Слова В.И.Ленина о том, что «декабристы разбудили Герцена», абсолютно верны! Но почему же Ленин не подумал ещё и над вопросом: а кто же разбудил самих декабристов? Вероятно, это произошло из-за недостатка информации. Однако когда и современные историки не задаются таким вопросом, то и тут их вина частичная, поскольку они не получают помощь от профессиональных пушкинистов, неспособных в достаточной степени разгадать политические намёки Пушкина, этого замечательного историка и «умнейшего человека в России». А именно Пушкин и заставил меня впервые задуматься о провокации как причине бесполезного и бесперспективного выхода декабристов на Сенатскую площадь 14 декабря 1825-го года.
Ну, а поскольку библейское «Что есть, то было…» никто не отменял, то и в наше время, а точнее, ровно 25 лет назад, мы, столкнувшись с таким же странным «путчем ГКЧП», до конца не можем понять его причин. Правда, когда по телевизору говорят, что ещё 21 марта 1991-го года Горбачёв сам же и образовал ГКЧП, выдал ему печать и перед «путчем» сказал его членам «делайте, что хотите» (а чтобы те не затягивали с выступлением, ещё и назначил точную дату подписания явно неприемлемого для них Союзного договора!), то уверенность в наличии провокации у нас, конечно, окрепнет. И мы по-другому задумаемся над словами бывшего председателя Верховного Совета СССР Анатолия Лукьянова о том, как он во время «путча» предлагал Горбачёву срочно собрать депутатов, а тот, к удивлению Лукьянова, от помощи отказался.
Ну, а при внимательном анализе вполне можно увидеть, что действия Горбачёва и Ельцина как бы дополняли друг друга, несмотря на изображаемую ими «борьбу» между собой. А ведь я тогда не поверил словам Владимира Жириновского: «Да никакой борьбы между ними нет, всё это одна кремлёвская шайка-лейка!» Но, как показало время, Жириновский оказался прав. А актёрские способности Горбачёва Анатолий Лукьянов, позднее вспоминая 1991-й год, всё же вынужден был признать. И когда журналист Александр Политковский в своей телепрограмме однажды обозначил тему «Гэкачеписты – декабристы наших дней?», то я искренне готов был пожать его честную руку. Хотя, конечно, и время, и место, и многое другое в обоих путчах разные, но схема их провокации одна и та же: неготовые «мятежники», о чём высший правитель прекрасно знает, выманиваются на публику, «засвечиваются», после чего их всех арестовывают!
Надеваю очки и смотрю как помимо заговора декабристов против власти существовал и тайный заговор царской семьи против декабристов! А теперь конкретно.
Для правильного понимания сути вещей нужна внимательность, внимательность и ещё раз внимательность. Так, я не могу согласиться с В.И.Басковым, когда он пишет следующее: «Ещё ранним утром 12 декабря из доклада генерала Дибича, основанного на доносах предателей, Николай I узнал имена большинства заговорщиков. Но тогда он ничего не мог предпринять: он ещё не был императором» (1). И вот мои вопросы к Баскову:
1. Почему Николай Павлович не мог считать себя императором, если подписанный им 13 декабря манифест о восшествии на престол он датировал именно 12-м декабря, считая при этом днём своего восшествия на престол 19 ноября 1825 года?
2. Почему вы пишете «ничего не мог предпринять», если всего через страницу говорите о нём же: «И ещё накануне событий на Сенатской площади 13 декабря 1825 года арестовал Пестеля, то есть, по существу, обезглавил Южное тайное общество» (2)?
3. Если в описываемый вами момент Николай Павлович ещё не император, то почему же вы называете его не «Великим князем Николаем Павловичем», а под именем царя, т.е. - Николая I?
4. Если вы скажете, что речь в данном случае идёт о личном самоощущении Николая Павловича, то тогда почему же он не постеснялся вскрыть и прочитать секретное донесение из Таганрога (а, по-вашему - «доклад генерала Дибича») с надписью на пакете «императору», хотя его брат Константин, тоже опираясь на собственное самоощущение, все доставляемые ему письма со словом «императору» или выбрасывал, или же отправлял обратно, не вскрывая?
5. Почему Николай I, зная «имена большинства заговорщиков» (а это так!), позднее в своём дневнике утаил знание им некоторых из тех, кто был указан в полученном им 12-го декабря докладе Дибича?
