Каждый человек – это мир. Признать это, принять это и исчезнут конфликты, порожденные упреком, причиной которого собственное непонимание. Тогда можно будет в полной мере радоваться успехам других, любоваться творчеством, сопереживать ошибкам, помогать их исправлять и учится жить в новом мире, где мрачные тени войн и пороков уйдут в прошлое.
1 Репетиция смерти.
2 Ворона.
3 Алхимик.
4 Бесплотный спасатель.
5 Дельфины.
6 Василиск.
7 Ханна и Хагград.
Какая разница между картинами и мемуарами? Да никакой. И в том и другом случае автор пытается перенести на плоскость многомерный мир. С помощью приемов, инструментов, красок поместить на чистый белый лист кусочек огромного мира с эмоциями, запахами, перспективой в будущее и памятью о прошлом какого-то места или человека.
Не знаю как у кого, а у меня несоответствие возможностей передать на холст все многообразие видимого и невидимого мира просто отбивало желание браться за краски. Хотя в карандаше запечатлеть эпизодик-другой я была совершенно не против. Для меня эти зарисовки становились «напоминалками» моментов моей жизни, иллюстрациями или скорее окошками в мир прежних впечатлений. Тем, кому довелось увидеть эти рисунки, оставалось только довольствоваться слабым отголоском моих впечатлений и анализировать уровень мастерства исполнения.
Можно поддаваться неудержимым порывам взяться даже за огрызок карандаша, когда красота мгновенья требует запечатлеть ее, совместить свое видение прекрасного и мастерство, чтобы… размазать по поверхности плоского листа это великолепие. Я стала избегать этих порывов, карандашей, кистей, а работа художником на предприятии отбила последние крохи желания рисовать. Наверное, если бы не вбивала, в буквальном смысле, в мою голову мама мысль, что я ничтожество и не достойна жить в этом мире, то я могла гордиться своими талантливыми работами, могла бы выставляться и продвигаться на этом поприще. Но все же мне кажется, что пресловутые запои творческой личности продиктованы отчаянием так и не невыраженных чувств, когда душа устремляется слишком высоко от бренного тела на короткое время, а потом шлепается в омут простого человеческого быта.
Так бы я жила в серенькой обыденности, старательно избегая взлетов и падений, не встреть этого человека, внешность которого не бросалась в глаза.
Я узнала этого человека по стуку своего сердца. Что оно мне говорило было совершенно непонятно. Он был легендарной личностью на своей простой работе. Может быть поэтому? А может быть потому, что его имя засело где-то глубоко после слов одного водителя нашего автобусного парка, который предрек мне встречу с ним. Тогда я не просто отмахнулась, а даже раздосадовалась, сочтя это не то чтобы шуткой, а отголоском его цыганских корней. В нашем автопарке много лет работала трудолюбивая цыганская семья на разных должностях, целая династия уважаемых людей и относиться к словам одного из них, как к легкомысленному трепу я не могла, но и поверить, что выйду замуж за человека, которых полюбит не только меня, но и моих сыновей было невозможно. Для этого нужно быть безответственным дураком или полюбить так сильно, чтобы все проявления любимой женщины стали сутью твоей жизни. И вот спустя много лет я узнала, что так бывает.
Мне оставалось принять все его странности и все его пережитки прошлого. Но все же все годы, что мы жили вместе, далеко не все странности укладывались в голове. Принять их и остаться в «своем уме» мне до сих пор сложно.
Я перебираю в памяти сюжеты его историй, эпизоды жизни и ищу ответы на вопрос «кто же он»? Это похоже на просмотр семейного фотоальбома, где возникает вопрос «как этот пузатый карапуз стал таким бородатым дядькой»? На такой риторический вопрос можно найти шутливый ответ, а вот на мой… лучше оставить без ответа и наслаждаться фактом его существования.
Вот тут-то я и столкнулась с «творческим зудом», когда невозможно не писать о нем. И все мысли, что я не писатель, что я ничтожество и не достойна… Ох уж это пресловутое «достойна»! Даже первая неумелая попытка запечатлеть на бумаге маленький эпизод показала нам двоим необходимость этого мероприятия. Получился, своего рода Портал - выход в другой мир. Открывал эту дверь Гена и рассказывал мне, что он видел там. Я старательно конспектировала, уточняла и переносила на бумагу все детали. Так у нас получалась картина. Одна, другая, третья. Мы могли просматривать их по желанию, погружаться в тот мир или просто упоминать в повседневности. С плоской серенькой обыденностью было покончено. Но с чего все это началось? Пусть будет причиной так называемая, клиническая смерть. Это явление так прочно вошло в жизнь многих, что объясняет необычные способности и возможности, появляющиеся после пережитого путешествия в посмертие. Околосмертный опыт – более точное определение, прочно вошедшее в обиход современного человека.
Способность видеть свое прошлое показала, что начало приключений было не после второго околосмертного опыта, а тем более не после первого. Но узнать все в этой жизни просто невозможно, это бесконечный детектив со смертями и развязками, новыми сюжетами и новыми действующими лицами. Одна картина сменяет другую, являясь продолжением, но совершенно отличаясь сюжетом. Ключ к пониманию всего этого в осознанности жизни, каждого ее момента. Чем больше таких моментов, тем шире перспектива, спокойнее жизнь и удивительней человеческие возможности. Чудеса для нас стали объяснимы.
Интересно, что получится, если расставить картинки жизни не в хронологическом порядке как в фотоальбоме, а по яркости впечатлений? Конечно, тянет к звездам, но ощущения там не дотягивают до удовольствия от купания с дельфинами. А если вспоминать те случаи, когда гена гостил в теле вороны? Подробности полета и устройства самой птицы поражают. Да вообще все подробности, которые удавалось выяснить ему совмещаясь с животными или другими мирами не идут ни в какое сравнение с научными изысканиями наших ученых. Наверное надо просто пересматривать эти приключения его души как придется, иначе в списке главным, но не первым отправным пунктом Генкиных похождений будет самая длительная остановка сердца. Это совсем не яркое впечатление, скорее самое мрачное. Правда благодаря ему Гена много лет благоухал такими тонкими и чарующими запахами цветов, благовоний и еще непонятно чего, что заставляло его знакомых спрашивать название парфюма которым он пользуется и который не смывается.
Нет, все же лучше мрачное и тяжелое сразу обсмаковать и оставить в прошлом. Пусть даже оно сыграло огромную роль в будущем.
1.Репетиция смерти.
Майские праздники закончились. Гена осваивал заросший весенней травой, склон. Где-то громко зазвонил колокол. Гена выпрямился и прислушался:
- «Красиво звонит! Так мелодично и в то же время громко. Надо поехать в центральный собор на какой-нибудь праздник и позвонить в колокол самому. Может, правда астма пройдет. Да еще зуб этот противный вылечится? Хотя, так все болезни можно было бы вылечить. Интересно, а какой праздник сегодня, раз колокол звонит?» - Эти мысли, и звон колоколов отвлекли от работы и Гена пошел пытать по этому вопросу жену.
Жена в этом вопросе оказалась дремучая. Мало того, рядом с их жилищем никакого собора оказывается не было. Они вообще жили в промышленном районе. Гена задумался. Не над наличием церквей, а над тем, что Юлька этого звона вообще не слышала. Это было просто не возможно! Получается, что звонят колокола только ему. Или по нем? Хорошая работа прогоняет плохие мысли. Вот этим и решил заняться Гена.
4 мая обещали заморозки. Гена с Юлей решили жечь ночью костры. Строительная свалка, где обосновались они, почти не давала урожая. Но деревья были все в цвету и обещали отблагодарить фруктами за заботу. Да и как не помочь – живые ведь, вон какие почки налитые и кое-где уже распустились. Собрали днем сухие ветки, стружку, а сверху свежескошенную траву для дыма.
День почти прошел. Костры были готовы, и можно было поужинать, отдохнуть, ведь ночь должна быть нелегкой.
Гнать Юльку спать было бесполезно, все равно рядом будет крутиться. Стоит только ей удобно устроиться рядом, как у нее начинается воображариум:
- «Здесь мы закруглим стену, сделаем окошко на восток и будем встречать рассвет в любую погоду. А там лесенка, полочки, шкафчики, цветочки…»
Она сильно донимала его своими идеями, а он слушал ее как шум моря в тихий теплый день. Она, конечно, звала его помочь, особенно если шкаф, который ей хотелось переставить самостоятельно, почему-то падал. Его забавляли удивленные глазенки из-под шкафа или из-под груды кирпича. Нет бы подумать о технике безопасности или просто рассчитать свои силы, но куда там, азарт «делателя» затмевал все расчеты.
Сейчас она хлопотала у плиты и что-то щебетала. Кажется, про неудобный и слишком длинный участок, стройматериалы не там где надо бы. Волновалась, что Гена устал за день на работе, а ведь астма никуда нее делась. Предлагала поберечь себя, но как?
Генке не хотелось пить лекарства по пустякам, но все окружающее уже казалось, подернулось дымом от постоянной нехватки воздуха. Нужно поспать хоть часок.
- «Нарублю дров еще немного, чтоб хватило и посплю», - думал Гена, когда подошла Юлька, демонстративно подбоченясь и, напустив на себя грозный вид, пытаясь втиснуться в роль грозный жены.
- А ну-ка, лесоруб, иди быстренько ужинать. Костром больше, костром меньше – мне все равно. Вот мужем больше, мужем меньше - это уже другое дело. (Глупая шутка. Знать бы это тогда. Но что бы могло измениться?) Я тебя ночью голодного на себе, что ли между кострами носить буду?
Может, на кого-то грозный вид и подействовал бы адекватно, но Юльке не удавалось скрыть озорной блеск глаз. Хрупкая, с хвостиком светлых волос она казалась девочкой. Если бы не седина пережитого. И как это все втиснулось в такую недолгую жизнь?!
Гена все пытался понять, где она хранит этот задор и терпение. И как она может так, без оглядки, любить? Но спорить и, правда, не было смысла, даже в шутку, и он поплелся, усталый, к столу.
После ужина астма немного поутихла, напряжение спало и, как всегда после приступа, захотелось спать. И время позволяло, и Юлька тихонько сидела рядом что-то вязала. Все убаюкивало, и Гена заснул. Юлька выбралась потихоньку в сад раздувать костры. Дым охватил всю окрестность, опустился мягким покрывалом на сады внизу. От дыма слезились глаза, но думать об этом не хотелось. Дым разбудил Геннадия. Он вышел и, не успев стряхнуть с себя сон, тут же получил порцию крепкого дыма в лицо. Закашлялся, отдышался и принялся помогать жене. Юлька носилась от одного костра к другому с фанеркой для раздувания огня, и прибежала к тому месту, где сидел на полене Генка, веселая и пропахшая дымом. Собралась уже поделиться впечатлениями, когда увидела лицо мужа.
Гена уже даже не хрипел, он сипел, ссутулившись, жадно глотал воздух, как рыба на берегу. Было ли лицо серым, или еще каким - не видно. Да уже и не важно.
Юлька опрометью бросилась в дом за лекарствами. Но как в темноте его колоть? Пока Гена заталкивал в рот таблетки, она судорожно набирала в шприц лекарства. Укол Гена, казалось, не ощутил.
- «Лишь бы скорее подействовало» – металась в голове одна только мысль у Юльки. Руки дрожали. Мысли тоже.
- «В доме светло, но в такой позе его не дотащить». Нужно сделать массаж грудной клетки, может расслабится, и тогда волоком, потихоньку, упираясь ногами и руками в порог, стены, можно втащить в дом. Подальше от дыма.
Массаж немного помог, и Гена прохрипел:
- «Воды».
Идея дотащить была видимо не та. Ему нужен этот холод. И Юлька уже знала, что нужно снять рубашку и обтирать его холодной водой. Обдувать и делать массаж. Хорошо, что на улице уже «минус». Генке всегда жарко в таком состоянии.
Привычные манипуляции все равно не приносили уверенности, что сделано все возможное и сделано правильно. Знать, когда закончится приступ совершенно невозможно, объем легких у него от занятий спортом большой и это значит мученье не пятиминутное. И закончится ли?! Остается только верить. Верить и надеяться. А главное – любить. Когда любишь беззаветно, мысли о себе не мешают помогать в трудных ситуациях. А пока оставалось ждать, когда подействуют лекарства. Ведь приступ удушья был от усталости, нервотрепки с последним несостоявшимся клиентом и от дыма. И этот дым никуда не девался. Костры «работали» исправно как по закону подлости. (Кто интересно вывел этот закон?) Юля поняла, что ситуация совсем не стандартная и придется вызвать «скорую помощь».
Телефон был у сторожей на соседней базе. Но до него еще нужно добежать, а это значит оставить Гену. По крайней мере, его погрузят и вывезут отсюда. Организм мужа лекарства не принял, и к судорожному состоянию добавилась рвота лекарствами. Вместе с удушьем это жуткое зрелище. Ну и как его теперь оставить?
Перебирая в голове другие решения, Юлька решила отказаться от услуг ума. Она, как безумная в буквальном смысле, бросилась бежать к телефону.
Бежать приходилось под горку по плохой грунтовой дороге, потом через шоссе. Она падала, поднималась и, не успев еще распрямиться, бежала дальше. Ноги не успевали за ней и часто подводили.
Стучать в окно сторожки, она не боялась. Мысли остались там, возле мужа. Сторож вяло открыл калитку, когда увидел в окно женщину. Но сон слетел с него, когда в освещенный дверной проем вошла женщина с разбитыми коленками и ладонями, с прерывающимся от бега, свистящим дыханием. Он помог набрать номер «скорой». Телефон был с диском, и она никак не могла попасть на нужную цифру. Но даже будь он кнопочный – руки у нее тряслись, губы тоже и объяснить дежурному «скорой помощи» она едва смогла. Там, на том конце провода эмоции не учитываются и не влияют на скорость записи.
После звонка Юльку как ветром сдуло. Только на полу остались капли свежей крови, собравшиеся в лужицу возле телефона.
Вернувшись домой, она поняла, что Генке стало хуже.
Гена корчился на земле, мокрый и холодный. Жена судорожно пыталась облегчить его страдания, поливая водой, растирая грудь, обкладывая мокрыми полотенцами, чтобы сильнее охладить тело. Сознание Гены переживало тоже своеобразный спазм. Казалось, что закрываются все двери, не только двери в легкие, но и двери в этот мир. Всё съежилось в нем до нестерпимой боли, до жуткого отчаяния. И только Юлька, маленькая беспомощная Юлька не давала сознанию угаснуть, не давала совершить прыжок в спасительную беспредельность и оставить ее навсегда.
Когда Юля начала растирать грудь, руки, ноги закоченевшего мужа, он с трудом просипел:
- «Вот и все. Молись».
Для Гены воздух в легких стал невыносимо твердым, он горел в каждой клеточке измученного тела. Хотелось окунуться в ледяную воду, чтобы потушить эту топку. Как ни хватай ртом воздух извне, он не попадает внутрь – дверь закрыта. Это не цепи, не оковы, которые можно разорвать в предсмертной агонии, наполняющей неистовой силой, безмерным желанием жить. Это бестелесные руки смерти. Это адское пламя. И никакие обливания водой на морозе в этот раз не помогали. В груди хрипело, и если этот хрип вырывался наружу, то уносил с собой огненный воздух. Но и это не приносило облегчения, потому, что вместо него не попадал морозный воздух улицы. Вместо него приходили спазмы, сжимая тело в каменную глыбу.
Оставить ее опять на века, как это было раньше. А потом искать в этом огромном мире людей, живущих в суете, отрешенности от самой сути жизни. И он нашел в себе силы, собрал все крохи любви, задавленные жуткой болезнью в этот миг, чтобы выдавить из себя последнюю просьбу:
- «ЗОВИ!!»
Она поняла, что он уходит. По серым губам, по стекленеющему взгляду, по скованным мышцам всего тела. Безмерно-любимого тела, наполненного чудным бессмертным духом. Мысли о себе, покинутой и одинокой, возможно придут, но это будет позже, не сейчас. А лучше бы и никогда. Их души нашли друг друга здесь и соединились светом того знания, что не разделит их нигде.
Когда так мучается любимый, ни одна мысль о себе не мешает жить его проблемой. И только его слова, едва слышные, едва понятные, но наполненные такой неистовой силой, отрезвили ее, остановили и заставили задуматься:
- « Кого звать?»
Он завалился на нее неожиданно, и обмяк. Она начала его тормошить, бить по щекам. А он как-то податливо распластался на замерзшей земле, и широко открытые глаза были обращены к звездному небу. Он не дышал. Его тело становилось землей этого мира. И она на коленях, сидя рядом, с любимым человеком дико закричала:
- «Люди! Где вы? Помогите! Хоть кто-нибудь! Умоляю!» Она кричала недолго, но голос быстро охрип и безответно повис в тишине. Какие могут быть люди в этой дали! Кто еще может жить на отрезанном от цивилизации клочке земли?!
Как-то вдруг рассыпались все постулаты веры, заученные фразы, имена. Она на миг растерялась и замерла. Из памяти всплыло имя Архангела Михаила. Именно его помощь нужна в первую очередь, именно он поможет обрести здравомыслие в критический момент. Потом, обретя какую-то твердость и уверенность, она произнесла имя Матери Марии. Эти имена так часто произносились, что не заставили Юлю напрягать память в миг решающей ситуации, хотя собраться с мыслями в такой момент мало кому удается.
Слова наполнились образами, увиденными на иконах, на картинах. Она встала с колен, оставив лежать на земле съеженный комочек тела своего мужа, и, продолжая разгибаться во весь рост, выкрикивала в темноту имена святых и ангелов каким-то незнакомым самой себе твердым голосом.
Тьма вокруг казалась вязкой и густой. Вся ситуация, в которой оказались эти двое, была одновременно тягучей и стремительной, глухой от отчаяния и беспомощности. Мрак ночи окутывал так плотно, что ощущение погребального савана разрывало сознание на части, растаскивая последние силы, просачиваясь в бездонную тьму ночи. А зов к созданиям Света, казалось, проваливался в вату, окутавшую все вокруг, и казался напрасным.
Дым угасших костров смешался с туманом и отгородил эту сцену борьбы со смертью от всего остального мира. Но он же и придал черноте серый цвет, ослабив ее гнет. И Юля, обращаясь к небу и глядя в него, почувствовала неясный звон внутри. То ли это был отзвук ее голоса, потерявшегося в пустоте, утонувшего в ней самой, то ли звенело все вокруг от ее голоса. Она замерла и прислушалась к себе, к миру вокруг, к воздуху.
Да, воздух стал прозрачнее. Она сама стала прозрачнее, сбросив с себя отчаяние борьбы с этой тупой безжалостной болезнью мужа. Кольцо окружило место этого события так незаметно плавно, что только диск звездного неба прямо над головой свидетельствовал о том, что это произошло. До самых звезд высились лучезарные фигуры людей, окруживших освященное молитвой место. Тишина звенела торжественно и величаво. Она вручила бесценную душу в руки Архангелу Михаилу, Матери Марии, которую она всегда побаивалась звать или обращаться к ней.
Позвать можно многих, но может быть достаточно и этих могущественных покровителей человечества? Сомнения всегда были спутниками Юли, прорвались они и в этот миг через завесу отчаяния. Отчаяния, толкающего обращаться к кому угодно, лишь бы получить помощь. Но, когда она воочию увидела это величественное зрелище, то сомнения рассеялись. Со стороны это казалось столбом света, уходящим в бескрайнее небо. Сейчас Юля была внутри этого света, наполненного чистым воздухом. Наверху – звездное небо, а вокруг него туман и легкий дым, у ее ног лежал муж. Он не дышал, не сжимался в комок. Он, казалось, слился с ледяной землей, распластавшись на ней, обратив лицо к небу.
