Я напишу твою смерть 4

Сергей Шангин
–4–

Бегу, что есть сил. Ноги упруго и сильно ударяют в асфальт, воздух врывается в легкие холодным потоком, тело летит могучим снарядом навстречу бою. Мне наплевать, силен он или слаб, вооружен или безоружен, есть у него охранники или нет. Сейчас важно спасти Ленку!

Не успеваю. Он ударяет ее наотмашь по лицу так, что она падает на асфальт. Потом презрительно сплевывает и запрыгивает в машину. Взревывает мотор, машина скрывается в темноте, едва не переехав лежащую Ленку.

Помогаю ей подняться. Ее трясет от страха.

– Он знает про тебя… он знает про деньги… он убьет нас обоих… беги, Миша, беги… тебе не за что умирать!

Она отталкивает меня и одновременно боится отпустить. В этом огромном мире сейчас для нее нет никого, кто бы мог спасти ее. Но ее душа не хочет принести зло чужому человеку, который может погибнуть из-за нее. Она уже смирилась с тем, что умрет. Она даже простила тому мажору все то будущее зло, что он совершит, желая погубить ее. Но все это касается его и ее, но не других людей.

– Дура, какая же ты дура, Ленка! Куда я побегу, кому я тебя отдам, ведь я люблю тебя! Ты единственное, что есть в моей…

Я запнулся, не зная, как сказать дальше. В жизни, придумке, фантазии, бреду?  Но она меня уже не слушает. Она смотрит в ту сторону, куда минуту назад унесся желтый спортивный автомобиль. Рев двигателя нарастает и дураку понятно, что на этот раз он не промахнется.

– Иди сюда! – я хватаю Ленку, крепко обнимаю ее и смотрю на приближающийся автомобиль.

Ленка молчит. Не суетится. Не пытается убежать. Она смирилась. Она уже умерла, но этого нельзя сказать обо мне.

Зло должно быть наказано!

Он уверенно направляет машину прямо на нас с Ленкой. Она в ужасе прижимается ко мне, оцепенев от страха. Рев двигателя заглушает все звуки мира. Время спрессовано настолько, что я вижу, как мелкие камушки вылетают из под колес желтого приземистого спорткара и, прочертив короткие дуги, падают на асфальт или врезаются в препятствия.

Я вижу его глаза, он смотрит на нас не отрывая взгляда. Господи, почему мне так известен этот взгляд? Упрямый, решительный, беспощадный, взгляд человека, для которого не существует вопроса «быть или не быть», только «быть по-моему»!

Он не знает, что прямо за мной находится мощный металлический столб, ограждающий пешеходный переход и людей, стоящих перед ним, от таких вот гонщиков без тормозов. Я отталкиваю Ленку, но сам остаюсь на месте, иначе он раскусит в чем тут дело и успеет уйти в сторону.

Зло должно быть наказано!

Мне не должно быть страшно, ведь это всего лишь сон. Здесь может происходить все, что угодно, но с просыпанием все уйдет прочь. И этот ревущий пышущий жаром желтый кусок металла всего лишь порождение моих кошмаров.

Господи, как же больно! Машина врезается в меня, сминая колени в хлам, ломая кости, разрывая мышцы в лохмотья. Я чувствую каждой клеточкой, как сквозь меня проходит капот, потом двигатель. Мое лицо практически упирается в лобовое стекло. Мы смотрим в глаза друг другу, в стекленеющие приближающейся смертью глаза.

Мне нужно проснуться. Почему я не могу проснуться? Голова тяжелая, как после пьянки. Тело сопротивляется любым попыткам сдвинуться с места, сползти с постели на прохладный пол квартиры. Я прикладываю титанические усилия, чтобы открыть глаза.

– Доктор, он пришел в себя! – кричит какая-то женщина в белом халате.

Где я, что со мной, кто эти люди? Больничная палата, врачи, санитары, какие-то приборы, на моем лице дыхательная маска. Боли нет, но я ничего не чувствую ниже поясницы, словно там ничего нет. Правильно, тебя же ударила машина! Какая машина, идиот? Это же был сон!

– Господин губернатор, сюда нельзя, он еще очень слаб!

Кто-то солидный и важный прорывает слабую оборону медсестер и врачей, врывается в палату и стремительно подходит к моей постели.

