1-1
Сегодня, как и всегда по пятницам, я посещаю психотерапевта. За это мне позволяют ходить в школу.
Врачевателя моей души зовут доктор Тсубаки, а то, что происходит у нас с ним за закрытой дверью, называется психотерапевтической сессией. Выглядит это примерно так: почти всё время я рассказываю доктору Тсубаки, что у меня всё хорошо, а он делает вид, что этому рад. Хотя, конечно же, он этому не рад, он хочет, чтобы я, наконец, рассказал ему о своих проблемах, но что поделать, если теперь у меня нет проблем?
Меня зовут Йошида Хикару, мне 16 лет, я учусь в выпускном классе частной привилегированной школы госпожи Митсуке. Я — простой стипендиат среди богатеньких деток, но это не слишком меня напрягает. Уж не знаю, что такого я делаю, но меня почему-то все любят. В общем, за весь первый семестр у меня ни с кем не возникло никаких конфликтов. Даже признававшихся мне в любви девчонок удавалось отшивать максимально корректно.
— Так ты у нас, получается, знатный сердцеед… Хикару? — замечает доктор Тсубаки, как всегда немного помедлив перед тем, как назвать моё имя.
— Да ничего особенного! Просто в отличие от большинства парней я с девчонками вежлив и внимателен. А они, чуть что, сразу влюбляются. Хорошо хоть моя стратегия «самоотвода во френд-зону» работает безотказно.
Доктор Тсубаки улыбается и смотрит на меня немного насмешливо. «Когда же тебе надоест играть?», будто бы говорит его взгляд. Я чуть пожимаю плечами, как бы отвечая: «Надоест? Никогда!».
Ещё я рассказываю о своих хороших оценках, и о том, как проходят репетиции в школьном театре. В этом семестре мы ставим «Ромео и Джульетту», я играю Меркуцио, и радости моей нет придела. Конечно, как Ромео я тоже был бы весьма хорош, но, поскольку Джульетту играет наша прима Азука Сакура, то роль Ромео исполняет никто иной, как её парень Кимура. Там же по сюжету надо целоваться, поэтому без вариантов. Но данная ситуация меня не сильно расстраивает, я просто в восторге от Меркуцио, и на вторых ролях мне гораздо привычнее и спокойнее. Вот только Азука не очень вытягивает Джульетту, да и Кимура как Ромео не фонтан, но я это переживу.
Доктор Тсубаки слушает всё это очень внимательно, кивает понимающе, и всем своим видом показывает, что ждёт, когда я скажу что-то действительно важное. Но все эти штучки, которым их учат на курсах психотерапии, не срабатывают, я не говорю ничего из того, что он хотел бы услышать.
Доктор Тсубаки достоин восхищения, он принимает всю ту ерунду, что я на него вываливаю с буддийским спокойствием и христианским всепрощением. Он ждёт, когда я начну ему доверять, и смогу раскрыться. Ждёт уже полгода, ничего, подождёт ещё. Психотерапевт – птица терпеливая.
И только под конец сессии он позволяет себе вопрос:
— Как поживает Фуюми?
— Всё как обычно, — традиционно отвечаю я.
Он специально спрашивает об этом за пять минут до окончания нашей встречи, чтобы у меня был выбор, отвечать или нет. И я вовсю этим пользуюсь, чтобы не отвечать.
— Моя тётя передаёт вам привет и тысячу благодарностей за то, что вы со мной возитесь.
Каждый раз, когда я упоминаю свою тётю, доктор Тсубаки впадает в лёгкую растерянность. Я начинаю подозревать, что она ему нравится. Но, к сожалению, пока его работа со мной не закончена, что-то там затевать с моим опекуном он не имеет права. Так что приходится ему довольствоваться тем, что раз в две недели она сама приглашает его на обед в семейный ресторанчик за углом, чтобы узнать, как у меня дела.
— Передавай своей тёте привет и от меня тоже, — говорит доктор Тсубаки.
