29.Секс в России
С осени последнего, десятого, класса пришлось по воскресеньям ходить на лекции по физике и химии, проводимые институтом Железнодорожного транспорта.
Не то, чтобы меня интересовала железная дорога, но там эти лекции проводились бесплатно, а все другие подкурсы оплачивались.
А мне предстояло сдавать оба этих предмета в вуз.
Нас собирали в большом амфитеатре, где была чудесная слышимость, и профессора давали нам обзорные лекции по этим предметам. Никто не принуждал, никто не устраивал экзаменов и тестов – просто читали лекции. Но язык лекторов и само отношение к школьникам было таковым, что никаких дисциплинарных замечаний не было за весь цикл лекций.
Я тщательно конспектировала темы, дома самостоятельно дополняя и поясняя лекции. Таким образом, я готовилась не только к школьным экзаменам, но и к вступительным, еще до конца не выбрав вуза.
Хотя выбор был не велик: или в мед или на биофак. Лишь бы не сдавать математику… Время позволяло ещё подумать, и я не торопилась.
Витька собирался поступать в мед.
Хотя вслух обсуждал свою невозможность стоять за хирургическим столом на одной ноге – он говорил, что ему придётся всю жизнь, при его хромоте, страдать радикулитом.
Как всегда, после лекций мы шли домой пешком.
Его хромота была уже настолько привычной, что я её не замечала. Да и что такое радикулит, если у нас впереди большое и светлое будущее?
– А если не поступишь? – на всякий случай спросила я. В конце-концов, нужно же убеждаться, что ты поступаешь правильно, страхуясь.
Но мягкий и со всем согласный Витька слабины не дал.
– А!…пойду работать.
– Куда, на завод? – нет, он не мог, он не должен быть таким упорным. Я ведь допускаю вариант своего провала в мединститут, где десятки человек на место и год будет потерян.
– Нееет… лаборантом…санитаром… – Я не ослышалась?
Витьку не стыдно работать санитаром? И это всё – ради воплощения мечты «стоять за хирургическим столом»? Наверное, с такой силой я не хочу быть врачом…
А как можно, учиться и работать одновременно? – Искренне недоумевала я, – да и какая разница, где приносить пользу людям?
Так, болтая, мы добирались до своего района, Витька провожал меня до дома, и мы еще долго подпирали забор, держа свои сумки в руках. Уже в сумерках Витька уходил к себе домой, убедившись в том, что калитка за мной закрыта.
На следующее воскресенье мы снова шли домой из института.
Так сладко было произносить это взрослое слово «институт»!
Была ещё одна причина, по которой мы, невзирая на погоду, стремились на лекции в РИИЖТ.
Там были танцы.
В этом железнодорожном институте действовала самодеятельная музыкальная группа с названием «Эдельвейс», на которую собирались местные студенты и мы, если не боялись поздних возвращений. Полумрак студенческой столовой, где они обычно собирались, низкий голос певицы, непривычные нашему уху звуки ионики(электрического пианино), медленно плывущие пары, прижатые друг к другу – всё, всё завораживало и влекло.
Группа, наращивая ритм, на настоящем английском языке пела песни из радиоприёмников по радио «Свобода», а солист мог прямо-таки взгвизгнуть в микрофон. Причем лохматый парень, хлопающий по барабанам, просто подпрыгивал на месте, и его палочки просто мелькали.
Такого мы еще не видели…
Через крутящийся зеркальный шар свет рассыпался по всему залу маленькими зайчиками.
Зал ритмично раскачивался в шейке, а в образовавшемся центре какая-то пара показывала просто акробатические движения. Конечно, мы тоже попробовали попрыгать, здесь, недалеко от входа, с краешка. Мы чувствовали себя почти наравне со студентами, уже допущенными до таких невиданных танцев и до совершенно другой, взрослой музыки.
Мы уходили, взбаламученные таким эмоциональным прорывом, а Тужиков, не останавливался даже на дороге, прыгая в шейке с ноги на ногу: «Как на тихом океане, тонет судно с чуваками…Шейк! Шейк…»
Но после первого посещения такого заманчивого мероприятия, мать строго-настрого запретила мне опаздывать домой. Причина такой строгости скоро стала ясна для всех: пока они с отцом выясняли отношения, моя сестра забеременела.
Но это было половина беды, даже её треть.
Другая треть была в том, что беременность была уже большая по сроку и двойней.