Собаки притихли и только почему-то слегка постанывали. Они не выли, не скулили, а просто тихо лежали на земле за пределами этого круга так, как если бы сверху их придавили аж до слабого стона. Но не кто-то злой и чужой, а добрый и любимый.
Эта величественная картина отвлекла Юлю от мужа, но когда она снова посмотрела на него… на его тело… Может, она мало молилась? И «там» ее плохо слышали. Пришли, посмотрели и ушли. И как смирение пришла на память молитва:
«Господи, дай мне душевный покой, чтобы принимать то, что не могу изменить,
мужество изменять то, что могу и мудрость всегда отличать одно от другого».
Она обреченно и уже спокойно оставила Гену. Настолько спокойно, что могла рассудительно подумать о том, какие вещи, документы нужны, когда его будет забирать «скорая», констатируя смерть. Она встала и пошла в дом. Никто ей не поможет. «Скорая» потребует документы независимо от ее состояния. И она пошла переодеваться и собирать документы. Спешить больше некуда. Время ее не интересовало. Ум принял бразды правления и диктовал, что нужно взять, что надеть, ведь на улице мороз. Мужу вещи не нужны уже. Денег на такси все равно не было. Куда его повезут – неважно. От ближней больницы можно дойти домой часа за полтора. От центральной – за шесть часов. Нужно только смыть кровь с коленей и рук, чтобы не беспокоить медперсонал.
-«Почему-то долго нет «скорой», – подумала только теперь Юлька. А может ей так только кажется? Но решила позвонить еще раз.
Сторож не мог уже задремать и, не сразу узнав Юльку, все же впустил опять. Видимо, она очень изменилась за короткое время. И он уже не мог сказать, какая она напугала его больше – та или нынешняя. Она спокойно набрала номер и спросила, сколько еще нужно ждать. Оказалось бригада «скорой» просто не знала, что улица, указанная в вызове, гораздо длинней: они просто не доехали и вернулись. Пришлось объяснить еще раз. И еще раз попросить сторожа встретить машину, чтобы спокойно пойти домой.
Все это время Гена лежал в спортивных брюках на мерзлой земле, у входа в дом. Юля попыталась подложить под него покрывало, но тело было тяжелым и не гнулось. Было жутко, и она села рядом. Уже светила луна, и мрачная громада дома без единого огонька с недостроенными стенами с половиной крыши, казалось, нависала и давила. Она увидела вдруг этот дом совершенно иначе. Он уже не был воплощением их идей и надежд. Теперь он казался упреком в том, что они не смогли рассчитать свои силы и возможности. Сама она его не закончит.
Строить она может, но кто заработает на стройку? И еще она боится деревообрабатывающего станка и сварочного аппарата. Да и зачем он ей? Но оставить его как не родившегося ребенка на полпути, когда все планы и мечты умрут вместе с мужем? Она думала, как похоронит его. Он просил сжечь. На крематорий денег нет. Может клиенты, очень уважающие мужа, скинутся? А может получить свидетельство о смерти, собрать доски на стройке и сделать костер возле этого дурацкого дома? Ведь, если в жизни ее любимый, что называется, «горел» и на работе и в домашних делах, то и после смерти его не должно коснуться мерзкое тление.
- «Да нет же! Нет!» - Она вдруг вспомнила о себе? - «А как же я? Как жить мне в этом недоделанном склепе? Как жить, зная, что нет больше на земле моей половинки?» - Она теряла сына и знала уже эту боль. Тогда она не знала Законов развития этого мира и, будучи атеисткой, так пережила смерть сына, что потеряла разум на какое-то время. А потом, когда ее увезли, была парализована два месяца. Училась ходить больше года, есть и жить как все. Но как все жить все же не смогла и искала ответы на свои вопросы и сомнения. И нашла. И еще нашла человека, который тоже ждал ответа на такие же вопросы, и они вместе пошли по жизни совершенно новой дорогой, непохожей на жизнь простых, плоских людей. Они понимали значение испытаний в жизни. Вместе искали решение задач, гасили раздражение из-за ошибок друг в друге, радовались открытиям и любили друг друга. Не разлучаясь, все эти годы, старались наверстать время, проведенное в одиночестве до их встречи. Она уже знала, как устроен мир, и мысли о самоубийстве были далеко за пределами этих знаний. А то, что «они жили счастливо и умерли в один день» – это дар небес немногим. И теперь ей доживать придется одной. Нет! Она, конечно, встретится с ним за пределами этого материального мира, но все ли она сделала здесь? Да и сам Генка не собрал еще обещанное ожерелье из жемчужин мудрости, для нее.
Гену встретила не смерть с косой. Пришел «лифтер». И это был ни кто иной, как Архангел Михаил. Гена это абсолютно точно знал и был теперь спокоен.
Они неслись стремительно, но не настолько, чтобы не рассмотреть окружающее их пространство, явления. Далеко внизу еще видно было маленькую женщину, его спутницу жизни, с которой его связывали века. Он видел, как совсем недавно Юлька бежала по дороге, сбивая коленки. Падала, и, не успев толком встать, снова бежала вызывать «скорую помощь». Но это воспринималось краем сознания и не имело сейчас значения. Как не имело значения, что с его телом.
Когда призрачный мир, в котором он жил, начал удаляться со скоростью брошенного камня и Земля осталась далеко с земными проблемами, вокруг, вокруг него, сменяя друг друга, ожесточенно толкаясь, сгрудились монстры, пытаясь пробиться сквозь прозрачные стенки своеобразного лифта.
Мысли здесь имели форму, вес и жизнь. Фильмы ужасов – это лишь малая часть. И они все здесь. Герои страшных сказок, и лица настоящих людей, искаженные до неузнаваемости пороком. Все это было продуктом эмоций людей, и в то же время источником эмоций современного человечества.
Гена разглядывал эти оскалившиеся в беспомощном гневе морды, видел царапающиеся по невидимому стеклу, когти. Эти уродливые монстры были очень близко, но их отделяла перламутровая стена столба Света.
Мгновенным импульсом промелькнуло сказанное Архангелом:
– «У них есть еще и запах, который пока тебе лучше не знать».
- Ну и как пахнет страх, жажда убийства, ненависть, мстительность?
- «Это не сейчас».
В этой презентации он был просто наблюдателем, пассажиром скорого поезда. И это была не станция, на которой можно выйти понюхать полевые цветы, подышать воздухом нового места, а всего лишь эпизод, промелькнувший за окном.
Гена спешил Домой.
Конечная остановка не сопровождалась объявлением о прибытии скорого поезда номер такой-то. Праздника по поводу прибытия новопреставленного не наблюдалось. Тоннель просто сменился янтарной комнатой.
А какие еще ассоциации могут возникнуть в голове человека, никогда в жизни не видевшего другого, подобного этому, материала. Янтарь во всем своем великолепии. И ведь кто-то уже видел эту комнату, если пытался воссоздать ее на земле.
Гена был в полном сознании и здравом уме, в котором и пытался уложить все увиденное. «Про запас» или как новую для него реальность, в которой теперь придется жить, или снова жить – не известно. Не все, что он ощущал и видел, удалось перевести на язык земного восприятия. Но не это его заботило.
Его не встречали родственники, оставившие землю давно или не так давно. Его здесь не встречали существа Света, чтобы ободрить или просветить о том, где он и зачем. То есть «свет в конце туннеля» был не для него, хорошо это или плохо. Просто это было так. Свет был с ним во время пути и в конце этого пути и сейчас был с ним.
Пунктом назначения была очень большая комната. Гена вошел в комнату с трепетом. Ощущение таинства наполняло воздух вокруг. Все стены там были из янтаря с красивым замысловатым узором. Вернее это был не узор, а печати, руны. Эта комната создавалась для определенной цели, это был инструмент. Янтарь был необходим, как струны для арфы. Это был монолит, и рисунки сделаны как будто самой природой. Именно природой этого материала. Они усиливали действие янтаря, действие самой геометрии этой огромной комнаты. Попробуй нанести малейший штрих или глубокую царапину на стене - и царапина растает, вернув прежнюю чистоту. Лишний штрих – и меняется геометрия пространства, сбивая с настроя того, кто пришел сюда с определенной целью.
Здесь не было необходимости крутить головой, чтобы увидеть все это великолепие, не подверженное хаосу. Он видел все вокруг одновременно. Сверху, снизу все было настолько четко видно, что даже самое хорошее зрение на земле не сможет передать детали и нюансы. Это была и отдаленная панорама и в то же время, каждая деталь в отдельности. Но самое непостижимое ощущение заключалось в том, что это все была Любовь.
Это слово так потаскано людьми на земле, что уже не передает его смысл, его дух! Любовь была всепроникающая, как тепло солнца. Она была одновременно и словами любви и ласковым светом и щемящей сладкой болью единения. Она была знанием и бессознательным блаженством. Гена дышал ею, она согревала все его существо, проникала в затаенные уголки памяти. Любовью здесь был сам воздух. И это она была творцом всего этого великолепия. Она стояла в воздухе, как аромат, как теплое облако. Каждый кусочек пола, стен, был пропитан любовью. Она напоила все его существо и пробудила память. Любовь звучала тихой, нежной, но сильной мелодией. И это была не любовь за что-то или чья-то любовь, - это была сама Мать всего сущего, проявленная в этом доме, его уюте.
Было ощущение, что он вернулся после командировки. Там, где он жил и работал на земле все это время - был очень узкий диапазон условий для существования. Там он ощущал то невыносимую жару, то мучительный сковывающий холод, сырость, голод. То мешала одежда, то ее не хватало. На земле он испытывал боль. Но все это осталось там, где было его тело, оставленное, как поломавшийся автомобиль. Он бросил его на обочине дороги и вернулся домой.
Здесь не было ни холодно, ни жарко. Здесь было света и тепла ровно столько, сколько необходимо. Здесь не было неожиданностей, которые он так не любил. Было очень спокойно и знакомо. Да, теперь знакомо. Он вспомнил и эту комнату, и этот аромат Реальности, а не просто действительности. Да, он дома, в одной из рабочих комнат, где должно быть Зеркало.
Существование этого Зеркала научно обосновал Вернадский. Не важно, как он дошел до этого, но мир узнал, что существует ноосфера, хранящая все записи происходящего на Земле. Она, подобно атмосфере, тонким зеркальным слоем окружает Землю, отражает все события. В восприятии ученых это видится так, но вызывает больше вопросов, чем ответов: как читать записи, из чего состоит, как запись увидеть, какие приборы создать для работы с ней?
А здесь просто комната, просто Зеркало и... просто Хроники Акаши. Для восприятия Гены они выглядели, как картины.
Картины его жизни, взятые из хроник Акаши, не были плоскими. Картинная галерея была его собственной. Но на этих, с позволения сказать, полотнах, были и другие люди. Они были частью его картин, его жизни. Оттуда тянулись ниточки судеб других людей, тесно переплетаясь с его судьбой.
Он остановил свой взгляд на серой неприметной картине. Серой она была от пыли и дыма на поле сражения. Война. Это была его война, судя потому, как у него сильно забилось сердце. Сердце. Как странно это звучит в этом мире. Картина медленно, но уверенно вползала в душу, будила чувства, ощущения и память. В воздухе запахло гарью. Память быстренько подсуетилась и добавила звук: «клац».
- Черт, опять сорвалась гусеница!
Танки шли медленно и зловеще.
Картина вбирала Гену в себя, погружала в войну, в его войну. Где-то на краю цепляющегося за действительность сознания Гену промелькнула мысль:
- «Как я расскажу о картине? Как критик, типа «хорошая техника исполнения, яркие краски, удачный ракурс, мастерство цветопередачи»…или что там еще говорят о живописи? «картина написана неизвестным художником (ну не мастером же) в неизвестно каком году. Холст. Масло». Бред. А вот то, что происходит сейчас не бред. Да, а расскажу ли?»
На этой картине нет места словам. Или в этой картине? Они звучат самим фоном и выглядят неотъемлемой частью самой картины. Вот грубый мазок отрывистой команды наступать, гортанный окрик офицера.
- Ты еще скажи «нежная акварель стонов умирающих» - сказал кто-то.
Голос мгновенно развеял дым сражения и напомнил, что это картина на стене. Просто картина.
- Нет, не просто. У тебя теперь есть «ключи» от этой комнаты. Изучай, - сказал Хранитель Свитков.
На другой картине было что-то похожее на Рим. Жаль, что внизу нет таблички с названием и годом «выпуска». Да и экскурсовод куда-то пропал, если вообще появлялся. Может только голос и был. Гена все же осмотрелся, ища того, кто объяснит суть происходящего здесь. Вернее объяснит, почему он видит это картинами, а не как еще. И услышал:
- Картина – это концентрированная многослойность мира. Картина – это срез кармического рисунка.
Когда смотришь на работу истинного художника, то глубина познания мира зависит только от глубины души зрителя. Собрание картин – это оркестр. Картина – это концентрат эмоций. Именно эмоции «включают» звук и ищут своего зрителя.
- Что такое абстракция, импрессионизм?
- Какофония или Дверь в безумие.
На другой картине он внимательно оглядывал местность. Все было так, как докладывали разведчики. План наступления танковой бригады он разрабатывал сам. Впереди находился город, который нужно взять…
А вот он объясняет, что колбу нужно держать под наклоном, когда осторожно добавляешь другой реагент …
Здесь он чувствует себя маленьким мальчиком, он видит печь и немцев возле нее. Они работают, закатав рукава немецкой формы. Ужасно костлявые трупы перегружают из газовой камеры. За поясом у немцев болтались противогазы старого образца, с двумя лямками-застежками. На дверце печи отчетливо было видно цифру 1837 г. и надпись «Baden Tirtgohfen».
А вот его и Юлькин дом.
Еще много, много картин его жизни. Эти картины, как маяки зажглись для него в сознании, остались в памяти. Он будет вглядываться в них еще не раз. Он мог заново пережить все, что видел.
Он увидел не просто эту его жизнь: некоторые аспекты его жизни были тесно связаны с его прошлыми рождениями на земле. События одной жизни перетекают в события другой, а характерные черты поведения соединяют то тонкими ниточками, то мощными канатами его судьбы на земле. Наконец-то он может увидеть причину и следствие своих ошибок и заблуждений. Этот «фильм» имел продолжение, Гена видел, куда его может привести цепь событий. Он рассматривал картины жизней, как одно непрерывное действие. Сменялись эпохи, одежда, окружение, а цепь событий и простого быта вела его по намеченному пути, допуская отклонения. «Шаг вправо, шаг влево – расстрел» - не всегда, но бывало и так. И все начиналось снова, снова рождение, испытания, уроки жизни.
Гена вглядывался в эти сюжеты и как лицо заинтересованное и отстраненно, как ученый. Ведь зачем-то он попал сейчас сюда? За ответами, из-за какой-то ошибки в собственной жизни? Или это своеобразная шпаргалка, в которую можно подсмотреть и вернуться с правильным решением. Но уж очень мучительный путь сюда ему пришлось проделать. Все говорило, что с оставленным телом его уже ничего не связывает. Не было и необходимости смотреть, что с ним будет. Да и кому интересно читать детектив, когда все уже известно. Получается, что жизнь – это детектив? Похоже на то. Детектив начинается, если есть смерть человека. Каждая жизнь заканчивается смертью. В каждой жизни есть маленькие и большие нарушения закона. Каждая жизнь полна загадок. А следствие проводится ЗДЕСЬ. Стратегию жизни тоже разрабатывают здесь, а тактикой занимается каждый в отдельности уже на земле. Он понял, что проявление его необычных способностей – не цель в жизни.
Это был мир Любви. Здесь была Любовь, ради которой можно на все пойти. И вот он здесь, с Ней, в Ней, во имя Нее. Он вновь ощутил себя частью этого мира.
Он не заметил, когда рядом кто-то появился. Это были великие люди и они были ему знакомы, но их величие не давило, не пугало. Хотелось задать столько вопросов! Но так сколько же? Часть сознания Гены была закрыта и все же ответы на невысказанные вопросы были кратки и в то же время исчерпывающие. То, что он мог вместить в этом мире духа, ему сейчас казалось огромным, безбрежным океаном знаний. И это было лишь крупицей.
Он ждал решения этого величественного собрания. Он ждал определения его места для дальнейшего существования в этом духовном мире. Приговор он уже вынес себе сам, как это делает каждый пришедший сюда. Он смотрел на эти светлые одухотворенные лица и понял, что очень скоро придется вернуться в тот мир, что оставил. Но кем он вернется, куда?
– «Ты должен вернуться в тюрьму», – прозвучал ответ. Он решил, что теперь на земле он должен пройти новое испытание - попасть в тюрьму. Гена готов был на все, даже на это, не раздумывая ни мгновения за что его могут посадить. Если нужно заплатить долги, искупить древнюю вину, то и карцер подойдет. Говорят: «я для тебя готов на все, даже на смерть». А Гена был готов на все, даже на жизнь. Он не сразу понял, что тюрьмой было его тело, он опять возвращался в свою собственную тюрьму. Состояние его «автомобиля» прошло здесь оценку, и было признано пригодным к дальнейшему использованию.
Мир вокруг наполнялся истинной Реальностью. Таяли тени человеческих суеверий и предрассудков. Исчезали нагромождения условностей общества, как рябь на воде. Пусть он был только маленькой лужицей по сравнению с океаном человечества, но в ней отражалось теперь все небо, озаренное светом. Отражалось ночное небо и звезды. Он был частью этого неба теперь.
Он знал теперь, он абсолютно точно знал, что оттуда, из этой невообразимой глубины к нему тянется рука друга. И еще сотни и сотни дружеских рук ждут момента, когда и он протянет свою руку. Он теперь знал их в лицо, ждал встречи, понимал свое значение на земле. Потому, что стал той ниточкой, что свяжет земную жизнь с лучезарной октавой Света, куда ушли жить и трудится Великие Души великих людей.
- «Дура, какая же я дура! Сколько прошло времени! Решила, если уже живому дыхание не могу вернуть, то мертвому тем более? Мертвые все одинаковые. Ведь пробовала не раз возвращать повешенных, утопленников».
Эгоизм, оказывается, может быть мощным двигателем, и он вывел ее из ступора. Она разозлилась и начала бить его по щекам. Стоп. Этим чувствам здесь не место. Она огляделась. Собаки просунули свои мордочки поближе, и, казалось, ждали чего-то от Юльки. Нужно сделать искусственное дыхание. Она взгромоздилась на Гену и вложила все свои силы, чтобы расшевелить легкие. Четыре толчка в грудь двумя кулаками, изо рта в рот, опять грудь. Ладони болели, да и кулаками получалось лучше. Пробовала даже коленями. «Какой же он холодный!» – нет, руками все же удобнее. Вошла в ритм и перестала замечать боль разбитых коленей, измученных рук, потеряв ощущение времени. Если бы Гена не шевельнулся, она делала бы это как машина до утра или дольше. Или пока не упала бы без сил. Она забыла про «скорую», про людей, про холод и нелогичность ее действий. Говорят, что открытия часто делают дилетанты потому, что не знают, возможно ли это, согласно общепризнанной науке. Но мысли в страхе от такого напора тогда куда-то попрятались и не мешали. Когда она наклонилась к губам в очередной раз, что-то внутри мужа булькнуло. Она быстро повытаскивала у него изо рта щепки от деревяшки, когда просовывала ее, чтобы разжать зубы и отодвинуть распухший язык. Силы прибавилось, и она с азартом продолжила начатое искусственное дыхание. В это время донесся сигнал машины. Ах да, это же «скорая». Юлька повернула подававшего признаки жизни Гену набок, подложила под голову рубашку и побежала встречать машину.