— Конечно, Тсубаки-сенсей, — ослепительно улыбаюсь я в ответ, чтобы он знал, что я всё понимаю.
Мой психотерапевт только качает головой, а потом говорит:
— И ещё… Хикару, если Фуюми захочет поговорить со мной, я буду готов встретиться в любое время.
— Хорошо. Доброго дня вам, — отвечаю я и покидаю кабинет.
1-2
— Эй, Йошида! — слышу я в понедельник утром, когда прихожу в школу, — Ты уже в курсе?
Я вынимаю из уха наушник и приветствую приятеля из театрального клуба:
— Доброе утро, Сото-семпай.
Сото Коидзуми не считает нужным должным образом ответить на приветствие и сразу переходит к делу:
— Харукава переводится, его родители переезжают, так что Тибальта у нас играть некому.
— Думаю, не стоит переживать, — высказываюсь я, — До премьеры ещё два месяца. Уверен, Миямото что-нибудь придумает.
— Ну, не знаю, — произносит Сото с сомнением, — Театральный кружок не слишком популярен, нас и так еле хватило, чтобы укомплектовать все роли…
— Хм, — говорю я, ухмыляясь, — Азука так хочет блеснуть в роли Джульетты, что Адского Сатану за рога притащит, чтобы играл у нас Тибальта.
— Это точно! — соглашается семпай.
Оказалось, что я как в воду глядел. Не то чтобы наша прима действительно притащила самого Сатану, но деяние её всё равно впечатляло.
Как обычно я прихожу на репетицию раньше остальных и спокойно переодеваюсь в одиночестве. Потом подходят девчонки, и я уступаю комнату им, а сам подпираю стенку в коридоре.
Я мысленно повторяю роль и раздумываю над расстановкой интонации, когда меня отвлекает цокот каблучков. Я поворачиваю голову и вижу, как Азука Сакура выплывает из-за угла довольная, как сытая кошка, а за ней с угрюмым видом плетётся не кто иной, как Такеши Кей. Чтоб вы знали, это здешний школьный принц, спортсмен, отличник и просто красавец, ну а ещё один из наследников корпорации Takeshi Group, и одного этого уже было бы достаточно, чтобы считаться небожителем даже среди учеников частной привилегированной школы. Как я слышал, в начале года он расстался со своей девушкой и сейчас свободен, что только добавляет ему популярности. В общем, притащить за рога Сатану было бы не многим эпичнее.
Явление Принца меня настолько поражает, что я некоторое время просто стою и пялюсь на него.
— О! Здравствуй, Йошида, — говорит Азука, — Ты уже здесь. Позволь представить, это мой друг Такеши Кей, он любезно согласился заменить Харукаву в нашей постановке.
Её заявление вызывает у меня некоторые сомнения, особенно, что касается дружбы и любезности, но я держу своё мнение при себе, обаятельно улыбаюсь и говорю:
— Йошида Хикару, приятно познакомиться. Я играю Меркуцио. Спасибо, что спасаешь нашу постановку.
Мой голос звучит немного насмешливо и сочувственно.
— Всегда пожалуйста. Приятно познакомиться, Йошида-семпай, — отвечает Такеши, холодно и вежливо, ладно хоть без неприязни.
Он даже назвал меня семпаем, хотя я на два года младше.
— Ну, ладно, мальчики, я переодеваться, — говорит Азука и скрывается за дверью.
— Как тебя сюда угораздило, — спрашиваю я, немного медлю, а потом добавляю с иронией: — Такеши-кохай? У Неподражаемой Азуки есть на тебя компромат?
— Нет, рычаги давления, — вздыхает Такеши, — Её мама близко знакома с моей мамой.
— Сочувствую, — говорю я, его откровенность становится для меня неожиданностью, я думал, он меня пошлёт куда подальше.
— Надеюсь, тебе не придётся из-за этого бросить баскетбол? Без тебя команда сильно ослабеет.