А последняя треть беды – жених не хотел жениться. Рано, – говорит, – мама не разрешает…
Однажды в воскресенье, после лекции в институте я шла домой, огорчённая сообщением, что группу «Эдельвейс» разогнали. Оказывается, приглядывающая за молодёжью организация из КГБ выяснила, что таким именем называлась операция по разгрому дивизии альпийских стрелков в горах Северного Кавказа в годы Войны, и предложила группе сменить название.
Последовал отказ.
Принципиальна ли была позиция музыкантов или, просто, был молодёжный протест из чувства юношеского максимализма, тогда никто не знал.
Но впервые у нас тоже всколыхнулось внутреннее глубинное чувство солидарного протеста, еще не выраженного никак, но подступившего к горлу. Мы еще не поняли до конца всей тайны этих песен и танцев, манящих и влекущих, и так не похожих на наши комсомольские «школьные вечера». И – вот…
А дома… Громкий голос матери, почти кричащий, я услышала уже во дворе дома:
– А спать с ней – не рано?
Я зашла, с горечью понимая, что «вечер удался».
За накрытым столом сидел понурый кавалер сестры, рядом – мать, а возле неё топор.
Сестра рыдала в своей комнате, и слышно было в паузах, как она завывала.
Отец был на работе.
Как всегда, «острые вопросы» мать решала сама.
С моим приходом мать снова перешла в наступление.
– Так, говоришь, рано тебе жениться? – потупясь, жених хмуро молчал, по-видимому, не имея аргументов. – А детей рожать ей в девятнадцать – не рано?
Пришли к консенсусу в том вопросе, что у детей должен быть отец, и жених пообещал поговорить со своими родителями.
Топор, оказывается, был необходим, чтобы подбить обухом скрипучие половицы как раз под столом, за которым они сидели. Будущий зять полез под стол – забивать.
Замечательная «выпускная весна» 1969 года была омрачена конфликтом с китайцами и боем на Даманском полуострове.
Все взрослые, пережившие Войну, ходили с напряженными лицами, растерянные от подлого нападения «добрых китайцев», с которыми столько лет были вполне добрососедские отношения.
От бабушки я узнала, что один из троих красивых братьев-близнецов там был тяжело ранен, кто-то из них погиб… На соседней заставе Даманского, где они служили, почти весь состав был на учениях, и помочь было некому.
Помогали пограничникам оставшиеся солдаты и местные.
На полсотни наших погранцов внезапно напали 300 китайских бойцов, тайно окопавшихся накануне и прикрытых снегом, хорошо вооруженных и стреляющих насмерть минометами… А светлым днём группа китайских военнослужащих открыто выдвинулась в сторону заставы – это была провокация. Командир в сопровождении нескольких пограничников вышел на переговоры, и тут началась шквальная пальба.
Бой длился два часа. Наши держались геройски до последнего патрона, удержав остров и отразив атаки противника. Китайцы добивали с ненавистью наших раненных.
Позже, этот бой войдет в историю сражений как « выдающееся сражение ХХ века».
Куда подевался император, написавший огромный роман «Сон в красном тереме»? Куда подевался рукопожатый Мао с нашего шелкового платочка?
Милые, милые мудрые китайцы, продолжавшие свою «Культурную революцию» превратились в опасного соседа. Недаром бывший пограничник, отслуживший в тех краях, говорил всем такие слова: смотрите внимательно, всё время смотрите за той стороной!
Для меня это была большая личная утрата.
Восторг отца от культурного наследия Китая передался и мне. В нашем доме всегда хранились китайские вещицы: веер, шкатулка с перламутровой красавицей в халате, эмалированные тазы с птичками и пионами, зонтик…
Даже пупсики, хранимые с детства, у меня были – китаец и негритёнок.
Мне казалось, что эта великая цивилизация научит нас искусству и мудрой философии.
А вышло?…
Глядя на наших мальчиков, я понимала, как хрупок их мир, и уже сожалела, что принципиально игнорировала праздник Защитника Отечества, впрочем, как и 8 Марта.
К моему выпускному мама разрывалась между желанием сшить мне белое выпускное платье и необходимостью шить свадебный наряд моей незадачливой сестре.
Её живот рос с невероятной быстротой, и заранее предусмотреть ничего было нельзя. Поэтому платье мне сшили первой.