Сторож помог встретить «скорую», и Юлька повела врачей к дому. Их молча встретили собаки.
- Уберите собак, - раздраженно сказал врач, - не хватало еще, чтобы нас покусали.
Собаки задом, задом, не поворачиваясь спиной к незнакомцам, отошли, слегка порыкивая, подальше.
-«Странно собаки себя ведут» – подумала Юлька.
Для людей в белых халатах все было понятно в этой жизни. Вскоре выяснилось, что носилки не пригодятся. Пустые можно пронести, а вот с больным – уже точно нет. Но ребятки в бригаде «скорой» были крепкие. Врач, водитель и медсестра. Сюрпризы в отработанную схему не входили. Для них это была первая неожиданность. И это раздражало.
- Ну, вот и клиент. Лежит на холодной земле. Он что пьяный?
Да нет же, бронхиальная астма, я ведь сообщала, - начала было объяснять Юлька. Но никто ее слушать не собирался.
- Почему здесь нет света? – спросил врач.
- А у нас накануне 8 Марта наступил конец света, - ответила Юля грустно.
- Как же вас находят в этой темноте? – удивился медсестра участливо.
- Ну, вы же нашли. А вообще – на ощупь, - пошутила Юля.
Человеческие чувства еще не вернулись к ней. Она находилась во взвешенном состоянии и пыталась помочь, как могла.
- Как же вы живете? – опять спросил врач.
- «Значит, жив все-таки» – промелькнуло в голове Юли. Вслух она ничего не сказала. Вопрос скорее риторический. Сам ведь видит - как.
На обратном пути «в себя», монстров уже не было видно. Эти монстры ждали его прямо у его тела. Они были в белых халатах, лохматые, злые и темные. Медуза Горгона по сравнению с ними, была просто Алёнушкой. Он слился со своим мокрым и холодным телом, как будто нырнул в болото.
- « Ну, и ощущения! Что называется «с небес на землю». Любая тюрьма раем покажется по сравнению с этим возвращением. Хорошо бы потерять сознание, все еще наполненное яркими картинами визита в янтарную комнату. Боль, теснота, холод, мрак! И это все шквалом навалилось. А ведь кто-то после клинической смерти и в покалеченное тело возвращается. Скорее всего таким несчастным «возвращенцам» милосердно стирают воспоминания».
Но Гена сам захотел запомнить все. Мало того, что он снова в своей собственной темнице, в тюрьме этого измученного тела, так еще какие-то монстры хватали его за руки и за ноги. Двигаться он еще не мог. Но защищаться как-то надо! Сила внутри него будто взорвалась и расшвыряла всех. Но настолько точно, что не навредила ни одному из них. Каждый был отброшен, но не ушибся и ничего не сломал. Вторая попытка медиков была такой же безуспешной.
Гена не мог видеть их лиц, не знал, кто это. Зрение он еще не освоил. Он не мог сфокусировать его после той возможности видеть все вокруг одновременно. Теперь смотреть нужно, как через щель амбразуры. Но он увидел внутренним зрением, как кто-то с них осыпался и, визжа, уползал в щели между камнями. Успокоился он, когда узнал голос любимой Юльки. Раз она здесь, то никому не даст его обидеть, даже ценой жизни. Он видел свет в ее душе, в ее сердце. Теперь его дом был там, где она. А его тело было тюрьмой духа. И теперь оно было непослушным и незнакомым. Его слишком долгое отсутствие в нем, в теле, предвещало много проблем.
Чтобы разобраться, что с больным, его нужно внести в дом. Свет от аккумулятора только там, в кухне, она же пока спальня и гостиная. - Легко сказать. Водитель и врач, загородив собой Гену, попытались поднять больного. Неожиданно один из них отлетел к забору и сполз по нему, а другой с грохотом застрял между «буржуйкой» и рулоном оцинковки. Их оглушил неожиданный грохот, и они не успели ничего понять. Гена лежал неподвижно, но уже на спине. Ноги его были под ножками «буржуйки» и произвести какие-либо действия не могли. Да и какая для этого нужна силища! Юлька тоже ничего не поняла и закричала: - «Что вы с ним делаете?» Пришедшие в себя мужчины грубо ее оттолкнул со словами, что это он с ними что-то делает.
Решив, что просто плохо взялись и не рассчитали усилия, врачи попробовали еще раз. Следующая попытка была не лучше, хоть и помогала медсестра. Юлька выглядывала из-за плеча, подпрыгивая, чтобы увидеть, в чем дело. К ногам в целях безопасности, не наклонялась. Мужчины разозлились. Собаки зарычали. Юлька, перекрикивая всех начала уговаривать Гену поверить, что ему хотят помочь эти дяденьки.
- Наверное, допился до чертиков, раз до кровати дойти не смог. А еще «скорую» вызывают, - ворчали спасители, выбираясь из завалов стройматериалов.
И не важно, что запаха спиртного нет. Раз происходящее необъяснимо, то и объяснять нечего. Такая уж тут логика!
В этом Юля убедилась, когда помогла все же прислонить к забору статую своего мужа.
Ноги у него не гнулись и почти не держали. Руки тоже. Врач посветил фонариком в глаза больному. Зрачки были на весь глаз.
- Ого, какие зрачки большие! – удивилась Юля.
- Вам бы посветить в глаза, тоже были бы не меньше, ответил раздраженно врач. – Умничают всякие.
Гену в дом пришлось затаскивать. Сам он идти не мог. А, просто прислонив к забору, проблему не решить. Юлька плелась следом, объясняя дорогу, и ломала голову над ответом профессионала. Ее опыт говорил, что от яркого света зрачок должен сужаться, а не наоборот. Может, в медицине все изменилось, пока они здесь на отшибе живут.
Освещение в доме не улучшило состояние больного. Сделав необходимые процедуры, решили везти в больницу. Что делала медсестра, Юля не видела. Она радостно собирала чистые вещи для мужа, тапочки для него, уже не белые.
В приемном отделении больного принимали в рабочем порядке. Пока заполняли историю болезни со слов жены больного, Гену начало трясти. Коляска, в которую его посадили, (астматиков нельзя укладывать горизонтально) звенела и тарахтела от дрожи. Это мешало врачу. Юлька отрывалась от долгой процедуры заполнения документов, бежала в другой конец большого, холодного кабинета приемника и пыталась помочь Гене: что-то на него накинуть, вытереть, успокоить. Это тоже раздражало врача. Вдобавок выяснилось, что нет страхового полиса, вернее он просрочен, и больного не могут принять. Юлька извинялась, обещала срочно восстановить и принести в отделение. Это тоже раздражало врача. Но, видимо, не очень – тормозило сонное состояние и извинения Юли.
Померили температуру. Врач записала. Правда записала что-то раньше, чем медсестра дала больному термометр. Эта несогласованность Юльку уже не удивляла. Это пустяк по сравнению с тем, что сделали с ее первым сыном в далеком украинском городке.
Послушали дыхание, решили сделать кардиограмму. Результат разбудил врача окончательно. Врач удалилась очень быстро. И очень быстро пришел врач – реаниматолог. Врач приемника подбежала, запыхавшись, уже, когда Гену везли в реанимацию. Юлька привычно «рулила» коляской вместе с медсестрой. Этим ребятам из отделения реанимации она верила и могла спокойно идти домой спать. К неожиданностям там готовы и этого больного хорошо знают. А может, удивила кардиограмма? Но люди-то все же пришли ей на помощь! Разные люди: сонные и ворчливые, грубые, энергичные, но настоящие. Обычные. И они оставили ее и Гену не по своей прихоти одних там, дома, так надолго. Зачем-то это было нужно. Сущему виднее. И уже тогда Юля понимала, что произошло чудо. Но говорить об этом она не решилась бы тогда никому. Это все равно, что обращаться по имени к маленькому ручейку или признаваться в любви звездам. Об этом знало ее сердце и те, кто читает в наших сердцах. Начинался новый день и новая жизнь ее мужа.
Поспать у Юли не получилось. События прошедшей ночи изменили ее, их дом и все пространство вокруг. Может это бессонная ночь виной? Но она же не первая. Правда таких событий не вмещает даже неделя, а у многих и годы жизни. Потеряли остроту переживания об урожае. Костры сожгли связь с юностью, романтикой. Сделав свое дело, они потухли. Дети гостили у бабушки, и их это не касалось. Теперь вся жизнь Юли сконцентрировалась вокруг мужа, его жизни.
В палате реанимации она увидела розовощекого, улыбающегося юношу. «И это мой муж? – удивилась Юля. - Прошло всего несколько часов, а он так изменился».
Она каждый раз удивлялась, как эти ребята в реанимации «прихорашивали» ее мужа. Во время приступов Гена становился серовато-зеленым, раздражительным. Согнувшись пополам, что-то коротко командовал хриплым звуком. Не голосом, а именно звуком. Юлька всегда боялась: довезет или не успеет. Откачают или не смогут. Но каждый раз наутро ее встречал румяный балагур. Весело кокетничая, шутил с медсестрами. И уже к концу дня бодро шагал в терапевтическое отделение с забавной трубочкой-катетером возле ключицы.
Но вчера он не был раздражительным. А может этот этап приступа Юлька пропустила в суете? Он тихо и хрипло умирал. Вчера он дал ей ощутить пустоту и одиночество. Даже сказать, что был страх – нельзя. А если это был страх, то концентрация его была предельная. Но длилась недолго. А потом безысходность родила покой. И страх смерти родного человека перестал пугать. Как давно не пугал ее страх собственной смерти, которую она не раз впускала в свою жизнь. Юлю спасали, но отголоски этого и последствия жили в ней всегда. А теперь на нее смотрел и улыбался любимый человек в новом исполнении.
Медсестра очень трогательно и многозначительно отдала вещи Генки, завернутые в стерильную салфетку. «Наверно где-то постирали его трусишки. Так они замечательно пахнут кондиционером для белья, - подумала Юля. Интересно, что было в этот раз, если медсестра обращается с ним, как с любимым сыном? Сама ведь совсем девочка». Юльке давно были незнакомы чувства ревности, зависти.
Врачи в коридоре удивленно на нее посматривали, но ничего не говорили. А она ничего и не спрашивала. Главное – он жив. И к нему пускают.
Знакомый врач подрывать авторитет медицины не захотел, так что совсем немного рассказал Юле о состоянии Гены. Он сказал, что сердце у него работало с большими остановками, потому и приняли сразу в реанимцию. Врач приемника решила проконсультироваться у них и назвала фамилию. Частый гость реанимации, Гена, никогда не давал раньше таких показателей, и за ним просто прибежали.
Главврач терапии пришла на следующий день в отделение реанимации посмотреть на этого больного. Анализ крови в приемном отделении брали несколько раз. Неважно насколько трудно было взять кровь, важно, что кровь по составу была как у трупа. Кардиограмма и все остальные исследования показали, что сердце не работало больше допустимого предела. Врачи здесь привыкли к странностям. Заведующий отделением реанимации говорил:
- «Если для спасения жизни больного нужна бабка-лекарка или священник – зовите».
Сейчас объяснений тоже не находилось. Когда Юля беседовала с врачом, анализы были как у полугодовалого ребенка. Все органы стремительно восстанавливались. Он уже мог разговаривать. Но каждый факт шел вразрез с общепринятыми нормами, и врач старался сгладить его, умолчать. Пытался спрятать удивление под маской обыденности. Да и анализировать – не его работа. Пациент жив и это главное. А завтра его можно перевести в отделение.
Юлька радостно побежала к пациенту.
Гена тщательно, с видимым усилием, подбирал слова. Первое, что он попросил – пореже привозить к нему Марусю. Юльке трудно было поверить, что эта женщина, правильно воспитывающая детей и мужа, добившаяся в жизни того, что хотела, могла помешать. Она так старалась помочь, старалась быть полезной! Ее раздражение всегда были глубоко и тщательно спрятано, как положено в порядочном обществе, но сейчас Гена видел это, и оно, это качество душило его как тяжелой, грязной подушкой. У этого чувства превосходства, гордыни был ужасный запах. И ей знать это совсем ни к чему. Генке еще нужно время, чтобы привыкнуть, чтобы научиться снова жить. Нужно восстановить поврежденные органы, если это возможно. Во всяком случае, в сердце пучок Гиса восстановить вряд ли получится. А ноги… научиться ходить – не такая большая проблема, только мерзнуть будут сильно из-за того, что сосуды кровью долго не снабжались.
Пучок Гиса действительно не восстановился. Может быть поэтому последняя смерть Гены была такой внезапной и окончательной. И даже если бы я была рядом вряд ли смогла бы изменить что-то. Он итак прожил после этого 12 лет. Хуже всего – это винить себя. За напрасно сказанные обидные слова винят себя многие, но не я. Я все время жила рядом со смертью и знала, что любое слово может стать последним. И если нужно сказать горькую правду, то это взвешено десятки раз.
Не хочется почему-то сейчас писать о восстановительном периоде. Странным он был, этот период. Врачи установили по своим методам исследования, что сердце не работало около 22 минут, но если учесть время, проведенное на холодной земле, раздетым по пояс, то… Я время не считала тогда, для меня его не существовало.
В общем чудесных воскресений сейчас великое множество, а объяснений так и не набралось на неоспоримую статистику таких чудес. Из того, что я узнала вернувшиеся после клинической смерти в обыденность меняют свое мировоззрение навсегда и если получают сверхспособности, то теряют их почти всегда. Гена не потерял, взгляды на жизнь не поменял, он просто стал своего рода сотрудником Небес, отправляясь на вызовы в любое время: и средь бела дня и уж тем более ночью. То, что он видел в янтарной комнате отчасти забылось, но ситуации в повседневной жизни настолько близко касались тех событий, что мы оба вспоминали свои прошлые жизни. Видимо это было нужно нам, необходимо для понимания самих себя, ситуаций в жизни. Праздное любопытство вообще наказуемо.
2. Ворона.
Да, так вот к вороне я потом вернусь …или сейчас? Лучше потом, а то его первые пробы выхода из тела будут бледненько выглядеть.
Эти пробы были продиктованы не любопытством, а необходимостью. И это было еще до его второй клинической смерти. Тогда ветром сорвало что-то на крыше, а учитывая мороз, метель и ночь карабкаться на крышу не было никакого желания. Чтобы спокойно уснуть, Генка просто вынужден был попасть на крышу без своего тела. Он видел оторванную полосу рубероида, набившийся на чердак снег и повреждения и место. Мы тогда перетащили кровать в ту часть комнаты, которая не попадет под тающий снег, и спокойно улеглись спать. Утром Гена с набором инструментов и куском рубероида нужного размера уверенно залатал крышу до весны.
А собаки? Как удобно когда у собаки можно спросить, кто приезжал и куда они сами бегали. Хотя это уже другая сфера применения своих свойств. Не хочется говорить «способностей» или еще того хуже «сверхспособностей». Да, они удивляют и не только посторонних, но и нас самих, но судя по всему этим не гордиться нужно, а стыдиться. Это за что же с таким уровнем развития в прошлых жизнях угораздило родиться в таких условиях и вообще, собственно говоря, родиться? Тут стоит призадуматься, как теперь правильно использовать свои наработки и способности, но уж точно не организовывать тренинги и обучение этому других людей. Тихонько и по возможности мирно « подчищать хвосты» исправлять свои ошибки. Ну и конечно получать удовольствия от жизни пока она есть, когда еще доведется, кто его знает.
Да, так вот, насчет пробы пера:
Привычки притеснять мужа на узкой кровати у меня не было, но и падать с кровати в мои планы не входило, однако подвинуть его хоть чуточку, хоть ногу в ту ночь никак не получалось. Ну, прям каменный какой-то стал. Поневоле я просыпалась в надежде удержаться на супружеском ложе и по привычке прислушивалась к его неровному дыханию. Под утро, когда я оставила свои попытки уснуть, Генка начал что-то бормотать, а потом отчетливо произнес с каким-то акцентом «Порт-о-Пренс». Было ли это еще во сне или он уже проснулся, но Гена тут же вскочил и кинулся к компьютеру искать в интернете, что там случилось, со словами:
- Там в прах, наверное, все развалилось.
Я тогда еще не знала о чем речь и вообще, что это город и где он находится, да и вообще с географией у меня было не очень. Расспрашивать было еще рано, очевидно было, что о землетрясении Гена обязательно расскажет, он их чувствовал всегда где бы они не случались.
Подробности его ночного приключения я услышала только в обеденный перерыв, тогда я уже была подготовлена новостными передачами по ТВ, где говорили о землетрясении в Порт-о-Пренсе и больших разрушениях в этом районе. Гена попал туда почти сразу как заснул. А как иначе вытащить в незнакомое место без его согласия Генку, если он не спит? Его упрямство при появлении в жизни нового тут же включало все тормоза. Я всегда удивлялась, как он с таким характером смог так много уметь в жизни и сверх жизни что ли, не знаю, как это называть. Он не мог складно рассказывать, разве что иной раз, «возвращаясь из дальних странствий» и оставаясь еще в том неведомом мне мире, он мог как профессиональный оратор так складно все рассказать, что оставалось только успевать записывать. Как я жалела в эти мгновенья, что забыла все навыки стенографии. Чаще же я собирала обрывки фраз, пропитанных впечатлениями вообще до потери слов.
Ручки шаловливые так и тянутся подредактировать, подрихтовать его рассказ, записанный под диктовку, пояснить то, что я понимаю под его словами, но тогда я потеряю стиль его разговора. Это будет не наивность «мгновенного фото», а отретушированная застывшая картинка. Я бережно храню записочки моих детей, их письма из пионерлагеря с кучей ошибок и детскими восторгами, как реликвию. Так что постараюсь удержаться от исправлений в тексте.
А порассуждать… ну так мне самой интересно как я воспринимала тогда, сейчас и во что это перерастет в будущем. Появляются подсказки вокруг и то, что вызывало сомнения, не стыковалось и не объяснялось, вдруг становится очевидным и до удивления простым явлением.
Ну так вот тогда Гена сразу, как заснул попал в больницу и там уговаривал людей спасаться. Говорил, что скоро будет землетрясение и очень сильное, но на него смотрели, как на идиота и сочувственно качали головой. Генка вышел на улицу из здания больницы.
Потом время вдруг начало мелькать кадрами, солнце уже клонилось к закату, когда это началось. Сначала обвалилась со стены доска, где было написано, что это муниципальная больница Порт-о-Пренсе. Поэтому Геннадий узнал, где это произошло. Потом обрушилась стена, а доска с надписью подпрыгнула и осталась целой.
Он вбежал обратно очень быстро и успел подставить спину, нагнувшись над одной из кроватей, на которой лежали обгорелые пациенты, мать и сын. Плита обрушилась так, что уперлась какой-то частью в покорежившиеся металлические уголки кровати, но удар был очень сильный. Человек выдержать бы не смог, чтобы ослабить удар, но Генка все же был человек. Когда разломанная плита остановилась, упершись во что получилось, пациенты были живы, а у него из разбитого бока лила кровь. Потом наполз серый туман и он почувствовал, что умирает и увидел кем был. Подселился он в медсестру-негритянку с «огромными губищами», как он мне сказал, невольно пощупав свои.
Из больницы он переместился на какую-то улицу. В ком оказался – не видел. Подростки избивали мужчину и намеревались обязательно убить. В такое время и кого-то убивать? Геннадий кинулся спасать мужчину. Раскидал молодежь, схватил мужика и взвалил на себя. Они кинулись на него с яростью. Гена положил мужика у своих ног. Откуда-то взялось мачете, три парня и две девочки отступили. Он спросил их за что они его хотели убить этого человека, но ответа не дождался.