— Конечно же, нет, буду совмещать, и потом, это же ненадолго, да и не слишком сложно, я думаю.
Высокомерный, самоуверенный, но сдержанный, как ему и положено быть.
— Так тебе нравится баскетбол, Йошида? — вдруг спрашивает он.
— Да, стараюсь ходить на все матчи. У вас хорошая команда.
— А сам почему не играешь? Рост у тебя подходящий.
— Я играл раньше, — отвечаю я, отводя взгляд.
Надеюсь, он не станет развивать тему.
— А почему бросил?
Всё-таки, он продолжает. Что это? Простая вежливость? Разговор ради разговора, чтобы убить время? Или ему, правда, интересно?
— Были причины, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал как можно беспечнее.
— Извини, если лезу не в своё дело.
— Да всё нормально.
Нет, нет, тебе меня не достать. Я знаю секрет неуязвимости, это лёгкость, это улыбка, это полное непротивление, и силы врага распыляются по широкой пустоши, так и не найдя твоих границ.
За то недолгое время, что мы стоим вдвоём в пустом коридоре, я успеваю понять, что не смотреть на Такеши Кея, если он рядом, просто невозможно, а я старался, уж поверье мне. Он выше меня на полголовы и шире в плечах, даже в школьной форме он выглядит как модель с подиума. А я рядом с ним, наверное, смотрюсь как тощий долговязый подросток. Блин, да что со мной такое? Какого чёрта я себя с ним сравниваю? Каждому даётся собственная уникальность, а кому-то ещё и всё остальное великолепие. Такеши, о чём-то размышляя, проводит рукой по волосам. Я смотрю, как чёрные тяжелые блестящие пряди смещаются, подчиняясь длинным бледным пальцам, а потом, качнувшись, возвращаются на место. Чёрт, чёрт, чёрт! Да как можно быть таким? Наваждение, а не человек!
Слава Богу, до того, как я успеваю сойти с ума, появляются ребята. Я вполне неплохо справляюсь с тем, чтобы представить им нашего нового Тибальта, и отхожу подальше, от греха подальше.
Парни в полном восторге от того, что им предстоит играть на одной сцене с Такеши Кеем. Один из них даже предлагает ему взять главную роль, не замечая, что Кимура рядом. Такеши вежливо отказывается, говорит, что у него для этого недостаточно опыта, да и вообще он здесь только потому, что Азука попросила помочь. От этого заявления Кимура напрягается ещё больше.
Наконец-то девчонки покидают клубную комнату, и я отправляюсь с ними в актовый зал, а парни остаются переодеваться. Всю дорогу мне приходится выслушивать разглагольствования Азуки о том, какая этой удача, что ей удалось затащить Такеши-семпая в нашу постановку, и восторженные повизгивания девчонок.
1-3
Когда я вижу сцену, я непроизвольно начинаю улыбаться. Да, я действительно люблю театр, люблю настоящую игру, когда притворство вдруг становится самой что ни на есть правдой, и хоть на мгновение можно обрести то, чего у тебя никогда не было. Например, любовь, или смерть, хотя смерть у меня была, то ещё удовольствие. Любовь, по слухам, не лучше. Но на сцене и то и другое может стать прекрасным. С игрой лишь одна проблема, рано или поздно она заканчивается.
В общем, как вы понимаете, в театральный клуб я не просто так записался. Жаль, что таких, как я, тут единицы, а может, и вовсе нет. Это же всего лишь маленький школьный театр. Я вижу, как переигрывает Азука (слишком много страсти и совсем нет нежности), и как недоигрывает Кимура (он столько сил тратит на каждую реплику, что кажется, будто топором пытается настрогать спичек). И это, вроде как, лучшие из нас.
Я тоже не идеален, всего лишь до ужаса хорошо чувствую фальшь, и свою собственную в первую очередь. Это не делает меня лучше, это делает меня несчастным. Но с другой стороны, боль, которую я испытываю, когда вижу игру Азуки хоть немного, но компенсирует другую мою боль. И, очень может быть, это и есть настоящая причина того, что я здесь.
