ВСТУПЛЕНИЕ.
Написано 10.05. 2016 год.
Редакция 15.11.2017 год.
О новостях на радио – объявил привычный звук. Что-то подсказывало, что сегодняшнее утро 22 июня 1941 года, не будет таким же как и другие. Мы с семьёй сели за стол и стали слушать новости.
Москва заговорила, сразу тревожным и официальным голосом диктора Ю. Левитана: « Внимание! Говорит Москва, говорит Москва! Заявление советского правительства. Граждане и гражданки советского союза, сегодня 22 июня в 4 часа утра, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбардировке города Житомир, Киев, Севастополь и другие!», сообщение продолжилось, но мы не смогли его дослушать из-за звона разбитой посуды. Мать побледнела, её губы дрожали, и она словно онемевшая статуя замерла у раковины. Отец с ужасом посмотрел на нас - своих сыновей, дед прошедший гражданскую войну, тоже в ужасе заговорил: « Как же так, Господи? Мы же подписали мир с немцами, как они могли напасть?».
На часах было два дня. Возле нашего дома послышался звук подъезжающего военного грузовика. Мы сразу узнали в водителе начальника военкомата Петра Юрьевича Прокопьего, ему уже пришёл приказ набрать парней на мобилизацию. В нашей семье было семеро сыновей: четверо старших моих братьев уже отслужили, я и Серёга имели военные билеты, нам было по 16-17 лет, и были ещё двое младших - Сашка 7 лет и Витька 5.
Шаги Петра Юрьевича послышались на пороге, вскоре раздался стук в дверь. Отец открыл дверь и пожал руку вошедшему подполковнику.
Пётр Юрьевич сказал что-то утешающее матери, но нас ожидали совсем другие новости. Так как наш посёлок находился на пути к Москве, мы подлежали обязательной мобилизации.
- Остальных эвакуируют в случае прорыва южного фронта, - сказал Пётр Юрьевич, принимая из рук отца наши военные билеты и документы.
- Но, до нас ещё не дошли! – встряла мать.
- Ты видимо, Клавдия, не понимаешь! Атаковали нашу родину! Необходимо защитить границы, пока фашисты не пробрались ближе! – гаркнул Пётр Юрьевич, а это значило только одно, мы поедем на фронт.
***
Каждый раз спрашиваешь себя: «Кто ты, прежде всего? Патриот или кровосос, желающий только одного – убивать?». И ответ всегда только один, я русский, я русский патриот, русский солдат, русский вампир, русский парень, погибший ещё бы в 1904 году от пневмонии, если бы не один благодетель, тоже русский и тоже вампир. Наш клан не был жестоким клубом чёрных демонов, которые летали по ночам в образах летучих мышей, мы были просто охотниками на дичь. Не разу мы не пробовали на вкус человеческой крови, и нас не тянуло.
А теперь, когда на нас напали, мы как все граждане СССР, поехали на фронт. Не знаю было ли правительство в курсе кто мы, но приехав на сборный пункт меня, как и целую толпу обычных парней повели на распределение и прежде всего мы попали к кабинету с белой дверью, без условных обозначений.
Из кабинета выходили не слишком быстро, но всегда с разными лицами. Я пристроился за каким-то рыжим парнем, от него пахло бензином. Этот запах спустя минуту, словно въелся мне в нос и стал немного раздражать. Сзади топтался бледный паренёк в круглых очках. Толпа набиралась ещё больше, а у меня закружилась голова, снова упал гемоглобин. Я посмотрел на руки, они были мраморные, как у покойника, нет, я не выдержу стояния в этой очереди. Тут из кабинета высунулось чьё-то лицо, и тоненький голосок назвал мою фамилию:
- Воронов!
- Я?! – удивлённо спросил я,
- Э! А как же я? – недовольно спросил паренек, стоявший передо мной.
- Подождёшь, - сказал голос, и я вошел в темноватое помещение, обложенное белым кафелем. Внутри комнаты стоял стол, шкаф, кушетка, три стула, умывальник и подвесное зеркало.
За столом сидел мужчина в белом халате. Он был немного загорелым, от этого его белая бородка выдавалась на лице. Возле него стояла старая медсестра лет, наверное, шестидесяти, это её лицо высунулось из-за дверей.
- И давно ты такой? – спросил мужчина, я не понял о чём речь и решил спросить:
- Какой?
- Больной.
- Я абсолютно здоров! – сказал я, хотя голова кружилась.
- Здоровые люди так не бледнеют, – сказал мужчина, - ты присаживайся.
- Я всегда бледнею, – ответил я и сел на стул, - для меня это норма.
- Давай карточку,– сказал мужчина и принял протянутую ему карточку, он с удивлением посмотрел на мою дату рождения и почесал затылок.
- Сколько вам лет? – спросила медсестра, увидев числа 23 марта 1900 года, да уж я выглядел на 16, вампиры стареют медленнее, чем простые люди.
- Мне 16, – ответил я, стараясь сделать вид, что в карточке ошибка, ведь родные старались не вспоминать о том, что я уже на много старше, чем все мои братья.
- Странно, – сказал врач, словно прочитав мои мысли, и попросил открыть рот. Я покорно открыл, хотя понимал, что чётко выраженные клыки не совсем нормальные для простого человека, да и цвет моих глаз уже вполне мог навести на подозрение любого профессионала в мистике. Врач осмотрел меня всего и кивнул.
- Так, а теперь встань, вытяни руки, - сказал врач, и я послушно выполнил приказ. Но неожиданно, врач со всей силы ударил кулаком меня по лицу, боли я особо не почувствовал, зато он от боли аж, согнулся.
- Простите, я не хотел, и …- я не знал, что мне сказать в этом случае, вроде хотели ударить меня, а ударивший пострадал больше.
- Не чего, - сказал врач, потирая руку, медсестра поспешила за льдом.
- Куда мне идти? - спросил я.
- Подожди, скоро к нам приедет старшина Курзовский, он как раз занимается вашим отрядом, – сказал врач, и я вышел из кабинета.
Глава 1. Отряд «В».
Прошло ещё несколько дней.
Меня и ещё четверых парней посадили в место похожее на подсобку. Там стояла куча гробов, и пахло древесиной. Видимо кто-то уже готовился отправить их в те места фронта, где не было нормальной жизни.
