***
Посвящается моим друзьям разведчикам
Смирнову Алексею и Калмыку
и погибшим разведчикам в Чечне,
в Донецке и Луганске.
Ветер афганец, снова несёт пыль
И верблюжью колючку метет.
Хозяин держит за уздечку верблюда
И по тропинке за собою ведет.
Быть может?
Он мирный афганец, если под курткой автомата нет.
И там, у него в кармане,
Не палец на спусковом крючке.
Решаем его пропустить. И верно!
За ним караван.
Разведчик Ивча даёт знак, не упустить!!!
У нас ещё не уходили, караваны и банды.
И выстрелы, разрезали тишину.
Забили, в ночи как барабаны,
В небо полетели осветительные ракеты.
Разбежались по сопкам,
Враги душманы.
Игорь Черных
1985 г.
Вот так мы ходили в горах
Я был уже у цели. За мной ползли Валера Ивченков и Бажан. Слышим крики и стоны. Первое, что я увидел – лежал разведчик, который проходил только что мимо меня, Александр. Мы стали его стаскивать с тропинки, он начал кричать, что у него оторвана нога. Нашли укромное место, где можно спрятаться от пуль, и стали оказывать медицинскую помощь. Кровь хлестала из его вен в разные стороны. Когда я стал накладывать жгут, то увидел белую острую кость. Пока я накладывал жгут, у меня все руки и лицо были в крови. Стали ощупывать его, он сказал, что у него только нога. Выжившие разведчики 26 поста рассказали нам, что была мина-ловушка, бой как начался, так и прекратился. Вторая рота лишилась дозорных, ранены и убиты разведчики с поста. Мы потащили раненых и убитых на пост. Так мы встретили первый бой. Мы понимали, что гора лысая, без зелени, тропинка одна. Здесь, в этом ущелье, «духи» просто напичканы, по рассказам разведчиков этого поста. В это время появились звёзды, и стало светлей, и видимость стала не в нашу пользу. Мы были, как на ладони, и вдалеке видно было горы, соединяющие между собой надвигающееся на нас тёмное ущелье, и тропинка уходила в эту темноту, в логово Ахмад Шаха Масуда. Только утащили раненых и убитых, слышу приказ «3-я рота вперед», 3-я рота, это значит должен идти я первый в дозоре. Меня многие спрашивают: «Было страшно?». Я говорю: «Да». Ноги дрожали от страха, но я не подавал вида. Только звёзды осветили, Валера заметил, что мы все в крови. Полили друг на друга из фляжки, умыли лицо, и грязная вода, кровь наших ребят, окрасила землю и камни Афгана. Я видел, что произошло передо мной с моими друзьями, и осознавал, что то же может случиться и со мной. И тогда мы с Валерой, именно в тот момент, дали обещание, что если кому-то из нас оторвет ногу или покалечит, то лучше добить друг друга, были молодые глупые – разве можно было думать об этом. В Афганистане, в плен «духам» мы бы никогда не сдались, лучше взорваться на своих гранатах. У меня стучали зубы, я видел страх в глазах своих друзей. Я не хотел говорить, и каждый в тот момент находился сам с собой, как в последний раз, со своими мыслями. Ты не хочешь туда идти, но не можешь отказаться, чтобы не казаться трусом перед друзьями. Есть приказ и его надо выполнять. Зубы стучат друг об друга, ты сжимаешь челюсть. Я говорю Валере, что холодно. Он говорит что, да – холодно. Ноги не слушаются. Подходит ротный, в глазах тоже неуверенность. Показывает карту и говорит, что мы пойдем без разведчиков и спрашивает у меня, как будто я в этой ситуации могу что-то изменить и чем-то помочь, «Как пойдем?». В этот момент у меня появилось интуитивно правильное решение, я пошел вдоль тропы, по камням, боясь даже наступить на землю. В тот момент мины казались мне везде. Я шёл, вглядываясь в каждый камень, сверля и пронизывая всё глазами. Все как будто со мной простились. Расстояние как-то резко увеличилось между мной и разведчиками, настолько велико было напряжение. Курок вжимался в палец, автомат стал продолжением руки. Тишина просто гробовая, и ты идёшь куда-то в