Идея этого рассказа возникла из наблюдений за совершенно реальным персонажем. Сия тетенька постоянно переиначивала слова на свой лад, и у меня возникла идея написать рассказ, используя ее "игру слов".
Василий Петрович Тамачков работал прорадом. Но сам-то он себя считал не кем иным, как архиКтектором. Он считал родной город Варвавир некрасивым, и все время хотел его улучшить. "Ну посмотрите", говорил он. "Это же совсем не градиозная архиКтектура! Стыдно! А эта улица Яна Полупьяна? Это же какой-то архиКтектурный страур! Рано или поздно в городе все обвалится и придется всех ваикулировать!".
Но мэр города Урзаманов лишь разводил руками - "бюджет урезали, мы все обМищали! Нам скоро понадобится гуминитарная помощь, а ты со своим лезешь..."
Во время выходных Тамачков брал с собой цитровой фотоаппарат, пару сэдвичей и уходил в парк, снимать на камеру разную жиРность. Это его успокаивало. Он ходил и приговаривал, любуясь цветами "флора зацвела!", и иногда подкармивал уток в пруду узюмом. "Это для уточек самый настоящий декалитес!" - умиляясь, говорил Тамачков. Но больше уток он любил редкую птицу Калибру, которую он кормил конфетами без отвертки.
Женой его была мало адвокатная женщина по фамилии Сенкевич-с-сиськами. Она постоянно требовала от мужа то новые наловочки, то жамшевые сапоги, за что он про себя звал ее не иначе, как марзикекой. В молодости она была гимнастисткой, но сейчас работала на пиддистанции. Впрочем, ей было стыдно за такое место работы, она не хотела говорить об этом подружкам, поэтому соблюдала каспирацию. Всем знакомым она говорила, что работает либо паликмахером, либо губернанткой в доме Урзаманова. "Когда я работала там, я была вся модная и носила вауль!" - говорила она. Но все вокруг знали, что она лишь фильтиферсовая старая шаколка. Однажды ее попросили кого-то подстричь, так она чуть не сняла с несчастной подружки скальпер!
Твоя работа совсем не приносит денег! Начальство тобой импулирует! - пилила она мужа. - Жаль, что я вышла за тебя замуж, из тебя даже франштейн был никакой! Иди лучше устройся чермендайзером! У нас тут есть местный финал фирмы Мандьярский цех, сходи туда!
Заставить ее замолчать могла лишь какая-нибудь болезнь. На счастье, она часто болела.
"Ох, у меня ларингинт!" - сипела она и замолкала. Потом, правда, добавляла - "Принеси мне асециловаую кислоту! А то в жар кидает до самых педалей!" После этих сиптомов Василий Петрович чувствовал себя свободным от болтовни на целый вечер и садился спокойно решать кроссфорт. Когда жена кричала ему "Принеси кепчук!" или "Закипяти чай!" он страшно злился, потому что не любил отвлекаться от работы. "Я тебе устрою фереверскую ночь", думал он про себя. "Похоронят тебя и пусть едят тебя слизуны!" Потом он фантазировал, как отнесет сто килограмм ее бабских шмоток в СНГ (секондхенд - Авт.) и получит кучу денег.
Но он все делал, и даже иногда спрашивал у нее - "Что такое, слово из одинадцати букв, используется для создания аромата в пищевой промышленности?".
"Амортизатор!" - уверенно отвечала жена.
"Ты неправильно ставишь удобрение в этом слове!" - говорил он ей.
"Подумаешь, ошиблась! У меня голова не работает, мне сделали укол мудрости только вчера! Это очень больно! Да еще и мебу обожгла, потому что ты чай слишком горячий вскипятил!"
"А как звали того, кто с Мальвиной жил?"
"Перо Павлина!"
Все это он записывал в кроссфорд и никогда ничего не сходилось.
После этого Василий Петрович выражался про себя такими словами, что передать их можно лишь азбукой МорзЕ, настолько они нецензурны.
Когда Тамачков еще не работал прорадом, он был в подчинении у замечательной женщины по фамилии Суровая.
Она любила носить шубу об пол, смазывала голову гелью, и Тамачков к ней нерАвно дышал. Однажды она попросил его притащить со склада принтер и скайнер, и наш герой выполнил это поручение. Когда Суровая увидела, как он запыхался, то предложила ему передохнуть и выпить с ней чайку. "Люблю, когда в чай добавляется мелиссА", - сказала она. На подоконнике у нее стояла мелисса и прочие расцвеВшие цветы.
- У вас так много цветов цветет, - сказал Тамачков, не зная, что еще сморозить.
- У меня еще много и завявших. У меня очень нежное обоняние. Отсюдова мое капризное отношение к цветам и чаю. Красивые женщины всегда капризны.
Тамачков покраснел.
- Мы будем со следующей недели работать с меланжом, вы знали? - спросила она его, пока он мешал чай ложечкой.
- Дорогой он, - заметил Тамачков.
- Ну что ж поделать... деньги тают как вода, но работать как-то надо.
Тамачков смекнул, что вода не тает, но решил промолчать при начальнице. "Потом расскажу все Михайло Людмиловне", - смекнул он про себя, - "Вместе с ней посмеемся".
- Вообще, много пустили на самотек без моего присмотра, - сказал Суровая, отхлебывая чаек с мелиссОй. - Это же просто оставлЯние без присмотра! Стоило мне задержаться в ЕгипЕте и вот результаты!
- А весело в ЕгипЕте? - спросил Тамачков.
- Конечно! - отвечала Суровая. - Там можно посмотреть на дайвенгеров.
Тамачков не знал, что такое дайвингер, но решил, что это гомосексуалисты.
Постепенно они разговорились.
- Мне нравится фильм "В Джазе только девочки", - рассказывала Суровая, попивая чай с мелиссОй и изредко работая в вЁрде одной рукой, бормоча себе под нос: "надо нажать делете".
- А мой любимый фильм "Путин наносит ответный удар", - отвечал Тамачков, разглядывая, какой у Суровой красивый избиг в талии и ямочки на пояснице.
Она это заметила и игриво сказала:
- У меня кожа в молодости была, как лепестки белой розы. Пришла домой - принЯла душ...
Тамачков невольно представил себе, как она лежит в постели как миледи.
Поэтому он решил отвлечь себя, заговорив о работе.
- Как же мы будем подключать принтер и скайнер?
- Как-как? С помощью блутуда.
- А не как обычно?
- С высоты моего жизненного опыта, смею заявить, - сказала Суровая, потрясая многокилограммовой ямочкой на том, что в молодости было поясницей, - ваши устаревшие методы это полный анонс. Не пора ли нам нАчать?
to be continued