Лягушка и Лорд
Лягушка… Об этом прозвище своей бывшей невестки Елена Павловна узнала уже после того, как они расстались: Лика, - Анжелика, - так звали невестку, - и Александр, Саша, - сын Елены Павловны. Потом, представляя лицо Лики, она действительно находила сходство этого красивого (правды не утаишь!) лица с «физиономией» ни в чем не повинного земноводного существа.
Большие, навыкате, яркоголубые глаза под высокими дугами бровей, немного широкий, чуть курносый, с трепетными ноздрями, нос, большой рот с четко очерченными полными губами, - когда Лика смеялась, - а она не просто смеялась, а чаще всего хохотала во весь рот, - вспоминалась детская поговорка: рот до самых до ушей, хоть завязочки пришей! Елена Павловна тогда подумала: вот так, наверное, нужно рисовать в мультиках красавицу-лягушку, вернее, царевну-лягушку.
И не хотелось думать о другом, о том, за что еще, судя по доходящим слухам, так прозвали Анжелику. ..
Собственно, об Анжелике. В семье она была младшей. Разница в возрасте со старшей, Ириной, - четыре года. Все лучшее и самое вкусное доставалось Лике. Семья была со средним, - по советским меркам, - достатком. Отец – инженер на крупном предприятии, мать - медсестра в одной из больниц города. Не шиковали, жили в скромной хрущевке-двушке, ездили в общественном транспорте.
Историю их семьи знали все соседи, нечастые гости, родственники и многие совершенно посторонние люди, - Мария Васильевна, мать Анжелики, не уставала повторять ее, как говорится, «на каждом перекрестке»:
- Да, да! - почти пела она. - Я его спасала! А как иначе? Он поступил к нам без сознания, потерял много крови! И жить не хотел!
Это было правдой. И произошло именно так, как она рассказывала.
Молодой, красивый, сильный парень, - Игорь Смеляков, - только вернулся домой, отслужив три года в армии. И тем же вечером, едва обняв мать и младшую сестренку, заторопился к любимой девушке. По пути, не торгуясь, купил у цветочницы большой букет тюльпанов и помчался вдогонку за уже тронувшимся с места трамваем…
Очнулся в больнице, на следующий день, - без ноги… Как все случилось, не помнил. Врач сказал, - была большая потеря крови. Боролись за его жизнь, ногу спасти не удалось… А она, эта жизнь, как считал он, уже была ему не нужна. Матери и сестре запретил говорить о своем возвращении и несчастье кому бы то ни было. Просил, чтобы никого, - имелись в виду посетители, - к нему не пускали. И Маша, серая мышка Маша, практикующая сестричка, выпускница местного медучилища, четко выполняла не только все назначения лечащего врача, но и просьбы, капризы и даже, порой грубоватые, приказания и пожелания больного. Кончилось все тем, что после выписки она увезла Игоря к себе в коммуналку, в небольшую комнатку, что досталась ей от умершей бабки.
Ему все же хватило сил встать на ноги, - уже с протезом, - восстановиться в институте, где перед армией он закончил два курса. Жили на его пенсию, повышенную стипендию отличника учебы и на зарплату Маши. Девушки засматривались на красивого, неулыбчивого сокурсника, - протез не мешал им оказывать ему знаки внимания, одаривать улыбками, долгими, все говорящими взглядами. А он никому не отдавал предпочтения, ровно и спокойно относился ко всем: дома, в коммуналке, уже подрастала дочка, Иришка, хотя с Машей они еще не были расписаны. Теперь он жил для Иришки, - Итришки, как шутя, ласково называл ее.
И с Машей было все далеко не просто, хотя она всегда была любящей, заботливой, внимательной. Порой слишком внимательной, даже докучливой. Терпел. Пытался найти в своем сердце любовь, - не было, были только жалость и благодарность. С этим и приходилось жить. Радости здесь не было, и Маша чувствовала это, страдала, раздражалась, даже выговаривала ему… А он молча выслушивал, брал за плечи, целовал в жиденькие волосы на голове и возвращался к своим книгам, конспектам, чертежам.
Потом работал в КБ большого завода. Получил квартиру, двушку-распашонку, в спальном районе города. Родилась Лика, Анжелика. Новая забота и радость в семье. Обе дочери были похожи на отца. Видать, права примета: кого больше любят, на того и походят дети… Только у Иришки глаза были карими, как у Маши, а Лика вся пошла в отца: высокая, длинноногая, голубоглазая. А вот характером в мать - всегда близкая к истерике, громкоголосая, от хохота легко переходила к слезам, и лились они у нее обильно, - по любому поводу: папа выпил и поет романсы,- Лика подпевает ему и льет слезы; за окном красивый закат, - тоже слезы; приехали родственники, - Лика опять плачет, хотя и не плачет вовсе, а просто слезы сами льются. У окружающих это вызывало и умиление, и недоумение, а главное, - приковывало внимание. В отличие от матери, с ее реденькими волосами блеклого светлорусого цвета, Лика имела с детства пышную волнистую гриву цвета спелых колосьев. Уже с младших классов ее домой провожали мальчики, тащили Ликин тяжелый, увесистый портфель. И сама она любила компании мальчишек,- подруг не было, все они были «дуры, сплетницы и уродки». Училась ровно, была ударницей. Без особого напряжения поступила в институт, в будущем должна была стать технологом пищевых производств. Подругами не обзавелась и здесь. Зато были шумные компании ребят- студентов, вечеринки в студенческом общежитии, нечастые, но все же почти регулярные посещения кафе и ресторанов в сопровождении постоянно меняющихся кавалеров… Научилась курить, уже умело пила и закусывала… По институту ползли слухи: из постели в постель… Лягушка…