Приходили сообщения, что враг пробрался в Белоруссии уже на 600 км и уже почти пробрался до Бреста.
Я сел на лавочку рядом с парнем, который был одет как-то странно, в желтую, а точнее цвета старой газеты рубашку. И болотно-зелёного цвета брюки, хотя всем нам уже успели выдать советскую военную форму. Этот парень был очень странным, от него пахло табаком и одеколоном, он казалось, вовсе не волновался о том, что идёт война.
- Эй, надень форму, - толкнул парня второй, на вид ему было лет 25, но как понятно ему могло быть и в несколько раз больше.
- Отвали! – крикнул парень, - как хочу, так и сижу! Тебя это не должно волновать.
- Меня не волнует. Но у нас одно дело, родину спасать, думаешь, немцы примут нас, не мы станем рабами? Если не рабами, то экспонатами в лабораториях! - злобно крикнул второй.
Вскоре в подсобку вошёл тот, кого, наверное, ждали все желающие помочь своей родине солдаты. Курзовский вошёл, даже в темноте была видна его военная выправка. Он стоял в тени, все устремили на него взгляд.
- Я представляю один из отделов НКВД, из вас мы сформировали отряд «В», думаю понятно почему? – сказал Курзовский уверенным голосом, но немного дрожащим, наверное, он не всегда привык встречаться с солдатами, которые жаждут крови, а не просто хотят отомстить за родину.
- Мне как-то не хорошо, - сказал один из солдат-вампиров и кинул взгляд полный дикой жажды на Курзовского.
- Э-э, мы тебя прекрасно понимаем, но попридержи коней, – сказал парень в « гражданке».
- А что мне делать, если я вечно голоден? – спросил солдат, я рассмотрел его получше, он был толстоватый, с синими глазами.
- Поедите потом, - более уверенно сказал Курзовский, - у фашистов крови много, не подпить её ни как нельзя. А для начала познакомимся, вы уже, знаете мою фамилию, а мое имя вам и необязательно, давайте устроим перекличку. Рогов!
- Я! – вышел вперёд вечно голодающий вампир.
- Чешский!
- Я! – вышел «гражданский».
- Почему не в форме, вам же сразу выдали?
- Я не привык быть военным.
- Надо привыкать. Воронов!
- Я! – сказал я и вышел из строя. Курзовский посмотрел на меня так, словно я попал не туда куда нужно. Я услышал, как немного испугано колотиться его сердце, не один я - все. Поэтому, наверное, последний из нас, чью фамилию ещё не назвали, посмотрел на меня словно пытаясь понять причину волнений Курзовского.
- Тимуров! – назвали фамилию последнего, и тот вышел из строя, как и все мы.
- Наша задача состоит в том, чтобы подрезать немецкие строи, проходящие к нашим границам и вглубь страны. Но, прежде всего, я хочу вас отвезти в одно место, где вы пройдёте подготовку.
- Какую? – спросили мы. Но было ясно, что Курзовский не ответит.
Глава 2. Обезопашивание.
Нас привезли в какое-то здание на отшибе всего мира. Пахло в нём хлоркой, плесенью и чем-то вроде спирта. Курзовский провёл нас к кабинету, за дверями которого жужжала бормашина. Я всегда побаивался стоматологов, но теперь, когда ещё за дверью кто-то кричал от боли, мне стало совсем не по себе. Через секунду из кабинета вышел довольно спортивный малый, он держал вату в зубах, закрыв дверь, он вытащил её, и открылось нелицеприятное зрелище. Два его клыка, были буквально спилены, и виднелся дентин и остальные части зуба.
- Я-Я! Я отказываюсь! – крикнул Рогов, когда Курзовский открыл дверь и знаком показал идти.
- Что ж если страшно посиди немного, но эта процедура обязательна, чтобы вы не превратили ненароком противника в сверхармию. Кто пойдёт, Чешский?
- Я посижу.
- Я тоже, – встрял Тимуров. Остался я, и покорившись судьбе, я вошёл в жуткое помещение. Врач оказался мускулистым мужиком, лет 56 в синем хирургическом костюме. Он стерилизовал приборы. На руках у него были надеты прочные перчатки, наверное, чтобы не наткнуться на наши зубы.
- Садись, что встал, таких как ты, мне ещё целую ораву обезопашивать, – сказал врач.
- А, вы давно эти занимаетесь?- спросил я, - сколько вы уже обезопасили…
- Не задавай лишних вопросов, - грубо ответил врач, я хотел ещё чего-то сказать, но он откинул кресло так, что я чуть-ли не упал на пол. Помощники, которых я не увидел, пристегнули меня ремнями к креслу.
- На выпей солдат, на войне такого не нальют, - сказал врач и поднёс ко рту жидкость с резким запахом.
- Что это? – спросил я, глядя как жидкость, похожая на воду плескается в алюминиевой кружке.
- Обезболивающее, а проще сказать спирт, что ни когда не видел? - усмехнулся врач, и я залпом выпил жидкость. От неё перехватило все горло. Голова закружилась. Зажужжала бормашина похожая на мини болгарку.
- А зубы потом снова отрастут? – спросил я, молочные зубы то давно у меня выпали. - Понятия не имею, открывай рот, - сказал стоматолог и я открыл. Боль была адской, не смотря на то, что спирт ударил в голову. Врач начал с левого клыка. Представьте, что вам режут нерв, а эта боль была в сто раз сильнее. Я впервые ощутил на вкус реальную слюну вампира. Я даже не знаю, как описать этот вкус, как спирт, наверное, холодящий, вязкий, немного обезболивающий и со сладковатым вкусом. Но мне было не до вкуса, клыки ужасно болели и я чуть-ли не порвал ремни. Мне показалось, что от боли я не смогу дышать. Я моментально грохнулся в обморок.
Очнулся я оттого, что в нос ударил запах нашатырного спирта.
- Ни чего себе! Впервые вижу вампира упавшего в обморок! – сказал Рогов, невесть откуда взявшийся в комнате, осмотревшись, я понял, что уже лежу не на кресле, а на скамейке возле здания. У всех были подпилены зубы, от этого многие шепелявили. Над нами пролетела вереница самолетов.
А дальше нас просто повезли сразу на фронт.
Глава 3. Первая ночь на фронте.
