Работая с архивом Центрального Министерства Обороны, что стал доступным для миллионов граждан нашей России в электронном варианте, я поначалу не предполагала, что данное, так называемое хобби, перерастет в нечто большее, станет смыслом моей дальнейшей жизни. Перед глазами проходили тысячи документов : сводки о безвозвратных потерях, карточки военнопленных, которые погибли в годы Великой Отечественной в застенках лагерей, шталагов и пересыльных пунктов, анкетные данные по розыску своих отцов и мужей, поименные списки захоронений. За каждой из них стояла отдельно, чья-то взятая, судьба. На карточках военнопленных - фотографии, с которых глядели глаза солдат, как бы вопрошая: - Найди моих родных и расскажи обо мне! Ведь я сюда попал не по своей воле, а в силу обстоятельств, сложившихся на войне. Той далекой сейчас от нас, во временном отрезке, войне. Пробирает дрожь от осознания того, какой погиб мощный генофонд России! Сколько ребятишек они могли еще нарожать для страны и для дальнейших ее трудовых достижений! Так постепенно создалась картотека солдат – курганцев, погибших в немецком плену в моем личном архиве. Родственников некоторых бойцов с помощью волонтерской работы на местах, удалось отыскать и сообщить им место и время гибели отца, деда, прадеда. Но многие из имен по сей день числятся пропавшими без вести, ибо родные еще не найдены и им не сообщено. И я верю, что Правительство области все же, когда-нибудь, издаст Книгу памяти тех солдат, которые умерли или мало кто, но выжили, в фашистских застенках.
«Без суда и следствия»
«Отношение большевистской власти к воинам Красной Армии, попавшим в плен, сложилось еще в годы Гражданской войны. Тогда их расстреливали без суда и следствия»… Такими словами фронтовик академик Александр Яковлев в своей книге «Сумерки» обозначил одну из самых страшных бед Великой Отечественной, с первого дня которой плен стал жестоким испытанием для миллионов советских солдат и офицеров. Большинству он стоил жизни, а выжившие почти полтора десятка лет носили на себе клеймо предателей и изменников. Точных данных о советских военнопленных нет до сих пор. Германское командование указывало цифру в 5 270 000 человек. По данным Генштаба Вооруженных Сил РФ, число пленных составило 4 590 000. Статистика Управления уполномоченного при СНК СССР по делам репатриации говорит, что наибольшее количество пленных пришлось на первые два года войны: в 1941 году — почти два миллиона (49%); в 1942-м — 1 339 000 (33%); в 1943-м — 487 000 (12%); в 1944-м — 203 000 (5%) и в 1945 году — 40 600 (1%). Подавляющее большинство солдат и офицеров попало в плен не по своей воле — брали раненых, больных. В плену погибло до 2 000 000 военнослужащих. Обратно в СССР репатриировано свыше 1 800 000 бывших военнопленных, из которых около 160 000 отказались вернуться. Согласно сводке донесений немецких штабов, с 22 июня 1941-го по 10 января 1942 года фашисты взяли в плен 3 900 000 человек, среди них более 15 000 офицеров.
Однако вся эта человеческая трагическая цифирь появилась лишь после Дня Победы. В первые же дни Великой Отечественной , еще не было данных о ходе боевых действий, но репрессивный аппарат советской власти уже предвидел возможные негативные последствия, и считал нужным их пресекать на корню. Вернемся к статистике грозных огневых лет, вчитавшись в некоторые документы Великой Отечественной
На шестой день войны, 28 июня 1941 года, под грифом «Совершенно секретно» был издан совместный приказ НКГБ, НКВД и Прокуратуры СССР «О порядке привлечения к ответственности изменников родины и членов их семей». В таковые записали и семьи пропавших без вести. Под следствие попадали даже военнослужащие, пробывшие за линией фронта всего несколько дней. Бойцов и командиров, вырвавшихся из окружения, встречали как потенциальных предателей. По советскому законодательству, действовавшему до войны, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, считалась тяжким воинским преступлением и каралась высшей мерой наказания — расстрелом с конфискацией имущества. Кроме того, советским законодательством была предусмотрена ответственность за прямой переход воен-нослужащего на сторону врага, бегство или перелет за границу. Эти преступления рассматривались как измена Родине и карались смертной казнью, а совершеннолетние члены семьи изменника привлекались к уголовной ответственности. Таким образом, из советского законодательства явствует, что военнослужащий, попавший в плен по независящим от него обстоятельствам, в условиях, вызванных боевой обстановкой, привлечению к ответственности не подлежал. В законодательстве не было никаких ограничений в отношении материального обеспечения, выдачи пособий и оказания льгот членам семей военнослужащих, попавшим в плен. Однако в реальных условиях войны для предотвращения случаев сдачи в плен руководство страны во главе со Сталиным использовало карательные средства. Постановлением Государственного комитета обороны СССР от 16 июля 1941 года плен и нахождение за линией фронта квалифицировались как преступления. А ровно через месяц появился приказ Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии № 270 «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия». Его не публиковали, а лишь зачитали «во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах и штабах». В частности, в приказе говорилось, что «позорные факты сдачи в плен нашему заклятому врагу свидетельствуют о том, что в рядах Красной Армии имеются неустойчивые, малодушные, трусливые элементы», которые «прячутся в щелях, возятся в канцеляриях, не видят и не наблюдают поля боя, а при первых серьезных трудностях в бою пасуют перед врагом, срывают с себя знаки различия, дезертируют с поля боя. Трусов и дезертиров надо уничтожать». Председатель Государственного Комитета Обороны Иосиф Сталин приказывал «командиров и политработников, во время боя, срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту, как семьи, нарушивших присягу и предавших свою Родину, дезертиров». Вышестоящие командиры обязывались расстреливать «подобных дезертиров».
