Ты вплетаешь мне в косы войну:
выстрелы, крики, бомбёжка.
Мир полыхает огнём.
И святая вода в этот раз не поможет.
Вся наша жизнь – сплошное минное поле, но, будь добр, скажи,
где та самая хвалёная подмога?
Смотреть на людей с высока – прямо в глаза, ты научился,
возомнивши себя чуть ли не богом.
Мир которого рушится из-за лжи и ненависти:
всё в тёмных тонах,
всё сгорает дотла.
Дым и огонь.
Любящие всем сердцем люди обжигаются об раскалившийся нимб твой,
отдавая тела в стальные зубы врагов.
Никого не жаль?
Ответ, как говорится, прост.
И в рубашке с закатанными почти до плеч рукавами, наблюдаешь,
как в багровых лучах летят вниз самолёты,
как матери обнимают и целуют детей в их первом и последнем полёте,
как сыплется вместо звёзд пепел.
Непрошенное в душу тихо рвётся,
как в паутину одиночество вползает осторожно.
Знаешь, влюблённый-брошенный мой,
тебя опять развели:
не тех желал,
не теми жил,
но овации от них безумно любил.
Ставила на кон всё,
возомнивши себя чуть ли не богом, и, переступая камни мнений чужих,
тащил за собой пунцовую мудрость,
которая, к слову – не к месту.
Вся твоя жизнь – сплошное минное поле,
и, да, ты многое в ней повидал:
красивых душой и тех, кто цепляет лишь взгляд.
Но, послушай, совсем не важно ведь: сколько лет,
с кем пьёшь вечерами,
спишь и провожаешь утром за дверь.
О себе ведь от таких ты ничего не узнаешь.
Ты вплетаешь мне в косы войну.
И смотришь в глаза,
словно я открытая книга, а ты чуть ли не царь или мудрец Тибета.
Будто из сотни дорог и дверей всегда безошибочно находил свою,
но, никто ведь не знает,
сколько было гари с пылью,
лишь бы не идти ко дну.