Река

Часть первая
Степановна
Стоял погожий осенний день. Один из тех дней, когда хочется последний раз понежиться на солнышке в предчувствии приближающейся зимы. На берегу Волги, на небольшой самодельной лавочке, сидела пожилая женщина и задумчиво смотрела на пустынную поверхность воды, противоположный берег, на изредка набегающие волны.
Как изменилась Волга, подумала она, а ведь когда-то, казалось бы совсем недавно, в дни ее детства и молодости, по ней пыхтя от напряжения, буксиры тащили огромные плоты, шлепая плицами, торопились маленькие и большие пароходы, наполненные пассажирами. Волга в то время намного была уже, и ее воды текли, беспрестанно намывая песчаные косы и отмели. В детстве, еще перед войной, она вместе с подружками по пологой промоине сбегала на теплый берег реки. Здесь, на длинной прибрежной косе, они сбрасывали с себя немудреную одежонку, и с разбегу, бросались в теплые воды реки. Какое веселое и беззаботное было то время. Отец работал в лесничестве, мать в колхозе. Сестра Даша училась уже в четвертом классе и как и все ребята наравне со взрослыми работала так же на колхозных полях. Валя же, предоставленная сама себе, управлялась с немудреным домашним хозяйством. Да и трудно ли было ей принести курам воды, подбросить им зерна, да проверить их гнезда, сложить яйца в решето и принести их домой.
Из выловленных в Волге бревен, оторвавшихся от плотов, спиленных в лесу сухостойных сосен, отец в свое время срубил небольшой, в три окна на улицу, да в два – во двор, домик. В этом доме родились сестры – старшая Даша, и она, младшая - Валя. Семья жила небогато, но и особых трудностей не испытывая.
Все было прекрасно до тех пор, пока мать, подавая снопы, не попала в молотилку. Ее, окровавленную, чуть живую, принесли  домой, но, несмотря на старания местного фельдшера, и лекарства, которые отец привозил из районного центра, она чахла и не поднималась с постели. Дочери, жалея мать, надолго не покидали ее, выполняли все ее немногочисленные просьбы, ластились к ней. Однако, с каждым днем, она все менее и менее отвечала на их ласки. То она  что-то шептала, улыбалась в ответ, но потом даже на ее лице пропали всякие эмоции. Она только почти тихонечко

3
постанывала. Да ее руки непроизвольно перебирали что-то невидимое дочерям.  «Прибирается», говорили заходившие в их дом соседки.
Как-то, утром, Валя проснулась поздно и, выглянув из-за занавески, закрывающей полати на печи, увидела большой стол, и лежавшее на нем тело матери. Оно было накрыто белой простыней. Рядом стояла Даша, и плакала. Увидев выглянувшую с полатей Валю, она бросилась к ней и заплакала навзрыд, причитая: «Ой, Валечка, сестричка, как же мы теперь будем без мамки! О-о-ой!», и упала на лавку.
Глядя на сестру, Валя тоже заревела, хотя до нее еще не полностью дошел смысл сказанного. Она еще не могла этого представить -  жизнь без мамки. Дальнейшее – похороны, поминки, все это не отложились в ее детской  памяти.

* * *
Прошло время. Девочки привыкли жить без матери. Отец, как и прежде, работал в лесничестве, Даша училась уже в пятом классе.Летом она, как и все ребята ее лет, трудилась на разных колхозных работах. К ним относились уже как к взрослым колхозникам, включали их в разнарядки, и колхозный бригадир по утрам подымал проспавших, и торопил их работу. Учиться в школе они начинали не первого сентября, а тогда, когда заканчивались основные полевые работы. Отец, загруженный на работе, не успевал позаботиться о приготовлении пищи, об уходе за коровой. Как говорится, «крутился как белка в колесе». Женщины в свободное время, сидя на лавочках,обсуждали мытарства Степана.
- Бабы, а я ведь знаю, как помочь  Степану с его дочками, - однажды заявила одна из них.
- Ну, и что ты знаешь, как же ты поможешь?
- Да вот в соседнем селе есть молодая вдовушка. Как бы их познакомить? Познакомим, смотришь, и глянутся друг другу!
- Ну, коли ты знаешь, так и займись этим, - предложили подруги.
Через некоторое время в жизни сестер появилась эта женщина. Как она относилась к их отцу, они не знали, но для них она была настоящей злой

4
мачехой.  А тут, на беду, началась война. Их село в первые дни  войны   почти каждую неделю провожалона фронт самых работящих мужиков, не избежал этой участи и их отец.
Буквально на третий день объявления о войне, секретарь сельсовета поздним вечером принес повестку. Мачеха, которую звали Глафирой, молча начала шить нечто, похожее на вещмешок, и собирать в него вещи, необходимые, как она считала, на фронте. Дети помогали ей в этом, укладывая в него то полотенце, то помазок, то бритву. Отец смотрел на них с умилением и слезы набегали на его глаза.
Утром в окно постучали.
- Степан, ты готов? Пора идти на причал, туда уже почти все мобилизованные отправились!
Никто уже не спал. Ни Глафира, ни девочки. Подхватив скудный вещмешок, Степан в их сопровождении вышел из дома, и все отправились на причал.
Там уже голосили бабы, провожающие на фронт своих мужей и сыновей. Заливалась гармошка, плакали дети. Даша и Валя прижались к отцу, ухватив его за полы заношенного пиджачка. Глафира безучастно смотрела на происходящее. В ее глазах не было видно ни слезинки. Степан взбежал по сланям на борт пароходика, и уже с его борта махнул своим провожающим. Пытаясь перекрыть долгий гудок парохода крикнул:
- Даша. Валя, вы сильно не убивайтесь, война недолгой будет! Дождитесь меня! Прощай,  Глафира!
Пароходик зашлепал плицами. Бабы завыли, гармонист затеял было песню «варяг», но быстро сбился, и гармонь замолчала.
Из-за речного поворота донесся прощальный гудок парохода. Все, для сестер началось новое, тяжелое время. Время тяжких испытаний, невзгод и одиночества. Без матери, а теперь и без отца.

* * *

5
Трудно пришлось девочкам жить без матери и отца. Мачеха, - это мачеха.
В первый месяц после отъезда Степана на фронт, Глафира начала потихоньку, по ночам перетаскивать и перевозить на тележке в свою бывшую хату некоторые вещи. Она, видно, считала, что они ей нужнее. Пищу она, практически, не готовила, и сестры перебивались, как говорится «с хлеба на квас». Даша, как умела, готовила немудреные блюда - то картошку пожарит, то супчик сварит из молодой картошки. Это – летом, а зимой их кормилицей, в основном, была их старенькая коровенка. Молока, правда, она давала немного, но его хватало на то, чтобы приготовить немудреную затируху, или просто попить...
- Что же это вы опять почти все молоко выдули?! Забыли про меня? Так что не ждите ужина!
Да какой там ужин. Сама-то она после рабочего дня отправлялась к закадычной подружке, с которой они бражничали на пару. Из чего только ухитрялись гнать самогонку? Видно таскали картофель с колхозных полей – и пускали его на самогонку.
В сорок четвертом Степан вернулся с фронта. Весь израненный, перед демобилизацией, он долго он валялся по госпиталям, и теперь его как он говорил, «комиссовали подчистую». Даша к тому времени заканчивала седьмой класс, и мечтала поступить в педучилище в городке соседней области. Валентина, училась в четвертом.
- Как же вы, дочки, жили здесь без меня? – был первый вопрос отца, обращенный к ним. Какие же вы худенькие, бедолаги, - жалел он дочерей, прижимая их головки к своей груди.
Даша, насупившись, молчала, только Валя с обидой сказала:
- Как, как – кусошничали.
- Как это кусочничали? - спросил отец.
- Да вот так, Дашка-то в колхозной бригаде могла поесть, а я весь день - впроголодь. По соседям попрошайничала, а то вон подружка угощала иногда сушеной рыбкой. Отец-то ее рыбачил. Утащит из дома, пока родители не видят, и угостит, но это редко бывало.
- А Глафира что же?

6
- Да все то же, - бражничала. Мы-то ей - никчему!
- А корову-то что не сохранили?
- С голоду сдохла. Мы не могли достаточно корма заготовить, вот и сдохла.

Буквально на следующий день Степан со скандалом выпроводил Глафиру из дому. И сестры зажили по-прежнему.
* * *
- Степановна, ты о чем так задумалась?
Валентина очнулась от своих мыслей. Перед ней стояла соседка Марья  с полным лукошком подосиновиков.
- Глянь, сколько я грибов нарезала! Правда, походить пришлось. С утра ведь я весь лесок обшарила, и вот, - на хорошую жареху набрала! Ты еще не грибничала?
- Да нет, что-то ноги отказали, видно в молодости натрудила, да застудила, вот и результат.
- Ну, что ж, пойдем до дому потихоньку, меня ведь тоже ноги не держат.
Потихоньку, не торопясь, женщины добрались до своих домов. В пути разговорились.
- Я все забываю тебя спросить, Степановна, когда ты уехала из села учиться, ты, где побывала? Что-то ни писем, ни каких других весточек.
- Эх, Маша, где я только не была, приходи, чайку попьем, поговорим, повспоминаем. Вот я тебе и расскажу, если интересно будет слушать. Прямо сейчас и заходи!
- Да нет, мне еще грибы нужно определить. Может засолить? Да нет, - усомнилась тут же она, - для засолки нужно бы два – три таких лукошка… Лучше я приготовлю с грибками что нибудь, вот и будет чем поужинать, да по рюмочке выпьем, да чайком побалуемся. Славно так посидим, поговорим!
На том и уговорились.

7
- Степановна, дозволь войти? – послышался голос.
На пороге стояла Мария с большой сковородой. И как только донесла, - подумала Степановна.
- Заходи, заходи, - засуетилась хозяйка, смахивая со стола невидимые крошки, пододвигая ближе к столу табурет.
Мария аккуратно поставила на стол сковороду, на которой еще шкворчала картошка с грибами. В это время Степановна расставляла небольшие рюмочки,в одну из тарелок, нарезала малосольных огурчиков, достала из шкафчика четвертинку «Московской».
- Ну, кажется все, - удовлетворенно произнесла она, - садись, подружка!
- Давай, подружка, выпьем что ли, да закусим огурчиками с картошечкой, - пока не остыла.
- Со свиданьицем, редко мы видимся в последнее время, все какие-то дела, дела, - пропади они пропадом!
Выпили, жеманно поморщились, захрустели огурчиками, потом заскребли ложками по сковороде.
- Степановна, ты все-таки расскажи, где ты пропадала после семилетки? Чем занималась?
- Да я, глядя на свою сестру, тоже хотела поступить в учебное заведение, только не в педучилище, как Даша, меня больше тянуло к сельскому хозяйству. Вот я и собралась в городок на той стороне Волги, слышала, что там техникум. Сельскохозяйственный. Да вот не поспела к вступительным экзаменам. «Пока не закончим уборочные работы, - сказал председатель колхоза, не думай ни о каком техникуме. Успеешь, поступить!». Рабочих-то рук-то, как помнишь, в то время не хватало, каждый работоспособный человек был на счету. Это Дашка, на свой страх и риск, смоталась в город безо всяких документов. И как-то ей повезло, выскочила там быстренько замуж за военного, а там и пошло, и поехало – оформила паспорт, поступила в педучилище, окончила… Правда, пришлось ей с муженьком помотаться по воинским частям, но все-таки и работала по специальности, и детишками обзавелась. Сейчас ее детки-то все с высшим образованием, руководители какие-то. А мне так и не удалось поступить в техникум – опоздала!

8
- Ну, и куда же ты дальше подалась?
-Узнала я, что в этом городишке есть ремесленное училище, в котором учат из лозы плести. Вот туда я и подалась.
- А где же ты жила?
- По первоначалу у дальних родственников ютилась, а им ведь тоже после войны несладко жилось, и лишний рот тоже был обузой, ну, а когда я в ремесленное поступила – тут уж я на полном обеспечении была. Здесь и форменная одёжка, и питание ну, и другие, как сейчас говорят, привилегии.
Степановна задумалась. Какие там привилегии. Общежитие топилось плохо – не хватало угля, который возили с близлежащей железнодорожной станции. А возили-то его летом от случая к случаю, когда выделяли для училища транспорт, а выделяли его – редко. А что там говорить про училищные мастерские! Осенью учащиеся, а это были,в основном девчата, выходили в лес на заготовку сушняка для того, чтобы топить две голландские печки мастерской, да, почти каждый день, ходили на заготовку лозы.
Каждый день, после легкого завтрака – перловая каша, да ячменное кофе на обрате, дежурные бежали топить печки в мастерской, чтобы там, хотя бы к началу занятий, была жилая температура. Так же их заботой было поддерживать огонь под котлами для запарки лозы и веток. Вот так и промаялась в училище год. Ученье сочеталось с выполнением плана по плетению этажерок, кресел и другой мебели из лозы. В то время такая мебель, за неимением иной, пользовалась успехом. Считалось шиком, когда в комнате рядом с фикусом стояла этажерка из лозы. На ней расставляли книжки и, обязательно на переднем плане, в красиво оформленном переплете, художественное произведение, стихи Пушкина или Лермонтова,  остальные полки заполняли учебники школяровда флаконы из-под одеколона.
После окончания училища девчат направили на фабрики по производству мебели. Валентина попала в областной центр. Вот здесь-то и началась кардинально меняться ее судьба.
- Ну, и что же дальше? Как дальше образовалась твоя жизнь?
9
- А потом, когда работала на фабрике, куда меня направили после училища, я завербовалась на целину. Там-то в целинном совхозе я и вышла замуж. Там я и родила дочку Наташу .
** *
Весело, с музыкой отправлялся поезд с вокзала областного центра на целину. Валя была довольна, что наконец-то покидает полуголодный город, в котором с утра нужно было записываться в очереди за хлебом. Благо, что хлебный магазин был неподалеку от фабрики и фабричного общежития – можно было отлучиться и проверить очередь, и купить вожделенную буханку ржаного хлеба. А теперь, она ехала на целинные земли, где будет выращивать этот хлеб!
Ехали, останавливаясь на крупных железнодорожных станциях. На некоторых их встречали так же музыкой, звучали приветственные речи, проходили короткие митинги.
- Представляешь, Маш, как нас везли на целину? Общие вагоны, по ночам освещаемые керосиновыми лампами, вставленными вверху переходов. Про какие-то рестораны – никакой речи! Какие рестораны,что взяли с собой – тем и питались, да еще на остановках ребята бегали на перроны и покупали всякое продовольствие в ларьках, или у бабушек, выходящих к приезду проходящих поездов с немудреным провиантом. То картошечка в мундире, то различные соленья, то яйца, сваренные «вкрутую», вот этим и питались.
- Ну, а как там было на целине?
Степановна начала вспоминать, порой прерываясь, чтобы подлить в рюмки, подогреть картошечку, или отвлекаясь по другим хозяйственным надобностям.
- Наш поезд пришел на станцию утром. Часов, эдак, в шесть. Около вокзала нас, - направленцев, а среди нас были и те, кто завербовался, и те, кто ехал по комсомольской путевке, ждали сани с поставленными на них самодельными дощатыми будкам. Таких саней было десятка два. Представители от райкома партии и комсомола рассортировали нас. Мне досталось ехать в самый дальний, как мне сказали, совхоз с названием «Комсомольский».
10
Будка двигалась по мартовскому снегу то, пересекая забитые снегом овраги, то проваливаясь сквозь лед зимней колеи. Трактор нещадно дергал
сани. Сидящие вначале смеялись, и падали друг на друга, но вскоре это надоело, и они с нетерпением ожидали конца пути.
И, как всегда, дорога, даже очень долгая, закончилась.
Трактор остановился. Старший группы, назначенный при распределении по хозяйствам, лихо выпрыгнул из будки, и заспешил в небольшой дощатый домик, – видно контору совхоза. Сидящие зашевелились, некоторые выбрались наружу, ребята достали помятые пачки папирос, чиркая спичками, закурили.
* * *
- Ну, а что дальше-то? Как ты повстречала своего-то? Где? – перебила рассказ Марья.
- Это случилось не скоро. Уже на следующий год, во время уборки. Тот год был урожайным: снежная зима, дожди выпали вовремя, лето, как на заказ было сухим. В общем, год для целины был необычайно урожайным. Хлеб от комбайнов не успевали вывозить, на токах в буртах его скопилось много. Я в то время работала на комбайне, как сейчас помню, - «Сталинце» копнильщицей. Уставала страшно. Поработай-ка вилами день, к вечеру руки отваливаются. А вообще-то где я только не работала. И на сеялке, и натоку, и прицепщицей на пахоте, и вот на комбайне, но мне хотелось получить специальность агронома-полевода. И я решила проситься в зиму на учебу в техникум.
Вот тогда-то я и познакомилась с военным шофером Юрой. Хозяйства не успевали вывозить урожай на хлебоприемный пункт, и к нам на вывоз зерна направили военные автобатальоны. А военные водители были сплошь молодыми ребятами.
Как-то подкатывает к нашему комбайну грузовик, когда посыпалось зерно, я услышала веселый голос из кабины автомобиля:
- Здравствуй, красавица!
К кому это он обращается, недоуменно оглянулась, никогда я не считала себя красавицей и даже стеснялась своей крупной фигуры. Правда, все, как говорится, было в то время при мне – и румяное лицо, и волнистые длинные волосы, и высокая грудь…
11
- Тебе, тебе я говорю! Поехали, покатаемся!
- Да ты что? Какое катание, не видишь, дел невпроворот!
- А как насчет танцев? Я подъеду в конце дня, махнем на центральную в клуб, потанцуем, а после я тебя доставлю до бригады. Согласна?
У меня от такого предложения радостно забилось сердце. Такое предложение я услышала впервые,  и согласно махнула головой.
С этого дня и начались наша любовь. Продлились наши отношения до самого окончания уборочных работ.
* * *
Стояла теплая лунная ночь. Стрекотали сверчки, изредка раздавались песни перепелок: «фить-пирю, фить-пирю», и больше ничего не нарушало ночную тишину. Запах  свежей соломы, зерна смешивался с одуряющим запахом степной полыни. Из большой копны слышались голоса:
- Юр, а ты откуда родом?
- Я-то, я-то из под Воронежа. Там у меня мамка с папкой, да две сестры. Одна – старшая работает в колхозе дояркой, а младшая, заканчивает школу. А я у них – средний. Отец – воевал, всю войну протопал почти до самого Берлина, но не удалось ему «дотопать», ранило в ногу осколком, да так, что пришлось ампутировать ступню.Вот по ранению он и вернулся в родное село. Да какое там село, после гитлеровцев остались одни головешки. При отступлении сожгли все, что могло сгореть. Мать-то нас в погребе сохранила от пожара, – и он тяжело вздохнул, вспомнив, как переживали обстрелы и пожары. Все вокруг полыхало, казалось, еще немного и вспыхнет земля.
- Вот так отец, ковыляя, он и пришел к нашему погребу, - продолжал Юрий. И, буквально на следующий день, затеяли они с матерью строить мазанку. Мы, конечно, тоже помогали в меру своих сил. К зиме мы уже жили в своем, пусть неказистом доме.
Валя молчала, внимательно слушая его рассказ, и вспоминала свое такое же трудное детство.
- Ну, а ты откуда, Валь, родом?
- Да я с Волги.
- Прямо с самой Волги?