Прибыли мы сразу после заката. Немцы уже, наверное, приготовились ко сну. Была ночь. Дождь лил слабовато, накрапывая. Нас встретил командир части. Как и всех бойцов, он принял нас сухо с присущей всем командирам выдержкой. Я видел в его глазах жалость, ему было понятно, что многие из нас уже не вернуться обратно. От этого мне вспомнился последний день, когда я видел матерей, всех матерей нашего села. Я помню, как моя мать стояла со старшими братьями и благословляла их на войну. Я не успел с ней как следует попрощаться, теперь я даже не знаю, куда их эвакуировали, где они теперь. Но мои мысли прервал голос Рогова: «Эй, не спи, мы уже на фронте» - его глаза горели в предвкушении пирушки, он был из тех, кто живёт не сердцем, а желудком.
Командир провёл нас под навес, тут был штаб. На карте были отмечены основные точки атаки наших врагов.
Прямо перед нами по данным разведки расположился один из немецких отрядов.
- Я сразу не кидаю людей в бой, переночуем, а потом пойдёте в атаку, - сказал командир части. Он взял наши документы, выдал оружие и направил в импровизированную казарму. Все бойцы, кроме часовых спали. Один часовой рассказывал другому о каком-то убойном приёмчике, мы прислушались: «Меня этому приёму научили в пехоте, враг даже крикнуть не успеет. Ты просто перерезаешь ему горло и всё, главное точно определить, где находиться артерия», - говорил часовой, а его коллега лишь кивал.
- Ну, что мы стоим, нужно всего лишь пройти парочку метров, и мы насытимся этой иностранной кровушкой, - сказал Рогов и облизал губы.
- Да!!! – с ужасной интонацией в голосе прошептал Чешский.
- А вдруг часовые нас поймают? И… - я нерешительно посмотрел на часовых.
- Разве они ловят летучих мышей? – спросил Рогов и быстро превратился. Я ни когда до этого не превращался, да и не знал, получиться ли это у меня.
- Ты, что не когда так не делал? – спросил Чешский, заметя моё замешательство. Тимуров снова с подозрением покосился в мою сторону.
- Просто, ну, я ни когда не пытался – сказал я.
- Закрой глаза и расправь крылья,- сказал Рогов, я закрыл глаза, открыв их, я ощутил себя таким маленьким, висящим над землёй. Я слышал, как дышат солдаты, как бьются их мужественные сердца готовые затихнуть от выстрела или взрыва, готовые ко всему ради своей родины. Все полетели, и я полетел вслед за ними. Преодолев преграду в виде леса, мы приземлились в шаге до немецкого лагеря. Как мы и предполагали немцы спали, оставив на часе своих солдат. Огонь в их костре уже почти потух, от этого было темно. Всего немцев было десять человек. Двое часовых стояли возле деревьев, облокотившись на них. Заметив шевеление в кустах, один из немцев вышел на разведку. Но зря он не взял своего товарища. Рогов хладнокровно и молниеносно перерезал горло фашисту и припал к тёплой крови. Мне стало не по себе, проще сказать меня так замутило, что я едва сдержался от падения в кусты. Чешский и Тимуров, уже разбирались со вторым часовым. Вскоре все десять немцев приняли смерть от их рук, пока я торчал в кустах.
- Эй, ты есть не хочешь? – довольно спросил Тимуров, вытирая рот рукавом.
- Тебе что плохо? – спросил подскочивший ко мне Рогов, - может, поешь, там ещё один гад немного цел.
- Я ни когда не убивал людей, - сказал я.
- Это не люди! Это враги! – сказал Тимуров, - Чем же ты тогда питался?
- Животными.
- А вон две их лошадки стоят, поешь – с каким-то укором сказал Тимуров.
Я поел, и мы пошли пешком через лес. Было темно, к счастью ни кто не мог увидеть предательских слёз, я не мог не осознавать того, что идёт война, того, что я не смог убить врага, посчитав его за человека. Рогов скакал по деревьям, Чешский и Тимуров говорили о чём-то своём. Вот завиднелись границы нашей части, пришлось снова превращаться.
8 сентября 1941 года.
Не знаю, откуда, но в нашей роте состоящей из людей и вампиров, появилась новость, что в Ленинграде началась битва. Воодушевлённые этим мы тоже били фашистов, как могли, нас оставалось всего сто семьдесят пять человек из трёхсот прибывших. Немцы двигались по направлению к Москве, мы были не на самой границе, но даже тут шли долгие, жуткие бои. Как докладывала разведка мимо нас завтра пойдет немецкий отряд с тремя офицерами. Задача была поставлена чётко, не пропустить этих врагов дальше. «Язык» не нужен, желательно уничтожить всех. Но в охрану им заранее были посланы три танка и 200 человек. Вот и сейчас думаю: « Я тут сижу, пишу запись, выживу ли я? Если нет, то что со мной будет? Хотя это не секрет, был дан приказ ясно и чётко павших воинов отряда «В» сжигать на месте». Теперь из тех ребят, которые были со мной на сборах, я вижу только трёх. Тимуров отправился на московское направление, а мы трое остались тут под пулями и взрывами, в смертельном огне, казалось, как о смерти может думать бессмертный? Легко и просто, любой снаряд, любая пуля разорвёт твоё тело и всё! Тебя не будет. Так наверное думал каждый солдат сидящий сейчас в окопе.
«Что сидите? На нас наступают! Автоматы в руки и пошли!» - крикнул командир, и я вместе с Чешским и тремя солдатами, полезли в первый окоп, там уже гремели взрывы и трещали орудия. Наших били те самые три танка. Один танк благодаря нашим пулеметчикам был прошит как решето. Немцы лезли на прополуй, наши их пытались разредить, но безуспешно...
Глава 4. Ранен, но не сломлен.
Период « временных неудач красной армии» закончился, это радовало всех, но мало кто мог даже в это время, после Сталинградской битвы сказать, что мы почти победили. Теперь инициатива была в наших руках, мы не должны были её терять, не при каких условиях, поэтому все силы были брошены на то, что бы защитить территории, отбитые у немцев.
Отряд солдат, в котором я служил, был уже изрядно покалечен, поэтому мы присоединились к стрелковой дивизии капитана Белоусова. Они направлялись в поддержку нескольких других дивизий рассредоточенных по Брянской области. Туда по плану фашистов направлялись ещё несколько их отрядов и танковые расчёты.
