Древняя жизнь на далеком таежном Севере в отсутствие политэкономии.
Не стану тревожить всяческие - измы. Просто поразмышляю как люди, вообще не читавшие ни при какой погоде Адама Смита, Маркса, Локка и Хайека, жили и работали во времена оны. Ведь жили же как-то?
Вот привелось беседовать с, не побоюсь этого слова, ученым, который собирает материал по северным монастырям, а именно, по их хозяйственной деятельности, по возможности не касаясь духовных скреп. И, признаюсь узнал много интересного.
Сознаюсь, что начал я с обычного нытья, что вот мол, москвичи-захватчики, битва при Шиленьге, черный для Поморья 1471 год и тому подобное. Вот если бы да кабы...Потом гляжу, он улыбается так ехидно, что я потребовал объяснений.Пожалуйста. По формулировке Клаузевица, «война есть продолжение политики иными, насильственными средствами». «Политика – концентрированное выражение экономики" В.И.Ленин. Следовательно в основе войн лежат хозяйственные интересы. Результат же, как правило, показывает верными ли были посылки приведшие к войне.
В битве при Шиленьге войско московского князя разбило наголову втрое превосходящие его силы новгородцев. Одна из причин — нежелание местных жителей воевать за интересы новгородского боярства.
А что так? Тут причина простая, фактически к 15 веку в Поморье сложилась вполне себе феодальная система, внутри которой большая часть населения было в феодальной зависимости от новгородских бояр, и монастырей, а сама Двинская земля была по сути экономической колонией Новгорода. Кому же это понравится. Тем более, что одновременно с экономическими тяготами приходилось нести еще и воинскую повинность.
И получилось, что, проиграв сражение, двиняне выиграли войну. Феоды были уничтожены, у монастырям запретили держать кабальных крестьян, собственность чернорясников частично секуляризировали, а основной повинностью жителей стала уплата подати московскому князю. На тот момент все устаканилось. Население получило возможность более менее свободно выбирать род занятий и методы хозяйствования, центральная власть получила стабильный доход в виде подати, и процентов с торговли мехами, рыбой, смолой, пенькой и прочими товарами.
Не то, чтобы московские власти были такими подкованными в экономике, или жалели людишек, просто им хватило ума трезво взглянуть на вещи. Земли не подлежали раздаче по причине отсутствия желающих, где найти сумасшедшего, согласного володеть землей, на которой три раза за 10 лет недород, а один раз и вовсе тотальный неурожай. Да еще населенных крестьянами, которых не сразу найдешь в тайге, даже чтобы подкормить в тяжелое время.
Поэтому власть ограничилась раздачей уставных грамот на владение так называемыми «луками», которые включали в себя звериные и рыбные ловли, земли и тому подобные ништяки. Подобными грамотами местные жители козыряли в имущественных спорах и судах. То есть крестьяне были привязаны к месту экономически. Даже для строительства домов правительство выделяло строевой казенный лес, но с условием, что жить в этом доме будут потомки и родня хозяина. В этом был свой расчет; построенные из хорошего леса, по технологии «для себя» дома стояли по 200-250 лет.
Но что было святое, так это подать. Вот как пример: наш земляк-ученый Ломоносов оставался плательщиком крестьянской подати до того момента, когда ему пожаловали дворянство. Подать платили за него односельчане до того момента, когда волостное правление пришла бумага: «Освободить общество от платежа подати за Михаила Васильева сына Ломоносова». То есть на те рупь двадцать облегчение вышло общине.
А ведь папа умного отрока был по всем меркам капиталистом: имел средство производства — морское судно для рыбной ловли, нанимал работников на путину, платил налоги, вел торги в Гостиных дворах Архангельска.
Вот кстати интересное сложилось сословие, своего рода артельно-сезонный капитализм. Предприниматель обзаведясь судном, нанимал работников для промысла. Как правило экипаж составлялся из различных специалистов, кормщика-навигатора, специалистов по установке и ремонту снасти, вспомогательного контингента — гребцов, засольщиков и обязательно юнги-зуйка(зуек порода юрких чаек), отвечавшего за все, за готовку еды, за мытье, наведение чистоты на судне и в береговом стане. Отвечал он затылком, которому доставались затрещины за любую неисправность и просто под настроение.
