Глава 26.
Зима 856 г. Окрестности Лосиного бора. Светлый праздник Йоль. Капище Одина на Божьей скале. Посвящение Сигфрёда. Дар бога.
Наступила пора, когда всем обитателям Ормульфовой избушки стало заметно, что дни становятся все светлее и короче. Однако по утрам все чаще слышен звон сосулек, намерзающих под стрехой. Близился праздник Йоль - середина зимы. Праздник Зимнего Солнцестояния. Зимнее Солнцестояние - господство самой длинной ночи года и бледная тень его самого короткого дня. Но кое-где в Скандии дня как такового и вовсе бывает не видно. Откуда и почему праздник называется «Йоль» до сих пор (или уже) неизвестно, даже старый и мудрый Ормульф затруднялся определённо ответить на этот вопрос. Он объяснял это название так: - Кто-то связывает его с одним из имен Одина - «Йольмир», кто-то считает, что слово это связано как с нашим так и с исландским «юль», обозначающим «вертящееся колесо», «круговорот». Или опять же с нашими словами «гуль» и «гульд» - желтый и золотой. И все они - правы! Ведь поклонники Одина и Тора склонны отмечать Йоль тринадцать дней с кануна Зимнего Солнцестояния, не слишком задумываясь о смысле его происхождения.
Старый ведун пояснял, что Йоль считается "Матерью всех Ночей" и праздник посвящается дисам - женским божествам продолжения рода и судьбы. И что, традиции рекомендуют шумно веселиться, особенно молодым и здоровым парням. Он наставительно вещал Сигфрёду и Хомраду: - Йоль - это время буйства молодых страстей и «Дикой Охоты», чтобы под этим ни понимали: олицетворение зимней стужи, бесовскую опасность для иноверцев, или короткое возвращение Всеотца, Одина. Вся прибрежная Скандия связывает Йоль с этим Асом. Жители же равнин и гор праздник Йоль связывают с именем другого бога - Тора. В эти дни он предстаёт перед ними щедрым весельчаком, разделяющим с людьми лакомую козлятину или печёную баранину. Также это время опасно влиянием разных злобных духов и тварей: йотунов, троллей и подобных им обитателей Утгарда. По всему Северному Пути в дом на праздник приносят ветки вечнозеленых деревьев или цельные деревья. Йольское дерево украшают любыми имитациями ягод. Пьётся горячее пиво с сухофруктами или пряностями. Подарки, подкладываемые под дерево, символизируют с одной стороны подношение от семьи своим предками и эльфам , с другой стороны - это символ подарков семье от всяких иных существ. Хотя мало кто об этом догадывается. Ночь, предшествующая дню Солнцестояния называется "Модранехт", - материнская ночь, ночь матерей или даже "Мать Всех Ночей", - и богиня-старуха, Владычица Холодов, рождает молодого солнечного бога-младенца, олицетворяя принцип рождения жизни из смерти, или же порядка, появляющегося из хаоса. В ту же ночь новорожденный Бог светлой части года начинает битву со старым королем, своим отцом, за право остаться в мире живых, и через дюжину дней и ночей побеждает его, а с его победой начинается светлая половина года... И ещё это праздник жертв и молений Асам, гаданий на судьбу, введения в род новых родовичей, посвящения отроков в мужи...
Вот так содержательно и интересно старый Ормульф поведал всё, что знал и слышал о светлом празднике Йоль. А тот уже стучался в двери всех домов округи Заячьего холма, наполняя всё вокруг особым содержанием и смыслом.
С самого утра в доме старого Ормульфа царил переполох. Все собираясь на праздник, в радостном возбуждении перебирали свои нехитрые пожитки, выбирая более праздничные и подходящие к этому случаю, беспрестанно советуясь, что кому больше подходит и производит лучшее впечатление. А Хомрад снова засыпал старого ведуна вопросами, видимо ответы на них ему очень нужны были именно сейчас, как важный и неотъемлемый момент в понимании грядущего торжества, а может быть ему нужно было услышать толкование того, почти забытого, сна.
- Мудрый старче Ормульф! Скажи, смогу ли я, когда стану могучим воином, взойти на Святую гору? Это вообще исполнимо для такого обычного человека как я?
- Ну...Это просто, отрок Хомрад! Если хочешь попасть туда, где никто не бывал - начни делать то, чего никогда не делал. И тогда боги сами позовут тебя, указав верный путь к цели. Одной смелости и отваги здесь мало, нужно возыметь непоколебимую решимость идти на их зов и настолько презреть свою собственную жизнь, что демоны, увидев это в твоих глазах поймут, даже отняв её - они не победят.