Присоединившись к стрелкам, мы начали активные боевые действия, преимущественно ночные. Из тех ребят, с которыми я успел познакомиться, выжили только трое, они не были вампирами, они были простыми русскими солдатами, но и они были не против помочь мне прирезать пару-тройку часовых фашистов.
Чешский погиб под Орлом, ещё в декабре 1941 года, он подорвался на мине оставленной фашистами. В январе 1942 Рогов и Тарасов выполняя важное правительственное задание, провалились под лёд, и были награждены посмертно медалями «За отвагу», это первый раз, когда вампиров чем-то награждали. Я остался один, может в каких-то частях и были подобные мне ребята, но с нами они не сталкивались.
Была тихая ночь. Тихая, но тревожная. За перевалом было слышно, как гудят немецкие машины, и в натянутом ночном воздухе раздавались их голоса.
- Сегодня будет трудно пробраться к ним в тыл, - сказал Стас Броцкий, паренёк с сединой на висках и с мужественным казачьим лицом.
- Может, подождём, пока всё уляжется? – предложил Лёшка Низкорослый, сверкнув глубокими сними глазами.
- Так до рассвета просидим, сейчас поближе, кто подойдёт того, и цапнем, пополз по траве Игорь Ключевский, его винтовка слегка побрякивала. Мы поползли за ним.
У немцев творилось оживлённое приготовление к бою. Пока наши мирно спали, они заряжали оружие.
- Нужно действовать аккуратнее, чтобы они ни чего не заметили, - шепнул Игорь.
Но незаметно действовать почти на открытой местности, могли только профессионалы. Под ногами то и дело хрустела пожухлая трава, а свежая, высившаяся на метр от земли колыхалась так, что казалось нас не четверо, а целая рота ползёт к расположению немцев. Благо был сильный ветер и ни кто не обращал на траву внимания. Я был ужасно голоден, два дня я питался какой-то баландой приготовленной нашим неумелым поваром. Ребята утверждали, что есть это можно, но есть то можно, но не мне. Тут один немец решил отойти. Очень удобная позиция, все заняты подготовкой - он лёгкая жертва. Игорь направил бинокль на немецкий отряд. Ни кто не был заинтересован своим товарищем. Знаком показав, что путь свободен, Игорь дождался, когда я с Лёхой поползём к немцу. Стас приготовился прикрыть,если что. Лёгким движением Лёха свалил немца и закрыл ему рот, что бы тот не пискнул. Ошарашенный фашист, даже не понял, что через мгновение погибнет.
За время боёв я стал более хладнокровен и безжалостнее, теперь фашисты были всего лишь едой для жизни. Нащупав бешено пульсирующую артерию, я достал нож и перерезал глотку фашисту. Лёха отвернулся, он не хотел видеть, как я с жадностью припал к солоноватой тёплой крови и стал пить её со звериным взглядом, сдавливая помертвевшее тело. Окончив трапезу, я с наслаждением осознал, что убит ещё один из тех, кто сжигает наш народ и поганит родную землю.
- Ну, что прикончили? – спросил Игорь, видя, как мы возвратились из маленького похода.
- Да, - ответил, Лёха и мы переглянулись.
На следующий день началась перестрелка, затем все наши силы столкнулись в битве. Выскакивая из окопов, под шум орудий, мы не чего не жалели, страха уже не было, был только один путь к победе. Девушки-санитарки, таскали раненых под обстрелом. Были слышны их крики, конечно, как хрупкая девушка, наверно, не успевшая даже окончить медучилища тащила на себе солдата с весом в два, а то и в три раза больше её собственного. Игорь и я встали бок о бок. Мы стреляли по немцам, что не выстрел то в цель: в ногу, в руку, в тело, в голову фашисту. « За Родину! За Сталина! Ура!» - кричали новые солдаты, выскакивая с нашей стороны. Их подрезали пули, как град, подрезающий цветы на клумбах.
Ещё секунд пять мы били фашистов, но тут возле меня и Игоря грохнулась граната. Взрыв. Меня отшвырнуло в сторону, а Игоря прямо на врага, который сразу же прикончил его точным выстрелом в голову. Меня оглушило, в животе и ногах защемило от боли. Я сквозь туман в глазах, посмотрел на свою руку, она была в крови, в моей собственной крови! Это было ужасно, ужасно осознавать, что ты ранен, и может, умрёшь, смерть хоть и позже срока, но прибудет, прибудет и заберёт тебя, какую бы сделку с дьяволом ты бы не заключал. Тут я почувствовал, что меня тянут к окопу чьи-то руки, вот это чувство, когда сияет редкая надежда на спасение. Сквозь писк в ушах я слышал, как тяжко дышит, всхлипывая, мой спаситель, а точнее спасительница, очередная героиня этого военного мира. Я попытался ей помочь и стал отталкиваться ногами от земли. « Потерпи миленький, не надо, я сама тебя вытащу, тебе хуже будет» - запричитала девушка. Да, я это сам понял, когда почувствовал резкую боль. Остальное, помню как в тумане. Меня перехватили двое ребят, погрузив на носилки, они потащили меня к хирургу. В палатке пахло кровью и спиртом. Хирург, словно робот, которому на конвейер поставили раненых, едва успевал стерилизовать приборы.
- Антон Павлович, вот ещё один, – сказали ребята принёсшие меня. Свистели пули. За мной притащили ещё одного раненого.
- Несите его сюда, поможете мне, - усталым голосом сказал хирург, которого звали как Чехова.
- Сюда? – спросили помощники, когда увидели импровизированный хирургический стол.
-Да! Что тут у нас?
- Перелом ног, наверное, и осколочные ранения – сказал один из парней. Я еле-еле дышал.
- Главное бороться, главное жить! – сказал мне хирург, и приложил промоченную спиртом марлю к губам, - ты её сильно не облизывай, у тебя в животе ранение. Если, что говори, молись!
Я почувствовал, как хирург разрезает мне живот, это была боль, ни с чем несравнимая.
- Дай ему что-нибудь в рот, а то зубы переломает! – сказал один из помощников хирурга и мне всунули какую-то мягкую штуковину в рот. Я стиснул зубы. «Первый осколочек пошёл!» - сказал хирург, и я почувствовал, как из меня с адской болью вынимают железо. Поливали спиртом, ах! « Господи! За что это?» - закричал я от боли, и сознание отключилось.
