Гл. 12. Уотергейтский принцип.
Настало время что-нибудь сказать о коррупции. Конечно, Уотергейтский принцип в основном имеет отношение к правительству. Кстати, всех мастей «рулевые» наших дней говорят о себе так: «Мы власть!». Этим они как бы подчёркивают, что они и есть тот самый народ, о котором в одном лозунге всё это выглядит следующим образом: «Власть принадлежит народу!» А кто тогда все остальные? Более точно выразился один депутат, мол, все, кто не у кормушки, те электорат.
Тут вот только одна неясность: власть на местах подпадает под этот самый Уотергейтский принцип или пока можно с этим не торопиться? Я, почему поднимаю эту тему – выборы на носу, а мы и не чешемся. Точнее будет сказать так: нам по барабану, а эти, которые лезут к кормушке уже захламили почтовые ящики электората своими обещаниями, да воззваниями, мол, выбери меня и точка. Опять же, всех чиновников считать представителями этой самой власти или только каждого второго? Я это к тому, что когда смотришь на всю их компашку (на местном уровне) начинаешь понимать: как долго нам ещё выбираться из ямы, в которую мы угодили благодаря нерадивым «рулевым» нашей страны.
Как-то нам в издательство один чиновник притащил заказ: напечатать агитационные бумажечки всякого толка. Кстати, сразу же поставил условие, мол, мы делаем эту работу за свой счёт, и тогда после выборов будем жить, как у кота за пазухой. Наш главный, видно уже учёный всем подобным, встал в позу. Его тут же «вызвали на ковёр». Это такая забава у власти в традициях застойных времён, где в чиновники в своих кабинетах выкручивают руки и промывают мозги. Ну, главный и тут всё предусмотрел и взял больничный. Вот что значит еврей. Мы тут же собрались и стали думать, кого вместо него послать на этот самый «ковёр». Я почувствовал сразу, что все почему-то стали ко мне обращаться только по отчеству. Не успел и рта открыть, как единым голосованием мою кандидатуру посадили в кресло главного… временно – до его полного выздоровления. Первый раз за всю свою жизнь я пожалел, что не родился евреем. Ну, не смог ничего дельного придумать, чтобы отвести от себя этот перст судьбы.
И вот стою я перед группой чиновников в одном запотелом кабинете мэрии и слушаю, как мне втолковывают международное положение: тут мы в Сирии, там Украина присосалась к нашему терпению, а здесь под самым носом демократии какое-то там издательство чуть ли не собирается возводить баррикады. И против кого? Против власти. «Нехорошо, товарищ…» - было мне сказано настораживающим голосом, мол, мы тут здоровье теряем, так сказать сгораем на работе заживо, а вы нам пощёчину и это как раз в тот момент, когда вся страна в едином порыве… Вот тут мне захотелось зевнуть, но я сдержался, ибо, когда «вызывают на ковёр» про зевки надо забыть напрочь. Ну, дальше ещё что-то говорили, но я уже не вникал, поскольку понял, если «страна в едином порыве», то нам всё же придётся через себя переступить и за свой счёт сделать их заказ.
В издательстве, как мог, успокоил своих коллег. Увы, без истерики не обошлось, и даже кто-то пообещал меня вздуть, но потом всё улеглось как-то само собой: поскребли в затылках и разошлись по рабочим местам. Я же наведался к нашему главному и доложил всё в подробностях. Старый еврей пожурил, мол, могло быть и хуже. Он ещё так улыбнулся краешком губ и произнёс весьма бодренько: «Ещё отольются им наши слёзы».
Конечно, ничего я не понял. А тем временем на душе кошки-то скребут. Вот-вот, и я тиснул один фельетон о коррупции в эшелонах власти на местах. Нашёл подходящую газетёнку и стал ждать. Никакой реакции. Расценил это, как оскорбление и написал продолжение. И снова тишина. Кстати, материал в стиле Зощенко. Ага, речь шла о городском кладбище. А попал я туда по случаю похорон одного нашего коллеги, который из-за своей безалаберности устроил себе такой небольшой «пикничок» с духовым оркестром. Ну, любил покушать бедолага, вследствие чего набрал килограммы, а сердце возьми и объяви ему забастовку и пришлось нам сбрасываться на его похороны в столь тяжёлые времена для нашей страны.
