Голова шумела, да так громко, словно кто-то нажал на слив и в сознании полоскался унитаз. Судя по леопардовому покрывалу, из-под которого торчала моя пятка, я был дома, в своей кровати. Это радовало. Не часто такое бывало, не часто.
Что было вчера, не хотелось даже вспоминать. Вряд ли что-то оригинальное. Скорее всего, просто набрался в клубе и поехал домой. Хотя, нет, помню, кто-то пихал меня в спину для ускорения. Значит, домой меня привёз родственник. Ну, или кто он там мне? А судя по аккуратно сложенной одежде на стуле, он был не один. Папа и мама. И хрюкнул от смеха, представив эту парочку. Кай и Минсок. Они постоянно вдвоём приезжают. Кай берёт Минсока, чтобы не убить меня нечаянно в воспитательных целях, а Минсок Кая — чтобы убеждение было более результативным. Великолепно спелись.
Из пыльного зеркала в ванной на меня смотрел подпухший парень.
— Ну, привет, Бэкхён, — попытался улыбнуться своему отражению, но получилось как-то криво. — Ай-яй-яй, — сам себе укоризненно погрозил пальцем и, подражая Минсоку, закривлялся: — «Тебе же уже двадцать лет! Ты у нас такой молодец!» Аж сил моих нет, — скривился. — «Давай вместе подумаем, что ты будешь делать дальше, если сам ты не в силах решить, где хочешь учиться и работать».
Тяжело вздохнул, сжав ноющие виски.
— Молодец… Конечно. Естественно, молодец, — пробурчал, выдавливая пасту на зубную щётку. — Вот только этот молодец ни учиться, ни работать не собирается.
Но Дженнифер знает. Она одна, кто молчит, когда остальные с пеной у рта пытаются доказать мне, что надо приносить пользу обществу и зарабатывать деньги. Я вижу, что она согласна с ними, но сказать этого не может.
Она знает.
И я ей так благодарен за всё, что нет ничего страшнее, чем разочаровать её и увидеть удивлённый, растерянный взгляд, не узнающий меня. Наверное, я совсем не скатился только потому, что боялся опозориться перед ней, той, которая подарила мне новую жизнь. Впрочем, я всё-таки успел причинить ей боль. Когда мне было пятнадцать, и гормоны управляли мои организмом и языком, однажды закричал, что это она виновата в том, что я — чудовище, и лучше бы сдала меня в приют для трудных детей, чем обрекла на это. Прошло время, но её глаза в тот момент отпечатались у меня на подкорке. Эти мысли никуда не делись, просто засели где-то глубоко, притаившись до поры, до времени. Я благодарен ей, правда, благодарен, но она действительно виновата в том, кем я стал, и от этого не уйти. Наши редкие встречи — это нежелание заставлять её смотреть на меня, на того, кому она передала свои силы, того, кто не оправдал надежд.
От философии ещё больше хотелось есть. Не может быть, чтобы Минсок ничего не оставил мне в холодильнике. И точно — овощное рагу в банке, жареная курица в плёнке и кусок пирога в коробке обнаружились на верхней полке. Мамочка Минсок всё так же заботился обо мне, как и десять лет назад. Впрочем, Кай как-то в порыве ярости обронил, что в нашей семье нет маленьких детей, потому что есть один ребёнок — переросток, и зовут его Бэкхён. А я что? Я ничего. Можно подумать, я запрещаю им делать детей. Вперёд и с песней! И не надо оправдывать мной собственные страхи. Дженнифер боится родить экзорциста, ей и на меня-то трудно смотреть. Кай расстался с Клэр после пяти лет совместной жизни, потому что она хотела детей, а он боится, что неполноценный, половина человека, и не сможет воспитать. Меня же не смог. Минсок с головой ушёл в народную медицину и считается чуть ли не целителем-кудесником. Вот только и у него личная жизнь не складывается. Обычно мы никогда это всё не обсуждаем, но как-то Чондэ высказал одну интереснейшую мысль — мы расплачиваемся за грех против природы. Свет и Тьма естественны, а вот экзорцизм нет. Если человеческая душа так слаба, что не может сопротивляться злу, значит, это её судьба. И вмешиваться в ход вещей нельзя. Тоже самое касается окрепшего осколка падре Чезаре, вернувшейся к жизни оболочки высшего демона и не практикующего ведьмака.