12
- Да. Наш дом стоял почти на самом ее берегу. Мы в детстве, почти не вылезая, купались в реке – пока не посинеем.
- А родители?
- Мать умерла, когда я еще совсем маленькой была, отец тоже воевал, тоже был ранен. После войны работал лесником, до сих пор жив, здоров, слава тебе Господи! Пишет: «возвращайся, что ты мотаешься по чужим местам!». Да вот что-то не хочется, отвыкла я за это время от дома, от Волги, да и ты со мной рядом, - Валя замолчала и прильнула к любимому.
Юрка, почувствовав прикосновение горячего девичьего тела, крепко ее обнял, и …
Долго еще стрекотали сверчки и насвистывали перепела.
* * *
Закончились полевые работы. В месте базирования автобатальона раздавались крики командиров, бегали водители, собирая забытое оборудование, собирались палатки, к автомобилям цеплялись ни разу не использованные полевые кухни. Суета продолжалась двое суток.
На третий день состоялся митинг. Весь состав батальона во главе командиров был выстроен перед совхозной конторой. Руководство совхоза искренне благодарило воинов-водителей за оказанную помощь, а в ответной речи замполит благодарил за понимание, теплый прием, и заявил, что командование решило оказать совхозу помощь автомобилями, и дарят три автомобиля ГАЗ-63. Присутствующие на митинге закричали «Ура!». Раздалась команда «По автомобилям!», и колонна грузовиков тронулась. Некоторые девчата утирали слезу, и в их числе – Валентина. Сколько слез она пролила, узнав, что любимый ее покидает!
- Валя, родная! Не расстраивайся, через полгода, после демобилизации я вернусь, и мы заживем на славу! – успокаивал ее Юрка. – вот посмотришь, не успеешь соскучиться, и я буду уже здесь.
- Да уедешь, и забудешь про меня, вы такие!
- Какие еще«такие», кто это тебе наговорил? Может быть другие, а я не такой, - уверял ее Юрка.
- Слышала я про вас!

13
Долго они препирались, имея в мыслях каждый свое. Вале было обидно, что вот так быстро закончились их отношения и, возможно, уже никогда не продолжатся, и она снова останется в одиночестве. Юрка тоже сожалел о том же, но был уверен, что не пройдет и года, как они снова будут вместе. Будут работать, - он шофером, а Валя… Валя, как она поделилась своими сокровенными мечтами, скорее всего агрономом.
* * *
Полгода пролетели незаметно. Валя уже жила в отдельной комнате общежития, заочно училась в сельскохозяйственном техникуме на агронома-полевода.
Как-то, вечером в коридоре общежития послышались голоса. Спрашивали ее фамилию. Валя выглянула в коридор, и увидела знакомую фигуру солдата, затем лицо. Это был ее Юрка! Она так стремительно бросилась навстречу ему, что чуть не посбивала с ног жильцов, окруживших его кольцом. Он, памятуя о ее сообщении в письме о беременности, нежно прижал к себе располневшее тело любимой, начал страстно ее целовать.
- Ну, ладно, Юр, хватит, неудобно, пойдем скорее в комнату!
Ее комната располагалась в конце коридора. Зашли, Юра критически осмотрел ее и заявил, что на следующий год постарается построить собственный домик, где и заживут вместе со своим сыном.
- С каким сыном?
- Естественно, с нашим!
- Ох, Юрка, как ты быстро решил: «построим собственный домик», «с сыном»! А я хотела бы не сына, а дочку! Представляешь, маленькая, красивая дочка. Я бы ей косички заплетала, да и вообще, дочка лучше!
- Нет, лучше сын! Я бы с ним на рыбалку ходил, научил бы его на автомобиле ездить. Да и вообще сын лучше, чем дочка.
- Юр, да о чем мы спорим? Кто родится, тот и родится. Неужели ты дочку будешь меньше любить?
Вот такой получилась встреча после долгой разлуки.

14
На следующий день Юрий пошел регистрироваться в сельсовет, получил паспорт, потом - к директору насчет устройства на работу, затем уехал в райцентр в военкомат – становиться на воинский учет. В общем, все шло, как положено - по порядку.
** *
Вскоре Юра работал шофером на бензовозе. Уходил на работу чуть свет и возвращался затемно. После ужина добирался до постели, и замертво валился. На следующий день – та же самая история. Так продолжалось месяц. Однажды, вернувшись из рейса, зашел в свою комнату в общежитии, он услышал от Валентины:
- Юра, ты бы сходил к директору, да попроси отдельную квартиру, здесь в общежитии нам сложно будет растить ребенка, а я чувствую, что мне скоро  рожать. Мне фельдшерица сказала: осталось ходить меньше недели!
- Да был я, был у директора, и не однажды! Каждый раз  он заверяет, что весной войдем в новую квартиру. Давай, потерпим немного!
- Как же я потерплю, мне же вот-вот рожать!
С досады, хлопнув дверью, Юрка выбежал из комнаты, и торопливо пошел к совхозному гаражу. По пути он забежал в контору. Директор, к счастью, был у себя в кабинете.
- Иван Константинович, - едва войдя в кабинет, с горестным упреком обратился Юрка к директору, - что же это такое, пашу, пашу, как раб на галерах с утра до вечера, жену почти не вижу, а ей, как она мне сейчас сказала, рожать через неделю. Ну, еще неделю в роддоме полежит, а куда я ее с ребенком привезу? В эту комнатушку, где нам двоим-то места мало! Что же нам делать? Ведь родственников у нас здесь нет! А вы только завтраками кормите насчет квартиры!
Закончив эту тираду, Юрка выдохнулся. Так долго он еще не говорил.
- Успокойся, я уже думал об этом! Знаю, что ты один из лучших водителей совхоза, и поэтому решил - дам вам квартиру, можете уже завтра въезжать. Освободилась два дня назад двухкомнатная квартира, рассчитался один из семейных механизаторов. Жену-то с детьми еще осенью отправил к матери в Ставропольский край, и вот, два дня назад рассчитался и уехал. Климат, видите ли, им не подходит! Ну да ладно, иди, обрадуй жену!

15
Так и не дойдя до гаража, Юрка с полпути вернулся домой и с порога закричал:
- Валя, ура! Завтра вселяемся в квартиру, отдельную! Директор таки не обманул, он просто молчал до поры до времени. Завтра воскресенье, друзья помогут переселиться. Да и что много у нас скарба что ли? Вмах перевезем, да еще и новоселье отпразднуем!
Валентина спешно, даже забыв покормить мужа обедом, бросилась собирать немудреный скарб. Но тут же, опомнилась.
- Что же это я на радостях бросилась вещи собирать, даже про обед забыла!
- Да что ты, я и сам обо всем забыл. Давай, собирай, что нибудь пообедать, а то мне нужно в гараж – на нефтебазу ехать надо за соляркой, сейчас все совхозные бензовозы постоянно пополняют запасы к весенней посевной. Нужно успеть до распутицы.
- Верно, Юра, год-то какой выдался,  сплошные осадки: осенью дожди, вот сейчас снегу намело, весной растает все – не доберешься до района.
Так в разговорах они закончили обед, и каждый занялся своими делами.
Юрка убежал в гараж, а Валя, теперь уже неторопливо начала собирать пожитки.
* * *
С того времени прошло три года. Молодая семья жила в новой квартире, подрастала дочка, которую по обоюдному согласию, родители назвали Наташей. Девочка росла не по годам смышленой. В детском садике, куда ее устроили в первый же год после рождения, ее любили все – начиная от детей, и кончая воспитателями.  Как только она научилась говорить, сразу же, как попугай повторяла все услышанные слова и фразы. Родители покупали дочке детские книжки с большими, цветными картинками, которые читали ей в свободное от работы время. Она тут же, почти полностью запоминала текст. И, когда Валя открывала ту или иную книжку, то Наташа, глядя на картинку, тут же начинала декламировать текст. Валя заметила, что дочка запоминает его, благодаря изображению, под которым он напечатан. С этого времени Юрка и Валентина решили приучать дочку к запоминанию текста «на слух».

16
Оба, и глава семейства, и Валентина, работали от зари, до зари. Юрка практически не слезал со своего бензовоза, снабжая совхоз бензином, соляркой, смазочными маслами, а Валя пропадала то в полях, то на полевых токах. Вот поэтому, дочку видели в основном после рабочего дня, да в выходные дни. Зимой, когда заканчивался полевой сезон, было проще. Валя иногда, чтобы проводить больше времени с дочкой, просто не отводила ее в детский сад, и занималась ее обучением разным хозяйственным и житейским премудростям. Она помнила свое тяжелое детство, и жизнь без матери, вот и пыталась, научить дочь, чтобы ее дочь росла приспособленной ко всяким житейским неурядицам.
Однажды, в самый разгар уборочных работ, Валентина поздно вернулась домой. Юра был уже дома, и отдыхал после рабочего дня,прикорнув на диване. Негромко мурлыкало радио. Наташа, пристроившись в уголке, играла со своей любимой куклой Любашей. Их родители так называли – Наташа с Любашей.
- Мама, ты, что так долго? Нам почтальон письмо принес, папа говорит с твоей родины.
- Да, Валь, точно письмо от соседей твоего отца, - проснулся Юрий - они пишут, что он тяжело болеет, и хотел бы увидеться с нами.
У Вали тревожно забилось сердце. Как давно она уехала из родового гнезда. Общалась с родственниками только письмами. Никто воочию не видел ни ее мужа, ни дочери, - все только на фотографиях. Было ей стыдно и за то, что так и не смогли выбраться на ее родину, встретиться с родственниками. Все какие-то дела, заботы… Вот и пролетели незаметно эти, годы.
Что же делать, как поступить, терзалась Валентина. Уборочные работы в совхозе в разгаре, уезжать, бросив работу, как-то стыдно, не поехать к больному отцу, - это вообще грех!
Утром, перед утренней планеркой, Валентина поторопилась в контору совхоза. Директор уже был на месте, и обзванивал управляющих отделений.
- Иван Константинович, - едва открыв дверь, обратилась Валентина к директору, - у нас беда!
- Что случилось, какая беда?
Валентина торопливо, со слезами на глазах поведала о своем горе.
17
- Вы понимаете, как давно я не видела отца, - да и он нашу семью совсем не видел. Только на фотографиях. А тут, - пишут соседи, он заболел, и серьезно, видно сказываются фронтовые ранения, Прямо и не знаю, что делать. Бросать работу и ехать, я не могу даже потому, что в дороге одна с дочкой не управлюсь – нужно чтобы Юрий помогал, получается, что  ехать нам нужно вдвоем. Голова от мыслей разрывается, - заключила она.
- Валентина Степановна, что здесь думать, приходите, завтра вдвоем, пишите заявление на отпуск, так и быть, подпишу, и езжайте к отцу. Родители – дело святое! Все, разговор окончен, действуйте!
Через сутки они втроем были уже на вокзале с билетом в купейный вагон, и через несколько часов поезд застучал по стыкам рельс.
Давно Валентина не была в родных местах. Вот и сейчас, подъезжая к областному центру, она начала ощущать свои родные запахи. Запахи трав, влажность воздуха… даже люди на вокзальных перронах и то выглядели совсем по-другому.
Наташа бегала по вагону, открывала двери в купе, нисколько не стесняясь, знакомилась с пассажирами. За время пути многие пассажиры полюбили ее, за ее мобильность, жизнерадостность, ласковое отношение к людям. Валя с Юрой радовались, глядя на дочку. Только иногда в их головах, несмотря на радость, возникали мысли: «а как там отец, какое у него в данный момент самочувствие?».
Громкая фраза Марии отвлекла Валентину от ее воспоминаний.
- Что опять задумалась? Ты так надолго замолчала, что я напугалась, думаю, а может ты в летаргический сон впала. Недавно слышала по телевизору, что вот так, ни с того, ни с сего, человек засыпает, да иногда и на годы.
- Да нет, Маш, просто вспомнились наши молодые годы, дочка, когда еще маленькой была, и так мне до невозможности хорошо стало…
- Поздно, подруга, слышишь, коровы недоенные ревут, - пора и хозяйством заняться! Это ты знаешь, есть такой анекдот. Собрала одна хозяйка гостей, и потчует их разными своими блюдам, да еще салом. Вот одна гостья и спрашивает: «Скажи мне, пожалуйста, как тебе удается выращивать так поросенка, что – в сале  много мясных прослоек? А я сейчас расскажу, отвечает хозяйка. Вот первая прослойка – это первое мая, два дня гуляли, на третий день поросенка покормила, когда он уже загородку начал
18

