Единственная фотография, которая осталась с Киевских времён…
МИЛОЧКА
ГЛАВА 1 КАРМА
ЧАСТЬ 1-4 КИЕВ
Эта часть тоже является вырезкой (сокращенный вариант) из ранее опубликованной Главы – «ДЕТСТВО ИРАИДЫ» в книге – «ИСТОКИ.
В жизни нашей семьи 44-ый год стал годом больших перемен. Мы переехали в Киев.
Нам выделили половину товарного вагона, где разместились не только ящики, мебель и т.п., но были устроены и постели для всей семьи. Во второй половине вагона ехала чья-то другая семья. Когда мы погрузились, вагон еще трое суток, а может быть и больше, простоял на запасных путях, пока его не подцепили к составу, формировавшемуся на Киев. Однажды, когда мы ещё стояли "в запасе", бабуся позвала меня и показала рукой в сторону железнодорожного моста. Она была дальнозоркой и поэтому хорошо разглядела на мосту мальчишек с нашего двора, которые пришли с нами попрощаться. По совету бабуси, я помахала им рукой. Я помню, что почему-то мне было в этот момент стыдно за дыру на моём одетом фартучке, как будто им было её видно... Так мы распрощались с городом моего детства...
В Киев мы ехали долго, окрылённые надеждой на сытную и счастливую жизнь. Мы, дети, многого, естественно, не понимали.
Например, не помню на какой-то станции, которую мы проезжали рано утром (это было где-то уже недалеко от Киева), на платформе лежал труп какого-то мужчины. Он лежал к нам спиной, голый и почему-то весь синий, правильнее сказать - совсем посиневший. Поскольку поезд стоял какое-то время, взрослые сбегали за водой и потом шёпотом рассказывали, что умер мужчина от голода, что его раздели мародёры, что это не редкий случай, что утром ездят по городу и собирают трупы, если они за ночь появляются на улицах и т.д. и т.п....
Еще был случай, который я помню нечетко. Я даже не уверена, было ли это или не было. Ведь, мы переезжали в Киев через несколько месяцев после того, как его освободили. Поэтому мало вероятно, что немцы могли бомбить эти места. Но, вроде бы немецкие самолеты, действительно, прорывались в наш тыл и бомбили те или другие объекты. По крайней мере, я помню, как над поездом летали самолеты. Поезд почему-то остановился. Недалеко от путей, через поляну, был перелесок. Люди выпрыгивали из вагонов и бежали в этот лесок. Мы не прыгали и не бежали, а просто из широко раскрытых дверей вагона смотрели на бегущих людей. Самолеты улетели. Люди вернулись. Опять же взрослые долго ещё обсуждали, как бомбы попали в два вагона в середине состава. Вагоны загорелись. Их сумели потушить, но от поезда их не отцепляли. Вскоре поехали дальше... До сих пор не могу гарантировать, было ли это все на самом деле или нет? Я не видела этих горящих вагонов, т.к. не выходила из вагона. Но, ведь, почему-то это отложилось в моей памяти?...
В Киеве предоставленная нам квартира была недалеко от вокзала, почти на углу улицы Саксагановской. В угловом доме располагался гастроном, а следующий дом был наш. Дом был двухэтажный. Вход был с улицы. На втором этаже была одна квартира налево и наша - направо. В квартире жило три семьи. Но это не была коммунальная квартира. В первом тамбуре было три двери. Направо в отдельной комнатке жила тётя Соня, очень приятная одинокая женщина, средних лет. Почему-то запомнилось, что она работала в сберегательной кассе. Дальше - дверь прямо. Она вела в отдельную большую квартиру. Там жила семья, где было двое детей, наших ровесников. Девочку не помню, как звали, а мальчик - Женя, это я помню точно. И, наконец, дверь налево - в нашу квартиру. Входишь в коридор, а в нём опять три двери: налево - в туалет, прямо - в кухню, направо - в комнаты. Их было тоже три и все проходные. Первая служила нам столовой, вторая - узкая, но длинная в глубину. Она служила нам спальней. И, наконец, большая последняя комната - гостиная. Здесь стоял, купленный на бабусины деньги рояль. Здесь же стояла оттоманка, по-моему был стол и резные наши старинные стулья, которые служили, в основном, для гостей или для больших праздников. Все окна выходили в узкий длинный двор. Напротив нашего дома, во дворе стоял такой же дом, как наш. Поскольку двор был узким, дом напротив был совсем рядом. Наверное, дом был рядом, поэтому двор был узким. Во всяком случае, из наших окон прекрасно можно было рассмотреть всё, что творилось в доме напротив. Там, также, как и у нас, квартира располагалась по длине всего дома. Только в отличие от нас у них был ещё и балкон.
К слову сказать, в это время в Киеве, впрочем, наверное, как и во всех других городах, воровство было в разгуле. Поэтому, раз уж я упомянула о семье напротив, расскажу коротко о следующем происшествии.
Это было поздним вечером. В квартире напротив были гости. Но одной женщине нездоровилось. Она прошла в первую от входа комнату и прилегла на кровать. Два жулика вскрыли дверь, вошли в комнату, увидев лежащую женщину, приказали ей молчать и спокойно стали собирать какие-то вещи в узлы. Женщина сначала молчала, а потом заорала. Один жулик кинулся к ней и стал душить подушкой. Но крик был услышан. Гости вбежали в комнату, завязалась драка. Одна женщина выбежала на балкон и стала звать на помощь. Жулики бросились убегать. Во двор вели огромные металлические решётчатые ворота, которые почти всегда были заперты на замок, а открытой была калитка. Один жулик замешкался, застряв с узлом в калитке, но, все-таки пролез и убежал, а второму пришлось узел бросить. Вроде бы его догнали и здорово побили.
Мы всю эту сцену наблюдали в окна с того момента, как раздались крики с балкона - "Спасите!".
К нам тоже залезали жулики два раза. Папа, как всегда был в отъезде. Мама работала на окраине Киева, там и ночевала, домой приезжала редко, по выходным дням. И поэтому, как всегда, бабуся была дома одна с нами, детьми. Мы все спали в средней комнате. Окно из последней комнаты выходило на крышу тамбура нижней квартиры. Не знаю почему, но вход к ним был со двора, начинаясь чуть ли не от дверей уличного туалета. Небольшая металлическая лестница вела в небольшую прихожую, пристроенную к дому, а крыша упиралась в наше окно. По ней ничего не стоило залезть в нашу квартиру. Предполагая такой вариант, бабуся на ночь закрывала двери в большую комнату, как мы её называли, - втыкала ножницы в петли для замка.
И вот однажды ночью раздался шорох, потом откровенные не приглушённые шаги. Бабуся вскочила, подкралась к двери. Затаив дыхание и, замерев от страха, застыла так, готовая нас защищать. А мы, дрожа от страха и холода, вцепились в её рубашку. Ночной гость зажёг свет, все обшарил и, видимо, не найдя ничего интересного для себя, также спокойно и нагло удалился через окно, как и пришёл. Мы не спали всю ночь. И только, когда совсем рассвело, бабуся решилась открыть дверь в эту комнату. Закрыв окно, она нам показала, что в комнате никого нет. Не помню, уснули мы потом или нет, только пережитый страх запомнился навсегда.
