АТЛ

У нас в Ташелгинской партии транспорт был представлен несколькими лошадьми и одним гусеничным трактором ДТ-75. Лошади были пригодны для горных работ: перевезти на новое место вороток с бадьёй, подвезти крепь, ну и для верховых поездок. Трактор использовался для перевозки буровых установок. Гораздо хуже было дело в общении с внешним миром. Дороги, пригодной для автотранспорта, не было, 24 километра до грейдерной дороги от верховьев Майзаса весной, осенью, да и летом представляли собой сплошное месиво из грязи и снега, по которому мог пройти только трактор. Между тем, партия постоянно нуждалась в такой связи: всякие материалы, горючее, снаряжение, прибывали люди со своим домашним скарбом. И нужно было видеть, как с перевала в посёлок въезжал трактор, а за ним волоклись огромные сани, собранные из толстых брёвен, окованных железными полозьями, а на санях – бочки с горючим, всякое железо, кровати, шкафы, перины, а на всём этом возу – женщины и дети, укутанные во всё, что можно. Конечно, такой способ доставки людей был запрещён, но иного способа не было.

И вот, набравшись нахальства, я написал письмо маршалу Ивану Христофоровичу Баграмяну (почему уж именно ему я сейчас не помню). Изложил все наши беды и попросил выделить нам артиллерийский тягач. К своему удивлению, я получил ответ на своё письмо. Мне ответили, что в разовом порядке тягач выделен быть не может, но вскоре будет распределение излишней техники по геологическим организациям, и тогда вы сможете такой тягач получить. Не знаю, сыграло ли моё письмо какую-то роль, или нет. Скорее всего, оно было одним из многочисленных обращений по этому поводу.

 Прошло три года. Я уже работал на геологической съёмке. Мы делали геологическую карту низовьев реки Мрас-Су. Обходились лодкой с подвесным мотором и лошадьми. И вдруг узнаём, что в экспедицию поступил лёгкий артиллерийский тягач (АТЛ). Мы бросились к начальству с просьбой отдать его нам, т.е. Казасской геолого-съёмочной партии. После всяких споров и обсуждений тягач достался нам. Мы всей партией приходили к мехцеху любоваться им. Вместительный кузов, дизельный двигатель от МАЗа, к нему даже полагался тент с окошками на дуговых опорах. Ну, теперь по тайге поездим! Но он был не новым и требовал кое-какого ремонта, а полевой сезон уже начался, поэтому решили так: партия выбрасывается ( я уже не помню каким способом), а я остаюсь дожидаться конца ремонта, загружаю тягач продуктами и перегоняю его напрямик через тайгу от посёлка Майзас до реки Мрас-Су, где в это время будет лагерь партии.