грызть, вторая – соседского сына в армию провожали, третья – седьмое ноября, тоже гуляли, ну, а четвертая – это выборы. Хочешь, чтобы и у твоего поросенка было такое сало, пореже его корми».
- Ну, у меня, слава Богу, нет поросенка, а с коровой так поступать нельзя. Молоко перегорит, пропадет кормилица. Пойду доить, заходи при случае в гости Мария!
* * *
Снова берег Волги, снова на знакомой скамеечке сидит известная нам Степановна.  Одета она в старенькую кацавейку, на ее голове легкая шаль, ноги ее обуты в валяные опорки с галошами. Она сидит и смотрит на уже темные, холодные воды реки. Навстречу речному течению дует порывистый ветер, задирая на волнах белые гребешки-беляки.
Много воды утекло за жизнь Валентины. Так же, как и в Волге. Были тихие, счастливые годы, напитанные любовью к родителям, мужу, дочери. А были и такие, как сейчас воды Волги – тёмные, холодные, с волнами, покрытыми белыми, колючими гребешками.
Вспомнился их приезд в родное село из целинного совхоза. Плыли они на небольшом пароходике, который курсировал по Волге от областного центра до ближайших сел. Был он заполнен пассажирами с различной поклажей. Кто вез пустую тару – корзины, бочки, когда-то заполненные солеными грибами, а теперь в корзинах были гостинцы из областного центра – кульки с городскими сладостями, кренделями, сушками и «пилёным» сахаром в синеватых пакетиках, перевязанных желтой лентой. Выходит удачно люди съездили. И товар, произведенный их трудом, продали, и дефицитом обзавелись.
- Ой, милая, - обратилась к Валентине пожилая женщина, - кого-то ты мне напоминаешь, случаем ты не родственница Степана, бывшего нашего лесника?
- Да, я его младшая дочь, - призналась Валентина.
- Откуда едешь, где пропадала?
- Да вот, целину подымала вместе с мужем, знакомьтесь, это мой муж Юрий, а это наша дочка – Наташа, - познакомила она землячку со своим семейством.
19
- Правильно сделали, что приехали. Плох Степан, вот уже месяц, как хворает. Соседи за ним ухаживают, да вот намедни твоя сестра приезжала, пожила недельку, - больше нельзя – учительствует, нельзя надолго бросать работу. Недавно уехала. Вот теперь вы прибыли, все Степану будет полегче, все таки родные – это не соседи, - заключила она.
Пароходик уже причаливал к неказистой деревенской пристани. Матрос укрепил сходни, и с десяток пассажиров, вместе со своим багажом сошли на берег, за ними Юрий, держа на одной руке дочку, в другой большой чемодан, следом с узлом и сумочкой, Валентина.
Через некоторое время пароходик, шлепая плицами, отвалил, и скрылся за излучиной реки.
- Ну, веди нас, мамка, до дома, - произнес Юрий, - надеюсь, не забыла, где родной дом? - Наташа, скоро будем дома, в котором мамка твоя родилась, а сейчас там живет твой дедушка, мамкин папа.
Они начали подыматься на крутой берег. Валентина отвыкла в степях от таких крутых подъемов, и, вскоре запыхалась.
- Эх, ты, а еще говорила бегом бегали туда и обратно!
- Так, когда это было, в детстве! – ответила, как бы извиняясь Валентина.
- Да шучу я, шучу!
- Мама, мама, как здесь красиво, у тебя на родине, и река, и большие деревья, а у нас все степь, да степь! А здесь такая большая река, не то, что у нас – маленький прудик и такая же маленькая речушка, - как взрослая, рассуждала Наташа, - вот только подыматься к тебе очень высоко, и тяжело. Но, все равно, давай здесь останемся!
- Как Бог даст, может быть, и останемся, - задумчиво произнесла Валя.
Валино сердце тревожно забилось, когда она увидела родной дом. Сколько лет ее здесь не было, сколько лет она не видела отца, боже мой, - думала она. Узнает ли ее родной отец, да и она порядком подзабыла его.
- Папа, а вот и мы! – с порога радостно сообщила Валя, - увидев отца, облокотившегося о дверной косяк.
- Да если бы мне не сообщила Матрена, так я бы и не знал, что вы приехали, так и валялся бы в постели.
20
- Дедуля, здравствуй! – бросилась к деду Наташа, - как я рада, как я рада, что приехала в  мамкин дом!
- Здравствуйте, Степан Никифорович, - официально обратился к тестю Юрий.
- Ну, подходи, обнимемся что ли, зятек!
Наташа тоже бросилась обнимать дедушку. Она прижалась к его ногам, а потом, когда дед взял ее на руки, и к его давно не бритой щеке.
Чувствовалось, что Степан болеет, и, подняв на руки внучку – только храбрится, не показывая свою боль и усталость от такого напряжения.
Дошла очередь и до Валентины
- Папка, пойдем, сядем на кровать, а лучше, если ты приляжешь. Пойдем, пойдем, родной, нечего напрягаться!
Они уселись на кровать и обнялись. Смотрели внимательно друг на друга, выискивая перемены в знакомых чертах.
- Пап, ты приляг, отдыхай, а я пока займусь приготовлением обеда, а то мы что-то проголодались с дороги, да и ты, наверное, голоден.
- Да нет, дочка, я еще не доел щи, которые мне приготовила Матрена, спасибо ей, не забывает меня!
Валентина захлопотала по дому, что-то выкладывая из привезенных чемоданов, узлов сумок.
- Юра, бегом к колодцу за водой!
- К какому колодцу, - поправил ее Степан, - у нас, слава Богу, уже второй год по селу – колонки, так что, Юрий выйдешь со двора – по правую руку,
метров через двадцать, будет она – водоразборная колонка. Вот там и наберешь воды. А колодец-то давно пришел в негодность – ушла вода! А какая была водичка! - с сожалением произнес Степан.
Вскоре угощенье стояло на столе. Во главе стола,  как в старину, да еще и Валя помнила такое, во главе стола красовался блестящий медными боками – самовар. Юрка быстро догадался, как с ним управляться, нащипал сосновой лучины, заправил шишками, и вот, самовар довольно забулькал, отдуваясь паром. Для Наташи такое видеть, - это было впервые, и пока Юрка занимался этими мужскими делами, она ни на шаг не отходила от него.
21
Задавала разные детские вопросы: «а это зачем, а почему он называется самоваром, а что он сам варит, а что он варит?». Много вопросов, на которые немедленно хотела получить ответы.
- Вот спасибо, зятек, давно я чая из самовара не пил! – похвалил Степан молодого, но такого умелого зятя.
И вот, наконец-то вся семья разместилась за столом. Степан с удовольствием поедал городские угощенья, запивал их чаем, а Валентина наблюдала за ним, и замечала на бледном лице отца обильные морщины, кровеносные прожилки, и думала: как же он постарел.
- Пап, - наконец решилась Валентина задать давно мучивший ее вопрос, - пап, а что у тебя болит? А то в письме соседи такое написали, мы прямо сорвались, и поспешили с поездкой. Хорошо директор у нас умный и душевный, отпустил без лишних разговоров, и это в разгар уборки! Так прямо и сказал: езжайте, говорит, родители, - дело святое. В течение суток подписал все документы, выдали нам, как полагается отпускные…
Долго бы еще продолжался разговор, но не смотря на то, что отец повеселел, Валентина заметила, что он устал, и ему пора прилечь, да и время было уже позднее.
Утром Валентину разбудило сопенье около ее уха. Открыв глаза, она увидела головку дочки, прижавшуюся к ней. Когда только успела забраться в постель родителей? Да так бесшумно забраться, - подумала Валентина. Поняв, что разбудила мать, Наташа начала нашептывать в ее ухо как ей понравилось у деда.
- Мам, ты представляешь, как нам будет здесь хорошо, я буду каждый день купаться в реке, помнишь, ты мне рассказывала, как сама купалась с подружками? Я тоже заведу себе здесь новых друзей, и мне будет так же
хорошо, как в нашем совхозе! Мам, ну, давай останемся здесь, у дедушки, ну мам, – упрашивала ее дочь.
- Поживем, дочка, увидим, возможно, и останемся, дедушка уже старенький, и болеет, за ним уход нужен… мы подумаем!
-  Вы хорошенько подумайте, только очень хорошенько, так хорошо, чтобы остаться здесь у дедушки навсегда, - не унималась Наташа.
- Вы чего это с утра пораньше шепчетесь?
22
- Ну, вот, разбудили папку! Давай, Наташа, теперь с папкой пошепчитесь, а я пойду по хозяйству управляться, а вы можете еще немного поваляться, если захотите.
Степан, не смотря на то, что дочка и  зять ежедневно ухаживали за ним, чувствовал с каждым днем себя все хуже и хуже. Прошла первая эйфория от встречи с дочкой, зятем и, особенно с внучкой. Он уже практически не вставал с постели, и только с помощью Юрия, со вздохами и кряхтением, подходил к  обеденному столу. Чувствовалось, что его уже ничего не радует.
Наташа, и на самом деле познакомилась с девочками, живущими на одной улице с дедом, и уже один раз вместе с подругами, правда под присмотром Валентины сходили на берег Волги. Сколько было у нее радости, когда она окуналась в воды реки!
- Мам, мам, ты научишь меня плавать? Ну, хотя бы немного?!
- Обязательно, дочка, обязательно!
* * *

Так, незаметно, пролетели две недели. Валентина с Юрой стали задумываться о дальнейшем. И вроде бы пора возвращаться в совхоз на работу, но нельзя, же бросать отца, которому с каждым днем становилось все хуже и хуже.
- Дочка, ты знаешь, во мне как будто все осколки шевелятся, просятся наружу, особенно около сердца, который мне в госпитале побоялись вытаскивать, - как бы сердце не задеть. Так вот он больше всего меня мучает. Видно все, помирать придется вскоре. Вы уж меня похороните рядом с Пелагеей, - своей мамкой.
После таких разговоров Валентине становилось не посебе.
- Юра, отец сегодня снова завел разговор о похоронах. Поеду я завтра в район, закажу разговор с совхозом, буду просить, чтобы продлили отпуск или подыскивали на мое место другого агронома. И нужно еще написать письмо в совхоз, и отослать заявления на увольнение. И кроме этого, придется подыскивать работу здесь, да и Наташку нужно устраивать в садик, в общем, забот по горло!
- Ладно, так, скорее всего и поступим, - согласился Юрий.
23
Прошла еще неделя, и, однажды, проснувшись, Валентина как обычно заглянула в спальню отца. Он не дышал, как прежде, недвижимо лежал на постели. У Валентины защемило сердце – она поняла, отца с ними уже нет. Тихонько, чтобы не потревожить дочь, разбудила мужа и жестом пригласила в коридор.
- Юрочка, отмучился отец.
- Как отмучился?
- Умер наш папка. Как проснется Наташа, чтобы ее не травмировать, нужно отвести ее к подружке, а после, как нибудь, сообщим ей о смерти дедушки.
Так и поступили. Наташа не видела ничего, никаких приготовлений к похоронам, не слышала плача матери и соседей. Ночевать ее тоже оставили в семье подружки, не углубляясь в объяснения. Но она что-то почувствовала, какую-то неуловимую тревогу и печаль в глазах матери и тоже присмирела, загрустила. Ранее резвая и активная, она, молча сидела в уголке, прижав к груди свою любимую куклу Любашу. Подружка, как не пыталась, не могла ее растормошить.
* * *
От этих воспоминаний Степановна зябко поежилась, еще раз взглянула на темные воды реки. Подумала: «завтра надо бы сходить на могилку к родителям, да и помянуть всех родственников, которых нет рядом». Много пришлось ей пережить смертей – матери, отца… вот и любимого мужа нет… как я его убеждала – не устраивайся на реку работать, вспоминала она, нет, не послушался! Работал бы, и работал шофером в колхозе, нет, видите ли, - Волга, простор, запахи реки и еще множество соблазнов, вот и забрала его эта Волга, оставив ее с дочерью, практически, на произвол судьбы.
И нужно ему было спасать этот злосчастный плот! Эх, сколько таких плотов ломало за историю их буксировок по реке. Герой! Да разве в такую погоду так делают, нужно думать не о каких-то там деревяшках, - о себе надо было думать!
Пропал Юрий, утонул. Правда, его тела никто не обнаружил. Долго не верила Валентина в его смерть, в пароходстве ни слуху, ни духу об этом. Ни каких известий, как ни старалась Валентина, что-либо выяснить. Но со временем она сжилась с этой утратой. Наташа долго еще задавала матери вопросы: «А где мой папа? Куда он уехал так надолго?». Валентина как-то
24
уходила от этого вопроса, то объясняя, что его судно уплыло далеко-далеко, и вернется не скоро. То выдумывала другие небылицы, а когда дочь подросла, и училась в школе, она начала объяснять, что папа уплыл в кругосветное путешествие, и вернется совсем не скоро.
Одноклассники смеялись над девочкой, когда она на вопрос: «Где же пропал твой отец?», она отвечала, что в кругосветном путешествии, «Ну, конечно, он на своем буксире в кругосветное путешествие отправился! Да это корыто и до моря-то не доплывет!». Наташа плача доказывала, что да, ее отец путешествует, и поэтому его так долго нет.
Только тогда, когда Валентина как-то в разговоре с дочерью созналась, что ее папка утонул, а скорее всего, пропал без вести, Наташа на такие вопросы одноклассников отвечала: «Пропал без вести, поэтому может и найтись».
С тех пор прошло много времени. Ни один год, и ни два. Степановна работала в колхозе заведующей плантацией, пользоваласьуважением, как у руководства колхоза, так и у колхозников, и многие холостые мужики пытались к ней свататься, но, ни одно предложение руки и сердца не получило отклика в сердце Валентины. Не верила она в смерть мужа. Ну не верила, и все тут! Никто, и нигде не видел тела Юрия, так как же он может быть мертвым?  Думала Валентина.
Первое время после того страшного урагана, Валентина, как только выдастся свободная минутка, выходила на крутой берег реки, и всматривалась в ее бесконечные воды, берег с дебаркадером…  Приходили и уходили пароходы, сходили с них пассажиры, но знакомой фигуры так она и не увидела.
* * *
Прошло почти двадцать лет. Стоял августовский теплый день. Было такое время, когда проходили летние денечки, но еще не наступили разноцветные осенние дни. Правда, некоторые деревья начали менять свое  зеленое убранство - на  красочное осеннее. Степановна сидела на своем обычном месте, и, глядя на подходящий к дебаркадеру пассажирский пароход, ожидала выхода пассажиров – авось, случится чудо, которое она постоянно ожидала после той, двадцатилетней давности, ураганной ночи.


25
Вот на берег сошел последний пассажир, вернее, пассажирка. Она стремительно, легкой походкой двигалась по крутому береговому откосу, обгоняя впереди идущих людей. Эта, ее легкая походка напоминала дочку Наташу. Вглядевшись попристальней, узнала, точно, дочка! Валентина поднялась со скамьи, и поспешила ей навстречу.
- Мама, здравствуй! Все сидишь, ждешь чуда, а я вот уже не верю в чудеса, говорят: «Чудес на свете не бывает!». Это только в сказках они случаются.
- Ладно, дочка, верить, или не верить в чудеса, этого вам, молодым, не понять. А я, представь себе, верю. Пошли-ка  домой, небось, проголодалась, ишь как отощала на городских харчах! У вас, что, каникулы что ли, или выходные? Что-то никак я не пойму ваших распорядков.
- Да нет же, мама, я же тебе говорила, что с июня по сентябрь, мы, студенты работаем в строй отряде. Вот наш отряд закончил объект досрочно, мы и поехали по домам!
- Ну, пойдем, пойдем, дочка, хоть накормлю тебя досыта. Домашняя еда, - это не городская! Боже мой, как ты все-таки отощала на городских-то харчах, - все никак не могла успокоиться Степановна.

* * *
26
Часть вторая
ВТОРАЯ ЖИЗНЬ
По песчаной косе, выдающейся далеко в реку, идут два пацана, лет десяти от роду.
- Ванька, а Ванька, - говорит один из них, у которого в руках ведерко, давай, попробуем, забредем вон в той протоке, сейчас после такого шторма там,небось рыба отдыхает и греется, давай, а?
Второй, у которого на плече лежит небольшой свернутый бредешок, соглашается, и они направляются в указанное место.
- Ванька, Ванька, смотри, человека утопшего выбросило!
- Какого человека, тебе, наверное, показалось!
Ванька бросился на крик друга, и увидел – на берегу протоки лежал мужик. На одной его ноге был надет кирзовый сапог, другая – голая была поджата. Видно было, что он пытался подальше отползти на берег, да так обессилено и замер. Петька присел рядом,  и внимательно рассматривал тело незнакомца. В это время раздался тихий стон. Петька, Ванькин друг, испуганно подскочил и закричал:
- Ванька, он живой, он даже стонет! Побежали в деревню, родителям расскажем о находке. Вот если бы мы были посильнее, мы бы его до дома отнесли, или к фершалу!  А без взрослых – нам не обойтись!.
- Ты Петька, сиди здесь и сторожи, а я домой побегу, и  расскажу мамке. Да, намочи свою майку, и положи ему на голову, а то вон как припекает! Да губы ему помочи водой, видишь, как они пересохли! – и Ванька, подхватив ведерко с небольшим уловом, прытью побежал в сторону деревни.
Несколько деревенских домов стояло совсем недалеко от уреза реки. Это были дома, рубленные из обработанных плах. Такие дома ставили первые немецкие поселенцы. В настоящее время их в деревне не осталось никого. В них жили люди, эвакуированные во время войны. Кто откуда. Ванькины бабка и мать бежали от войны из самого Курска, и нашли себе пристанище. Здесь, в бывшем Немповолжье, в селе со странным названием Обермунж. Теперь в этом селе был колхоз «Красное знамя».
Ванькина семья жила в небольшом деревянном домике, за забором которого виднелись хозяйственные постройки и несколько плодовых деревьев.

