Безобразно пьяный мужик едет, матерится, машет руками, всем надоел. Но интересно, что свое негодование пассажиры направляют не на него. Что ему, невменяемому, скажешь?
- Кондуктор, зачем пьяных садите? Как вы работаете? Он себя ведет безобразно . Тут женщины едут, дети. Что, нам всё это слушать? Пусть выходит.
Совестят кондуктора. Засовестили. Под одобрительные женские реплики она справилась с неприятным, страшно ругающимся, неуправляемым пьяным мужчиной.
Вытолкала!
Научилась-таки!
Ага.... На следующей остановке входят, или нет, почти вползают трое мужиков. Все трое в лоскуты пьяны, а один из них самостоятельно двигаться не может, и его товарищи бережно, насколько позволяет их собственное состояние, поддерживают с двух сторон.
- М-мать, пров-вези, а? Мы щ-щас… заплатим… М-мы… т-тихонько постоим… П-поищи…- с трудом говорит один, второй невидяще смотрит, но с готовностью кивает и начинает искать. Да карманы если и хранили что, то только одни воспоминания.
Он вопросительно и невидяще смотрит на первого. Тот снова:
- Д-должны б-быть… Ищи.. ищи…
Второй снова кивает и все повторяется.
Третий в этот момент, оставленный на секунду без поддержки, валится тут же, у двери кулем. Пытается встать, словно израненный воин. Хватается за стоящих рядом, но это почему-то им не нравится.
Женщина, которая возмущалась предыдущим пьяным, снова раздраженно начала:
- Кондуктор, чего вы пьяных садите в автобус? Это что? Вытрезвитель вам?
Кондуктору тоже пьяные не нравятся и ещё больше, чем всем остальным здесь. Кое-как она вытолкала и эту троицу, которая выпала безропотно, ведя между собой невразумительный разговор, начатый, может, час-полтора назад, теперь он периодически всплывает в их угарных головах.
После них пассажиры громко возмущались «этим безобразием», особенно пассажирка, у которой пытающийся встать на ноги оборвал ручки её сумки. Негодовали до следующей остановки.
Дверь с грохотом открылась, и кое-как влез парень с таким духом сивухи, что дышать стало трудно, а некоторым и невозможно, и все дружно отвернулись! В воротники и платочки носы уткнули.
Он еле шевелил языком, шатался и изо всех сил держался некрепкими руками за поручень, и отравленный воздух нёсся со скоростью звука до передней площадки.
- Слушай… Меня.. сейчас… выгнали.. с 14-го автобуса… Все… Ну… довези… до вокзала, ну? Денег ни копейки… На, смотри.
Он шатаясь так, что страшно было за него, вывернул замызганные карманы штанов и потряс ими.
Кондуктор обвела странным взглядом всех застывших от картины, которая, казалось, никогда не кончится. Пассажиры смотрели на пьяного, на нее, снова на парня.
Тишина…
Вдруг грохнули от смеха. Снова смотрели - 57 6друг на друга, на пьяного, который тоже пытался улыбаться. Никто ничего не говорил, и остановиться не могли. Пьяный ничего не понимал, но решил, что он причина такого неожиданного веселья, и косноязычил:
- Вот… гонят все… денег нет… Всё, всё пропил… А ехать-то надо… И не выпить тоже нельзя… Вот…
Военный (он, как все военные, благоразумно не ввязывался в автобусные дела), говорит кондуктору:
- Ну и работа у вас. Как же вы терпите всё это? Премии не дают за выталкивание пьяных? Это же нескончаемо.
Почему-то уже никто пьяным не возмущался, никто не просил его выгнать из автобуса, взгляд пассажирки задумчив, и она смотрела на кондуктора без раздражения.
А пьяный парень растолковывал ближайшему соседу, что он пропил всё, ну всё… до последней копейки… Забыл даже на билет оставить… Ему надо ехать до вокзала, а его гонят со всех автобусов… а здесь нет… вот… весёлый едет народ… Да и зачем гнать?
Сегодня я еду пьяный… а завтра ты…
1996 г.