И мартын с балалайкой

Владимир Кочерженко
   Автор никого конкретно не имел в виду. Он означил тенденцию. Так что без обид.

     Вязовна-деревенька невеликая, но и не малая – дворов на шестьдесят будет. Это без учета заброшенных усадеб, куда уже и на лето некому приехать. Чуть на отшибе, посреди березовой рощи вольготно раскинулись с десяток вычурных коттеджиков, в коих поселились всякие так городские жители, уставшие от смога, шума и прочего бедлама.
     Когда-то Вязовна была центральной усадьбой колхоза-миллионера «Новая жизнь». С огромным даже по городским меркам Домом культуры, спорткомплексом, сельсоветом, почтой, двумя магазинами, средней школой и детским садом. А еще с природным газом в домах, водопроводом, центральной канализацией и асфальтом на всех семи улицах.
     Пришло время и колхоз «Новая жизнь» развалился за ненадобностью. Настала совсем другая жизнь: колхозники в одночасье превратились в электорат, реформаторы от новой власти закрыли и спустили за бесценок в частные руки школу и детский сад, ликвидировали сельсовет, почту, медпункт, назвав данный пердюмонокль оптимизацией.
     А тут вдруг возьми да и возникни некая заковыка.
     Жил в Вязовне и ныне живет, а с некоторых пор и процветает человек по имени Витёк Плешак (фамилия такая - Плешак). Мужичишко невидный: полтора метра с кепкой росточком, тощий, хлипкий - в чем душа…  Впридачу запойный мужичишко и маленько вороватый. Интеллектом не шибко богат, однако хитер, изворотлив, улизлив. И злопамятен, как выяснилось со временем.
     Ну так вот: разогнав первичную советскую деревенскую власть, вышестоящие органы, то бишь новоявленные отцы раскрепощенного народа озаботились возникшим вакуумом в местном самоуправлении. И поделили район на несколько округов, в каждом посадили администрацию в количестве главы искомого новообразования, его заместителя, бухгалтера, помощника бухгалтера, паспортистки, секретарши и тети Маши, совмещающей ради экономии бюджетных средств технические должности уборщицы, истопницы , сторожихи, а заодно и дворничихи.
     В общем и целом все образовалось вроде как в шоколаде, но тут  ребром  встал вопрос, кому же быть надзирателем в каждой из десятка деревень, входящих в округ?
Обременяться мыслию чиновники не стали. Вспомнили об институте так называемых старост. Ничтоже сумнящеся вспомнили, проигнорировав ассоциативную связь деревенского старостата с фашистской оккупацией.. Ну да ладно; были же и есть старосты классов в школе, старосты курсов в институте, почему бы не быть стать и старосте в деревне?
     Не знаю, где как, а в Вязовне все пока еще на данный текущий момент остатние мужики на заманчивое предложение двинуть в старосты принялись в унисон открещиваться. Пока не дошла очередь до Витька Плешака. Правда, и он маленько пожеманился, самоуничижительно постучал себя кулачишком по грудям. Мол, достоин ли я, алкаш полупрезренный, незаконченной семилеткой обученный, такой высокой должности? На что народ, собранный с грехом пополам на сельский сход, посмеиваясь, единогласно ответил: достоин! Дабы от него, народа, то бишь, отмотались.
     Вот так Витёк Плешак и попал в старосты деревни Вязовна, что имеет место быть на необозримых просторах Руси. Ну, и что вы себе думаете: вскорости Плешак начал откликаться исключительно на Виктора Петровича, а  «Единая Россия» оказала ему доверие и полный пиетет, приняв торжественно в свои ряды. Районная газетка как-то раз чуть не захлебнулась восторгом, отпиарив Плешака «прогрессивным звеном в возрожденном земстве»
     Чем же Виктор Петрович потрафил-то землякам до такой степени? Да, в принципе, ничем особенным. Как мотался народ в окружную администрацию (сельсовет) за любой самой завалященькой справкой, так и поныне мотается за полтора десятка верст на перекладных, понеже прямое транспортное сообщение в результате оптимизации похерено с легкой руки все тех же реформаторов. Короче, все вопросы бытия как решались даже не в сельсовете, а в райисполкоме и районных же конторах по жизнеобеспечению (канализация, водопровод, газ, электричество) так и решаются без участия Плешака.
     А оно ему очень надо, напрягаться? Должность старосты неоплачиваемая, волонтерская. Хотя, конечно, окружные начальники время от времени то какую-нибудь почетную грамотку подкинут, то небольшую денежную премию объегорят, то землицы прирежут для личного подсобного хозяйства.
     Плешака завлекла власть, или, скорей, подобие власти! Ведь не секрет: у людей «употребляющих» самооценка (особенно в моменты принятия «на грудь») неимоверно завышена. В такие моменты даже тихие, «подпольные» алкоголики мнят себя генералами, разведчиками, «паханами» криминального мира. Могут и космонавтами назваться. Это уж кому на сколько фантазии достанет. Вот и Плешак возомнил себя хозяином деревни.