А ведь ответ на последний вопрос позволил бы Баскову совсем по-другому понять то, что он написал в своём следующем предложении: «Доносы предателей… оставались лежать до поры до времени без движения».
Не дал ответ на этот вопрос и историк Леонид Выскочков, хотя прекрасно уже и то, что он обратил внимание на ту ложь, которую написал Николай I в своём дневнике. Вот слова Выскочкова: «Начальник Главного штаба сообщал о раскрытии на Юге обширного заговора со связями в столице. Как отметил в дневнике Николай Павлович, «из петербургских заговорщиков по справке никого не оказалось налицо: все были в отпуску». Но это была не вся правда. В донесении И.И.Дибича упоминались «гвардейский офицер Бестужев, служивший прежде во флоте, некто Рылеев (вероятно, секундант покойного поручика Чернова на дуэли с флигель-адъютантом Новосильцевым)…». Мог ли Николай Павлович с его феноменальной памятью на лица и имена не знать этих людей? Именно штабс-капитан М.А.Бестужев, переведённый в лейб-гвардии Московский полк в марте 1822 года, стоял начальником караула в ночь с 11 на 12 декабря, когда и был получен этот пакет. Мог ли не знать он К.Ф.Рылеева, отставного артиллерии подпоручика, с 1824 года правителя канцелярии Российско-американской компании, известного литератора и издателя, а также участника нашумевшей истории с дуэлью 10 сентября 1825 года? Даже если предположить невероятное, что Николай Павлович не вспомнил их, то навести справки было не столь сложно. Тогда же Николай Павлович сообщил об этом письме трём лицам: военному губернатору М.А.Милорадовичу, главноуправляющему почтовым департаментом и своему человеку при дворе князю А.Н.Голицыну, а также своему личному другу генерал-адъютанту, командиру гвардейской кирасирской дивизией А.Х.Бенкендорфу. На совещании утром было решено узнать имена заговорщиков и приступить к арестам. Но, как известно, М.А Милорадович, у которого потом в записной книжке нашли имена и адреса многих из них, не предпринял никаких шагов» (3).
Отдельно выделю: «не предпринял никаких шагов»! Ну, а тем, кто поспешит обвинить Милорадовича в халатности, небрежности и т.д., я сразу же укажу, что не только он, но и НИКТО не предпринял никаких шагов! И, что особо примечательно, Николай I никого за подобное преступное бездействие не наказал!
Но в тот же день произошло ещё одно, не менее интересное событие. Вот как об этом пишет Леонид Выскочков: «В напряжённый день 12 декабря Николай Павлович получил дополнительную информацию к размышлению. Около девяти часов вечера к нему пришёл подпоручик лейб-гвардии Егерского полка, исполнявший должность старшего адъютанта командования гвардейской пехоты, член Северного общества Я.И Ростовцев с пакетом от К.И.Бистрома. На самом деле в пакете лежало известное письмо самого Я.И.Ростовцева с предупреждением о заговоре. В своём письме Я.И.Ростовцев писал: «В народе и войске распространился уже слух, что Константин Павлович уже отказывается от престола. Следуя редко влечению Вашего доброго сердца, излишне доверяя льстецам и наушникам, Вы весьма многих против себя раздражили. Для Вашей собственной славы погодите царствовать. Против Вас должно таиться возмущение; оно вспыхнет при новой присяге, и, быть может, это зарево осветит конечную гибель России» (4).
Дальнейшие события показали, что подпоручик Ростовцев был абсолютно прав, говоря о присяге как основном поводе к восстанию, ведь именно на незаконность и неуместность новой присяги и напирали декабристы, призывая солдат идти вместе с ними на Сенатскую площадь бороться «за Константина». И это вполне понятно, т.к. проводить обстоятельную агитацию и пропаганду среди солдат по вопросам свержения или ограничения самодержавия, или же по другим программным целям у них просто не было времени. Да и многое в этой пропаганде могло быть тогда весьма сложным для восприятия неграмотных солдат. А вот «за Константина» - это и просто, и понятно!