Забавно в этом случае происхождение клички «салага». Алаг — специально устроенное место для очага на судне, ведь шли до промысла не один день, а в море горячее питание — благо. Этот очаг был в ведении зуйка. И когда по окончании промысла юнги отмечали свое морское крещение, то старались выглядеть настоящими моряками. На эти понты бывалые поморы посмеиваясь отвечали, - конешно моряк, как же - «моряк с алага».
Так вот в этом мироустройстве присутствовали все атрибуты цивилизованного общества, как его не назови. Владельцы средств производства, рынок наемного труда, разделение этого самого труда, социальное страхование - хозяин обязывался оказать помощь семье погибшего на промысле в размере обычного пая, независимо от времени им отработанного, профтехобразование — зуйки со временем сами становились профессионалами в той или иной специальности, ну и в семью приносили какой-то заработок.
Единственное отличие - сезонность, 4-5 месяцев в году, после чего промысловики превращались в обычных крестьян и мещан.
Теперь о монастырях. Монастыри феодов не имели, но порой процветали не хуже богатых бояр. Одна из причин ПГМ окружающего населения и грехи его тяжкие. Часто бояре и богатые люди следовали формуле «не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься», поэтому в обеспечение спасения души делались немалые вклады в монастыри, чтобы монахи отмаливали-отмывали нечистую совесть вкладчиков. То есть была налажено сравнительно честное перераспределение собственности.
В рассуждении второго источника богатства, вспоминается анекдот-притча про узников, которым дали по два шарика, и заперли в пустые помещения, чтобы проверить их способности. Через какое-то время у одного узника (условно – американца) оказалось четыре шарика, другой (француз) научился виртуозно жонглировать, а третий (как бы русский) – один шарик (сплошной металлический) сломал, а второй потерял, чем очень удивил исследователей.
Так вот из жизненного опыта могу сказать, что «американцы» «французы» и «русские» в той или иной мере рассеяны во всем населении Земли. А значит среди жителей Поморья и Двинской земли тоже случались «ходячие катастрофы», для которых невезуха была привычным образом жизни. Естественно, признав свою несостоятельность, они шли за помощью к человеколюбивым монахам, а те, оформив кабальную грамоту, брали их на работу и содержание. К моменту оккупации Московией Поморья и Подвинья, армия кабальных работников была весьма обширной.
Москвичи быстро смекнули, что с кабальных, кроме выдыхаемого ими углекислого газа взять нечего, быстренько отменили кабальное право и «освобожденных трудящихся» обложили пошлиной, попутно наложив на монастыри некую контрибуцию. Не догола, а так одну из семи шкур, ну и сальца подрезали. А что? Проиграли – платите.
Но Господь не оставил своих земных пропагандистов, надоумил. Отныне кабала продолжалась в иной форме. Монастырь выплачивал за каждого кабального две трети податей, самому же крестьянину назначалось некое жалование из которого он лично платил треть положенной суммы подати. Такие работники назвались «третчиками».
Численность монахов в обителях была невелика от двух-трех человек до полусотни, но работу работать было кому. Бельцы, трудники, обетники… ну, и само собой кабальные работники.
Однажды в коллектив из трех чернецов Кожегорского монастыря влился молодой человек, и через некоторое время монастырь буквально процвел так, что стал известен в Кремле. Этим начиналась карьера будущего скандально известного патриарха-реформатора Никона.
Богатство монастырей преумножалось вкладами, завещаниями, дачами от населения.
При этом, как говорят хозяйственные документы, богатство не лежало под спудом, монахи вкладывались в торгово-транспортную систему региона, в промысел морского зверя, в сельское хозяйство, причем все это делалось на высоком профессиональном уровне, и, как можно судить по тем же документам, происходило в правовом поле.