И вот настал день, когда мне сказали: тягач готов, водитель – Пётр Костенко, мужик опытный, водил тягач в армии. И тут выяснилось, что тягач-то готов, но к нему нет аккумулятора, для запуска стартера. Вся моя беготня по начальству ни к чему не привела – нет аккумуляторов и всё. Механик экспедиции, ещё молодой, но уже хамоватый, авторитетно дал наставление: «Ставьте на гору и утром съезжайте с неё – так заводите.» Что делать? В партии продуктов – в обрез, привезти-то их должны мы на тягаче; да и работа требует транспорта – мы должны заснять всю южную часть наших листов. Обсудили обстановку с Петром, решили – рискнём. И вот мы поехали. В кузове – продукты и снаряжение, я - в кабине. Непривычно комфортно для поля. Через Томь у Майзаса переправились на пароме и через посёлок Майзас покатили по отсыпанной дороге вверх по речке Майзас, затем свернули в его верхний левый приток и затем ещё в левый отвилок. Здесь располагался последний лагпункт (лагерный пункт). За ним отсыпанный грейдер кончался, и была уже глухая тайга. Проехали километров 20 и вот он лагпункт! Справа от дороги – лагерная зона с вышками, за ней ремонтная зона, где ремонтировали трелёвочные трактора и другую технику, слева – штаб и ещё какие-то постройки. Грейдер кончается сразу за ремонтной базой. Лихо проносимся мимо всех лагерных объектов, съезжаем с грейдера и врезаемся в тайгу. И сразу, оглушительный треск, рёв двигателя. Петя не растерялся, задним ходом выехал назад на грейдер, и остановился, не глуша двигателя. Я выскочил из кабины и бросился к радиатору. Толстый и острый, сухой и отбеленный, как бивень мамонта, сук пропорол радиатор тягача и заклинил вентилятор. Я выдернул этот сук и отбросил в сторону. Из радиатора хлестала вода. Я заскочил в кабину и крикнул Петру: «Давай к ремонтному цеху.» Подъехали к воротам, и я побежал в штаб, отыскал там какого-то офицера и рассказал ему о нашем приключении. Он мигом всё понял и вместе со мной направился к воротам мехзоны, что-то сказал часовому. Тот открыл ворота, и Петя въехал в зону. Офицер прошёл в какое-то помещение и оттуда послышался разговор. Офицер вышел, сказал мне: «Всё сделают» и отправился в штаб. Вслед за офицером из помещения вышел немолодой уже, худой и высокий сутулящийся зэк. Он подошёл к тягачу (Петя уже заглушил двигатель), поговорил с Петром и принялся за работу. Он вырезал в радиаторе квадратное окошко, убрал из него повреждённые части трубок, зачеканил их и тщательно пропаял. Когда залили в радиатор воду, из некоторых мест показались капельки. «Ничего, затянет»- решил Пётр. Я сложил в пробный мешочек буханку хлеба, по паре баночек тушёнки и сгущёнки, отдельно в мешочек насыпал сахару, добавил недозволенное вложение – пачку чая и отдал полный мешочек зэку. Он с живым интересом наблюдал, как я всё это собираю, взял мешочек, упрятал его под куртку и быстрым шагом, как-то по особенно по зэковски сутулясь ушёл к себе в медницкую и в открытую дверь мне было видно, как он упрятывал мешочек куда-то так, чтобы его не было видно. Каким-то, уже не помню, образом мы завели тягач и выехали из зоны. Пётр пошёл в магазин, который был рядом со штабом, и вернулся с парой пачек горчичного порошка. Одну пачку он тут же высыпал в радиатор. Через несколько минут даже капельки воды из радиатора перестали появляться. Сработал старый шофёрский способ – устранять течь в радиаторе с помощью горчицы.

Лагерь этот был особенный: здесь сидели уголовники-рецидивисты, долгосрочники со сроком 15-25 лет. Одеты они были в особую полосатую одежду. Когда мы уже собрались отъезжать, к нам подошёл знакомый нам офицер и предупредил:
«Вот что ребята. Будьте осторожны. У нас пару дней назад произошёл побег. Ушли трое из самых отъявленных. Ушли так, что забрали из зоны всё своё, все свои тряпки, тюфяки, одеяла, так, что собакам нечего было дать понюхать, чтобы след взяли. Их ищут, но им важно заиметь какие ни есть документы и цивильную одежду. Им терять нечего и они пойдут на всё.»

Мы попрощались и двинулись в тайгу. Теперь я большую часть пути шёл впереди и расчищал путь тягачу от особенно опасного валежника. Добрались мы до партии с ночёвкой и практически без приключений, если не считать, что один раз я едва не наступил на глухаря. Он по куриному купался в ямке с пылью, видимо задремал и ракетой рванул в чащу из под самых моих ног. В другой раз мы спугнули капалуху (глухариху) с глухарятами. Трепеща совсем ещё прозрачными крылышками, они бросились в чащу вслед за матерью. С неделю мы спали с ружьями наготове и с наганом под спальным мешком. Не помню уже, но каким-то образом нам сообщили, что беглых поймали.

