Блеснула сабля - раз и два! - и покатилась голова

Ал Волков
Этой присказкой из забытой повести Льва Кассиля – присказкой задиристого подростка, почти помешанного на лихих красноармейцах, также почти забытых (слава Богу!), стоило бы озаглавить целую рубрику, посвященную умонастроениям большинства современных нам турок. Поскольку их осознанно подводят к уровню именно хулиганящих подростков  правящие круги Турецкой республики и преданная последним часть тамошней прессы. Особенно после 15 июля текущего года.
И как раз на этот год пришелся давно ожидавшийся всеми поклонниками турецких исторических сериалов выпуск в интернет-источники 30-серийной первой части нового произведения г-на М. Байкала и соавторов «Великолепный век Кёсем-султан».

Автор этих строк имел некоторые основания надеяться, что эпоха «султаната женщин» будет представлена не в таком обилии сцен казней, резни и всяческих кровавых эксцессов, как в 140-серийном «Великолепном веке», прогремевшем за три прошедших года, а в самое последнее время снова крутящемся на канале «Домашний». Увы, не сбылось! Снова, почти везде и по любому поводу, даже самому немыслимому (вроде влюбленности визиря в падишахскую матушку, даже в фильме не доказанной) – плахи, сабли, взмахи, рубка сплеча и отсеченные головы. Доходит до того, что султан Ахмед I собственной рукой сносит голову с плеч одному визирю и потом пронзает сердце другому – чего, конечно, нет и быть не может ни в одном историческом источнике. Заметим, что во время, к которому приурочен первый эпизод, исторический Ахмед (не имевший ничего общего с экранным) был 15 лет от роду. И, конечно, едва ли он в такие юные годы успел обрасти густой черной бородою и стать отцом шах-задэ (царевичей) Османа и Мехмеда – потому что акселерации тогда не было в помине.

Сразу оговорю: если бы реально существовавший Ахмед вздумал вытворять хоть десятую часть того, чем гг. Т. Савджи, М. Байкал и комп. вздумали поражать зрительские сердца, то по одному только слову главного муфтия – он же верховный наставник ислама, примерно так переводится его сложный титул – юный султан в считанные часы отправился бы с трона прямиком в крепость. Что, собственно, и произошло на самом деле с преемником Ахмеда Османом II, и если при этом действовал невероятный (в изображении авторов) злодей Дауд-паша, то лишь как орудие целой группы знатнейших особ империи, опиравшейся на тысячи копий и сабель – как впоследствии опиралась на них и официальная правительница Османского Дома, великая валидэ Кёсем-султан со своими сторонниками мужского пола, без которых не могла обойтись ни в коем случае.

Никто ни при каких обстоятельствах не позволил бы мальчишке, даже самому взбалмошному, созывать и разгонять государственные советы, смещать и назначать визирей, уже не говоря о муфтиях, главных духовных наставниках царства, авторитет которых даже при знаменитом Сулеймане Кануни был выше власти падишаха.

Но особенно впечатляет образ Сафийе-султан, которая в продолжение только двух серий превращается из мудрой и терпеливой, хотя и коварной наставницы Ахмеда и Кёсем в их злейшую врагиню, а под конец просто в исчадие ада, невесть каким чертом сотворенное! В самом деле – на экране она ведь даже не стареет, хотя в царствование Османа II ей, султанской прабабке, было самое меньшее под семьдесят. С чего бы ей так изменяться? – бросить любимую воспитанницу на произвол судьбы, затевать козни против любимого же внука, по крайней мере до того, как она узнает о своем чудом спасшемся сыне (еще один прекрасный миф)…

Короче говоря, перед зрителем на протяжении более чем 65 часов – немалое время! – проходит неимоверное нагромождение выдумок и полного вздора, которое вполне может сдержанно заинтересовать, но, как бы ни были прекрасны декорации и костюмы, восхитить способно лишь горстку юнцов с затуманенными от наркотиков мозгами.

