стечение  различных  обстоятельств.  Тонко  чувствующая,  легкоранимая  и  болезненно  эгоистичная   Елена  фанатично  отдаётся  своей,  в  сущности,  ничтожной  деятельности.  Однако,  судьба  у  неё  складывается  крайне  плачевно.  Видимо,  потому  что  она  некрасива  и  неинтересна  именно,  как  женщина.  У  неё  мало  шансов,  увлечь  мужчину,  завести  роман  выйти  замуж.  И  в  этом  -  в  силу  бунинской  концепции  -  состоит   её  главная  беда,  источник  душевной  боли,  раненного  самолюбия,  тайного  и  глубокого  несчастья...
           А   вот  Ольга  у  Горького  -  красива,  энергична,  жизнерадостна.  Вырвавшись  на  свободу,  за  пределы  всех  общепринятых  условностей,  она,  не  ведая  сентиментальных   чувств  обездоленности  и  сиротства,  с  радостью  пожинает  плоды  этой,  ни  чем,  не  ограниченной  свободы.  С  присущей  ему  манерой  описания  обыденной,  лишённой  романтизма,  чувственности,   Горькой  показывает  жизнь  своей  героини,  зарабатывающей  на  кусок  хлеба.  Жизнь,  беспокойную,  в  чём – то,  даже  авантюрную.   Однако,    не  в  смысле  «таинственной»  работы,  дела  -  авантюры  эти  иного  плана  -  любовные.   Ольга  имеет  ребёнка  -  дочку:  «... ребёнка,  случайно  родившегося  где – то  на  пути   между  двумя  романами».
        Без  обиняков,  автор  показывает  незамысловатый  жизненный  опыт  своей  нигилистки:  «Знакомство  с  богемой  и  эмигрантами,  связь  с  одним  из  них,  затем  полукочевая   полуголодная   жизнь  в  подвалах  и  на  чердаках  Парижа,  Петербурга,  Вены  -  всё  это  сделало  институтку  человеком,  забавно  спутанным   и  на   редкость  интересным...».