География. 1. Начало - дела половина

Людмила Сельская
Моя соседка после долгих уговоров согласилась рассказать о работе в школе. Я записала ее повествование. Мы решили назвать мемуары "Записки географички". А начали, конечно, с самого начала -  с ее устройства на работу...


                ***Записки географички***
                ***1. Начало -  дела половина***

Легко и решительно поднимаюсь по ступенькам и наваливаюсь на тяжелую скрипучую дверь. Гулко цокают мои каблуки по плиткам пола. Полумрак и странная для этого здания тишина. Я, кажется, совсем не волнуюсь, как не волнуется человек, которому еще никогда не отказывали.
      Они меня ждут: деликатный высокий мужчина и энергичная полная женщина. Меня раздевают взглядами до последней извилины мозга. Я улавливаю разочарование и замешательство — мой голос по телефону был намного солиднее.
      Через меня трассирующими очередями простреливает их диалог.
— Что будем делать?
— Конец года, апрель месяц.
— Предмет не велся.
— Дисциплина никакая.
— Район тяжелый.
Мне слышится: — Трудно? — Трудно!
— Страшно? — Страшно!
Стоп… Точка… Приговор-вздох: «Надо брать специалиста».
…Это про меня.

 
 2 апреля 1981 года я начала свою трудовую деятельность. На первом уроке по экономической географии СССР надо было изучать особенности Молдавии. Погода в тот день стояла замечательная. Большие мальчики и девочки изучали меня взглядом. Шли первые минуты, от которых зависело процентов девяносто успеха учителя в дальнейшем взаимоотношении с классом.
«Посмотрите в окно, представьте себя в солнечной Молдавии…» Это предложила я. Все дружно посмотрели… Отношения с этим классом сложились счастливо. Наверное, я забыла бы об этом уроке, но дети не забыли. Через несколько лет они сами напомнили мне: «Все требовали, чтобы мы не смотрели в окно, а вы сказали наоборот».

Типичная городская школа крупного областного центра насчитывала немного классов — в среднем звене по два на параллели. А в старшем — по одному.  Малочисленность объяснялась тем, что микрорайон школы включал не только многоэтажки, но и несколько улиц с частными одноэтажными домами. Всю географию вел один человек — я.
По вечерам писала подробные, как положено, конспекты уроков, выискивая интересный материал, а утром ехала в набитом битком автобусе, потом на троллейбусе и добегала до школы пешком.               
 
Завуч, принимая меня на работу, сказала обнадеживающую фразу, которую я поняла буквально: «Обращайтесь. Я помогу». Через некоторое время, устав от моих частых обращений, она сказала мне следующую мудрую вещь: «Никто, кроме тебя самой, не наведет порядок на уроке». И я стала рассчитывать на себя.
А когда по итогам четверти я поставила одному ученику двойку, и эта двойка у него оказалась единственная, завуч ничего не сказала мне лично, но на педсовете отметила: «Мы ослабили работу с молодыми учителями». Это был «ушат холодной воды». До самой пенсии я поняла, что не надо спешить ставить двойку, особенно, если она по географии. Работать надо — с ребенком, с родителями.
В общем, первая в моей жизни завуч оказалась женщина замечательная, умная, мудрая. Я испытываю к ней глубокую благодарность.

Старшеклассников я обожала. Вести у них уроки было приятно. Огромная сеть ПТУ и техникумов города вбирала массу тех, кто не собирался поступать в вуз, поэтому в школе оставались сильные по знаниям ученики. Работать с ними было в удовольствие. Я даже позволяла себе проводить уроки на улице: если месяц май, тепло и солнечно, зеленеют нежные листочки на деревьях — почему нет? Подозреваю, что остальные классы, которые учились в это время в здании школы, завидовали нам.

Работать в классах среднего звена оказалось маетно и хлопотно. Мелкие дети (шестиклассники), как вампиры, выпивали все соки. Классы были большие, ученики казались на одно лицо — еще не виделись мне индивидуальностями. Авторитаризм я в себе еще не выработала, а демократия не особо давала эффект. В общем, после проведения уроков в шестых классах я поняла, что такое выжатый лимон. Но все-таки это были хорошие дети. Коллеги уверяли меня, что все наладится, мол, молодым учителям всегда легче работать со старшеклассниками, а учителям возрастным — с младшими.