Глава 5. Алёнка.
Пришёл я в себя, спустя два дня, вот это странно, я ушёл в кому и вышел из неё самостоятельно! За это время меня успели перевезти в госпиталь. Госпиталь был забит ранеными людьми, медицинского персонала не хватало, поэтому те кому было лучше присматривали за тем кто не мог самостоятельно себя обслужить. Я очнулся, надо мной появилось лицо старого солдата, он увидя мои открывшиеся глаза позвал медсестру. Может, это так на меня подействовало ранение или что-то другое, но мне вдруг показалось, что это не медсестра, а ангел, спустившийся с неба, чтобы избавить меня от жалкого вампирского существования. Её лицо было немного смуглым, красивым, она как-то напоминала мне мою одноклассницу, такая же немного усталая, но по-прежнему сильная и красивая. Яркие глаза зелёного цвета, и волосы шоколадного оттенка, сплетенные в два колоска, буквально дополняли образ русской красавицы. В руках она держала бинты для перевязки. Но, к моему сожалению, во мне проснулся вампирский инстинкт. Я потерял огромное количество крови и, скорее всего гемоглобин упал до предела.
- Что-то вам нужно? – спросила девушка.
- Крови, - сам не ожидая от себя этой фразы, сказал я и запнулся. Старый солдат с удивлением посмотрел на меня.
-Крови? – не поняла девушка – может воды?
- Да, простите, - смутился я, но, снова вернувшись к жизни, я оказался в очередной раз в самой невыгодной ситуации, - Подожди, сначала нужно сменить тебе повязку, - сказала девушка.
-Хорошо, - согласился я и попробовал привстать. Мышцы напряглись, словно в предвкушении броска. Девушка нагнулась, и меня обдало жаром, её запах сводил с ума, а пульсация сердца была слышна ещё сильнее, чем раньше. Вот она прикоснулась к моей повязке, её шея была в сантиметре от моих губ, но я еле-еле сдерживал себя, что бы не впиться в неё, отрастающими клыками. Солдат, следивший за мной, явно заметил перемену в лице, но ни чего не говорил. Лишь немного напрягся. Девушка оторвала бинты и с удивлением посмотрела на шов. Я посмотрел то же, на месте ранения ни чего не было, не следа от шва. Девушка, явно видевшая шов ещё вчера, теперь не могла не отскочить от ужаса. Но тут к счастью, в сопровождении врача, зашли Лёха и Стас, они держали в руках две фляжки.
- Вот, ваш товарищ, что вы хотели? – спросил врач, указывая на меня.
- Мы ему гостинец привезли, фирменный бабушкин рецепт, на ноги поставит сразу же, - сказал Лёха и подошёл ко мне.
-Только быстрее, - сказал врач, да и ребята знали, что им ещё воевать, а кости у меня срастаются медленнее, чем ткани.
- На вот. Мы старались довезти в целости и сохранности, - сказал Лёха и подал мне фляжку. Я открыл крышку, это была кровь. Где они её взяли, как она у них не свернулась? Было так не важно, важно, что товарищи выжили и важно, что они меня нашли. Выпив всё залпом, я почувствовал себя бодрее, но голова закружилась, и я уснул.
На следующее утро, Лёхи и Стаса уже не было, они снова отправились на фронт. На территории госпиталя было спокойно, лишь изредка пролетали наши самолёты ближе к фронту. Мне выдали костыли, теперь можно было, и прогуляться возле здания госпиталя. Это оказалась, старая школа, всех учеников из неё или увезли в эвакуацию, или бросили на фронт. Я хотел бы узнать, как я сейчас выгляжу, на сколько лет, но мне оставалось лишь довольствоваться в отражении пустой одеждой висевшей в воздухе, а возраст по рукам не определишь. Я вышел по ступенькам вниз. Тут стояло много народу, одни курили, другие писали письма родным. Я поковылял к начинающей цвести не в срок черёмухе, под ней сидела та самая медсестра, которую я чуть ли не тяпнул, мне стоило извиниться за вчерашнее. Девушка сидела на оградке сделанной из толстых цепей. Тучи постепенно расходились, день обещал быть солнечным, не смотря на прошедший дождь, и это значило, что мне не долго придется наслаждаться им. Ускорив шаг, я пошел к девушке и присел на ограду, поставив костыли рядом.
- Что вам нужно, Воронов? – спросила девушка.
- Я хотел бы извиниться, за вчерашнее, я просто был немного не в себе и…
- Хорошо, - кивнула девушка, я заметил, как она прячет письмо в карман.
- Можете звать меня просто, Артём, без фамилии, и как вас зовут? – спросил я, немного улыбнувшись.
- Алёна, - девушка с грустью посмотрела на меня.
- Хорошая погода, солнце будет, - сказал я.
- Да, хорошая. Солнце, – сквозь слёзы сказала Алёна и высунула из кармана письмо в простом конверте, - это вам прислали.
- Мне?
- Да, это письмо обыскало все фронты, автор не знал где вы…
- Хорошо, что оно дошло,- сказал я и развернул письмо. Я начал читать письмо.
« Брат, здравствуй, не знаю, дойдёт ли это письмо до тебя. Я пишу коротко, нет времени. Наших родителей убили во время эвакуации, они сейчас без почестей зарыты возле старого дуба, ты знаешь, где он. Если я не вернусь, ты похорони их один. Твой брат Сергей». Как всегда немногословно. Внизу стояла дата 24 апреля 1942 года.
- Я соболезную, - сказала Алёна, - у меня тоже погибли все. Я хотела пойти на войну, что бы отомстить, но меня не взяли, по состоянию здоровья, по состоянию здоровья…
-Я теперь то же не знаю, когда мне снова придется пойти на бой, - сказал, я. Солнце осветило промокшую листву.
Глава.6. Маргаритки.