Кстати, о костюмах. Известно, что янычары, по крайней мере с конца XVI века, носили форму из сукна голубого цвета, а кавалеристы–сипахи – светлые куртки и красные шаровары; визири и придворные тогда же облачались в парчу или в шелк неизменно светлой окраски; цветами одеяния султана традиционно считались белый и ярко-желтый. В алом бархате ходили дворцовые стражники, и то лишь те, которым поручалось сопровождение султана. Ни в «Великолепном веке» Сулеймана, ни в «Кёсем-султан» нет ничего подобного. Напротив, доминируют темно-синие, темно-серые, темно-зеленые кафтаны, плащи и даже чалмы; корпус янычар весь красен, как без конца проливаемая кровь, а на кавалеристах темные облегающие одежды из кожи или какой-то синтетики, причем угрожающе поблескивающие на солнце или в мерцании факелов.
О том, что напоминает сочетание черного, коричневого и ярко-красного, рассуждать не приходится, если вспомнить цветные немецкие киносъемки 40-х годов, а затем парад Победы в Москве: чьи флаги и штандарты тогда сбрасывались в кучи, а после сжигались? Разница лишь в небольшом значке – тюльпан Османского Дома вместо свастики, а умонастроение, доходящее до открытой военной истерии, проступает не менее отчетливо, чем в гитлеровской Германии.

Для чего нужен такой антураж? Разумеется, для того, чтобы возбудить в зрителях отнюдь не радостные переживания – лишь страх и смятение, даже трепет в тех несчастливых, кто не происходит от Османов или от их очень давних подданных. В потомках же османских турок – напротив, всепоглощающую ярость для решимости сражаться с «неверными» не щадя живота своего. Смотрите, мол, как мы грозны и сильны, как умеем орудовать саблями, метко стреляем и при желании способны смести все и всех на своем пути! Даже пассивных несогласных мы прижмем как следует – например, публично высечем на мосту, и в XXI веке похлеще, чем во времена Сулеймана или Кёсем – а уж активные пожалеют, что родились на свет.

Недоумение возникнет сразу, если читатель – и зритель «великолепного» сериала узнает, что ничего подобного, в отличие от сулеймановской эпохи, при Ахмеде и Кёсем не было, а был лишь общий упадок с постоянным недовольством и нередкими восстаниями народа, причем даже в самом центре современной Турции. Впустую бряцать оружием тогда было и неуместно, и некогда. Бунты подавлялись, но всё с большим трудом, и сколько бы ни размахивал позолоченным мечом и ни грозился, тараща глаза, царственный внук Сафийе-султан, его не допустили в действительности ни на один театр военных действий, разве что показали издали раз-другой поверженных мятежников, закованных по рукам и ногам.
В нескольких энциклопедических статьях (Брокгауза и Ефрона, например) убедительно говорится, что Ахмед I, один из самых бездарных османских падишахов, под конец жизни вовсе не занимался никакими делами государства. Оттого-то и сумела приобрести большое влияние на ход этих дел его любимая жена Кёсем…

«Управлять государством – это не саблей махать», – сказал Дамат-Рустэм-паша, великий визирь Сулеймана, в адрес амбициозного принца, то бишь шах-задэ. И, если бы историческая валидэ Кёсем всю дорогу являлась в жизни этакой кровавой мстительницей, как в сериале, она очень скоро потеряла бы не только всякое влияние, но и саму жизнь. Однако же Рустэм, на самом деле бывший умным и дальновидным политиком и экономистом своего времени, предстает в «Великолепном веке» как самый отрицательный персонаж – и не случайно. Он ведь был хорват или босниец – значит, по авторской логике, пришлый интриган, карьерист и стяжатель. Да и Мехмед Соколлу, его преемник – по рождению серб, немногим лучше. Зато любимец Сулеймана, грек Ибрагим Паргали – само благородство, столь виртуозно музицирующее под султанскими окнами (в действительности же – мздоимец из мздоимцев, к тому же одержимый все возраставшей манией величия). Как ни удивляют мир своими эффектными съемками создатели двух «великолепных» эпопей – приходится признать, что и с изучением истории, и с элементарной логикой дела у них обстоят, мягко говоря, неважно.