Взвалил на себя снова избитого мужчину и пошел с ним по улице. Кем был и куда определил мужчину я тогда так и не поняла. Гена говорил что-то про микроавтобус и помощь водителя, возмущался поведением молодежи, обрадовавшейся вседозволенности в такой трудный час.
Потом вдруг почувствовал себя маленького роста и посмотрел на это существо, расправив руки. Оно был черным и в перьях. На пыли были следы когтей. Вряд ли василиском или тем, что он считал василиском. На развалинах нашел зеркало и посмотрелся в него. Обычная ворона. Хотя вряд ли обычная. По крайней мере, вороны людей не спасают.
Ворона направилась к мужчине, который застрял в обломках. Губы у него пересохли, это было явно видно. Он увидел ворону и сказал что-то типа, «ну всё, кранты, вороны слетаются». На «кыш» ворона не реагировала сначала, но потом улетела все же.
Геннадий-ворона принес в клюве воды, немного капнул на губы человека, который не мог пошевелиться. Он глотнул. Тогда Генворона вылил всю воду из большого клюва. Клюв оказалось не очень вместительный и пришлось еще раз 15 летать за водой. Получилось что-то около стакана. Вытер клюв по-вороньи о камень, каркнул, так как ничего сказать не получалось, ну и для порядку... Неосознанное желание выклевать большой блестящий «вкусный» глаз у пострадавшего вынудило улететь.
Потом в другой части города, пролетая по своим вороньим делишкам, увидел несколько собак, услышал крик боли. Мужчина висел вниз головой, а ноги были зажаты руинами. Ноги грызли собаки. Ворона села на одну из собак, и сильно клюнула в глаз. Собака взвыла и убежала. На других собак нападал, пока не убежали. Остался «охранять беспомощную ногу». Попытался оказать посильную доврачебную помощь, посыпая рану на ноге пылью.
Когда человека нашли помощники, то решили, что ногу поклевала эта ворона. Попытались закидать камнями, с криками – « Кыш, мерзавка!». Ну и пусть думают что хотят, лишь бы человека спасли. Улетел, когда убедился, что мужчина был вне опасности. Впрочем каркал, не переставая, подбадривал этим спасателей, и руководил спасением одновременно.
В другом месте едва слышно стонала женщина под завалом. Вряд ли ее услышали бы. Птица стала кружить над этим местом, и громко каркать. Невдалеке были люди и решили, что вороны слетаются на еду и там кто-то есть. Пошли туда, покрикивая на ворону, чтоб улетела. Ворона села там, где недавно слышался стон, и не улетала, пока стон не повторился. Тогда он замолчал, и люди услышали стон. С ними была собака для поиска. Ее пустили вперед, но она увидела ворону, заскулила и попятилась. Люди сказали, что это не наша ворона, а собаку нужно убрать. Наверное знали, что вороны бывают разные. Тем более ворона странно показывала головой на развалы, поворачивая ее то к людям, то к развалинам.
Написала то, что Гена успел рассказать во время перерыва на обед, и вспомнила, как негативно отзываются о тех, кто вселяется в чужие тела. Вот с такой нечистью живу, да еще помогаю. Гена сказал, что я помогла удержать ему плиту в больнице. А что мне оставалось делать, если он меня в стену впечатывал? Ему тоже не легко: на спине у него свежий огромный синяк, болит ребро, а от нападения молодежи ноет кожа на плече. Спросила об ощущениях в теле вороны, но вот что он ответил, записать просто не смогла. Пришлось ему самостоятельно писать «под мои вопросы», так как с самолетами и аэродинамикой я вообще не знакома:
- «Ощущения «вороньего» тела? Сухое, перед мордой шнобелище, который при полёте создаёт тихую зону в районе прекрасных глазок. Так шо глазёнки находятся в спокойной зоне, без завихрений. И эта опция помогает им смотреть, практически не отвлекаясь и не моргая во время полёта. Обзор почти панорамный, не видно лапок, и низа хвоста.
Голова поворачивается, по-моему, на 180 градусенских в обе стороны. Лапки в полёте, прижимаясь, включают в работу мышцы «ног» во время полёта, в каких-то фазах полёта. То есть, нет бесполезно висящих «шасси», а есть дополнительные возможности, и мощности.
Крылышки.
Относительно аналогичных по строению «ручек» человека – нет ничего общего. Ручки вороньи поднимаются за спинкой до схлопывания, опускаются вниз до того же состояния. Концы ручек не так свободны в движении, но горизонтальное движение присуще больше, чем корневым частям крыла. Про кончики крыла отдельная тема.
Удивило: автоматически – точная фиксация тела в полёте. До миллиметра. Крылышки в полёте и перья, создают резонансный контур, что позволяет лететь без затрат энергии, довольно долго. Ощущение от перьев – как нечто звенящее. Звон довольно приятный. Если что-то попало на перышки, то звон перестаёт, как бы дребезжащий звук появляется. Включается понимание, что нуно «почистить пёрушки».
Перья на кончиках крыльев служат для точного удержания тела на малой скорости полёта. Играют в этой фазе полёта так, что не описать. Точность посыла тела феноменальна. Боковой ветер, а также резкие порывы ветра выворачивают перья в крыле, и удары ветра приходятся в воздух, что, впрочем, не мешает использовать энергию встречного ветра в мирных целях – для полёта навстречу ветру. С весьма небольшими затратами.
При посадке в порывы бокового ветра, сброса тела с траектории посадки не происходит. Крыло в этом случае превращается в агрегат, похожий на крыло ТУ с включенной механизацией – один худой, не создающий сопротивления ветру костяк, перья под углом 0 градусов к ветру. То есть их для ветра нет. Мало того, создаётся за счёт формы пера эдакая сила, поджимающая крыло с вороной «на ветер». И это при почти любом угле атаки крыла к ветру.
Очень интересные ощущения, доложу я вам. Как едешь в абсолютно управляемом автомобиле по хорошему шоссе. Куда там кожистым крыльям дракончика-мышки. По сравнению с вороной - летящее бревно. Ворона также видит где еда, соображалки ее весьма… соображают».
Больше его в тот день в другие тела не пускали. Состояние дыма мало интересно для описания ощущений. В другие дни Гене разрешалось только наблюдать и делать выводы, нужна ли людям ТАМ помощь. Но то, что он видел после землетрясения и во время него, привело его в тягостное состояние, поэтому он не послушался и продолжил помогать выжившим.
Я поспешила поделиться этой историей на том форуме, где мы оба общались с адекватными в таких вопросах, ребятами. Вот так это было:
9.02.2010 года. Сообщение от Ольген на форуме Солиум:
- "Сегодня по Первому каналу ТВ сказали, что нашли еще одного живого человека под завалами. Он не мог выжить из-за обезвоживания, да еще при такой температуре воздуха. Это ни в какие сроки не укладывается. Без пищи еще как-то, но без воды - невозможно. Получается, что он находился под бетонной плитой с 12 января по 9 февраля.
Состояние у этого человека не очень-то хорошее. Он рассказывает, что его поила водой ворона. Это списали на бред, но смущает то, что обезвоживание действительно минимальное. Объясняли, что его кто-то все же поил, раз он выжил. Но кто? И почему не попытались эти "кто-то" его вытащить?
Я не стала писать в теме про одержимость случай с вороной. И до сих пор не писала, что Гена продолжал помогать этому человеку каждый день.
Сейчас хочу сказать большое спасибо тем, кто поддерживает его своей верой, своей помощью и поддержкой!! спасибо вам, ребята!"
Ответ от Знаи:
- "Olgen, УРА! У меня и мысли не было сомневаться. Энергия вымысла и истины совершенно разные по ощущению."
28.02.2010
На том же форуме:
- "Странно, из СМИ пропало сообщение про этого выжившего. Осталось только про того, кто 11 дней Кока-колой и чипсами под завалами спасался."
Комментарий Дейзи:
- "Рекламщики купили с потрохами СМИ)))"
3. Алхимик.
Мы с Геной пытались анализировать, как изменилась со временем его технология путешествий без тела, и нас это ставило в тупик. Домыслы и притягивание за уши мало дают уверенности. Да и недостаток знаний ограничивает, хоть мы и получили доступ к такой информации и в таком большом объеме, что могли бы докопаться до истины. Но эта самая истина лежит не в плоскости нашего мышления, вообще не в плоскости и даже не в трехмерности.
«Небесный компьютер» работает исправно и не зависит от понимания смертных пользователей, поэтому проще считать, что сама жизнь подкидывает новые условия игры или показывает картины прошлых жизней. Остается сделать выбор и принять или пропустить мимо ушей.
«Истина зачастую кажется необычнее вымысла».
Калех любовался лазурными переливами моря. Корабль мягко покачивался на волнах, как и еще шесть таких же кораблей, спешащих с пассажирами и грузом к месту назначения.
- Сеньор, в это время года, осенью обычно сильно штормит и морская болезнь бывает с большей вероятностью. Мы просим всех пассажиров корабля воздержаться от приема пищи какое-то время. Команда корабля приносит свои извинения за это временное неудобство, - сообщил один из членов команды мечтательно настроенному пассажиру.
- Благодарю вас, я в пути легко воздерживаюсь от приема пищи, - в тон ему ответил Калех, едва скрывая улыбку то ли простой доброжелательности, то ли снисхождения. Калех по-обыкновению, в дороге не ел. Он не страдал морской болезнью не по этой причине, а потому, что дорога требует внимания и сосредоточения, даже если ты просто пассажир. Так было и в этот раз.
Помощник капитана не смог, вот так сразу определить с какой высоты своего положения смотрел на него и улыбался этот господин. Костюм на нем был из дорогой ткани с буфами на рукавах и примерно такими же выше колена на штанах, как и у всех в те времена. Кроме этих своеобразных «шаров» все остальные части теплого костюма плотно прилегали к телу. Понятно, что это был дорожный костюм, но и в таких костюмах предполагались роскошные плюмажи из перьев даже на беретах, как символ власти и триумфа. У этого пассажира была только брошь на роскошном, большом берете. Хотя по ценности она, кажется, превосходила все плюмажи, которые повидал на своем веку помощник капитана. Большой рубин в центре был окружен мелкими рубинами и алмазами.
- «Интересно, это гордость за обладание таким роскошным украшением или протест против моды?» - подумал помощник капитана.
Мысли его легко читались, поэтому Калех позволил себе легкую улыбку. Он действительно терпеть не мог перья, пудру, лишние украшения. Но отказаться носить знаки отличия он не мог, не имел права. Просто нужно дать возможность встречному решить, какие почести необходимо оказывать.
- «Какие еще погоны военных? Это еще не те времена», - подумал Калех. Мысли забегали вперед, отставали по времени, чтобы услышать ответы пассажиров, оставались в «здесь» и «сейчас». Это было все сразу и по отдельности. Член команды вздохнул с облегчением, что этот важный господин отреагировал адекватно.
На корабле было много купцов, везущих в трюмах свой товар. Они плотно поели и теперь мучились морской болезнью гораздо больше, чем простые пассажиры. Богатые люди не привыкли отказывать себе ни в чем, мотивируя, что умрут от голода уже за сутки воздержания.
Но была бы честь предложена. В результате уже с самого начала качки в каютах стоял нестерпимый запах. Матросы, посмеиваясь, говорили, что теперь пассажиры неделю будут от еды нос воротить.
После начала шторма Калех отказался уйти в свою каюту не столько из-за запаха в жилых помещениях, сколько от того, что именно здесь на открытой, верхней палубе видна вся картина происходящего. Еще выше была только капитанская рубка. Была буря и шторм 8 баллов. Капитан и его помощник-рулевой вдвоем пытались удержать руль.
- «Как же не хватает гидроусилителя руля!» - подумал Калех. Эти вневременные ощущения были привычными. Но в том далеком будущем, когда гидроусилители, и многое другое станет обыденным, эти ощущения будут лишь время от времени вмешиваться в жизнь. Но именно эти эпизодические моменты позволят вспомнить все, что происходит…, происходило с Калехом.
Зная устройства будущего нет смысла описывать его людям, если нет ни материалов для этого, ни инструментов. Важны лишь люди, живущие в конкретном времени, их проблемы и устремления. Поэтому мгновенная мысль о совершенстве кораблей будущего ушла так же мгновенно. Сейчас можно и нужно только сохранить этот корабль и этих людей.
Калех прошел к носу корабля. Матросы были отчаянно заняты, парус был собран и закреплен. Пассажиров давно увели с палуб, удержаться на которых было трудно и самим морякам. Калех ни за что не держался. Он в этот день, миг и час был на корабле, значит, был един с кораблем. Он всегда сохранял единство с миром, в котором жил. И мир был внутри него. Ему не угрожала опасность, его сохраняла гармония и спокойствие его внутреннего мира. Внешне это проявлялось в его равновесии на корабле во время шторма и в неприметном окружении вокруг, в которое не залетали брызги воды. Он шел по палубе, захлестываемой волнами, а вода огибала то место, где он был, по крайней мере, на метр вокруг.
Он подошел к носу корабля и залюбовался красотой моря: зеленовато-лазурного почти не оставалось от темноты опустившихся туч. Брызги, искусно созданные кораблем, разлетались жемчужным веером. На это созерцание ушло немного времени. Больше времени ушло на уравновешивание стихии. И вот нагрузка бури на корабль значительно уменьшилась. Когда море вокруг корабля приняло более и менее миролюбивый вид, корабль направился к берегу.
Был уже вечер, когда они прибыли в небольшой город. Пристань находилась в устье реки, впадающей в море. Река была бурной, маленькой и каменистой, как и сам берег. Город располагался высоко над морем, к нему нужно было подниматься в гору. А сама речка огибала город и спускалась к морю с горы. Она не была судоходной.
Местные жители еще ждали корабли днем, надеясь на чудо, но сила шторма оставляла мало надежд. Так что прибывший вечером корабль уже никто не встречал на берегу. Измученные купцы единственного уцелевшего судна плелись в город, едва переставляя ноги.
Калех подошел к реке, посмотрел на ее бурлящие воды, как бы здороваясь и приветствуя ее. Матросы принесли ему его вещи. Это была вещевая сумка, которую он легко повесил на плечо. Команда корабля теперь по-другому смотрела на этого молчаливого пассажира, ведь они вместе пережили такой шторм!
Они знали, что все корабли затонули, а живые не добрались до берега и на обломках. Уверенность этого человека, его безмолвная помощь дали им такой заряд веры, что все теперь казалось возможным и выполнимым. Нужно только хорошо делать предназначенную тебе работу и идти вперед. Все разногласия были забыты. И если кто хотел сменить команду, уйти на другой корабль, то отбросили эту мысль после прибытия в порт.
То, что корабль чудом (или искусством команды и капитана?) вернулся после такого шторма, а матросы стали уверенными и резко возмужавшими, привлекало внимание многих людей в городе. Капитан выдал деньги матросам, чтобы они расслабились после напряженного рейса, выпили рома (или какую еще бурду они там пьют обычно), повеселились. Но матросы сказали, что лучше они хорошо поедят, да может с девками разве что потанцуют. Капитан сначала удивился, что им не хочется обычного портового репертуара, но, вспомнив все только что пережитое, понял, что и сам как-то изменился.
Калех одним взглядом увидел всю эту картину и про себя усмехнулся:
- «Просто я сделал команде корабля промоушн», - и усмехнулся еще раз, зная, что это мысли «его-будущего». Главное, что в людях, переживших бурю рядом с ним, появился стержень. И даже если судьбой определено умереть в шторм именно тогда, то этот стержень сохранит все навыки и характер этих людей в будущем, в новых жизнях.
В городе не встречали не только купцов, но и его, Калеха. Он направлялся на корабле в город, в котором группа людей занималась алхимией. Эта группа остановилась в своем духовном росте на какой-то ступени и никак не могла перешагнуть на следующую ступеньку. Им нужна была его помощь. А ему нужно было найти дом, где собирались эти адепты. И проще всего было спросить об этом какого-нибудь горожанина.
- Что вы! Это опасный дом. Зачем он вам? – в ужасе отпрянул прохожий.
- Мне сказали, что там хорошая гостиница, - спокойно сказал Калех.
- Гостиница есть рядом, она действительно самая лучшая. Вы просто ошиблись номером дома, - успокоился горожанин. Прохожий уже уверенно и с облегчением объяснил, как пройти туда и как зовут хозяина гостиницы. Ему и в голову не пришло откуда прибыл этот чужестранец. Да и какая разница кто и как приплыл.
Хозяин гостиницы таким равнодушием не страдал. Уж он-то был в курсе всех городских дел. Потерять надежду на прибытие целых семи судов! Какой убыток! Удивленный поздним появлением путешественника, хозяин чуть ли не кинулся гостю в объятья.
В гостинице Калех переоделся в обычное городское платье. Крой одежды был примерно тот же, но «фонарики» на рукавах и штанах значительно меньше, потому, а костюм не такой теплый. Вместо берета Калех надел что-то вроде фуражки. Она была ему великовата и съезжала иногда на глаза. Но ходить без головного убора по улицам все равно, что голым.
Хозяин удивился, увидев, что наряд для прогулки по городу гораздо скромнее дорожного, но все же охотно рассказал о достопримечательностях. Как не рассказать, если гость так спешит развлечься, что даже и не думает отдыхать, пережив такой жуткий шторм!
- Рядом с гостиницей есть парк, а в нем фонтан. Правда он работает только днем, ведь ночью он никому не нужен. Но фонтан красивый! – Судя по монете, которую заплатил гость, то ему нужны и фонтаны, и парки, и развлечения. От посещения соседнего дома хозяин сразу отговорил и объяснил:
- Люди туда ходят странные. Их еще называют «святоши», но лучше от них держаться подальше. Торгуют они, да, если нужно, но слишком честно: так не проживешь, на налоги даже не хватит. Взяток не берут и не дают, а это подрывает устои общества. И не рабы, но и не господа. Тревожно от них, не понятно.
Калех поблагодарил за советы и пошел гулять. Когда он «догулял» до этого дома, то обнаружил, что дверь заперта. Он постучал – никто не ответил. Он знал, что за дверью стоят люди, что идет вечерняя служба. Он понимал, что эти люди закрылись от внешнего мира и пускать никого не собираются. Калех уговорил замок открыться и вошел внутрь.
Перед ним был большой зал. В глубине возвышалась сцена, как это принято называть сейчас. На сцене читали молитвы двое. Остальное пространство квадратного зала занимали лавки, на которых сидело человек тридцать. По углам этой большой комнаты стояли кариатиды, подпирая потолок. Потолок был плоский, но слегка наклоненные головы статуй, с вытянутыми немного вперед и вверх руками, держащими ладонями потолок, создавали ощущение свода над головой. Геометрия комнаты зрительно изменялась от этого, создавая иллюзию собора с куполом. Всё было окрашено одинаково приглушенными тонами. Ничего не выделялось и не отвлекало от проведения ритуалов, служб.
Руководители очень технично и быстро читали молитвы, делали призывы, давали какие-то команды, повелевая силами Природы. В зале им вторил гул голосов, сглаживая редкие подвывания ведущих. Шла служба по погибшим в море. Двое чисто символически дежурили у двери, не смотря на то, что она была тщательно закрыта. Они со своего места тоже участвовали в общей службе и старательно произносили все молитвы, мантры. Открывшаяся внезапно дверь настолько их удивила, что трудно было переключиться и задать разумные вопросы незнакомому человеку. Кому могло в голову прийти посетить этот дом, да еще вечером, да еще во время службы? А поверить, что дверь была открыта, вообще отказывались. Калех по большому счету не врал: он ее открыл, значит, она и была открыта, когда он вошел.