Было уже позднее лето. Моя нога здоровски окрепла, но на бой меня пустить не спешили, в госпитале были необходимы санитары, поэтому меня назначили в помощь оставшимся медикам. Особенно я любил операции, после оставались тряпки, и вата со свежей кровью, которую можно было высосать и спокойно пережить до следующего раза. В заросшем саду водились зайцы, они были проворные, но не умные, их было легко догнать. Не смотря на то, что я работал вместе с Алёной, говорили мы редко и виделись не часто. Вот только в этот раз, я наткнулся на полянку с маргаритками, набрав кучу цветов, я решил поставить их в коридоре, что бы солдатам было не так скучно коротать время. Удивительно было то, что до сих пор ни кто не догадался, что я не человек. С букетом маргариток я вошёл в госпиталь, на пути сразу же появилась Алёна, увидев цветы, она очень удивилась.
- Воронов, где ты набрал цветы? – спросила она.
- Ну, это тайное место, но если хочешь, я тебе покажу.
- Только цветы поставь, - напомнила она, - я подожду тебя здесь.
Я вошёл в коридор, уже по пути успев поставить цветы в банку с водой.
Солдаты лежали, сидели. А один из солдат держал в руках гитару и пел, немного подыгрывая:
« Маленький, синий платочек,
Падал с опущенных плеч,
Ты провожала, и обещала,
Синий платочек сберечь…».
Солдаты подпевали. Как же мне нравились, такие моменты, когда солдаты нашей армии не унывают, и поют песни.
Когда я пошёл обратно, солдаты запели: « Расцветали яблони и груши…». Моё сердце, хоть и стоящее на месте подпевало, словно оно было живым, человеческим сердцем, как же хотелось вернуться в обычную жизнь, где я могу почувствовать, как это затверделое, каменное сердце застучит.
Алёна стояла, опершись на стену, увидев меня, она оживилась, немного залилась румянцем. Я побыстрее преодолел место, где было зеркало.
Мы вдвоём побежали по разбитому асфальту за школу. Сад был разделом двух миров, серого мира с чёрными окнами, с войной и цветного, мирного и спокойного. Шёл уже четвёртый год войны, припомнил я между делом.
- Тут нужно идти осторожно, - протянул я руку Алёне, она положила свою нежную, тёплую руку, её пульс буквально стуком отдавался по всему моему телу.
- Холодная, - сказала Алёна, почувствовав холод моих рук, - но говорят, у человека, у которого холодные руки, горячее сердце.
Эх, знала бы она, что сердце моё такое же холодное, как и руки. Мы пробирались сквозь сухие кусты, высокие неухоженные деревья, с которых капала утренняя роса, освещаемая солнцем.
Наконец. Мы добрались до опушки сада, покрытой мягкой травой, цветами из разных сообществ, но преимущественно здесь были маргаритки. Пробивались маленькие цветочки « Куриной слепоты», гроздочки львиного зева, одуванчики, колокольчики, и ромашки. Они источали приятный пряный аромат. Солнце словно специально освещало эту полянку, что бы показать её зелень. Я прислушался, птицы не пели, они всё ещё не могли отвыкнуть от ужаса войны, от визга пуль и гула самолетов.
- Ах! Как тут прекрасно, я давно такого не видела, - смотрела на поляну сквозь слезы Алёна.
- Я тоже, - согласился я. Я давно не видел цветов, они мне напомнили клумбы моей матери. Алёна нырнула в цветы, как в речку и вдохнула аромат цветов. Она лежала прямо под солнцем и радовалась, я же стоял на тёмной стороне этого великолепия.
- Что же ты стоишь! Тут так хорошо! Небо голубое-голубое! – сказала Алёна, я не знал, что может произойти с вампиром, если он попадёт на солнце, но и не увидеть неба я не мог. Я сделал шаг. Солнечный луч коснулся моей бледной кожи, но ни чего сверхъестественного не произошло, и я смело лёг в цветочный ковёр. Небо было далёким-далёким, как космос, даже дальше чем космос. Я не знал, что будет за небом, пока ни кто не знал. Редкие облачка пролетали над всем эти миром. Солнце приятно грело, было так хорошо! Так мирно!
- А что будет, если его перелететь? Перелететь небо, что там будет? – спросил я Алёну.
- Не знаю, наверное, там будет рай, - ответила она и посмотрела на меня своими зелёными глазами.
- А если нет? То что?
- Космос.
-А как ты думаешь. Смогут ли люди когда-нибудь преодолеть небо?
- Нет, а ты как считаешь?
- Но ведь созданы самолёты, неужели человек не додумается, до чего-то большего?
- Додумается, если не будет войны, - сказала Алёна, увидев в небе очередной самолёт.
- Да, - согласился я. Мне эта война порядком надоела.
- Артём, - впервые назвала моё имя Алёна
- Что?
- Почему ты такой необыкновенный?
- Какой необыкновенный? – спросил я, - я самый обыкновенный!
- Нет, ты не обыкновенный, ты, словно не человек даже а …
- Я – человек, - сказал я, осознавая, что прямо сейчас лгу, самому близкому на данный момент человеку. – У тебя была девушка до начала войны? - спросила Алёна и снова посмотрела в небо. Я не знал, что ответить, мои родители боялись меня даже на улицу одного выпустить, а теперь, что скрывать?
- Нет, а у тебя жених был? - спросил я.
- Да, - ответила Алёна, это немного задело меня.
- И он теперь воюет?
-Нет, отвоевался. Его убили, мне пришлось получать от него лишь похоронку, - хрипло сказала Алёна. Я не хотел ей делать больно, напоминая о прошлом и просто снова, стал молча смотреть на небо. Почему я солгал? Да и зачем всем знать правду, я же во первых человеком родился, а кем потом человек становиться, это дело каждого. Гитлер, чтоб его, тоже человеком родился, а потом? Он человеком быть перестал, вот в чём дело, перестал и всё.
Глава 7. Курзовский.
В эту ночь мне не спалось, и не только потому, что я успел отдохнуть днём, но и потому что я теперь понял, почему нельзя быть вампиру на солнце. Я теперь подсвечивался, как фосфорный фонарь, благо не кого рядом не было. Ближе к рассвету свечение прекратилось, и я заснул.
В обед в госпитале началось шевеление. Как сообщил один из санитаров, с фронта привезли тяжелораненого офицера. Моя помощь была обязательна. Я уже шёл рядом с носилками и вглядывался в окровавленное лицо мужчины в советской форме. Тот был в сознании, но растеряно смотрел на нас.
- Воронов, - тихо позвал меня раненый, я моментально узнал в нём Курзовского, я с удивлением посмотрел на него, как за короткое время может перемениться человек. Теперь вместо прежнего цвета волос, Курзовский стал серебряно седым. Я прислушался к разговору хирургов.