Да, я — занятный уродец….
Вскоре появляются парни, и Такеши представляется всем ещё раз. После разминки и нескольких упражнений на расслабление и дикцию наш режиссер Миямото предлагает начать с первой сцены третьего акта, чтобы Такеши смог попробовать себя в роли.
Я надеваю перевязь с бутафорской шпагой, остальные участвующие тоже вооружаются. Одна из девчонок приносит Такеши текст, он благодарит её, девчонка плавится от счастья.
Начинаем я и Сото, который играет Бенволио. Он хватает меня за рукав и говорит с тревогой:
— Прошу тебя, Меркуцио, уйдём.
Сегодня жарко. Всюду Капулетти.
Нам неприятностей не избежать,
И в жилах закипает кровь от зноя.[1]
Я насмешливо изгибаю бровь, высвобождаю свою руку и отвечаю:
— Ты похож на тех, кто, входя в трактир…
И далее по тексту. Мне становится жарко, безбашенная удаль Меркуцио ударяет в голову. Я иду играть со Смертью, и я доиграюсь, потому что мой язык острее шпаги.
— Ручаюсь головой, вот Капулетти, — говорит Сото, когда приходит время появиться Тибальту.
— Ручаюсь пяткой, мне и дела нет, — презрительно фыркаю я и отворачиваюсь.
Такеши отбрасывает листы с текстом и говорит своей свите:
— За мной, друзья! Я потолкую с ними.
Словечко-два, не больше, господа!
— Словечко-два? Скажите, какая важность! Я думал, удар-другой, — притворно удивляюсь я, хотя, на самом деле удивлён. Неужели он всё так быстро выучил?
Такеши усмехается и смотрит на меня с холодной враждебностью:
— Я всегда готов к вашим услугам, дайте мне только повод.
Забавно, но мои чувства к нему сейчас очень похожи на чувства Меркуцио к Тибальту, мне тоже хочется его посильнее задеть.
— Его ещё надо давать?
Но Тибальт не ведётся, у него другая цель:
— Меркуцио, ты в компании с Ромео?
— В компании? Это ещё что за выражение! — мой голос звенит от возмущения, и от радости, что можно продолжить спор, — Что мы, в артели бродячих музыкантов? Если так, то не прогневайтесь. Вот мой смычок, которым я вас заставлю попрыгать. Это мне нравится! В компании!
По пьесе вроде как рано, но по чувствам пора нападать. Такеши делает еле заметный приглашающий жест, на его лице настоящая тёмная радость от предвкушения схватки, и тяну из ножен шпагу.
— Рано, Йошида! — кричит Миямото.
Сото бросается ко мне и задерживает мою руку:
Напрасно мы шумим среди толпы.
Одно из двух: уединимся – либо
Обсудим спор с холодною душой
И разойдёмся. Отовсюду смотрят.
Я говорю зло:
— И на здоровье. Для того глаза.
Пускай их смотрят. Я не сдвинусь с места.
Теперь выходит Кимура. Такеши отмахивается от нас таким величественным жестом, что я застываю поражённый. От его движений невозможно оторвать взгляд, его голос невозможно не слушать. Он просто пришёл и затмил всех:
— Отстаньте! Вот мне нужный человек.
Он отворачивается от меня, обращается к Кимуре. И я чувствую, что от меня отвернулось солнце, и я кричу, заменяя отчаяние возмущением:
— Ваш человек? К чему же он приставлен?
По-видимому, состоять при вас
Противником на вашем поединке.
Но солнце уже не вернуть, весь его свет теперь направлен на Кимуру:
— Ромео, сущность чувств моих к тебе
Вся выразима в слове: ты мерзавец.
Кимура отвечает по тексту:
— Тибальт, природа чувств моих к тебе
Велит простить твою слепую злобу.
Я вовсе не мерзавец. Будь здоров.