- Мудрый старче, а ты поднимался на Святую гору ?
- Нет, отрок. Я до сих пор не слышал зова богов. А незваным туда идти не стоит. Но я надеюсь, что ты когда-нибудь услышишь этот зов и сам взойдёшь на Святую гору. Ведь в жизни каждого смертного, рано или поздно, появляется своя святая гора, на которую нужно подняться, преодолев все тяготы этого подъёма.
Было уже за полдень и обитатели Ормульфова жилища с нетерпением ожидали родовичей Сигфрёда и Хомрада, которые, по устоявшейся традиции, шествовали на Божью скалу по тропинке рядом с жилищем старого отшельника, за долгое время привыкнув к постоянному присутствию отшельника во время таинства приобщения к грозному и всемогущему Одину. Во время праздника Йоль дети Лосиного Бора наряжались маленькими духами гор, воды и полей, водили хороводы, славили Солнце и звали его поскорее вернуться с весной, теплом и зеленью. Взрослые надевали козлиные и овечьи шкуры, кружились в неистовой пляске, посвященной Солнцу, вокруг большого костра в центре деревни. Уже с утра праздник начался весёлым пиром, в котором участвовали все от мала до велика. Веселились до самого полудня. А после его наступления пошли по домам односельчан делать подарки и снова поздравлять с праздником Солнца. Но все участники празднества мужского пола томились ожиданием так медленно наступающей темноты.
И вот наступил долгожданный вечер, в ту пору, когда румяные сумерки незаметно растворяются в синеве и над полоской зари загорается первая звезда, из деревни вышла вереница людей во главе со старейшиной Фридхольдом Большеголовым. Возглавляют и замыкают шествие его сыновья Готхольд Охотник и Гантрам Быстрый со смоляными светочами на палках. Под подошвами сапог хрустит наст. Кузнец Хардвин Умелый несет петуха, и петух недовольно квохчет. Шествие направляется в сторону Заячьего холма. Среди идущих нет рабов, нет зависимых людей, нет женщин, здесь только свободные мужи, способные в тяжёлую для селения годину держать оружие и защитить своих родовичей. Да, и у пахарей, рыбаков и охотников есть своя гордость. Это они откладывают в сторону свои привычные в труде снасти и берут в руки лук, копьё и топор, чтобы достойно встретить разбойников и грабителей, посягнувших на их кров и очаг, на их свободу.
Обитатели Ормульфова жилища уже готовы к встрече процессии из Лосиного бора, только Уле молча сидит в углу за очагом, с грустью в глазах касаясь своей увечной руки, тоска и обречённость сквозят в его взгляде.
- Не кручинься, парень. Мы не бросаем тебя. Ты остаёшься потому, что не в силах будешь дойти до Божьей скалы и обратно. Ты ещё очень слаб для любых переходов. Но с тобой останется сынишка рыбака Альтмана Крепкая Сеть, Аделард. Он ещё мал и нуждается в твоём присмотре, накорми и разговори его. Вместе вы хорошо скоротаете время. Не рви своё сердце, Уле, и не предавайся унынию, ты ведь знаешь, Всеотец этого не любит, - успокоил и приободрил кузнеца старый Ормульф. Поговорив ещё немного с Уле, он вышел за порог, увлекая за собой братьев, Сигфрёда и Хомрада. Живописная троица застыла на спуске с Заячьего холма в лучах закатного зимнего солнца, ожидая гостей из деревни: старый Ормульф в ритуальной одежде, раскрашенный, с начищенным обручем на голове и покрытый козлиной шкурой; Сигфрёд, облачённый в праздничный наряд из беличьего плаща и мохнатой волчьей шапки, подрагивающий от нетерпения; юный Хомрад в накидке из медвежьей шкуры и такой же шапке, растерянный и подавленный, в ожидании грандиозного события, участником которого ему предстоит быть впервые в жизни.
И вот группа людей из деревни достигла жилища Ормульфа Тощего. Вперёд выступил старейшина и громким торжественным голосом спросил:
- Здесь ли находится отрок, прозваньем Сигфрёд, старший сын кузнеца Хардвина Умелого, который должен сегодня предстать пред ликом Всеотца, бога Одина?
- Он здесь и ждёт этой возможности, досточтимый старейшина Фридхольд! - так же приподнято-торжественно ответил старый Ормульф.
- Веди же нас на Божью скалу, служитель Одина, ведун Ормульф! Мы все ждём встречи с Всеотцом, Высоким наставником отважных мужей. Наши сердца открыты и жаждут общения с ним.