27
Запыхавшись, Ванька брякнул ведро об пол сенцев, и закричал:
- Мамка, мамка, мы с Петькой утопленника нашли!
Из дверей испуганно выглянула Ванькина бабка-
- Что орешь, оглашенный, какого еще утопленника, - испуганно произнесла бабка.
- Да он, правда, не совсем утопленник, он дышит и стонет. Там рядом с ним Петька остался, посторожить. Давай собирайся поскорее, возьмем тележку, и привезем его к нам домой, а то он там на самом деле помрет!
Во дворе стояла небольшая тележка, на которой они возили с бахчи урожай. Бабка, не торопясь выкатила ее из-под навеса, и они вдвоем потащили тележку к берегу.
- Ой! И впрямь, утопленник! – воскликнула бабка Груня
- Да нет, баб Грунь, он живой, я за ним слежу, водой губы мочу, и майку тоже постоянно мочу! Только стонет он сильно…
Подкатив тележку к незнакомцу, бабка, с помощью ребят, затащили тело на тележку, рядом с ним положили бредень, и повезли в сторону дома.
Когда они с такой поклажей въехали во двор, там их уже встречала молодая женщина – Ванькина мать.
- Вы что, так много рыбы наловили, что кроме как на тележке, улов не могли довести, - встретила она шуткой мать с ребятами.
- Вер, да ты посмотри, какой улов – утопленник!
- А и на самом деле – утопленник, а я думала, что вы шутите.
- Да нет, живой он, только немного утонувший, пошутила бабка Груня. Вера, стели в сенцах на топчане тулупчик, и перенесем его туда, там прохладнее, а то человек чуть не сгорел на берегу, - на самом солнцепеке.
Устроив незнакомца в прохладе, женщины начали хлопотать, пытаясь напоить холодным куриным бульоном из зарубленной вчера курицы. А что толку было с нее – этой курицы, только и делала, что квохтала, да пыталась насиживать яйца, снесенными другими курами. Что только с ней они не делали,

28
и сажали под корзинку, чтобы не лезла в гнезда, и поливали ее под этой корзинкой водой – никакого толку, квохтает без  толку, не несется, так, один расход корма, вот и решили забить, пока совсем не отощала.
В прохладе этот, так называемый утопленник, успокоился, стоны его становились реже и тише. Правда, он все время пытался облизывать пересохшие губы, но это было бестолковым занятием. Его губы и язык были сухими и шерщавыми. Женщины, как умели, приподняв его голову, заливали в его пересохший рот из ложки холодный куриный бульон. Он судорожно его глотал, и снова пытался облизывать губы.
Через некоторое время человек уснул. Женщины тихо переговариваясь, разглядывая его.
Это был молодой, лет тридцати мужчина, одетый в изорванную ситцевую рубашку, синие, вроде бы, форменные брюки. Его голова была – сплошной кровоподтек, изодрана или покарябана а может и кусты. Когда сняли с него брюки, все его тело было таким же, как и голова – в глубоких, кровоточащих ранах и ссадинах. Сапог, который был надет на его ноге, они сняли, поставив рядом с топчаном. Принесли различные лекарства, из имевшихся у них запасов, и принялись осторожно их обрабатыватьраны йодом и риванолом. При прикосновении к его телу йода, он иногда болезненно морщился.
- Мам, реагирует, значит не совсем без сознания!
- Смотри, судя по одежке, человек, видно не из бродяг, но и не из богатых. Слушай, Верка, а может его какие нибудь бандиты ограбили, и с парохода сбросили?
- Мам, а может он с плота, который разбило прошлой ночью? Недаром мужики, у которых лодки, с утра бревна вылавливают из реки, да к домам перетаскивают, ведь и такое может быть.
- Как бы то ни было, Вера, а нужно бы заявить, куда следует.
- Ты скажешь, мама, - «заявить». Ни за что, ни про што затаскают человека, а он – чуть живой. Нет мам, давай выходим, а там видно будет. Что-то мне кажется, человек он нормальный, только, видишь какой больной! Давай пока никуда заявлять не будем, да и лишнее говорить не стоит..
- А как же ребята, они ведь разболтают!

29
- Это, конечно, все может быть, но все-таки нужно строго настрого  предупредить, чтобы язык за зубами держали, а если и разболтают, ну и пусть! Что нибудь придумаем. А пока человек оклемается, чувствую, много времени пройдет.
Женщины так и решили поступить.
Вера всю ночь, не сомкнув глаз, не отходила от тела, выловленного из реки. Промакивала на его лбу пот, еще и еще смазывала раны риванолом, говорят, он хорошо их заживляет. Наступали мгновенья, и незнакомец стонал в бреду, делал руками движения, как будто что-то от себя отталкивал. К утру, он успокоился, и задышал спокойнее. Вот тогда и Веру сморил сон.  Она прилегла рядом на широкий топчан, и уснула.
Закукарекали петухи, замычали коровы, - пора было вставать. Вера сладко потянулась, но тут же, вспомнив про лежащего рядом раненого, и тихо спустившись с топчана, и заспешила во двор. Мать уже, гремя подойником, вышла из дома.
- Ну, как он? – кивнула в сторону коридорчика.
- Да сейчас вроде бы все нормально, успокоился. Спит.
- Ну, дай-то Бог выздороветь ему!

* * *
Прошло немало времени, пока «утопленник» оклемался и стал подыматься с постели. Он с удивлением разглядывал двор, дом. Бродить по двору, оглядывая незнакомую обстановку. Кода он впервые очнулся, он спросил Веру: «Где я? Вы кто?». В тот момент Вера поняла, что он ничего не помнит. Вот и сейчас, он смотрел на все непонимающим,и спрашивал раз за разом: «Скажите, где я, все-таки нахожусь? Вас как звать? А где я живу? Где мой дом?».
- Меня-то звать Верой, а тебя?
На эти вопросы он мучительно морщил лоб, тер виски, и молчал, или отвечал: «Ничего не помню, ничегошеньки! Всю память отшибло».
- А давай я тебя буду звать Григорием, - предложила она.

30
С тех пор так и повелось, чуть что, она звала его: Гриша, иди сюда, помоги мне! Он откликался на это имя, и спешил к Вере.
И Вера, и ее мать обращались в сельсовет с вопросом: может быть, что нибудь известно о найденном человеке, но вразумительного ответа не получали.
И вот, однажды, когда Вера шла с незнакомцем по деревенской улице, они увидели стоящий «Газик» председателя с поднятым капотом. Председатель копался в моторе, потом с остервенением крутил заводную рукоятку, пытаясь завести двигатель, но все без толку. Плюнув, он уселся на подножку.
Подошли к председателю.
- Не заводится? – спросил Григорий, -  Дай-ка я посмотрю!
Вера удивилась его вопросу, но она женским умом поняла, что Григорий когда-то работал шофером, коли так предложил.
- Замучился с этой развалиной! Пока все было нормально, я ездил на этом козлике. Залил бензину – и пожалуйста, езжай куда угодно. А теперь и водитель уехал на родину, и с двигателем что-то случилось, вот и мучаюсь. Эх, мне бы шофера путного!
Григорий недолго покопался под капотом,спросил ключи, что-то подкрутил, и вот чудо! Двигатель запустился, и довольно урча, стал попыхивать голубоватым дымком.
- Вер, вот мне и водитель нашелся, хватит ему прикидываться больным! Пойдешь ко мне шофером? - обратился он к Григорию.
- Федор Никифорович, окстись, каким шофером, у него же никаких документов!
- Ничего, пошлем на ускоренные курсы – вот и будут документы, а там, глядишь, и паспорт выправим. Есть такой закон. Пошлем его на курсы в город со справкой, а там можно и настоящий паспорт получить. Григорий, так, кажется, тебя зовут, Григорием? Согласен?
Григорий радостно махнул головой в знак согласия.

31
- Ну, вот и договорились! Завтра зайди в сельсовет к Пал Степанычу, а потом, - ко мне.
У Веры от таких слов стало радостно на душе. Григорий возрождается, а там, глядишь, и память вернется, и все станет на свои места. Вот только какая у него фамилия? Задалась она вопросом. А скажу в сельсовете, что в бреду, он повторял фамилию вроде как Волгин. Пусть будет так: его зовут Григорий Волгин так и будем говорить всем. И отчество ему придумаем!

* * *
- Мамка, а скоро дядя Гриша приедет со своих курсов?
- Скоро, писал, что немного осталось, через неделю права получит, да и паспорт.
- Вот хорошо, теперь я на машине покатаюсь!
- Покатаешься, если председатель разрешит! А разрешить он может только тому, кто хорошо учится, а ты – троечник. И как не стыдно, - в одном предложении больше ошибок, чем слов, - пошутила Вера.
- Да ладно тебе, только и слышу «ошибки, ошибки!», да у нас половина класса, как говорит Марь Васильевна, пишут с ошибками. А потом, сама подумай, как председатель узнает про это, про мои ошибки?
Прошло полгода, и вот у ворот стоит Григорий с небольшим чемоданчиком – «балеткой», и, похваляясь, машет двумя зелененьким книжечками.
- Получил? – стеснительно обнимая его, - спросила Вера.
- Мам, ты что стесняешься, целуй его, целуй, - закричал Ванька. – Он, же наверное, и паспорт получил, видишь, у него две книжечки.
 - Да, точно, и паспорт, и все это благодаря Федору Никифоровичу и Пал Степанычу, а главное – тебе, Верочка!
На крыльцо, прикрывая глаза козырьком ладошки, вышла бабка Груня.
- Вот и, слава Богу, вернулся наш Григорий, теперь в доме будет настоящий хозяин, к тому же шофер, это тебе не какой-то скотник, - а шофер!

32
Зашли в дом, Вера, радостная хлопотала у стола, бабка Груня, тоже помогала ей, наливала из чугунов, стоящих на шестке русской печи, то наваристый борщ, то разваристую, желтую пшенную кашу. Вскоре стол был
уставлен различными яствами и, наконец, в центр стола бабка Груня водрузила поллитровку под белой головкой.
- Купила в колхозной лавке, уже давно, да вот берегла к торжественному случаю! - с гордостью заявила она.
- Точно, мама случай сейчас самый подходящий Григорий дома, с документами шофера, и, главное – с паспортом. Вот как! Нам, колхозникам
не скоро быть обладателями этого документа, мы, прямо как крепостные. От колхоза – никуда. Мам, а можно ли Григорию водку, как бы хуже не стало!
- Да ладно тебе, Вер, водка – это не самогон, от нее только веселее становится, - возразила мать дочери. А я вот слышала, что, в некоторых колхозах уже выдают паспорта, но как говорят по радио этот процесс не скорый. Надо же напечатать бланки, переслать в сельсоветы, заполнить, раздать, эх, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается! А что у нас радио выключено? Гриш, помнишь, когда ты уезжал на курсы, столбы ставили? Так вот, вскоре нам и радио провели, говорят, и электричество по этим столбам пустят, вот будет светло! Ванятка, включи радио!
«Передаем концерт по заявкам радио слушателей», объявила дикторша, «По просьбе ветеранов целинных земель из совхоза «Комсомольский» звучит песня «Родины просторы, …».
Зазвучала музыка. В голове Григория что-то щелкнуло, чем-то знакомым повеяло от этой песни. В своих ноздрях он почувствовал забытый запах полыни, запах свежескошенной пшеницы. Он усиленно стал тереть виски. Перед его глазами замелькали пыльная дорога, работающие в поле комбайны, … но скоро это видение пропало.
- Ты что, Гриш, такой смурной стал?
- Да сам не пойму, какое-то видение в голове появилось, и пропало.
Бабка Груня разлила по рюмочкам.


33
- А давайте, родные, выпьем за все хорошее, а то вон по радио рассказывают, американцы что-то нам грозят атомной бомбой. Как бы снова войны не было. Но ничего, мы «и сами с усами»! вон как подымается наше
государство, в следующем году обещали колхозникам вместо «палочек» - выдавать деньги, а то ведь в кооперации ничего невозможно купить. Ну, отвезли мы в район яйца, или грибы соленые, дак, и что, много денег за это
выручишь? А ведь надо Ванятке одежонку справить, да и себе обновки. Деньги – это хорошо!
Григорий сидел, слушал рассуждения бабки Груни, а в его голове копошились мысли, созвучные словам «палочки», «трудодни», зарплата… что-то, то ли знакомые слова и фразы, то ли знакомая музыка из репродуктора,  постепенно очищали его память. Вот он, например, совсем недавно  вспомнил свою специальность, - не головой, мозгами, а памятью рук. Так, с каждым днем его память очищалась от забвения. Он еще ни разу не сознавался в этом Вере. Боялся, как бы проснувшееся чувство к ней, похожее на любовь, не исчезло.
- Знаете, - решил поделиться с ними Григорий, а ведь мне кажется, что я начинаю кое-что вспоминать. Что-то бродит в моей голове. Вот и сейчас, услышал концерт по заявкам, что-то знакомое шевельнулось в душе…
После этого дня Григорий стал незримо обновляться. Куда делись его угрюмость и замкнутость, он стал более общительным со всеми знакомыми и не совсем знакомыми. Особенно ему нравилось общаться с председателем сельсовета Павлом Степановичем. Однажды, когда Григорий еще не имел никаких документов, Павел Степанович обратился к нему:
- Ну, Паниковский, что ты все-таки за человек?
- Пал Степанович, никакой я не Паниковский, я – Волгин!
- Да знаю я, знаю! Это я так, вспомнил книжку «Золотой теленок» там был такой Паниковский – человек без паспорта, такой же, как и ты.
Павел Степанович, которого иногда называли – Пал Стаканыч, за его пристрастие к спиртному, был человеком начитанным, особенно ему нравились произведения Ильфа и Петрова, и, иногда, он в своих разговорах, а порой и выступлениях на колхозных собраниях использовал особо понравившиеся изречения из их произведений. Типа: «Автомобиль – не роскошь, а средства передвижения», это выражение он употреблял, когда
34
выпрашивал у председателя колхоза «Газик» для поездки в район. Или, когда он хотел понравиться женщине, а у него была тяга к красивым женщинам, несмотря на жену, выглядевшую, ну не то чтобы красавицей, а скажем, молодо, не смотря на ее годы, он употреблял следующее
выражение, правда, немного перефразировав, «Ну, вы такая женщина, прямо мечта поэта!».
Волгину он сказал: «Как же это ты, Гриша, чуть не утонул? Ведь как сказал Остап Бендер: «Дело помощи утопающему – дело рук самого утопающего», вот ты и доплыл до берега, и это тебе  уже плюс.
Иногда Григорий откровенничал с председателем Совета, и тот его понимал, и сочувствовал его непонятной судьбе.
- Знаешь, Григорий, я тебе как старший товарищ скажу: живешь ты у Паршиных, а кем им приходишься, непонятно. Ни квартирант, ни родственник, ни сват, ни брат, – так, как говорят: «Ни Богу свечка, ни черту кочерга», я бы тебе посоветовал как-то определиться. Сам подумай, Верка – женщина видная, хозяйственная, и опять же незамужняя. Бросил ее муженек еще десять лет назад с пузом, и с тех пор на глаза не показывается, да вообще-то какой он муженек, - не расписаны они. Ванька-то ее девичью фамилию носит. Так женись на ней. Я же вижу, с какой любовью она смотрит на тебя и говорит. Всем нашим бабам все уши прожужжала, какой у них Гришенька – и работящий, и умница! Да и Ванька всем ребятишкам не нахвалится тобой. Оно и понятно, не видел ребенок ни мужской руки, ни мужской ласки. Ты подумай над моим предложением, хорошенько подумай!
После этого разговора со Стаканычем Григорий задумался над своей судьбой. Память о его прошлом не восстановилась. Кто он, откуда, где жил и работал до этого – так и не вспомнил. Хорошо в его руках и навыках осталась память, и это помогло ему вновь стать человеком и, главное, вспомнить свою профессию, а главное – получить необходимые документы. Теперь он не какой-то Паниковский – человек без паспорта, а Волгин Григорий Иванович! И он решился. Решился признаться Варе в своем отношении к ней, к ее матери, и к ее ребенку.
И вот, как-то поздним вечером, когда Вера, вернувшись с колхозной фермы, где она работала дояркой, управившись с домашними делами, устало присела на лавку у изгороди, Григорий подсел к ней. Приблизившись, взяв ее за руку, стесняясь как мальчишка, прерывающимся голосом произнес давно припасенные слова:
35
- Верочка, понимаешь, я вот все время думаю, думаю, что я живу у вас как примак, или, как говорит Стаканыч «ни Богу свечка, ни черту кочерга». Я думаю нужно как-то определиться. Думаю, нам нужно пожениться.
Вера тесно прижалась к нему, и тоже прерывающимся голосом прошептала:
- Боже мой, как долго я ждала от тебя этих слов! Ты что предлагаешь?
- Да что я предлагаю, давай оформим с тобой отношения. Распишемся! Хоть завтра!
- Гришенька, да я согласна! – с радостью произнесла Вера.
Однако после этих его слов, и полученного ответа, что-то больно кольнуло в сердце Григория, а в его голове вспыхнуло и пропало какое-то смутное воспоминание, как будто он когда-то в своей жизни произносил такие слова. Вспыхнуло, и пропало, но в душе остался неприятный осадок.
- Баба Груня, - обратился Григорий утром, за завтраком к матери Веры, мы вот с Верой посоветовались, и решили подать в сельсовет заявление о заключении брака. Как вы, не против? Верочка уже дала согласие, правда, Вер?
- Мама, Ванечка, что вы скажете на это?
- Ура! – закричал Ванька, - ура, теперь  у меня будет папка, настоящий, как у всех моих друзей!
- Ну, что я вам скажу, дети мои, если уж Ванятка так обрадовался, разве я могу что-то супротивное сказать.
Вот так началась новая семейная жизнь Юрия, которого по новым документам звали Волгиным Григорием Ивановичем. Правда, когда его так окликали, он не сразу реагировал на это имя, видно прочно закрепилось в его памяти другое имя, и мозг не сразу реагировал на такое насилие над ним.
После окончания основных сельскохозяйственных работ, в аккурат, перед ноябрьскими праздниками, в доме Паршиных сыграли свадьбу.