В нашей кухне была дверь, которая вела на чёрную лестницу. Так мы называли чёрный ход. Дверь выходила на небольшую площадку с окном, с которой вёл ход на чердак. По этой чёрной лестнице мы выносили помойные вёдра в туалет, который находился во дворе. Такой же чердак находился и в доме напротив. Мальчишки часто залезали на чердак, где находили иногда много интересного. Всякое жульё после краж притаскивало на чердаки свою добычу, разбирало там ворованные вещи, ненужное бросало... А вездесущей детворе было любопытно. Правда, я была трусихой и боялась лазить со всеми на чердак. Помню, что на чердаке мальчишки как-то нашли несколько ящиков с металлическими буквами. У каждой буквы были на верхнем и нижнем концах заостренные отогнутые кончики. Эти буквы можно было прибивать к любым деревянным поверхностям, что мы и делали. Поскольку чаще всего кому-то доставалась горка одинаковых букв, мы ими обменивались с тем, чтобы можно было прикнопить из них какие-то определенные слова.
Дверь из кухни старательно всегда запиралась и нам запрещалось пользоваться чёрным ходом. Но суть не в том, что мы нарушали этот запрет, а в том, что было страшновато сознавать, что по ночам, за нашей дверью, на чердаке ведется какая-то другая жизнь. Иногда бывали облавы, кого-то на чердаках вылавливали... И вот однажды также спокойно, как и в первый раз, дверь в кухню открыли с чёрного входа и украли всё бельё, которое накануне бабуся постирала и повесила сушиться на верёвке на кухне. Я знаю, что бабуся жалела в первую очередь постельное белье, а мне до сих пор жалко моё любимое синее платьице... Война ещё не кончилась и поэтому воровство было неотъемлемой частью того времени. Хотя, кажется, эта черта свойственна не только военным годам, но и всему последующему столетию и нынешним временам и будущему...
Напротив нашего дома располагался кинотеатр. Рядом, на углу стоял остов разрушенного бомбами, а может быть расстрелянного, дома. Его подорвали, чтобы он не обрушился сам. Я помню, как он падал, рассыпаясь ещё в воздухе.
В кинотеатр мы пробирались регулярно, естественно, без билета. Надо было ухитриться - пристроиться к какому-нибудь толстому дядьке со стороны, противоположной контролёрше, так, чтобы она не увидела. Но если она замечала, то безжалостно хватала за шкирку и выталкивала на улицу. Но мы ухитрялись всё-таки пробираться незамеченными.
Запало в памяти, как все обсуждали событие, как в подвалах каких-то разрушенных домов поймали прятавшихся немцев. Они оказались не простыми военными, а какими-то важными гестаповцами. Их судили и приговорили к смертной казни. Казнь проводили на одной из улиц, в общем-то, недалеко от нашей. Нашу улицу Саксагановскую пересекало множество других перпендикулярно расположенных улочек. Ниже улицы Саксаганского шла улица Жадановича, ещё ниже, вдоль железной дороги - короткая улочка Гайдара, которая плавно перетекала в улицу Боженко. Улицу Саксагановского пересекали улицы Льва Толстого и Владимирская, затем улица Горького, потом - Красноармейская. И все эти улицы как бы скатывались с горы, или упираясь в железную дорогу или продолжая бежать вдоль её. Мы часто съезжали на санках по этим улицам сверху вниз, как с горы. Правда, это было опасно, да и наверх тащиться с санками иногда было лень, но мы упивались свободой и чувством вседозволенности.
Так вот, казнь немцев проходила на одной из таких улиц. Виселицы были поставлены где-то вверху, а любопытствующий народ заполнял эту улицу на несколько кварталов вниз. Всем, говорят, было видно хорошо. Я не ходила смотреть, а мальчишки с нашего двора бегали туда и, говорят, пробрались совсем близко. Они рассказывали потом обо всём подробно, как это происходило, как немцы долго дергались в петлях и т.д. Хорошо, что я не ходила. Наверное, это было зрелище не для детей. И кто бы мог подумать тогда, что спустя много лет, по телевизору будут показывать во всех фильмах и многих сериалах не менее жуткие картины убийств во всех возможных разновидностях жестокости.
1944-й год
Из дневника бабуси…
22.07.44. Вчера отправили детей в санаторий Боярки. Наконец-то! Целых 20 дней собирались. Какая радость у Бори и Иды и сказать нельзя. Мать их проводила до места. Это 45 минут езды по железной дороге и 15 минут ходу до места. По приезде дали им всем по стакану какао и по две лепёшки. Местность дивная. Питанием обеспечены: 40 грамм жиров в день, по половине литра молока и т.д. Как я рада за ребят! Уж я долбила, долбила, попросить кого следует и всё-таки добилась своего, дети в санатории. Пока мы в Киеве, Боря не хворал. Не знаю, как будет дальше.
Мила развивается не по дням, а по часам. Говорит хорошо с буквой - "Р". Мне понравилось её выражение: - "Дождь замолчал (перестал). Мы будем с тобой любиться (т.е. обниматься со мной и целоваться)". С самых первых лет её речи, она стала говорить: - "Бабусенька - милусенька". Как же будет она себя чувствовать без Иды и Бори? Здесь всё сравнительно дешевле в сравнении с Казанью и все дорого сравнительно с нашими карманами. Пока проедаем мои деньги. Как будет дальше?"
27.08.44. Дети вернулись из санатория. Могли бы жить и дольше, в особенности Боря. Взяли их из-за Иды, т.к. ей надо было держать экзамен в музыкальную школу.
Воля уехал в Лубин. Нина поступает на новую должность. Сразу стало легче жить. Наконец-то! Одно отоваривание карточек чего стоит! Скольких унижений, ломаний шапок перед всякими гадиками... Полученный кусок становился поперёк горла. Овощей и яблок дети едят вдоволь. В санатории они избаловались: очень хорошо питались. Местность, где располагается санаторий - замечательная. В лесу собирали и ели всякую ягоду, которую ели до отвала. Грибов "завались" - по их выражению.
У Иды там уже был " кавалер". Объяснила это слово, как "защитник". Но этот кавалер, видимо, снабжал её всякими (ворованными) фруктами и овощами, отчего у неё не было аппетита за столом. В результате она поправилась всего на 600 грамм за всё время. Кашу, хлеб и то, что она не любит, она ухитрялась отдавать подругам.
Боря добросовестно съедал всё, т.к. " нельзя было не доедать" - резонно заявил он. Какой послушный ребёнок! Говорят, их там все любили.
Мила вела себя без них безукоризненно. Играла. Целыми днями одна со своей куколкой, поёт, ходит на "пасал" (базар), покупает продукты, готовит обед. Стала говорить: - "Срадкие яброки", "Пошра" и т.д. Но звонкие гласные произносит, как мягкие: П вместо Б, Т вместо Д и т.д. Внешность её - очаровательная куколка. Иногда, на неё пальцами показывают на улице и восторгаются, как когда то, Идой.
10.09.44.Оба ходят в школу. Мила развивается быстро. Перенимает все "хорошее" тоже очень быстро: - "Даю тебе честное слово, что я тьебя так ударю, что узнаешь!" - говорит она Боре, являясь достойной партнёршей в играх с Борей.
08.11.44. Совсем бросила записывать. После бронхита Боря бросил учиться. Всё равно его бы пришлось "тянуть". Пусть лучше "доспеет". Слоняется без дела, не зная, куда себя деть. Жаль его. Но я не в состоянии уделить ему и минуты. Милушка догоняет его - Недавно говорила: - "Срадкие яброки", а теперь: - "Ррраз тебя сказала напорррю, так, честное слово, напорррю!" Очень развитой ребёнок, как Ида.
Ида ходит в школу. Учение из рук вон плохо. Совсем не читает. Так же медлительна, так же не аккуратна и так же всё теряет, доводя меня до отчаяния. По музыке получает пятёрки. Прибавилась мне и музыка. Живём в неостекленной квартире. Холодно. Уплотнились в две комнаты, отказавшись от кухни и столовой.