С седьмыми классами мы нашли общий язык быстро. Все-таки курс географии материков великая вещь. А мой энтузиазм обаял массы. Ученики казались мне сплошь романтиками  и потенциальными путешественниками. Дети были необычайно артистичны — могли показать пантомиму на любую географическую тему. Мы играли в учебные игры, работали группами и т.п.

Опыта и мастерства у меня не было, только энтузиазм. Однажды на уроке у доски стояли два ученика — и вдруг они начали мутузить друг друга. Это меня ужаснуло, и я поступила спонтанно: на подоконнике стояла банка с водой для полива цветов, моя рука взяла ее и полила на головы буянов. Чуть-чуть. Но они почувствовали. Мир наступил мгновенно. Удивительно, насколько действенным оказался метод. Позже я его советовала другим, но самой применять больше не доводилось.

Как-то в микрорайоне погас свет, и школа погрузилась в темноту. Уже не помню, почему так темно было за окном. Наверное, стояла осень. Пока администрация принимала решение о прекращении учебного процесса, учителя вели уроки. В кромешной тьме мы практически не видели учеников. Сорок пять минут я рассказывала шестому классу географические байки и ужасы из истории путешествий. Дети слушали, словно завороженные. Волнительно вспомнить этот эпизод.

Трудными для меня оказались восьмые и девятые классы. С девятыми я все же сработалась. Экономическая география мне всегда была интересна. Наверное, это помогло мне обаять девятые классы. Они прониклись, увлеклись. Только один мальчик выделялся дурным поведением, не давал классу работать, тянул на себя «одеяло» моей энергии.

Человек с улицы назвал бы такого подростка «идиотом» или еще покрепче. Но я была специалистом… с образованием. Это обязывало. К слову, был такой эпизод в моей практике — надо было поправить в кабинете темные шторы затемнения, на парту я поставила стул, на него еще стул… и решила проблему. В следующий раз подобная операция потребовалась уже при детях. Конечно, я не полезла, а попросила ученика. Он ответил вежливым отказом: «Я не умею, я не учился в институте». Без комментариев. Оказывается, образование обязывает.

Так вот, обзывать ребенка идиотом я не имела права. Он продолжал портить мне настроение. Но постепенно случилось чудо: класс, умный и симпатичный, пересилил  негатив трудного ребенка. Мальчик утихомирился. Я вспомнила, как меня учили в институте: не работай на хулигана — работай на класс. Теория оказалась верной.

Самым непостижимым возрастом для меня оказался контингент восьмого класса. Они были взрослыми на вид, но врединами по поведению. Их возбуждала весна, шестой урок и все прочее. Именно они творили «шедевры» наскальной живописи — исписывали парты. Поймать учеников за руку я не могла. Следить за чистотой парт сиюминутно было некому — классного руководства мне пока не досталось. В общем, стирать картинки приходилось самой. Зато я поняла, что пока парта чистая, «художники» ее некоторое время не трогают, но стоило кому-то нарисовать закорючку — и понеслось.
Восьмиклассники не видели и не слышали меня в упор, но им нравилось смотреть кино. Кинопроектор и фильмотека спасали меня. Хвала вузу, научившему своих питомцев профессии киномеханика. Для трудных детей учитель, крутивший кино, был авторитетом.

Проектор тарахтел, на большом белом прямоугольнике экрана извергались вулканы, резвились обитатели природных зон, реки творили речные долины, циклоны сменяли антициклоны. А некоторые пацаны не обращали внимания на экран — они жадно смотрели на аппарат.

К слову, много лет я «крутила» кино. Конечно, на самом деле, методически кино-урок сложнее и более насыщен деятельностью, чем кажется человеку постороннему. Потом на смену пришли видео-уроки. Но это уже было не таинство, а мелко и … грустно. А в эпоху учебных фильмов, после того, как на экраны вышел «Человек с бульвара Капуцинов», мне запомнилась реплика одного ученика. Он бодро вломился в класс, увидел, как я перекручиваю фильм и воскликнул: «Билли, заряжай!» Чем не комплимент?