Да и совет подпоручика «погодите царствовать» очень разумен, поскольку без новой присяги и объявления о восшествии Николая на престол повода для возмущения войск не будет, восстание отложат, а за это время власти и выловят всех зачинщиков. А без них какое восстание? Как там, у Владимира Высоцкого, «мы не сделали скандала, нам вождя недоставало». И всё это могло пройти тихо, спокойно и, главное, - без всякого кровопролития.
Но Николай Павлович, как известно, сделал всё совершенно наоборот: и присягу объявил, и манифест о восшествии на престол принял! И (внимание!) вполне логично (жаль только, что эту логику не видят!) по сравнению со своими предыдущими действиями, когда, имея списки заговорщиков, он не стал арестовывать в столице даже их вождей. Результат, понятно, не заставил себя ждать и… восстание декабристов началось!
Ну, а то, что декабристы были «разбужены», а точнее, спровоцированы на своё выступление именно Николаем Павловичем, я думаю, вы, дорогие читатели, уже догадались. И мне жаль, что главное слово «ПРОВОКАЦИЯ» и отсутствует до сих пор у историков при объяснении ими причин восстания 14 декабря 1825 года!
Мне очень не нравится, что академик М.В.Нечкина, много лет занимавшаяся декабристами, никак не комментирует ту невообразимую радость Николая I, которую она описывает так: «Замечательно одно место следственного дела Михаила Орлова. Даже под арестом, во время допросов, прорвалась у него внезапно мысль о том, что восстание могло бы победить при других обстоятельствах. На вопрос, почему он не выдал заговорщиков, хотя знал об их планах и даже в самое последнее время, Михаил Орлов ответил: «Теперь легко сказать: «Должно было донести», ибо всё известно и преступление совершилось. Но тогда не позволительно ли мне было, по крайней мере, отложить на некоторое время донесение. Но, к нещастию их, обстоятельства созрели прежде их замыслов и вот отчего они пропали». Набранные курсивом слова Николай I дважды подчеркнул, а над словами «Но, к нещастию» поставил одиннадцать восклицательных знаков, причём справа, на полях около этого места поставил ещё один, дополнительный – двенадцатый – восклицательный знак огромного размера» (5).
Нам же восторг императора, стараниями которого «обстоятельства созрели прежде замыслов» декабристов, вполне понятен: ведь это он, Николай, «нещастье» своих врагов! И пусть навеки они об этом помнят!
Но давайте посмотрим, что же помнили декабристы в своих мемуарах.
Князь Сергей Трубецкой:
- «Столица государства представляла тогда странное явление. Был названный государь, но не было действительного, и никто не знал наверное, кто им будет». (6).
- «Как легко было вел. кн. заставить Сенат исполнить всякую его волю…» (7). (Это, кстати, к словам В.И.Баскова «не мог»!).
- о Северном обществе: «…обществу оставалось действовать собственными силами. Оно чувствовало себя слишком слабым для того. Столица, где должно было всё решиться, заключала в себе небольшое число членов. Прочие были рассеяны по всему пространству обширнейшей Российской империи. Некоторые были за границей (Тургенев, Бибиков, Перовский). Несмотря на то, обстоятельства показались такими благоприятными, что оно решилось испытать свои силы…» (8).
- «Никакой другой случай не мог быть благоприятнее для приведения в исполнение намерения тайного общества…» (9).
- «Сколько человек ни бывает привязан к жизни, но он готов рисковать ею за всякую безделицу… Но во всех почти случаях… есть какая-нибудь надежда на счастливый случай» (10).
- Николай «со своей стороны от приверженцев своих был предварён о расположении гвардии и о существовании тайного общества, намеревавшегося воспользоваться этим расположением» (11).
- «причины, побудившие их воспользоваться предстоящим случаем, были следующие: 1. В России никогда не бывало примера, чтобы законный наследник престола добровольно от него отказывался, и должно было полагать, что с трудом поверят такому отказу. 2. Молодых великих князей не любили, особенно военные… 3. Во всех домах, принадлежащих к знатному обществу столицы, изъявлялось негодование на странное положение, в котором находилось государство» (12).
- «Солдаты между тем, стерёгшие нас, уверяли, что всё хорошо кончится для нас, что в бывшем 14 декабря происшествии сам император с главными лицами виноват, и ему нельзя нас наказывать» (13).
«Меня осудили за цареубийство. Я готов был спросить: какого царя я убил или хотел убить?» (14).