Уже стояли морозные зазимки. Дворы и  дома были покрыты первым снегом. Гости пришли одетыми в зимнюю одежду. Мужики, в основном в
36
полушубки. Некоторые, из гостей, такие как председатель колхоза, Федор Никифорович, и председатель сельского Совета Иван Степанович,  в пальто, - председатель колхоза, - в кожаное, а Иван Степанович, - в дорогое коверкотовое, с воротником из цигейки. Когда-то такие пальто завезли в
колхозный магазин, который колхозники называли «кооперация», так для них было проще и понятнее. Эти дорогие пальто приберегли для руководства, вот они им и достались.
Гости в основном собрались, и ждали только приезда молодых.
Во дворе дома толкалась любопытная детвора. Ванька, чувствующий себя хозяином, распоряжался и расставлял своих друзей на самые удобные места, такие, где было лучше наблюдать за происходящим.
- Смотрите, не выдавите окна, а то я знаю вас, надавите, и конец стеклам, - предупреждал он их.
- Едут, едут! - закричали стоявшие на улице дозорные пацаны. И через минуту показались  запряженные парой лошадей сани.
За кучера был друг жениха Матвей. В санях, накрытые тулупом, сидели Вера, в ее волосах были прикреплены две маленькие белые розочки. «Зачем мне фата, я что молоденькая девочка,- сказала она Григорию. Я уже не очень молодая женщина, к тому же с ребенком. Взрослым ребенком, скоро его женить», - шутила она. Рядом с ней, счастливой и взволнованной,  сидел Григорий. С непокрытой, курчавой головой, засыпанной снежной пылью, он был несказанно рад своему положению уже не жениха, а мужа такой очаровательной женщины.
Когда сани, украшенные цветными лентами, - все это заслуга Матвея и его жены, остановилась перед домом молодоженов, на крыльцо, прикрыв краем платка икону, вышла Верина мать Груня. Она перекрестила их иконой, и широко распахнула дверь.
- Входите дорогие, а мы уже заждались вас!
В самой большой комнате, которая считалась залом, во всю ее длину стоял длинный стол, окруженный лавками, заполненными гостями. В центре – стулья для молодых.
Когда молодые уселись на свои почетные места, со своего места встал Павел Степанович.
37
- Как самый старший, из здесь сидящих, и облеченный властью, заявляю: командовать парадом буду я! – и здесь Стаканыч не преминул воспользоваться выражением из полюбившегося произведения «Золотой теленок». Значит, так, -продолжил он, - всем наполнить свои стаканы и рюмки зеленым змием, молодым – налейте Кагора, так как им предстоит
еще первая брачная ночь! Здоровья вам молодожены, и долгих лет совместной жизни, ура!
Зазвенели рюмки и стаканы. Молодые поднялись, поклонились присутствующим и чокнулись своими рюмками.
Дальше свадьба покатилась по веками наезженной колее. Было много поздравлений и, естественно подарков, за которые молодые благодарили, были крики «Горько!», и гости считали: «Раз, два, три, и так далее. Дойдя до счета «Двадцать» - кричали «Еще, еще!», им нравилось наблюдать как молодые долго и нежно целуют друг друга, им вспоминалось, что совсем недавно такое же было и у них.
В это время Ванятка со своим закадычным другом Петькой сидели в санях, накрытые тулупом, и беседовали о дальнейшей Ванькиной жизни.
- Повезло тебе Ванька! Теперь у тебя будет отец!
- Это с какой стати повезло?
- Ну, как же, если у твоей матери муж Григорий, значит тогда он и твой отец. Вот, например, у моей матери муж – мой отец, значит я ему сын. Что, не так что ли?
- Наверное, так, - согласился Ванька.
Из дома вышли мужики. Крыльцо озарилось вспышками спичек. И заклубился папиросный дым. Через полуоткрытую дверь слышались выкрики, то прерываемые песнями, а то музыкой из принесенной кем-то радиолы.
- Не замерзли, ребята? – спросил подошедший к саням подошел Матвей, - давайте-ка доедем до электростанции, предупредим, чтобы не выключали свет как положено в двенадцать, а только после команды председателя.
Матвей запрыгнул в сани и они понеслись. В лицо ребятам из-под копыт летели ошметки снега. Они закрывались воротниками и опущенными на
38
лицо шапками. Но, несмотря на это, ребятам было весело, и от этого ребята заливались счастливым смехом.
- Ну, а теперь – на конюшню, сказал Матвей, когда мотористам электростанции Матвей передал распоряжение председателя. Сдадим коней, как положено дежурному конюху, и пешочком, пешочком – домой!
Конюх распряг лошадей, санки вдвоем с Матвеем подкатили к стене конюшни, подняв оглобли на стену. Потом о чем-то коротко переговорили отправились обратно.
- Еще раз спрошу вас: хватит сил дойти до дома, или мне вас на руках донести?
- Хватит, хватит, дядя Матвей, что мы маленькие?!
Обратно шли по вкусно хрустящему снежку.
- Ну, что ребята споем? – и Матвей запел, - «Снова замерло все до рассвета…», - ребята подпевали, как могли, но было очень здорово!
Пока ребята и Матвей отлучались, свадьба перекочевала во двор. Играла гармошка, разгоряченные  гости плясали и пели. Стаканыч захмелел изрядно, и доказывал Федору Никифоровичу, что он в колхозе главнее:
- Ну, ты подумай своей головой, - кричал он, на мне вся советская власть в колхозе держится! Ты только подумай!
Его жена, полная женщина, пыталась надеть на него пальто, но ее усилия были тщетны. К ним подошел Григорий.
-Павел Степанович, пожалуйста, оденьтесь, а то простудитесь, и кто же будет тогда в колхозе держать советскую власть? – подначил он его.
- Вот тебя я люблю и уважаю, Григорий, - бормотал он заплетающимся языком, - вот с тобой я пойду куда угодно, хоть на край света! Ты – человек надежный, недаром Верка за тебя замуж вышла.
Пока он бормотал, и признавался Григорию в любви, на него надели шарф, пальто, нахлобучили шапку, и под руки повели домой. Он все продолжал бессвязно бормотать, видно вспоминая недовольство Федора Никифоровича, «А ты кто! Нет, ну кто он? Нам грубиянов не надо! Мы сами грубияны» - так врезались в его голову фразы из произведений Ильфа и Петрова.
39
- Ребята, пойдем те, я вас покормлю, небось, от голода умираете?
Бабка Груня отвела их на кухню. Ванька с Петькой продолжая разговор о том, как Григорий покатает их на автомобиле, даже не замечая вкуса, уплели все, что наложила им в тарелки бабка.  От сытости стали клевать носами.
- О, да вы уже спите, - запричитала бабка, идите к Петьке, я с его матерью договорилась, ночевать будете там.
Ребята довольные, отправились подальше от глаз взрослых – теперь-то вдоволь они наговорятся!
Долго еще продолжалось свадебное торжество…
* * *
С тех пор прошло несколько лет. После свадьбы Григорий усыновил Ваньку, и дал ему свою фамилию.   Ванька учился уже в седьмом классе, и на следующий год он готовился поступать в техникум, в какой, он еще не решил, но мечтал стать инженером. Степанович давно вышел на пенсию, но пристрастие к творчеству Ильфа и Петрова, не прошло. Совсем недавно, по случаю, ему удалось приобрести полное собрание сочинения этих авторов, и он по-прежнему, при каждом удобном случае в разговоре употреблял понравившиеся ему выражения, типа: «Людей, которые не читают газет, надо морально убивать на месте», или:  «Женщины любят молодых, политически грамотных и длинноногих». Даже в преклонном возрасте он считал себя молодым, и всех убеждал, что он – молодой, и добавлял «в душе».
Колхоз приобрел для председателя новый легковой автомобиль Газ-21 «Волга», и теперь Григорий, который остался персональным водителем, возил председателя на комфортабельном автомобиле. Иногда, возвращаясь поздно, доставив  председателя до дому,  а «Волгу» ставил около своего дома. Вот тогда Ванька со своим другом Петькой отводили душу, усаживались в салон, и представляли себя мчащимися на этом автомобиле. Иногда, когда в семье выдавалось свободное от работы время, они ненадолго выезжали на берег реки, и купались на мелководном пляже.
Как-то, в разгар уборочной,  председатель скомандовал:
- Теперь, Григорий, поедем во вторую бригаду, что-то они там запаздывают с уборкой пшенички. Нужно бы разобраться.

40
К полевому стану подкатили в обеденный перерыв. Неподалеку от навеса со стоящим под ним длинным дощатым обеденным столом, стояло несколько самоходок, в потеках солярки, и покрытых пылью. Валки на поле, расположенном неподалеку от бригадного домика, почти все были подобраны, и все пространство было уставлено ровными рядами копен.
- Федор Никифорович, сидайте, я вас покормлю, - приветливо встретила гостей дородная повариха. Родом, судя по выговору, она была с Украины, или близкого к ней района.
Большинство механизаторов обедать уже закончило, и,довольные, сидели в теньке, прислонившись к прохладной  саманной стене.
Наскоро поев предложенный поварихой борщ, котлеты и, выпив компот, председатель, с тревогой взглянув в восточную сторону,  которую давно, еще с прошлого вечера, закрывали черные тучи, произнес:
- Ребята, видите, что в гнилом углу творится? Не сегодня, завтра дожди зарядят, и тогда валки никакими судьбами не поднять. Надо торопиться, работать круглые сутки, пока все не уберем!
Григорий, поев, направился к ближней копенке,  с удовольствием опустился на свежую солому. Над его головой висело бескрайнее голубое небо, и только вдали, на востоке, оно переходило в иссиня черную, правда, еще далекую тучу. В той стороне, как будто изредка перекатывали пустые огромные бочки. А здесь, здесь неутомимо стрекотали кузнечики, в высоте парили большие птицы, видно коршуны, пахло скошенной пшеницей и свежим зерном.
Григорий задремал, и даже сквозь дрему ощущал все эти запахи, слышал стрекот кузнечиков, и далекие раскаты грома. И тут у него снова появилось ощущение, что когда-то, в какой-то прошлой жизни, все это у него уже было. Это ощущение долго не отпускало его. И когда ехали на центральную усадьбу колхоза, и когда председатель сетовал на приближающую непогоду, которая может испортить так прекрасно завершающуюся уборку зерновых.
- Эх, кабы не испортила непогода подбор валков! Слушай, Григорий, а ты не мог бы выйти в ночь на свободный комбайн в этой бригаде? Стоит там один – бесхозный, у комбайнера острое воспаление аппендицита, и остался на комбайне один только штурвальный, а какой спрос с пацана, выйди, пожалуйста. А я уж как нибудь сам порулю.
41
- Да я с радостью, - согласился Григорий.
На следующий день, после этого разговора Григорий начал работать на комбайне, и это продолжалось трое суток, пока не  начались затяжные дожди. Работал он, невзирая на усталость, до изнеможения, пытаясь заглушать часто появляющиеся видения прошлой жизни. Эти видения были
как будто из кино, а не из его жизни. Порой они доводили его до полуобморочного состояния, он гнал их, но ничего не мог поделать. Видения стали преследовать его ежедневно. Они замучили его до такой степени, что его психика не справлялась с таким его состоянием. Он поделился таким своим  состоянием с Верой. Она расстроилась, и, посоветовавшись с фельдшером колхозной больнички, стала поить мужа разными успокоительными препаратами.
Но никакие препараты не действовали. У него стали беспричинно появляться головные боли. В такое время он старался уединиться, или занимался тяжелым трудом – колол дрова, таскал из колодца воду. Иногда ему помогали беседы с Ваняткой о механизмах и их устройстве, рассказывал как работает двигатель автомобиля, или как работает молотилка комбайна… Ванька рос смышленым пацаном, и, вскоре мог повторить рассказанное в подробностях. Все это отвлекало его от ненужных, как он думал, воспоминаний. Вера, понимая состояние мужа, в такое время пыталась не докучать его лишними заботами. Каким-то внутренним чувством она догадывалась, что Григорий, все время пытается вспомнить забытое прошлое, и это происходит в его мозгах независимо от его желания, как будто, они очищаются влажной губкой, постепенно стирая пыль забытья. 

* * *
42
Часть третья
Молодо - зелено
Дождливым вечером, когда Степановна уже управилась с хозяйством, в окошко постучали. Она прильнула к темному, в дождевых каплях стеклу,- с той стороны окна, увидела лицо дочери. Боже мой, - подумала она, откуда ей взяться, да под дождем, и так поздно? Степановна заторопилась, отбросила дверную щеколду.
- Наконец-то добралась, - с облегчением произнесла Наташа, - думала не дойду!
- Откуда ты, доченька? Да в такую погоду?
- Вот, решила навестить тебя, соскучилась, мам!
Степановна, выслушав такое объяснение, подумала, что в жизни дочери случилось что-то неладное, какое-то несчастье.
- Раздевайся, ишь, как промокла! Садись ближе к печке, я ее сегодня немного протопила. Неделю дожди, в доме как-то сыро и неуютно! Подумала – нужно согреть комнаты, и, видишь, как подгадала!
Наташа прислонилась к теплой печи вначале ладони, потом и спину. Зябко передернула плечами, и, согреваясь, затихла. Увидев потухший взор дочери, ее унылый вид, Степановна приступила к расспросам.
- Рассказывай все, без утайки. Почему так долго не приезжала? Это надо же, целый год отделывалась только письмами, да и в них-то всего и было: «Учусь», «Сдаю экзамены», «Все сдала на пять», «Уезжаю со стройотрядом», только и всего. А как личная жизнь, друзья? И, главное, ни одной фотографии!
- Да, мам, писать особо было не о чем. – Наташа всхлипнула, и заливаясь слезами, начала рассказывать о последних событиях, произошедших в ее жизни.
Полюбила она студента из их института. Звали его Алексеем. Был он недурен собой – стройный, с важной походкой гоголем в институте он был знаменит тем, что был мастером спорта по боксу, и поэтому, считал себя звездой учебного заведения. Многие девчата были к нему неравнодушны, и этим он пользовался. Но, почему-то особое внимание обратил на нее.

43
Ну, еще бы не обратить внимания на такую красавицу, подумала Степановна.
Через некоторое время, продолжала Наташа, он предложил пожениться. Не ожидала она такого предложения, от такой знаменитости их института. Студент Алексей Строганов, мечта всех девчат, и на тебе – ее жених, а в будущем еще и муж, - ее муж. Да за его широкой спиной можно будет всегда чувствовать себя защищенной, уверенной и в безопасности. У Наташи, как в басне Крылова «Вскружилась голова», и она, недолго думая, ответила согласием. Сыграли студенческую свадьбу…
- Эх, дочка, как же это, без родительского благословения, - укоризненно вздохнула Степановна.
- Да, мам я уже поняла, что поступила неправильно, - вздохнула Наташа, - я ведь, дура, считала себя взрослой, а получилось…
Выделили нам небольшую комнатку в общежитии, продолжала свой нерадостный рассказ Наташа. Придали ей домашний вид. Правда этим заниматься пришлось мне одной, Лешке все некогда было – то бои на ринге, «Нужно же подтверждать свой титул», оправдывался он, то встречи с друзьями, как потом я поняла, с такими же пьяницами, как и он. Да, мам, он оказался, несмотря на спорт заядлым пьянчугой и дебоширом. Как же – мастер спорта по боксу! Ни одна драка без него не обходилась. И вот, однажды, когда такую драку разнимала милиция, он так ударил одного сотрудника так, что сломал ему челюсть, и все, загремел на зону. Его тут же отчислили из института, а предлогов для отчисления, кроме этого криминал, было много. Он, пользуясь тем, что защищал честь института, совсем забросил учебу, да, если говорить честно, он и не учился. Все экзамены ему ставили «автоматом». Как потом я поняла, он  был ограниченным человеком, да и откровенным лентяем к тому же.  А я так старалась для нашей семьи, нашла ночную работу – сторожем в садике…  Когда я его упрекала: Леш, ты же глава семьи, ты кроме как кулаками махать, нашел бы себе работу, чтобы хотя бы немного заработать для семьи. Ведь нашей стипендии, и того, что я получаю за подработку сторожем, этого мало, а ведь могут пойти дети, на что он, вроде бы шуткой ответил: «Ядавно понял, что работа – это не мое дело». Только тогда я поняла, что это было совсем не шуткой, -это была гольная правда. Не любил он работать, привык, что все ему доставалось легко, без затрат ума и энергии.  Привык, чтобы ему все доставалось, как сейчас некоторые выражаются «На халяву». Вот и жил он халявщиком,
44
потребителем, короче  – альфонсом. Только поздно я это поняла.
 После суда, подала заявление на развод. Развели без лишних хлопот, и теперь, ношу свою, девичью фамилию - Малахова.
- Мама, а как давно ты видела тетю Дашу? – отвлеклась она от рассказа.
- Давненько, ой, давненько! Как приезжала на похороны отца, вот с тех пор и не видела. Тоже, как ты, все письмами отделывается,а вгости приехать, или хотя бы посулиться, так – нет! Да и путь не ближний, это же не шутка, конец света – Дальний Восток. Ишь куда увез ее муженек! Говорила я ей: придется тебе, Дарья мыкаться по стране, ведь военных куда угодно могут послать, так оно и получилось. А сейчас, чтобы увидеться, нужно уйму денег отвалить только за билеты. А там, разные гостинцы, подарки, нет, на это никаких денег не хватит! А расскажи доченька, каким транспортом ты добралась?
- Попутной машиной, мам, - на пароход билетов не было, вот я и решилась – машиной. Хорошо, дядька хороший попался, даже крюк небольшой сделал от асфальта, до села два километра не довез, говорит: «Все, красавица, дальше не поеду, а то придется здесь куковать! Потихоньку пешочком дотопаешь.», - вот так я и топала под дождем. Ничего, не размокла!
Размокнуть не размокла, но утром Наташа с трудом поднялась с постели. Все ее суставы выворачивало, она сопливилась и чихала. Степановна для лечения стала применять народные средства, которые знала с детства. С полудня она натопила баню, и на полатях до изнеможения отхлестала дочь березовым веником. Разглядывая тело дочери, она отметила для себя, что дочка пополнела, заметен был ее округлившийся живот. Никак беременная подумала она. Не дай Бог от такого папаши наследника иметь, Боже упаси! Придя домой, уложила дочь в постель, предварительно напоив чаем с малиной. Плотно укутала, предупредив: «Не раскрывайся! Когда хорошенько пропотеешь, мокрое белье заменим на - сухое. А там Бог даст, - к вечеру будешь как новенькая!». И на самом деле, после этих процедур Наташа уснула крепким сном до самого утра. Проснувшись, она позвала:
- Мам, есть хочу, кажется,целого поросенка бы уплела!


