После выхода в свет одного из моих романов «Вторжение», некоторые из читателей, не без основания увлекшиеся повествованием, попросили меня по возможности подробнее рассказать о такой категории бродяг колониальной Америки как «вояжеры», персонажи которых были органично вплетены в сюжетную линию вышеуказанного произведения.
Да действительно, суровая романтика бытия в период развития меховой торговли на Североамериканском континенте связанна с деятельностью вояжеров.
Представьте себе, уважаемый читатель следующую картину. Торговый пост «Северо-западной пушной компании» где-нибудь в северной Миннесоте. Лето в самом разгаре. Слияние голубого небесного простора с многочисленными водными артериями завораживают взор. Тихо на ветру шепчут осины, березы, клены, и словно стражи на часах среди них возвышаются стройные сосны. Запах от дыма костров доноситься из расположенных неподалеку от фактории индейских лагерей и навязчиво наполняет воздух. Здесь же на окраинных поста установлены небрежные кемпинги «речных бродяг», называемых вояжерами, которые прибыли сюда из различных уголков неизведанной дикой страны, чтобы доставить скупщикам шкуры бобра, взамен получить расчет и запастись провизией.
На территории фактория постоянная суета – кто-то продает, кто-то покупает. Несмотря на языковые барьеры, повсюду раздается многоголосье, ибо обитатели фактории общаются между собой на разных языках. Здесь можно увидеть французов, немцев, шотландцев, голландцев, англичан, русских, метисов и индейцев. Все они придерживаются разных религиозных убеждений и принадлежат к различным социальным прослойкам.
Здесь толкнуться «буржуа» из Монреаля, чтобы определить дальнейшую стратегию на сезон охоты, оговорить цены на меха, посчитать издержки и страхования, одним словом систематизировать то, что естественным образом влияет на успех бизнеса.
Недалеко от них, наперебой, с индейцами спорят «зимовщики»– бывалые и опытные в своем деле вояжеры. Они как всегда пытаются надурить наивных индейцев в ценах на бобровые шкуры. Индейцы весьма требовательные партнеры вояжеров в меховом бизнесе, их вкусы, предпочтения и потребности во многом отличаются от европейских. Индейцы, как правило, за шкуры выменивают у купцов промышленный товар – ружья, порох, свинец, одеяла, сковородки, чайники, ткани, табак, бисер, киноварь и прочую бытовую утварь. Белые же люди удовлетворяются исключительно бобровым мехом. Мех – основная валюта в этом краю. За мех здесь продается и покупается все.
«Господа» – скупщики бобрового меха, потом переправят его на рынок в Монреаль, откуда до отказа набитые шкурами шлюпы отправятся на европейские рынки, где мех пользуется огромным спросом. В Европе шапочных дел мастера пошьют из него роскошные головные уборы, которые будут носить исключительно люди богатых сословий.
Но для того чтобы вся эта система бесперебойно работала более чем столетие, вояжерам пришлось «маслать» веслами по рекам Северной Америки и пройти пешком с грузом на спине не одну тысячу миль.
Первоначально меховая торговля развивалась вдоль восточного побережья Северной Америки и в начале колониального периода не была приоритетным видом деятельности европейцев населявших континент. Эта торговля к тому же еще и не имела международного значения, а являлась просто локальной торговлей с аборигенными племенами.
Однако в 80-х годах ХVII века на изобилие пушнины в долине реки Святого Лаврентия обратила внимание французская корона, что побудило французов установить в указанном регионе свое постоянное присутствие и затем расширить его в районы Великих Озер, к истокам рек Миссисипи, Огайо, речных долин современного Иллинойса и Гудзонова залива. Этот огромный массив территории североамериканского континента французы превратили в достаточно амбициозное коммерческое предприятие, предназначенное для удовлетворения европейского спроса на мех.