22.11.44. 19 ноября выпал снег. Держался дня два. Был настоящий мороз. Ида пошла в валенках. Бедному ребёнку не в чем ходить: ни ботинок, ни калош. А погода большей частью мокрая. С квартирой никак не наладится: начали топить числа с 6-го ноября. Никак не приспособлюсь к топке углём. С остеклением из рук вон плохо: 1500 руб. одна рама. Холодно. Посолили капусту. Боря помогал. Нарубил целое ведро. Как он мечтает о столярных инструментах. Всё бы ему строгать, пилить, рубить! Обещала ему купить кое-что на базаре, да ничего не понимаю в этом деле.
Мила почти во всём догоняет Борю. Дразнит он её невозможно. Она от него всё время плачет, но играют вместе замечательно.
Мила развивается не по дням, а по часам. Садиться к роялю, играет, поёт. Считает все пальчики на руках, сейчас же разуется и считает на ногах. Старается рассмешить. Любит наряжаться, делает уморительные гримасы.
19.12.44. Морозы от 7 до 12 градусов. В комнате у нас мороз. Все ходим в тёплых пальто и в валенках. Дети всё время просят есть, жалуются на то, что замерзают. В особенности, ножонки все обморожены, а валенки у всех худые.
Воля получил вторую премию за свой вальс - "На отдыхе", когда выступал на смотре сам… Хорошо начал играть на аккордеоне. Дети в восторге были от его игры "на гармошке", как они называют аккордеон.
ДОБАВЛЯЕТ ИРАИДА…
1 9 4 5 год
В январе 1945-го года была освобождена Польша. Советские войска двинулись на Берлин.
23-го января войска 1-го Украинского (командующий И.С.Конев), вышли к реке Одер. 29-го января вступили на территорию Германии войска 1-го Белорусского фронта (командующий Г.К. Жуков).
2-ой Белорусский фронт (командующий К.К. Рокоссовский) вышел на Балтийское побережье и с боями занял Силезию.
3-ий Белорусский фронт (командующий И.Д. Черняховский, а после его гибели - А.М. Василевский) окружили мощную немецкую группировку в районе Кенигсберга, столицы Восточной Пруссии
.
Под прикрытием армий А.М. Василевского и И.С. Конева. 16-го апреля 1945-го года Г.К. Жуков перебрасывает двухмиллионную группировку для прямого штурма Берлина. Тяжелые бои развернулись на Зееловских высотах, на подступах к Берлину. Они были взяты.
20-го апреля советские войска вышли на восточные окраины Берлина. На следующий день в Берлин с юга ворвались армии 1-го Украинского фронта.
25-го апреля на реке Эльба произошла дружеская встреча советских передовых частей с американскими.. Но к этому времени Берлин уже был блокирован советскими войсками.
И, наконец, 30 апреля двое солдат 150-ой стрелковой дивизии М.А. Егоров и М.В. Кантария, водрузили Красное ЗНАМЯ ПОБЕДЫ над поверженным Рейхстагом.
Одновременно, в феврале с боями была взята столица Венгрии Будапешт, в апреле - Кенигсберг и столица Австрии - Вена, в мае - столица Чехословакии Прага.
В ночь на 9-ое мая 1945-го года представители германского командования подписали АКТ О БЕЗОГОВОРОЧНОЙ КАПИТУЛЯЦИИ. Этот день навсегда вошел в историю нашего народа, как великий ДЕНЬ ПОБЕДЫ.
Для нашей семьи этот год прошёл более или менее спокойно - по моим понятиям. Мама устроилась работать в столовую. Столовая была ведомственная. Порядки были строгие, но своим работникам разрешали покупать обеды и брать их домой. Эта работа была возложена на Борю. Иногда он артачился, но после уговоров всё-таки ходил.
У организации, к которой относилась столовая, было своё подсобное хозяйство. Работники столовой по очереди ездили туда на работу или за продуктами для столовой. Мама иногда брала нас туда с собой. Это тоже было своего рода - "на подкормку"...
Часто болел Боричка и, как не странно, и я. Почему-то, в основном, простуживали лёгкие. Возили нас в санаторий - в Боярки. Но, к сожалению, Борька подхватил там туберкулезную палочку, т.к. вместо оздоровительной группы его поместили в группу детей с открытыми лёгочными процессами. Хорошо, что были приняты все меры, главным образом - с питанием (хотя это было больше, чем невозможно) и постепенно его вытащили из этой страшной ситуации.
Учиться я стала плохо. Мне было просто неохота. Видимо, у меня в характере было заложено - делать спустя рукава то, что не нравиться. Но, если что-то начинает получаться, наплывает энтузиазм и все получается само собой... А потом опять. Итак, всё время - вверх, вниз, вверх, вниз.
Помню, как перед Пасхой - дома идет уборка, вкусно пахнет куличами, а я стою перед входной дверью и долго не решаюсь позвонить. Нас отпустили на каникулы и выдали табеля. А у меня в табеле - две или три двойки. Помню, что я перекрестилась и сказала - "Боженька, если ты есть, сделай так, чтобы они не очень ругались"... и позвонила. Конечно, бабуся расстроилась. Но страшный момент показа табеля уже прошёл, я облегчённо вздохнула и поняла, что можно жить дальше в радостном предвкушении святого праздника.
Из дневника бабуси.
29.01. 45. Вот уже прошли и праздники. У детей была чудесная ёлка, которая зажигалась только раз - некому заниматься с детьми. Башмачок вышел чудесный: Ида получила красные туфельки, Мила - куклу, Боря - инструменты. К столу Рождественскому были булочки, пирожки с рисом, колбаса, сало, масло, кофе, консервы рыбные, конфеты. Мешочек с гостинцами был тоже замечательным: печенье, конфеты, мандарины, яблоки, орехи, финики. На первый день Иду брали на ёлку. Тоже - гостинцы. Боря только в сочельник встал после бронхита. Ида перешла в другой класс.
02.03.45. Ида уже хорошо танцует, даже вальс танцевала, а где и как выучилась не знаю: удивительно способная. С Борей выучила польку (учат в музыкальной школе), а с Милочкой - другую: польку на раз. Мила " читает" - сплошная импровизация. Поёт: - "...и " пад" этим дубом партизан лежит и т.д., а "под" ним старушка слёзы пролила"... Очень способная: иногда подсказывает Боре и очень удачно. Боря стал как-то вдруг читать бойко, даже для меня неожиданно. Буквально "глотает" книги. Как черепахи, двигаемся с письмом, но уже понял, в чём дело. Со сложением - слабо, но начал решать столбиком.
С 18 Мая по 21 Мая Милушка заболела гриппом в тяжёлой форме. Лечили сульфодомизином и горчичниками. Такая была невозможная капризница, в особенности, когда ставили горчичники, что могла всех вывести из терпения. Воля в командировке и всегда кто-нибудь заболевает в его отсутствие, точно он увозит с собой чье-нибудь здоровье.
Как это не глупо, но я верю вот во что: писала брату письмо, где упоминала о цветущем виде Иды и Милы, а сама думала, как бы "не сглазить!" И почти на другой день, как-то молниеносно заболевает Ида, а потом Мила. И такой случай не первый. Хоть это и предрассудок, но больше экспериментов делать не буду.
В субботу брала Борю в церковь ко всенощной. Служил митрополит. На него всё это произвело сильное впечатление. Стоял и наблюдал за всем очень внимательно. На Пасхальной неделе приезжал Патриарх. К сожалению, Ида была больна, а мне так хотелось бы её взять.
22.08.45. Иде сегодня врачи сказали, что процесс в бронхах закончился благополучно и она совершенно здорова. Я была так рада, что расплакалась, как маленькая.
Мила говорит: - "У меня в яичке нет желтка". Боря: - "У всех яйцев есть желтки". Мила: - "Ну, я буду тогда есть в мятку".