45
- Да какие поросята сейчас, кто же в это время свиней забивает? Вот куриной лапшичкой накормлю, это полезнее, чем свинина, - и Степановна принялась хлопотать, чтобы накормить дочь.
К полудню разведрило. Куда делись тяжелые дождевые тучи, земля, пригреваемая солнцем, просыхала. Стали просыхать дорожки во дворе, да и лужи на улице стали постепенно уменьшаться в размере. Выбирая места посуше, на велосипедах поехали неугомонные мальчишки.
Наташа,  набросив на плечи фуфайку матери, одев ее же сапоги, отправилась погулять по селу. Пройдя до соседнего дома, она встретила подружку матери – тетю Машу.
- Наташка, никак это ты? Каким ветром? Я вчера ходила к приходу парохода, носила грибочки соленые продавать, а тебя что-то не видела среди сходящих пассажиров. Как же это я тебя просмотрела?
- Да нет, теть Маш, я на попутном автотранспорте приехала, - билетов не было, да вот, когда добиралась пешком, немного простыла, хорошо, мамка быстро вылечила! Вот вышла посмотреть, как здесь и что изменилось, пока меня не было.
- Расскажи, как ты там, - в городе, закончила обучение, замуж не вышла? – засыпала вопросам соседка.
- Да все нормально. – односложно отделывалась от вопросов Наташа.
- Ладно, коли не хочешь отвечать, не надо, - обиделась Мария, - и все-таки я зайду к вам вечерком, ты передай мамке.
Когда Наташа вернулась  домой. Она застала мать за приготовлением изделий из теста. Это были ее знаменитые плюшки различной формы. Они лежали в ряд на противне, готовые к посадке в печь, одновременно на плите в масле кипели пирожки.
- Вот, мам, кстати, сегодня вечером ждем в гости тетю Машу, она просила тебя предупредить. А ты знаешь, на улице совсем распогодилось, - сохнет прямо на глазах. Давай, мам, на кладбище сходим, проведаем могилки дедушки с бабушкой, ты не против?
- Обязательно сходим, дочка, вот допеку, и пойдем.


46
Кладбище располагалось среди редких берез. Они шумели под легким ветерком, сбрасывая с себя редкие капли, оставшиеся на листах после дождя.
- А вот и мама с папой. Лежат себе спокойно, ничего их больше не тревожит, и не беспокоит. Царство им небесное!
Степановна присела на небольшую скамеечку подле могилок, и задумчиво произнесла:
- А вот где покоится твой отец, прости меня Господи за такие слова! Никто не видел его тела, или могилки, может он все-таки, живой, и мается где-то? Я ведь, до сих пор его не забыла, а ты, дочка, помнишь своего родного папку? Не забыла за эти годы? Ведь ты совсем маленькой была, когда случилось это несчастье!
С березы на лицо Степановны упала, и покатилась капля, а может быть и не с березы, а скорее всего из ее глаз выкатилась слезинка и, проделав короткий путь, задержалась на ее губах. Валентина торопливо, чтобы не расстраивать дочь, ее слизнула, и замолчала с печальным выражением на лице.
После кладбища, как по заведенной традиции, Степановна повела дочь на свое любимое место – скамью на берегу.
- Смотрю я на реку, внимательно смотрю, и замечаю, изменилась она по сравнению с рекой моего детства, сильно изменилась!
- Конечно, мама, изменилась, - согласилась дочь, с того времени сколько плотин на ней понастроили. И теперь она стала на много шире, и  течет не так как раньше, - намного медленнее. А ты знаешь, сколько населенных пунктов – деревень, небольших поселков затопили при строительстве плотин?
- Что, прямо с людьми?
- Да нет, людей переселили. А дома, хозяйственные постройки, вот такие кладбища, как у нас, все ушло под воду.
- Господи, спаси и помилуй! Хорошо, что  наша деревня высоко стоит! А то бы и мы ушли под воду.


47
- Люди, которые плавали по Волге, рассказывают, что есть такое место в верховьях Волги, где из-под воды церковная колокольня торчит!
Так разговаривали мать с дочерью, изредка поглядывая на реку, покрывающуюся легким вечерним туманом.
Степановна поднялась со скамьи:
- Что же это мы засиделись, к нам же скоро Мария придет, пойдем, дочка.
По дороге домой Степановна начала разговор о замеченном в бане округлившемся животе дочери. «Да нет, мам, это тебе показалось», отнекивалась Наташа.
- Ну, дай-то Бог, чтобы показалось, а то родишь такого же, не дай Бог, лентяя, как твой бывший муженек.
Подруга Степановны Мария уже сидела, ожидая их на скамейке около дома.
- Вроде кузовков нет, значит, не за грибами ходили, - заметила она. А я, грешным делом подумала: ушли по грибы, а мне ни гугу. Видно ошиблась я.
- Да нет, - мы на могилки родителей ходили. Дочка что-то пожелала сходить, навестить дедушку с бабушкой. Вспомнили и моих родителей, и моего Юрия – Наташиного отца…   Вот только и я,  и Наташа вспоминаем его как живого. Дай-то Бог, чтобы на самом деле был жив!

В родном доме Наташа долго не задержалась. Уже через неделю она первым утренним пароходом отправилась обратно в город.
- Дочка, ты уж, пожалуйста, пиши почаще, не забывай родную мать, - напутствовала ее Степановна.
-- Ладно, мам, обязательно буду чаще…
Продолжение заглушил гудок парохода.
Уж больно легко она согласилась – подумала Степановна, по-прежнему будет писать от случая к случаю, - раз в месяц, а то и реже. Эх, молодо-зелено, еще жизни не знают, не понимают каково это матери быть в неведении.
48
Часть четвертая
Встреча с прошлым
- Верочка, собери-ка мне походный набор.
- Какой еще набор?
- Ну, там шильце, мыльце, - пошутил Григорий, - завтра с председателем едем на областной партхоз актив и, видно с ночевкой. Так что нужны и полотенце, и мыло, и бритвенные принадлежности.
- Понятно, а костюм новый оденешь?
- Зачем? Я же не руководитель. Мы, шоферня! У нас свой актив. Пока они там будут совещаться, нам – по магазинам прошвырнуться, разные покупки для семьи сделать, ну, и так далее…
- Это, что еще за «так далее», - ревниво произнесла Вера, я вас, кобелей знаю!
- Верочка, что это за ревность? «Кобелей» ты знаешь, откуда?
- Да ладно, я неудачно пошутила. Не беспокойся, соберу все что нужно.
Не думал, и не гадал Григорий, что встретит он там, в областном центре, своих знакомых своей молодости, и все вспомнит. Все, не все, а главное. Все, о чем он долгие годы пытался вспомнить, все, что не давало ему покоя, что терзало его мозг до головных болей.
Ночью, перед поездкой, Григория одолевали кошмарные сны: то он саженками плывет по реке, преодолевая сильное встречное течение; то, он на той же реке, окруженный какими-то, как будто как пластилиновыми бревнами, и они наваливаются на него, а он никак не может отпихнуть их, он их расталкивает, расталкивает, но они своей пластилиновой, неподатливой массой, давят и давят на него, и вот, он обессилел, уже не может сопротивляться… Потом – тупой удар по голове, и он тонет, все глубже, и глубже погружаясь в холодную пучину…
Григорий со стоном просыпается от толчков.
- Что с тобой, Гришенька? – это Вера пытается разбудить мечущегося во сне мужа.
- Ох, кошмары замучили, всю ночь боролся с какими-то пластилиновыми

49
бревнами, а они топят меня, топят,… а я никак не могу освободиться и всплыть. Бр-р-р!
Плохо выспавшийся Григорий, наскоро позавтракав, стал собираться в дорогу. Рядом крутился, разбуженный утренней суетой Ванятка, охая и вздыхая, поднялась с постели и бабка Груня. Ванятка ужом увивался около Григория.
- Папанька, привези мне, пожалуйста, из города фонарик, в котором цвет меняется, - вот пацаны обзавидуются!
После свадьбы с Верой, и его усыновлением, Ванька, уже не стесняясь, в зависимости от настроения, называл Григория то батей, то папанькой.
- Куплю, обязательно куплю!
- А мне, Гриша купи туфельки модные, мой размер не забыл?
- Нет, помню. А тебе, мать что купить?
- Ох, сынок, что мне купить… Мне уж скоро в саван обряжаться. – ответила со вздохом бабка Груня. Ты знаешь, мне очень нравятся конфеты шоколадные. Как-то, я у соседки пробовала, уж не вспомню название, но очень вкусные! А еще я слышала, что там, в городе продают каких-то ромовых баб, вот бы попробовать! Говорят, что они мягкие, сочные, пропитанные каким-то ромом, и, к тому же сладкие!
Бабка Груня ни в своем детстве, тем более в войну особых деликатесов не ела и не пробовала, и знала о них только понаслышке. Она любила повторять такой, то ли анекдот, то ли побасенку: «Сладки гусиные лапки! А ты их едал? Да нет да нет, не едал, мой отец видал, как барин едал!».
Провожаемый всем семейством, Григорий направился к «Волге», которая стояла по обыкновению, у двора. Потом вернулся, прижал к себе и поцеловал Веру, пожал Ванятке руку, чмокнул в щеку тещу, и поспешил к автомобилю.
Машина тронулась, с крыльца махали руками. Особенно старался Ванятка.  Вскоре Григорий стучался в дверь дома председателя.
- Ты, что такую рань, Григорий?


50
- Да я, думаю, Федор Никифорович, дорога-то дальняя, думаю, лучше пораньше приехать. Устроиться, может еще, и по магазинам успею побегать, подарки закупить.
- Оно и верно!
В областной центр, несмотря на разбитую, всю в колеях, грунтовую дорогу, добрались засветло. Да, думал Григорий, «Волга» по сравнению с «Газиком» – небо и земля. На «Газике» по такой дороге все косточки бы вытрясло! А здесь, - только глубокой колеи остерегайся, чтобы брюхом не зацепить.

Руководителей хозяйств и партийных работников разместили в обкомовской гостинице и гостинице «Европа», а водителей – в «Доме колхозника». Шоферская братия тут же перезнакомились, и чувствовали они себя, чуть ли не родственниками.
- Слушай, - обратился к Григорию пожилой водитель, - а ведь мы где-то встречались, только не припомню где. Ты, случайно в «Комсомольском» не работал? На бензовозе? Тебя, случайно не Юркой зовут?
При слове «Комсомольский», имени Юрка, в голове Григория что-то щелкнуло, и вспыхнуло, как зарница. В его памяти всплыли картины - степь, молодая женщина, девочка, но тут же, как и вспыхнуло, так и погасло, но имя Юрка, застряло в его  памяти.
- Ты, знаешь, - обратился он к собеседнику, - мне это название «Комсомольский», что-то напоминает, но после одного случая, мне память отшибло напрочь. Ты мне расскажи, может, что и вспомню.
- Что не помнишь, как ты же после армии вернулся в этот совхоз – к невесте. В то время она была уже беременная, что совсем не помнишь, Валю, она еще после техникума работала у нас агрономом-полеводом. Ну, вспоминаешь? У вас еще дочка Наташа родилась, ну, ну, вспомнил?
Валя, дочь…, армия… так, в памяти Григория всплыли смутные картины. Общежитие, новая квартира… так, так, Иван Константинович… Да, его же так называла женщина, родившая ему дочь… Наташа, кукла Глаша,… Так понемногу в памяти Григория стали четко проявляться лица, родные  лица, лица знакомых. И он решил. Решил спросить адрес этого совхоза, где он находится, как туда проехать.
51
- А как попасть в этот совхоз, - спросил он нового знакомого.
Новый, а, в общем-то и не новый, знакомый, которого звали Владимиром, подробно рассказал ему, как попасть в совхоз и, кроме этого, пообещал свести его с бессменным директором совхоза Иваном Константиновичем. Его, кстати, в честь двадцатилетнего юбилея основания целинных и залежных земель, и за достижение высоких экономических результатов, наградили Орденом Трудового Красного Знамени. И на этом партийнохозяйственном активе, ему будут вручать  эту награду.
- Обязательно сведи нас, Владимир, вместе. Ведь должен же я вспомнить себя! А то я живу уже многие годы каким-то потерянным, и никак не могу вспомнить свою прошлую жизнь.
Коллеги, шофера, быстро договорились, и отправились по магазинам, приобретать то, что им наказали домочадцы. На душе Григория отлегло, и стало легче думать о своей жизни. Вот и прошлое вспомнит, думал он, а настоящее, что настоящее, настоящее у него сегодня прекрасное, да и вообще вся жизнь – прекрасная штука. Только не подумал, да и не мог подумать, а что будет с отношениями, его отношениями с, как выясняется, двумя его женами? Получается что он многоженец? Только недавно он узнал, что его по-настоящему зовут Юрием, и, что у него, теперь, получается две жены? Дочь и приемный сын. Да, незадача! Как же ему быть? Хорошо на Востоке, где самостоятельный мужчина может иметь гарем, и в нем не две, три жены, а и больше жен, столько, скольких он может содержать, столько и имей. В нашем государстве это называется «многоженством», и не поощряется. Да, то он был как Паниковский, «человек без паспорта», а теперь у него, получается, два паспорта, или, по крайне мере, записи об этом сохранились во всех его анкетах. Один паспорт, потом второй, одна законная жена, потом вторая… как же быть?
Думал он об этом неотрывно, пока бегал с новым знакомым, а может все-таки, старым знакомым, по магазинам.
- Чертушка, Юрий, ты, где запропал? Уехал к тестю, письмо от вас с Валентиной об увольнении получили, и все – не слуху, не духу! Рассказывай, что, где, как? А мне, видишь, Орден на грудь повесили! – он распахнул пиджак.
- Да он, Иван Константинович, в какую-то аварию попал, и унего всю память отшибло, ничего о прошлой жизни не помнит, даже про свою жену и
52
дочь. Хочет восстановить свою память, начиная с нашего совхоза, - ответил за него Владимир.
- Вот это правильно! – одобрил Иван Константинович. Начнем вспоминать по крупицам. Приезжай, будем ждать.
Возвращаясь после актива в свой колхоз, Григорий рассказал про свою встречу с земляком, знакомым шофером, с которым он работал после армии в целинном совхозе.
- Знаешь, Федор Никифорович, а ведь я начал что-то вспоминать, и решил, нужно бы съездить в этот совхоз, чтобы не мучиться.
- Если, конечно, хочешь вспомнить свою прошлую жизнь, это хорошо! Но сколько же в ней, - в твоей жизни накручено, что сам черт не разберет. Вот ты рассказываешь, что вроде бы служил в армии, соблазнил девчонку  во время работы в целинном совхозе…
- Да я не соблазнял, - начал оправдываться Григорий. Как я вспоминаю, все случилось по обоюдному согласию, никакого насилия, да и не мог я со своим характером совершить такое! Вспомнил, или все-таки начал вспоминать он. Стоило только увидеть знакомые лица, и услышать знакомые названия, так неимоверной скоростью стала возвращаться его память. Еще немного, еще чуть-чуть и вернется прошлое Григория-Юрия, или наоборот – Юрия-Григория…
Всю дорогу пытался он досконально восстановить в своей памяти прошлое, но чем больше он вспоминал, тем тревожнее становилось на его душе. Как теперь рассказать обо всем Вере, терзался он. И за что ему такое наказание?
* * *
Странная и загадочная штука – жизнь!  То она, как река течет по исконному руслу, от истоков, до устья, невзирая ни на какие преграды. Намывает отмели, косы, в некоторых местах обрушивает крутые берега, но все равно достигает своего завершения. Некоторые реки бурливы, некоторые спокойны, и заканчивают свою жизнь в застойном болоте, зарастающем камышом, водорослями, покрываются тиной забвения о своем истоке, своей молодости. Сейчас жизнь, как и реки, - зарегулирована, различными плотинами, которые не дают им полной свободы. Разрешат – текут, перекроют путь, – останавливаются. Такая же жизнь и у людей, пусть
53
не совсем такая, но похожая. Пример – его судьба и женщин, связавших свою судьбу с ним. Примерно такие мысли роились в голове Григория, а может быть все-таки Юрия?
Как сложится его дальнейшая жизнь? Никто не может сказать, даже он сам.