Долго разбираться не стали, чтобы не мешать другим. Да и самим дежурным оправдываться сейчас не очень хотелось. Пока его не обнаружили остальные члены собрания и пока шло выяснение обстоятельств его появления Калех выиграл время, чтобы прочитать молитвы и настроиться таким образом на всех присутствующих. Он смотрел в зал и про себя отмечал тех, с кем нужно начать разговор. Он видел потенциал каждого из присутствующих, знал его имя, судьбу.
Недалеко от него стояла женщина, которая его знала, как учителя. Она приезжала в тот центр маяков Земли, в котором проводил занятия Калех. Но как только она поворачивалась в его сторону, то естественным образом ему на глаза падала фуражка, не удержавшись на лбу. Служба подошла к концу и ведущие объявили, что все могут расходиться по домам. Женщина еще раз взглянула на опоздавшего незнакомца, но на этот раз фуражка осталась на месте. Она узнала его и от удивления отшатнулась, издав громкий возглас и назвав его по имени. Для усиления эффекта и устранения сомнений Калех заставил фуражку повисеть над головой. Это было забавно и разрядило атмосферу замешательства.
- Можно, конечно подняться в воздух и полетать над собравшимися, продемонстрировать так сказать чудеса, но это не цель духовного обучения, а лишь его побочный эффект, - окончательно разрядил обстановку Калех.
В зале возник гул голосов. Калех наискосок пошел к ступенькам, ведущим на сцену. Его узнали ведущие службу. Все оживились и, зная гостя, встревожились. Калех сказал:
- Служба не закончилась. Закончилась теория, а теперь будет практика. Тот, кто спешил домой – может идти.
Никто не шевелился. Калех указал в зале на несколько человек и приказал им идти домой. Эти люди не стали возражать, их действительно очень ждали дома. Им нужно было спешить. Они ушли без колебаний и смущения. Кого-то еще Калех назвал по имени и сказал, что у него дома возникла проблема и ему нужно поспешить туда. Мужчина отнесся без тени сомнения к словам учителя и тоже поспешил уйти.
Потом Калех вызвал на сцену тех, кого наметил позвать первыми. Это была женщина, чуть позже вышел мужчина. Калех мысленно представил крест, который очень быстро появился в его руке. Крест был равносторонний, но не мальтийский. Он был увит зелеными листочками. На самом деле вертикальная планка «изделия» была длиннее других, чтобы было удобно держать. То, что не скрывалось в руке было равносторонним, одинаковой длины. Он дал женщине рассмотреть его, потрогать, и предложил материализовать такой же. В условие задачи входило не применять руки. Лучше даже спрятать их за спину.
- Никаких вспомогательных предметов – оставьте ваши любимые костыли! – категорично сказал он. – Всё в уме создается.
Воссоздать такой же у нее не получилось. Ведь по правилам нужна была темная комната, алтарик, покрытый темным бархатом и свеча, чтобы в уединении творить. А вот так, на сцене, при всех и при свете – не могли себе даже представить. Уж если в уединении не получалось, то сейчас шансов было еще меньше.
Но ведь сейчас рядом был мастер-алхимик, учитель, наставник! Он объяснил, что для этого нужны двое: мужчина и женщина, две полярности, альфа и омега. Они должны договориться друг с другом о деталях, настроиться друг на друга, войти в сонастрой. Потом женщина должна удерживать образ, а мужчина должен облекать этот образ в форму. А ведь казалось бы должно быть наоборот. Женщина – это материя, материализация, а мужчина - дух, идея. Но такая уверенность в правоте исходила от учителя, что сомнений просто не возникло. Крест у них получился замечательный!
Теперь пришла пора этим двоим выбирать следующих учеников, которым теперь уже они окажут поддержку. Вышла другая пара, выбранная по внутреннему ощущению ученицы. Калех похвалил за верный выбор и стал наблюдать.
Новые двое учеников посоветовались друг с другом, пошушукались и материализовали замечательную шкатулку. Она висела в воздухе мгновение, пока мужчина не подставил ей ладонь и не взял в руки. Следующая пара материализовала меч. Теперь можно было оставить процесс обучения на этих первопроходцев.
- А теперь самое трудное, о чем вы еще не читали в учебниках. Это дематериализация. Если эти навыки применить к человеку, то отвечать придется в известных вам местах долго и мучительно. Поэтому людей лучше только перемещать. Но это третий урок. Пока же – второй. Вы уже сделали красивый меч, крест, шкатулку. Теперь они должны исчезнуть.
Ученики превращали меч в змею, шкатулку в лягушку, ларец прыгал, деформировался, но не исчезал. Менялись не только предметы, но и лица учеников, поочередно меняя выражение удивления на замешательство, перемежая горделивую уверенность взрывами смеха. Ничего не получалось!
- Попробовали? А теперь объясняю куда убрать и как.
Всё исчезло. Все успокоились. Но крест висеть остался. Калех объяснил еще раз как убирать и предложил это сделать женщине. Крест исчез. Женщина обрадовалась.
- А теперь протяни сюда руку.
- Ой, он здесь!
- Да, его не видно, но он здесь. Просто этот предмет создан на уровне учителя и дематериализовать его будет трудно.
- Почему?
- Мешает чинопочитание. Назовём это личным предвзятым отношением. Лучше не тратить усилий на это. Нужно самому вырасти до следующего уровня развития и уже тогда убирать такой предмет.
Время, как понятие, осталось где-то за пределами этого скромного помещения, которое как-то незаметно стало храмом сокровенного знания с появлением здесь Учителя. Откуда-то брались силы и творческий азарт у всех присутствующих. Хотелось сделать и то и это и придумывалось так много! Ох, как же интересно жить в этом мире!
Калех тоже наслаждался творческим взлетом учеников, но что такое время он все же знал, он понимал, что бесконечно длиться этот урок не может. Один день не может длиться бесконечно, и его урок не может вместить вечность, ожидающую за порогом жизни. Каждая жизнь складывается из событий, из эпизодов Выбора, принятия Решений и благодарности за это дарованное свыше право.
У троих крепких, слегка подвыпивших парней тоже было право выбора. Они уже сделали свой выбор, и им оставалось только найти комнату богатого постояльца и освободить его от лишней ноши. Огромный рубин, о котором говорил хозяин гостиницы, вряд ли им удалось бы самим пристроить, но даже если там мало что можно забрать, хозяин все равно щедро вознаградит их за труд. У каждого свой труд, заслуживающий оплаты. Вот только номера в этой треклятой гостинице путались и перемещались сами собой. Уже несколько раз попадался один и тот же номер на разных этажах, а нужный все время ускользал как сквозь пальцы. Чертовщина какая-то просто!
- Вам хоть что-нибудь можно доверить? – сдавленным шепотом возмущался хозяин, проворачивая как можно тише ключ в замке заморского гостя. – Я что, сам не мог бы зайти в номер, если бы это было так просто? С вас-то какой спрос, а я… да что я тут рассусоливаю! Быстро в номер!
Приветливая улыбка хозяина, готового радушно встретить каждого входящего, сползла при виде растерянных детин, спустившихся к нему с пустыми руками.
- Ну не мог он взять все с собой! Я же видел в чем он был одет, когда приехал и когда ушел гулять! Не было ничего у него в руках, да и не пошел бы он гулять с дорожным саквояжем! Убирайтесь с глаз моих и не упустите его теперь хотя бы на улице. – Он понимал, что на бандитов на улице глубокой ночью управы нет и спроса с них нет. .
Видел Калех все это или предвидел – не так уж важно. Интересно, конечно, как он сделал, чтобы комната казалась пустой даже на ощупь. Интересно, как три протрезвевших парня при его появлении возле гостиницы так завернули за угол, что налетели на стену и просто сползли по ней на булыжную мостовую. Все это интересно, но спросить некому: «Как это?».
- О, сеньор, вы вернулись! Как вам наш городок? Как прогулка? – расшаркивался перед Калехом хозяин гостиницы, увидев его в добром здравии.
- У вас чудесный городок, мне все очень понравилось. Вы не могли бы позаботиться о тех молодых сеньорах, что так неудачно поскользнулись у вашего порога? А то такая некрасивая картина получается прямо перед входом, а мне так хотелось бы отдохнуть.
Ах, как же мне хотелось думать, что я была ученицей того мастера-алхимика! Во мне устроили противоборство два аспекта: гордость, что я была учеником-алхимиком у такого великого человека, что я достойна его любви теперь и мысль о фантастичности такой ситуации при моей никчемности. Но ведь чаще всего я становлюсь катализатором воспоминаний Гены и уж тем более должна же иметь какое-то отношение к этому рассказу. Споры внутри себя самой ни к чему хорошему не приводят, они мешают просто помнить, просто принимать информацию. Вот так они помешали мне запомнить одни из последних слов Гены, когда он вдруг прозрел почему после такой красивой и талантливой судьбы еще не раз оказывался на Земле в такой тяжелой ситуации, как в этот раз. Он сказал что-то про свою гордыню, про то, что считал тогда себя выше простых людей, живущих в том городе. И это будучи алхимиком, мастером духа!
Задолго до этого признания Гена рассказывал мне, что перед его рождением в России ему сказали ТАМ, что буде рожден в семье безродных и бедных. Но он помнил себя в других ролях, последней из которых был бароном и представить что значит безродный просто не мог. Да он и не был «просто». Его стать и манеры… его гордость и гордыня… Его было много, он не был бедным.
Примечания:
Алхимик: Внутренним смыслом алхимии является «все-сопряжение», соотношение творения как целого с составляющими его частями. Алхимия, как наука, имеет дело с сознательной силой, управляющей мутациями и трансмутациями внутри Материи, энергии и внутри самой Жизни. Это наука мистиков и самореализованного человека, который после долгих поисков увидел, что он – одно целое с Богом.
Я часто возвращаюсь к этой истории потому, что именно она подвела итог его жизни. Причина моей уверенности то, с каким видом и восторгом он мне сказал, что все понял почему он здесь. Понял свою ошибку тогда. Говорил он мне это на бегу, в суматохе, спеша на семинар, где его ждала… в общем одна женщина. Я до сих пор не могу сложит в памяти все его слова, тогда я поняла только, что для него открытием стало понимание или скорее даже информация о том, что он был высокомерен с местными жителями. Я тогда была занята сборами ручек и тетрадок и только взглянув на его светящееся от чуда этого открытия лицо, я поняла насколько это важно. Теперь я пониманию, что это было решающим в дальнейшей цепи его рождений, если таковые вообще теперь будут. Он был по-настоящему СВОБОДЕН. Оставалось завершить совсем немного, всего пару недель и все. Совсем ВСЁ.
И вот я перебираю все эти ценности, оставленные им мне…. Или всем нам?
7. Бесплотный спасатель/
Поезд мчался по очень красивому месту: с одной стороны возвышалась гора, а с другой стороны обрыв и чудный вид на долину. Небольшой обрыв, метров семь, но если поезд сойдет с рельсов – этого будет достаточно для большой проблемы. А проблема намечалась. Иначе зачем бы Геннадию там быть? То ли оползень, то ли еще что мешало свободному движению поезда – точно не понятно. Нужно было остановить или хотя бы снизить скорость.
Гена появился на рельсах перед поездом, подавая сигнал остановки. Машинист протер глаза и тряхнул головой. Он понимал, что здесь безлюдное место, понимал, что внезапно люди не появляются на пути. Что ж, он был прав. Мужчина исчез так же внезапно. Одно «но»: этого мужчину видели оба машиниста. Оба трясли головами и тихо, про себя, недоумевали.
Гена представил семафор так отчетливо, что он появился. Красный свет говорил об остановке и для машиниста автоматически служил символом опасности. Однако рациональный склад ума трезвомыслящих мужчин, управляющих поездом с пассажирами, не допускал возможности внезапного возникновения семафора на знакомой дороге. И из этой затеи у Гены тоже ничего не получилось.
- Как-то мне все же странно. Чертовщина какая-то происходит на дороге, - сказал машинист.
- Ты тоже что-то видел? - осмелел помощник машиниста.
- Мужик на дороге крылом машет, семафор опять же… как-то это не того, не пил я.
- Может, остановимся - Уфу помнишь? - нерешительно предположил помощник.
- А график? Мы чем теперь объясним остановку? Диспетчер по ..ет, да и начальство тоже.
- Да и то. Солнечная активность. Магнитные бури.
- Василий Петрович, 800 метров впереди рельсов нет! СТОП!!
Гляди-ка, разъехались в разные стороны!
- Да иди ты! А, точно! Не зря нам тот мужик привиделся, ой, не зря! Думал, задавим, аж дух захватило. Семафор-то проехали, но на маршруте его нет, - значит и вправду нет. А человек…, а он, видать и не человек был, – рассуждал машинист, как бы отодвигая решение проблемы до полной остановки поезда.
Поезд со скрежетом остановился. Машинисты выскочили из кабины и увидели..., что рельсы были на месте и в полном порядке. Тихо намечалась взбучка от начальства. Пришлось идти щупать… рельсы. Коллективные глюки сильно поколебали самоуверенность двоих опытных машинистов, но не зря! Оползень был метрах в ста от них. Слева от обрыва.
Не хватило у Генки в такой экстренной ситуации фантазии, чтобы сразу и однозначно показать людям проблему. Надо бы еще поучиться этому. Вот он и решил заскочить в Новую Зеландию, где выпал град. Снег, град были просто удивительны в этих местах. Почему-то убило несколько кошек. Они, что, не смогли спрятаться?
Фермерам пришлось не сладко, людям доставляло много проблем. Температура должна была понизиться до минус 15 градусов. Это гибель сельхозкультур, да и многого в этой теплой стране. Гена молился, просил защитить людей и природу, смягчить карму. Что ему удалось выпросить – будет известно из новостей по ТВ. Если, конечно, сочтут нужным сказать об этом. Когда получается предотвратить, смягчить удар, то в новостях упоминают вскользь. Это про победу на выборах кричат долго и по всем российским каналам, будь то победа в Великой Отечественной или победа на выборах той страны, где пройдут очередные Олимпийские игры. А вот жизнь какой-то секретарши – важно. И времени остается на сон совсем немного, нужно спешить дальше.
Молодая женщина была аккуратно и скромно одета. Совсем недавно она вышла на работу после долгого перерыва. Совсем недавно она жила благополучной жизнью замужней женщины со всеми составляющими семейного счастья. Муж хорошо зарабатывал, дочка росла на радость родителям и бабушке, в доме было уютно и спокойно. И вдруг – авария. Муж долго лежал в больнице, а теперь слегла и ее мать. Все сбережения ушли, как будто растворились в море слез, пролитых украдкой от малышки. Пришлось искать работу, срочно.
Быть секретарем у ловеласа – тяжкая ноша. Кому-то это в радость, кому-то в тягость, а кому-то – хоть в петлю лезь. Это, конечно, не такой уж критический случай, но помощь почему-то была нужна.
Условия ее работы были понятны. Зарплата тысяч 9-10. Начальник обещал выплатить после некоторого времени работы 25 тысяч. Здорово! Здоровей некуда, скажет тот, кто понимает в чем дело. Женщина поняла не сразу. Условия? Условия опять-таки, понятны. Что делать? Принять условия, при живом любимом муже. Невыносимо даже думать об этом. Уволит. Придется возвращать «неотработанные» деньги, искать другую работу, ждать первой зарплаты… и это тоже невыносимо.
Женщина машинально выполняла свою работу, пока у нее было еще время на раздумье, и оставалась надежда, что «само рассосется». Посетительница ждала приема возле кабинета начальника. Симпатичная посетительница, располагающая к себе зрелая дама. И эта дама работала в … в каком же отделе? Наверное, не важно. Пришла она по другому вопросу к начальнику этого частного предприятия, по бумажному вопросу. Ее должность и место работы здесь никого не интересовали и не должны были интересовать – не пересекались. Но должны теперь пересекаться. Гена это знал и хотел этого. Только как? Что он мог сделать в том состоянии, в котором он был сейчас, соблюдая правила поведения в материальном мире? Как не вылезти за рамки стереотипов мышления сонного человечества? Чудеса в общем-то не возбраняются, но в определенном месте и в определенное время. Да и нет чудес, есть та или иная степень знания, позволяющая выйти за рамки стереотипов поведения. Только шокировать работающую публику никак нельзя, хотя иногда приходится.
Рассуждай, не рассуждай, а придется что-то делать, причем в нужном русле.
Секретарь ойкнула и резко обернулась. Посетительница обратила на нее внимание. Секретарша опять наклонилась над бумагами, стоя у стола. Опять резко выпрямилась и густо покраснела. Озираясь, села на свое место. Но когда Гена перестал щипать ее за мягкое место чуть пониже спины, она успокоилась. Может ей и померещилось, но Геннадию-то – нет. Посетительница смотрела на покрасневшую и смущенную секретаршу - и всё, и ничего больше.
– «Придется покуситься на святое», - подумал Генка. Объектом внимания стала грудь.
И тут слезы хлынули у бедной женщины прямо на глазах у постороннего человека.
- «Ну, слава Богу, лёд тронулся», - констатировал Гена. Остальное было за той, что могла понять бедную секретаршу с ее проблемами.
Будь посетителем мужчина, дело было бы гораздо труднее. Ничего не сказала посетительница во время своего визита к начальнику о переживаниях его секретарши. Она это сделает сверху, с того уровня, что недоступен этому маленькому чиновнику. Не совсем он был маленьким с точки зрения роста, а очень даже не маленьким красивым мужчиной, импозантной внешности, с холеными сильными руками. Только силу он прилагал не там и не так. Это поправимо.
Гена проснулся с довольным хихиканьем. Сам ведь был мужчиной. А почему – был? Он и сейчас мужчина. Рядом любимая женщина, которой нужно все срочно рассказать, пока есть время. А что если она оказалась бы на месте той секретарши?
А ведь спустя время все же было доказательство правдивости того случая с рельсами. Я вспоминаю, как приехал к нам наш старый знакомый поделиться своими достижениями: не выдержал, ушел от жены с ее запросами и очень неплохо стал жить самостоятельно. Он работал много лет машинистом поезда. У нас с Геной сразу возникла догадка: а вдруг? Вокруг да около, но мы осторожно подвели этого знакомого к странным случаям в дороге. И вот! Оно! То самое! И было именно с ним! Ух, до чего же мы с Генкой сомнительные, в смысле сомневающиеся. Что уж говорить о других.
- Ты хочешь, чтобы я все это написала?
- Я? Не хочу, но придется, а то не отстанут, - сказал Геннадий.
- Что, сильно пристают? – спросила полушутливо Юля, пощекотав Генку.
- Не то, чтобы сильно, не то чтобы пристают. А ты сама как думаешь: нужно все это держать в себе? – задумчиво сказал он, слегка отодвинувшись он от нее.
- Не знаю, как в тебе, но и в мене держать трудно. Вдвоем даже трудно.
- Так что же тебя останавливает?
- А никто не поверит во все это. Обычно если с тобой этого не случалось, значит и вовсе не бывает. – Юля знала это по себе, знала по той себе, когда считалась «подкованной» атеисткой.
- Если ты рассчитываешь на широкую публику, то вся эта «публика» по-разному относится к неизвестному. Только душа у всех устроена одинаково и она знает, а не просто верит.
- Ты прав, действительно - это спящее сознание не пускает наружу веру и собственную память, свои же знания. Значит, мое дело записать, а их дело – прочитать. Пусть отложится где-то в памяти до поры до времени.