Я вижу, ты меня совсем не знаешь.
Я мысленно добавляю в его интонации больше тихого счастья и нежности, и той самой любви ко всему живому, что познал Ромео к этому моменту.
— Словами раздраженья не унять,
Которое всегда ты возбуждаешь.
Такеши недобро усмехается, говоря это, в его голосе мне слышится неотвратимость Судьбы. Его Тибальт собирается не играть со Смертью, а принести ей в жертву свою или чужую жизнь. И принесёт, и свою, и чужую.
Кимура отвечает:
— Неправда, я тебя не обижал.
А скоро до тебя дойдет известье,
Которое нас близко породнит.
Расстанемся друзьям, Капулетти!
Едва ли знаешь ты, как дорог мне.
И мне хочется крикнуть: «Ну не будь таким пафосным и постным! Улыбнись! Ты же влюблён!». И всё это отчаяние и возмущение я вкладываю в свой голос:
— Трусливая, презренная покорность!
Я кровью должен смыть её позор!
Я выхватываю, наконец, шпагу, и я почти счастлив, теперь Такеши снова посмотрит на меня.
— Как, крысолов Тибальт, ты прочь уходишь?
И он поворачивается ко мне и спрашивает надменно:
— Что, собственно, ты хочешь от меня?
«Что угодно, лишь бы от тебя», рождается в моей голове безумный ответ, но я использую слова Шекспира:
— Одну из твоих девяти жизней, кошачий царь, - я отвешиваю шуточный поклон, - в ожидании восьми остальных, которые я выколочу следом. Тащи за уши свою шпагу, пока я не схватил тебя за твои собственные!
Такеши кланяется мне безо всякого кривляния, в его холодном голосе мне слышатся нотки удовольствия:
— С готовностью!
Он обнажает шпагу, но подраться нам не дают.
— Достаточно! — говорит Миямото, видно, что он очень доволен, — Просто отлично! Такеши, у тебя талант. Я рад, что ты к нам присоединился.
— Да, Такеши-семпай! Это было здорово! Ты так быстро запомнил текст! Ты раньше играл в театре? – тут же начинают галдеть все вокруг.
— Нет, не играл, но мне нравится Шекспир, — отвечает Такеши.
А я отхожу в сторонку и пытаюсь сообразить, что это я сейчас такое чувствовал? Это магия сцены? Или шекспировского гения? Или я просто схожу с ума?
[1]Здесь и далее В. Шекспир «Ромео и Джульетта» в переводе Б. Пастернака.
1-4
Репетиция идёт своим чередом, я не выкладываюсь полностью, чувствую себя растерянным. Когда выдаётся свободная минутка, просто сажусь на пол у стены и смотрю на ребят.
— А ты хорош, — говорит Такеши и садится рядом.
— Ты тоже, — нехотя признаю я.
Как же раздражает то, что у него всё так хорошо получается!
— Вот только одна проблема…
Чудесно! Да он, похоже, ещё и учить меня собрался! Гастролёр!
— Что-то не так? — спрашиваю я, стараясь не выдать своего возмущения.
— Твоя стойка со шпагой. Ты ведь не учился фехтованию?
— Нет, не учился, — признаю я.
И что тут такого? Мои родители не были миллионерами, чтобы обеспечить мне это.
— Я бы не стал говорить кому-то другому, но мне кажется, для тебя важно, чтобы всё было как надо, я прав?
Прав, прав, и тут он прав. Даже если все вокруг откровенно халтурят, я всё равно стараюсь сделать всё в лучшем виде. Поэтому я засовываю подальше свою гордость и отвечаю:
— Да, ты прав.
Такеши кивает и говорит:
— Пошли, покажу.
Мы поднимаемся и находим шпаги.
— Смотри, — говорит Такеши и становится в правильную позицию.
Я, как мне кажется, копирую его позу.
— Отлично! Вот только пара нюансов.
Он подходит сзади и кладёт руки мне на плечи.