В Центральном архиве нашла картотеку офицеров младшего комсостава, попавших в плен на территории Белоруссии, Смоленщины и Брянщины в первые месяцы войны. Среди документов найдены фамилии наших курганцев, прошедших через шталаг IV B. Этот пересыльный пункт находился в Мюльберге и пропустил через себя сотни тысяч советских военнопленных, перенаправленных потом в разные лагеря Германии и даже в другие страны. В большинстве случаев, в личных персональных карточках у офицерского состава нет отметки о смерти. Последние записи говорят о том, что лейтенанты, старшины, интенданты дожили до момента их освобождения из плена. Некоторые не вернулись домой, опасаясь сталинских репрессий, некоторые сразу после пересечения границы, попали под чистку СМЕРШ и ушли на новый срок в сталинские лагеря. Среди фамилий курганцев зацепила одна, в результате работы с которой, оказалось, что человек был политруком. И он, к сожалению, не выжил. Вот его данные:
Бубелов (в карточке как Бубиелов) Демьян Дмитриевич, 1905(08) г.р. д. Малое Белое Малобеловский сельсовет Юргамышского района. Кадровый офицер, политрук. Призван из запаса. Жена Бубелова Елизавета Андреевна, проживала по адресу: Курган, ул. Пушкина, д. 39. Мать - Коновалова Александра Павловна. Получала пенсию по потере единственного кормильца. Находился в распоряжении командира 628 СП. В плену себя показал, как рядовой солдат. В плен попал в районе реки Десна в июле 1941 г. В карточке невозможно определить полк и часть. Скорее всего, политрук их не назвал, прикинувшись малограмотным. Шталаг I B. Лагерь Шталаг I-B "Хоенштайн" (ныне: г. Ольштынек, Варминско-Мазурское воеводство, Польша).
Точное расположение лагеря: в деревне Круликово, 2,6 км. от центра города.
Круликово - Krolikovo
Хоенштайн - Hohenstein
Ольштынек - Olsztynek
Зимой 1941/1942 умерло в лагере около 25 тысяч человек. Сам Демьян Дмитриевич умер в июне 1944 г. Захоронен на кладбище в Далуме. На обратной стороне карточки персонального учета отмечены места его пребывания за период плена. Зарегистрирован был в лагере I B Hohenstein . Бежал 06.05. 43 из Летцена , был пойман 09.05.43. Сидел в карцере до 17.06.43 г. После побега был направлен в лагерь Stalag VI K (326), Senne/Forellkrug . А 29.06.43 г. перевели в Хемер в шталаг VI A , оттуда его направили в рабочую команду 501 в Бергкамене на угольную шахту Монополь. 01.02.44 г. переведен в шталаг VI F . А 07.05. 44 г. направлен в Stalag VI C/Z Gro;-Hesepe . Затем 25.05. 44 г. в лагерь VI-C/Z Витмаршен. Сообщение о политруке прошло в областной печати. Но так никто и не откликнулся. Вероятно, не осталось на территории области родных и знакомых, а может быть, информация еще не дошла до внуков и правнуков! Так или иначе, а Демьян Дмит-риевич боролся даже на территории противника до конца, несколько раз бежал, и умер, не дожив совсем немного, до победы. Как политрук, он прекрасно знал, что его ожидает при случае освобождения, требование Сталина «бороться до последней возможности», солдат свято выполнял.