Торговля мехом естественным образом близко связала французов с местными индейскими племенами, без которых они, как оказалось, не могли ни заготовить, ни переработать, ни транспортировать, ни одой партии шкур. Для обеспечения всех перечисленных услуг французы нанимали индейцев в качестве посредников и проводников, заключая союзы с целыми племенами. Таким образом, с одной стороны французские мехоторговцы и добытчики пушнины глубоко увязли в экономику и политику аборигенов, а с другой, вовлекали их в европейскую сферу влияния, содействуя постепенному разрушению культурной идентичности аборигенных племен.
В интересах сохранения этих сложных, но выгодных французам отношений с индейцами, они разработали целую политическую концепцию, которая, как мы знаем, во многом отличалась от англо-саксонской концепции взаимоотношений с аборигенами, реализуемой в англоязычных колониях Атлантического побережья.
Приступая к плановой и масштабной торговле пушниной в долине реки Св.Лаврентия французы вскоре заметили, что данный промысел, аборигены давно поставили на весьма высокий уровень. Особенно французы обратили внимание на развитую сеть транспортных артерий проложенных индейцами от Атлантики до Тихого океана и от Мексиканского залива до Северного Ледовитого океана. По сети водных и сухопутных маршрутов индейцы издревле торговали между собой, перемещая ракушки и медь с восточного побережья и берегов Верхнего озера на запад и юг, откуда обратно завозили табак, сухофрукты, рыболовные сети и различные меха.
На масштабность внутренней индейской торговли, указывают факты того, что линейка многих европейских товаров, имевшихся в обиходе аборигенов Северной Америки, появилась у них еще задолго до появления на континенте первых европейских торговцев. Например, совершенно недавно в ходе раскопок одного из поселений индейцев племени сенека, южнее озера Онтарио, археологи обнаружили серебро европейского происхождения, а также латунь и орнаменты, датируемые серединой ХVI века, причем находилось это поселение за сотни километров от побережья Атлантического океана.
У индейцев того периода существовали даже определенные правила регулирующие внутриконтинентальную торговлю. «Они (речь идет о гуронах (вайандотах, вендатах (wendat агл.) – И.К.) имели определенные законы в торговле между собой, которые непреложно соблюдали, – писал миссионер-иезуит Жан де Бребеф. – Например, что касается коммерции. Несколько семей племени имели в собственности тот или иной вид промысла и специализировались на нем. Их дети разделяли между собой права родителей на этот промысел (то есть священник указывает на существование некой преемственности у гуронов в том или ином виде промысла– И.К.), потому что, как это бывает и у нас, носили те же имена. Никто другой, кроме этой семьи не имел права заниматься тем видом торговли или промысла, которым владела семья без ее разрешения. Разрешение же предоставлялось советом семьи в зависимости от обстоятельств или потребности того, кому этот промысел на тот момент был нужен. Если хозяева промысла имели достаточно запасов от своего вида деятельности, то охотно делегировали свое право заняться этим промыслом другой семье, получая от нее определенную компенсацию за предоставленное право. Большая часть состояния таких семей формировалась именно от делегирования прав на занятие промыслами другим семьям. Но, если кто осмеливался заняться торговлей или промыслом без разрешения семьи монополиста, и делал бизнес скрытно и тайком заработал на нем, и потом это вскрывалась, то тот человек или группа людей приравнивались к ворам, а воровство в среде индейцев весьма презиралось. К такому человеку, если он был изобличен, и потом еще и препирался, оправдывая себя, соплеменники относились неуважительно. Такого человека они называли «носит свое тело в дом», то есть человек без души, одно лишь тело. Если захватчик промысла, признавал свою вину и возвращал его законному владельцу то, что незаконно заработал на его собственности, то в дальнейшем все претензии к его бесчестию снимались».