Конечно, я знаю, что 16 лет – это такой возраст, когда гормональная система начинает всерьёз перестраиваться, обеспечивая своему обладателю весёлую жизнь. Чувства, реакции, желания могут вспыхнуть в любой момент и просто снести с ног. И это безумие обретает, в конце концов, какой-то объект. Теоретически я понимал, что и со мной однажды произойдёт нечто подобное. Вот только не мог предположить, что моим объектом станет самый популярный парень в школе. Это так банально, я был о себе лучшего мнения.
До того, как Такеши прикоснулся ком мне, я ещё мог притворяться, что ничего особенного к нему не чувствую, что не запал на него сегодня, как только увидел, а может быть даже и раньше, когда впервые пришёл посмотреть, как играет здешняя баскетбольная команда. Тогда он был так далеко, а сейчас так близко.
Его руки слегка расправляют мне плечи, его ладони большие и сильные. Я бы многое отдал, чтобы ничего не чувствовать, но я чувствую.
— Спину прямее, и сгиб в локте более плавный, а здесь наоборот.
На мне мешковатая футболка с длинными рукавами, и я благодарю за это Бога. Не знаю, смог бы я сохранять внешнюю невозмутимость, если бы он касался моей кожи.
Исправив мою стойку, Такеши отходит в сторону, оценивает и остаётся доволен.
— А теперь выпад, — говорит он и тут же этот самый выпад демонстрирует.
Я повторяю за ним, и получается у меня неплохо. Я оказываюсь способным учеником и вскоре мы с Такеши увлечённо фехтуем друг с другом. Хотя, скорее я пытаюсь фехтовать, а он исправляет мои ошибки. Я стараюсь сосредоточиться на том, что он говорит и делает, а не на нём самом, выходит с переменным успехом.
Наша практика привлекает зрителей, несколько девчонок и парней отвлекаются от своих дел и подходят ближе. Ну, насколько я могу видеть, Такеши не даёт мне возможности глазеть по сторонам. Этот танец со шпагами длится и длится, и в какой-то момент я перестаю себя контролировать, перестаю следить за движениями его шпаги, а просто смотрю ему в глаза и улыбаюсь, абсолютно не скрывая своих чувств. И, о чудо! Он тоже начинает улыбаться, а потом спотыкается, роняет шпагу и падает прямо на меня. О, да! Я сегодня просто сногсшибателен!
Его лицо так близко, растерянное, смущенное, невозможно прекрасное. Я чувствую, что краснею. И чтобы хоть как-то со всем этим справиться, я решаю немножко пошутить, подхватываю свою шпагу, представляю к его шее и спрашиваю с насмешкой:
— Что ты задумал, мерзкий Капулетти?
Украсть мой первый нежный поцелуй? [2]
Вот, пара кое-как составленных строк, и я имею великолепную возможность наблюдать сильнейшее удивление на лице наследного принца Такеши. Но он быстро справляется с собой:
— Уже ли первый? Никто не знал прикосновений этих губ?
Меркуцио, ты так невинен? Где тут устоять?
Совершенно не смущаясь, он касается ладонью моей щеки. Моё сердце подскакивает и замирает. Чего я не ожидал, так это того, что он ответит в том же духе. Коварно улыбаясь, Такеши продолжает свою игру:
— Так убери ж меж нами шпагу
Позволь тебя обнять.
Его голос — это голос опасного соблазнителя, мягкий, обволакивающий, внушающий восторг и капельку страха, который обостряет чувства. Со стороны девчонок слышится восхищённый вздох. Такеши принял мой вызов. Его ладонь ласкает моё лицо, а большой палец прикасается к нижней губе. Похоже, он намерен переиграть меня, чего бы ему это не стоило. Чтобы победить, мне нужно окончательно перейти на Тёмную Сторону, но я пока медлю:
— О той ли шпаге говоришь,
Что кровь тебе пустить готова?