И ей действительно не приходилось сидеть, глядя на чистый лист, изнывая в творческих муках. Она едва успевала записывать все новые и новые истории мужа, которые в свою очередь будили и ее собственную память. Порой она не успевала понять, что это: то ли продолжение прежнего воспоминания, то ли новый кусок жизни. А в перерывах между путешествиями во времени Геннадий рассказывал то, что еще не появилось в новостях, но уже происходит в мире. Ему приходилось разгребать завалы после землетрясений, помогать находить людей под завалами, спасать тех, кого достать не могли подолгу, оберегая их от смерти.
Он научился управлять той своей тонкой составляющей человеческого тела, которая не видна физическому зрению. Управлять так, чтобы действия проявлялись в мире формы и могли помочь в физическом мире. Как он попадал туда, где его помощь была необходимостью – он и сам не знал. Он дал согласие ТАМ и командировки теперь мало зависели от него. Этим занималось Небесное МЧС. И как благодарность за помощь для него устраивали суперотдых, ультрапутешествия.
5. Дельфины.
- Нет, дельфины важнее.
- Причем здесь дельфины? – спросила Юля, услышав странное бормотание полусонного мужа.
- Один дельфин. За ним гонится касатка. Ему некуда плыть. С одной стороны касатка, а с другой стороны... Да их там целая стая! Разорвут, однако. Там еще идёт большой катер. – Говорил он, толком не проснувшись.
- Так пусть к людям за помощью подплывет, к катеру, - посоветовала Юля сомнамбуле.
- И что они сделают, если рядом касатки? – парировал «лунатик».
- Пусть под катер подплывет и прижмется к нему.
- Он уже пробовал в струе винта прятаться, под килем держался – не помогло.
- У меня не хватает фантазии придумать, что ему делать. Я же не дельфин. Может, ты позовешь других дельфинов на помощь?
- Стая далеко еще, но спешит. Он сам от своей стаи отбился, - стеклянными глазами глядя в потолок, говорил Геннадий.
Геннадий был там, в Финском заливе и старался оценить обстановку. Не хватало информации, чтобы ее оценить и что-то предпринять.
- А разве касатки едят дельфинов? – спросила Юля.
- Они всех едят, - плотоядно пошутил "наблюдатель".
- Тогда стайку рыб им подгони, чтоб наелись.
- Им именно этого дельфина хочется.
- Раз ты там, то, наверное, не нужно его есть. А почему?- Она боялась произнести вслух появившуюся мысль:
- «Раз нельзя ему никуда уйти, то значит судьба у него такая: быть съеденным. Но нет. Нельзя накладывать картину смерти на живых. Да и Генка ругать начнет, как обычно. Сам-то такое сморозить может, что душа леденеет, а другим нельзя. Да и то верно - помогать нужно до последней возможности, как все борются за жизнь до последней возможности».
- Взяли бы дельфина на борт, поливали бы его водичкой, пока…
- Весело взяли дельфинчика? – предположил Гена, вспоминая сценку Никулина в цирке с бревном: «весело взяли бревнышко - и понесли».
Она и сама понимала абсурдность своего предложения. Лучше помолчать. Гнев Гены, даже самый маленький, отражался на ее самочувствии. Она привыкла вести себя очень осторожно, шутить осторожно, просить осторожно, а замечания вообще лучше не делать. Но и молчать не стоило, чтобы не оттолкнуть ранимого мужчину своим равнодушием. Он ведь рассказывает ей всё (или почти всё) потому, что больше такое не расскажешь никому. А так хочется! Да и ей это было интересно. Он мог так рассказать, что создавалось ощущение присутствия там, где был сейчас он. Да оно так и было.
Дельфин чувствовал присутствие Геннадия, но команд не поступало, и он метался в растерянности. Это долго не могло продолжаться, и он принял предложение человека. Со стремительной скоростью дельфин бросился к берегу, к столпившимся там людям и выбросился на несколько метров на прибрежную полосу. Что происходило в море - люди смутно понимали.
Отчасти им сообщили с катера о маневрах дельфина и касатки, отчасти ощущение опасности передал Геннадий. Отношение к дельфинам у всех до некоторой степени трогательное, так что помогать ему кинулись все, даже маленькая, лет 8 девочка. Она накрывала его спинку своей шапочкой, чтобы не напекло солнце. Да, уж, жара несусветная, 12 градусов тепла. Пока шло совещание, что делать с дельфином, то есть, как его, глупого, столкнуть обратно в море, касатка появилась в метре от берега. С ее-то весом, на такую мель! Люди не поняли ничего и предположили, что дельфины совсем сдурели и выбрасываются, как иногда киты, на берег.
- А правда, она что, сдурела, что на дельфина кинулась? – спросила Юля.
- Он плохо себя вел, - сказал Гена.
- Как это?
- Он клянчил рыбу у одного рыбака. Подплывал к нему и выделывал всякие трюки. Рыбак давал ему рыбу, хотя у самого не густо было, семья едва сводила концы с концами.
- Дельфины часто заигрывают с людьми и ничего.
- Видимо этот слишком заигрался, перестал сам ловить рыбу. Кажется, из сетей еще к тому же рыбу воровал, сети рвал своему кормильцу. Не знаю всего.
- Но ведь рыбак ему по доброй воле отдавал, у него никто не отнимал улов. Может из сострадания или умиления.
- Я не знаю, по каким таким правилам живут дельфины, но наказывать так зря не будут. Если за него есть кому заступиться, то будет просто урок. Ну, вот, касатки уходят. Уговорил пока.
Вдалеке показались плавники и спинки других дельфинов. Их было около тридцати и двенадцати касаткам предстоящее общение могло не понравиться.
Геннадий расслабился и начал спокойно разбираться в проблеме, насколько мог. Жена присоседилась к нему и наслаждалась морем, простором. Вода казалась не синей, не зеленоватой, а серой. Они оставили незадачливого дельфина, который коварно воспользовался чувствами человека, вызвав к себе симпатию. Своего рода альфонс еще лежал на берегу. К нему прибыло много зрителей, много помощников, чтобы вернуть в море.
Гена и Юля устремились вслед за касатками. Запах воды, морского ветра воспринимался, как знакомые ощущения, но не совсем. Что-то еще примешивалось к этим ощущениям. А чего-то не хватало. По крайней мере, вода в уши не заливается, когда ныряешь и кувыркаешься в воде. Не было ощущения на коже, зато были восхитительные ощущения близости стихии воды, единства с ней, какого-то безмятежного спокойствия и безвременья, и радости.
Они приблизились сознанием к касаткам, коснулись их и им это позволили. Позволили настолько, насколько хватит человеческого сознания, чтобы не потерять голову.
Гена погладил одну из них. Ей это нравилось. Возник вопрос, как они плавают с такой скоростью. Появился и ответ. Ответ был ощутимым. Кожа у касаток входит в резонанс с водой, как бы договаривается с водой. Они итак осознают себя частью мира, именно осознают, а не только чувствуют. Остается только свои намерения передать воде, как живому существу.
- Странно, но вода кажется маслянистой, упругой. Я бы даже сказала, что она для их кожи вкусная. И такая родная, как… как для младенца у матери в животе околоплодные воды.
- А еще быстрее можешь?
Юля понимала, что Гена обращается к касатке. Она больше внимания обращала на ощущения, а ее мужчина собирал информацию с азартом юного исследователя.
Касатка быстро настроилась на определенную частоту колебания воды и устремилась вперед. Вода казалось, что встречаясь с кожей, выталкивает ее вперед на каждом миллиметре, и в то же время всю целиком. Подкожный слой небольшими участками уплотняется и резко набухает, создавая действие. Температура тела внутри возрастает до критической величины. Соприкасающееся с телом количество воды отдает столько информационной энергии, что касатка не успевает ее усваивать. Эта ситуация была создана человеком, по его просьбе и информация была нужна ему. Он должен ее принять и усвоить, даже если большую часть не осознает. Но той малой доли времени на демонстрацию скорости было достаточно, чтобы понять что-то. Юля получила свою долю знаний и удивления, а Гена свою.
- Касаточный народ интересуются: она обезумела уже или ещё есть надежда.., раз так бешено рванула вперед, - прокоментировал Геннадий.
- А она что?
- Отвечает в тему, что-то тоже очень смешное.
Юля не умела слушать животных. Да и не пыталась. Как-то раз уже объясняли ее мужу, чем его мозг отличается от других людей. Но для появления расширенных способностей мог быть сильный стресс, как у нее, например. Только она испугалась этих своих новых возможностей-способностей, а Гена - нет. Зачем спрашивать или пытаться самой слышать? Есть удивительный муж-путеводитель. Ей хватит и того, что она слышит звуки воды по телу касатки, когда та плывет на большой скорости.
- Они такие странные… эти звуки.
- А ты попробуй найти слова, чтобы их описать, - предложил Гена.
- Я бы сказала - чмокающий шлепок.
- Да, похоже. Это тело вибрирует с таким звуком. Чмок + шлёп – как резонансная частота турбины Шаубергера.
- А когда она останавливалась, где то на 40 км в час, то начиная с живота вверх устремились малюсенькие бусинки воздуха. Пузырьки шипят аж со звоном. Красиво!
- Девушка чуть не закипела, а тебе красиво,- возразил Гена.
- Ничего себе девушка!
День начался с этого длинного рассказа, прошел спокойно, без побочных эффектов, то есть без последствий за неправильные действия. Так что вечером Геннадий смог сделать мудрое заключение:
- Помощь, видимо удалась, если в течение дня по голове не настучали за все мои фокусы. Аминь.
Он вспомнил, как его "пригласили" на рождение маленького кита, когда собралась большая стая на этот праздник, как он ходил с женой в дельфинарий и как его пригласили к себе в гости сами дельфины.
День был нежно-теплым и работать возле верстака труда не составляло. Карбюратор оказался заковыристым, и оттого интересно было разобраться, как получился такой промышленный брак. Это в отливке-то! Умудриться надо так сделать, нарочно не получится.
Гена прислушался к своим ощущениям: какой-то непонятный звук отвлекал его от работы. Звук слышался где-то внутри. Он будил предчувствие чего-то нового. Не понятно только было с чем это связано. Еще не прошло у него тяжелое состояние после помощи людям во время цунами в Юго-Восточной Азии. Он был тогда измотан накануне предчувствием этого события. Да и сама помощь отняла немало сил. Но как это связано с нынешними ощущениями? Был звон далекого церковного колокола, было состояние покоя вокруг в это весеннее утро, но было и что-то щемящее. И он позволил этому постороннему чувству тоски вести его туда, откуда исходил этот зов.
Планета была так далеко от Солнца, что казалась звездой. Большой, яркой звездой нашей солнечной системы. Она приближалась так, как приближается всё, к чему стремится сознание, по своим законам скорости. Поверхность планеты была покрыта водой полностью. Сознание Гены отожествляло ее с планетой Уран, возможно так и было, по крайней мере, он решил их так называть для удобства. То же самое человеческое сознание на мгновение остановило его у самой поверхности воды: «там вода, там не место для человека, а здесь есть хоть и небольшая, но атмосфера». Мгновение замешательства ушло быстро, как и все смутные тревоги, стереотипы его мира.
Тело погрузилось в новую атмосферу. Это была просто вода?! Нет, это было нечто, напоминающее воду, потому, что все клеточки и атомы его тонкого тела наполнились ответами на невысказанные вопросы. Всё его существо вибрировало на высоте тех звуков мира, что окружал сейчас этого земного человека. Сейчас от него не требовалось каких-то решительных действий по спасению людей. А были ли здесь люди? То, что планета очень даже обитаема – сомнений не возникало ни на миг. Это не наша тонкая полоска между небом и землей, где хозяйничают люди и множество животных. Здесь пространство для жизни неизмеримо больше. По ощущениям же гораздо полнее и многообразнее и добрее, что ли.
В подтверждение к гостю приблизились жители планеты.
Его ждали, о его приходе знали, возможно, и звали. Очевидным стало только то, что в это мгновение своей жизни Геннадий готов был оказаться здесь. Он и оказался. Его окружили существа, напоминающие морских коньков с человеческими руками. Не успев появиться, вопросы в голове Гены получали не просто ответы, но и подтверждения. Он все мог увидеть сам, ему все могли показать и, по возможности, рассказать.
Те «морские коньки», что встретили его с большой радостью, показали ему свои города. Они были приспособлены для строительства различных сооружений. Особенной, приоритетной работой считалось строительство мест для медитации в уединении. Вход в такое помещение выглядел, как круглое отверстие в нижней части своеобразного «ласточкиного гнезда». Гене разрешили войти (или вплыть) в это помещение для одного жителя планеты. Глядя на стены, можно было увидеть лицо каждого, кто участвовал в создании этого укромного уголка. Вот камень, который принес издалека задумчивый высокий житель. Он положил его в середину стены рядом с камнями других друзей, тщательно подогнав и укрепив. А вот этот положил шустрый веселый малый, любитель шуток и разных игр. Но в тот момент он священнодействовал и был очень серьезен.
Уранцы обладают в полной мере непорочным понятием. Многие наши искажения им не присущи. Например, у них не было гордости, с которой земляне показывают свои творения. Они не кичились своим совершенством. Им не хотелось прославиться, угодить редкому гостю с другой планеты. Они искренне были рады гостю и показывали все, что его интересовало. И если его интересовало священное место, то гость мог понять его значимость, а значит и запрещать войти в такие места незачем. Уранцы показывали разные сооружения и объясняли просто, что это вот они сделали для этого, а вот это для того. Много времени и труда заняло вот это сооружение и теперь всем удобно пользоваться им.
Своеобразные кельи для медитаций и молитв необходимы для самосовершенствования любого жителя планеты, исключая дельфинов. У них другой путь эволюции. Когда уранец достигает большего духовного развития, то становится светлым. Это значит, что в прямом смысле слова начинает излучать свет. Степень света зависит от дальнейшего продвижения по пути к Творцу. Самое светлое существо находится в центре планеты. Оно огромно и освещает планету изнутри. Получается, чем глубже погружаешься в воды Урана, тем светлее становится. Ближе к поверхности свет поступает от Солнца, потом темнеет. Внутри планеты существует сумеречная зона. А ближе к центру планеты становится светлее. Геннадий не глубоко погружался, но очень светлых мест достиг легко. Он был без физического тела, но его прекрасно все видели и общались.
Не общались только очень светлые Уранцы. Они жили рядом со всеми, но были погружены в свой внутренний мир. Их приглашали всегда для помощи в разных вопросах. Например, в строительстве они были необходимы, чтобы перенести и установить большой камень для дома. Они могли это делать, убирая вес камня. В мгновение, поняв замысел архитектора, они устанавливали именно так и именно туда, куда нужно. Потом спокойно удалялись. Они принимали участие в жизни своего народа, но потребности испытывали гораздо меньшие. Материализовать пищу для уранцев не представлялось проблемой. На более низкой ступени развития всегда получали пищу в нужном количестве от своих товарищей. Просветленные Уранцы в пище уже не нуждались. Они получали энергию в чистом виде от Творца и излучали ее окружающим. Поэтому там, где находился «светлый», светящийся, все предметы вокруг были отчетливо видны, а значит и понятны. В темноте, например, можно различить непонятную глыбу, вставшую на пути. Воображение, ум начинает сопоставлять ее с чем-то знакомым. Человек, наделенный чувством страха, может предположить в этом врага и убедить себя в опасности, чтобы убежать. Но если включишь свет, то оказывается, что это просто камень. Его даже не считают одушевленным предметом, а значит, причинить вред по своему злому умыслу он не может. Его просто нужно обойти, если он оказался на пути, или убрать с дороги без опаски.
Получается, что освещение – это возможность получить информацию об окружающем мире. Вот таким образом светящиеся существа, давая информацию о предметах мира, позволяют видеть все вокруг. Они должны жить среди жителей планеты, чтобы в каждом месте освещать для тех, кто не обладает внутренним зрением, все происходящее и находящееся вокруг. Это своеобразные ходячие фонари, которые могут к тому же производить разные действия.
На Уране не техногенная цивилизация, поэтому нет подъемных кранов, автомобилей и других средств передвижения и механической составляющей жизни. Все знают, что помощь тому, кто занят в тяжелом труде дает просветление. Тогда все подвластно, и нет невозможного. Получается неразрывная взаимовыгодная связь. Пока развитие конкретного уранца не достигло уровня просветления, и у него нет даже возможности телепортации, но он получит помощь от просветленных сограждан. Ему подскажут идею усовершенствования чего-то в быту, помогут реализовать план. Но не сделают больше того, что должен сделать сам уранец, чтобы не остановить его развитие.
Итак, светящиеся находились всегда где-то поблизости, но подойти и поговорить с ними Геннадий не мог. Не потому, что их величие не давало смелости Гене это сделать. Просто его вопросы напоминали бы ситуацию, когда молоденькая девушка подходит к правителю и говорит: - «смотри какое у меня новое платьице. А как хорошо я подкрасила реснички! Что ты думаешь обо мне?» Он просто улыбнется и вряд ли начнет давать совет, как лучше подкрашивать глаза.
Все жители планеты, с которыми он мог общаться, были озабочены состоянием на Земле. То, что происходит сейчас с людьми, отражается не только на самой планете Земля, но и на них. Это все равно, что жить в комнате, где открыта топка печи. Оттуда всегда может выпасть горящий уголь и сжечь дом. Духовное совершенство жителей других, населенных планет нашей Солнечной системы не позволяет огню разгореться. Приходится все время всем быть бдительными. Но «угольки» бывают самовольными не только у нас и норовят исхитриться и прилететь на другие планеты. Закон свободной воли, не позволяет ограничивать в действиях эти «угольки». Не все цивилизации топят примитивные печи.
На Уране живут и другие существа. Так хочется сказать, что они нам всем знакомы. На самом деле эта планета - родина дельфинов. Хочется, умиляясь, рассказать какие они черные и какой у них серебристый животик, но глубина здесь видна во всем. Чувство умиления вызывает любовь дельфинов ко всему и ко всем. А глубина чувств и знаний не умещается в человеческом сознании. Язык их понять Гене было трудно. У них был один язык для материального мира, но был и другой. Мы называем это телепатией, хотя это просто доступ к информации самого Создателя мира. На Земле изучают только проявленную в физическом мире речь дельфинов. В один звук у дельфинов вкладывается столько смысла, что нужен целый трактат или курс института, чтобы объяснить его значение. Их звуки похожи на звуки наших дельфинов, потому, что они на самом деле составляют единое целое, один народ. Один писк или щелчок мог означать, что вот этот человек, которого видит дельфин, находится на таком-то уровне развития и должен находиться, согласно Плану Творца, в строго определенном месте в это время. Об этом человеке мгновенно была сказана такая информация, что не доступна на Земле для понимания. У нас имеет значение социальный статус, родословная, дельфины мыслят в безвременном масштабе, не в границах какой-то планеты, вне социальной структуры. Для них имеет значение степень развития конкретного существа после многочисленных перерождений в физическом мире, и где он мог жить раньше до рождения на Земле. Этот человек составляет в данный момент крупицу Вселенной, находящуюся в строго определенном для ее функциональной возможности, месте.
Некоторые люди вносят слишком большой разлад в окружающий мир. Поэтому дельфины, такие как касатки, у нас на Земле иногда нападают на людей. Но они же и спасают людей и играют с ними, развлекают в дельфинариумах. Дельфины участвуют в сохранении равновесия на планете, не смотря на то, что их считают просто рыбой. Рыбой считают у нас и китов, которые на самом деле являются локаторами, приемниками энергии и информации для Земли. Если сокращается число душ света, способных принимать через них Голос Вселенной, то их пребывание просто не нужно – они выбрасываются на берег. Это трагедия для всего сущего. Но мы видим только выбросившихся глупых больших рыб. Некоторые люди пытаются столкнуть их обратно в океан. Трагедия гибели китов происходит не на берегу, а среди людей.