Барон А.Е.Розен:
«могу сказать утвердительно, что с обнародованием завещания 27 ноября все присягнули бы беспрекословно Николаю Павловичу. По крайней мере, восстание не имело бы предлогом вторичную присягу, при коей одна клятва нарушала другую клятву и обнаружила незаконность первой» (15).
- «По окончании обедни подошёл ко мне Оболенский и сказал: «Надо же положить конец этому невыносимому междуцарствию» (16).
- «Принятые меры к восстанию были неточны и неопределительны…» (17).
- «14 декабря до рассвета собрались все офицеры у полкового командира генерала Воропанова, который, поздравив нас с новым императором, прочёл письмо и завещание Александра, отречение Константина и манифест Николая. В присутствии всех офицеров я выступил вперёд и объявил генералу, что если все им читанные письма и бумаги верны с подлинниками, в чём не имею никакой причины сомневаться, то почему 27 ноября не дали нам прямо присягнуть Николаю? Генерал в замешательстве ответил мне: «Вы не так рассуждаете, о том думали и рассуждали люди поопытнее и постарше вас…» (18).
- о восстании: «Было в полном смысле безначалие – все командовали, все чего-то ожидали и в ожидании дружно отбивали атаки…» (19).
- «27 ноября была сделана ошибка; но в десятых числах декабря, когда не оставалось никакого сомнения в чистосердечном отречении Константина от престола, когда Николаю известны были имена главных заговорщиков в Петербурге, то становится непостижимым, почему не предпринимал он никаких предупредительных мер? Дело выказалось и было очень просто; следовало арестовать Рылеева, Оболенского, Бестужевых, много что десять человек, и не было бы кровопролития 14 декабря, а там уже нетрудно было справиться поодиночке с отдельными членами тайных обществ. Ошибка важная со стороны государя…» (20).
- о Николае: «… он знал о существовании тайного общества, о цели его: он имел именной список большей части членов общества. О том знали и гр.Милорадович и много приближённых… Какие же меры были приняты к уничтожению предстоящих опасностей заговора или грозившего восстания?! Решительно никакие. Во всём выказывалось колебание, недоумение, всё предоставлено было случаю: между тем как, по верным данным, следовало только арестовать Рылеева, Бестужевых, Оболенского и ещё двух или трёх декабристов – и не было бы 14 декабря. Но у страха глаза велики - в виду были отношения семейные» (21).
Наиболее же догадливыми, как мы видим, оказались простые солдаты из охраны, слова которых хочу выделить особо: «Сам император виноват»!
Хотя по поводу «сам» всё же нужно некоторое уточнение: только ли сам? А когда барон Розен говорит о двух «ошибках» Николая Павловича, то сразу же так и напрашивается вопрос: а не много ли этих «ошибок» и где их истоки? Тот же Сергей Трубецкой повторяет неоднократно слово «странно», когда пишет о междуцарствии, после чего вспоминаются следующие слова Анри Труайя: «Графиня Нессельроде сообщает своему брату Гурьеву о двух братьях, которые перебрасываются короной, как мячом» (22). Но вот откуда истоки этой комедии, устроенной братьями Романовыми? Отвечаю: а от их старшего брата, которого Пушкин метко назвал «властитель слабый и лукавый».
А теперь факты:
1. «Первый декабрист» Владимир Федосеевич Раевский был арестован ещё 6 февраля 1822-го года в Кишинёве, однако он никого не выдал, и только после восстания декабристов следствию удалось собрать достаточный материал для направления его дела в суд.
2. О планах заговорщиков воспользоваться для своего выступления моментом смены власти в России (т.е. при «междуцарствии») Александру I было известно. Ещё в 1816 году «Союз спасения», первая тайная организация декабристов, считал удобнее всего «принудить» царское правительство согласиться на представительное правление именно в момент смены императоров на престоле.
3. В течение многих лет ему же было известно и о наличии тайных обществ в России, за которыми велось агентурное наблюдение.
4. Списки заговорщиков и у Александра I, и у Николая Павловича были, в связи с чем восстание вполне могло быть предотвращено для чего, по словам А.Е.Розена, «следовало только арестовать Рылеева, Бестужевых, Оболенского и ещё двух или трёх декабристов – и не было бы 14 декабря». Но этого не сделали, а в своём дневнике Николай I постарался утаить факт знания им заговорщиков, находившихся в Петербурге перед восстанием. Однако их имена сохранились и в докладе Дибича, и в записной книжке погибшего Милорадовича.