неизвестность, в эту темноту, в эту пропасть. И вдруг, впереди, очертание СПС. Как только я сел и повернулся, увидел, что все тоже сели, как одно целое. Впереди никого не было видно. Не сводя глаз с СПС, показал Валере, чтобы он занял мою позицию и передал об опасности по цепочке. Я приблизился к СПС, хотел кинуть гранату, но понимал, что если там никого нет, то я только обнаружу себя. С каждой минутой готов получить пулю. Я обошёл его и заглянул внутрь, боясь рядом ступать, зная, что «духи» после себя все минировали. В блиндаже лежали окровавленные бинты, значит у них тоже были раненые и убитые. Пошёл дальше. Чем дальше я шёл, тем больше отступал страх, ночь казалась целой вечностью. Похоже, страх стал бояться меня сам, испугался и убежал. Вдоль тропинки идти было тяжело потому, что были большие камни, и я вышел на тропинку. Тропинка была, как будто выдолблена ногами, и представляла собой углубление 10 см. Пыли не было потому, что ветер афганец всё сметает, сдувая с земли. Ноги уже были ватные, ведь идём целую ночь, тельняшка промокла от пота, было приблизительно около шести часов утра. Кто взял с собой бушлаты, надели бушлаты, а мы 3-я рота были налегке (только плащ-палатки) и спину согревал рюкзак десантника. Глаза мои всматривались в тропинку, она просматривалась очень далеко. Указательный палец был на спусковом крючке, ремень от автомата впивался в правое плечо и был уже тяжёл. Шёл как по инерции, зная, что вот там впереди гора около четырех тысяч метров и это наша цель. Смотришь – она рядом, идёшь, идёшь, а она всё удаляется, как призрак. Уже рассветало, лучи солнца пробивались на землю, становилось теплее, это нас и спасало. Потому что с рассветом ты видишь всё дальше, но с другой стороны противник может видеть и тебя. Валера сзади сказал: «Неужели они ушли и оставили нас в покое?» Но моя интуиция и тревога подсказывали, что опасность ждёт нас впереди. Уже проголодались, и хотелось бы сделать привал, но мы продолжили идти вперед. Вот она, точка отсчета – наша высота. Выше нас впереди виднелась гора, которую должна была блокировать одна из наших рот. Я остановился в ложбинке. Слева и справа были камни, где можно укрыться. Подошел ротный, мы посмотрели на карту. По рации передали свои координаты. Ротный вытащил бинокль, протёр линзы от пыли. Посмотрел по ущелью, минут 10 смотрел. Потом дал бинокль мне: «Посмотри вниз, кажется хвост и часть кабины от вертолёта». Я взял бинокль, посмотрел и увидел скелет вертолёта. Видно вертолет подбили, и экипаж пытался посадить его в ущелье до последней секунды. Но лавины сыпучих камней и скорость утащили его вниз. И метров 100 вертолёт не дошел до земли. Сверху его засыпало камнями. Как я думаю, это впоследствии и спасло его от дальнейшего возгорания. Но с высоты всех этих мелочей не было видно. Кто живой или спрятался, никого не было видно, никто не показывал признаков жизни, была гробовая тишина. Радист связался «01» с первым радистом комбата. Сказали, что пришли на объект, видим объект в ущелье внизу. Сигнал нам никто не подаёт. Устраиваем пятиминутный привал, достаем хлеб, открываем тушенку, запивали все ананасовым соком, из горного пайка. И получаем приказ. Я, третья рота, блокируем впереди стоящую высоту, где я должен опять идти по этой тропинке, как будто ничего не изменилось. Первая рота блокирует с двух сторон эту маленькую ложбинку, ущелье, где внизу был вертолёт. Вторая рота должна прочесать эту ложбинку и спуститься вниз к вертолёту. И здесь судьба вновь уберегла меня от смерти.
За нами шла 1-я рота, за ними 2-я. Мы так и заняли позицию перед этой ложбинкой. К нам подошел со первой роты Мурат (Нюр-Ахмат), мы стали говорить, что сейчас спустимся вниз, найдём, если кто есть, живой или мертвый, и быстрей домой, к себе в часть.