А что касается рыбы, то им известно, какую рыбу нужно съесть, в какое время. Именно для этой рыбины пришло время. Как ее лучше поймать, не нарушая законы, знают все дельфины. Поэтому их движения так грациозны и размерены. Они живут в полной гармонии. И на той далекой планете знают обо всем, что происходит на Земле. Их волнует то, что происходит сейчас у нас.
Геннадий все это понял всем существом и, стараясь не расплескать, поспешил доставить всю эту информацию домой.
Домой… Дом все еще рос, то есть строился. Казалось, что он расширяется в зависимости от обстоятельств. Или от их расширения сознания? Радует то, что до масштабов Галактики он все равно не дорастет. Да и откуда столько сил взять, если стройкой занимается маленькая хрупкая женщина и не очень старый, но все же астматик?
Стройка, рождающая все новые идеи – очень интересная штука! Но эти же идеи как-то быстро сдерживает отсутствие средств. Не то чтобы совсем отсутствие, просто нехватка необходимых средств. Что может сравниться с появлением новой комнаты или еще одного интересного и перспективного пространства или маленького уютного уголка или благоустройства самого участка? Генкины сны, что же еще!
Говорят, кто не верит снам, тот не верит в Бога. А как в него верить? Вернее как проверить веришь или нет. Что такое уверенность - Юля знала. Видимо это и есть вера, если она переходит в знание, что он есть. Но Генкины рассказы…?! Это испытание на веру в них ей удавалось с трудом. Впрочем, пусть рассказывает что хочет, лишь бы жил, лишь бы был рядом или не рядом, но был на земле, в этом привычном мире. Хотя черт знает к чему мы привыкли в этом мире!
6. Василиск.
Для себя мы назвали это проявление Гены василиском, хотя общего с информацией о них мало. Но ведь не везде можно развесить ярлыки, особенно если это такая неспецифичная область воспоминаний.
- О чем сидим, о чем мечтаем? – спросил Геннадий
- Ты со мной, как врач с больной разговариваешь?
- Типа того.
- Мечтаю поработать горничной. Думаю, как это интересно: люди приходят, а все чисто, делай, что хочешь. Здорово!
- Так это еще называется уборщица. Не смущает?
- Хо-хо, парниша! Чем я не ведьма, чтобы помечтать о метле. Это мастерство нужно обязательно оттачивать. Опять же некоторые группы мышц нуждаются в этом.
Они оба знали, что жизнь наказывает их обидчиков, хотят ли Геннадий с Юлей этого или нет. Так уж устроено. За это ее некоторые считают ведьмой. А Гену просто, нежно и испуганно - «загадочным».
Оба помолчали, помечтали, потом чайку попили, вечер скоротали. А утром:
- Да где же эта ручка? Счас все мысли повысыпаются у тебя вхолостую, пока найду.
- А ты запоминай.
- Сам-то пробовал?
- Не-а. Я только рассказываю.
- Да-да. А еще скажи: «я стройкой руковожу, на бетономешалке экономлю, чтоб жена не скучала, занозы у нее вытаскиваю из пальцев». Мне как писать такими пальчиками? О, карандаш нашла. Слушаю, мой повелитель, рассказывай давай уже, - сказала Юля, заглушая в себе червячок сомнения в истинности рассказов мужа. Столько уже подтверждений было, а сознание сопротивлялось, цеплялось за стабильность представлений, отказывалось верить во все эти странности. Фантазия? Нет, этот термин для историй Гены не подходил.
За рулем авто спокойно сидел мужчина и так же спокойно рядом сидела женщина. В такой ситуации их спокойствие выглядело странно, ведь прохожий никак не мог увернуться от автомобиля. Времени на раздумья было очень мало, и Гена кинулся между крылом автомобиля и пешеходом.
- «Короче крыло авто смято, пешехода взял на борт, себе больно ударил бок. Пешехода взял за плечо тремя когтями на сгибе крыла. Коготь ничего себе! Охватывает все плечо взрослого мужчины! Хвостом ухватил сзади между ног. Видуха та еще! Парочка в машине в отпаде. Мужик в шоке, но живой».
Потом Гена что-то делал в деревне. Говорит, что проверял летные характеристики тела василиска:
- «Тело и в самом деле замечательно устроено: крыло около трёх метров в размахе, сам в стоящем положении, как взрослый мужчина, голова круглая, мордочка, как у тюленя, но глаза большие. А пасть! Хто знает, какая у него пасть, если в размер морды просто не вмещается размер съедаемой живности. Куда влазит корова? А полчеловека? От плеча лапка состоит из четырех сегментов, а не трех, как у людей. В результате может крутиться, как пропеллер.
Но василиск, не крутит почему-то. Крылья складывает на скорости, получается треугольник что ли. Сложенное вдвое крыло имеет клапан, в который стравливается воздух на запредельных углах атаки, при срыве потока, получается высший пилотаж, все известные фигуры высшего пилотажа доступны для исполнения. Скорость высокая, как и скорость движений. Ах да, еще есть когти на концах крыльев, на середине крыла, где сгиб, на конце хвоста, как у скорпиона, только в другую сторону, не считая когтей на четырех лапах».
Жаль, что Гена не смог поступить в авиационный институт, не взяли его и в летчики из-за болезни ног. Его тяга к самолетам реализовывалась в жизни понемногу и проявлялась изучением всех летательных аппаратов и не совсем аппаратов. Я едва успевала вопросы формулировать.
Где «ухи», как шутит Гена, у этого василиска – не знаю, не спросила. Ага, узнала: ухи везде, в носу, на жабрах, за головой. Цвет чешуи мимикрирует. Чешуи, как таковой нет. Есть выступы на коже, что очень похоже на чешую. Правда шкура крепка и лапки быстры феноменально. Взгляд видит смазанную картинку, быстрей движений ласки где- то вчетверо.
По телевизору показали, что лет 60 назад летало такое же у них. Страшное, говорят. А чего страшно - не понятно, никого не ест, на людей не нападает, волки ушли, что очень хорошо.
После этого он на следующую ночь слетал в деревню попугать лихих людей. «Лихие люди», - звучит, как лет 60 назад. По-нашему – воры – влезли в чей-то дом. Василиск прошёл раньше, прикинулся шкурой на полу. Когда те вошли испугал и покусал этих двоих. Проснулся хозяин и, не разбираясь, в темноте, пальнул из дробовика в живот василиску. «Борец за справедливость» встал на задние лапки, выпятил живот и прошел мимо хозяина прямо в окно. Есть его не стал, да и обижаться тоже не стал. (Странно, конечно: для Гены это не свойственно. Для него в роли василиска видимо это возможно. А может духовное совершенствование помогло не только василиском стать, но и рассудительным, а значит необидчивым, человеком)
Окно на всякий случай поломал. Воры уйти не смогли, потому, что перекушенные ноги не шли. Теперь василиск ждет, когда хозяин созреет для знакомства. (Не вспомнил бы об этом похождении Гена, если бы утром не обнаружились синяки на пузе).
Слетал на тропинку в Дарджилинг. Ни василиска, ни дракона тропа не держит. Увидел там таджика в халате, который с задумчивым видом смотрел вдаль. Представился для начала разбойником по старой памяти. Таджик на него набросился с ножом. Уворачиваться пришлось с трудом, - боевой такой мужик попался. Доуворачивался до самой тропы, пока таджик на нее не стал. Провалился мужик не сильно, но нападать не перестал. Пришлось Гене стать драконом, чтобы успокоить мужчину. Таджик успокоился и убежал по тропе в Священообитель. Дракон подлетел, чтобы посмотреть сверху на убегающего мужичка, но ничего не увидел. Тропа, по всей видимости, только для людей.
Удивил женщину-проводника, которая пришла на площадку перед Тропой. Сначала она удивилась дракону и осталась стоять, глядя снизу вверх на него. Дракон-Гена не сразу сообразил, что это похоже на стоп-кадр. Когда понял, то полетел за ней. Ее защита очень ему понравилась. Она это тоже поняла, удивилась Ученику мастеров в таком странном исполнении.
На следующее утро восторгался ее подготовкой, ее защитой, но рассказывать мне не стал ничего о ней. Сказал только, что съест обязательно, но потом.
- Ну ничего себе экземплярчик! Он так все время дерется? Кругом все враги? – спросила Юля имея в виду того, кем был ночью Гена.
- Вот такая «се ля ви». И я поверь безумно счастлив
И я поверь безумно рад
За невраждебное участье
Меня безумно благодарят.
- Так это ты столько мест посетил, столько сделал?
- Я? Нет! Я просто сидел на занятиях на классе, - сказал Гена, сглаживая восторженность жены. Не удалось, она всё еще мечтательно глядела куда-то вдаль.
- Вот это я понимаю: космос, подземелья, драки, аж синяки на теле утром появляются. А тут что? Скукота! – задумчиво сказала Юля.
- Ну да, мусор лучше во Вселенском масштабе разгребать, «а дома мы не можем, а дома нам тошнит».
- Я наш мусор сортирую, между прочим, даже не выбрасываю на городскую свалку, - огрызнулась на шутку она.
- Я не шучу. Не будет толку здесь, плохо будет и там.
- Да знаю я, знаю. Только забываю. Не надо нравоучений.
- Алгоритм повседневных действий приводит к желательным или нежелательным последствиям, - тоже задумчиво, как бы самому себе подытожил Гена.
- Но почему ты василиск? Ты был им в какой-то своей прошлой жизни? Не представляю как я тебя буду любить в теле какого-то гада.
- Я не знаю, не от меня эта инициатива исходит. Сейчас в голове только обрывки информации, что эта форма наиболее удобная для выполнения возложенных задач, что она ближе к материальному миру, чем мое тонкое тело, что среди богов тоже не все люди, в Индии поклоняются страшным божествам, что красота – понятие относительное. Пока все это не сложилось в понятную форму, я не буду появляться василиском здесь, дома. И лучше в этом виде называть меня по имени – Хаггард.
О, вот еще интересный рассказ Генки. В тот раз мы для себя не смогли сформулировать, что представляет из себя его обличье. Позже я маялась в поисках ответов на свои сомнения и натыкалась на разного рода информацию в Интернете о рептилоидах. Ну не хотелось мне связывать это с Геной и сейчас не хочется, но гены… наверное нашептывают что-то Гене.
Негативное отношение меня не устраивало, я ведь знала, сколько помощи оказывал людям Гена, как бережно и любовно относился к людям. Очевидно было, что когда-то такие существа жили и он был одним из них, ему эта форма тела была знакома и привычна. Но кто они? Я верю, что узнаю это со временем.
Гена посмотрел как я с трудом глотаю мед и запиваю чаем и, не найдя другого более удобного случая, спросил:
- Слушай, тебе не надоела эта ангина?
- Нет, милый, я ее люблю.
- А то мне тут мои знакомые рассказамши, что от ангины хорошо помогает мороженное с бананами в прикуску.
- И что это за знакомые, если с таким таинственным и шкодным видом говоришь?
- Та драконы, опять же.
Он еще помолчал, вспоминая, как постукивал один из них когтями по камню, на который вальяжно облокотился. Забавно, но это так напоминало человеческую привычку ритмично «перебирать» ногтями по столу, начиная с мизинца. Вспомнил и то, как они делились способом приземления, как этот банановый советчик плюхался на брюхо, растопырив все свои пластины. Это было похоже на лохматый воздушный шарик….
И, вдруг Генка оказался на склоне горы, в лесу, в окружении совсем иных драконов, настроенных далеко не миролюбиво, что было неожиданно и совсем не забавно. Разговаривать теперь пришлось уже с ними. Гена- Хаггард быстро понял, что ему придется уговаривать драконов уйти из этих мест. Им этого явно не хотелось, они не могли понять как осмелился этот маленький плюгавенький, но такой быстрый зверек прийти к ним.
- Я могу контролировать тех, кто уже стоит у меня за спиной, но меня это будет отвлекать от разговора, - сказал Хагард, уравнивая свою скорость общения с драконьей, после того, как отправил двоих нападавших в небольшой полёт через себя.
Драконы поняли, что опасность им, видимо, не угрожает и окружать врага не нужно. Те, которые напали, уже могли стоять за спиной василиска на всех лапках и удивленно смотрели вдаль, тряся головой. Василиск стоял, по-прежнему помахивая поднятой лапкой. Это у драконов жест миролюбия, после мордобоя.
- Но почему ТЫ пришел к нам? – спросил один из бойцов. Плохо скрываемая ненависть сквозила в его сообщении.
- Вы ведь знаете, что если надо то и муравей гонцом будет, - ответил василиск. Но, судя по выражению их фейсов они ничего об этом не знали. Драконы всё же успокоились и выслушали рассказ о людях, выслушали и его предложение покинуть этот обжитой мир, свой дом. Такое предложение этого гада должны услышать все драконы. В сопровождении драконов василиск отправился к их горе, попросив разрешения идти на всех лапах, тем более что разговаривать и понимать он мог и в этом положении. Дело ещё в том, что драконам для разговора надо занимать положение «стойка на задних лапках», а когда бой – тогда на всех опорных точках, включая хвост, если он есть. Василиск свободен от этих ограничений, и это очень раздражает. Движения его гибкого тела напоминали движение ящерицы. Драконы шествовали на задних лапах.
Вход в пещеру был мало заметен, но внутри простирался большой и красивый зал. Откуда-то сверху проникал свет, а пройдя вглубь пещеры просторными извилистыми ходами, они попали в самую большую часть этого драконьего дома. Света там было очень мало, но драконы прекрасно видели в темноте, как и сам василиск. Молодые драконы полусидели, облокотившись на свой хвост, изогнутый подобно опирающейся на локоть человеческой руке. Старейшины сидели в позе, похожей по грациозности на позу сидящей кошки.
Как только все они вошли драконы, сидящие в глубине зала угрожающе зашипели, но сопровождавшие успокоили, объяснив причину такого странного визита. Что-то похожее на «муравей, гонец, рыцари». Типа надо так. Василиск объяснил еще раз, что привело его к ним ко всем:
- Люди болеют от своих нарушений Закона Единого.
- Они дети Божьи и мы должны им помогать, лечить их.
- Они уже взросленькие и сами должны научиться лечить друг друга, раз уж не могут держать себя в равновесии с природой, чтобы не болеть.
- Но у них ничего не получается, они пробовали, - возразили дружно драконы.
- Чтобы научиться плавать, нужно лезть в воду. Не начнешь – не получится. К тому же и вас скоро не останется: изведут, как врагов рода человеческого. Сейчас их время, время их падения. От этой Болезни вы не сможете вылечить людской род.
И в довершение своего объяснения опасности всему их виду василиск рассказал куда им хорошо было бы улететь и как это сделать.
Драконы задумались.
- А на сколько безопасно лететь через пустое пространство?
- Отомрут, возможно, некоторые частички вашего тела, крыльев, но это легко восстановится на новом месте с вашими-то возможностями. Не думаю, что это будет опаснее, чем оставаться здесь. Они согласно закивали головами.
Удивительным было то, что они тут же начали собираться в дорогу, лишь ненадолго окинув задумчивым взглядом свой дом.
- Пещеру я разрушу, - предупредил василиск.
- Да, видимо это необходимо сделать, - грустно сказал старший дракон.
Все собрались и настроились на василиска, чтобы понять, куда надо попасть, как бы им было ни противно иметь дело с этим гадом.
- За что тебя в эту шкуру? – спросил один из них после совместной медитации.
- За мои делишки, наверное.
Неожиданно их остановил звук рога. Всем было ясно, что пришел рыцарь и пришел не в гости.
- Надо идти, зовут «на бой», - сказал один из драконов удрученно, так как его очередь пришла умирать от рук рыцаря.
- Нет, мы так не договаривались, и потом он пришёл позже меня. Вам – лететь надо, а поединок со мной ему должен понравиться. Так что давайте по одному, но сначала самый старший, - сказал василиск.
- Не стоит тебе его убивать, не стоит такую тяжелую карму нарабатывать, да и рисковать своей жизнью ради нас, твоих врагов, тоже не стоит - возразил старейший, но василиск его уже не слушал. Дракон исчез с характерным звуком, за ним еще один, еще. Мурлыча, что-то похожее на Варшавянку (вихри враждебные..) василиск подался к выходу из пещеры, на бесчестный бой, считая на ходу звон хлопков соответственно отбывающим драконам. Все 32 дракона должны были исчезнуть из этого мира до того как василиск дойдет до рыцаря.
Поодаль от входа в пещеру действительно стоял конь, а на нем сидел человек, одетый в доспехи. Вооружен он был копьем, а на боку болтался охотничий рог. Его нимало не смутил вид василиска. Видимо он слишком плохо разбирался в драконах, а тем более в их отношении к людям. Его совершенно не интересовало, почему этот дракон такого аспидно-черного цвета и изящного телосложения. Возможно это последний и самый захудалый из них. Главные атрибуты: лапы, хвост, большой рост, присутствовали, а впереди рыцарю смутно виделся собственный образ славного победителя драконов.
- Подлый дракон, я вызываю тебя на бой! – провозгласил рыцарь. Видимо ему и в голову не приходило усомниться, насколько понимают драконы и все остальные звери человеческую речь. Ну это позже передалось голливудским режиссерам, у которых фильмы не оставляют сомнений, что во всех мирах и на всех планетах говорят только по-английски. Хагард мельком взглянул на мысли этого человека и увидел живописную картину в его уме детально демонстрирующую намерения. Там была корчма, голова дракона и восторженные возгласы товарищей, вожделенные взгляды женщин.
- Начинай, а я подтянусь, - ответил василиск.
Однако рыцарь и глазом не повел, услышав человеческую речь и, пришпорив коня, кинулся на дракона со своим копьем.
- Чудный денёк, - прошипел василиск и молниеносно помог копью доблестного рыцаря на всём скаку войти глубоко в корни дерева. Человек не мог знать, что василиски двигаются со скоростью, превышающей скорость любого взгляда, а в современном мире и скорость кинокамеры. Когда этот гад оказался у человека за спиной - было не понятно, и также не понятно почему этот дракон разрывает когтем его доспехи именно сзади. Вообще странно. Однако нежный зад оголился быстро и не понятно для чего. Василиск как бы почувствовал этот молчаливый испуганный вопрос и ответил:
- Так надо, Федя. Вот отсюда тебя начнут кушать. Мясо нежное, белое, не огрубевшее от солнца, как и у всех рыцарей под этими железками, - продолжая вскрывать доспехи, говорил Хагард. Интересно, сказал бы так обычный василиск? Какой у них уровень сознания относительно человеческого? Этого василиска даже драконы не считали себе ровней, хотя он разговаривал с ними. Для них он ползучий гад не достойный иметь, носить имя, как гордо носили они. У каждого было имя, но Хагарду было не до этого: он изощрялся в демоделировании рыцарского облачения. Коготь представлял собой замечательный консервный нож и гад продолжал вскрывать это лакомство. Но что удивительно: он даже ни разу не облизнулся. В его намерения есть «это» не входило. Про себя тот, кто был сейчас василиском отметил, что штаны под доспехами пошиты странно, сзади они вообще сшиты не были, делая совершенно свободным физиологический процесс. Потом Хагард перевернул бойца на спину и так же искусно избавил мужчину от доспехов спереди, не сдержавшись от возгласа:
-Э да что у тебя тут есть!, - намекая на устройство изготовления человеческих детей, сказал зверь, потеряв остаток желания попробовать рыцаря на вкус. Хотелось лишь пнуть его лапой в филейную часть для ускорения, но мысль об отпечатке когтей на нежном теле остановила его. Ну не до такой же степени унижать! Что люди о нем тогда скажут? Правду. К сожалению или к счастью он слишком хорошо думал о людях, даже со своим змеиным умом не догадался, что все можно перевернуть и наврать с три короба.