30.09.45. Мила говорит: - "Бабуся, я сегодня "именинница?" - "Да" - "И вечером буду?" - "Да". - "А завтра?"... - "Бабуся, я сейчас плюнула. Сколько у меня слюнов во рту?..."
Дети вчера с вечера приготовили ей подарок: положили в салфеточку: пончик (Ида принесла свой завтрак из школы), груши, яблоки, конфеты, орехи, печенье. Завязали красным бантом. Ида "собирала" подарок с тем расчетом, чтобы на следующий день досталось всем поровну. Утром Милочка всё "разделила".
18.11.45. Мороз. Окна запушило.. Мила, слушая взрослых, "решает" задачки, сочиняет сама и "читая" книжки, выдумывает разные рассказы. Никто её не слушает, не интересуется: ребёнок развлекается сам. Пишет буквы: - О, А, Р, считает до десяти, но цифр знает чрезвычайно много. Случайно я ей подсказала стишки. Она их сейчас же выучила наизусть. А дальше выучить, так у меня времени, как всегда не хватило.
ДОБАВЛЯЕТ ИРАИДА…
1946 год
После окончания войны, перед страной встал целый ряд проблем: восстановление с/х и промышленности, разрушенных городов и сёл, а главное - начался длительный период "холодной войны".
В марте 1946-го года, бывший премьер-министр Великобритании У. Черчилль сформулировал две стратегические цели Запада:
- не допустить дальнейшего расширения сферы влияния СССР и его коммунистической идеологии, и
- оттеснить социалистическую систему к довоенным границам, а затем добиться её ослабления и ликвидации в самой России.
И.В. Сталин в 1946-ом году принимает решение за опережающий рост тяжёлой промышленности.
В марте 1946 г. Верховный Совет СССР одобрил план пятилетки.
К концу 1946 года была завершена демилитаризация экономики. При сокращении удельного веса выпускаемой боевой техники, огромные средства вкладывались в модернизацию военно-промышленного комплекса, в разработку новых видов оружия.
Лёгкая и пищевая промышленности финансировались "по остаточному принципу". Не удовлетворялись даже самые минимальные потребности населения.
Правда, положительными сдвигами стали выпуск ряда сложных товаров, таких, как автомобили - "Победа" и «Москвич», мотоциклы, телевизоры и т.д.
В сельском хозяйстве остро не хватало техники. Во многих колхозах землю пахали на коровах, или люди впрягались сами.
В 1946-ом году, как нарочно, случилась большая засуха. Почти ничего не получая из колхозной кассы, колхозники могли жить только за счёт личных хозяйств. Но власти, изыскивая "скрытые резервы", урезали приусадебные участки....
Из дневника бабуси…
08.01.46. Рождество. Дети никак не могли дождаться праздника. Ходили и просили: - "Когда ты, бабуся, будешь вешать коврики?" А когда всё было приведено в порядок, не могли налюбоваться и подтвердили: - "Как уютно, как красиво, как чисто!" С самой Пасхи у нас вид комнат был казарменный.
В сочельник ребятки ставили "башмачок". Утром с восторгом доставали гостинцы, но, видимо, все ожидали подарков, которых не оказалось... Бедные ребятки!" Воля и я рассказывали о праздниках из своих воспоминаний. В самый разгар уборки и печения булок пришла классная руководительница Иды с табелем. Двойки по русскому и арифметике. Остальные тройки. Я рада, что выяснила все наболевшие вопросы. Удастся ли мне наладить её учёбу? Но как мне жаль Иду, мою дорогую и любимую внучку...
На дворе + 2, но сыро. Сегодня приглашаем пятерых ребят на ёлочку. Булок, рулетов, пирогов напекли, как будто, вдоволь. Хватит дня на три, главное как съедается всё быстро. Закуски чуть-чуть. Получила на карточку только селёдку и всё!!! Хорошо, что я ещё летом сделала яблочное повидло. Ну, и это хорошо!
Воля и Нина в отпуску и поэтому у нас настоящий праздник - невиданный и неслыханный.
Целый месяц у нас не было электричества. Намучились и вдруг... Нина закричала таким диким голосом, что мы подумали о нападении на неё какого-нибудь разбойника. Оказалось: свет! Все закричали. Как раз нужно было зажигать ёлку. Вот бывают такие удачи!
Ёлка вышла удачная. Дети напрыгались вволю.
20.01.46. Воскресенье. День рождения Иды. Снова "собрали" подарки. Я - цветы и стакан сахару, обещанного ещё в Казани. Мать и отец - краски, орехи, яблоки, конфеты, 30 руб. на кино. Боря - собственный пенал с цветными карандашами.
В два часа пригласили тех же детей, что и были на елке. Ида так была довольна, что сказала вечером: - "Ах, зачем сейчас не утро!"
Вечером, отпустив гостей, мы с ней отправились в церковь, где был устроен духовой концерт на тему "Рождественские колядки". На Иду произвело замечательное впечатление и она всё твердила, пойдём ли мы с ней в следующее воскресенье опять.
Мила продолжает все следить за всеми. Кричит строго играющей на рояле Иде: - "Играй хорошо! Смотри в ноты!"
Отец взялся за новый приёмник. Вытащил все части и разобрал их. Боря спрашивает: - "Что папа делает?" - "Замыкание!" - отвечает Мила. Какая чёрная ирония...
04.02.46. Сегодня утром отправили Боричку в санаторий. Никто из родителей не провожал. Просили сторожиху из столовой поехать вместе с ним до Боярок... Грустно, ах как грустно! Милушке не дали путевку. Как она, бедная, плакала! Навзрыд! Она так любит играть с Борей и теперь совсем одна. Что я буду делать с ней, если её не удастся определить? Боря ни Иду, ни Милу не поцеловал на прощание. Целоваться с девчонками он считает позором.
27.02.46. Пикантный диалог. Мать и Мила, проснувшись в 8 утра, не решаются встать. Мила: - "Мама, а я нашла пупок у тебя!" Нина: - "Где? В голове?" Мила: - "Нет, пониже" Нина: - "Где же?" Мила: - "...Ну ра-зве ты не по-ни-ма-ешь!?"
27.03. 46. Мила. Сегодня её день рождения. Она уже давно отогнула листочек в календаре на 27.03. Должен приехать её папа. Привезет ли он ей какие-нибудь гостинцы? Никто не мог ей сделать хотя бы ничтожного подарка: хроническое отсутствие денег. Для меня это особенно тяжело. Я же любила отмечать эти семейные праздники каким-либо, хотя бы, гостинцем. Но у меня от моих десятков тысяч уже ничего нет...
Милочка сегодня "отличилась". На окне стояла кастрюля с молоком, на котором было немного пенок, я их хотела взять для кофе. Хвать! Их уже нет. - "Милочка, ты взяла пеночки?" - молчит, а сама красная, как кумач. Сделала внушение и прощение её "греха". Следом, Ида, желая пальцем из баночки взять повидлу, неосторожно двинула крышкой. Я была здесь. - "Ида, зачем ты тихонько брала?" - "Нет, я не брала и не трогала совсем". Уличенная, замолчала.
Привела в пример Милу, которая, наверное, уже не в первый раз "подражает" старшей сестрице. Но я верила правдивой малютке. Мила - пока правдивый ребёнок. Ласкова: всем протягивает свои алые губки для поцелуя: побегает и снова... То и дело говорит: - "Бабуся! Милуся!" и обнимает мои ноги, так как наклоняться каждый раз для поцелуя мне трудно.
Ждет с нетерпением отца, мать. Тоскуя, начинает плакать. С подругами жива, весела, деятельна, не капризна, но и себе на ногу наступить не даёт. Подружки её любят. Жаловаться на них не любит, даже, если обидят. Она послушна. Редко противоречит приказаниям. Аккуратна: возвращаясь с прогулки, сейчас же всё вешает, ложится спать, аккуратно свертывает снятое. Книжки бережёт, всегда кладёт в шкаф, карандаши прячет.