Я и Кислицын, за этой грядой убили 1 роту
Рядом сидел таджик-переводчик. Мы смеялись, шутили, глаза – узкие щёлочки. Таджик был со второй роты. Я спросил у Мурата-черкеса: «У тебя девчонка была?». Он посмотрел на меня, как будто чувствуя, что видимся в последний раз. Первый раз в жизни сказал правду. Меня звали почему-то «Чёрный». В молодости я был действительно тёмный, борода и волосы чёрные, голубые глаза и очень похож на афганца. Но видя, что это русские десантники-афганцы, они всегда говорили «О, таджик!» Мурат ответил: «У меня девочки не было. У нас в ущелье, в горах всего несколько домов. И все мужики, и только две девчонки, и то, они уже давно сосватаны и под пристальным надзором. Нам оставалось только подрочить». Мы с Валерой покатывались со смеху. На что к нему на выручку пришёл таджик, глаза узкие-узкие, со смеху стали еще уже. Решил вытащить друга из беды. Говорит: «Что смеётесь, а ви не дроциль, Черник и Ивца?». Только сейчас я понимаю, что это было советское время, откуда могли быть девочки. В 18 лет погибали мальчишки. Ничего не видя в жизни, выполняя непонятно чей интернациональный долг. Так они остались в Афганистане убитыми пацанами, героями разведчиками, вечно молодыми, отдавшими свои жизни за Родину, за Советский союз. Прощай Мурат (Бисилов Нюр-Ахмат) и 1-я рота (Бисилов Нюр-Ахмат позывной был «Мурат»).
***
Мурату и всем погибшим разведчикам и десантникам
345 полка – 350 полка 781 ОРБ,
моим братьям: Бисилову Нюр-Ахмат Шахарбиевичу (Мурат),
Галицкому Ю. Б., Кострову В. В., погибшим 30.10.84 г.
Убитого Мурата с Валерой тащим мы,
И голова его качалась,
Пуская кровь на сапоги,
И льется красная на маскхалат.
Я весь от тяжести промок.
Рука его за бляхой у груди,
Ему быть жить! Ведь целый год уж позади,
Но пуля снайпера душмана
Жизнь разведчика оборвала
В зёленке Чарикара у города Баграма!
Игорь Черных
Погибли ребята, мои друзья, 1-я разведрота. Ущелье Руха. Вечная Вам память!
Поминте! Они тоже хотели жить.
Господи, прими своих героев с миром в царство небесное.
Александров Александр Анатольевич 25.07.1965 Мв 1 рр 04.84 Волгоградская обл. Погиб 30.10.84 Руха КрЗв
Бисилов Нюр-Ахмат Шахарбиевич 04.06.1965 Кро 1 рр 04.84 Карач.-Черкес. АО Погиб 30.10.84 Руха КрЗв
Галицкий Юрий Борисович 20.01.1965 Кро 1 рр 12.83 Запорожская обл. Погиб 30.10.84 Руха КрЗв, КрЗв
Костров Вадим Вячеславович 21.09.1965 Ст. р 1 рр 12.83 Одесская обл. Погиб 30.10.84 Руха ЗаОт, КрЗв
Кузнецов Сергей Константинович 01.04.1963 Нав 1 рр 05.84 Оренбургская обл. Погиб 30.10.84 Руха КрЗв
Мухитдинов Саадулл Джунайдович 02.08.965 Оп 1 рр 01.84 Таджикская ССР Погиб 30.10.84 Руха ЗаОт, КРЗв
Петрик Николай Мирославович 07.01.1966 Р 1 рр 08.84 Крымская обл. Погиб30.10.84 Руха КрЗв
Сурков Сергей Геннадьевич 25.04.1961 Крв 1 рр 03.84 Приморский край Погиб 30.10.84 Руха КрЗн ДВОКУ-82, УСВУ
Погибли ребята. 1-я разведрота ущелье Руха. Вечная Вам память!
Командуют: «3-я рота, подъем!». Складываем свой сухой паек. У Мурата еще оставался хлеб не тронутый. Вставать было очень тяжело, ноги были ватные. Когда идешь легче переносить усталость, а когда сел, вся усталость обрушивается на тебя. Я поправил лифчик с магазинами от СВД, РД показался еще тяжелее, как будто в него насовали гири. Поднял снайперскую винтовку, повесил на плечо и стал ждать команду. Ротный опять связался с комбатом. И вдруг, я слышу, что комбат, зная наш боевой дух, переиграл. И решил 3-ю роту послать к вертолёту, а не на гору. Заблокировать высотку (впереди стоящую гору), сделать из камня СПС, занять круговую оборону, чтобы весь низ просматривался и можно было натянуть плащ-палатки и кайфовать (отдыхать). Но здесь судьба все планы изменила, ротный нам говорит, что 1-я рота идет блокировать высоту. Мы нахмурились, вниз идти нам не хотелось. Ротный Александров А. А. пошел первый, за ним радист Галицкий Ю. Б.. Дозорных хороших не было, они убиты или ранены, и ротный взял инициативу на себя. Заняли дистанцию и пошли блокировать гору. Мы вслед 1-й роте (Костров В., Кузнецов С., Бисилов Н.-А., позывной «Мурат») говорили, как вам повезло, уроды. Будете загорать на солнце, а нам вниз спускаться, рисковать. Конечно, это всё было в шутку. Мы опять спускаемся вниз. Проходя мимо, мы, как обычно, друг друга похлопывали по рукам и желали друг другу удачи. Мы завидовали этим ребятам, а оказалось зря. Они уходили погибать.