Не сговариваясь, люди слились в стройную колонну и двинулись через лес в сторону капища Одина. Дошли на удивление быстро - помогли лёгкие лыжи, висевшие за спиной у каждого участника торжества. Достигнув вершины скалы, мужчины заполнили священную поляну и обступили Одина. В ушах у него по-прежнему висели большие серьги, усыпанные сверкающими каменьями, на шее блистали несколько золотых гривен, а руки были унизаны запястьями. Узкая полоска зари угасает, и одноглазый Один, освещенный колеблющимся пламенем светочей, кажется грозным и страшным. Выхваченные огнем из темноты, стволы и сучья сосен похожи на обнаженные человеческие тела, скрюченные судорогой страданий. Глядя на них, невольно вспоминаешь о человеческих жертвах, приносимых здесь на огромном камне - жертвеннике у подножия идола. Ведун Ормульф разжигает священный огонь и указывают Сигфрёду его место - перед лицом Одина, близ камня-жертвенника. Парень здесь единственный, кто стоит с непокрытой головой, сжимая шапку в правой руке. Его обходят четыре молодых человека с именами, напоминающими название сторон света, их специально выбрали из жителей деревни перед торжеством - Нордбьёрн, Остлунд, Сёдргельд, Вестгард, они совсем юные, едва переступившие отроческий возраст, у каждого из них в правой руке яркий, только что зажженный факел. Юноши становятся с четырех сторон от Сигфрёда - с полночи, восхода, полудня и заката - и замирают в неподвижности. Воцаряется тишина, которую нарушает лишь потрескивание горящих факелов и квохтанье жертвенного петуха. Все терпеливо ждут действий ведуна, его непосредственного участия в ритуале.
И вот Ормульф медленно приближается к Сигфрёду, в руках у него большие ножницы. Он поднимает с затылка юноши прядь волос и отстригает ее. Отрезанные волосы он отдаёт отцу Сигфрёда, кузнецу Хардвину Умелому. Эти волосы каждый отец хранит до смерти своего сына. После этого кузнец подносит ведуну Ормульфу меч собственной работы на широком узорном поясе. Ведун отдаёт ножницы Хомраду - ему вскоре тоже придётся пройти обряд посвящения в мужи, принимает меч и собственноручно опоясывает Сигфрёда. Юноша чувствует, как широкий пояс подпирает ему нижние ребра, от чего он кажется себе выше и стройнее. У старого ведуна не сразу получается застегнуть большую блестящую пряжку. Сигфрёд хочет ему помочь, но не смеет пошевелиться. Большой и тяжёлый меч упирается в ледяную корку снега и не даёт согнуться. Наконец упрямая пряжка застегнута. Теперь к Сигфрёду подходит старейшина и вручает ему новый, отливающий серым инеем плащ из волчьих шкур, сверху кладёт серебряную застёжку для него. Вслед за старейшиной выступает его сын, Готхольд Охотник и кладёт к ногам Сигфрёда боевой лук и тул со стрелами, а второй его сын, Гантрам Быстрый, надевает на обнаженную голову Сигфрёда старый, но начищенный до серебристого блеска, шлем.
Сейчас Сигфрёду надлежало произнести слова благодарности и обета защиты родовичей, те слова, что он сочинил и выучил еще накануне с помощью старого Ормульфа. Но в горле у него пересохло от волнения, и он чужим и неузнаваемым голосом произнёс:
Я битве за дом наш не струшу, поверьте.
Родных и друзей я не выдам врагу.
Тот, кто родовичам жизнью обязан,
будет всегда начеку.
Вами теперь я мечом опоясан,
На радость роду всему и на слёзы врагу.
Но и кормильцев своих не забуду.
Сеть рыболовную, охотничий лук и соху.
В Хеле туманном
Не место мужчине.
Буду я сильным, отважным и смелым
В тяжёлом труде и смертельном бою.
В том я Одину, мудрому и справедливому
Самую верную клятву даю.
Сигфрёду подают петуха и большой тяжелый нож. Он должен отсечь петуху голову и вылить из него кровь на жертвенник у подножия Одина, а тушку передать старому ведуну для предсказания судьбы вновьпосвящённого. И он исполняет этот ритуал, а в это время звучит высокое и мелодичное пение Ормульфа. Он молитвой подтверждает клятву Сигфрёда роду и Всеотцу. Люди, стоящие в замерших позах, не чувствуют холода, никто не надевает рукавиц. Закончив первую молитву Одину, Ормульф берёт тушку петуха, кладёт её на жертвенник и разрезает вдоль жертвенным ножом. Стекающая кровь дымится на морозе, но печень птицы выделяется чистым, незамерзающим розовым комочком. Ведун берёт печень петуха левой рукой, а пальцем правой начинает водить по её гладкой поверхности, что-то сосредоточенно бормоча себе под нос.
