Благодаря атомной бомбе в ближайшие лет пять мы вполне можем взлететь на воздух. Вопреки ожиданиям, такая перспектива не стала предметом обширных дискуссий. Пока что газеты напечатали множество диаграмм, на которых видно, как работают протоны и нейтроны (вещи, малопонятные обычному человеку), и многократно прозвучали высказывания о том, что бомба «должна находиться под международным контролем». Но вот что любопытно: практически никто, во всяком случае, в печати, не задается вопросом, ответ на который является единственно интересным для всех нас. Насколько трудоемким будет производство этих штук?
Ответ на этот вопрос мы, т.е. широкая публика, получили весьма опосредованным образом, когда стало известно, что президент Трумен решил не передавать СССР некоторые секреты. Некоторое время назад, когда о бомбе только ходили слухи, все кругом считали, что у физиков есть одна проблема: как расщепить атом; и что, когда они эту проблему решат, каждый сможет заполучить себе новое, разрушительное оружие. (Говорили, мол, в любой момент какой-нибудь псих-одиночка в своей лаборатории может взорвать всю планету, и она разлетится, как гигантский фейерверк).
Будь оно действительно так, весь ход истории изменился бы вдруг раз и навсегда. Различия между великими и малыми народами стерлись бы безвозвратно, тогда как власть Государства над индивидом стала бы куда слабее. Однако, как следует из ремарок президента Трумена, а также различных комментариев по поводу его выступления, бомба стоит фантастических денег, а ее производство требует грандиозных промышленных мощностей, - и тем, и другим владеют лишь три-четыре страны во всем мире. Это важнейший нюанс, ибо есть вероятность, что появление атомной бомбы отнюдь не изменит ход истории, а лишь еще усилит тенденции, которые были заметны на протяжении последних лет десяти.
Уже стало банальным утверждение, что история цивилизации — это преимущественно история оружия. Так, снова и снова подчеркивают связь между открытием пороха и победой буржуазного строя над феодальным. Хоть я не сомневаюсь, что и здесь найдутся исключения, сдается мне, следующее правило тоже будет верным: периоды, в которых доминирующее оружие стоит дорого или труднопроизводимо, являются периодами деспотизма, тогда как в периоды дешевого и доступного оружия простой люд получает шанс сказать свое веское слово. Танки, боевые корабли, бомбометы по определению являются оружием тиранов, а ружья, мушкеты, луки и ручные гранаты — такое же по определению демократическое оружие. Сложное оружие усиливает мощь сильных мира сего, а с простым оружием (при условии, что у него нет противодействия) берут реванш слабые.
Великую эпоху демократии и национального самоопределения вершили мушкет и ружье. В промежутке между изобретениями кремневого ружья и пистона мушкет был довольно эффективным оружием и при этом – настолько простым, что его могли производить где угодно. Именно его качества обеспечили успех американской и французской революции, а народное восстание было делом куда более серьезным, чем сегодня. На смену мушкету пришло казнозарядное ружье. По конструкции оно было сложнее, однако с десяток стран все еще могли его производить. Это оружие было дешевым и удобным и для контрабанды, и для боя. Даже самый отстающий народ мог тем или иным путем заполучить откуда-нибудь эти ружья, поэтому и буры, и болгары, и абиссинцы, и марокканцы, и даже жители Тибета умели постоять за свою независимость, порой небезуспешно. Однако с тех пор любое развитие военной техники ставит государство против индивида, а индустриальную державу – против отсталой, и таких «мест силы» становится все меньше и меньше. Уже в 1939 году только пять стран были в состоянии развязать широкомасштабную войну, сейчас их всего три, а под конец, возможно, останутся только две. Эта тенденция наблюдается уже много лет, а некоторые указывали на нее еще до 1914 года. Единственное, что может изменить ход вещей, - это открытие оружия (или, говоря шире, метода ведения войны), который не будет зависеть от плотной концентрации промышленного производства.
