Проблема современной критики заключается в том, что её занимаются люди ангажированные, никогда не писавшие в полную силу, неспособные понять и почувствовать писателя, зато готовые шустро делать сложные псевдо философские построения. Для них не существует понятия - походи в моих ботинках. Сколько им не объясняй, что Чехов или Булгаков писали с совсем другим внутренним напряжением, чем пишущий между делом прозаик-товаровед Тюлькин, они этого не поймут и не желают понимать.
Собачье сердце это сатира и юмор. А любой юмор или сатира основаны на гиперболах, сопоставлении несопоставимого и т.д. Существует четыре приема юмора, каждый искажает реальность, поэтому читатель обречен смеяться и не принимать всё за чистую монету. Истина есть, но она немного или много искажена в пользу юмора. Персонажи юмора тоже несколько условны. Лишнее оставляем за кадром. Например, мы не знаем, был ли профессор Преображенский женат, были ли у него дети, приходили ли они к профессору в Колобуховский переулок. Всё это отсечено за ненадобностью вместе с богатой личной жизнью товарища Швондера, возможными вздохами служанки Зины по Борменталю, угрозой схватить воспаление легких у товарища Шарикова, всё-таки лазал по холодным подвалам, пока кошек душил и многое иное. Зато в хорошей сатире и юморе есть нечто, что читатель схватывает без долгих размышлений и часто даже без осознания всех сложностей.
Картина у нас разворачивается достопримечательная. Профессор Преображенский существует за счет операций, призванных помочь матерым партийцам поднять потенцию и побольше трахать женщин, а научные исследования и, возможно, спасение больных от смерти это его хобби. Заработал деньги, можно о науке подумать. Его интересуют проблемы мозга, а покровителей волнуют проблемы их собственных мужских членов. Этот юмор для нас понятен в силу иных литературных произведений. Помните, как у Маяковского - в паровозных топках сжигали нас японцы, но из наших луженых глоток только три слова - да здравствует коммунизм! Гвозди бы делать из этих людей, в мире бы не было гвоздей прочней! Или в Золотом теленке Ильфа и Петрова - о тебе в некрологе не напишут, что ещё один сгорел на работе! В 20-ые годы читателю было всё понятно и без классики. Образы несгибаемых коммунистов, думающих только о социализме и мировой революции, умирающих от истощения прямо на рабочем месте, идущих с маузерами впереди беспартийных солдат прямо на пулеметы белогвардейцев, словно глаза идейного и непреклонного Левинсона из Разгрома Фадеева буравили обывателя с каждой страницы газет. Между тем, все понимали, что в тоталитарном, жестоком обществе, где любого могло схватить и уничтожить ЧК, бизнес времен НЭПа не мог существовать и не существовал без партийной крыши.
Потом из нас эти элементарные истины крышевания выбивали страхом и пропагандой, но тогда это было реальностью. На эту реальность накладывалась этакая бесполая суть большевика в пропаганде. Вспомним Как закалялась сталь, Павка Корчагин аж импотентом стал от усердия на руководящим посту. Другое дело, что сам Островский потенцию не потерял, несмотря на жуткую болезнь. Его жена в мемуарах поведала. Зато в Собачьем сердце смех автора поднимается до сатиры. Получается, что коммунистам нужна потенция для принуждения секретарш, машинисток и прочих женщин к сексу с использованием служебного положения. Дельце с точки зрения коммунистической морали и УК СССР паскудное и преступное. Тем более, коммунисты платят мало, то есть попросту морят голодом бедных девушек. Вот тут-то сатира и юмор - над такой сволочью посмеяться не грех.
Основная идея рассказа тоже антикоммунистическая - сколько сволочь не возвышай, всё равно останется сволочью. Тут уж автор бьет коммунистов ниже пояса, прямо по гениталиям. Основная идея коммунистов в возможности всех перековать, всех переделать в сознательных членов общества. Это как дрессировка собаки - положи на нос кусок мяса, а она не съест, потому что не хочет. Только собаки делятся на идейных, радующихся тому, что им не хочется, готовых учить других не жрать мясо ни с носа, ни под носом, и сомнительную контру, которая мясо съесть боиться, но виду не подает, поскольку есть ЧК, есть ВКПб, есть железные люди, которые уже как гвозди. Конечно, читатель невольно читал и посмеивался. Это всё равно, что в наше время сказать - есть сознательные люди, которые хотят и становятся олигархами, а есть несознательные, они не могут и не хотят, только завидуют. Если их перековать, все станут олигархами и страна расцветет.
Профессор решил сделать уникальную операцию и приводит домой бродячего, голодного пса. До этого дается картина мира глазами пса. Юмор он и есть юмор, смешно искать в нем соответствие между работой мозга собаки и рассуждениями пса о жизни на страницах рассказов. Картина мира глазами пса оказывается совсем не такой, как приучают видеть советского человека. Затем пес попадает совсем в иной мир, мир процветания, учености и непонятных занятий. Мир профессора Преображенского это мир буржуазного спеца, которого купила советская власть, поскольку своих-то спецов пока нет. Правда, этот маленький мир почему-то занимается не вопросами строительства коммунизма для всех, а вопросами укрепления эрекции у избранной части строителей коммунизма. В этом мире хорошо едят, красиво думают, соблюдают этикет и культуру. Преображенский и Борменталь не насилуют служанку Зину и не угрожают за несогласие выгнать на улицу. Кухарке позволено остаться кухаркой - грубоватой женщиной, способной прямо сказать всё, что она думает по тому или ином вопросу. Каждый занят своим делом, ничего не канючит, не ворует калоши, не бросает мусор на пол. В каком-то смысле это коммунизм в отдельно взятой квартире. Работай, за это ешь досыта, на столе спиртное, сам решай сколько выпить, спи спокойно, никто не подсидит, не накляузничает, не выгонит без причины. Да, у всех есть деньги, профессор получает за операции, платит остальным, но это не главный вопрос. Детали отсечены, поскольку они мешают видеть главное.