Рваного на себе не терпит: просит сейчас же зашить. Грязное просит сменить. Руки сейчас же моет. На грязные ступни ножек, ложась спать, обращает внимание старших.
Не скупа, но и не разбрасывает всё направо и налево, как Ида. Бережно относится ко всему, что ей дали старшие или подружки. Сладким охотно поделится. От праздничных гостинцев у неё иногда ничего не оставалось: так хорошо к ней пристраивались (конечно, Ида).
Трусиха. Боится мышей и волков. Оставаясь со мной одна, не позволяет мне выйти в соседнюю комнату, следует за мной, как притянутая магнитом.
Пошлёшь её: посмотри, который час? Идя в комнату, сейчас же начинает кричать: - "Бабуся, а скоро мама придёт? А папа?..." И будет говорить до тех пор, пока не вернётся. Это она так подбадривает себя. Время показывает раздвинутыми руками, как Ида, бывало.
Любит слушать чтение. С книгой Маршака (стихи) - не расстается. "Читает" сама всё время, пока нет Иды. Иногда закроет книгу и говорит наизусть. Это значит, что она учит уроки. Память у неё прекрасная. Ей так мало кто читает, но она большинство стихов уже знает: - "Теремок", всю Азбуку в стихах и т.д. Стихи знает: "Ёлочку", "Снежок", "За уроками давно", "Песенку стрекоз (А. Толстого) и много других.
Иногда читает "прозу". Сидит и выдумывает, но единой сюжетной линии я как-то не уловила. Любит очень вводные предложения. Например: - "Пойдем гулять, сказала мать". Все вводные предложения в "Теремке" прекрасно знает. Употребляет слова "абсолютно" и пробовала сказать - "специально", но немного не вышло. Говорит литературно, иногда только скажет: - "он купляет" (вместо - покупает), "вытери", "запери".
Ида её дразнит, и она тогда начинает капризничать. "Истерики" перед спаньём прекратились. Считает хорошо до 13. Будет хорошей хозяйкой. Ничто не ускользает из её поля зрения. Знает, где лежит каждая вещь. Взяв, положит на место.
Вымыв чашки, опрокинет их на плиту, уберёт в буфет, со стола сотрёт, пол подметёт. Следит за печками: прогрелись ли они, не надо ли подложить угля? Не закрыть ли поддувало?
Любит наряжаться: надевает кисейные накидки с подушек, повязывает голову разными тряпочками. И чтобы не надела на себя, делается ещё привлекательнее. Она сильно выросла и по-моему похорошела ещё больше. Глаза становятся серыми.
24 марта ездили к Боре. Он чувствует себя хорошо. Домой хочет "немножко" (вероятно, из деликатности так сказано). Оставили ещё на два месяца: апрель и май. Как я рада: чем бы мы стали кормить его дома? Сегодня испекли пирожок с черникой. Хотела было детям испечь "кресты" (традиционные), но как-то в сутолоке забыла. Сегодня перелом поста. Сегодня за ночь (27-го) выпал довольно глубокий снег, а позавчера была чудесная весенняя погода.
08.04.46. 28-го апреля в 4 часа утра я почувствовала себя дурно: началась тошнота и рвота, мучительное головокружение. Приглашённый врач не поставил диагноза, а дано было направление на исследование желудочного сока. Что-нибудь одно: или катар, или язва, или рак - сказала успокаивающим голосом врачиха. На другой день пригласили прекрасного, опытного врача - консультанта. Сразу же диагностировал: - результаты артериосклероза. Вылежала полторы недели. Теперь еле брожу. Ребятишки нежно ухаживают за мной, что мне придавало сил пережить тяжёлые страдания.
На второй день болезни, вдруг, раздался набат в дверь и крики: - "Пожар, горим!" Не буду писать о панике. Я имела силы приподняться и одеться, а детям велела одеться в шубы. К счастью, всё обошлось благополучно.
А вечером снова крик женщины: - "Караул! Грабят!" - в подъезде была раздета женщина.
06.04.46. Отвели Милочку в детский сад санаторного типа. Не могла спокойно дождаться момента, когда уедет. Когда родители, отвозившие её сказали: - "Ну, Милочка, нам пора уйти", - "ну, и уходите!" и дала спокойно ручку воспитательнице и спокойно скрылась из глаз.
17.04.46. Страстная среда. Была у доктора. Прописал снова порошки. Неужели лечиться? По-моему - лечись, не лечись, результат один... На дворе холод. Ездили к Миле. Домой не хочет. "Заказала" сшить сарафан: танцует в балете на праздниках.
22.04.46. Пасха. Ида была на двенадцати евангелиях. Донесла горящую свечу до дома. Была на выносе плащаницы, на Светлой заутрене и обедне. Освятили куличик и яйца. Раздавали милостыню. От всего в восторге. Милочку взяли на пасху. Куличи вышли замечательные. Воля сам стирал глазурь и украшал куличи. Дети красили яйца. У нас были колбаса, сало, селёдка, масло, сыр. Всё это в миниатюрном количестве, но у нас аппетиты не особенно большие. Все довольны. Ах, если бы я чувствовала себя прежней...
Характерное наблюдение. Открылась дверца у шифоньера. Мимо прошли родители, затем Ида - в выходную дверь. Последней шла Мила. Она двинула влево рукой, просто инстинктивно, затворила и прошла дальше. До чего умница девочка!
На третий день ездили к Боре с массой гостинцев. Принял милостиво, разговаривал с Идой. Хорошо занимается. Кашляет.
29.05.46. Отдание пасхи. Ида выдержала на 5 по музыке и переведена из второго сразу в четвертый класс. Вернулась с экзамена такой восторженной, что я давно её такой не видела. Её состояние меня чрезвычайно обрадовало: значит, у неё ещё нет безразличного отношения к учёбе, она ещё "живой" человек.
Борюшка поправился. Оставили ещё всё-таки на месяц. С гордостью говорит, что перешёл во второй класс. Как я рада за него!
Милушка стала неохотно уходить в сад. Причина: нянька, переодевшись бабой ягой, желая "потешить" малюток, запугала их до полусмерти.
Один родитель (летчик), придя за сыном в садик, начал буянить: бить, колотить, кричать, ломиться в двери. В первый раз удалось освободиться от него. Через день снова явился и снова - то же буйство. Старшую группу удалось вывести, а младшая группа осталась забаррикадированная им. Паника была ужасная. Удалось няньке вылезти в окно и пригласить бойцов. Оказалось, что этот гранд - сумасшедший. И это в Киеве!
Внучка Ида - всё та же. Стараюсь приучить к хозяйству, например - убрать постель сейчас же, как встаёт. И что же? Раз убрала только в 5 часов дня. Во всём нужно каждый день, каждую минуту стоять над ней и ждать, когда она закончит. И то сомнительно, чтобы она приучилась к аккуратности. Во лжи делается виртуозной: купила три красные конверта и старалась убедить меня, что в таких конвертах письма отправляют без марок.
04.06.46. 31 мая Воля приехал из Москвы с тётей Тамарой (сестра Нины). Возил для продажи семечки, чернику. В Астрахани купил селёдку, но прогорел так, что даже детям по конфетке не мог привезти. Но встряхнулся, как следует.
10.06.46. Понедельник. Волин день рождения. Вчера Воля и Нина уехали в Астрахань через Москву, желая сделать некоторые аферы с селёдкой. Раз уже прогорел, что выйдет из второй поездки?