5. Документы о передаче престола, составленные Александром I, заведомо содержали в себе возможность путаницы и связанной с ней «невыносимой» для заговорщиков затяжки времени.
По поводу последнего приведу слова Выскочкова: «Когда Александр I подготовил документы о передаче престола Николаю Павловичу, князь А.Н.Голицын обратил его внимание на «неудобство», которое может возникнуть, «когда акты, изменяющие порядок престолонаследия, остаются на столь долгое время не обнародованными и какая может родиться от этого опасность в случае внезапного несчастия». Император после минутного молчания показал на небо и тихо сказал: «Будем же полагаться в этом на Господа. Он лучшим образом сумеет всё устроить, нежели мы, слабые смертные». Действительно, старший брат просчитал всё, кроме неожиданной смерти в Таганроге» (23).
Но я абсолютно не согласен с последним (т.е. со словами о смерти), поскольку Выскочков сам же противоречит себе на предыдущей странице: «Секретные пакеты, запечатанные печатью императора, с манифестом Александра I о передаче права наследования престола от Константина к Николаю Павловичу имели собственноручную надпись Александра I: «Хранить в Государственном совете (аналогично – в Успенском соборе, Сенате, Синоде. – Л.В.) до моего востребования, а в случае моей кончины раскрыть, прежде всякого другого действия, в чрезвычайном собрании». Подчёркиваю: «в случае моей кончины»! Т.е. и возможность смерти Александром I была учтена.
Да и странно, если было бы иначе: ведь Александр I на момент подписания документов о передаче престола подошёл уже к 46 годам, т.е. к возрасту, при котором был убит его отец. Кроме того, его дед, Пётр III, умер в ещё более раннем возрасте. Так, почему же и ему в его 46 лет не подумать о смерти, если ни его отец, ни дед долее этого возраста не жили? И почему бы ему и не подумать о плане решительного вскрытия нарыва в виде тайных обществ, в борьбе с которыми особой эффективности у него пока не получалось: ни арест В.Ф.Раевского, ни увольнение со службы полковника А.Ф.Бриггена и генерала М.А.Фонвизина, ни ссылка полковника П.Х.Граббе, ни отставка И.Д.Якушкина, И.А.Фонвизина и Михаила Муравьёва, ни отстранение от командования дивизией генерала Михаила Орлова полностью проблему так и не решили.
Кроме того, нельзя недооценивать лукавый ум Александра I, запланировавшего на будущее провокацию «решающего момента» для восстания декабристов. И нельзя, говоря о завещании престола брату Николаю, ограничиваться словами: «Имея привычку окружать тайной все важнейшие государственные дела, Александр засекретил и это своё распоряжение» (24). Привычка привычкой, но всё равно нужно искать, как бы это ни было трудно, подлинный смысл такого засекречивания. И когда В.И.Ленин пишет, что «декабристы разбудили Герцена», то я не могу не добавить: «А их самих разбудили братья Романовы, устроившие им ловушку в виде «невыносимого междуцарствия»!
Я могу согласиться с В.Г.Тюкавкиным, что «В России не было в это время всех признаков революционной ситуации… Не было резкого обострения («выше обычного», по формулировке В.И.Ленина) нужды и бедствий народа, а главное не было значительного повышения активности масс» (25), но лишь с уточнением, что не было НИКАКИХ признаков революционной ситуации, хотя и была некоторая напряжённость, связанная с «аракчеевщиной» и с отказом Александра I от прогрессивных преобразований начала его царствования. И уж совсем не соглашусь со словами Тюкавкина: «Налицо был определённый «кризис верхов», но в весьма своеобразной и кратковременной форме междуцарствия» (там же), поскольку налицо фактически был не «кризис верхов», а ИМИТАЦИЯ этого кризиса братьями Романовыми, которые давным-давно (со слов Николая I, «по-семейному»!) решили меж собой вопрос о престолонаследии.