Да, Сталин требовал драться до «последней возможности», а если «начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться в плен — уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи». Очевидно, что Иосифу Виссарионовичу судьба попавших в плен соотечественников была глубоко безразлична. Хорошо известны его высказывания, что в «Красной Армии нет военнопленных, есть только предатели и изменники Родины». А они действительно попадались на тропах шталагов и концлагерей. Какие сведения достоверные, а какие и надуманные нашими послевоенными обработчиками – переводчиками картотеки из Центрального архива, прикрепившими навсегда ярмо солдату «сотрудничал с врагом». Об этом нам «рассказывают» сами карточки, написанные на немецком языке. И наш долг – скрупулезно во всем разобраться в мирное время, дабы не очернить память солдатскую навеки!
Вот пример: Павлов Михаил Алексеевич (Елисеевич) по другим документам, 1916 г.р. г. Шадринск. До войны проживал в д. Черная Упоровского района Омской (Тюменской) области. Оттуда и призван на фронт. 640 стрелковый полк. В плен попал в августе 1942 г. под Сталинградом. Шталаг IV B. Во вводе нашим обработчиком переведено с ошибками и поэтому написано, что перешел на сторону врага. Не думаю, что это было так, ибо в карточке не нашла такой записи, кроме того, есть подтверждение, что Михаил Алексеевич был передан в руки гестапо СС в Дрезден. За просто так не передали бы. Умер, будучи репатриированным в Австрии в госпитале, в июле 1945 г. Нет печальнее этого известия, чтобы дожить до долгожданной победы и умереть уже после капитуляции Германии.
Есть еще множество примеров того, что встречались среди курганцев и такие, кто перешел на сторону фашистов и сотрудничал в стенах шталагов с ними, отказавшись от присяги советскому народу и Красной Армии. Ахмедов Юсуп Мингазович, 1919 г.р. с. Вишняково Сафакулевского района. Мирная профессия - киномеханик. Мать - Марфа Юсупова. В плен попал 22 июня 1941 г. под Слонимом. Перешел на службу фашистов. В лагере был легионером. Шталаг 307. В картотеке сохранилась его клятва немецкому режиму и переход на сторону фашистов, подкрепленная личной подписью. Но и его, легионера, не пощадила божья десница. Умер в сентябре 1944 г. Захоронен в Оберлагере.
«Советский Союз не знает пленных, он знает лишь мертвых и предателей». В этом духе был сочинен и другой не менее жестокий приказ № 277 от 28 июля 1942 года, больше известный под названием «Ни шагу назад!». Сталин устал отступать и потребовал «упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности». Для этого было все, но не хватало «порядка и дисциплины в ротах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях». «В этом теперь наш главный недостаток, — был убежден «отец народов». — Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину». «Паникеры и трусы должны истребляться на месте», — требовал вождь. Командиры, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, объявлялись предателями Родины и подлежали расстрелу. Читаю данные распоряжения ЦАМО и невольно содрогаюсь от жестокости и кровожадности сиих документов. Многие мне возразят, что, мол, в то время такая была обстановка, но она отнюдь не оправдывает действий высшего руководства по отношению к простому советскому солдату.
Приказом № 227 создавались штрафные батальоны из провинившихся солдат и офицеров «в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости», чтобы «дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины». В архивах сохранены документы, «рассказывающие» о том, что осужденный трибуналом на 10 лет лагерей с поражением в правах еще на 5 лет, отправлялся на близ находящийся ПП, и его записывали в маршевую штрафную роту или батальон. Асеев Роман Федорович, 1910 г.р. д. Асеевка Куртамышского района. В плен попал в октябре 1941 г. под Мосальском. Шталаг IV B. По карточке военнопленного считался гражданским. На самом деле, призван Московским ГВК в 1941 г. после освобождения из заключения. Рядовой. Умер в феврале 1944 г. от туберкулеза легких в лазарете. Захоронен в Хеммере округ Изерлон, Сев. Вестфалия. Как пример, могу привести еще документ: Благинин Александр Иванович, 1915(12), (19) г.р. Шатрово Шатровского района.87 СП. 337 СД. В плен попал в августе 1941 г. под Мика Мечетны. Лагерь Тирасполь (Молдавия). Отметки о смерти нет. Бежал из плена, дошел до наших соединений, после проверки, продолжал дальше воевать. Убит в апреле 1945 г. Захоронение первичное Австрия, Штирия, Фельдбах окр., с. Лейтерсдорф, южнее, от ж/д полотна в сторону канала 200 м. И сколько еще таких вот трагических судеб наших земляков, погибших в горниле войны, трудно сосчитать.