Какое-то время мы так и работали: весь день тягач не глушили при переездах, а на ночь ставили на горку. Однажды, ближе к осени, когда ночи уже стали холодными, утром наш тягач съехал с горки и… не завёлся. И оказались мы посреди тайги с мёртвым тягачом и с полным отсутствием возможности на какую-то помощь,  в радиусе 30 километров ни жилья, ни техники, ничего. И это не полуторка или легковушка, которую можно завести толкая или крутя ручку (кривой стартер). Но что-то предпринимать было нужно. Мы знали, что километрах в 5 выше того места, где мы находились, по речке Чебалсу есть брошенный лагерь заключённых. Его ликвидировали несколько лет назад, но строения были целыми и крепкими. Мы решили сходить туда и поискать какое-нибудь приспособление, с помощью которого можно было бы сдвинуть тягач с места. Пошёл я с кем-то из наших ребят (кажется, это был Петя Килин, студент из Осинников). Пришли мы в лагерь и среди всякого железного хлама на территории мехцеха отыскали таль - приспособление которым поднимают вертикально всякие грузы, например, двигатель при ремонте трактора. Что-то у тали было не исправно, но мы с Петей решили её взять (другого-то не было). Таль эта – тяжеленная железяка у которой две головки с крюками и длинная цепь. Кроме того мы прихватили трос и поволокли всё это железо к себе, к тягачу. Большой радости наше приобретение у ребят не вызвало. Но выхода не было и стали соображать, что делать дальше. Сразу стало ясно, что с помощью этой тали тягач на склон не затащить. В конце концов выработалась такая схема: таль прикрепляем к стволу пихты, а между этим деревом и тягачом нужно соорудить наклонную эстакаду, так чтобы с помощью тали и троса затащить тягач на эстакаду, а с неё уже он будет съезжать сам и заведётся. И вот с помощью пилы и топора мы два или три дня сооружали эту эстакаду. Скобы опять-таки разыскали  в том же брошенном лагере.

И вот наступил момент, когда можно было затаскивать тягач на эстакаду. Сначала ничего у нас не получалось: всё-таки таль это не лебёдка. Но потом приспособились, и сантиметр за сантиметром задом тягач пошёл на эстакаду. Тянули целый день. И вот он на эстакаде, Петя включает сцепление, тягач покатился вниз и … не завёлся. Ну, тут мы уже разозлились, и несмотря на то, что дело было уже к вечеру часа за два снова затащили тягач на эстакаду и в этот раз он завёлся. В этот день мы переезжать уже не стали из-за позднего времени, но Петя загнал АТЛ едва ли не на самую вершину склона и на другой день и до завершения полевого сезона наш верный тягач заводился исправно. А эстакада наверно и сейчас ещё догнивает посреди тайги, удивляя редких охотников.

Наш посёлок Камешок, где базировалась Томь-Усинская экспедиция и где мы зимой обрабатывали полевые материалы и составляли карты, расположен в 17 километрах от Междуреченска вверх по Томи. В начале 60-х годов настоящей дороги туда ещё не было, была только грунтовка, которую протоптали строители железной дороги Сталинск-Абакан. Зимой и дорогу, и посёлок заносило снегом, и всякое  сообщение с городом часто прерывалось. А в Междуреченске уже построен дом Культуры – огромный и сияющий. Директором его стал мой добрый товарищ Пётр Михайлович Клещёв – бывший машинист шахтного электровоза на шахте 5-6 и бывший актёр. И в Междуреченск зачастили на гастроли популярные в 60-х годах эстрадные и оперные звёзды. И вот мы приноровились ездить в город на концерты. Застилали кузов тягача сеном, набивались под тент битком – и в Междуреченск. Лихо подкатывали к подъезду дома культуры, к удивлению подходящей на концерт публики, Пётр Михайлович любезно предоставлял нам свой кабинет, чтобы наши дамы могли привести себя в порядок после езды на сене и –в зал. Начальник экспедиции Капитанов писал своим друзьям в другие экспедиции об этих поездках как о высших достижениях цивилизации в геологии, хвастал перед друзьями.