А с целью вскрытия давно созревавшего, но всё ещё не созревшего нарыва в виде тайных обществ, Александром I и был в противовес заговору декабристов («любое действие рождает противодействие») составлен такой же тайный, но более просчитанный и конспиративный заговор царской семьи. (Кстати, об ускорении созревания нарывов: как-то у меня заболело ухо, которое я решил погреть рефлектором, забыв при этом, что в этой же стороне у меня побаливает зуб. Последствия были катастрофические: половина лица распухла от громадного флюса! Врач, к которому я прибежал со своей распухшей физиономией, посмеялся и сказал, что нельзя было лечить сразу две болезни, поскольку именно нагрев и вызвал резкое увеличение флюса).
И понятно, что те «ошибки» Николая Павловича, о которых говорит барон Розен, вовсе даже и не ошибки, а целенаправленные действия в соответствии с планом царской семьи. И глядя на это, я, слушая, как нынешние историки объясняют причины развала СССР «ошибками» Михаила Горбачёва, вспоминаю выражение: «один раз – это случайность, два - совпадение, а три – уже система». «Ошибки» же Горбачёва, как и «ошибки» Николая I, требуют тщательного анализа, поскольку и в тех, и в других, просматривается система, свидетельствующая об их намеренности.
Кстати, о Горбачёве. Вот я вижу по телевизору престарелого Горбачёва, вдохновенно, но с каким-то гниловатым подтекстом, рассказывающего как его отец пришёл с войны и, увидев его, оборванного мальчишку, сказал: «Довоевались!» А, правда, зачем было воевать и рисковать жизнью, если сын так плохо одет? Сдались бы сразу и Гитлер, может быть, и позаботился о бедном Мишеньке. Ведь о массовой гибели детей и их родителей в немецких концлагерях, вероятно, говорят, неправду?
Однако вернёмся к царям прежнего времени и отметим такой весьма примечательный факт, что, оказывается, отнюдь не американцы были первооткрывателями искусственных «оранжевых революций» или насаждаемых ими «революционных ситуаций», а задолго до них - наш «лукавый властитель» Александр I со своими младшими братьями Константином и Николаем! Вот где, я думаю, хороший сюжетный простор для литераторов и историков, поскольку интрига для описаний ещё та! И, кстати, давно пора, развеять миф о том, что из-за хитрости Александра I в Петропавловском соборе в Петербурге в его гробу лежит труп другого человека (якобы похожего на него фельдъегеря Маслова), а он сам после имитации в Таганроге своей смерти оказался потом в Сибири под именем старца Фёдора Кузьмича. Ведь если смогли в наше время сделать генетическую экспертизу останков Николая II, то почему бы не сделать это же и в отношении Александра I? Тем более что тут даже и вскрывать могилу не требуется, а достаточно всего лишь взять хранящиеся в Таганроге с 1825 года заспиртованные внутренности Александра I, оставшиеся после бальзамирования его тела.
Трудности распознания замысла видных исторических лиц имеются и у зарубежных историков. Давайте-ка, для примера, посмотрим, что пишет об Александре I, член Французской академии Анри Труайя: «В августе 1823 года он просит митрополита Московского Филарета составить торжественный манифест, принимающий отказ Константина от права на власть и признающий Николая наследником престола. Самым простым было бы тут же объявить об этом стране и миру. Но Александр не сторонник чётких решений. Предпочитает туманность. Вероятно, он также хочет сохранить за собой возможность изменить содержание документа, если того потребуют обстоятельства. Пока лучше, чтобы эти распоряжения оставались в тайне, думает он. … Как бы ни готовил Александр обстоятельства своего «ухода со сцены», у него бывает порой желание реализовать дорогие сердцу планы. … Он угадывает вокруг кипение пагубных идей. Образованная молодёжь говорит о свободе на французский манер. Даже армия ненадёжна. … император спрашивает себя, сможет ли брат Николай, грубый и лишённый всякого опыта, справиться с глухим недовольством, которое назревает в России. Безусловно, у великого князя есть хватка. Но умён ли он?» (26).