Обладая развитой инфраструктурой и определенным потенциалом для участия в масштабной торговле с европейцами, индейцы отнюдь не разделяли их взглядов и подходов к сему процессу. В отличие от европейцев, склонных к стяжательству личного богатства, индейцы, как правило, приобретали товары с целью их употребления или переделки, то есть приспосабливали для определенных нужд и не более. Кроме этого, если индейцы и накапливали имущество, то лишь только с одной целью – последующей его раздачи малоимущим соплеменникам, демонстрируя, таким образом свою щедрость и бескорыстие – добродетели весьма почитаемые в индейском обществе. Также, подарки в индейском обществе служили средством в межплеменной дипломатии. Посредством дарения ценных предметов и вещей заключались и поддерживались союзные отношения между альянсами племен. Поэтому-то торговля для индейцев являлась средством приобретения товаров, необходимых для выполнения социальных и дипломатических обязательств. И эта одна из самых важных причин, по которым индейцы, несмотря на различные подходы к ведению торговли с белыми, шли на контакт и заключали торговые соглашения с ними.
Для того чтобы заложить основы своего постоянного присутствия в регионе пушного промысла, который к моменту прихода Франции на континент полностью находился в руках индейских племен, французам необходимо было удивить индейцев товарами европейского происхождения. С этой целью, вблизи индейских поселений, французскими трейдерами (торговцами) основывались торговые посты (фактории), постепенно становившиеся первыми поселениями.
Таким образом, французская торговая сеть гармонично встраивалась в существующую индейскую торговую сеть. Для того чтобы получить доступ к бобровому меху, перемещаемому по маршрутам контролируемым индейцами, французам пришлось заключить ряд стратегических альянсов с представителями аборигенных племен, являвшихся своего рода монополистами пушного промысла в регионе.
Первоначально французы осуществляли торговлю мехом исключительно с помощью и при посредничестве индейцев, которые собирали шкуры во внутренних районах континента среди охотников индейского происхождения. Затем индейские посредники, сформировав партии товара, доставляли его сухопутным, либо водным путем во французские фактории на реке Св.Лаврентия.
Стоит отметить, что главными посредниками французов на протяжении всего ХVII столетия являлись гуроны, и лишь в начале ХVIII века французы стали постепенно избавляться от заламывавших цены индейских партнеров и устанавливать непосредственные контакты с добытчиками пушнины в лице свободных трапперов как индейского, так и европейского происхождения.
В прочем существует и другая более убедительная, на мой взгляд, версия разрыва партнерских отношений французов с гуронами.
К периоду 1649 – 1650 годов гуроны практически были обескровлены войнами с ирокезами, поскольку последние были вооружены голландскими мушкетами, которые поставляли им торговые партнеров на реке Гудзон, в связи с чем, рынок пушнины был быстро захвачен ирокезами и меховые потоки стали уходить к голландцам и англичанам, обосновавшимся на Гудзоне. К тому же весьма интенсивная (в течении 10 лет) эксплуатация пушного зверя в районе реки Св.Лаврентия истощила ресурс, снизив его популяции. В этой связи французам ничего не оставалось делать, как снаряжать торговые экспедиции за мехом вглубь континента, используя возможности смельчаков из числа «лесных бродяг», согласившихся на свой страх и риск поставлять пушнину во французские фактории Монреаля, Квебека и Оттавы. Так было положено начало зарождению особой категории авантюристов и искателей приключений, вошедших в историю под названием «вояжеры».
В переводе с французского слово «вояжер» (voyageu-фр.) буквально означает «путешественник». В символическом значении этот термин применялся к так называемым «коробейникам», «лесным бегунам» (coureurs de bois – фр.) на части территории южной Канады, и северных штатах Среднего американского запада, которые с середины ХVIII и до 40-х годов ХIХ веков перемещали грузы на дальние расстояния.
В основном «лесные бегуны» занимались транспортировкой пушнины на каноэ по рекам и озерам континента, но к тому же этот термин еще применялся по отношению к тем вояжерам, которые перевозили меха на собачьих упряжках и на собственном так сказать горбу пешком. Символически термин обозначал принадлежность этих бродяг к легальному организованному сообществу, участвовавшему в меховой торговле.
Большинство вояжеров этнически принадлежали к франко-канадцам, но среди них были также и англичане, немцы, афроамериканцы, голландцы и представители других европейских наций.
На первоначальном этапе развития транспортной торговли подавляющее число вояжеров составляли индейцы таких племен как оттава, гуроны, ирокезы, а также ассинибойны.