Без кинопроектора работать было сложнее. «Диких мустангов» я объезжала неправильным методом — бойкотом. Молча писала на доске тему, задание, страницы. Удивительно, что через 5-8 минут обстановка в классе нормализовалась. Дети работали с тетрадью, атласом, учебником, а я ходила по рядам — консультировала вопрошающих и тихим голосом уговаривала упирающихся.

Я была молода, энергична, не унывала и не собиралась сдаваться, хотя ледоколом, идущим сквозь льды, или конкистадором, прорубающим тропу в зарослях сельвы, сама себе казалась.

Уже в первый месяц работы одна из коллег просветила меня, что географ обязан водить детей в походы. Всех подряд. Я была исполнительна — в первый год работы вывела в поход почти все классы.

Надо сказать, что мне, новичку, везло. Все проходило нормально, без кошмаров. Правда, был момент, когда возникла тревожная ситуация. Я отправилась с шестиклассниками в Луковский лес.

Мы доехали автобусом до необходимого пункта и пошли пешком до леса и реки Оки. Семеро смелых воодушевленно шлепали по грунтовке. Мне приходилось их сдерживать и постоянно напоминать, что обгонять меня нельзя. Неуемные мальчишки все равно уходили вперед, даже с двенадцатилитровым эмалированным ведром, которое болталось на палке, лежащей на плечах учеников.

Вдруг они остановились. Я увидела рядом с ними двоих чужих парней. Меня отделяли от походников метров пятнадцать, и, конечно же, мои ноги заработали энергичнее. К детям я подошла в тот момент, когда один из аборигенов крепко стукнул по ведру, и оно вместе с палкой упало с грохотом на землю…

При росте 1 м 54 см я была для окружающих почти незаметная… По жизни… Одна коллега говорила мне открытым текстом: «Мария, ты незаметная». Так она оправдывала свою временами забывчивость здороваться. При скромном росте я имела в момент похода охрипший, низкий голос. Бывало у меня — теряла голос от речевой нагрузки, хотя и не кричала на детей.

И вот такая мелкая с низким сиплым голосом подкатила к пацанам. Я поздоровалась и сказала странную фразу, которая разрядила обстановку: «Ребята, что-то я вас не узнаю». Местные мальчишки переключили внимание на меня. Может, они решили, что известны мне, но сами меня не опознали.

Мы с ними шли и мило беседовали о грибах, потом они свернули на другую дорогу, а я, наконец, увидела, что мои ученики за время диалога «усвистали» до самого леса и ждали.
В итоге, мы хорошо провели время, сварили ведро еды, съели ее и благополучно возвратились домой. А ведь был момент, когда показалось, что поход не задался…


С окончанием учебного года подошло время участия в городском туристическом слете. Но еще до него необходимо было вывести старшеклассников в поход и оформить о нем отчет. Все это увлекало и занимало много времени, создавало бесценный депозит профессионального опыта.

Отправились мы в поход за впечатлениями в Окский заповедник на реку Пра. Ехали сравнительно долго на рейсовом автобусе в Спасск-Рязанский, там у нас было свободное время до автобуса на Брыкин Бор, поэтому мы решили «забежать» посмотреть на Старую Рязань. Забежать оказалось непросто — выдохлись, ловили попутку. Так в кузове грузовика ввезли нас на паром и на место, овеянное историей,— Старую Рязань.

Оттуда вернулись на автостанцию Спасска-Рязанского  и отправились в Брыкин Бор. Он ошеломил тишиной, лесом и замечательной рекой. Двое суток мы наслаждались этим чудом.
Собралась гроза — мы спрятались в палатки. Потом дождь почти прошел, а мы прислушивались к внешним звукам: мелодичный колокольчик звенел то рядом, то поодаль. Что за чудеса? Дети в замешательстве переглядывались… Оказалось, у палаток передвигалась стреноженная лошадь… с колокольчиком на шее.

Конечно, на страже природы оказалось мощное войско, три армии, которые четко сменяли друг друга в течение суток, — комары, мошка, оводы. Но река Пра осталась в моем сердце навсегда. Первозданная природа покорила меня.
Через некоторое время по возвращении из похода я повезла старшеклассников на туристический слет, совершенно замечательное мероприятие. У школы были свои палатки, спальные мешки и другое специальное оснащение. Город отправлял детей на природу на 2-3 дня.

