Мы встретились на 9 мая 1988 г., в Парке Культуры, наши и другие разведчики. Обнялись, мы свои – 781 отдельный разведбат 345 полка, 350 полка, разведчики спецназа, пехотная разведка. Вспоминаем выживших, поминаем, разливая водку в пластиковые стаканы. Не чокаясь, за всех погибших, за разведчиков, за всех убитых в Афганистане.
«Черных, а ты не помнишь меня? – окликнул Александр, так звали парня с орденом Красной звезды на груди. – Я из второй роты».
Вспоминай, говорит. Впереди идет разведгруппа, я в дозоре иду первым, за мной рота. Как обычно перед этим подогнали одежду, проверили оружие, попрыгали, чтоб ничего не звенело. Получили задачу – с поста разведгруппа проводит через минное поле, и по тропе в ущелье. Ночью провести разведку и найти упавший вертолёт, который, по данным поста, упал где-то здесь, в ущелье. Тронулись! Темнота как назло – кромешная, звёзды ещё не вышли на небо. Идём тихо-тихо, как стая хищников идет на добычу. Ступаем шаг в шаг, бесшумно, как единое целое. Идём километр, другой, уже на четвертом.
– Давай выпьем, – Александр на секунду остановился. Я попросил немножко, спиртное не любил. Он выпил, я лишь для уважения намочил губы.
– Ты будешь? – он взял сигарету.
– После Афгана даже не тянет, – отвечаю я ему.
– Да я и сам балуюсь, когда вспоминаю или выпью.
Помню, идем мы по хребту, укрыться негде, меня волной подкинуло вверх. Сначала я подлетел в воздух, вырвалось – Черт возьми!», – так мне тогда показалось, но мысль пришла одна – конец. И как будто вся жизнь пронеслась перед глазами. Потом по ушам, по перепонкам ударила взрывная волна. Потом удар об землю, автомат был на мне, и он тяжело грохнулся на землю, я ничего не слышал, но чувствовал всем телом, что пули настигают других и обжигают мое лицо. Я стал ползти в правую сторону и здесь почувствовал резкую боль в правой ноге. Теперь возвращался слух, но слышало только левое ухо, и то, как будто попала вода при купании. Рассеялся дым от взрывов, разведгруппа с поста лежала убитая, я и еще двое были ранены. Я стал стрелять в сторону засады, забыв на какую-то секунду о боли. Кровь запеклась на моём лице и стягивала кожу, пыль от взрыва хрустела на зубах. Стреляли наши сзади, стреляли «духи» спереди, я лежал на линии огня. Пули свистели прямо надо мной, рассказывал он показывая мне на свою бровь, меня обжигало, я вжался в землю. И здесь кто-то сзади меня кричит: «Свои, свои, 3-я рота». Тащат меня за маскхалат вниз ущелья. И здесь я увидел тебя и Ивченкова. Я тогда так обрадовался, спрашивал, что с ногами? Левую мне посекло осколками, у правой ноги оторвало ступню, только верхняя часть полусапожка осталась на шнуровке. Вы жгутом перетянули мне ноги, крови я потерял много, чувствовал слабость и уже смерть. Помню, как кололи обезболивающее, как ты, Игорь, говорил:
– Будешь жить, танцевать будешь, все будет хорошо.
– Спасибо, брат. Валера иди к нам.
Ивченков оставил разгорячившуюся компанию, Бердника, Павлухина, Круглого:
– Что? – хлопнув прилично его по плечу, спросил Ивченков.
– Хочу сказать спасибо вам и выпить.
Налили понемногу, Александр закатил правую штанину, погладил по протезу. Помолчали, выпили, кто сколько мог, молча. Эх, сколько молодых судеб искалечено, изуродовано. Так мужиков не хватает. Обнялись и пошли к своим разведчикам, «а помнишь это?», «а ты там был?»; да разве все упомнишь. Каждая секунда на войне дорога, спасибо медсестрам и врачам, кто лечил и вытаскивал из ада ребят, ставил в строй в полевых условиях.
Так значит, умели лечить, есть у нас доктора и врачи. Слава военным медикам.