На месте ротного 1-й роты должен был быть я. И вдруг свист, шквал огня. Пыль от попадания пуль на землю, на камни. Я помню как сейчас, пуля просвистела над головой, даже ухо обожгло. Я распластался на земле, паники не было. Немножко сполз вниз и в три коротких прыжка я достиг камней, которые были как укрытие из валунов больших и маленьких. Кепка у меня куда-то улетела. Я посмотрел в оптический прицел вперед и увидел, что «духи» уже подползают к нашим убитым и раненым товарищам, добивая их и пытаясь взять их в плен. Я не целюсь в голову, боясь промахнуться. Выстрелил в грудь «духу», видел как его развернуло на 190 градусов, и он упал. Другие пытались его оттащить, и сразу на меня обрушился шквал огня. Рядом со мной были ротный, Валера Ивченков, Бажан Павел, которые вели огонь по противнику. Пули душманов бились об камни, визжа жужжа, как пчёлы около нас. Стрелять с этой позиции было неудобно, мы не видели своих друзей, которые были в ущелье, была мертвая зона. И мы – я, Ивченков, Бажан, Моргунов Игорь и другие – спустились вниз. Здесь тоже были валуны и камни. Я опять занял позицию и увидел, как по нашим друзьям ведет огонь «дух» в мусульманской кепке. И я ждал, чтобы он высунулся хотя бы еще чуть-чуть, и удача улыбнулась мне. Он высунулся, и я, не упуская момент, выстрелил, нажимая нежно на курок. Пули стали визжать около меня, я понял, что они хорошо пристреляли местность и очень грамотно продумали засаду. И пуля ударила в камень, за который я прятался. Пуля отрикошетила с каким-то непонятным визжанием и улетела куда-то вверх, а мелкие кусочки камня попали мне в глаз и посекли лицо. Я сразу присел вниз. Из левого глаза у меня, не переставая, текла слеза, я крикнул: «Ивченков, посмотри, цел у меня глаз или нет». Он быстро подскочил ко мне, посмотрел и сказал: «Задело немножко». Целиться мне это не мешало. И впереди я видел ноги наших ребят, и ребята молили нас о помощи, просили, чтобы мы вытащили их. Мы стали им кричать, кто ближе к нам давайте, мы вас прикроем. И решили ударить по душманам одним разом. Стали стрелять. Как из середины второй роты выбежал Бульбаш и побежал к нам по ущелью. Мы видели, как пуля ударила в правую ногу, он развернулся на 180 градусов и в горячке продолжал бежать к нам. Видно было, что другая пуля попала по второй ноге. «Гады, бьют по ногам», – подумал я. Он продолжал бежать, не чувствуя боли. Добежал. Я, всматриваясь в прицел, стрелял, не видя человека, откуда шел огонь, прикрывал товарища. Круглый Игорь, бача (Собзаев) и другие кинулись к нему на помощь. Когда они взяли его под руки, силы покинули его. Когда его волоком тащили мимо нас, его бил озноб и словно заклинило, он стал благодарить: «Спасибо вам, ребята». И так много раз. Ему стали оказывать медицинскую помощь. Другим мы стали кричать, что не надо бежать, лежите до конца, притворитесь мертвыми. «Духи» догадались, что есть еще живые, и мы пытаемся их спасти, стали бить по ним трассерами. Видно было, что за ротными лежит разведчик и на нем загорелась одежда. Подожгли еще одного разведчика. Мы стали с правой стороны их обходить, то есть «духи» стали жечь наших ребят. Если бы из наших кто-то был бы жив, если б пошевелился, или встал, его бы добили. Поняв, что мы их окружаем, они стали быстро спускаться вниз за камнями, где мы их не видели, оставив укрытие, откуда вели по нам огонь. Забрав своих раненых и убитых, душманы скрылись в ущелье. Бой как начался, так и прекратился, внезапно. 