Однажды вот так же мы поехали на концерт Тамары Миансаровой. В то время она была одной из самых популярных певиц Союза. Приехали, как обычно, сидим в зале (зал полон), а концерт не начинается. Ждали около часа. Наконец выходит конферансье и объявляет о начале концерта. А из зала не аплодисменты, а возмущённые выкрики. И тут вышла сама Тамара и, как обиженная девочка, стала выговаривать залу за такой приём. Выяснилось, что дорогу между Мысками и Междуреченском замело снегом, и их автобус застрял в сугробах, и они ждали, пока их вызволят. Для неё это был подвиг, приключение, а для всех сидящих в зале – обычное дело. И никто этой московской девочке не объяснил, что с этого и нужно было начинать концерт: извиниться за задержку и с юмором рассказать, как они толкали автобус. В конце  концов всё уладилось и зал разразился аплодисментами и концерт прошёл очень хорошо. С помощью Петра Михайловича нам удавалось бывать за кулисами после концерта и знакомиться с артистами. Им, как я подметил, тоже было интересно встретиться с «героическими людьми» - сибирскими геологами.

Предстоял очередной полевой сезон, и в качестве специального задания Казасской партии было поручено проверить наличие киновари в аллювиальных отложениях по притоку реки Кондомы – ручью Кундель. Там до недавнего времени работал золотой прииск. Он был закрыт уже несколько лет назад то ли потому, что россыпь уже была отработана, то ли из-за низких содержаний золота в ней. А на наличие киновари в золотоносных песках указал кто-то из геологов-тематиков, сделал заявку, которую нам предстояло проверить. Водителем тягача у нас в этот сезон был уже не Пётр Костенко, а Олег Попов. Высокий белокурый невозмутимый ни при каких обстоятельствах парень. Собственно, имя его было не Олег, а Алик (не знаю как полное), но в это время невероятно популярен в СССР и за рубежом был «солнечный клоун» Олег Попов, поэтому у нас Алика переделали в Олега, чему он не особенно и противился.

Ручей Кундель – это уже система не Мрас-Су, а Кондомы, дорог туда со стороны Мрас-Су не было и нам предстояло выбрать туда наиболее оптимальный маршрут. Решили ехать так: от Камешка через Междуреченск до Мысков, от Мысков вверх по Мрас-Су по террасе левого берега через деревни Курья и Чувашка до ручья Мзас, по долине Мзаса до перевала и там – в долину Кунделя. На въезде в Мыски сразу за мостом через Мрас-Су свернули налево, съехали на террасу и по грунтовой дороге поехали вверх по Мрас-Су. Миновали Курью и Чувашку, и далее дороги не было. Может быть когда-то и была, но теперь перед нами была терраса, заросшая подлеском и мне большую часть пришлось идти впереди тягача и выбирать дорогу. Но вот и Мзас, и мы двинулись вверх по нему. По-моему какая-то старая дорога по Мзасу была, потому что хоть и по густой тайге, но двигались мы довольно споро, может быть час, а может и два. И вдруг тайга расступилась и мы выкатились на чистое место. Перед нами открытое очищенное от тайги пространство в долине Мзаса, какое-то уютное и светлое и в конце этой поляны – большой бревенчатый дом, по правую руку – такие же бревенчатые хозяйственные постройки, а по левую руку на склоне долины – ряды ульев. Навстречу нам уже бежали ребятишки и показались уже кто-то из взрослых. Мы остановились, сошли с тягача и тут увидели, что к нам идёт старик. Сразу стало ясно, что он хозяин этой таёжной заимки. Крупный и кряжистый уже очень старый, но крепкий. Седые волосы собраны ремешком, борода, видимо, никогда не стриженная, белая, ну не до пояса, но точно до середины груди, одет в белую холщовую рубаху до колен, кажется без опояски. Мы хором вежливо поздоровались, и объяснили, что мы геологи и что нам нужно попасть на Кундель, туда где был прииск. Дед разволновался: «Деточки, деточки, покажу я вам дорогу, а пока медку попробуйте.»