- Тебя, муж Сигфрёд, в грядущей жизни ждёт суровая судьба - живым и с честью выйти из тяжёлых испытаний. Так сказал мне Один! - подвёл итог своих изысканий ведун Ормульф. Затем он стремительно подошёл к священному огню, который истово пылал, освещая всю замершую в зимней ночи округу и бросил в него щепоть жёлтого порошка. Мгновенно ожившее пламя скакнуло выше его головы, обдав лицо старика жаром и мелкими искрами. Какое-то время ведун стоял с закрытыми глазами, нашёптывая благодарственную молитву, а затем уверенно и громко произнёс:
- Один, господин наш верховный, готов говорить с тобою, муж Сигфрёд! Он хочет передать тебе своё откровение. Прими же дар бога, смертный, избранный им для беседы!
Старый ведун Ормульф властно махнул рукой и четверо мужчин: кузнец Хардвин Умелый, братья Готхольд Охотник и Гантрам Быстрый, а так же рыбак Альтман Крепкая Сеть, обступили вновьпосвящённого со всех сторон, ожидая дальнейших команд ведуна. Ормульф Тощий, сняв с пояса свою заветную фляжку полную чудодейственного грибного настоя, выпоил Сигфрёду половину её содержимого. Немного времени прошло, а глаза избранного богом, начали слезиться и сонно закрываться.
- Пора! - во второй раз махнул рукой старый ведун. И мужчины, подхватив Сигфрёда на руки, положили его на длинную плоскую каменную плиту рядом со священным огнём.
- Теперь, смертный, внемли воле Всеотца! - крикнул старый ведун и красивым звонким голосом затянул старый гимн, посвящённый Асам. Улавливая знакомую мелодию, Сигфрёд покорно закрыл глаза и постарался отрешиться от всего окружающего. Он ждал гласа Одина. И, наконец, услышал.
- Слушай, смотри и запоминай, муж Сигфрёд! Тебе решать как поступить, увидев это! Но ты не сможешь миновать своего предназначения, даже если заткнёшь уши и крепко зажмуришь глаза. Это - твоё грядущее и твой рок! Я так решил! - как громом прозвучало в ушах засыпающего Сигфрёда.
И он увидел и услышал всё, что до него старался донести мудрый и воинственный бог. ...Большой иссиня-чёрный Ворон с распростёртыми крыльями и Бескрылый Змей, Линнорм... Они трепещутся на стягах, двигаясь как живые, готовые вот-вот сорваться с них и кинуться в гущу сражающихся людей. Массивный, прямо исполинский, зелёный холм... У подножья которого, грудятся высокие горы мёртвых тел - люди в блестящей броне и бездыханные лошади. Земля кругом утыкана бесчисленными стрелами... На вершине холма видится человек на лошади: властный, в красном боевом плаще, оттеняющем его чёрную с проседью бороду и такие же чёрные волосы, его сияющие доспехи слепят глаза. Вот он вынимает меч. И страшный кабаний рык наполняет всё пространство, от земли и до самого неба. Величавый всадник, окружённый блистательной конной дружиной стремительно несётся вниз, сметая на своём пути ряды врагов... В уши врывается и надолго застывает там бесконечный гул военных рогов, лязг железа о железо, крики и стоны неисчислимого количества раненных и умирающих воинов... Вот неистово рубится с врагами видный витязь с ямочкой на подбородке, в посечённых во многих местах доспехах, оставшийся один на один с огромной сворой рвущихся к нему недругов... Удивительно, но его меч говорит, поёт и смеётся... Рыжеволосый воин, утыканный стрелами, в последнем порыве кидается с копьём на врага... Пронизывает им наглого свея-наёмника и падает замертво рядом с телами мёртвых друзей... Израненный богатырь, лицом похожий на властного исполина, ведущего конную лаву с вершины холма, вооружённый секирой, бросается на полсотни осмелевших и выбравшихся из плена врагов, на многих из них ещё болтаются обрывки верёвок... А вот он сам, Сигфрёд. Его руки, одежда, ноги в потёках свежей крови... И горячая, чужая кровь брызгами стынет на его лице... Вот Хомрад с коротким копьём в руках обороняет палатки с раненными... Кругом царит, смерть, ужас, неразбериха и адская бойня... А вот родные края, знакомый взгорок в окружении леса... На земле, поросшей сочной травой, головой на щите лежит тело величавого воина в старых, но добротных доспехах... Широко раскрытые мёртвые глаза его неотрывно смотрят в небо... Этот чистый взгляд... Эти до боли знакомые черты лица... И огромные, во всю округу, глаза волка, на которых как утренняя роса, блестят слёзы утраты... Заунывный и протяжный в своей безысходности, страшный и отчаянный в своей обречённости, волчий вой... И солнце яркое, слепящее, падает и осколками бьётся о подтаявший лёд, подёрнутый белыми облаками пара... Конское ржание и человеческий прощальный крик...