И вот там я понаблюдал за могилами наших прежних рулевых из коридоров власти. Раньше к ним было не пробиться – все в делах, да и охрана не дремала. А тут тебе, пожалуйста, каждый может теперь подойти и положить: или конфетку, или печенюжку на могилку. Кстати, Степановна мне как-то сказала, что печенье на кладбище лучше не носить, мол, это к печали. Откуда только она про всё это знает?
Ну, обозрел их памятники, и вдруг меня осенило, что они и после своей смерти как бы сохраняют ранжирование, согласно своему положению. Тут тебе и мрамор, и гранит, а есть и такие, где и в полный рост изваяли. Я ещё подумал, что эти из цыган. Потомки кочующего народа падки до скульптур подобного толка. Кстати, одного местного барона закопали не в гробу, а сидящим за рулём дорогостоящего авто. Вот такие нравы у нынешних цыган.
Тут ещё пересёкся с одним из бывших чиновников, попавшим под раздачу и он от обиды мне такое рассказал про нашу мэрию, что у меня чуть мозги не потекли от поднявшейся температуры. Выходит и царь Иван Грозный, а потом и Пётр I зря себя изводили на благо Отечеству, поскольку не смогли искоренить кумовство на Руси. Вон, как сегодня разрослась эта опухоль: у власти целыми семьями топчутся, так сказать династии правят нами без всякой оглядки на последствия своих деяний.
Помнится ещё ранее приезжал к нам министр образования, так школы все до единой украсили воздушными шарами. Столичный гость поинтересовался, мол, это у нас всегда так? Заверили, что да и даже не моргнули. Ну, когда он посетил всё, что ему подсунули, министр раздал благодарности за подписью самого президента страны и уехал далее по регионам «наводить порядок». Что стало с шарами? А чёрт его знает.
Нет, то, что власть на местах научена встречать «гостей» из столицы, тут без дураков: и всякие закутки имеются с обслугой вышколенной, и егеря под рукой, если вдруг «гостям» захочется пальнуть по зверюшке, и всякие там культурные программы. Конечно, до Большого театра не дотянуть, но что-нибудь из фольклора всегда найдётся – всякие там танцы народов мира, к примеру, под бубен или балалайку. Им же у себя в столице такого не увидеть – там всё стерильно и под фонограмму, а тут тебе сплошной «живой звук» и можно даже подпеть.
Казалось бы, тут всё схвачено и это при наличии на местах всяких там народных контролей: и овцы целы, и волки сыты. Вот-вот, но этот отстранённый от кормушки поведал о том, что после таких наездов, местные правители такие суммы списывают из бюджета, что у меня руки зачесались – захотелось всё это озвучить, чтобы «народный контроль» делом занялся и не только на словах.
Ну, с образованием у нас в последнее время всегда что-то происходит не так: то министр менеджер, то на местах ничего не понимают в проводимых реформах. Ага, всё, как и раньше, зависит от правильно составленной бумажки. И строчат отчёты все снизу доверху, и не дай Бог буковки поменять местами. Как сказал дядя Вася, прочитав мой последний фельетон на эту тему, что жить мне, осталось немного – в лучшем случае с месяц. Степановна заявила, что если всё обернётся не в мою пользу, она поднимет соседей и тогда власти придётся туго. Смешно! Испугаешь этих чиновников, когда у них за городом целые города из коттеджей в два и три этажа с колонами. Я как-то наведался туда под видом лояльного горожанина, так меня метров за сто остановили люди в камуфляже, проверили документы и развернули на сто восемьдесят градусов. Оказалось, что моей фамилии в базе данных, проживающих на данной территории, нет. Раз нет, нужен пропуск. А что такое пропуск? Правильно: всякие там вопросы последуют, а у меня ответы так себе. Вот и получается, что представителю электората к народу, который прописан в лозунге о власти, хода нет.
Когда про это рассказал соседям по коммуналке, они призадумались. Тут уже, который год обещают переселить нас в новые дома, а воз и ныне там. Степановна уже ходила, куда следует, так ей вежливо сказали, мол, ждите вы у нас не одни такие. Она у нас ещё тот электорат и выдала: «Семьдесят лет, как одержали победу в войне, а всё живём, как… побеждённые». Не отреагировали. Собственно, у них своё понимание момента, а у всех остальных, если судить по их отношению к нам, его вообще нет. И вот получается, что им надо жить сегодня, а нам завтра, ибо разные мы с ними: они уже в шоколаде, а его на всех в этой стране не хватает.