Сомнения Александра I в уме Николая Павловича, конечно же, справедливы, и Труайя прав, когда пишет о них. Но он почему-то не задумывается над тем, что при таких сомнениях вполне естественно было бы со стороны Александра практически помочь родному брату и подсказать ему как лучше «реализовать дорогие сердцу планы». Ведь совсем не зря Николай I уже 20 декабря 1825 года уверенно говорил иностранным дипломатам: «Замышлялся этот заговор уже давно, покойный император знал о нём и относил его к 1815 году, когда несколько революционеров… стали мечтать о реформах и подготавливать обширную конспирацию. Мой брат Александр, оказывавший мне полное доверие, - часто говорил мне об этом… Большое счастье для России, да, полагаю, и для всей Европы, что этот мятеж вспыхнул теперь» (27).
Итак, подчеркну ещё раз: «покойный император знал» о заговоре, «часто говорил» о нём Николаю Павловичу, который в свою очередь весьма обрадовался и за Россию, и даже за всю Европу, что «этот мятеж вспыхнул теперь». И вовсе не потребовалось хоть и не очень умному, но обладавшему хорошими актёрскими способностями Николаю Павловичу особенно много думать, когда он, получив известие о смерти Александра I, чуть не бегом бросился присягать Константину, намеренно (и вполне артистично!) создавая при этом коллизию со вступлением на престол. Ведь то, о чём не мог додуматься Николай, давно за него продумал его старший венценосный брат. Тем более что и времени-то у него на это было много: передал управление страной Аракчееву, этому своего рода «козлу отпущения», и свободен. И никаких проблем. Кроме здоровья, конечно.
О том, что «династический водевиль» мог разыгрываться братьями Романовыми сознательно, говорит и запись в дневнике секретаря их матери Г.И.Вилламова о Марии Фёдоровне: «После обыкновенного предисловия о необходимости сохранить тайну объяснила мне, что Константин ещё 26 ноября прислал акт, которым подтверждает отречение от престола; акт этот был доставлен Михаилом, но его хранили в тайне, чтобы дать Константину время узнать, что присяга принесена…» (28). И вот вместо того, чтобы тщательно проверить эти удивительные слова Вилламова, Выскочков пишет: «На самом деле первое письмо Константина Михаил Павлович привёз 3 декабря, а гневные письма после получения сообщения о присяге достигли столицы 7 декабря» (29). А где же ответы на вопросы:
1. не был ли Михаил в Варшаве в конце ноября 1825-го года?
2. Если нет, то не мог ли кто-нибудь другой доставить оттуда акт отречения от престола?
3. Что именно было в письме Константина, привезённом 3 декабря?
4. Почему так неубедительны доводы о необходимости сохранения акта Константина в тайне?
5. Куда вообще делся этот акт?
Но, правда, хорошо, что Выскочков хотя бы написал о Вилламове следующее: «Любопытно и откровенное мнение Г.И.Вилламова о младших великих князьях. Оказывается, вновь посланный из Петербурга в Варшаву Михаил Павлович застрял на станции Ненналь в ожидании «Бог знает чего» (30). Отлично! Ещё один факт, свидетельствующий о намеренном затягивании братьями Романовыми времени «междуцарствия».
«Затяжка междуцарствия придавала ему действительное значение кризиса государственной власти, попавшей в параличное состояние», - ошибочно пишет историк А.Е.Пресняков. А ведь перед этими словами он точно сказал о следующем: «Династический водевиль разрастался в дворцовую мелодраму» (31). Сказал и не понял, что спектакль братьев Романовых, назови его хоть водевиль, хоть мелодрама, но сыгран был ими весьма убедительно, что и позволило создать видимость «кризиса государственной власти», который фактически отсутствовал.
Коротко хочу остановиться и на роли в «спектакле междуцарствия» матери Николая Павловича – Марии Фёдоровне. Так, приведя слова историка М.М.Сафонова о том, что смерть Александра I дала Марии Фёдоровне некий шанс для вступления на престол и что «В числе сторонников вдовы Павла был военный генерал-губернатор Петербурга М.А.Милорадович, которому в эти дни, по-видимому, уже мерещилась будущая роль Орлова, Потёмкина или Платона Зубова», Леонид Выскочков справедливо пишет, что «роль Милорадовича в событиях тех дней не совсем ясна, но, во всяком случае, она не была решающей; казалось, он выступал персонажем в трагикомическом фарсе, исход которого был уже предугадан Николаем Павловичем… Не все генералы были посвящены в тонкую игру М.А.Милорадовича в пользу Марии Фёдоровны, которая, казалось, специально запутывала ситуацию» (32).