Артели вояжеров впервые стали формироваться в период 1670-х годов торговцами из Монреаля, которые нанимали молодых мужчин для перевозки своих товаров на каноэ в отдаленные индейские поселения. В этой связи сфера деятельности вояжеров постепенно расширялась до озер Онтарио, Мичиган, Гурон, верховий реки Миссисипи, долины Огайо, Иллинойс и других речных долин.
К 1679 году, как свидетельствуют письменные источники, по рекам Среднего Запада курсировали от пяти до шести сотен «лесных бегунов».
В следующем году их насчитывалось уже более восьми сотен, в то время как население в районе реки Св.Лаврентия по подсчетам интенданта Жака-де-Ла- Дошено составляло 9 тыс.700 человек. «Каждая семья в округе, – как отмечал Дошено, – могла представить для работы перевозчиком как минимум одного своего члена».
В указанный период, французские колониальные власти разработали целую программу по расширению сферы меховой торговли, которая для своей реализации требовала огромного человеческого потенциала, и установления жестких правил.
В 1681 году король Франции потребовал от своего представителя в Северной Америке регламентировать деятельность вольных торговцев пушниной, в связи, с чем был издан королевской указ, ограничивающий выдачу лицензий на указанный вид деятельности. Однако меры предусмотренные указом короля оказались в колонии непопулярными и подавляющее число мехоторговцев долины Св.Лаврентия продолжали нелегально заниматься этим бизнесом, поставляя пушнину в Монреаль.
К концу ХVII века поставки пушнины из Новой Франции превысили европейский спрос на нее и колония невольно столкнулась с экономическим коллапсом, в связи с чем французский король распорядился немедленно закрыть не все, но несколько торговых постов. Однако и эти меры не повлияли на торговцев мехом, и они по-прежнему оставались активными в этом регионе. Более того они продвинули нелегальную торговлю пушниной вглубь, в дикие неизведанные места, где усилиями зажиточных вояжеров основывались новые торговые посты и заключались новые договора с индейцами на поставку пушнины. Контролировать этот процесс в целом французские колониальные власти не могли исходя из его удаленности от цивилизации.
Пушной промысел стал прибыльным и более организованным, в связи с чем, в среди вояжеров произошло расслоение. Наиболее зажиточная часть этой категории «лесных бегунов» стала независимой, и за ней закрепилось название «буржуа» (bourgeois – фр.). Этот термин означал скорее то, что «буржуа» занимались нелегальной, нелицензированной торговлей мехами.
Они разработали уникальную трехуровневую систему управления бизнесом и в этой системе занимали верхнюю ступень лестницы.
В категорию «буржуа» входили финансисты пушных артелей, оптовики и поставщики, целиком и полностью определявшие и проводившие всю политику данного бизнеса. «Буржуа» слыли авантюристами и вскоре их нелегальный бизнес, бесконтрольные контакты с индейцами и английскими трейдерами, сделали их изгоями в глазах колониальных властей.
Далее в иерархической лестнице вояжеров на ступень ниже «буржуа» стояли так называемые «зимовщики» (hivernants – англ.), которые в гуще мехового промысла пребывали круглый год и провели не одну зиму в суровых условиях. Это были самые матерые из вояжеров. Они, как правило, были совладельцами артелей наряду с «буржуа». «Зимовщики» осуществляли контроль за сбором меха на местах во всех торговых районах от реки Св.Лаврентия до Тихого океана.
Работать «зимовщикам» приходилось круглогодично по той простой причине, что зима на северных территориях США и юге Канады наступала довольно-таки рано. Снег там выпадал еще в конце октября и таял лишь к апрелю. Поэтому всегда необходимо было находиться на месте, как в начале, так и конце сезона охоты, дабы не упустить товар. С этой целью «зимовщики» при низких температурах, на снегоступах и собачьих упряжках покрывали огромные расстояния. Они совершали опасные вояжи из одного селения индейцев к другому, для того чтобы собрать пушнину, доставить ее к местам складирования, и оттуда уже по весне после сошествия льда на реках переправить на каноэ покупателям на восток.