Судя по некоторым намекам, русские пока не владеют секретом атомной бомбы, но, с другой стороны, все согласны, что через несколько лет они его разгадают. Таким образом, в будущем у нас будет две или три монструозных сверхдержавы, и они, имея оружие, которым в считанные секунды можно стереть все и всех с лица земли, будут делить между собой мир. Кто-то поспешно предположил, что за этим последуют более крупные и кровопролитные войны и, вероятнее всего, - конец машинной цивилизации. Но давайте представим — ведь именно такое развитие и является наиболее вероятным, - что последние из оставшихся великих наций заключат между собой негласный договор о том, что никогда не будут использовать друг против друга атомную бомбу? Представим, что бомбу, или ее угрозу, станут использовать против тех, кто не способен ответить ударом на удар? Ведь в таком случае все возвращается на круги своя, с той лишь разницей, что власть теперь сосредоточена в руках нескольких избранных, а будущее подчиненных народов и угнетаемых классов стало еще более безнадежным.
Когда Джеймс Бернхем писал «Революцию менеджеров», многим американцам казалось, что немцы выиграют войну в Европе, поэтому было естественным полагать, что Германия, а не Россия, будет доминировать на евразийских просторах, тогда как Япония сохранит за собой господство на Востоке. Притом, что расчеты оказались неверны, на правоту основного утверждения это не влияет. Географическая картина мира по Бернхему реализовалась по существу: мы все яснее видим, как поверхность земли делится между тремя великими державами, каждая из которых самодостаточна, отрезана от контактов с внешним миром и управляется кучкой самовыбранных олигархов в том или ином обличье. Идущие сейчас торги о границах продлятся еще несколько лет, да и третья из сверхдержав — Китай, вокруг которого группируются страны Дальнего Востока, - до сих пор является лишь потенциальной, а не фактической. Однако общая тенденция не оставляет сомнений, и каждое научное открытие последних лет лишь укрепляет ее.
Когда-то нам говорили, что аэропланы «отменили границы», но вообще-то, границы стерлись только после того, как аэроплан превратился в серьезную военную технику. От радио некогда ожидали, что оно будет укреплять международное взаимопонимание и сотрудничество; оказалось, что оно стало средством изоляции стран друг от друга. Атомная бомба, возможно, завершит этот процесс, окончательно отняв у эксплуатируемых классов и народов какую бы то ни было способность бороться и одновременно – навязав тем, кто владеет бомбой, равенство в военном потенциале. Будучи неспособны завоевать один другого, они скорее всего продолжат делить мир между собой. Трудно сказать, как будет меняться баланс сил, разве за счет медленных и непредсказуемых демографических перемен.
Последние лет сорок или пятьдесят г-н Герберт Уэллс и иже с ним предостерегают: человек может уничтожить себя своим собственным оружием, оставив место на земле муравьям и прочим «стадным» видам. Любой, кому довелось увидеть разрушенные города Германии, найдет такое утверждение по меньшей мере вероятным. И тем не менее, если взять общую картину мира, наша планета уже несколько десятилетий движется не к анархии, а к возрождению рабства. Возможно, мы скатимся вовсе не в тартарары, а в эпоху, столь же ужасающую в своей стабильности, как и античные рабовладельческие общества. Повсюду обсуждается теория Джеймса Бернхема, но лишь немногие задаются вопросом об ее идеологических основах. Бернхем предлагает такую идеологию, систему ценностей и социальную структуру, которые будут преобладать в государстве, одновременно непобедимом и находящемся в состоянии вечной «холодной войны» со своими соседями.
Если бы оказалось, что атомная бомба — это нечто дешевое и легко производимое, вроде велосипеда или будильника, мы, наверное, скатились бы обратно во времена варварства. В то же время, как следствие, мог бы исчезнуть национальный суверенитет и высокоцентрализованное полицейское государство. Если же (что наиболее вероятно) бомба — это редкий и дорогостоящий предмет, сделать который так же трудно, как и боевой корабль, то скорее всего она ознаменует конец широкомасштабным войнам ценой нескончаемого «мира без мира».
1945
Перевод с английского (2016)