Впрочем, нельзя сказать, что наша семья страдает. Мы живём на берегу моря в небольшом городке. Все, кроме меня, работают и активно приносят пользу. А вот на мне программа явно дала сбой. Кай и я живём отдельно от остальных. Он — рядом с клубом в двухкомнатной квартире с видом на море, я — в однокомнатной в самом высоком доме в городе, под самой крышей, с видом на небо. Многозначительно, знаете ли. Минсок остался с Чондэ и Дженнифер. Должен же кто-то готовить ужин и убирать в доме. И было всё замечательно, если бы не было у них одной такой язвительной обузы. Бэкхёном зовут. Да… Если бы у них не было меня… Я, честно, стараюсь доставлять как можно меньше проблем, но выходит плохо. Отвратительно выходит на самом деле. Причём уже десять лет такая фигня.
Плеснул себе кипяток в кофе, сел за стол, который в идеале давно пора протереть, а то скоро мох начнёт расти, и приуныл.
Вот чего мне для счастья не хватает? Семья есть, на здоровье не жалуюсь (головная боль не в счёт), физиономию природа подарила — мама, не горюй — со всех сторон хорош. И в башке что-то шевелится, значит, мозг есть. Так в чём проблемы? Почему бы просто не послушать старших и не пойти учиться, ну, или найти работу? А лучше и то, и другое.
Но Дженнифер знает. Знает и молчит. Для неё не секрет, почему я не выхожу на улицу трезвым, почему в моём холодильнике стоит столько пива, что за таблетки однажды нашёл Минсок, собираясь постирать мои штаны. Она могла абстрагироваться и видеть обычных людей, а я не могу.
У моей учительницы по математике тьма обвивала шею, иногда всполохами поглаживая её щеки. Девочка, с которой я сидел, носила в груди квакающий чёрный клубочек. Чистых практически не было. Но к этому можно было привыкнуть, если бы не проснувшаяся в подростковом возрасте способность слышать Тьму. Хотя Минсок сказал, что я всегда её слышал. Но способность обострилась, усилилась, из-за чего поездка в общественном транспорте стала подобна аду на земле. Я еле-еле закончил школу. Расслышать голос учителя среди десятков шипящих змей было довольно трудно. Впервые напился на выпускном, и до сих пор вспоминаю этот райский вечер, полный людских глаз и голосов.
Пол литровой бутылки пива мне хватает на два часа. Потом яркость окружающего мира тускнеет, приоткрывая своё истинное лицо.
У меня много знакомых и куча подруг. Моё обаяние, умноженное на градус алкоголя мешает мне просыпаться в своей кровати. Был бы интровертом, закрылся в своей башне и ждал конца света, но нельзя мир лишать последней капли красоты, поэтому я опять достал из холодильника светлое слабоалкогольное и сделал жадный глоток. Кофе попыталось возмутиться в желудке, но быстро заглохло, захлебнувшись хмелем.
Любимые драные джинсы и белая футболка — и вот уже из зеркала на меня смотрит подпухшая, но милашка. Прихватив запасную банку пива, вышел из квартиры, на всякий случай закрыв на ключ. Бояться некого, но у Минсока встанет сердце, если он узнает, что я двери не закрываю.
На улице светило солнце. Лето было в самом разгаре. Я даже остановился на последней ступеньке крыльца, подставив лицо солнечным лучам.
— Придурок, с дороги! — распахнул глаза и уставился на оборзевшего человека.
— Чего пялишься? Отойди! — толкнув меня огромной коробкой, очкастая девушка с длинными чёрными волосами, собранными в конский хвост, вошла в подъезд.
Ну, и соседи у меня, ей-богу, никакого воспитания. А мои родственники на меня ещё жалуются. Да я же Ангел во плоти! И сделал глоток пива. Точно, Ангел. Ангел-алкоголик, приятно познакомиться. Нет-нет, лучше — Бэкхён — ангел-алкоголик-экзорцист. Да, так точнее будет. Определённо.