Мать нарисовала фасон и пояснила, что отдала готовое платье вышивальщице. До самого дня выпускного вечера я не видела этого платья – такую кропотливую вышивку шнуром и бусами проделывала вышивальщица.
А я сдавала последние экзамены за десятый класс.
Первый – химия. Все подготовленные билеты, тщательно записанные в одну с физикой тетрадку, не позволяли мне волноваться. Я оставила тетрадку на окне с одноклассницей Людочкой Шуриной и ушла сдавать химию. Вышла с пятёркой.
А моей тетрадки на окне не оказалось.
– Людочка, спасибо за охрану! Давай!
– Что – давай? – глаза у неё были совершенно спокойные.
– Тетрадку... – Я начала подозревать недоброе, но надеялась.
Но Людочка пожала плечами и отнекалась:
– Нннне знаю… Здесь, – она указала у окна место , где лежала тетрадка, – немного постояли какие-то старшеклассники…Я их не запомнила…
– Ну я же тебя попросила при-гля-деть!…
–Ну… извини…Я тоже учу…Некогда! – и отвернулась.
Вот тебе и приятельница. Вот тебе и одноклассница.
Вот, и доверяй теперь друзьям-товарищам….
Я была в ужасе… Впереди были экзамены в ВУЗ – вот, где главные нервы. Что мне делать?
Последним экзаменом была физика. Как я её буду сдавать???
Лишь спустя пять лет я узнала правду об исчезнувшей тетрадке, когда повстречала Людочкину младшую сестру. Она бросилась ко мне, как к родной:
– Ой, Галь…спасибо тебе! Ты так выручила!...
–Всегда пожалуйста! – Отшутилась я, отстраняя её. – Только, напомни о моём геройстве.
– А билеты???
– Не поняла…– В голове закрутилось: билеты в кино?... Театр?... На поезд?... – Не помню, какие-такие билеты?
– Ну, по химии и физике… Тетрадка твоя…– Людочкина сестра пальцами показала размеры тетрадки, наверное, она очень хотела, чтобы я вспомнила свою добродетельность. И заодно знала о её благодарности.– Так твоя тетрадка помогла!... Я бы не справилась!
Ах, вот оно что…Она по моей тетрадке с билетами сдала экзамены в Ленинградский фармацевтический.
Я промолчала. Но всё поняла про воровство Людочки.
Но ничего уже не изменить.
Она, оставшись без матери с пьющим отцом, с младшей сестрой и братом, пыталась «вытянуть» умненькую сестру любой ценой.
По-человечески понятно, но – зачем именно так?...
Сестра была младше, а я бы и так отдала и эту тетрадь, да что – тетрадь, и все книги для подготовки к экзаменам. Сколько я потом раздала таких пособий и своим знакомым, и друзьям сыновей, и сама безвозмездно занималась с детьми подруг…
Спустя годы я встретила и Людочку.
Я не говорила с ней об этом. И сейчас не говорю.
Хотя мы видимся на соцсетях…
Она учитель с большим стажем. Не знаю, правильно ли я делаю?
Но, я думаю, после совершённого, уже ничего нельзя исправить и каждый участник события с этим должен жить.
Я надеюсь, что ей стыдно.
Она – что я позабыла.
Отчего-то мне самой стыдно, что я знаю о ней такое, что мне самой мешает жить.
Я так и не смогла привыкнуть к мысли, что люди, допущенные в твою жизнь, способны через тебя переступать, хотя за жизнь такое случалось не редко.
В школе я сдала все экзамены на пятерки.
Первое, что я сделала, сдав последний экзамен – забросила все учебники на чердак. И не просто так, а стоя на лестнице и зашвыривая каждую книжку в дальний угол, с размахом – ннна… тебе! Нааа…!
Сво-бо-даааа!...
Сестра, сменив туфельки на тапочки, уже ходила медленно, охраняя заметно округлившийся живот.
А мама стала пропадать вечерами и, даже, ночами.
Возвращалась уставшая, счастливая, с букетами цветов и коробочками духов.
Отношения родителей перешли в затяжную войну, где пленные не предполагались.
Я пыталась жалеть папу, и понять маму.
Но тихий папа, если не работал, всегда бывал дома, с ним можно было поговорить, а мама, всегда взвинченная, отдавала распоряжения и снова уезжала на своём мотороллере, теряясь иногда до утра.
Бракоразводный процесс был уже назначен.
Как и день выпускного вечера, а платья всё еще не было…