К примеру, Антониево-Веркольский монастырь, расположенный в глухой тайге завел себе целый флот промысловых и транспортных судов, базировавшийся в порту Арахангельска. Верхнему начальству это не понравилось и в ходе съема очередной шкурки, было указано прекратить это безобразие ибо, монахам следует «бежать богатств земных». Есть! – сказали монахи, смиренно потупив очи, и передали флот в долгосрочную аренду, то что сейчас называется лизинг. И руки чисты от имущества и денежки капают в монастырскую казну.
Опять же сельское хозяйство, сами ли они такие умные были или же приглашали спецов, а только у них «сейгод урожай сам-шесть» считался так себе, в то время как по губернии сам-четыре очень неплохим.
Еще один трюк был придуман братией – это паломничество наоборот. Обычное паломничество предполагает наплыв страдающих ПГМ граждан, которых монастырь должен разместить, прокормить и как-то обиходить. Доходов же от сего духоподъемного процесса кот наплакал – продажа иконок, поясков с молитвами, магнитиков(зачеркнуто).
А вот если взять икону, вызывающую приток паломников, да отвезти её по месту проживания желающих приобщиться, то тут сплошные пироги и плюшки. И народ окормлен и расходов всего ничего, командировочные команде сопровождения и все. Зато по возвращению имели место, сборы подаяний, кружечные и ларец с «навесами» (по обычаям тех времен для исполнения молитв на икону вешали золотые крестики, цепочки, украшения). Скажите, остроумно придумано.
Конечно большие монастыри вроде ставропигального Соловецкого, находившегося ко всему прочему на дотациях из казны, вынуждены были терпеть нашествия богомольцев. Соловецкий монастырь имел для их перевозки два судна на 500 человек пассажиров, гостиницу для паломников и кухню с трапезной, а стало быть и расходы, частично возмещаемые платой за требы и продажей сувениров с магическими свойствами.
Интересно, что в 60-90 годы 20-го века на Соловки ходили с туристами два теплохода емкостью по 250 пассажиров. Правда там была каютная система размещения пассажиров в отличие от монастырских ковчегов и ресторан.
Таким образом монастыри (на Севере, за остальную Россию не подпишусь), кроме далекой от меня их духовной миссии, несли функции:
Кредитных учреждений, снабжая производственников оборотными средствами, а «недостаточных» хозяев, натуральным продуктом;
Культурных центров, сконцентрировавших в своем ведении доступ населения к изобразительному искусству (до сих пор высоко ценимому знатоками), музыке, в основном пению, к коему привлекались и миряне, а также колокольному звону, выделенному сейчас в отдельный музыкальный раздел с фестивалями и конкурсами, грамоте, в начальном виде, хотя я знавал нескольких стариков с одной ЦПШ в анамнезе, которые писали грамотнее, чем сейчас люди с высшим образованием. Да хоть тот же туризм в исполнении паломников. И помолились, и «на говорящую собачку посмотрели»©.
Социальных институтов, которые брали на себя поддержание населения в суровые дни испытаний не только духом, но и хлебом. Кроме того, сделанный вклад порой был гарантией того, что немощного вкладчика на возрасте призреют в монастыре. Делались даже такие условия при вкладе – вроде как в пенсионный фонд.
Своего рода светочи профтехобразования. Часто родители по обету отправляли детей в монастырь для воспитания и научения ремеслу, которых при монастырях процветало множество. Тут тебе и воспитание и образование и профессия, которая кормит.
И вот вам мое резюме. Как мне кажется весь жизненный уклад на Севере, включая монастыри, служил мощным социальным демпфером. Что-то я не припомню ни одного крестьянского восстания или бунта, за все царское время. Первый, широко известный, случился в 1918 году, и был вызван борзотой большевиков устанавливавших свои порядки, и был большевиками же подавлен в кровавом варианте. Это говорит о том, что нет ничего изначально плохого, все становится плохим или хорошим исключительно по воле, или наоборот безволию, некомпетентности, посредственности и личному темпераменту занятых этим людей.