Посвящается Хулио Кортасару
Воспоминания — бич любой женщины с прошлым. Ты сидишь у окна в тёплом пледе, по тёмному стеклу скользят струи дождя, тебе удобно и хорошо, но изнутри стучится та, другая. Ей восемнадцать лет, на ней разорванные кеды, она идёт под дождём, она там — по ту сторону окна. Её волосы прилипли ко лбу, она смешно морщится от капель, которые стекают в глаза, и, переминаясь с ноги на ногу, ждёт, когда светофор загорится зелёным. Без пяти минут полночь, она не на шутку задержалась. Но жёлтые огни общежития приветливо мигают её навстречу, она зайдёт, бросит на стол рюкзак, никто не задаст ей лишних вопросов; через четверть часа она уже будет спать, свернувшись калачиком на казённой тахте в безразмерной футболке.
Они целовались до одеревенения губ. Она прижимала к себе его лицо, его поцелуи спускались всё ниже, а когда кофта заканчивалась и оголялся пупок, прикосновения становились нестерпимо-магнетическими, и почти больно сводило низ живота. Промучав его час, два, три, она, наконец, одёргивала кофту и говорила: «До завтра». Улыбаясь топала домой по зеркально-мокрому тротуару, постепенно приходя в себя под холодными струями дождя, а он, тяжело вздыхая, шёл к себе — пешком через весь город, трамваи уже не ходили.
Когда стоишь на платформе метро, и поезд трогается, вагоны мелькают всё быстрее, постепенно ускоряя шаг. Плакат на стене за ними виден сперва отчётливо и ясно, потом пропадает на мгновения и возникает опять, а когда состав разгонится, ты видишь его непрерывно, но как бы мутно, размыто. Время идёт, дни мелькают быстрее, ты уже не вспоминаешь детально эту девочку в промокших кудряшках, а видишь её сквозь дымку пробежавших лет. Но вот последний вагон промелькнул и исчез в глубине тоннеля, и плакат уже пялится на тебя всей глубиной своих плакатьих глаз. Но это всего лишь картинка. Зато спиной ощущаешь на себе взгляд, он скользит по твоему кашемировому пальто; это живой человеческий взгляд молодых и задорных глаз. Ты медленно поворачиваешься, остановиться уже нету сил. Краем глаза видишь её, узнаёшь изношенную смешную шапчонку. Ещё секунда, и взгляды ваши встретятся, этого уже не избежать. Развести их уже не удастся. Щелчок, и с электрическим треском вросли друг в друга, сплелись эти две совсем разные женщины. Ты, двадцативосьмилетняя уже не узнаешь себя, уже никогда не будешь прежней.