2-я рота заблокировала место, где только что были «духи», и мы стали вытаскивать убитых и раненых. Я подбежал к Нюр-Ахмату. Он был еле теплый, но душа уже покинула его, я пощупал пульс – он не бился, взял его руку и с большим трудом засунул ее под ремень, она стала каменеть. Другие стали тушить горящую на ребятах одежду. Проносили рядом ротного, у него не было головы и правой руки. Мы думали, что он подорвал себя гранатой. Но теперь я думаю, что это «духи» отрезали ему голову и руку как трофей, не смогли разжать автомат. «Духам» платили большие деньги за офицеров, на нем погоны маскировочные с зелеными звездочками, для доказательства, что это офицер. Это мои мысли. В середине этих мертвых ребят лежал живой парень – «Москва», мы с ним хорошо дружили. Когда его вели мимо нас, его лицо было залито кровью, пуля душмана попала в край лба и сколола кость. Он шел пятый от ротного, где был самый разгар боя, где «духи» могли прикоснуться к нашим разведчикам. Пуля попала нашему герою в левую лобовую часть, отколола кусок черепа, он упал, потеряв сознание. Когда очнулся, с его слов: «Когда я пришел в сознание, то краем глаза увидел, что ползком ко мне подползает вонючий душман в пакистанской шапке. Это было самое начало боя. Я закрыл глаза и затаил дыхание, подумал «пипец». Так как всё лицо у меня было в крови, он был уверен, что я мертв, не добив меня, наступил на горло, взял мой автомат. И тут ударили вы, третья рота, попав в него, убили. Другие душманы его утащили». Позывной этого парня «Москва». Теперь понимаю, как говорили в старину, что он прожил жизнь. И после этого боя он поседел. Я с Валерой тащил убитых своих ребят на плащ-палатки. Сил у нас уже не было, ведь мы не спали, не отдыхали, уже сутки. Прошли такую дорогу с потерями. Мы мертвых стали носить вчетвером. Они были очень тяжелые. Я двумя руками из последних сил держал плащ-палатку, голова обожженного разведчика была около моего бедра, от него неприятно пахло копченым мясом. Я и сейчас этот запах тяжело переношу. Я по склону находился ниже. И, как только я сделал шаг и проваливался вниз или поскальзывался, голова мертвого разведчика качалась в мою строну, и из отверстия, где прошла пуля, навылет, выливалась кровь, проливаясь на мой маскхалат. Ощущение было не из приятных, так много в эти сутки я увидел крови, что боялся ее как черную метку. Из последних сил я выравнивал равновесие мертвого, но сил уже не было, и голова опять поворачивалась в мою сторону, а кровь опять проливалась на меня, и левая сторона маскхалата была вся мокрая от крови.
Сначала положили Мурата (Бисилов Нюр-Ахмат), и он первым стал лежать в ряду мертвых из 1-й роты. Ко мне подошел медофицер и спросил: «Ты не ранен?», – посмотрев на мою левую ногу. Я сказал, что это не моя кровь и, что беспокоит меня глаз. Он посмотрел мой глаз и сказал, что у меня травмирована роговица и, что он может отправить меня на пост с ранеными ребятами. Я отказался. Еще немного и глаза левого у меня не было, до сих пор глаз напоминает о себе. Из второй роты несколько разведчиков на посты пронесли раненых солдат, к ним навстречу вышли ребята с 26-го поста. 2-я рота, в меньшем количестве, пошла блокировать высоту, и остались одни мы, 1-й роты уже не было. Надо было до темноты спуститься вниз, выполнить поставленную задачу. Забрать живых или мертвых, документы и всё, что могло принадлежать им. Раз послали нас за ними – это были люди не простые. На пистолете Макарова, который я нашёл, на красной от крови рукояти из белого металла была наклейка на ручке, с правой стороны и подпись – «Герою летчику», именной был пистолет. У них были для штаба очень важные документы. По рации передаем комбату о потере 1-й роты, что 2-я рота в меньшем количестве пошла блокировать высоту, что мы своей ротой не сможем безопасно спуститься вниз и всё заблокировать за собой. Но приказ – «Идти вперед». И мы сами понимаем, что пути назад нет, пока «духи» не очухались, надо до темноты все успеть. Вертолёты наших мертвых ребят забрать не могут, потому что ущелье напичкано «духами», пулемётными расчётами, ДШК, стингерами. Авиация не может нам помочь. Поэтому нам ночь еще здесь ждать, пока разведчики из 2-й роты отнесут раненых солдат и вернутся за трупами с подкреплением. И мы стали спускаться вниз, оставляя прикрытие за