Конечно, «запутывала ситуацию»! Но разве в пользу Марии Фёдоровны, а не по сценарию «междуцарствия», чётко и последовательно проводимому в жизнь Николаем? В т.ч. и с использованием Милорадовича. Печально только то, что это намеренное «запутывание ситуации» до сих пор непонятно таким, как М.М.Сафонов, не видящим следующее:
1. Что муж Марии Фёдоровны, Павел I, наученный от своей матери Екатерины II горьким опытом отстранения от законной царской власти, совсем не зря ещё 5 апреля 1797 года принял указ о дальнейшем престолонаследии в России только по мужской линии.
2. Что никаких притязаний на трон Мария Фёдоровна сразу после убийства её мужа Павла I не делала, прекрасно понимая и незаконность этого, и возможность погибнуть на этом троне, как и её муж.
3. Что пример Александра, старшего сына Марии Фёдоровны, знавшего о подготавливаемом убийстве отца и воспринявшего это достаточно спокойно, мог бы подвигнуть на подобное и в отношении неё как находящейся на троне всех трёх её сыновей, законных наследников престола, за которыми ей уследить было бы весьма непросто.
4. Что уже одно незаконное вступление на престол женской особы могло бы быть основанием и для свержения с него. И при этом - необязательно сыновьями Марии Фёдоровны, но и какими-нибудь самозванцами, которых в России всегда хватало.
5. Что по своему характеру и своим волевым качествам Мария Фёдоровна гораздо слабее всё той же Екатерины II, не побоявшейся расправиться с нелюбимым мужем, занять его место на царском престоле, а затем внимательно контролировать поведение своего единственного сына Павла, принимая все меры к недопущению со стороны него каких-либо попыток стать царём.
6. Что каким бы Орловым или Потёмкиным, по мнению Сафонова, не воображал бы себя Милорадович, но уж не видеть очевидное, т.е. то, что Мария Фёдоровна – это далеко не Екатерина II, он никак не мог. А считать его глупцом, поставившим, так сказать, «не на ту лошадь», я бы никогда не рискнул.
7. Что никаких доказательств того, что некие близкие к Марии Фёдоровне лица планировали возвести её на трон для дальнейшего использования в качестве марионетки, нет. И т.д., и т.п.
Так что версия о стремлении Марии Фёдоровны захватить власть - это ловушка для невнимательных историков, которая, правда, изначально создавалась отнюдь не для них, а для общественности тогдашнего Петербурга (в т.ч. и для декабристов) с целью имитации «борьбы за власть» в семье Романовых в период т.н. «междуцарствия».
Однако причём же здесь Пушкин и почему именно его намёки привели нас к понятию «провокация восстания»? Об этом читайте в следующей главе.
Примечания.
1. В.И.Басков «Суд коронованного палача», М., «Советская Россия», 1980, стр.29.
2. Там же, стр.31.
3. Л.Выскочков, «Николай I», 2003, М., «Молодая гвардия», ЖЗЛ, стр.91-92.
4. Там же, стр.93-94.
5. М.В.Нечкина «Декабристы», М., «Наука», стр.131.
6. «Мемуары декабристов», М, «Правда», 1988, стр.37.
7. Там же, стр.39.
8. Там же, стр.40.
9. Там же, стр.42.
10. Там же, стр.41.
11. Там же, стр.47.
12. Там же, стр.42.
13. Там же, стр.70-71.
14. Там же, стр.72.
15. Там же, стр.82.
16. Там же, стр.83.
17. Там же, стр.85.
18. Там же, стр.86.
19. Там же, стр.90.
20. Там же, стр.99-100.
21. Там же, стр.83.
22. А.Труайя «Николай I», М, «Эксмо», 2005, стр.43-44.
23. Л.Выскочков, «Николай I», 2003, М., «Молодая гвардия», ЖЗЛ, стр.80.
24. «История России», учебник, стр.149.
25. «России верные сыны», М., «Молодая гвардия», 1988, стр.21.
26. А.Труайя «Николай I», Эксмо, 2005, стр.36-37.
27. Л.Выскочков, «Николай I», 2003, М., «Молодая гвардия», ЖЗЛ, стр.124.
28. Там же, стр.92.
29. Там же.
30. Там же, стр.92-93.
31. Там же, стр.88.
32. Там же, стр.86.