В субботу Милушку не хотели брать домой, но она, воспользовавшись тем, что пришли за её подружкой Галей, живущей рядом с нами, как снег на голову, явилась неожиданно домой. Дома продолжает капризничать. Удивительнее всего, что и её Галя точно также ведёт себя дома: видимо, так они наскучаются в саду по своим капризам, что здесь измудряются над всеми.
19.06.46. Наших всё нет. Я вся изнервничалась. Вчера целый день пролежала из-за мигрени. Лекарств от головной боли не было. Ида выручила: сбегала, купила в аптеке и я была спасена. В субботу, например, она так провела день: встав утром, купила хлеба, сбегала на базар, продала его. Позавтракала, пошла на музыку, занеся посуду в столовую. Обратно прошла через базар, купила себе черешни и принесла обед домой. Вымыла после обеда посуду, вымыла везде полы (делает всё кое-как, грязно). Захотела расколоть косточку от черешни, окинула глазами, чем бы разбить её и не найдя ничего, она взяла непроливайку - чернильницу и раз! продырявила у неё дно, чернила на белой клеёнке, брызнули ей на платье... Ну, что будешь тут говорить?!
14.07.46. Нина вернулась. Съездили в убыток: не хватает расплатиться с лицами, у которых занялась для поездки. В связи с отменой пропусков, цена селёдки в Астрахани поднялась, а здесь сильно снизилась. А я отдаю последние деньги на всякие аферы...
12 июля Воля уехал в Москву. 13-го уехала Ида в лагерь санаторного типа в Боярки. Я ей купила за 380 руб. путёвку. Она по-настоящему счастлива. Но как продолжает меня расстраивать. Пролила чернила и залила салфетку, которую я хранила как реликвию и только что постелила её на столик. На другой день пролила снова, но уже на клеёнку. Потом она мыла её с содой и протёрла до дыр: вид у клеенки ужасный, а эта белая, как скатерть клеёнка придавала светлый вид комнате. Но, ни слезинки сожаления, ни тени сознания вины, ни просьбы о прощении.
Нина привезла дочку Тамары (1 год 3 месяца) в надежде, что Варсобины приедут и возьмут внучку. Отказались и вот уже три недели ребёнок живет у нас. Я больна, мне не под силу уход, да ещё за чужим ребёнком. Во что это выльется?
Боря еле-еле остался в санатории до первого августа. Соскучился и не поддается ни на какие убеждения. - "Убегу!" - говорит. Сегодня мать поехала к ним обоим. Милушка оставлена на август (150 рублей в месяц). Она очень довольна. Я так рада за них: Что они могут дома? Что есть?... Я - то одна как-нибудь и на чае проживу.
01.09.46. Воскресенье. Завтра начинается ученье, но где будет учиться Ида, ещё неизвестно. Везде уже закончен приём, вывешены списки, а мы только начали бегать по школам... Грустно!
Боря снова заболел. Температура доходила до 41 градуса. Жаловался на горло. Вчера была уже нормальная, а сейчас бегает. Да, и как не болеть, погода резко с пяти градусов тепла стала холодной, а он бегает босиком - нет обуви. Потом ложился у окна, покрытый слегка кое-чем, а много ли ему надо? Очень хрупкий организм...
Он мне кое-что рассказал про санаторные нравы. Одна из "воспитательниц" мило называла их сопляками, как клещами хватала их за руки повыше локтей, оставляя чуть не кровяные следы у больных ребятишек. А ночью за лёгкое "преступление" схватила его за ухо и так натёрла его, что он проплакал до утра под одеялом. Её манера схватить ребёнка и толкнуть - обычна. Дети привыкли и, видимо, уже никак не реагировали. Однажды, оттолкнутый ею ребёнок упал и разбил в кровь лицо... Занятия в школе были таковы: учительница выпускала целые страницы по задачнику и не обращала внимания на чтение.
Боря говорит, что, когда он прощался с врачом, то целовал и обнимал её, а "этой" показал бы кулак и дулю, даже готов был ударить... И такая горечь, обида звучала в его голосе, что жутко было слушать - ведь он не злобливый ребёнок.
А у Иды в её лагере сильно "сжимались" и без того невеликие порции: только раз попались ей свежие яйца, а то были все время тухлые, а их уже не меняли. А полагалось по два... А у Бори в супу часто попадались "гусеницы", как они называли червей. Их успокаивали, что ничего от них не будет. Неудивительно, что он возненавидел этот "санаторий" и перестал есть.
Из Москвы ни слуху, ни духу: что там? Дети все время спрашивают, приедет ли папа домой или мы поедем к нему в Москву?
24.09.46. За это время Воля у нас устроился в Москве на работу и выехал в Сызрань в командировку. Но у нас всё неопределенно...
Боря поступил во второй класс, но почувствовал, что он от всего отстал (подзабыл) и под разными предлогами стал оставаться дома. В 1-ый класс - ни за что! Нашли выход только такой: буду заниматься дома, безо всякой программы, а там видно будет.
Ида поступила в железнодорожную школу. Как будто обстановка недурная. Но она всё та же. Раз мне говорит: - "Вот сначала хочется, страшно хочется учиться, а потом всё надоедает". Записалась в кружок физкультуры. Работает с увлечением. Учитель говорит - "У тебя талант!" Каково! Еще маленькая она мечтала, что будет циркачкой, артисткой, а теперь говорит о балетном искусстве. Но смущается, когда говорю, что везде надо много и много работать, чтобы быть знаменитостью. Подтверждение моих слов она нашла в американском фильме - "Балерина", который она смотрела с восторгом.
25.09.46. Были у доктора ухо-горло-нос с Борей. Сказал, что пока серьёзного ничего нет. Но тоже советовал ехать в Евпаторию. Как у меня изболелось за него сердце. Какой он капризный! Аппетит неважный, всё время привередничает: никак к нему не подойдешь.
На дворе детвора невозможная. Его дразнят. Он сильно переживает. Я вступаюсь и получаются нелепые сцены, во вкусе рыночных торговок. Как мне жалко его! Все это озлобляет его и портит характер.
Милушка очаровательна. Очень любит наряжаться. Достаёт платья, косынки, воротнички, раздевается и облекается во все "новое", стоя перед зеркалом и не переставая разговаривать. Она сказала сегодня матери, когда та сказала одну и ту же фразу два раза: - "Мама, не надо повторять одно и то же сто раз".
06.10.46. Холода не прекращаются. Уже давно топим печи. Одели тёплые пальто.
Из Москвы ничего нового. Воля уже месяц не работает. Не удовлетворён. Хлебный паек уменьшен мне - 250 грамм и детям. Чтобы хлеб подкупить - не хватает денег. Страшная нужда. Я забрала все деньги из кассы и теперь не могу купить Боре сливочного масла. Молоко ему достаётся очень редко. Начались страшные очереди за хлебом. За вчерашний день мы ещё получили хлеба, но могут и не дать.
Боря начал было увлекаться вязаньем на спицах. Раз так и уснул с рукодельем в руках. Сейчас охладел. Боря стал очень груб. Сегодня, доставая фанеру с окна, уронил банку. На моё замечание, как закричит: - "А я почём знал, что здесь стоит банка. Взяла бы и сказала!" Или как начнет без конца твердить с криком: - "Я не буду есть! Назло всем! Вот и буду хулиган!", но потом остывает и становится опять приличным во всем мальчиком. У Иды - все та же ложь во всём.