Вернулись Федор Никифорович и Григорий поздно. В редких окнах жителей колхоза горели огоньки. Григорий помог председателю выгрузить его покупки,  и заспешил домой. Машину, как обычно, он поставил около дома. В окнах не было ни одного огонька. Почти неслышно постучал в окно спальни. Вера, как будто чувствовала, сегодня ее любимый муженек вернется. Колыхнулась отдернутая занавеска, и в окне появилось ее лицо. Она  радостно вскинула руки, и, не зажигая огня, бросилась открывать дверь.
- Гришенька, родной, наконец-то вернулся! – радостно запричитала она, а мы ведь думали, что это совещание, надолго затянется, так рано и не ждали тебя! А Ванька, прямо сдоньжил своими  расспросами, он уже всем своим друзьям нахвалился, какой ты ему фонарик привезешь из города.
Григорий обнял теплое после сна тело Веры, поцеловал, и они, стараясь никого не разбудить, на цыпочках прошли в спальню.
Наутро Ванька, первым, заметив у двери знакомый чемодан, радостно вбежал в спальню родителей.
- Батяня, здравствуй! Наконец-то ты вернулся! – и первым его вопросом был: - купил фонарик, какой я проси?
- А как же, конечно купил, к нему еще батарейки в запас, сейчас достанем!
Ковыляя на больных, в синих вздутых венах, из своей спальни вышла бабка Груня.
-  Здравствуй, зятек!
Григорий обнял ее, чмокнул в щеку. Вскоре, из водруженного на стол чемодана, он стал торжественно извлекать городские гостинцы. Никто не остался обделенным, были выполнены все просьбы и наказы.
* * *
54
С тех пор прошло около месяца. Недавняя встреча с целинным односельчанином не давала Григорию покоя. Он снова стал невнимательным, на вопросы Веры отвечал невпопад. И вот, выбрав время, он решился рассказать ей о том, что встретил земляка по прошлой жизни, у которого кое-что выяснил.
- Верочка, - начал он стеснительно, - ты знаешь, встретил я на этом областном совещании человека, который, оказывается меня, знает, и он сказал, что меня звать совсем не Григорием, а Юрием, и что я служил в армии, а после работал в целинном совхозе шофером, женился там... Вот какая история с географией получается! И у меня родилась там – на целине, дочка.
Вера слушала его со слезами на глазах, и, в то же время думала: «а как же я, мы все, Ванятка?»
- Не даром у меня, Гришенька, перед твоей поездкой было нехорошее предчувствие, что она плохо закончится для меня, - и заплакала, не скрывая слез.
- Вот ведь как получается, Вера. Чтобы выяснить, правда это, или нет, все таки нужно съездить в этот совхоз, поднять документы, возможно, - это ошибка, как ты думаешь?
- Конечно, конечно, это ошибка! – с надеждой на то, что так и есть,  это - ошибка, шептала она на ухо мужа, не может же быть такого, чтобы она, и ее семья снова оказались обделенными счастьем.
На другой день, Григорий поговорил с председателем колхоза о кратковременном отпуске. Скрыв от домочадцев цель поездки Григория, Вера проводила его к дебаркадеру на первый пароход до областного центра.

* * *
Колеса поезда на Челябинск, отстучали по стыкам положенное количество времени, и вот, вокзал. Григорий, коротая время до утра, пристроился на МПСсовской лавке. Вокзал был пуст, касса закрыта. Он, пристроив голову на небольшом чемоданчике,  прикорнул на жесткой лавке,  пахнущей специфическим запахом железнодорожных вокзалов, поездных

55
тамбуров, с их неистребимым запахом вагонных туалетов, дымом паровозов, и многим другим, что связано с железной дорогой.
Как только рассвело, он направился на поиски районной нефтебазы. Знакомый, встреченный им во время партхозактива, сказал, что когда-то он работал на бензовозе в совхозе. Оттуда, с нефтебазы, быстрее можно попасть в совхоз, повстречав бензовоз с надписью «Комсомольский». Сейчас  на дверцах всех автомобилей делаются такие надписи, удостоверяющие принадлежность хозяйству. Будь то совхоз, колхоз, или автотранспортное предприятие.
Подробно выспросив, как пройти на нефтебазу, Григорий вскоре был рядом с ее территорией. Около нее уже стояли в очереди несколько бензовозов. Дождавшись выхода очередного бензовоза, следующий автомобиль въезжал, и, примерно через полчаса, выезжал, наполненный горючим, гремя цепью заземления.
Григорий прошелся, осматривая автомобили, с эмблемой «Комсомольский», не было ни одного. Но вот, прямо перед ним выехал бензовоз с желанной эмблемой – «Комсомольский», Григорий проголосовал, и вот, он сидит на жестком сиденье Газ-51. Молодой, лет 30-ти водитель, видно заскучавший без общения, тут же начал, как водится, расспрашивать попутчика. Кто такой, откуда, да по каким делам направляется в их дальний совхоз.
Разговорились. Григорий рассказал, как водится с незнакомыми попутчиками, о своей судьбе, правда, он до сих пор был неуверен – его ли это судьба, или он ее надумал, слушая рассказы нечаянных знакомых. Все-таки он до сих пор не был уверен, что найдет истоки своей жизни. Хотелось, и в то же время боялся, что эта информация в корне изменит его настоящую жизнь. Хотя, судя по разговорам с директором совхоза Иваном Константиновичем, он глубинной памятью, иногда воскрешал какие-то обрывки из той, глубоко забытой своей жизни.
- А вот и наш совхоз, - отвлек от невеселых дум Григория водитель, -  все- таки мы быстро домчались! А весной, в  распутицу, или зимой, когда впереди бульдозер дорогу расчищает, часа три едем до района. Что поделаешь, степь-матушка. От отделения совхоза до отделения тридцать километров, а то и более, а степь, - это степь, никаких ориентиров, так, иногда попадается знакомое деревце, а более ничего. Да что я тебе говорю, ведь, как я понял, ты же здесь когда-то работал…
56
Бензовоз подъехал к совхозной нефтебазе.
- Вот по той улице, ты как раз и доберешься до совхозной конторы, а может, дождешься, пока сольюсь, и подвезу?
- Нет, не надо, сам дойду куда надо, - ответил Григорий, и споро зашагал в указанном направлении, размахивая чемоданчиком.

* * *
57
Часть пятая
Наташа. Новая жизнь
Угадала Степановна. Проводив Наташу в институт, она ждала весточку от дочери почти год. Придется, окаянной, конвертов послать, и пристыдить, что не пишет, да на конвертах написать обратный адрес, подумала она. Так уж в этом конверте никуда больше не пошлет  письма. Так Степановна и сделала. Только отправила письмо, и на тебе, получает от дочери долгожданное письмо. «Мама, - пишет Наташа, - я успешно окончила институт, и по распределению попала я работать в Уральскую область, в сельскую школу.   Преподаю здесь русский язык и литературу. Школа хорошая, в моем 9 классе, тридцать учеников. Ты спросишь, почему «моем»? Да потому, что меня в этот класс назначили классным руководителем. Живу в небольшой комнатке при школе. Познакомилась с молодым человеком Алексеем. Работает агрономом, тоже недавно окончил сельхозинститут, и, представь себе, тоже в том же городе, в котором училась и я, и как только не встретились раньше? Думаю, во время летних каникул приеду вместе с ним к тебе за «благословением». На этом писать заканчиваю, целую. До скорого свидания, твоя непутевая дочь Наташа».
Уж что «непутевая», - это точно! А вот что скоро приедет, да с женихом, как она пишет за «благословением», - это хорошо!  - подумала Степановна, Видно поняла свою прежнюю ошибку. Дай Бог, чтобы не повторилась такая же история, как с прежним.
Прочитав письмо дочери, и поразмыслив, Степановна поспешила поделиться радостной вестью со своей закадычной подружкой Марией.
- Маш, благую весть получила от дочки, - с порога начала Степановна, - ты представляешь, сегодня получила письмо от Наташки. Оказывается, она уже получила диплом, и ее направили работать в Казахстан, в Уральскую область, правда, в сельскую школу, преподавать литературу и русский язык. И ей уже поручили руководить классом. Это ее, еще молодую, зеленую, только окончившую институт – и классом руководить! Ею самою еще нужно руководить, да иногда ремешком постегивать! Вот пошли времена. Да ты знаешь, пишет, что в следующем году, во время каникул, привезет жениха «на смотрины», поглядим, кого она там выбрала.
- Ой, Степановна, современные дети быстро взрослеют, не успели из яйца вылупиться, - и уже самостоятельные, замуж, жениться, им нужно, куда только торопятся?
58
- Маш, а ты вспомни свои молодые годы, когда ты замуж выскочила, и как? Да и я ничуть не лучше. Вот только, только не все в моей жизни ладно вышло, - вздохнула Степановна, - не послушал меня Юрка, пропал без вести. Вот и я тоже, почитай всю жизнь одна кукую. Твой-то ладно, погиб во время аварии, а мой? Эх, да что говорить…
Расстались подруги поздно, когда начался разыгрываться сильный ветер.
- Пойду я, Степановна, пока окончательно тропинки не замело, - засобиралась Марья.
   
За окном печально завывала вьюга. Ветер  стучал незакрытой ставней, и этот стук напоминал стук в окно припозднившегося путника. Это завывание вьюги, этот стук, наводили на Степановну тоску и уныние. Как же нескладно сложилась моя судьба после смерти отца, - думала она. Нужно было бы вернуться вновь туда – в целинный совхоз, где все уже определилось, работа, моя и Юры, да и дочка была в садике, потом бы пошла в школу. А чем там школа-то хуже здешней? Выпускники так же поступали в институты. Так же оканчивают, и работают руководителями, и специалистами. Цела бы была семья, не пропал бы без вести муж...
Вот такие мысли навевала непогода. А ветер все усиливался, и усиливался. Окна были забиты снегом так, что не было видно даже фонарей.  В закрытые ставни и стены ударяли, видно сорванные с крыш соседних домов и сараев, сорванные листы шифера и дранки.
Нужно бы пойти, да закрыть ставню, а то расшибет стекла, подумала Степановна.
С трудом справившись с дверью, она вышла во двор. Там творилось что-то невообразимое – летели обрывки кровли,  лицо забивало мокрым снегом. Да, разбушевалась непогодь! А что в такую непогодь творится в степи? Там же, ветру не за что зацепиться, нет для него никакой преграды!
Частенько в мыслях Степановны возникали степные картины, все не могла отвыкнуть от той прошлой, счастливой жизни в своей молодости, - от Юры, маленькой дочки Наташи. Много прошло годков, но она, как бы жила в еще том времени, когда все были живы и здоровы.

59
Не спалось в эту ночь и Наташе. Она беспокойно ворочалась на своей узенькой казенной кровати, вспоминая недавнюю встречу с Алексеем. Здесь, в ее комнате.
Смешной этот Алешка! Вроде бы взрослый человек, уже руководитель, пусть небольшой, но руководитель. Как-никак, а агроном большого отделения совхоза. Только одной посевной площади, как хвалился он, более десяти тысяч гектаров. Наташа е ожидала, что Алешка такой стеснительный и целомудренный. За все время их знакомства, он только и посмел во время танцев в совхозном клубе, прижать ее к себе, да торопливо поцеловать после проводов, до ее жилья. Вот и все их отношения! Но, несмотря на это, Наташа влюбилась в него по уши. А сегодня для продолжения более близких отношений выдался подходящий случай.
В совхозном клубе проходило торжественное собрание в честь восьмого марта. После собрания Лешка, вытащив из-за пазухи букетик желтых мимоз, вручил их Наташе. Где только купил? И как только сохранил, подумала она.
- Проводишь? – спросила его Наташа. - Да и давай зайдем ко мне, отметим праздник!
Наташа заранее предугадала такое развитие событий, и решила «брать быка за рога». Опыт общения с мужчинами, как она считала, был у нее солидный. Нельзя упускать такую возможность. В совхозе много молодых девчат, уведут его еще, прямо из под носа. А Лешка ей нравился еще с первого дня, когда она увидела его на Новогоднем празднике. Тогда она без стеснения, увидев одиноко стоящего у стены молодого человека, подошла к нему.
- Что, не пришла твоя девушка?
- Да нет у меня еще ее! Не познакомился.
- Тогда давай знакомиться, и я буду твоей девушкой, - предложила она, как тебя звать?
- Алексей.
- А меня Наташей. Алексей, приглашаю тебя на белый танец!
Они закружились в вальсе. Закружились – не то слово. Алексей был неумелым танцором, это Наташа пыталась его закружить. Рассказывала, и показывала, как танцуют вальс. Вальс сменил танго. Во время этого танца
60
Алексей осмелел. Он привлек к себе Наташу, пытаясь плотнее прижаться к ее телу, груди. Чувствовалось, это доставляло ему удовольствие.
Вот так начались их отношения, переросшие, как считала Наташа в любовь.

Потопав, стряхивая снег с обуви перед дверью комнаты, Наташа открыла ее и пригласила:
- Входи, Лёшенька. – она уже не стеснялась, и как старого знакомого называла его ласкательными именами.
Мой он, только мой, и ничей больше, говорила она себе. Этим, своей любовью, чувством собственницы любимого мужчины, она была похожей на свою мать.
Раздевшись, Наташа стала хлопотать, доставая из небольшого шкафчика сладости, припасенные к празднику, достала оттуда же бутылочку вина, и шампанское.
- С Нового года осталась, - как бы оправдываясь, сказала она. - Ну, ты что топчешься у двери, присаживайся! – пригласила к небольшому столику Лешку. Оттуда же, из шкафчика достала графин, налила в него из ведра воды, и поместила в него подаренную им веточку мимозы.
- Ну, кавалер, ухаживай за дамой! – протянула ему бутылку шапанского.
Лешка неумело начал срывать с бутылки фольгу. Хорошо еще, что пробка была пластмассовой, а то с его неумелостью, долго пришлось бы помучиться. Хлопнула пробка. В стаканы полился янтарный напиток.
- А давай Леша, выпьем на брудершафт, - первой внесла предложение Наташа.
- Согласен, еще как согласен!
Охмелевший от выпитого шампанского, Лешка, после поцелуя «на брудершафт», осмелел, и обняла Наташу. Он почувствовал себя раскованней. Только сейчас он почувствовал себя мужчиной, и притом, взрослым и самостоятельным. Наташа, уже умудренная опытом обращения с противоположным полом, как могла, направляла его действия.
Очнулись они от любовного угара только под утро.
61
Через некоторое время, после этого праздника, они уже ни сколько не стесняясь, ходили под ручку по вечерним улицам села, вместе были и на всех совхозных мероприятиях, кинофильмах, демонстрируемых в клубе, танцах. В
общем, не расставались. Все жители совхоза признали их женихом и невестой.
- Скоро ли свадьба? Донимали их вопросами знакомые.
- Скоро, скоро, - отвечали молодые, - не пойдет и года!