Конец долгожданного «первого сезона» приключений Кёсем удручающе плох – он попросту скомкан и, скажем прямо, его словно не дожевали вовремя, растягивая многие предыдущие эпизоды. Такой эпилог, по самой повторяемой фразе, стоило бы назвать «приветом от Кёсем-султан» – или «смертоносным приветом». За стройной султаншею с ласковым взглядом больших темных глаз вырисовывается такая гора трупов, что невольно возникает вопрос: не претендуют ли М. Байкал с коллегами на лавры Шекспира?

Сделаем небольшое отступление в сторону действительно выдающегося «властелина двух миров», падишаха-калифа Сулеймана. Его фигура, во многом благодаря игре яркого и талантливого актера, г-на Х. Эргенча, удалась значительно лучше. По крайней мере, в его эпопее выдумки и несуразицы еще не так часто бросаются в глаза образованного зрителя. Но все же неприятно поражает отмеченное выше обилие убийств и казней в духе отнюдь не истории, а некоей страшной сказки про грозного царя, который по каждому поводу, иной раз смехотворному, грозит «мой меч – головы с плеч» – и нередко осуществляет свою угрозу с ужасающим размахом, а иной раз даже и сам сносит головы державной дланью (надо думать, чтобы палачи отдохнули), при этом свирепо вращая глазами и поражая зычным голосом, зачастую крича и даже вопя. Что входит в полное противоречие со свидетельствами современников, из которых многие видели великого султана вблизи, а иные и общались с ним – и почти все отмечали его благородную сдержанность, тактичность и немногословность. (Прочтите книгу Г. Лэмба «Сулейман - султан Востока», она заслуживает доверия вдесятеро более, нежели все новые сериалы.)

Сулейман недаром заслужил при жизни прозвание Кануни – справедливого законника; даже враги – итальянцы, австрийцы – называли его «великий турок». Он много сделал для того, чтобы его подданные–простые смертные не только подчинялись законам, но и охранялись этими же законами, например от посягательств сильного бея-наместника или судьи-взяточника (как раз такие до Сулеймана и прославились казнями по любому капризу, закоснелым головорезом был и его отец Селим I). А в сериале, особенно под конец, падишах, покровительства которого многие искали – и в подданство нему добровольно шли! – предстает свирепым параноиком, который сперва лишает жизни своих слуг и даже родных, а потом до изнеможения или обморока думает, верно ли он поступил. В том числе и с двумя сыновьями, которые на самом деле были приговорены к смерти судом шариата и по слову муфтия.

В «Великолепном веке» нередко звучит слово «раб» (или «рабыня») - так говорят о себе подданные падишаху, от этого ярлыка не избавлены даже его дети. Еще чаще слышен возглас «великое Османское государство!» – и сверкают глаза, мелькают руки с обнаженными саблями, непрестанно кто-то с кем-то дерется… Думается, подлинный султан Сулейман, воскресни он хотя бы на мгновение, был бы крайне возмущен и оскорблен не на шутку.

«Храбрые османские воины–львы», нимало не колеблясь разоряющие целые страны и обращающие христианские святыни в мечети, не менее «отважные турецкие моряки» – мастера грабить и убивать безоружных и отправлять на невольничьи рынки обездоленных женщин и детей, сами работорговцы, эти уроды человечества, в отличие от Рустэма или Соколлу и даже от Роксоланы–Хюррем, изображаются в сериале личностями вполне симпатичными: одна пиратская сволочь – обаятельным собеседником и любящим отцом (кстати, никакой Михри-Нисы, якобы жены шах-задэ Мустафы, не существовало), другой, отчаянный головорез и к тому же распутник – благородным спасителем султанской супруги… Всех «создателей великого государства» тут просто не перечесть, отношение к ним авторов сериала очевидно, и более того – ясно обозначена их идея: вот на кого бы нам равняться во имя будущих экспансий!

Остается надеяться, что большинство турецкого народа, еще лет десять назад помнившее заветы Кемаля Ататюрка: труд и любовь к земле родной – и не вспоминавшее, что их первого президента звали при последних султанах Мустафа-паша – все-таки не склонно к ностальгии по царству «великих Османов», по этой кровожадной деспотии, часто отнимавшей множество человеческих жизней за один взгляд не в ту сторону.

Но к ныне правящим верхам Турции это чаяние не относится.

Каков поп, таков и приход, – говорит русская пословица.