13.12.46. Почти два месяца не писала, но новостей мало. Москва всё в том же положении. Что-то не верится, чтобы мы уехали их Киева. Больше всех ждёт Боря: - "Когда же? Когда?" Ответа ребёнку нет. Занимается неважно, способности слабые. У него нет ни книжек для чтения, ни учебников для учения. Как же можно с ним заниматься? Никого этот вопрос не интересует. Что я ни делала, чтобы обеспечить ребенка учебными пособиями, библиотекой, всё безрезультатно. А сама я никуда уже не выхожу. Было родительское собрание у Иды. Надо было взять табель. Немецким совсем бросили заниматься. Как тяжело это переживается мною. У Иды свободного времени ни минуты, у Бори - хоть отбавляй. Предлагала записаться в физкультурный кружок. Радости у него было без конца. Опять некому водить. Так ли воспитывались мои дети: всё и вся для них! А у нас - капризы, дразнение друг друга, грубости, нежелание сделать что-нибудь для брата или сестры... А дети, ведь не виноваты. На них тоже все кричат с утра и до ночи...
На этом дневники, которые вела бабуся обрываются. Переписывая их, я как будто пережила второй раз свое детство. Лучше и подробнее, чем описывала бабуся события тех далёких дней, я бы не рассказала, да и не вспомнила бы. Поэтому могу добавить к выше рассказанному только то, что бабуся могла не знать или то, что в моей памяти сохранилось немного в другом видении...
Мы прожили в Киеве 1946 и 1947 - самые голодные годы. Мне сейчас трудно разделить - что происходило в 46-ом или в 47-ом годах, поэтому я запишу то, что помню, а ошибка событий с разницей в один год, наверное, сегодня не имеет большого значения.
Учиться не хотелось… Лето 1946, а потом и 47-го года было трудным, а для меня - беспризорным. Отец уехал в Москву. Получил разрешение на прописку, но с работой было тяжеловато. Денег не было не только для семьи, но и для себя.
Маму из столовой перевели на дальнюю точку - официанткой в буфет при аэродроме. Поскольку это было далеко, она редко стала бывать дома. Приезжая домой, она привозила гостинцы. В первую очередь это были засохшие остатки недоеденных пончиков, которые оставались на столах завтракавших лётчиков. И ещё она привозила бидончик с суфле. Это напоминало растаявшее, перемешанное то ли с мукой, то ли с крахмалом - мороженое. Это было, конечно, большим подспорьем, но съедалось моментально. Помогло то, что Боричка находился в санатории, а Милочка - в круглосуточном детском саду. Её домой брали только на выходные. Периодически оставались дома только я и бабуся. Я пользовалась неограниченной свободой. Однажды, я наврала бабусе, что с подружками идём в ботанический сад, где работал фонтан. И мы, якобы, будем купаться в этом фонтане...
На самом деле мы поехали на пляж. В Киеве славился своими песками - Золотой пляж. Но, чтобы попасть на него, надо было купить билет и переправиться через Днепр на речном трамвайчике, который постоянно обслуживал желающих. Детей без взрослых - не обилечивали. Я с двумя подружками, выбрав молодого парня, попросили его купить нам билеты и сказать, что мы едем с ним. Так всё и произошло... Песок был горячий, рассыпчатый, по цвету - желтый, недаром пляж прозвали золотым.
Девчонки сразу же залезли в воду. Я плавать не умела, но потом всё-таки решилась. Сделав в воде два - три шага, я почувствовала, что дна под ногами нет. Течением меня подхватило и понесло. Я то скрывалась под водой, то моя голова выныривала на мгновенье и т.д.
Так меня протащило почти до причала. Причал был сделан из длинных, уходящих далеко от берега мостков, т.к. трамвайчик не смог бы подойти вплотную к берегу. Как раз в это время по причалу шла толпа вновь приехавших отдыхающих. На моё счастье, один из идущих по мосткам парень обратил внимание на появляющуюся из воды мою голову. Он не задумываясь нырнул в воду, перехватил меня у течения и вытащил на берег. Вокруг нас сразу же собралась толпа. Стали спрашивать, где мои родители, я махнула в сторону нашего «лежбища». Девчонки, увидев, что меня ведут взрослые, схватили свои платьишки и кинулись к кустам, которые обрамляли пляж. На пустом песке одиноко лежало только моё платье. Я заплакала. Меня хотели сдать в милицию, но плыть со мной назад или искать милиционера здесь, приехавшим загорать, видимо, не захотелось. Меня посадили на отплывающий трамвайчик... Девчонок в этот день я уже не увидела, а бабусе сказала, что мы искупались в фонтане, в ботаническом саду.
Из моих путешествий по большому городу в эти беспризорные дни мне запомнилась экскурсия в Киево-Печёрскую лавру. Про неё рассказывали много всякого страшного. Во время войны там, якобы, прятались партизаны. Потом - не успевшие сбежать немцы и бендеровцы. А в настоящее время - просто бандиты. Лавра была не восстановлена. Для экскурсий была открыта только часть пещер. Перед экскурсией всех предупреждали, чтобы никто не отходил от общей группы. Во-первых можно было легко потеряться и заблудиться, т.к. ходы и пещеры тянулись под всем Днепром. А во-вторых можно было легко стать добычей бандитов. Уже не раз отставшие или зазевавшиеся выбирались из лавры самостоятельно голыми в полном смысле этого слова. Хорошо ещё, что живыми.
Экскурсоводами были монахи. Группы набирались человек по десять. В одной из таких групп оказалась и я...
Коридоры, по которым мы шли, были темными - электричество тогда не работало. У монаха был летучий фонарь, а желающие купили свечи. Своды сырые. Во многих местах капала сверху через трещинки - Днепровская вода. От основного коридора в стороны то и дело отходили боковые ходы. По некоторым нас проводили. Вдоль нашего пути, вдоль каменных стен стояли на невысоких подставках гробы, скорее похожие на ящики со стеклянным верхом. Под стеклом почти ничего нельзя было рассмотреть - все было тёмным, непонятным. Чаще всего разглядеть можно было только высохшие, сложенные вместе руки мощей.
Монах рассказывал нам истории святых мучеников, чьи останки мы разглядывали. Показывал нам небольшие лазы в стенах, скорее напоминавшие чьи-то норы. Оказалось, эти лазы в каменных стенах вырубали себе монахи, которые уходили навсегда от людей. Они жили в тесных пещерах, где впоследствии и умирали.
Я, конечно, боялась, поэтому не отходила далеко от монаха, а частенько даже вцеплялась рукой в его черную рясу...
Мне пришлось побывать не раз ещё на экскурсии в лавре, но это было уже в 80-ые годы, когда я ездила в Киев в командировку. Ничего общего с той послевоенной лаврой не было: электрический свет, зашпаклёванные и побелённые своды, везде указатели, таблички и другие признаки современной цивилизации.
Помню ещё такую ситуацию. Напротив нашего дома, через дорогу, до самого угла улицы, и дальше - направо за угол, всегда был базарчик. Если днем на нём продавались кое-какие продукты, то вечером здесь, в основном, "работали" спекулянты. Купить можно было всё, но, в основном, это были папиросы и спички. Дети подрабатывали на этом. Решили подработать и мы с Борькой. Нас подвели к какой-то молодой женщине, она дала нам по два или три (не помню точно) коробка спичек и назвала цену. Мы, как и все другие ребятишки, стали бегать и предлагать прохожим купить спички. Вдруг смотрим, все куда-то врассыпную разбежались - появились то ли дружинники, то ли переодетая милиция. И только мы, новички, остались на опустевшей улице. Борьку кто-то из них схватил за воротник. Он с испугу заорал, как резаный. Я кинулась к нему, пробуя оттащить от дядьки. А дядька устроил допрос с пристрастием - откуда спички? Мы по наивности сказали, что дала тётя... В конце концов нас отпустили и мы спрятались в подворотне. Когда милиционеры ушли, постепенно все "продавцы" вернулись на улицу. Причём, все они не стояли на одном месте, а изображали из себя прохожих.
Не сразу, но через некоторое время мы нашли "свою" женщину, всучили ей назад спички и сказали, что больше торговать не будем. Дома, конечно, мы ни о чём не рассказали.