Следующей в иерархической системе вояжеров идет категория «приказчиков», в число которых входили писари, счетоводы и кладовщики, как правило, служащие той или иной меховой артели. В эту когорту попадали (преимущественно по рекомендации, так называемых «джентльменов от торговли» – влиятельных и авторитетных в Новой Франции купцов) молодые образованные люди.
Оказавшись вдали от дома эти молодые люди, получали шанс начать самостоятельную карьеру в меховом деле и для достижения цели проявляли завидное упорство и труд, всячески демонстрируя владельцам бизнеса свое умения грамотно вести экономику предприятия.
Работа «приказчиков» считалась весьма сложной. В начале рабочего года они отправлялись на рандеву – ежегодный сбор вояжеров, чтобы посчитать, оценить собранный товар, рассчитаться с поставщиками, выплатить зарплату перевозчикам («пожирателям свинины»), и «зимовщикам».
На приказчиках лежала огромная ответственность за правильность ведения учетных бухгалтерских форм. Они отвечали за качество и состоянием товара на момент транспортировки. Особое внимание приказчики уделяли упаковке, в которую размещался мех. Упаковка должна была соответствовать всем требованиям транспортировки – тюк должен быть герметичен, вес тюка не должен превышать более 41 килограмм, шкуры в тюке должны быть спрессованы и плотно связаны.
Все меха, которые доставлялись на рандеву, «приказчики» сначала взвешивали, потом сортировали и проверяли на качество каждую шкурку. Вся прибыль, поступавшая от продажи меха, сначала записывалась на счета «буржуа», а потом соответственно распределялась. За всем этим строго следили «приказчики» и от их честности, педантичности и добросовестности зависел весь бизнес.
«Приказчики» ведали, как говориться на языке военных, и тыловым обеспечением. Они выдавали рядовым вояжерам, (т.е. тем, кто непосредственно занимался транспортировкой товара – И.К.) одежду, ружья, порох свинец и прочие принадлежности. Если вояжер превышал нормы носки или расхода выделяемого для его нужд провианта, то впоследствии при расчете с ним, сумма, затраченная сверх нужд, вычиталась из его жалования. Если же вояжерам удавалось экономить, то за экономию они получали «боны» и могли использовать эти средства на свое усмотрение.
С наиболее прилежными в плане экономии вояжерами, по рекомендации «приказчиков», «буржуа» и «зимовщики» продлевали контракты, а с нерадивыми расставались. Слово «приказчика» имело огромный вес и от него порой зависели судьбы и благосостояние рядовых вояжеров.
Как правило, срок службы в должности «приказчика» составлял от 5 до 7 лет, после чего человек мог перейти в категорию «зимовщика» или «буржуа».
На низшем уровне иерархии стояли рядовые вояжеры или как их называли англичане «canoeman», то есть «гребцы на каноэ» или «верблюды», которые на каноэ и в пешем порядке перемещали пушнину по водной инфраструктуре, а также тащили ее волоком по суше. Французы их называли «engag;s», что означает «нанятый» или «завербованный» (в смысле на работу – И.К). В обиходе таких вояжеров называли еще и «пожирателями свинины» (mangeurs de lard – фр.) из-за солонины – основного продукта питания входившего в их рацион. Этот термин считался уничижительным и те, кто его употреблял открыто, рисковали зачастую остаться без зубов.
«Гребцов» нанимали на сезон и они были заняты в основном в летний период, когда реки и озера были судоходными. «Гребцы» первоклассно управляли каноэ и знали навигацию, без этих навыков их на работу не нанимали, поскольку от перевозчика зависело быть товару, доставленному из точки «А» в точку «В», или нет.
«Гребцы» в свою очередь подразделялись на три вида в зависимости от специализации – «аванты» или «носовые» (bowsman – анг.) – отдающие команды гребцам во время плавания, располагались на носу лодки.
«Рулевые» или «кормчие» (gouvernai –фр.) – направлявшие лодку по ходу движения, занимали место на корме судна.