спиной по одному человеку. Спускаемся все ниже и ниже, и вот они – останки вертолёта. Я всматриваюсь в каждый камень, чтоб не было засады. Подходим к обломкам вертолета, все вокруг утоптано «духовскими» следами, рядом лежит пистолет Макарова, про который я писал. Мухи, которые летали над мертвым экипажем, плавно переметнулись к моему окровавленному маскхалату. Зрелище было – не для слабонервных. Летчики сидели в креслах обгоревшие, еще один в хвосте, других никого не было. Сколько их было всего – мы не знали. Солдат-минёр стал осматривать офицеров на наличие мин. Времени оставалось мало, нас могли засечь. Ни пить, ни есть нам не хотелось, и усталости мы уже не чувствовали. Ротный стал советоваться, что делать. Я, Ивченков и Кислый Валентин сказали, что надо убираться отсюда побыстрее. Чутье и здесь нас не подвело. У разведчика должно быть два качества – чуйка и интуиция. Ротный докладывает комбату, что документов нет, только пистолет и все мертвы. Комбат даёт команду вытащить мертвых наверх. Ротный передал приказ, мы сказали, что не сможем этого сделать, они заминированы. Ротный комбату так и передал. Комбат говорит: «Соколики, ничего не могу поделать, мертвых нужно на базу доставить. Трупы нужно разминировать». Они были очень обуглены: волосы как пластмасса, глаза и язык навыкате. Сиденье летчика сгорело так, что остался только металл. С левой стороны, где почки, был сильный разрез, и все внутренности лежали снаружи. Их не то, что тащить, до них невозможно было дотронуться – тело отслаивалось от костей. Лейтенант-сапёр говорит, что можно сказать, что они заминированы на мины-ловушки, которые нельзя разминировать. Мы сами минируем трупы под сиденьем. Ротный передал, что разминировать нельзя. Мы уходим за камни, быстро взрываем и докладываем о взрыве комбату. Комбат нам: «Все, что осталось от взрыва, надо тащить наверх». Как отделить руки, голову? Надо расчленять человека. Кто это будет делать? Я свой нож давать не стал. Ивченков дал свой нож таджику, таджик отказался. Ивча на него «наехал»: «Тебе две секунды или ты здесь останешься с ними». Пока мы были в укрытии, так как не могли оставаться на открытом месте около вертолёта, таджик отрезал головы и руки с каждого туловища. Когда он резал головы был ужасный запах. Он резал, отворачивая голову. Резать пришлось голыми руками, без перчаток. Засунули в вещмешки и тронулись быстрей вперед. А впереди еще предстояла ночь бок о бок с трупами наших ребят, от которых уже исходил трупный яд и запах. Как в ту ночь, они до сих пор у меня за спиной. Ты сидишь на посту один, от страха не хочется спать. Ты смотришь вперед, где только что были «духи», прислушиваешься всем телом и нутром. Тишина гробовая. Только ветерок своим мгновением напоминает, что мы здесь не одни. И тебе кажется, что они стоят за твоей спиной, мертвые разведчики. И просят им помочь. И голова автоматически поворачивалась в их сторону, и становится еще страшней. Когда был бой (ребята в такой ситуации еще пытались вести бой), дозорные, командир роты и радист оказались ближе всех к «духам», пули прошивали тела, как тесто. Потом стали стрелять трассерами по ребятам 1-й роты, на которых горела одежда. Штаны и бушлат тлели, пахло паленым человеческим мясом, его нельзя спутать ни с чем другим. Если кто-то из раненых шевелился при горении одежды, «духи» их добивали на голой местности. Лучше сгореть мертвым, чем терпеть эти муки, адские муки. И только Бульбаш тогда рискнул – побежал, и мы его поддержали. Израненного, но живого, мы вытащили его – «Москву» и идущих сзади цепи уцелевших приданных солдат.
Господи, прими дух убиенных разведчиков 1-й роты с миром в царство своё небесное, погибших за свободу и независимость нашей Родины.
Воспоминания разведчика 1-й роты и разведчика-десантника
***
Посвящается погибшим разведчикам 1-й роты
Сашке – десантнику,
и Иванову А.В., умер 08.10.84 г.