– Сынок, ты меня слышишь, сынок? – в его голосе неподдельная тревога, он выглядит чрезвычайно расстроенным, он искренне беспокоится за меня.

Почему он ко мне так обращается? Его сын остался там в разодранной надвое желтой спортивной машине, раздавленный двигателем, истекающий кровью. Он сошел с ума, его рассудок не в состоянии выявить подмену? А может меня настолько замотали в бинты, что не видно лица? Вроде нет. Тогда в чем проблема?

– Доктор, я должен знать, что его ждет, он будет жить, доктор? Скажите, в какую клинику его нужно перевести, чтобы спасти жизнь? Любые деньги, любое оборудование, любые лекарства, только скажите, что нужно?

– Послушайте, господин губернатор, сделано все возможное, критический момент прошел, он очнулся, но это не означает, что его можно куда-то транспортировать. Я напишу вам список необходимого, мы сделаем все возможное для того, чтобы ваш сын смог перебраться в любую другую самую дорогостоящую клинику у нас или за рубежом. Но сейчас он должен быть здесь! Надеюсь, что я не был груб, – решительный тон врача скомкался к концу разговора.

Я сын губернатора? Тогда кто сидел за рулем машины? И почему его взгляд был мне так знаком? Это сон! Очередной сон! Сознание породило еще один кошмар, рисуя мне меня же, но в образе сына губернатора. Зачем? В чем смысл? Или бесполезно спрашивать у подсознания о смысле? Нужно проснуться, чтобы избавиться от кошмара. Я устал от этих дурацких квестов, когда нибудь потом, через месяц, через год я обязательно вернусь к ним, но сейчас мне все это надоело до боли в печенках.

Боль! Она опять пришла! Быть может именно она заставит меня очнуться?

Я напрягаюсь изо всех сил. Таращу глаза, пытаясь раскрыть их по-настоящему, а не так как сейчас. Цепляюсь руками за жесткий край кровати. Открываю рот, отталкивая языком какую-то трубку и пытаюсь заорать изо всех сил. Результат плачевный – изо рта вырывается лишь свистящий хрип, но руки, вцепившиеся мертвой хваткой в край кровати, потянули безвольное тело. Я лечу! Так бывает во сне! Я снова маленький мальчик, я умею летать во сне!

Пол встретил меня жесткой болью. Палата наполнилась криками, движением, мой «отец» осел на пол, посерев лицом. Мир теряет краски. Звуки становятся глуше. Я вижу странное сияние над головой. Кто-то пытается ударами тока запустить мое сердце. Другие втыкают в тело иглы, надеясь лекарствами вернуть меня к жизни. Но жизнь уже закончилась.

– Мы теряем его! Все, мы его потеряли! Уберите приборы и переложите тело на каталку!

Хмурый доктор снимает белую шапочку, устало садится на кушетку в коридоре и закуривает прямо под табличкой «У нас не курят». Мимо него провозят каталку с моим телом. Доктор и я провожаем его взглядом. Именно этого мажора я видел в машине. В первом сне и во всех последующих. Именно ему я смотрел в глаза тогда перед смертью.

В конце коридора стоит Ленка. Она плачет. Ей безразлично, что волосы ее растрепаны, чулки порваны, а лицо испачкано потеками туши. Она останавливает санитаров и склоняется ко лбу покойника, к моему лбу! Целует его в губы, с трудом отрывается и отходит в сторону, моментально замыкаясь в себе, словно крепость, поднявшая мост и опустившая ворота.

Меня все сильнее тянет прочь от всего этого. Туда, к сиянию над головой. Едва слышный хрустальный перезвон становится все сильнее, свет все ярче и я понимаю, что не было никакого сна. Я и тот парень – одно целое. Моя память причудливым образом спрятала от меня все, касающееся моей жизни до определенного момента. Мое подсознание вывернуло меня на изнанку, заставило сделать все необходимое, чтобы зло было наказано.

Именно я нарисовал свою смерть и исполнил приговор. Я смотрел в свои глаза, когда сознание и подсознание встретились в момент удара машины о стальной столб.

Зло было наказано! Прощай, Ленка! Я вряд ли стал бы тебе хорошим мужем, а нашему ребенку любящим отцом. Самое большое, что я мог для тебя сделать – это наказать зло, мной порожденное.

Может быть в следующей жизни повезет больше? Ведь чему-то жизнь нас учит!