«Средние люди» или «средовые» (milieux или middle man – англ.) – те, кто непосредственно, как говориться «маслал» веслами, сидели в середине каноэ.
Зарплата «авантов» и «рулевых» в два раза превышала денежное содержание «средовых», ведь от опыта и знаний первых зависела не только жизнь всей команды лодки, но и доставка товара к месту назначения.
Исследователи выделяют три основных причины, по которым люди становились вояжерами.
Во-первых, жизнь франко-канадского фермера не была высокодоходной и в основном все, кто занимался фермерством, искали дополнительные источники доходов. Развитие пушного промысла в районе старого Северо-запада предоставила фермерам такой источник доходов. Чтобы прокормить свои семьи и как-то расширить хозяйство часть мужчин нанималась перевозчиками пушнины. Однако этим видом деятельности, не была охвачена подавляющая населения фермеров, как принято считать. Примерно две трети фермеров Новой Франции не были задействованы в пушном промысле. Как правило, вояжерами они нанимались на несколько месяцев, а потом вновь приступали к возделыванию своих участков.
Во-вторых, желание идти в вояжеры способствовало овладению навыками выживания в диких условиях. Оказавшись во враждебной среде, белому человеку ничего не оставалось делать, как перенимать опыт нахождения в ней у индейцев. У последних, молодые белые мужчины учились тому, что в последствие предопределяло сферу их дальнейшей жизнедеятельности, позволило твердо встать на ноги, и обеспечивать себя куском хлеба.
В-третьих, опыт и статус вояжера позволял в будущем обзавестись необходимыми полезными для жизни на фронтире связями. Как правило, большинство сфер нелегального бизнеса, связанного с производством и продажей алкоголя, табака, а также организации азартных игр, контролировали бывшие вояжеры – ставшие своего рода мафией фронтира, сродни бандам команчерос на юге и юго-западе США.
Услуги франко-канадских вояжеров высоко ценились представителями ведущих пушных компаний того времени, поскольку только «речные бродяги» как их называли в «Компании Гудзонова залива» могли проникнуть в труднодоступные края американского Северо-запада, считавшегося самым прибыльным регионом в меховой торговле.
«Настоятельно рекомендую вам нанять канадцев, – писал канадский мехоторговец Колин Робертсон в 1810 году, – эти люди лучшие вояжеры в мире. Они энергичны, инициативны, порядочны и весьма преданы этой стране. Они легки на подъем и их не пугают трудности. Но есть одна проблема – они следуют за своим вожаком, куда бы он ни пошел. Определите, кто у них главный и вы сможете нанять их».
Действительно в артелях вояжеров выделялись вожаки. Ими становились не «зимовщики» и «буржуа», а люди из категории обыкновенных «пожирателей свинины». Вожак имел многолетний опыт выживания в дикой местности, знал дикие места как свои пять пальцев и обладал такими качествами лидера как выносливость, физическая сила, умение договариваться и разрешать спорные вопросы.
«Двадцать пять лет я жил в каноэ, и сорок один год служил вояжером, – рассказывал один из вожаков «речных бродяг». – Я нес, греб, пил, гулял, и ни одна ноша не была тяжела для меня. Я мог спеть пятьдесят песен. Я спас жизни десяти товарищам. У меня было двенадцать жен индианок и шесть собачьих упряжек. Все заработанные деньги я тратил с размахом. Если бы я снова был молод, я бы снова прожил бы жизнь также. Нет жизни более счастливой, чем жизнь вояжера»!
Жизнь вояжера не была так легка и задорна, как о ней рассказывал современник. Каждый вояжер работал не менее четырнадцати часов в сутки, делая по 55 гребков в минуту. Когда приходилось идти волоком, вояжер нес на себе груз весов 90фунтов (41кг). Это, как правило, тюки со шкурами или другие товары, предлагаемые торговцами в обмен на шкуры. Для этого требовалось неимоверная выносливость и физическая сила.
