– Вам помочь? – вожатая слегка нагнулась. Грудь, угрожающе сомкнувшись, пошла волнами.
– Извините. Все нормально,– отряхнув брюки, капитан искал Люсю. Каждый месяц он приходил к монументу, помянуть погибших и всякий раз оставлял полный стакан водки.
Офицерская звездочка в дежурном стакане вызывала улыбку и теплоту в груди: «Не только у меня болит душа».
Отсутствие самолета тревогой стучалось в сердце, но зная российское раздолбайство, особого значения временному эпизоду, Андрей не придавал.
– Может, ремонт. Может, бомжи на металл сдали, или еще какая-нибудь хрень. Не важно. Есть фамилии погибших, есть память и люди, которые не могут простить себе, что остались живы.
Зайдя к надгробной плите с тыла, Копцов заметил кладбищенского сторожа. Нервно бегающий взгляд худого старика с седой щетиной выделялся на фоне беззаботной радости алых галстуков. Синий залатанный халат делал его похожим на уборщицу. А фуражка лесничего с дубовыми листьями в купе с близко посаженными глазками, говорила о принадлежности владельца к касте деревянных.
– Але,– сторож оцепенел.
– Здорово, служивый,– хриплый вкрадчивый голос в телефоне медленно подбирал слова,– самолет нашел?
– Нет, но отыскал бабу, которая знает, где он,– руки у лесника дрожали, грязные сапоги суетливо месили глину в единственной на пятачке луже.
– Времени тебе сутки. Там пять кило чистейшего герыча, сука старая. Не найдешь, цыгане из тебя чучело сделают. Мне не звони. Сам наберу.
Увидев наблюдавшего за ним Копцова, сторож натянул кислую улыбку и поздоровался. Так уж получилось, что кладбищенский сторож в Копцовой воинской части слыл человеком нужным. Кому сухую могилку для бабушки, кому тещу в последний путь недорого.
Торжественная линейка закончилась. От красного цвета пестрило в глазах. Фальшиво дудела труба. Кто-то мучил барабаны. Несколько пионеров, скрывшись в кустах, прятали галстуки в портфели.
Наполнив стакан, Андрей вытряхнул из флакона последние капли на язык. Тепло медленной струйкой стекало по гортани.
Изнутри стучала тревога. Зажав в ладони бюзгалтер, Андрея в очередной раз выворачивало наизнанку.
Его единственная, казавшаяся бесконечной любовь – умерла. Первый месяцы после трагедии Андрей лежал в больнице. Тонкая ранимая душа толстокожего салдафона, пронизанная жизненной безысходностью, угасала. Радость приобретенной Тойоты Короллы сменилась горечью утраты любимых женщин: жены и не родившейся дочери.
В силу сложившихся материальных обстоятельств он приобрел у друга праворукую япошку. Столько проклятий не сыпалось на голову сынов Ямато даже после Перл-Харбора.
Солнечный луч прислонился щекой к пыльному ботинку офицера. Оставив на нем горячий мазок, он спрятался за кронами деревьев, мелькая лишь иногда на болтавшемся от ветра лифчике.