— Ну так что, святой отец, в чем смысл этой жизни?
Это был самый приличный из тех вопросов, которыми Таис приветствовала меня почти ежедневно. Вот и сейчас — стоя среди высоких цветов мальвы, придерживая поля белой шляпы, словно позируя для художника-импрессиониста — она явно смеялась надо мной. В первый же день она заявила мне, что является блудницей, хотя я этому не верил. При каждой встрече она старалась рассердить меня или смутить, так что перед выходом на улицу я с опаской выглядывал в окно, стараясь не пересекаться с ней лишний раз. Но я не верил ее насмешкам, потому что я знал, что у Таис болит душа.
Она приехала в наш город из другого мира на красном автомобиле-жуке. Вот уже третий месяц она снимала комнату у моей прихожанки, доброй старушки Прасковьи, по соседству с храмом. Целыми днями она печатала что-то на маленьком компьютере, иногда исчезала на несколько дней, иногда сильно пила. Она увлекалась художественной фотографией. И вот однажды Прасковья принесла мне стихотворение, которое подарила ей Таис. Я переписал его на память:
Мой восемнадцато-белый малиновый сторож не знает,
Когда мне придется вернуться,
И если проснуться,
То будет ли сон мой. Не важно.
Смотри — зачарованы сосны. Бумажный
Игрушечный снег их укроет
И бережно смоет
Последние черные пятна —
Тихонько, невнятно…
Вот, прочитав это стихотворение, я и понял, что Таис дурачится неспроста. Но слушая ее насмешки этим утром, я и предположить не мог, что всего через несколько часов она попытается меня убить…
День прошел в бесполезных заботах. Не в рясе, а в светской одежде я возвращался домой по главной улице, на которой еще не зажгли чугунные, под старину, фонари. На стоянке возле ресторана "Садко" я заметил знакомую машину-жук. Я оглянулся в поисках Таис и почти сразу увидел ее сквозь высокое стекло ресторана. Таис сидела одна за столиком возле окна и плакала.
Я вошел в "Садко" и поздоровался со швейцаром, у которого недавно крестил сына. Справа от него возле гардероба стоял столик с сувенирами. Среди матрешек и цветастых платков я присмотрел пушистую зеленую лягушку и купил ее для Таис.
В зале было накурено и душно, гремела отвратительная музыка, несколько пар танцевало возле невысокой сцены. В обход танцующих я пробрался к столику у окна.
— Ба, святой отец! — глаза Таис мгновенно высохли. — Давно собиралась вас спросить, в чем смысл этой долбанной жизни?
— Добрый вечер, Таис, — я сел за столик рядом с ней. — Смысл жизни состоит в том, чтобы не превратиться в глупую бабу, а выполнить то предназначение, ради которого был создан.
Она несколько опешила. Я воспользовался паузой, вытащил лягушку, посадил ее на стол перед ней и сказал:
— А это для хорошей девочки Таис.
После этих слов я поднялся и пошел к выходу.
На улице чугунные фонари под старину уже зажглись. Накрапывал дождь. Я свернул с главной улицы, прошел еще несколько домов, и парадная часть города закончилась. Далее начиналась обычная деревенская улица, с деревянными домами и огородами. Вокруг не было ни души, только тихо шумел по листьям дождь, напоминая о том, что лето уже почти закончилось.
Опасность я почувствовал на миг раньше, чем услышал за спиной вой двигателя. Дальнейшие события укладываются в доли секунды. Я увидел перекошенное от ярости лицо Таис и ее руки, вцепившиеся в руль. Она направила машину-жук прямо на меня. Я думаю, это был самый опасный момент в моей жизни, хотя испугаться я не успел, и вообще не успел толком ничего сообразить. Я просто прыгнул на капот машины, сильно ударившись плечом о лобовое стекло, перекувырнулся на покатую крышу и слетел с нее в тот момент, когда красный жук, с ревом проломив забор, выскочил в заросли черной смородины на чужом огороде.
Но в то мгновение, когда мир совершал вокруг меня полный оборот, я понял, что все хорошо, что гнойник вскрылся и Таис будет здорова. Старый мешок, я приземлился грамотно и почти безболезненно — сказалось мое детское увлечение борьбой.
Таис испугалась гораздо больше меня. Она плакала навзрыд, а я разговаривал то с ней, то с хозяйкой огорода, на котором застрял жук. Хозяйка принесла для Таис успокоительных капель и сбегала за Прасковьей. Я сам отвез перепуганных женщин домой и загнал жука на стоянку во двор Прасковьи. Хотя руль я крутил только здоровой рукой.
До окончания дачного сезона Таис успела присоединиться к Церкви. Потом она вернулась в Москву. Вчера она прислала мне набор фотографий: несколько прекрасных видов нашего храма, автопортрет с моей лягушкой и еще один снимок — кадр из фильма, где герой типа Брюса Ли эффектно перекувыркивается через автомобиль.
Я написал о ней, потому что она сама меня об этом попросила. Ее имя, конечно же, я изменил.