«Что может быть милее сердцу, когда видишь, как дымит труба родного дома, когда знаешь, что с легкой душой и спокойным сердцем можешь поцеловать свою жену или жену соседа. Совсем иначе, когда съестное на исходе, когда работаешь дни и ночи напролет, спишь на голой земле, да и то не каждую ночь. Когда вся задница в воде, когда боишься, как бы вообще не остаться с пустым желудком, а кости ломит от усталости, во всем теле какая-то сонливость от скверной погоды – и все оттого, что нет спасения от этих напастей», – писал о жизни вояжера канадский путешественник и мехоторговец Пьер Раддисон.
Путь волоком – это маршруты по сильно пересеченной местности полные камней, ухабин, москитов. Вояжеры несли на своих спинах не только тюки со шкурами, но и прочую амуницию, провиант, ружья топоры, лодки. Если с ними двигался «буржуа» или «джентльмен от торговли», то они несли на себе к тому же и их вещи, ибо считалось не приличным, чтобы «господа» утруждали себя ношей.
Вояжеры покрывали большие расстояния на местности. На отрезке пути от Монреаля до Великих озер насчитывалось 36 волоков разной длины. Длина одного «большого волока» составляла 9 миль.
На каноэ вояжеры передвигались по устоявшимся индейским маршрутам. Большинство этих маршрутов вели в Монреаль – центр пушной торговли. Позднее маршруты вояжеров изменили направление и стали простираться к Гудзонову заливу, озерам Виннипег, Гурон, Эри и реке Миссисипи на западе.
Важным торговым маршрутов вояжеров в британскую эпоху считается водный меховой путь по реке Миссисипи. Большинство вояжеров пользовались направлением с востока на запад и обратно, а не с севера на юг по течению реки, как это делали перевозчики-нелегалы. Вниз по течению реки, до Луизианы, вояжеры стали сплавлять пушнину только в британскую эпоху, поскольку там процветал «черный рынок» пушнины. В этом направлении «буржуа» гнали мех с одной лишь целью – избежать дележки прибылью с монреальскими торговцами мехом, имевшими лицензии на занятии пушным промыслом.
Низовья Миссисипи считались «задней дверью» в бизнесе нелегальных торговцев пушниной в лице «буржуа», в то время как ее верховья в Северной Миннесоте, где река исходила из небольшого озерца, были «передней». Здесь река была настолько мелкой, что ее можно было перейти вброд по колено. В этом месте еще в 1798 году первые вояжеры, торгуя пушниной с индейцами племени оджибве, основали торговую факторию «Меховой Пост Белого Дуба». Эта фактория долгое время была форпостом вояжеров, убежищем торговцев и пристанищем для «лесных бродяг». Со временем подобные фактории вояжеров потянулись в западном направлении и к первому десятилетию ХIХ века достигли берегов Тихого океана.
Еще одним стратегическим, уникальным форпостом вояжеров, основанным с целью ведения меховой торговли являлся Гранд-Портедж, расположенный вдоль северного берега озера Верхнего в устье реки Пиджен, на территории современной Миннесоты. Река Пиджен представляла собой непрерывную цепь, состоящую из притоков и озер, которая простиралась от озера Верхнего до озера Виннипег. Из этого места мехоторговцы снаряжали бригады вояжеров и отправляли их по маршрутам, ведущим к Тихому, Северному Ледовитому, Атлантическому океанам, а также Мексиканскому заливу.
Гранд-Портедж возник на месте одного из поселений индейцев оджибве, куда в 1731 году пришел торговать французский трейдер Верендри, который был первым из европейцев, кто посетил это поселение.
Название фактории дали, разумеется, французы, отмечавшие особенности местного ландшафта, а точнее замысловатые подступы к селению оджибве, на месте которого потом образовалась фактория. Для того чтобы подойти к селению индейцев, путешественникам необходимо было сойти с водного маршрута и пройти один волок (9 миль) по суше.
К 1761 году из Гранд-Портедж вставали на маршрут 14 экипажей вояжеров, которые к осени сего года доставили туда 4 тыс. 293 бобровые шкурки.