И вмиг появилась большая миска, точнее тазик, полный мёда, наверно только что скачанного, потому что был он ещё жидкий, прозрачный неповторимого «янтарного» цвета. Вооружившись ложками и ломтями хлеба, мы не успокоились, пока не очистили весь тазик. Мы, в свою очередь, поделились с обитателями заимки сгущёнкой, тушёнкой, хлебом, ещё чем-то. Старик куда-то исчез, а мы оживлённо о чём-то говорили с заимщиками. Они явно стосковались по внешнему миру, расспрашивали обо всём, а мы их, в свою очередь, об их житье - бытье.
И тут появился старик. Но это был уже не тот старик – тот был такой домашний, улыбчивый, немного суетливый в своём гостеприимстве. Этот был серьёзен и даже торжественен. Волосы расчёсаны на обе стороны с пробором и даже смазаны маслом, борода расчёсана, рубаха другая, тоже белая и длинная, но чистая и ненадёванная, подпоясана. В руке длинный посох. Видно было, что человек собрался на важное и ответственное дело. « Ну, идёмте, деточки».

Повернулся и пошёл впереди тягача вверх по долине. Я пошёл рядом с ним, предложил ему место в кабине, но он отказался и так же торжественно продолжал ступать впереди нашего отряда. Прошли мы с километр до развилка, и старик остановился и стал объяснять, как нам ехать дальше. Я подозвал Олега, чтобы он запоминал все приметы. Потом мы попрощались со стариком, и он так же торжественно, отмеряя каждый шаг посохом, пошёл назад к своей заимке. А мы двинулись вверх по ручью, отмечая все приметы и повороты, про которые нам говорил старик. Так двигались мы довольно долго. И вот уже день на исходе, и вот уже верховье лога, за которым грядой виден перевал. Но этот последний рывок до перевала оказался, во-первых, крутым, а во-вторых мокрым, заболоченным. Тягач забуксовал и стал закапываться в рыхлый болотистый грунт. Провозились мы с тягачом пока солнце не коснулось тайги. Я решительно сказал:«Всё, ночуем здесь. Утро вечера мудренее».

Поставили новую палатку. Нам в том году выдали некую новинку – яркую, полосатую, длинную как сарай шестиместную палатку с полом и алюминиевым каркасом. Быстро её установили и набились в неё все вдесятером и уснули. Утром сквозь сон я услышал какой-то стук. До сознания дошло, что это стук топоров. И вдруг я вскочил – стук доносился со склона левее тягача, рубят дерево, а это значит, что дерево упадёт на тягач. Я выскочил из спального мешка и в одних трусах и в сапогах выбежал из палатки. Два наших мужика (проходчики) действительно, метрах в 15, на склоне рубили лесину. Не помню, что это было пихта или осина. Но была она - здоровенная. Я бросился к ним с криком: «Стойте, стойте!» И тут лесина пошла … и, конечно, прямо на АТЛ. Раздался грохот и кабина тягача, как бумажная, смялась почти до сиденья. Я по инерции ещё бежал к мужикам, тряс кулаками и что-то кричал. Те растерянно стояли с топорами в руках и бормотали что-то невразумительное: «Да мы думали…, да мы хотели.» Начальник отряда Беляев Николай Кузьмич ошарашено и как будто безучастно стоял в стороне и глядел на содеянное, Олег молча смотрел и – ни слова. Обошли тягач кругом: полметра туда и лесина угодила бы на двигатель, и он был бы всмятку, полметра сюда и удар пришёлся бы по кузову, как раз туда, где у нас сложены несколько ящиков аммонита и коробка с детонаторами. И тогда от тягача и от всех нас остались бы только фрагменты. Нечего сказать – удача.
Немножко пришли в себя, делать-то что-то нужно. Пилой распилили лесину, стащили с тягача. Олег (так же молча) влез на смятую кабину и открыл люк в крыше кабины. Дверцы кабины смяло, и их было не открыть, а люк в крыше кабины открылся. Олег влез в люк, уселся на сиденье, и выяснилось, что его голова и плечи торчат над крышей, а руки внутри. Что-то он там сделал, включил двигатель и наш верный АТЛ завёлся. И несмотря на весь трагизм положения, нелепо торчащая из люка часть фигуры Олега была такой комичной, а урчащий АТЛ таким родным, что мы все расхохотались и разразились восторженными криками. Значит не всё потеряно. Собрали лагерь, теперь уже спокойно позавтракали, из лесины выпилили подкладные брёвна и с их помощью АТЛ вылез и мы двинулись к перевалу.