А с Милочкой был такой случай. Её строго предупреждали, чтобы она ни у кого ничего не брала и ни с кем никуда не ходила, так как детей воровали на мясо. Действительно, нам пришлось быть очевидцами пирожков с человеческим мясом. Однажды, когда родители повезли нас на Золотой пляж, они купили у тётки, которая ходила по пляжу с корзиной домашних пирожков - пирожки. Мама разломила пирожок, а там был человеческий ноготь... Я не вру... Так вот, без спроса, конечно, Милочка пошла гулять не во двор, а на улицу. Особенно, интересно всегда было отираться на углу, около входа в магазин. Всегда можно было увидеть что-нибудь любопытное. К Милочке подошла какая-то тётя, сказала, что Милочка ей очень понравилась: - "Ах, какая красивая девочка! Пойдём со мной, я тебе конфетку дам"... Но родители, видно, хорошо поработали с Милочкой, потому что после этих слов тётки, Милочка устроила такую истерику, что тётка смылась, а Милочку привели домой какие-то чужие добрые люди. Они думали, что девочка потерялась. Потом, спасаясь от голода, удалось Милочку устроить на пятидневку в детский сад, а Боричка уехал в санаторий.
Когда мы с бабусей оставались вдвоём, а дома не было никаких продуктов, нашей пищей был только хлеб. Его давали по карточкам по 250 грамм на человека в день. Остальных продуктов даже по карточкам не выдавали - магазины были пустые. Я приносила половинку буханки или буханку хлеба, если его выдавали на два дня. Мы договаривались, что хлеб делим на двенадцать частей - по кусочку на утро, день и вечер. Свою порцию я съедала сразу. Через некоторое время бабуся отдавала мне свою маленькую порцию и говорила, что у неё нет аппетита. Верила я в это или нет, не помню, но её кусочек хлеба я брала. Это был кусок чёрного хлеба, шириной в большой палец руки, отрезанный целым куском от кирпичика. Я его брала и бежала на базарчик, который всегда тусовался на противоположном углу улицы. Я вставала в ряд торговок и протягивала кусок прохожим. Совсем скоро находились желающие и покупали у меня этот драгоценный кусок хлеба. На эти деньги я покупала здесь же на базарчике две конфеты - они были длинные, в виде цветной закрученной трубочки, завёрнутые в прозрачную бумажку. Вся прелесть заключалась в том, что хлеб съелся бы сразу, а конфеты можно было сосать долго.
Потом я бежала на вокзал. Если подниматься по лестнице, расположенной где-то сбоку вокзального здания, а не по центру, можно было попасть в зал ожидания для транзитных офицеров. В зале был экран и им часто показывали кино. Я, как и многие другие дети, предоставленные сами себе, пробирались в этот зал, садились вдоль темных стен на пол и смотрели фильмы.
На вокзальной лестнице, пролетом ниже этого зала, всегда стояла женщина с аптечным товаром, разложенным в ящике под стеклом. Ящик висел на ремне через плечо и ещё у него были откидные ножки, которые можно было легко сложить. Я у этой женщины всегда на оставшиеся деньги покупала пертусин. Он был дешёвый и сладкий - десять таблеток, завернутые столбиком в бумажку.
А бабуся в это время таяла с каждым днём. Она никогда не была полной, а теперь стала совсем похожа на скелет, обтянутый кожей. А в один из этих голодных дней она просто перестала вставать с кровати. Где-то в это время приехала мама. Вызвали врача. Он сказал, что помочь уже ничем не может, т.к. у бабуси - дистрофия и жить ей осталось недолго. Бабусе сказали, что врач поставил диагноз - атеросклероз.
Вернулись домой Боричка и Мила. Папе удалось прислать из Москвы посылку. В ней оказалась, кроме каких-то продуктов, большая буханка белого хлеба. Она мне запомнилась большой - большой, белой - белой, с коричневой сверху корочкой и, наверное, очень вкусной.
А ещё один раз нам дали американскую посылку. В ней была длинная железная банка с беконом. Это были узкие кусочки шпика, который просто таял во рту. В посылке было много чего вкусного и в первый раз мы попробовали жвачку. Она была в виде белых подушечек, похожих на конфеты. Были в посылке пакетики: с яичным желтком в виде порошка, с сухим молоком и что-то ещё...
Всем на удивление бабуся не умерла. И, по обыкновению, через силу стала потихоньку вставать...
Недалеко от нашего дома, в конце улицы Саксаганского был "Евбаз" - большой базар - привоз. Перед базаром была большая площадь, на которой всегда стояло много машин и лошадей с подводами. Теперь на этом месте - метро...
Но мы любили ходить не на этот базар, а на базар, располагавшийся на Вокзальной улице. Ниже улицы Саксаганского, начинаясь от моста, вдоль железнодорожных путей протянулась улица Гайдара. Чтобы попасть на неё, мы пробегали квартал по своей улице, затем сворачивали за угол, сбегали под горку и уже пройдя немного по улице Гайдара, попадали на небольшой, но очень уютный рынок. Там, в основном, торговали приезжающие с пригородными поездами крестьянки. Здесь много было всего вкусного. Помню, как подойдя к ряду, на котором горками были насыпаны на столах семечки, я двумя пальчиками брала одну семечку, а ладошкой зачерпывала горсточку и с невинными глазами спрашивала - "А почём семечки?"... Горсточка из кулачка высыпалась в кармашек платья. Пробежишься так вдоль всего ряда, смотришь - в кармане семечек прибавилось. Наверное, таких как я, было много. Мы были похожи на воробьев, которые стайками налетали на те же семечки. Но от воробьев торговки отмахивались, а нас они не замечали. Может быть, просто жалели?
У нас дома редко водилась картошка. Но, если она бывала, чистили её тоненькими полосками. Шкурки не выбрасывали, а копили. Они высыхали и поэтому накопить их было трудно и долго. Но, когда набиралось маленькое ведёрочко таких очисток, то или я или Боря бежали на этот рынок. Не в рядах, а прямо на земле располагался ряд продавцов жмыхом. Они же покупали картофельные очистки для скота. Взяв наше ведёрочко, такая торговка долго перебирала наши очистки, уж больно они были тощими. Потом долго рассматривала нас, а потом высыпала очистки в свой мешок, а нам давала кусок жмыха. Мы не уходили, молча смотря на неё. Она начинала ворчать, потом что-то шептать, но в итоге добавляла нам ещё кусочек. Жмых был желто-коричневого цвета, жёсткий. В нём было больше шелухи от семечек, чем чего-то съестного. Но это было так вкусно. Разделив жмых поровну, мы долго его грызли, сосали, мусолили, остатки прятали в карманы, а потом, не выдержав, опять грызли. Ведь это было не просто лакомство, но и еда...
ВСПОМИНАЕТ ИРАИДА
1947 год
В 1947 году голод был ещё хлеще. Но мы в это время уже переезжали в Москву.
Больше всего мне в душу с детства запали Киевские каштаны. Они растут везде - вдоль всех тротуаров. Огромные, с широкими резными листьями, а весной с душистыми свечками - цветами. А осенью под ногами везде валяются каштаны - в зелёных колючих скорлупках, как грецкие орехи. Мы их набирали, чистили, сушили, а потом играли с ними. Всю жизнь я мечтала вырастить каштан на даче или около дома, в Москве. Мне лично это сделать не удалось, но мечта моя исполнилась.
Однажды весной, в школьном дворе, который находится около нашего дома на улице Бестужевых, проходил субботник. Школьники под руководством взрослых посадили по всему периметру школы каштаны. Они прижились. Сейчас это уже огромные деревья и на них, также как и в Киеве, каждую весну в небо глядятся белые свечки душистых цветов...