На момент слета мой стаж работы исчислялся двумя месяцами. Напарником по руководству командой школьников был физрук. Или я была напарницей. Но мне показалось, что физрук не особо пользовался авторитетом у детей. Мы привезли на слет энергичных добровольцев, которые не имели опыта выступления на подобных соревнованиях, но умели по жизни быстро адаптироваться.

В моей памяти с этого турслета отложились два момента. Во-первых, мальчики, красивые и замечательные, громко матерились, находясь в палатке, за что получали постоянно замечания от проходивших мимо дежурных учителей. Дежурные делали замечания и мне, требуя навести порядок. Забавно, что даже напарник-физрук призвал меня повлиять на мальчишек (!). Школьники слушались, замолкали, но по уходу учителя болтали в своем стиле. У детей была неискоренимая иллюзия, что у палатки каменные стены.

За второй момент мне стыдно до сих пор. Я заставила мальчишек перебирать пшено — кашу надо было варить. Дети охотно принялись за работу и перебирали пшено в … сухом виде до изнеможения. Что крупа легко промывается, и при этом удаляются несъедобные элементы, я узнала несколько позже. Из жизненного семейного опыта.
Наблюдая ребят на слете, я впервые сделала вывод, что старшеклассники — это самые красивые и умные люди из всех возрастных категорий. И после тридцати лет работы в школе мое мнение не изменилось.

В середине первого месяца моей деятельности коллега остановила мой бег по лестнице фразой: «Вы получили аванс?» Я непроизвольно удивилась. Оказывается, мне платят деньги! Первые недели работать было непросто. Требовалось столько энергии, времени, эмоций, что я забыла, что должны платить зарплату.
Мне выдали сорок рублей. Я смотрела на них и еле сдерживала слезы: новость хорошая — мой труд оплачивался, новость плохая — он оплачивался слабо. Столько сил, «пота и крови» было отдано работе! Пожалуй, это было первое и последнее потрясение от размеров зарплаты учителя.

Уже за первый год работы я увидела особый мир, которого не видят посторонние люди, если они не имеют отношения к школе.
Не все ученики посещают школу, и обеспечить то, что называют «всеобуч», непросто. Я учила детей на дому и в больнице. На домашнем обучении у меня были очень разные ребятишки: с задержкой развития, с ДЦП, с уголовными наклонностями. В вузе меня почему-то не обучали работать с такими категориями учащихся.

Девочка с ДЦП обладала нормальным умственным развитием, но к общению с ней надо было адаптироваться — из-за ее специфического внешнего вида.
Будущий, как подтвердилось жизнью, уголовник славился как удачливый вор. По словам детей, он воровал в автобусах и уже стал баснословно богатым. На уроке этот ребенок поднимал руку и невинными глазами умолял разрешить выйти. Отказать ему —  юридически не обосновано. Вот и пропадали разные вещи вплоть до учительских зарплат, но совершенно без свидетелей.

Поймать за руку его никто не мог, поэтому и перевели на домашнее обучение, а под каким диагнозом — не ведаю. Но дома он занимался идеально.
Другой аспект школьного мира — родители. Об этом я еще буду говорить. А здесь упомяну казус почти по анекдоту: некий папа пришел в школу: «Вызывали?» Весь коллектив учительской удивился, потому что не знал ученика с прозвучавшей фамилией. Мужчина ушел в недоумении — в каждом квартале города школа, поди разберись.

В начале профессионального пути мне повезло с коллегами. Они были общительные, доброжелательные, отзывчивые. Завуч назначила новичку учителя-наставника. В этом качестве оказалась учитель истории. Я побывала на ее уроках. Меня поразила тишина и покладистость учеников. Учитель истории спокойно и просто рассказывала про очередной съезд партии, а не объезжала диких мустангов. Но мне еще нескоро сдавать в архив костюм ковбоя…

(Продолжение следует)

Фото: Брыкин Бор, 1981 г.

Вторая глава http://www.proza.ru/2016/08/21/1491
Третья глава http://www.proza.ru/2016/08/22/428
Четвертая глава http://www.proza.ru/2016/08/22/757