Могучий убийца драконов, рыцарь, потрясая своими достоинствами, в железных «чулках», да еще громыхая величественным железом на груди и плечах, бежал прочь, едва успевая определять дорогу сквозь прорези забрала. Кто и когда съел испуганную лошадь василиск не стал вспоминать. Однако сказал об этом Юльке, сглотнув слюнки.
Драконов в пещере он уже, конечно, не застал. Посередине большого зала находился массивный камень. Это был своего рода тронный камень. Хагард знал какой-то частью самого себя, что именно его нужно сокрушить, чтобы пещера перестала быть домом драконов. Земля вздрогнула, но василиск был уже снаружи. Только его скорость помогла убежать из-под обвала. Гора осела, но осталась стоять до сего дня в Чехии, нося имя гордого дракона. А в мире остались только легенды об этих странных существах – драконах. В прочем и о василисках известно, но лишь кое-что, потому, что такого уважения и почтения, как драконы, они не заслуживали. А василиск по имени Хагард так и вовсе василиском был тогда только отчасти, совмещая в себе несколько собственных жизней из разных времен.
Прошло время и на той планете, куда отправились драконы, появился василиск. Нет, совсем не василиском он пришел к новому дому драконов. Это был рыцарь в пыльных потрепанных доспехах с копьем, с интересом разглядывающий странные деревья вокруг. Крона напоминала маковки православных храмов, словно перевернутые капли, веточки деревьев ввинчивались тонким острым кончиком в небо, а пышная середина казалась тщательно подстриженной. Рыцарь вошел в тонкую расщелину горы и оказался там, где и хотел.
Он оглядел пустую пещеру, удивляясь ее красоте. Внутри никого не было. Пещера не была еще толком обжита, но красота и величие просто поражали. Внутри огромного пространства было много света, много чудесных запахов, поднимающихся спирально невидимыми лепестками куда-то вверх. Это было величественное зрелище и в то же время такое теплое и домашнее чувство поднималось в груди, что радость переполняла этого гостя. Мешало разве что копье, гораздо больше, чем доспехи и даже опущенное забрало. Освободиться от копья или поднять забрало никак не удавалось. Даже не удалось сообразить крикнуть «режиссерам-шутникам» Наверху, что пока нет драконов и спектакль еще не начался, то может, стоит выйти немного из образа. У драконов не было чувства опасности, и оставлять стражу им в голову не приходило.
Он вышел наружу, посмотрел вдаль на расстилающееся у подножия горы море и увидел летящих драконов. Они что-то курлыкали, как ни странно. У человека возникла мысль о журавлях, хотя и они курлыкали не понятно от чего. Там, откуда прибыли эти драконы такого явления не наблюдалось. А здесь…удивительно.
Несколько молодых драконов подлетело и прошествовало к пещере. Вид вооруженного рыцаря, но без коня вызвало бурю противоречивых чувств: здесь людей нет, это точно, но рыцарь – синоним их смерти…Коня нет и он не трубит в рог… кстати, а где его рог? Атрибутов явно не хватает. Сидит на месте и не угрожает, но копье держит крепко. Драконы зашипели и приблизились.
- Знакомое кино - испугали гостя! Нет бы обнять спасителя драконечества, - подал голос тот, что был внутри железок. – Это я, муравей! А где ваш главный?
Они не узнали, это точно. Но засомневались. На счастье где-то на подлете был старейшина. Это понял рыцарь не только по их устремленному вдаль взгляду, но и по изумрудно переливающейся точке в небе над морем. Эта перламутрово-зеленая уже довольно большая точка отливала синевой то ли моря, то ли счастья обретенной свободы. Дракон подлетел к береговой полосе и немного спланировав, приземлился на задние лапы, проделав борозду в песке, разметая стайку брызг.
Рыцарь подошел к краю небольшого обрыва, наблюдая за посадкой холеного, как и все другие, дракона. Старейшина поднял голову и увидел рыцаря. Можно сказать, что он насупился, если это что-то объяснит в этой странной ситуации.
- Почему такой вид? – сухо спросил он.
- А вид типа «большой муравей» подошел бы больше? – спросил васи… рыцарь.
На память драконы никогда не жаловались и быстро вспомнили что-то не так давно услышанное от одного знакомого гада про гонца и муравья. Старейшина оттаяв, сказал:
- Давай обниму тебя, что ли.
Рыцарь подошел ближе к краю, на который дракон еще не поднялся и на половину.
- Да помогите же мне хотя бы открыть это забрало! – раздраженно попытался увеличить зазор щели рыцарь, но дракон уже заключил его в свои объятия. Доспехи заскрипели.
- Я же говорю, что снять нужно эту дрянь. Я даже копье не мог оставить без помощи вот этих, - указал на довольную молодежь рыцарь.
- Доспехи тебе ТАМ нужны, без них нельзя, - сказал дракон, но тут же посветлел и добавил, – да и тут как нельзя кстати оказались. Иначе обнять тебя не удалось бы. Теперь можно и снять забрало, для антуража уже не нужно.
Дракон приложил лапу к груди человека и сквозь доспехи подправил поврежденное легкое.
- Мы тебе безмерно благодарны. Планету еще не всю изучили, сказали ему другие драконы.
- Все хвалы Богу, - откашлялся рыцарь, - а муравью – муравьиное.
Человек узнал, что еды здесь много, много и воды. Какой еды уточнять не хотелось, но Драконы сказали, что нашли в океане водоросли по вкусу похожие на мясо крабов. Они очень питательны и умны. Это значит, большое скопление водорослей подплывает поближе и позволяет обкусывать отдельные участки. Сначала драконы пробовали проглотить этот кусок плавающей травы, но водоросль их как бы избегает, уворачивается и подставляет только бок. Когда обкусываешь то, что позволено, то водоросль лучше себя чувствует и растет красивей. Питательность как у мяса. Так что они нашли наконец-то друг друга и искать животных и рыбу нет нужды. Много водорослей не съешь, а то разжиреешь и летать не сможешь. От этого чудесного места и такой еды драконы приобрели перламутровый оттенок и холеный вид.
«Муравей» был на этой планете когда-то давно, но тогда он счел, что она сплошь покрыта водой. Это тогда он видел коньков, строящих кельи для молитвы и дельфинов. Позже он был здесь в образе василиска и пытался даже охотиться на акул. Как и на земле нырять нужно не на акулу в воде, а чуть дальше. Вода преломляет вид акулы и кажется, что она на полметра ближе. Акулы кричали на него в ужасе называя, что-то типа «котон». К конькам донырнуть не получалось, слишком плотная вода даже для такого образа, после возвращения сильно болит всё тело.
Гена вжился в это тело так, что его видели люди в нашем окружении, но не я. Он контролировал себя достаточно, чтобы не проявить случайно в нашей с ним жизни. Каждому ведь хочется выглядеть лучше чем он есть, а выглядеть для любимой женщины этаким чудищем в привычном понимании, а не мужчиной ее мечты не каждый решится, даже Гена. Хотя сомнения его глодали, ох как глодали. Ведь Ханна когда к ней явился Гена в образе Хаггарда приняла его спокойно. Но ведь с ней, как говорится детей не крестить, да и жить ей оставалось совсем чуть-чуть.
7. Ханна и Хаггард.
Он стоял в комнате и слушал как двое взрослых людей очень настойчиво в чем-то убеждают девочку. Ей лет 12-13, но рассуждения этой малышки намного глубже, чем у этих взрослых и совпадают с позицией Геннадия. Геннадия? Нет, он не чувствовал себя Геннадием. Он сейчас не был даже человеком.
Его не видели, это очевидно. Он посмотрел на свои руки – черные, блестящие и к тому же есть длинные когти. Несомненно, сейчас он василиск, как он называет эту свою форму тела.
Но кому нужна его помощь? Слабой стороной в этой ситуации была девочка, потому, что она неизлечимо и тяжело больна. Однако защищать ее от этих взрослых, которые не иначе, как ее родители нет никакого смысла. Хаггард стоял в углу у двери и молча слушал.
- Но ведь тебе необходима операция, - продолжали давно начатый разговор взрослые люди.
- Мама, но ведь я уже все решила, зачем возвращаться к этому?
- Ты нас подводишь. Ты подводишь многих других, отказываясь от операции.
- И что случится с ними? Они испортят свою репутацию? Мама, но ведь это моя жизнь! Мне не понятны стремления этих людей, разговоры о карьере, положении в обществе.
- Благодаря этому положению, как ты говоришь, мы живем в этом доме, пользуемся многими благами. Это карьера твоего отца позволила добиться многого.
- Я не доживу до карьеры, ты это знаешь, - грустно, но спокойно сказала девочка.
- Она права, оставь ее, дорогая, - сказал мужчина. В его глазах было столько боли и любви, что Хаггард просто таки влип в стену, чтобы его уж точно не увидели и не спрятали свои чувства.
- Я должна была вернуться к этому разговору, я обещала, - сказала женщина, обращаясь к мужу.
- Знаю, родная, знаю.
Мать еще раз взглянула на свою девочку с грустью, раскаянием и едва скрываемым отчаянием, и вслед за мужем вышла из комнаты дочери.
Хаггард стоял и переваривал сказанное здесь. Это была не буря эмоций, а скорее хвост удаляющейся кометы. Все прошло гораздо раньше и видимо длилось не один день. Ясно было, что девочка болеет много лет. Он видел нарушение работы многих органов, у девочки были серьезные проблемы с кровью. Но при чем здесь операция? Пересадка костного мозга?
Память Геннадия вернулась к тому моменту, когда его жене делали операцию не разобравшись с проблемой крови. Вернуть ее после той ошибки врачей было немыслимо трудно. Возможно он здесь для того же. Но почему в таком виде? Пока он рассуждал про себя, не заметил, что девочка посмотрела на него. Это странно. Но еще удивительней было то, что она подошла к нему и погладила его животик.
- Какой ты теплый и гладкий! – сказала она с легкой улыбкой.
- Ты меня видишь?
- Если ты не заметил, то даже глажу, - рассмеялась она.
Хаггард смутился. До сих пор он всех приводил в ужас. Его помощь никак не оценивалась благодаря жуткому виду и странному, оттого страшному поведению. Сам он так не думал о себе, да и Юля с интересом расспрашивала о конструкции тела василиска. Но погладить?! Кому могло прийти это в голову? Юле. Да, возможно. Скорее всего - да. Однако Гена, как страшилище из сказки об Аленьком цветочке боялся показаться на глаза любимой в таком виде. Он эту конструкцию тела считал совершенней человеческой, но…
Девочка казалась слабенькой и хрупкой на вид, но это впечатление сводилось на нет ощущением силы духа маленького человека.
- Как тебя зовут? - спросил Хаггард.
- Ханна. А тебя?
- Ген… Хаггард, - ответил он.
Она спокойно и по-взрослому ответила на вопросы Хаггарда, относясь к нему как к новому и в то же время давнему другу. Она не просила помочь, она ничего не просила, ни на что не жаловалась. Но помочь-то ведь хотелось! Щемящее сострадание, беспомощность в такой ситуации просто выталкивали василиска из этого дома. И вот он оказался там, куда влекло его сердце – в церкви.
Католическая церковь располагает к длительному общению с Богом: практически все скамейки заняты прихожанами. Гена не разбирался прошла ли уже служба или еще не начиналась. Он был уверен, что его никто не видит и решительно и целеустремленно направился к алтарю. Все тихие молитвы и разговоры вмиг затихли.
- «Совпадение», - подумал Гена-Хаггард. Он поддался желанию раскинуть руки, как бы распахивая душу навстречу Богу и… услышал странный звук за спиной. Все смотрели прямо на него. Звуком был вздох замерших от страха людей, сдавленный стон ужаса от неожиданного явления черного существа, распахнувшего крылья на три метра возле самого алтаря, их нечленораздельное возмущение от такого кощунства.
- Всем тихо! Я пришел молиться. – Сказал василиск и отвернулся. Его сейчас не заботило отношение толпы. Кем они там его считают – не важно, хоть самим дьяволом.
- Во имя моего Я ЕСМЬ, я призываю Иисуса Христа, Мать Марию и Рафаила, их ангелов исцеления, Богиню правосудия Порцию прийти на мой зов и исполнить моё желание - исцелить Ханну. Я требую остановить несправедливость по отношению к ней, прекратить нарушать ее свободную волю. Я прошу исцеления для нее, или избавления от страданий…
Гена на миг задумался, формируя в слова свои желания сердца, когда услышал за спиной смолкающий вслед за его словами звук. Люди в зале повторяли его молитвы, его слова. Это были люди, а не толпа! Люди с чистыми сердцами, способными почувствовать в непривычных формулировках чужака страстное желание помочь человеку.
Внезапно он понял, что он с ними сейчас един, понял, что они все пришли в эту местную церковь молиться за Ханну. Они поняли, что его слова доходят до Бога и Его служителей скорее, чем привычные молитвы. Готовность, недавно испуганных таким страшилищем людей молится, как угодно лишь бы помочь девочке удивила Геннадия.
- …и покоя, мира в ее семье. Не моя воля, Господи, но Твоя да будет! Аминь! – сказал Гена и прошелестев сложенными крыльями пробежал по проходу мимо торжественно вставших во время молитвы со своих мест прихожан.
Утро выдалось светлым и ласковым. Казалось, оно улыбается Гене в благодарность за его помощь девочке.
- Странный сон, - сказала Юля. – Для тебя это слово не уместно, но повторюсь: странный сон. Что это за девочка, о которой молятся люди? Обычно родители приходят к Богу, только когда что-то случается.
- Люди бывает и молятся все вместе о ком-то, но каково их удивление, когда приходит крылатое чудище молиться!
- Во сне чего только не бывает. Даже у тебя бывает астральная мешанина, разве нет?- возразила Юля.
- В таких случаях я имена не называл ни разу и обсуждать это не хотелось.
Гене не хотелось доказывать жизненность виденного, а Юле не хотелось спорить на эту тему. Но ощущение, что это надо записать говорило о том, что это не бессмысленные бродилки-приключения. Многолетний опыт подсказывал это.
- Ну, кто первый возьмет ручку? – спросила она.
- Или кто первый включит телевизор? – спросил он.
- А что ближе: ручка или пульт телевизора? – спросила она, не пытаясь даже посмотреть сама.
- Тогда я лучше на компьютере наберу, - сказал он.
- Вот и включай его, а я телевизор.
- Ты хочешь там что-то увидеть конкретное? – спросил Гена.
- Ну…, - неопределенно сказала Юля, не оформив еще в слова свои смутные подозрения и недостаток веры мужу в его сказки.
Чудо не произошло на этот раз и новости промелькнули незнакомыми событиями. Интерес остыл, но сон Геннадия не забылся вплоть до следующего дня.
Гена достал-таки жену на кухне своими рассказами о передаче по телевизору. Был бы телевизор в кухне, не пришлось бы бегать туда-сюда в ожидании повторения сюжета про девочку Ханну и ее родителей. Иной раз и не плохо, что какую-нибудь новость начинают показывать целый день на разных каналах. Но с другой стороны эту новость показали не совсем так.
Девочку Хаг.. Гена узнал. Его описание совпало и с тем, как представляла себе ее Юля. Отличие было в том, что имя Ханна скорее немецкое, чем английское. Это сбило с толка Геннадия. Его сбило с точной оценки ситуации поведение родителей в комнате у девочки.
На самом деле им не хотелось заставлять ее делать операцию, они были на ее стороне, видели, сколько страданий принесло лечение малышке, но на них подали в суд врачи. Вот уж было чему возмущаться: протокол лечения, борьба за жизнь даже ценой страдания самого больного!
- Бред! Выясняется, что операция нужна на сердце, чтобы продлить жизнь и лечение. Зачем пересаживать сердце, если не работает сам организм? Чтобы посчитать, сколько процентов приживаемости в таких случаях остается? – возмущалась Юля.
- Вот эта та карьера, о которой думают взрослые! – напомнил разговор между Ханной и родителями Гена.
- Не зря говорят: врачи «выгорают» со временем, черствеют, - вспомнила о беспорочном понятии Юля, стараясь заглушить негодование.
- Не, они мяконькие, - плотоядно прошипел Хаггард, вспоминая рыцаря.
Мы с Геной часто задумывались об образе Хаггарда, я просила рассмотреть себя, когда он не будет занят спасением очередного горемыки. Гена насколько смог, изучил этого зверя. Само имя он произносил странно, в средине «Г» звучит как двойное или гудящее.
Размер Хаггарта можно установить по отношению к Боингу, возле которого он летел, заглядывая в иллюминаторы. Получается около 6 метров в полете. Почему «в полете» - потому, что на земле размер тела меньше. Высота в стойке 2,5 метра, плюс хвост 1,5 метра. Куда-то 2 метра делись.
В полете температура тела очень высокая, буквально полыхает, вокруг потрескивает воздух. К тому же тело как будто текучее, настолько эластичное. Ощущение, что позвоночника нет, потому, что тело может согнуться в любом месте и в любую сторону практически пополам.
Крылья на большой скорости (опять же по отношению к скорости Боинга) сложены вдоль тела и составляют небольшие аэродинамические утолщения. При уменьшении скорости, крылья распрямляются, создавая препятствие потоку воздуха. Никаких перепонок или других элементов жесткости нет. Эластичные и очень крепкие крылья, но небольшие, как можно было бы предположить.
Принцип полета можно только предположить, так как в полете крыльями Хаггард не машет. За счет чего развивается такая скорость – не понятно. И за счет чего и для чего так повышается температура тела в полете тоже не известно пока. По отношению к обычной температуре тела на земле, когда у Хаггарта она составляет 60 градусов, в полете температура значительно выше.
Скорее всего, тело становится более разреженным.
Лапки настолько плотно прилегают к телу во время полета, что их просто не видно, особенно задние лапы.
Разобраться в особенностях строения и функций организма трудно, так как все функции воспринимаются как само собой разумеющееся. Впрочем, какой человек сможет объяснить строение своего организма и назначение собственных органов, таких как аппендикс, к примеру.
Н-да, вроде бы совсем немного повспоминала, а столько впечатлений! Нельзя в больших дозах вот так вдруг, под настроение, употреблять то, что собиралось годами. А еще веками и разными «местами» потому, что определить какое место посещал Генка - затруднительно бывает. Да и надо ли?
Вот так увидишь в новостях какой-нибудь город, а что это и где это только в надписи можно узнать. А кто подпишет город на другой планете, не говоря уже о земных широтах? Вот в какое время, что происходило отчасти можно определить по одежде, да и то… относительно чего смотреть. Чаще захватывает сам сюжет и определять что, где, когда и с кем надо только в качестве доказательства истинности происходившего. А потом доказывать или объяснять, что это происходило в измененном состоянии сознания, объяснять как это происходит. И это кому? Тем, кто не верит? В общем, уходят со временем все желания «донести до широких масс», даже до «узких».
«Делай добрые дела и бросай их в воду» - говорят мудрецы Востока. Вот и я собираю в себе остатки желания порассуждать и отпускаю все, что пережито нами.
Найду время в своих буднях и еще «отпущу» порцию впечатлений о других мирах и его прошлых жизнях.