- Это безнадёжно, на нём нет живого места, - сказал один.
-Его спасёт только чудо. Но мы должны постараться, - сказал второй, - из Москвы звонили, сказали, что это очень важный сотрудник. Они обещали нам прислать передовые лекарства.
- Ни что его не спасёт! Я-то знаю, не какое передовое! Видишь сколько крови? Я понял сразу, что ему если этот осколок вынуть, то всё, а с осколком ему тоже не выжить – сказал первый хирург, я слышал, когда в 1904 году заболел пневмонией те же самые слова. Может, пришло время тоже спасти кого-то и мне?
За недели, проведённые в госпитале, у меня окончательно отрасли клыки, и я уже понемножку ощущал вкус яда на своём языке.
В операционной было тихо. Курзовский тлел на глазах. Тут послышался гул самолёта, из Москвы привезли препараты, все пошли к самолёту. Остались только я, Алёна и сонный санитар.
- Я могу помочь, - сказал я шепотом Курзовскому, - всего один укус, это не больно, вам станет легче.
- Я вижу у тебя уже отрасли клыки, - хрипловатым шепотом сказал Курзовский.
- Да-да, я вам помогу, согласитесь! – зашептал я, Алёна стояла рядом с санитаром и ни чего не слышала. Курзовский слабой рукой, залез под воротник окровавленной рубахи и достал серебряный крест, обычный такой крест, с изображением Иисуса Христа распятого на нём.
- Видишь его? – спросил Курзовский.
- Да, - сказал я, не понимая при чём здесь крест.
- Если Он решил, то ни как по-другому нельзя, - со вздохом сказал Курзовский.
- Почему это нельзя? Я же могу вас спасти! – чуть ли не закричал я.
- Всего тебе не понять. То что, ты, мне хочешь помочь хорошо. Но, я в него верю. Если умру, ты себе его возьми, с крестин самых храню, в гроб не хорошо забирать. Жалко, с новым туда лучше уйти.
- Вы не можете умереть! – сказал я, - я же могу помочь!
- Я знаю, знаю. Но мне этого не надо, два раза не умирать, а один не миновать, помнишь? Дай мне руку, – протянул мне ладонь Курзовский, я подал свою руку, он снял крест и положил его мне на ладонь. Я чувствовал, как замирает его сердце. Он сделал два вдоха и выдох. Сердце со всей силы ударило и замерло, навсегда, навсегда. Я зарыдал. Курзовский до конца оказался верен Богу, до конца. Он не то, что я, не захотел продать души, он просто умер, как герой. Как мне стало стыдно, как стыдно! Зашли хирурги. Они поняли, что произошло, поняли и пошли сообщать в Москву, что старались помочь, но не что не вышло.
Глава 8. Выяснение.
У нас все придерживались советского атеизма, но я решил, что Курзовского необходимо похоронить по правилам, как он бы, наверное, и хотел.
Темной ночью одна летучая мышь, покинула госпиталь. Курзовский всё ещё лежал в гробу, где-то в холодном помещении госпиталя.
Как сказал, один из местных солдат, есть по близости небольшая церквушка, там есть священник, если конечно он не ушел в партизаны. Я летел не слишком высоко, чтобы заметить церковь и узнал её только по кресту над дверью. Вернувшись в нормальное положение, я постучал в дверь, было ясно, что кто-то рядом тут есть.
Неожиданно, сзади послышался предупредительный щелчок затвора.
- Хенде хох! – крикнул голос, я обернулся. Только в военное время, можно увидеть священника с ружьем в руках.
- Да свой я – русский! – я всеравно, поднял руки.
- Русский? Хорошо, проходи, - открыл дверь батюшка, в руках у него была ещё корзинка с ягодами, - о чем хочешь попросить, сын мой?
- У нас погиб офицер, верующий, крещёный. Похоронить бы его как положено.
- Далеко идти?
- Не знаю, - ответил я и осёкся.
- Как же не знаешь, если ты шёл сюда?
- Да, я бежал,- сказаля , понимая, что нет сил больше всем лгать.
- Хорошо, - сказал священник, - меня зовут отец Сергий, а тебя?
- Артём.
Курзовского похоронили в братской могиле за школой.
- У покойного были тут родственники или знакомые? – спросил батюшка.
- Я был его подчинённым, считается? Что я должен сделать? – спросил я.
- Псалтыри сорок дней читать по покойному, - сказал священник и протянул мне книжечку, потрепанную, заклеенную.
- А если я не отношусь к святой церкви? – спросил я.
- Атеист?
- Нет, я крещённый.
- Ну, а как же ты тогда не относишься, если крещённый? – не понял священник.
- Я – вампир.
- Что ты малый, головой тронулся? Или контузило тебя? – спросил батюшка усмехаясь.
- Честно,- сказал я и продемонстрировал клыки, батюшка перекрестился, достал святую воду и брызнул на меня, но ни чего не произошло, просто холодная вода попала мне в глаза, и я зажмурился.
- Нет, сынок, ты не вампир.
- Да как же нет? Кто я тогда?
- Я не знаю, но не крест тебя не берёт, не святая вода. Знать душа-то, у тебя осталась, ни кто её не посмел тронуть. Можешь читать, Господь услышит.
Глава 8. Пленение.
Не знаю радоваться этому или нет, но я покинул госпиталь и снова оказался в гуще событий, в водовороте войны. Теперь мы просто гнали немцев, но не должно показаться, что они вовсе сдались, нет, у них ещё были планы на нас, такие планы о которых мы и не подозревали.
« Деревня предателей», так называли местные воюющие солдаты отдалённую деревеньку. В её недрах немцы засели капитально. Сколько в ней было предателей, тоже знали не понаслышке. Предатели знали всех в лицо, а так как я был ещё не выявленным персонажем, меня решили отправить на разведку. Чем чёрт не шутит. Переодевшись в гражданку, я не знаю под каким видом, но мне приказали пробраться в деревушку незаметно.
Я пробрался сквозь дыру в заборе и осмотрелся. Деревушка была серой, как фашистская форма, но не где не было гитлеровских крестов, только орлы, говорили о том, что тут засели нелюди. Тут завыли собаки, ну, всё меня обнаружили, делать не чего.