Сигфрёд проснулся так же внезапно как и уснул. Он поспешно открыл глаза, всё ещё находясь под угнетающим впечатлением увиденного, от тяжёлых ощущений восприятия которого хотелось быстрее избавиться. Его споро подняли и поставили на ноги.
- Что ты видел? - напряжённо спросил старый ведун
- Смертельную бойню, гибель и кровь многих. Крики умирающих до сих пор стоят у меня в ушах. Я видел себя и брата. И мы были там, в этом кровавом аду. Я видел много незнакомых людей. И ещё я видел солнце, утонувшее в зимнем озере.
О том, что он видел на Заячьем холме, и про странные волчьи глаза, Сигфрёд умолчал, как-будто одноглазый бог попросил его об этом. И может быть в будущем, он даже пожалеет о своей недосказанности, ведь он узнал погибшего воина. Но лучше ничего не знать о своей смерти и принять её достойно, так решил посвящённый в мужи Сигфрёд, старший сын кузнеца Хардвина Умелого.
- Да... Похоже летом опять будет война. Тяжёлая и страшная. Многие сгинут в ней. Многие вернутся калеками. Выжившие не возрадуются, а павшие уйдут в Вальхаллу. Опустеет земля наша. О том и предупреждает нас Всеотец. Таково его слово к нам - мужайтесь и боритесь!
Услышав эти слова старого ведуна жители Лосиного бора понурили головы и потупили взоры. Никому не хотелось войны и никто не хотел умирать. Обстановку разрядил старейшина, Фридхольд Большеголовый. Он шагнул вперёд и зычным голосом возвестил: - Юный муж Сигфрёд из рода Ворона, отныне тебя нарекаем прозвищем Лесной Ворон. Не осрами родового имени, всегда и везде помни и чти свои корни. Теперь твоё последнее слово, Сигфрёд Лесной Ворон! Что мыслишь делать в будущем и чем займёшься. Или ты будешь учится какому-либо ремеслу селянина? У нас много чему можно поучиться, чтобы потом можно было своими руками прокормить себя и семью. Слово теперь за тобой, Сигфрёд. Молви же его!
- Отец мой, Хардвин, которого прозывают Умелым и ты старейшина Лосиного бора, мудрый Фридхольд Большеголовый, не невольте меня, ради Одина и Тора! Да, я дал клятву верности роду, как все вы хотели! Но оставьте меня подле ведуна и лекаря-целителя Ормульфа! Я хочу постичь науку целительства и приготовления лекарских снадобий, умение исцелять недуги людей и скота! За эту зиму я многое понял и решил для себя - мой путь не на пашню и не с рыболовной снастью, меня влекут тайны здоровья, распознавания и исцеления недугов и в этом я не могу ничего с собою поделать! Отпустите!!! - взволнованным голосом взмолился Сигфрёд.
- Будь по твоему, мой старший сын, Сигфрёд Лесной Ворон! - ответил ему кузнец Хардвин Умелый. А старый Ормульф добавил: - Ты не сомневайся, уважаемый Хардвин. Я его научу и мечом владеть и на охоту ходить, лечить людей и скот. Он станет знаменитым человеком, вот попомни моё слово. А ты ведь знаешь, что я слов на ветер не бросаю. Да и не молод я уже, а сундук со знаниями нужно же кому-то передать. И после моей смерти снова в этих краях будет ведун и лекарь-целитель.
На том и порешили. Обряд был закончен и участники его, такой же стройной колонной отправились по домам. Сердце Сигфрёда пело. Теперь он - мужчина, человек опоясанный мечом, а на плече его приятной тяжестью ощущаются подарки от односельчан. Такого их количества он никогда не видел и в руках не держал. И Сигфрёду кажется, будто он не идет по мерзлому снегу, а плывет по воздуху. Его переполняет гордость, никогда еще это чувство не владело им с такой силой. И его брат Хомрад шагает рядом радостный, и старый добрый, мудрый Ормульф внял его мольбам об обучении, всё складывалось как нельзя лучше... Ну чего ещё можно было желать от жизни?