К концу ХVIII века Гранд-Портедж вырос до размеров небольшого городка состоящего из 16 зданий, окруженных частоколом. Каждую весну многочисленные бригады монреальских вояжеров стали собираться здесь на ежегодный рандеву. Таким образом, Гранд-Портедж являлся основной базой вояжеров на протяжении почти 74 лет, с 1731 по 1805 годы.
Рандеву вояжеров это своего рода карнавальное шоу. Вояжеры собирались на рандеву, как правило, летом (июнь-июль). Термин «рандеву» означает «большой сбор» и имеет опять же французское происхождение. Рандеву вояжеров проходили не только в Гран-Портедже, но и Монреале, а позднее, в британскую эпоху, в 20-30-х года ХIХ века перебазировались далеко на запад, в верховья реки Миссури, в форт Уильям.
На рандеву «буржуа» и «зимовщики» обсуждали дела с компаньонами, в то время как «приказчики» следили за упаковкой товара, и производили расчеты с клиентами.
При расчете использовалась различная валюта: франки, ливры, луидоры, су. «Господа» – скупщики пушнины, предпочитали британскую валюту – стерлинг. Они не брезговали фунтами, шиллингами, а также испанскими пиастрами, введенными при расчетах «Северо-западной пушной компанией». Курс валют определялся по ходу дела, таким образом, чтобы никто не оставался в накладе, а имел прибыль с каждой сделки.
В расчетах с индейцами применялась совершенно иная форма, нежели деньги. Клерки вояжерских артелей вели особую форму бухучета – за шкуры с индейскими поставщиками «приказчики» рассчитывались ширпотребом. Мало кто из индейцев требовал наличные. Вся линейка нужных индейцам товаров вносилась в отдельный список с указанием количества и стоимости. Стоимость товара соизмерялась со стоимостью шкур. Например, один топор приравнивался к пяти бобровым шкуркам.
С наступлением вечера всякие дела на рандеву закачивались, несмотря на их незаконченность. Вояжеры рассаживались у костров своих бивуаков и предавались вкушению разносолов, не исключая спиртные напитки, после чего начиналось веселье: танцы, песни, азартные игры, ухаживание за индианками, соревнования в силе и ловкости, стрельбе и тому подобное.
Вояжеры в основном были неграмотными людьми и не оставили нам никаких письменных источников в виде дневников, по которым мы могли бы писать их историю. Единственный известный документ (дневник) дошедший до наших дней и датируемый периодом 1798 – 1808 годы – это хронология записок составленных «приказчиком» артели «Меховой Пост Белого Дуба» неким месье Кавана.
«Наши буржуа дни напролет проводят у костра, играя в карты, – отмечал в своем дневнике Кавана, – а я провожу большую часть дней, подсчитывая доходы и убытки компании. Только приличные люди из цивилизованных пушных компаний, не чета нашей, запасаются на рандеву книгами, и посвящают чтению все свободное время. Месье Эдвар рекомендовал мне взять на рандеву побольше книг, чтобы учиться, но я не учел его рекомендаций, и как только у меня появляется свободное время, я присоединяюсь к нашим буржуа или гребцам и от скуки перекидываю картишки. Питаемся мы преимущественно мясом лося… Дни становятся короче, а ночи длиннее и холоднее. Я почему-то боюсь длинных ночей, наверное, потому, что приходиться то и дело таскать на пост огромное количество дров… Мне нравиться слушать рассказы «речных бродяг» (вояжеров – И.К.). Вот уже поистине отважные люди. Их жизнь полна стольких приключений. Только эти рассказы у ночного костра как-то согревают в эти холодные ночи… Завтра пойдем разведать, где оджибве ставят свои зимние лагеря, для того чтобы запастись у них снегоступами на зиму…. Каждый вечер здесь пьяные драки. В основном дерутся из-за рома и из-за индейских женщин. Индианки легкодоступны и сами предлагают себя нашим парням, за какое-нибудь зеркальце или платочек… На рандеву мы получаем почту от родных и с нетерпением всегда ожидаем господина Ла Плюе, который доставляет ее нам из Монреаля….».