РД за спиной,
Промокла ткань от пота.
Разведка, ребята,
Не простая работа.
Идём по тропе мы в засаду.
Не думали мы, что придёт награда.
Звенит, сверкая на кителе моя Отвага.
Тогда с тобой у арыка
Мы друга потеряли,
Но имя Сашка навсегда,
В день ВДВ звенит награда.
Игорь Черных
Я первый в дозоре, за мной Ивченков и третий Бажан
Куда идём и сколько еще идти? Впереди идёт 3-я рота, мы за ними. Уже солнце вышло, сначала оно согревало нас, а потом стало жечь своими палящими лучами. Становилось невыносимо жарко. 3-я рота села и мы сели, по цепи передали, что дошли. «Наконец-то, – подумал я, – дошли». Сначала должна была идти 3-я рота, но потом всё поменяли и первыми на блокировку горы пошли мы. «То есть, вместо наших разведчиков, в дозоре должен был идти ты, Игорь, и ваша рота». Я говорю ему: «А почему идут разговоры, что мы не могли вас вытащить?». Понятно, что в первые секунды боя сориентироваться было сложно. «Москву», разведчика, который лежал в середине цепи и Бульбаша, который лежал сзади, спасли. Первых спасти было невозможно, мой друг пулемётчик, Бисилов Н.-А. («Мурат), отстреливался до последнего патрона, да все ребята герои. Только мы спустились в ложбину, главное нигде нельзя укрыться, голое место, ротный дает команду – дозорным обработать впереди нас гряду из камней. Кто-то из наших разведчиков-дозорных ударил по гряде камней короткую очередь, и, кажется, кто-то выстрелил из подствольника. Дозорные и ротный были уже рядом с грядой из камней. Тут по нам ударил шквал пуль из автоматов «духов», это была территория Ахмада Шаха Масуда. Место было продумано «духами» очень грамотно, третья рота сверху не видела всех нас, мы были в мёртвой зоне.
Да, действительно, на той точке, где застал вас бой, мы видели только половину роты, но когда я, Ивченков, Бажан, Круглый поменяли позицию боя и спустились под пулями ниже по склону, ложбина вся просматривалась, но «духи» уже были у наших раненых и убитых разведчиков, добивали их и забирали оружие. Кончено, обидно вспоминать, что можно было больше спасти, но лихой разведчик не идёт сзади, как шли сапёры или артнаводчики, разведчики шли впереди сражаясь «нос к носу» с наёмниками, получая первые пули душманов, ни шагу назад, и погибали, отдавая своих жизни за своих братьев по оружию. Сейчас, вспоминая тот бой, много анализирую, командиры были растеряны. И только мы, солдаты, смогли спасти уцелевших. И мы решали эту задачу по спасению, как могли. Да, мы были уставшие, измождённые и командир погибшей 1-й роты мог пойти другой дорогой, как пошёл бы я, когда мне сказали, что 3-я рота идёт на блокировку этой высоты, всё же моя интуиция спасала много раз. Бог хранил мою жизнь, а я в дозоре сохранял жизнь другим. Тяжело, когда ты видишь, как твои друзья погибают, молча, своим молчанием они просят помощи, до сих пор они перед моими глазами, пробитые пулями их, еще тёплые, окровавленные молодые тела. Так «духи» ещё жгли наших разведчиков трассерами, какие же они моральные уроды.
Разведчик опять заговорил: «Я упал, пули жужжали, как пчёлы надо мной, стали летать всё ближе, я вжался в землю, и тут пуля ударила в край лба. Словно удар битой по голове. От удара я потерял сознание. Умер, наверное умер, да может было бы и легче. Лучше не вспоминать, мокрый от этих воспоминаний и сейчас, когда я очнулся, услышал афганскую речь, они в мёртвой зоне подбирались к крайним нашим разведчикам, добивали их и забирали оружие, а мы только получили новые автоматы АКМС. Я лежал недалеко от гряды камней, «дух» подошёл ко мне, у меня всё лицо было залито чёрной кровью. Наступил мне на горло, и тут рядом, ребята из 3-й роты убили «духа». Другой «дух» взял мой автомат, и со своими они потащили к камням своего убитого наёмника. А я до конца боя так и лежал среди убитых, под перекрёстным огнём. Между своими и «духами». Уже попрощался со своей жизнью. Да, может быть, было бы лучше погибнуть. До сих пор не могу забыть этот бой. Когда ко мне подошли, Ивча и Игорь сил у меня уже не оставалось. Так жалко пацанов». Господи, прости и прими к себе моих погибших друзей разведчиков.