Он отвечает таким глубоким чувственным голосом, что становится трудно дышать:
— Других препятствий нет к тому…
А чёрт с ним! Иду ва-банк! Я убираю шпагу и говорю, еле сдерживая волнение:
— Что будешь нежным ты со мной, дай слово…
Девчонки издают коллективный вопль восторга. Такеши медленно наклоняется ко мне, похоже, и правда собирается целовать. Или надеется, что я трусливо сбегу в последний момент. Позор и в том, и в другом случае мне обеспечен, я ведь первый начал. И я остаюсь на месте, так, по крайней мере, я получу его поцелуй. Но не судьба, Кимура не выдерживает и направляется к нам:
— Парни, хватит издеваться над Шекспиром! Какого черта вы тут при всём честном народе Меркуцио и Тибальта пейрингуете? Снимите себе номер, если вам есть, чем осчастливить друг друга!
Мы с Такеши внезапно начинаем ржать, одновременно и в голос.
— Да, да, это было прикольно! Все оценили! Девчонки в экстазе, а меня ещё неделю тошнить будет от воспоминаний! — продолжает ворчать Кимура.
Такеши встаёт с меня и протягивает руку, с его помощью я тоже поднимаюсь. Мы проделываем всё это, не прекращая смеяться. Я склоняюсь в традиционном уважительном поклоне и говорю со всей возможной серьёзностью:
— Благодарю вас за урок, сенсей.
— Ты — хороший ученик, Йошида Хикару, — в том же духе отвечает Такеши, и мы снова начинаем смеяться.
Вскоре репетиция заканчивается, продолжать просто не было смысла, все только и делали, что обсуждали нашу с Такеши выходку, кто-то восхищённо, кто-то возмущённо. Напоследок Миямото напоминает всем, что то, что происходит в театральном клубе, остаётся в театральном клубе.
[2]А это уже совсем не Шекспир
1-5
Я дожидаюсь, когда освободиться клубная комната. Ребята из клуба нормально относятся к тому, что я предпочитаю переодеваться в одиночестве, да и я в свою очередь стараюсь не создавать им проблем, прихожу раньше всех, ухожу позже. Миямото оставляет мне ключ, прощается и уходит. Я захожу и начинаю снимать одежду. Когда просовываю руки в рукава рубашки, слышу шум за спиной. Кто-то открыл дверь, вошел и остановился. Я, что, не заперся изнутри? Фантастическая глупость! Я вздыхаю, медленно застёгиваю манжету на правой руке и оборачиваюсь.
— Что это на тебе? — спрашивает Такеши, кивая на мой торс.
— Эластичный корсет, у меня была травма спины два года назад, теперь ношу периодически. Ты что-то забыл? — спрашиваю я не слишком вежливо.
— Да, — отвечает Такеши, но тут же меняет тему, — Зачем ты приходишь раньше всех и уходишь позже?
— Предпочитаю переодеваться в одиночестве, — говорю я с намёком, который, впрочем, остаётся проигнорированным.
— Почему? — продолжает допытываться Такеши, мой гнев вряд ли способен его напугать.
— Если ты стоишь здесь достаточно долго, то ты видел, почему, — раздражённо отвечаю я, застёгивая рубашку.
— Нет, не видел, — спокойно отвечает Такеши, не сводя с меня глаз.
— Тогда не важно. Чего хотел?
— Ах да, — он будто вспоминает, зачем собственно пришёл и запирает дверь, а потом разворачивается и окидывает меня оценивающим взглядом с головы до ног.
Всё моё раздражение мигом испаряется, становится как-то тревожно.
— Зачем ты…?
— Сегодня, когда ты затеял эту милую игру у всех на глазах…, — перебивает меня Такеши.
— Прости, это, наверное, было глупо с моей стороны…, — начинаю оправдываться я, но он снова меня перебивает:
— Не извиняйся, я не об этом…
Я смотрю на него и с удивлением понимаю, что ему трудно произнести вслух то, что он собирается сказать.