Приказом г №277 Главнокомандующего формировались заградительные отряды, чтобы «поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов». Горькая правда войны: в плен нельзя — объявят предателем, и не отступишь — свои же расстреляют. Со всех сторон — смерть…
Из фашистских лагерей — в родной ГУЛАГ
Выживших в плену советских военнопленных после Победы испытания не закончились. Это по международному праву военный плен не считался преступлением. У советского права было свое мнение. Каждый военнослужащий, выходивший из окружения, совершивший побег из плена или освобожденный Красной Армией и союзниками по антигитлеровской коалиции, подвергался проверке, граничившей с политическим недоверием. В соответствии с постановлением ГКО от 27 декабря 1941 года бывшие военнопленные направлялись через сборно-пересыльные пункты Наркомата обороны под конвоем в специальные лагеря НКВД для проверки. Условия содержания бывших военнопленных в них были установлены такие же, как для преступников, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях. В обиходе и документах ЦАМО их именовали «бывшими военнослужащими» или «спецконтингентом», хотя в отношении этих лиц никаких судебных и административных решений не принималось. «Бывшие военнослужащие» лишались прав и преимуществ, полагавшихся за воинские звания, выслугу лет, а также денежного и вещевого довольствия. Им запрещалось переписка с родными и близкими. Приведу пример поисковой работы одного военнопленного из Шадринска. Григорьев Николай Федорович, 1915 г.р. г. Шадринск.(Передан в гестапо. Бежал из плена, но вновь был пойман. На апрель 1945 г. освобожден войсками из Бухенвальда). Проходил спецпроверку в одном из ГУЛАГОВ. Дальнейшая судьба офицера неизвестна. Скорее всего, погиб в советском спецпоселении. О судьбе другого военнопленного вы прочитаете в этой книге. Пока проводились проверки, «спецконтингент» привлекался к тяжелому принудительному труду на рудниках, лесозаготовках, строительстве, в шахтах и металлургической промышленности. Им устанавливались предельно высокие нормы выработки, формально начислялась незначительная зарплата. За невыполнение задания и за малейшие проступки их подвергали наказанию как заключенных ГУЛАГа. Проще говоря, попали из фашистского огня да в советское полымя.
Статистика войны
По сведениям Управления уполномоченного Совнаркома СССР по делам репатриации, на октябрь 1945 года было учтено оставшихся в живых 2 016 480 освобожденных советских военнопленных. Имеются сведения, что к середине 1947 года на Родину из них вернулось 1 836 000, включая поступивших на военную и полицейскую службу к противнику, остальные остались за рубежом. Одни из вернувшихся на Родину были арестованы и осуждены, другие направлены на 6-летнее спецпоселение, третьи зачислены в рабочие батальоны НКО. По данным на 1 августа 1946 года, только 300 000 военнопленных было отпущено домой. После окончания войны из плена на родину вернулось 57 советских генералов: 23 из них были приговорены к высшей мере (8 — за измену Родине), 5 — осуждены на срок от 10 до 25 лет, 2 — умерли в тюрьме, 30 — прошли проверку и продолжили службу.
По данным академика Александра Яковлева, за время войны только военными трибуналами было осуждено 994 000 советских военнослужащих, из них свыше 157 000 — к расстрелу, то есть, практически пятнадцать дивизий были расстреляны сталинской властью. Более половины приговоров приходится на 1941-1942 годы. Значительная часть осужденных — бойцы и командиры, бежавшие из плена или вышедшие из окружения. На проблему бывших военнопленных в Советском Союзе обратили внимание после смерти Сталина. 17 сентября 1955 года был принят указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941-1945 годов». Как ни странно, но в первую очередь власть решила помиловать тех, кто служил в полиции, в оккупационных силах, сотрудничал с фашистами. Амнистия не относилась к тем людям, которые уже отбыли свои сроки на каторгах, в специальных лагерях, в рабочих батальонах. Публикация указа вызвала поток писем в высшие партийные и правительственные инстанции. В результате была создана комиссия под председательством маршала Жукова. 4 июня 1956 года Жуков представил доклад, в котором впервые были приведены убедительные свидетельства произвола в отношении военнопленных. В итоге 29 июня 1956 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли секретное постановление «Об уст-ранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей», которое «осудило практику огульного политического недоверия к бывшим советским военнослужащим, находившимся в плену или окружении противника». С многих сотен тысяч бывших военнопленных, оказавшихся в плену врага не по собственной воле, власть смыла клеймо позора, ею же и нанесенное.