Когда уже с Панджшера (Руха) мы летели с 26-й точки на вертолётах к себе в Баграм, молча, с серьезными лицами, слышен был только шум винтов и двигатель вертолёта. Каждый думал о своем пережитом, о погибших друзьях. Зная, что на их месте мог быть каждый из нас. Мы снижаемся. Наконец-то мы дома в Баграме. Один за другим садятся наши вертушки. Я выхожу, и выходит мой взвод. Тихо, молча, как будто в «зелёнке» и молча идем к своей технике. Рядом выстроились в шеренгу лётчики. И по команде «смирно» отдают нам, разведчикам, честь, провожая нас взглядом. Мы их героев, лётчиков мёртвых, их братьев, привезли на Родину, к ним домой. Что бы родные могли их похоронить с достоинством и честью. Но, вытащив троих, мы потеряли роту. Заплатили самую дорогую цену – жизнь молодых солдат. И отдавая честь, офицеры знали, какую мы цену отдали.
К-р Батманов Е. Ж., Бахтин С. П., Кузин А. П.
Сгоревшие лётчики, мы их выносили из ущелья
(я, Ивченков, Кислицын, Бажан и другие разведчики 1-ого взвода)
Всем погибшим и живым десантникам ,
Антропову Ф.П., погибшему 10.07.85 г., Киджоль-Загак,
летчикам сбитым 28.10.84 г. 181 ОВП:
командиру Ми-24 Сатманову Е. Ж., борт-инженеру Бахниту С. П.,
пулеметчику Кузину А. Б., район Руха.
Вечная Вам память!
Наши командиры не гладили по шерсти,
Как будто сговорились против нас.
Наёмники и «духи», забыв о нашей чести.
Баграм, аэродром,
Земля покрыта вся металлом,
Так, в целом, выглядит паром!
Мы здесь с тобой, в Афганистане,
Нам молодым не уйти, не убежать,
Порой во вражеском мы стане…
Плывём не по воде мы – по земле,
Мы в середине в нём!
Слились! В осколках все, в металле мы,
И всё же выбрались живыми!
Игорь Черных
1984-1985 г.
Никто кроме нас!
3 друга разведчика: я – посередине, слева – Ивченков, Кислицын – справа
Никакой пощады этим шакалам и тварям! «Духи» нас называли волками, мы их – шакалами.
У священника Волкова в трапезной, награждение разведчиков в честь 70 - летия ВОВ медалью «Военная разведка». Огромная благодарность брату священнику разведчику Волкову К., что он собрал всех нас, братьев, у себя в церкви.
***
Разведчикам 45 полка, 50 полка, 781 разведбата и брату
священнику Волкову Константину (разведчику).
Поседели мы с тобой, десантник на гражданке.
И уже не слышен бой.
Как шли в атаку мы на танке,
Мы не списаны со счёта,
Мы ещё не старики,
И тряхнём мы на охоте,
И съедим свои пайки.
И девятого мы мая
Ордена навесим все,
Строевым и не хромая
Мы пойдем не налегке.
И на шею посадим внучку
И на площади гуляя,
И держа её в руке,
Вспомним мы неравный бой,
Как с тобою мы делились
Последним хлебом и водой.
И за волосы седые
Внук натянет поводья:
– Эх, дедуля, ты быстрее.
И помчимся мы галопом,
Военными медалями гремя,
От Тверской – и до Кремля.
Знаешь, брат, мы молодые,
Молодые навсегда!
Игорь Черных
Волков Константин и разведчики 781 ОРБ в «зеленке»
***
Вспомнили! Вспомнили всех погибших ребят. Мы встретились в селе Дарна: я, отец Волков, Антонов, Ринат, Кислицын, Калмыков и другие разведчики. Встретились в храме, где служит отец Константин Волков, наш разведчик, который помогал объединять братство разведчиков. Со второй роты, с первой разведроты, третьей разведроты, ребята разных призывов. В годовщину 70-лет Великой Победы над Фашисткой Германией, отец Волков прочитал молитву, помянули всех погибших воинов, своих разведчиков, разведчиков Великой Отечественной Войны. Простите ребята, что мы, 3-я рота, не всех Вас смогли спасти. Господи, прими всех погибших воинов с миром.