И вот уже перевал. Выскакиваем на него, и … Олег едва успел затормозить и дать задний ход: перед нами открылся обрыв глубиной несколько десятков метров. Осторожно его объехали, слезли с тягача и осмотрелись: водораздел представлял собой круто поставленную пачку известняков, и в ней с северной стороны образовалась гигантская карстовая воронка. Её южный борт, куда мы выехали, был отвесным, а северный, пологим. Как и положено воронке, эта яма к основанию сужалась и там видна была дыра, куда уходили весенние и осенние воды. Выход этого канала, видимо, был там, где мы застряли с тягачом, почему там и создалась заболоченность. Теперь уже спокойно спустились в систему Кунделя и через 2-3 часа выехали на брошенный посёлок. Вот она панорама прииска перед нами. Бросается в глаза сооружение из брёвен – нечто среднее между длинным узким мостом на высоких бревенчатых опорах и эстакадой. Это промывочная машина. Отвалы песка, остатки бревенчатых строений, а на плоском взгорье – аэродром, да – посадочная полоса для небольших самолётов. Мы на Кунделе.

Мы пробыли здесь более недели. Отобрали и промыли больше сотни шлиховых проб, а я, сидя на выходе из палатки и ловя солнце зеркальцем бинокуляра, просматривал их. Смотрел так, что у меня ещё долго потом время от времени сводило судорогой глаза. Несмотря на все наши старания ни киновари, ни золота мы не встретили. И остались у нас в памяти о Кундели свирепые Кундельские комары, да сочинённые ребятами Кундельские частушки.
До Кундели еле-еле
Пёрли мы на АТЛе,
Киноварь найти хотели
Мы на этом на Кундели.
На Кундели, на Кундели,
Комары нас чуть не съели
Мы плевать на них хотели,
Нас не выгонишь с Кундели.
До конца сезона АТЛ служил нам исправно, но там где нам приходилось появляться, все люди сбегались посмотреть на диковинную картину: из люка высовывается невозмутимая белокурая физиономия Олега, а как он там шурует рычагами не видно. В конце-концов Олегу это надоело и он с помощью набора чурбачков, домкрата и Пети Килина кабину кое-как выправил.

Прошло много лет (около десяти), мы семейством жили уже в двух тысячах километров от Горной Шории в Западном Казахстане, в городке Эмба, где я состоял главным геологом экспедиции. Детям нашим нужно было молоко, и вот кто-то посоветовал: «Вот там-то и там-то живёт мужик, одинокий, держит корову и продаёт молоко». Я пошёл по этому адресу. Действительно – пожилой, сухощавый, крепкий мужик, разговорчивый, общительный, энергичный. О молоке договорились, а он стал расспрашивать меня дальше: откуда, мы раньше тебя здесь не видели и прочее. Ну, я ему пояснил, что в Казахстане я пять лет, а в Эмбе вообще два года, а до этого жили мы с женой и работали в Горной Шории, что работал я по рекам Мрас-Су и Усе. Мужик оживился: «О, я же тоже в тех местах жил и работал, на Кундели золото мыл, слыхал про такой Кундель?»  Тут уж и я тоже поразился, замахал руками и рассказал ему нашу Кундельскую эпопею. И долго мы ещё перебивая друг друга, вспоминали те места и всякие подробности. И он вдруг тут же спел похабную приисковую частушку:
На Кундели я жила,
Золото копала!
Кабы не было…
С голоду б пропала.
Вот такие пути человеческие.