Главное же в том, что при советской власти такой мирок не может жить в безопасности. У Преображенского есть личный враг - управдом Швондер. У него идейная ненависть к профессору и идейное желание подселить к профессору жильцов, чтобы разрушить ему нормальный быт - лишить операционной и возможности зарабатывать, ужать до предела. Швондер это тупая жажда власти, воля вознесенных революций хоть на ступень, но выше остальных граждан. Швондер подчиняет и создает свой мирок. В этом мирке у него свой актив, который ходит и подселяет, подавляет численностью, лишает жертв способности сопротивляться. Ниже актива рядовые граждане, вынужденные петь по вечерам хором под руководством Швондера и зомбировать себя коммунистическими песнями. Есть у Швондера связи вне маленького мира отдельного дома, иначе не было бы потом быстрого возвышения Шарикова по протекции Швондера. Швондер дурак, но он стремится всех подчинить и сломать на своем пути.
Тут мы невольно начинаем понимать, почему профессор Преображенский интересуется проблемами мозга человека, а занимается пересадкой желез шимпанзе. Именно на вопросы эрекции среди высокого коммунистического руководства спрос есть, а вопросы мозга их интересуют куда меньше. Видимо, работой своих мозгов они удовлетворены. Оперции дают Преображенскому не только деньги, но и защиту от домогательств Швондера. А Швондер знает, как пробить защиту. Он повторяет наезды - вдруг покровитель уже не нуждается в услугах, вдруг надоели регулярные просьбы о защите. Именно неустанными наездами маленькие сошки власти всегда преодолевали большинство попыток защиты с помощью высоких связей. Логика проста - раз наверху кишка тонка уволить и раздавить, значит, терпение и труд всех перетрут. (прим. для придирчивых - я знаю, что надо писать все, а не всех, но здесь особы смысл).
Именно ненавистью к Преображенскому вызвана забывчивость Швондера. То он понимает, что Шариков это бывшая собака, то забывает и оказывает покровительство в пику Преображенскому. На этом построен комизм ситуаций. После операции на собаке начинается действие, которое лучше назвать смех сквозь слезы. Профессор воспользовался для операции гипофизом погибшего Клима Чугункина. Это какая-то приблатненная личность, игравшая в трактире на балалайке, заодно делавшая непонятный гешефт и поссорившаяся с себе подобными. За это Чугункина убили ножом. Собака, становясь человеком, превращается в мелкого хама и хулигана. Но у нас есть чудесный Швондер, который в обычных обстоятельствах смотрел бы на Клима Чугункина сверху вниз, мол, трепещи тварь беспартийная и несознательная. Неужели вы думаете, что Швондер мог всерьез воспринимать беспартийного балалаечника?
Помесь собаки с Климом Чугункиным превращается в Полиграфа Полиграфовича Шарикова и начинает под опекой Швондера блестящую карьеру в стиле - мы даже пса и мелкого хулигана научим управлять государством. Хотя с точки зрения простой кухарки мерзавцу Шарикову ничего доверить нельзя. Шариков требует себе прописку, используя служебное положение, соблазняет секретаршу, врет на каждом шагу, приписывает себе некие подвиги на Гражданской войне, терроризирует всех от Зины до профессора, пьет и буянит. Профессор вдруг понимает, что Шариков диктует правила игры, он не может с ним вести себя нормальным образом. Он обязан угрожать, поучать, ждать подвоха и просто бить Шарикова в морду. Перед ним преступник, которого он обязан терпеть, поскольку он, преступник, люб Швондеру. В итоге Преображенский делает обратную операцию, вставляет Шарикову гипофиз собаки, Шариков снова становится собакой и, о чудо, в качестве собаки ведет себя прилично. Далее профессор объясняет Швондеру и прочим комсомольцам и коммунистам, что опыт не удался. Ситуация понятная - сказать правду нельзя, эти не поймут. У них коммунистическая разруха в головах.
Читатель смеется. А по сути Булгаков сказал коммунистам именно то, что они сами о себе отлично знают. Надо представлять, сколько коммунистов и нужных им людей на деле имели отдельные квартиры в те времена, когда народ давился в коммуналках, подвалах и бараках. Я недавно прошелся по Арбату и вспоминал, сколько народа имело отдельные квартиры. Ох, не мало! Принципиальность Швондера это для нас принципиальность, а для тех, кто в теме, мир выглядел иначе. За это Булгакова ненавидят по сей день - слишком много правды, слишком талантлив юмор. За это пытаются использовать, недаром его пассаж о разрухе в головах, а не в сортире стал хрестоматийным. Не посадили Булгакова именно за то, что он написал юмор, а не разоблачительный памфлет. Да и зачем писать памфлеты, когда юмор позволяет сказать больше? Юмор делает забитого человека нормальным человеком, а памфлеты только давят на психику. Некоторые считают, что юмор опасен. Нет, куда опаснее те, кто считает, что они смогут победить юмор, а на следующий день после победы не побегут вымаливать у окружающих очередной анекдот или смешной рассказ, где всё, что они запретили, будет им рассказано. Вёдь хорошо смеется тот, кто смеется над реальными проблемами, а не над химерами, созданными собственным пустобрехством.