     Оно бы и ладно. Старикам и старушкам не привыкать. Им что ни поп, то и батька. Другого-то уклада они по жизни вовсе не знали. Гнобили их все, начиная с бригадира, кладовщика, счетовода, какой-нибудь Зойки-приблуды из сельпо, и кончая председателем колхоза, парторгом и прочими уполномоченными.
В общем, ясный лапоть – Плешаку искать примеры не пришлось. Тем паче, альтернативы-то в светлом прошлом практически не существовало. Все мелкие и крупные начальники орали, брызгали слюной, все грозили Колымой и Соловками. Все культивировали командный стиль в обращении с «массой».
     Попервам у Плешака наметились лишь чуть заметные нотки большевистского горлопанства, но по прошествии двух-трех месяцев он уже вовсю исходил визгливым ором, дело не по делу пугая земляков предписаниями, санкциями и конфискациями. Ему бы маузер на пузо, плотно прилипшее к позвоночнику, - и готов классический отниматель и поделитель (синоним-вершитель) из деревенского комбеда первых лет советской власти.
     И опять-таки ладно бы; нравится людям терпеть комчванство и неприкрытое хамство всяких там Плешаков и их прихлебателей, держа, как водится на Руси издревле, кукиш в кармане, - терпите себе на здоровье. Ан, нет! Терпеть, оказывается, мало. Надо ж еще и всеми доступными способами выразить лояльность начальству. Не сиюминутной корысти ради, а  так, на всякий случай. Обидел тебя какой-нибудь Плешак, утрись, поклонись и умильно улыбнись. Тебя, как говорится, не убудет, а начальство, глядишь, запомнит и при случае порадеет в твою пользу.  Неважно, что начальника этого ты сам выбрал и, теоретически, можешь в любой момент пендальнуть с занимаемой должности. Теоретически!
     Купил себе домик в деревне один городской пенсионер. Купил именно в деревне, ибо на коттеджик в березовой роще ему бы и за 200 лет деньжат не накопить. Поселился одинокий горожанин в Вязовне лет за десять до возвышения Плешака в старосты. Законно поселился, с пропиской по месту жительства, то бишь, фактически стал аборигеном.
     Кто он, кем был в городе, чем занимался, деревня за все годы соседства так и не дозналась, да и придумать ничего не сумела. Не липли к Алексею Андреевичу никакие домыслы, а раз такое дело, то и нечего гадать. Тем паче, человек оказался на редкость добропорядочный, вежливый и совершенно бесконфликтный.  Интеллигентный, в общем, человек. Вот за все эти качества, как оказалось, Плешак-то и возненавидел Алексея Андреевича. Изначально возненавидел, но виду не подавал, понеже противопоставить новообретенному соседу (дома расположены - окна в окна) было нечего. Поводов и даже мелких зацепок – ноль!
     И все-таки Плешак нашел зацепку. В западном конце  улицы, упирющейся в глубокий лесистый овраг, ютилась нестарая еще женщина Валентина, бывшая колхозная доярка, вдова с недавних пор. Ютилась себе и ютилась, никому не мешала, никого не задевала, а тут возьми да и приспей очередная забота властей о благоустройстве села. Решили оные власти себе же пыль в глаза пустить  и выделить в преддверии парламентских выборов дополнительные десяток фонарей для ночного освещения улиц.
     Выделили. Плешак, естественно, распределил фонари возле своего дома и владений нужных ему, Плешаку, людей. Валентине фонаря не досталось, и тогда она возмутилась и устроила Плешаку посреди улицы небольшой скандальчик. Любопытный народ, за неимением других развлечений,  выполз из своих дворов и принялся глазеть на представление. Среди других оказался и Алексей Андреевич. Ближе всех к Плешаку оказался, и когда тот замахнулся на Валентину, перехватил занесенный над женщиной кулак старосты:
     -Виктор Петрович, дорогуша, руки-то распускать не след!..
     Где-то недели через две на означенной улице с утра заколготились  те из деревенских жителей, кои снискали благорасположение старосты. До кучи поднабралось с десяток старушек, и все направились к дому Алексея Андреевича.
Вызвали последнего на правеж, объявив себя сельским сходом. Вышедший к людям Алексей Андреевич тут же оказался дебоширом, хулиганом и дискредитатором власти в лице Плешака. Вышло так, что это вовсе не староста, а именно он, городской живоглот, поднял руку на Валентину, а заодно и на старосту, что клятвенно подтвердила сама Валентина.
     Плешак скромненько притулился на лавочке обочь своей калитки, а распалившиеся старушки, обложив Алексея Андреевича всякими нехорошими словами и прочими выражениями, предложили ему выселиться из деревни.
     Тут уж интеллигентный Алексей Андреевич не стерпел. Назвав всю спланированную заварушку бредятиной, хлопнул в сердцах калиткой и удалился в свою недвижимую собственность.
     Чем закончилась данная история? Алексей Андреевич и поныне живет в Вязовне, Плешак все так же руководит, Валентина обитает без фонаря перед своей хатой, а народ даже не вспоминает об инциденте. Других забот у каждого хватает…