- Стоять! Штеен! – сказал голос сзади меня, я развернулся. С ружьём в руках на меня уставился предатель, в чёрном тулупе с повязкой на руке «Полицай».
- Стою! – сказал я.
- Дак, ты русский, небось, офицер! А ну пошли, господин Кадавер, долго ждал офицера.
- Какой я офицер! Тю! Я простой колхозник, как и ты, Что у меня оружие видишь?
- Знаю, как мозги вы умеете промывать, а ну пошёл! – сказал полицай, мне самому интересно стало, кто же этот господин Кадавер.
Полицай завёл меня в здание старого сельсовета, русская красная звезда была позорно содрана, а вместо неё красовался орёл третьего Рейха.
Меня завели в просторную комнату, явно в кабинет какого-то начальника, судя по интерьеру (простите за современное выражение). Портрет Сталина висел с продырявленным лбом, я даже бы за это убил любого, кто это сделал, но стерпел. Меня оглушили, позорный удар в спину!
Очнувшись, я увидел лицо фашистского офицера. Он был светло рыжий точнее, что то среднее между рыжим и светло-коричневым. Лицо было молодоватым для погон, которые были на его плечах и воротнике. Я посмотрел на отражение в темнеющем окне. Ну, так здравствуй, новый год! Я не отражался, это было не удивительно, но мой новый знакомый, так сказать, тоже не отражался! Вот так сюрприз! К счастью фашистский вампир, не обращал внимания на отражения.
- Ты, Русишский офйицер? – спросил Кадавер.
- Нет, я даже не солдат, не видно? – ответил я, пытаясь всё уложить в голове.
- Вот, только, не надо, мне врайт, пйереодеться в гражданский может любой!
- Но, я же не офицер, я молодоват для офицеров.
- Йа, тоже мало-ват, ты, меня не обмануть, Йа, всё чую! – сказал Кадавер, интересно чуял ли он, что я не просто человек.
- А зачем мне сюда лезть, будь я офицером? А мистер Кадавер?
- Герр! Герр, Кадавер!
- Да какая разница, всеравно ж умирать.
- Нийхт! Я тебя не убить, пока ты мне не отвейтишь, где ваша стоянка, хойть и не офицер, а должен знайть!
- Нет, - сказал я, уверенно посмотрев за плечо Кадаверу, умирать я не собирался, и когда Кадавер повернулся, я дёрнул верёвки, те порвались. Я скаканул на шею фашиста, но тот успел меня скинуть.
- От меня не кто не уходил! – почти чисто произнес Кадавер и сверкнул клыками.
- Не переживай, может в следующей жизни, - помчался я к выходу, но Кадавер, словно матерелизовался перед моим носом. Он хотел, было схватить меня за грудки, как словно обо что-то обжёгся и со звериным взглядом посмотрел на меня.
- Что? Русский дух почуял? – усмехнулся я, Кадавер взбешенно посмотрел на меня, размахнулся, но не смог ударить, скорчившись от боли. Тут я вспомнил, что взял с собой крест. Неужели на него подействовал именно он? Я достал крест и Кадавер пронзительно заорал. Тут я вспомнил слова священника, про то что вампиров берёт крест.
- Ну, всё собака фашистская, не долго тебе осталось землю русскую топтать, не долго! – заорал я.
- Убери! А-А!
- Сколько вас тут? Сколько у вас оружия? Быстро! – сказал я смотря как корчиться враг моей родины.
- Я один! И предатйели! Двай танк!
- Спасибо, за информацию, но прости герр Кадавер, но ты опасен для нас, - сказал я, что нужно сделать, теперь, как убить вампира? Я осмотрелся, вот решение! Я схватил казачью шашку и отрубил голову нечисти, хоть и грех, но я без того грешен. Увидя в моих руках отрубленную голову своего предводителя предатели стали разбегаться, но тут подоспели наши, русские солдаты!
Глава . Итоги.
В итоге мы всё-таки победили. 8 мая 1945 года, был подписан акт. Я чувствовал как жизнь постепенно пробирается в моё сердце, неслышными всем кроме меня стуками. Теперь меня не тянуло на кровь, постепенно я стал теплее, и прогулявшись под солнцем не светился в темноте. Разве такое может быть? Я перестал быть вампиром, я стал человеком! И тут у меня вопрос, а был ли я вампиром? А вдруг и нет? Хотя как нет, если мне посчастливилось выжить?
« Мама! Мама! Смотри солдат!» - крикнул детский голосок, я обернулся, на меня смотрели небесно голубые глазки ребёнка. И на живом лице светилась, главная медаль этой битвы, живая солёная слеза. Я стал человеком, человеком стал каждый пришедший с войны солдат и не пришедший.
Заключение.
Мы последнее может быть поколение, которому удается сказать спасибо ветеранам, как бы мне хотелось что бы и наши дети, и внуки и так далее помнили, какой ценой это небо у них над головой. За время войны погибло примерно 6,3 млн. человек и это не точная статистика их было больше. Но и из этой цифры ясно, что погибло очень много! Много! Я не могу сдержать слёз на минуте молчания, осознавая, что погибло столько народу, и это только военнослужащие. А мирный народ, их тоже убивали. Я хочу, что бы мы помнили этих людей и не марали их памяти. Эти люди были не только русскими, в то время СССР был многонациональным народом, мне жаль и их не меньше чем русских.
Мы просто обязаны все помнить их и молиться за их души. Я написала это произведение, признаюсь, немного упустив все ужасы войны 1941-1945 года, потому что я побоялась, что сердце моё не выдержит. Поэтому прошу всех, кто прочтёт эти строки, да и не прочтёт, помните цену войны! Не верьте тому, что вам скажут о ней последователи фашизма, и изучайте историю. Надеюсь, меня не поймут неправильно и не осудят.
Помните тех, кто пока ещё жив,
Плачьте у серых плит.
Помните мир, какой заслужив,
Каждый солдат был подбит.
И просто давайте на минуту встанем и помолчим.
***
Данное произведение не стремится исправить истории, за нас во время ВОВ не сражалось кого-то сверхъестественного, сверхъестественны были мужество и доблесть наших солдат.
****
Заранее извиняюсь за грамматические, пунктуационные и орфографические ошибки. Большой объём текста очень трудно проверять непрофессионалу.