Ну, мы-то понимаем, что жаловаться некуда: суды, прокуратура – это всё мазано одной краской. У них там такое понимание между собой, что никакая сила не заставит их что-то делать на пользу электорату. Иногда рапортуют на всю страну, мол, власть отремонтировала столько-то дорог или что-то там построила. А вот так не надо. Лучше бы они сказали о том, сколько ещё надо сделать. Вот-вот, да кого из нерадивых от кормушки отправили валить лес. Нет такой статистики. Всё шито-крыто.
Я не знаю, как в других местах, а у нас в последнее время стали строить дома в руслах пересохших рек, да в прямом смысле на оврагах, предварительно засыпав их всяким мусором. Дома ещё не сданы в эксплуатацию, а жильё уже признано аварийным: там фундамент просел, там стена побежала. Ну, наезжали говоруны из столицы, которые около власти перед выборами размахивают своими синими знамёнами, мол, сейчас мы разберёмся: этих под суд, этих расстреляем, а этих… Болтуны… Стоят и по сегодняшний день эти высотки и даже людей стали туда вселять. И ведь ничего не боятся. Вот оно как.
Тут на днях стали транслировать передачи по телевизору о ГКЧП, мол, как всё там было на самом деле. Посмотрели мы всей своей коммуналкой, и отставник выдал, мол, надо было всё не так делать. Дядя Вася изрёк:
- Как были дураками, такими и остались по сегодняшний день.
- Поэтому надо было стрелять, - Спиридон Яковлевич тянул своё.
- Вы опять? – Степановна влезла в разговор. – Одной революции вам мало?
- Это святое… Не цепляй! Если бы не революция, сейчас щи лаптем хлебали бы и воздухом закусывали. Ты, Степановна, к старости совсем того. – Он постучал себе по лбу указательным пальцем. – Думать надо, прежде чем что-то говорить. Тут можно сказать политика, а ты своим субъективизмом в глаза тычешь. Да, не всё у нас сегодня получается как надо и недостатков вон сколько. Я как военный…
- Бывший… - Степановна хмыкнула.
- Бывших офицеров не бывает. Я, если потребуется, с гранатой в полный рост…
- Это куда ты собрался в полный рост? – на кухню вошла Алевтина. – Опять тебя на подвиги потянуло? А обо мне ты подумал?
Вот всегда эти женщины личное хотят вознести до небес. Тут я решил взять слово. Не дали, поскольку поднялся такой шум, что даже Виталий сделал нам замечание, мол, они с Русаной укладывают маленькую спать, а у нас тут такие дебаты развернулись, на ночь глядя.
Ну, мы и перешли на шёпот и пришли к такому выводу, что расстреливать всё же никого не надо. Как сказал Анатолий Никандрович, мол, есть разные варианты. Мне понравился тот, где надо было просто взять и провинившимся чиновникам отрывать руки по самые плечи. Во-первых, сразу их ряды поредеют. Во-вторых, если кто и усидит без рук в своём кабинете, будет труднее брать взятки. И, в-третьих, этих безруких будет легко распознавать в миру. Ага, как увидел такого, сразу становится понятно, где тот свои ручищи потерял – на каком поприще.
Тут этим летом один мой приятель ездил на солёное озеро. Так вот даже там наше пресловутое равенство между слоями населения видно не вооружённым взглядом. Два пляжа: один с удобствами и с песочком, а напротив без всяких этих изысков: гравий, ни кусочка тени, кругом кучи мусора. Одно уравнивает – вода с определённым процентом мочи, поскольку туалеты имеются только на благоустроенной территории. И вот мой приятель наблюдал следующее: там, где пляж для электората, яблоку упасть негде, а напротив пустота – две пары всего на лежаках развалились и эдак в бинокль рассматривают отдыхающих на противоположной стороне озера, мол, мы тут, а вы все, как черви копошитесь и это нормально. И захотелось моему приятелю взять автомат и… Хорошо, что не оказалось его под рукой.
Примеров всему подобному много. Их не станет меньше. Каждый день что-то происходит не по правилам: то мажор давит людей на автобусной остановке, то прокурор-взяточник остаётся на свободе, то мэр-вор уходит на заслуженный отдых, то в родильном доме умирает роженица, а врачи разводят руками, мол, у неё не было достаточно средств, чтобы жить дальше.
И кто мы после этого?