— Я ведь действительно захотел поцеловать тебя тогда, — произносит он, наконец.
— Э-э, что? — мне кажется, я ослышался.
— Меня никогда раньше не привлекали парни. Я не понимаю, что со мной, или что с тобой.
Такеши действительно расстроен, его можно понять. Похоже, моя маленькая шутка всерьёз пошатнула его представление о себе самом.
— Знаешь, — пытаюсь я его успокоить, — это ведь ещё ничего не значит. Может, просто независимая реакция, всплеск гормонов на пустом месте, или другие радости пубертатного периода. Так что не предавай этому большого значения, вполне может быть, что такого больше не повториться.
— Думаешь? — спрашивает Такеши, и я понимаю, что он на грани отчаяния.
— Да, конечно! Если тебе будет легче, я тоже тогда испытал нечто вроде того, о чём ты говоришь, - сильно преуменьшаю я, — Ну, знаешь, я вроде как симпатичный, по крайней мере, мне так говорят, и ты тоже весьма ничего, что мягко сказано. А привлекательность она от пола не зависит. В общем, я считаю, нам не стоит расстраиваться по этому поводу. Делать выводы на основании одного единственного эпизода — это…
— Так ты тоже? — опять перебивает меня Такеши.
— Ну да, а что? Ты же верх совершенства, Такеши Кей. Тебя, наверное, даже мёртвый захочет, — говорю я абсолютно искренне и без тени зависти.
Надеюсь, я вернул парню душевное равновесие и уверенность в себе. Но, оказалось, он думал совсем о другом:
— Если ты тоже, то давай попробуем.
Растерянности в его голосе теперь не осталось, только решимость. Он будто бы даже просветлел от того, что нашел выход.
Вся его растерянность переходит ко мне:
— Что попробуем?
— Поцеловаться, всего лишь поцеловаться.
— А ты уверен, что нам стоит это делать?
— Знаешь, Йошида, — говорит Такеши, подходя ко мне ближе, — Я никогда не бегу от непонятной ситуации. Если есть возможность выяснить правду здесь и сейчас, я это делаю, несмотря ни на что.
Что ж, позиция, достойная восхищения.
— Так ты действительно хочешь украсть мой первый поцелуй? — усмехаюсь я, пытаясь скрыть своё волнение.
— Так и, правда, настолько невинен?
— Ну, так получилось, — начинаю объяснять я, — Я год провалялся в больнице, а потом ещё где-то полгода сидел дома безвылазно, так что просто возможности не было.
Такеши смотрит на меня растеряно, мне кажется, что он готов извиниться и уйти. Вот только я этого не хочу.
— Хорошо, Такеши Кей, я отдам тебе мой первый поцелуй. Думаю, это будет даже забавно, — произношу я беззаботно и с лёгкой улыбкой, — Если это тебя успокоит, буду только рад. Только давай без обнимашек и всяких гейских штучек, просто поцелуй и всё.
Такеши кивает. И пока я стою и раздумываю, как это будет, он вмиг оказывается прямо передо мной, кладёт руку мне на затылок, притягивает к себе и целует. Да, он действительно не привык терять времени даром. На меня накатывают волны ощущений, его ладонь на моём затылке, его губы на моих губах. Мы что, и, правда, это делаем?
Когда он отпускает меня, я не смею открыть глаза. Всё что я могу, это тихо выдохнуть его имя: «Кей…».
Он уходит. Я слышу, как отпирается замок, как открывается и захлопывается дверь, и шаги по коридору чуть ли не бегом.
Я открываю глаза, я один в клубной комнате.
«Так», говорю я себе, опережая подступающие слёзы, «Того, что сейчас произошло, не должно было быть вообще. Так что буду считать, что ничего и не было».
Это помогает, я – мастер жить так, будто ничего не было. Я завязываю на шее школьный галстук, надеваю пиджак и выхожу. Запираю дверь, кладу ключ в свою сумку. Послезавтра я снова приду на репетицию раньше всех.