Закружилась, завертелась, как в танце жизнь Наташи и Лешки. Днем – работа, после работы другие заботы. Наташа до позднего вечера корпела над проверкой тетрадей, и между делом на плитке готовила ужин. Сама-то она, как обычно не чувствовала голода, так, самую малость. Старалась она, в основном, по единственной причине - а, вдруг придет Алексей, к тому же голодный, а у нее - шаром покати. Такого Наташа допустить не могла. После той незабываемой ночи, Наташа чувствовала себя хозяйкой, почти женой, и считала своей обязанностью, чтобы Лешка был сытым. Практически они жили почти как муж и жена, и этого нисколько не стеснялись.
Помня о разговоре с матерью о том, что как она опрометчиво поступила, не получив материнского благословения на брак, Наташа на все предложения Алексея о женитьбе отвечала: «Лёшенька, поженимся обязательно, но только после знакомства с моей матерью, и ее благословения». Алексей, видно боясь, так же как и Наташа, чтобы его невесту не увели из-под носа, торопил с женитьбой, но она была непреклонной. Боялась как бы не обжечься вновь. Его спешка объяснялась и тем, что он уже выслал своим родителям любительское фото, на котором  были запечатлены они среди своих товарищей. Чтобы было ясно, кто его невеста, он отметил ее малозаметной точкой. «Родители, - написал он, - угадайте на фото, кто моя избранница. Так вот, самая красивая девушка на этом фото, это моя Наташа!».
То ли угадав, то ли увидев эту малозаметную точку, в ответном письме Лешины родители оценили выбор сына. «Приезжайте к нам в гости! Мы с нетерпением вас ждем!».
Алексей и Наташа были счастливы и ждали наступления того времени, когда смогут отправиться к родителям Алексея и матери Наташи. А нужно-то
62
было дождаться школьных каникул, и времени, когда Алексею можно будет уйти в отпуск. Не чаяла и не гадала Наташа, что к тому времени она после долгой разлуки увидит своего без вести пропавшего отца.
* * *
63
часть шестая

Возвращение из «Комсомольского»
Григорий первым делом зашел в отдел кадров совхоза. Там работала молодая женщина, приехавшая в совхоз совсем недавно. Когда Григорий рассказал ей о своей беде, она посоветовала ему первым делом пойти в совхозный дом культуры. Там сказала она, пионеры создали совхозный музей, в котором имеются разные экспонаты, в том числе фотографии, вырезки из газет и, даже некоторые книги, присланные пионерами первоцелинникам.
Григорий, послушав совета зав. Отделом кадров Александры Ивановны, как она себя назвала, и отправился в дом культуры, попросту, совхозный клуб.  Там уже за дверью с надписью «БИБЛИОТЕКА» за столом, скрытым за стеллажами с книгами, сидела миловидная девушка и просматривала формуляры читателей.
- Вы хотите записаться? – встретила она Григория.
- Да нет, я просто интересуюсь историей совхоза, его работников. У вас, говорят, имеется что-то наподобие краеведческого уголка, ил что-то подобное. Мне так в отделе кадров сказали.
- Это вас Александра Ивановна информировала? А вы, что, из газеты? А то к нам приезжали перед юбилеем целины из областной газеты, все интересовались нашими людьми, записывали рассказы старожилов, беседовали с нашими пионерами-краеведами.
- Да нет, я частным порядком, - и Григорий, уже в который раз поведал свою историю.
- О! Вот как, - воскликнула заведующая библиотекой. Чувствовалось, что эта история заинтересовала. - У нас, в краеведческом уголке много всяких газетных вырезок, любительских фотографий, сейчас я вам покажу, возможно, увидите что либо знакомое – например, фото в газете, или фотографию, сделанную нашими фотолюбителями… Все возможно. – разговаривая, она доставала с полки альбомы разных форматов, и передавала их Григорию. – только осторожнее, многие фото и вырезки уже немного поистрепались. Их часто рассматривают жители. Вспоминают прошлое.
64
- А как вас назвать, величать? – спросил Григорий.
- Зовите просто – Машей.
Григорий с интересом рассматривал старые, порой пожелтевшие фотографии. Вот – на фоне бригадного вагончика стоит пара. Он – молодой паренек в вельветовой толстовке, шароварах, и форменной фуражке, она в платье с белым кружевным воротничком. На ее ногах туфельки и белые носочки. В такой, модной одежде и фотографировались в то  время молодые целинники, подумал Григорий. Нашлась и вырезка из районной газеты с фотографией, на которой на фоне автомобиля стояли девушка и парень в солдатской форме. Под фотографией надпись: «После службы, в совхоз к любимой девушке» и ниже – «Валентина и Юрий познакомились здесь, - на целине». Так это же – я! – вскрикнул Григорий, увидев эту вырезку.
-  Что, нашли свое фото? – посмотрев на эту вырезку, заведующая библиотекой заметила: - да в этом альбоме имеется еще такая, я вам, наверное, подарю ее.
- Подарите, пожалуйста, я вас прошу Мария! Очень буду благодарен! А если хотите, я ее куплю!
- А вот этого не нужно, а то я обижусь! Я рада, что вам помогаю в вашей беде.

Из библиотеки Григорий направился вновь в совхозную контору. Там в своем кабинете уже сидел директор Иван Константинович .
- Приехал все-таки! – радостно встретил он Григория.
После короткого разговора, он вызвал к себе главного бухгалтера, и спросил: - Вы можете в своих архивах найти платежные ведомости, а лучше, вместе с заведующей отделом кадрами найдите заявление об увольнении за, кажется, шестидесятый год, там еще должно быть отмечено, что «на основании телеграммы», ну, и другие документы.
Пока искались указанные документы, Иван Константинович еще раз подробно выспросил Григория о последних годах его жизни, а потом спросил:
- Не думаешь вернуться к нам, в совхоз?

65
- Да какой там вернуться, когда я еще не определился, кто я есть на самом деле, - скорбно вздохнул Григорий, - и куда мне направляться в дальнейшем, то ли к Вере, то ли, к прежней, - первой семье? А, в прочем, съезжу к первой семье, если нужен я там, - останусь. Да и вообще, Иван Константинович, я сейчас, как корова на льду раскорячился, боюсь, как бы мне не разорваться.
Произнес эти слова, и задумался, а ведь на самом деле похожая ситуация – ни взад, ни вперед…

* * *
С  тяжелым сердцем возвращался Григорий домой. Как рассказать Варе о том, что он выяснил. Теперь, имея на руках некоторые документы, он окончательно уверился, что последние годы, он жил не своей жизнью. Как теперь объяснить это Вере, Ваньке, теще Груне, наконец? Как появиться на глаза своим бывшим жене и дочери? А теперь выяснилось, что совсем они и не бывшие. Поймут ли они его? Как они живут? Как живет Валентина? Имена своей первой жены, своей дочери он узнал из документов, хранившихся в архивах совхоза, совхозного садика, да и вообще от людей, их знавших по прежней работе. Теперь он точно знал, что его зовут Юрий Максимович Малахов. Он служил в армии в автобатальоне, работал в целинном совхозе, женат на Валентине, у него есть дочь Наташа. Теперь-то дочка, небось, уже замужем, и, возможно имеет своего ребенка, а Валя, интересно, вышла замуж повторно, или нет? Все-таки долго я пропадал без вести. Вот такие мысли мучили его всю дорогу.
А больше всего он мучился от мыслей, как это известие перенесет Вера, и все домочадцы.

- Мамка, встречай, папанька приехал!
От этого слова, - «папанька», больно кольнуло в сердце.
Было утро  выходного дня, и все были в сборе.
- Ну, как, Гришенька, съездил?
- Нормально, потом расскажу, - односложно ответил он, и уселся за стол.

66
- Я сейчас тебя покормлю, мы-то уже позавтракали, Ванятка, неси из чулана хлеб! Свеженький, только вчера мать испекла, что-то надоел этот магазинный, своего захотелось!
После завтрака Вера повела его во двор, к лавочке, стоявшей под яблоней.
- Рассказывай! Я по тебе вижу – что-то неладно.
- Да что рассказывать, благодаря знакомым, я все, или почти все вспомнил, кроме того, как я тонул. В общем, нужно ехать на то место, где я жил и работал перед тем, как попал на ваш берег, - к вам.
Вера, слушая рассказ Григория, все больше и больше мрачнела лицом.
- Оказывается, - продолжал Григорий, - зовут меня на самом деле Юрием…
- Как Юрием? – вскрикнула Вера, - по всем настоящим документам тебя звать Григорием Волгиным!
- Это по сегодняшним, а по настоящим, первоначальным, - Юрием Малаховым, - возразил он. Кроме этого, когда я после армии работал на целине, я женился, и у меня была жена, которую звали Валентиной, и у нас была дочь Наташа. Теперь уже, наверное, - невеста. Судя по письму, в котором мы просили уволить с работы в совхозе, мы жили совсем неподалеку, тоже на Волге, но намного выше по течению.
- Гришенька, что же ты наделал, как же нам жить дальше, запричитала Вера.
- Да я сам не знаю, и не понимаю, но хочу сказать одно: мне нужно ехать по этому адресу, и чем скорее, тем лучше. В конце концов, я буду знать себя – кто я есть на самом деле. А вообще-то я побаиваюсь, как бы меня не привлекли к ответственности за два паспорта на разные имена и за многоженство ох, боюсь я Верочка дальнейшей своей судьбы! Как было хорошо, когда я забыл свое прошлое, и был счастлив с тобой, но, сколько веревочке не виться… Короче, нужно ехать! Только хочу дождаться лета.

И снова поездка в поисках себя. Своего начала. Своих истоков. Вперед, - в прошлое!

67
Часть седьмая
Вперед, - в прошлое

До села, указанного в адресе, полученном в отделе кадров совхоза, теперь уже Юрий, а не Григорий, добирался небольшим пароходиком, отплывшем от речного вокзала областного центра.  С частыми остановками у небольших дебаркадеров, расположенных на берегах Волги, путь занял несколько часов. И вот, впереди, на правом, высоком берегу показалось село. Внизу виднелся такой же, как и всюду, небольшой причал, от которого вела крутая, натоптанная долгими годами широкая тропа. В сердце Юрия екнуло. Этот неказистый причал, эта тропа, ведущая вверх к селу, скрытому деревьями, из-за которых там и сям выглядывали деревянные домики, ожили в его памяти. Он, почти уверенно и целенаправленно начал подыматься по этой тропе. Поднявшись на самый верх, справа он увидел скамью. «Нужно отдышаться», подумал он. Скамья была старой, но ее поверхность была отполирована от частого ее употребления. «Видно часто отдыхают уставшие от подъема пассажиры!» - такая мысль родилась в его голове. Ему было и невдомек, что на этой скамье, всматриваясь в подходящие пароходики, и сходящих с них пассажиров, уже долгие годы ожидает его, -  Юрия, Степановна, его первая, законная жена.
От села, вглядываясь в подходивших, спешила что-то приговаривая немолодая женщина. Увидев сидящего на скамье мужчину, она остановилась как вкопанная.
- Неужели дождалась? – вскрикнула она. - Ты же Юрий? Неужели ты, родной?! – и она бессильно опустилась на землю.
Юрий поспешил к ней, всматриваясь в чем-то знакомые фигуру и лицо. Примерно такое лицо было на фотографии из газеты, но только значительно моложе. Точно! Это же его Валя!
- Валя, точно, это я – Твой Юрка!
Обнявши, Юрка довел ее до скамьи.
- Не верю, неужели дождалась? Как же долго я ждала этого! Не верила, ничему и никому не верила. Совсем не верила, в то, что ты погиб, все ждала, ждала…

68
- Юра, а ты знаешь, ведь скоро наша Наташка выйдет замуж?
- Да ты что? И за кого же? Кстати, а где сейчас наша дочка?
- Юр, ты многого еще не знаешь, да и где тебе знать, - как бы оправдываясь,  извинительно произнесла Валентина, - она ведь с отличием окончила педагогический институт, и сейчас работает в Уральской области. Пишет, что скоро, на летние каникулы привезет сюда своего жениха, знакомиться. Как ты во время объявился, теперь вся наша семья будет в сборе – и мы с тобой, и наша дочка, и скорее всего пополнение в лице жениха, а скорее всего будущего мужа. Да, я забыла тебе сказать, что зовут его, - жениха, Алексеем.
Долго еще сидели Валентина с Юрием на лавочке. Вот уже и смеркаться стало, а они все не могли наговориться.
- Что ж это мы засиделись здесь, пойдем домой! Зябко стало.
Дома, за ужином, Юрий рассказал Валентине, как его, умирающего подобрали два пацаненка. Как его выходила, практически спасла от смерти мать одного из них – Ваньки, как он долго вспоминал, кто он есть, как женился на этой женщине. Короче рассказал все, без утайки. Валентина охала, ахала, вздыхала.
- Как же, все-таки ты вспомнил, как же ты меня нашел?
- О, Валя, это такая история, такая история, что быстро и не расскажешь! А вообще-то это я начал узнавать свою судьбу благодаря нашему директору. Помнишь Ивана Константиновича, - директора «Комсомольского», где мы работали с тобой?
Валентина утвердительно кивнула головой
- Мы встретились с ним случайно, на партхозактиве. Он признал меня. Вот с этого все и началось.

Утром Юрий проснулся от ощущения, что кто-то его внимательно рассматривает. Сквозь ресницы он увидел сидящую перед ним Валентину, которая внимательно рассматривала его. Вот она поднесла руку к голове, и нежно погладила его волосы. От этих прикосновений он открыл глаза, взял ее за руку, и поднес к своим губам.

69
Валентина,  в приливе чувств, обняла, и прильнула к нему.
Через некоторое время Юрий продолжил вчерашний рассказ о пережитом, перескакивая с одного на другое, пытаясь передать свои душевные страдания, насилия над своей памятью, о том, какие были у него головные боли от этих воспоминаний.
-  Но я, каким-то седьмым, восьмым, а может, десятым, чувством, какой-то памятью, ощущал, что новая жизнь – не моя. Поэтому-то и мучился.
- Да, как же ты ничего не мог вспомнить? Меня, дочь? А я ведь тебя помнила, и почти каждый день высматривала среди приплывающих пассажиров. Разве так бывает, чтобы совсем память потерять? Даже твой паспорт сохранила, и твою трудовую книжку в пароходстве забрала, правда со скандалом, но забрала, думала – пригодится, как чувствовала, вернешься, – через некоторое время, она а с обидой, заметила – а мы ведь с тобой не венчаны, да что не венчаны, даже не зарегистрированы. Может поэтому так судьба нас наказала?
Упрек больно ударил по сердцу Юрия. На самом деле, подумал он, с женщиной, от которой он имеет дочь, брак не оформлен, а с другой, – на тебе расписался, и даже усыновил ее ребенка. Вот такие вывихи судьбы. Как же все-таки направить судьбу в нужное русло, да так, чтобы всем было в ней удобно и счастливо, думал он.
- А ты, Валя, как думаешь, это возможно исправить?
Через некоторое время, подумав, он задал еще один вопрос:
- Валь, а тебе не кажется, что Наташа в каком-то роде носит мою фамилию несколько незаконно? Тебе не кажется, что нам, по прошествии стольких лет, нужно исправить такую несправедливость?
- Юра, коли так сложилась наша судьба, надо ее подправить, и не полагаться стечение обстоятельств. Вон, даже судьбу рек, предопределенную самой природой, и то меняют – перегораживают плотинами, забирают воду из них, меняют русло, а мы, что не можем направить свою жизнь в нужное русло? Вот, приедет дочка, и начнем жить по-новому!
В дверь постучали. Это была подруга Степановны, Марья.

70
- Ой, да у тебя, Степановна, никак гости? – разглядывая Юрия, подслеповато прищурившись, заметила он.
- Да это же  пропавший Юрий объявился, ты что, Мария, не узнала его?
- И, правда, он! Только как поседел и постарел, а так – похож, похож. Неужели это ты, Юрка?
- Да я, это, я! Признала, наконец-то?
Пришлось Юрию еще раз, правда, намного сократив, рассказывать ей о своих мытарствах.
- Однако, а мы ведь все думали, что ты совсем пропал, и тебя нет в живых. Только Валентина твердила «Живой он, живой, просто пропал без вести, и найдется». Эту же мысль она внушила и Наташе, та тоже всем своим одноклассникам рассказывала, что ты в кругосветном путешествии, а потом, повзрослев, говорила, что ты пропал без вести, и скоро найдешься. И вот, нашелся!
- Маша, подружка, скоро пригласим тебя в гости – на помолвку дочки, и на нашу с Юрием свадьбу, мы, ведь так до сих пор и не расписаны. Вот и будет повод.
Проводив гостью, Юрий задал вопрос:
- И когда же ты, Валя все это решила?
- А я такая, решительная, забыл? Как в молодости решила выйти за тебя замуж, и не отпускать тебя никуда, да вот ослушался ты меня раз, и что вышло? Теперь будет так, как я решила в молодости, и так будет до самой нашей кончины.
* * *
Все случилось так, как задумала Степановна. После возвращения Юрия в семью прошло несколько месяцев. Приехала Наташа со своим женихом Алексеем. Валентина, как заведено, благословила выбор дочери. Алексей понравился всем. И матери, и отцу, и всем сельчанам, знающим семью Малаховых. Оформление отношений решили не откладывать и подали заявления в сельский совет. В деревнях такие дела делаются быстро. И, что интересно, поступило два заявления – от Юрия с Валентиной,  от Алексея с Натальей. Свадьбу справили тоже здесь – в селе Воскресенское, которое так

71
соответствовало своим названием воскресению Юрия, и его отношений со своей избранницей молодости Валентиной, и обретением дочери, зятя и внука.
Долго не решался Юрий объяснить Вере свое исчезновение. И, все-таки, он написал ей письмо о том, что он нашел своих, - жену, дочь, о ее свадьбе, но ответа так и не дождался…
Прошло много лет. Малаховы уже нянчились с трехлетним внуком, которого иногда привозили погостить их дети Наталья и Алексей Михайловы. Как сообщил в письме Ивана Пономарев, сына Веры, что она через два года  после отъезда Григория, вышла вторично замуж, и живет счастливо. Иван, не смотря ни на что, по-прежнему любит Григория, только никак не поймет, как же теперь его называть – как-то привык к папане Грише.

* * *

Жизнь человеческая так же, как и река, иногда изменяет свое русло, разделяется на протоки, у нее так же имеются различные притоки, на ее пути попадаются острова и отмели, она имеет свои поймы, но, все-таки стремится к одному - своему устью. Иногда устье разделяется на рукава, но все они, в итоге, имеют свое предназначение - наполнить море, или океан. Там и кончается ее долгий путь. Вот и человеческая жизнь похожа на реку, так же имеет свой исток, свои притоки и протоки. Тихие поймы и заводи, стремнины… Короче, жизнь – это река!