Белая река. Часть 4. Шестая раса

Герман Соколов1
                1.
       
   Уже за полночь кончил я читать историю ротмистра, записанную его другом Камиро - Олдаем. "Кто знает - вспомнились мне его слова, произнесённые в тот день, когда его, раненого, я вынес из пещеры – может быть, прочитав эти записки, ты лучше сможешь понять своё прошлое и настоящее…". Что же это означало? Не скрывался ли в них намёк на моё родство с этим человеком? Допустим, что это так, но мои бабушка и дед по линии отца были "чисты" перед советской властью, не участвовали в Белом движении и никогда не жили во Франции. О других своих предках я ничего не знал, хотя несколько раз пытался выяснить у матери где они и что с ними случилось - в ответ же слышал только одно:
           - Их нет, сынок, они погибли…
   Но, я чувствовал, что она говорит эту неправду с тяжёлым сердцем, как будто пытаясь от чего-то меня оградить. Но от чего? Когда я уже учился в старших классах, однажды, придя с занятий (родителей не было дома) я стал рыться на книжной полке в поисках томика Лермонтова и, наконец найдя его, вдруг обнаружил странную "закладку"- почтовый конверт на штемпеле которого значилось: Paris. France. Письмо было написано большей частью на французском языке и моя память сохранила лишь несколько строк на русском: "…он так хотел тебя увидеть…одну из его наград…твоя сестра, Мария, пока живёт с нами. У неё всё хорошо…скоро выйдет замуж… Если сможешь выхлопотать паспорт, приезжай… адрес ты знаешь, но напишу его ещё раз… Я люблю тебя, душа моя…"…

                2.

   Решение отправиться на поиски священного кедра староверов я принял на следующий день и сразу начал готовиться к походу, то есть собирать и складывать в рюкзак необходимые вещи. Тоби заметно оживился и подойдя ближе уставился на меня как бы спрашивая:
           -  Куда на этот раз пойдём, если не секрет?
Я, взглянув на его озабоченную физиономию махнул рукой в сторону Белухи:
           - Туда…         
   Пёс немного подумал, потом зашёл в дом и вернувшись через несколько минут бросил к моим ногам закатившуюся под кровать банку тушёнки. Это означало, что он тоже "в деле". Когда нам осталось лишь посидеть на дорожку, я ещё раз проверил исправность своего карабина - хотя, с учётом нескольких часов плавания по Катуни на моторной лодке и коротких привалов наше путешествие могло продлиться не больше трёх дней, как говорится, человек предполагает, а… поэтому, если однажды вдруг иссякнет продуктовый запас, придётся промышлять охотой.
          - Ну что, дружище, - обратился я к фокстерьеру с кратким напутственным словом – Родина ждёт... пора.
    Тоби нетерпеливо вильнул хвостом, тявкнул и схватил зубами лямку рюкзака.   

                3.

   "Морская" часть пути была пройдена без особых приключений и мы, причалив к берегу, углубились в лесные дебри. Тревожное уханье совы оповещало "местных" жителей, что прибыли непрошеные гости, призывая их к бдительности. Задумчиво шумели деревья, любопытные белки прыгая с ветки на ветку следовали за нами, а в траве трещали кузнечики. Вскоре, однако, приподнятое настроение от общения с живой природой мне стал портить назойливый писк вездесущих комаров, да и пустой желудок давно переваривший овсяную кашу затянул свою песню. Пора было подумать о разведении костра. Выбрав подходящее место для стоянки я отправил Тоби за дровами, а сам спустился к ручью, чтобы набрать в котелок воды. Вскоре он с угрюмым рычанием уже тащил большое бревно, упираясь всеми четырьмя лапами в землю.
         - Ты не учёл того,  - сказал я шерстяному Гераклу – что в этот раз я не прихватил с собой ножовку. А топор здесь, поверь, не поможет. Так что, оставь свою затею, пока не надсадился.
    Вняв ценному совету, пёс разочарованно побрёл за мной "на кухню". Наконец, после наших совместных усилий костёр разгорелся. Мы приготовили картошку с тушёнкой и, разделив трапезу по-братски, незамедлительно приступили к обеду. Поглощая свою долю, фокстерьер сурово поглядывал на злосчастное бревно как на врага с которым ещё предстоит разобраться. "Успокойтесь, идальго, – подумал я, усмехнувшись, – на ваш век подвигов хватит".
    Спустя два дня мы оказались в той самой Уймонской долине, где много лет назад происходили события описанные ротмистром - оставалось примерно с километр пути до нужного нам места. Тоби чувствовал себя превосходно не показывая даже признаков усталости, в отличии от меня. Да это и понятно, ведь он бежал налегке, я же, как верблюд, тащил на своём горбу всю поклажу:  рюкзак, палатку и карабин, приклад которого при быстрой ходьбе то и дело ударял меня по …. В общем, было ясно "кому на Руси жить хорошо", а кому не очень.
 ...Вот и она, знаменитая гора Белуха - Мекка Алтая, давний объект поклонения альпинистов, туристов и прочих искателей приключений. У её подножия, сверкая  в лучах заходящего солнца, лежало озеро Аккем. Взяв в руки компас я определил наше новое направление: на юго-запад... 
 ...Погода стала портится - усилился ветер, обещая дождь. Стемнело. Теряя свой объём и цвет деревья, камни, озеро и гора постепенно превращались в силуэты, сливаясь с ландшафтом. Немного передохнув мы двинулись вперёд и вскоре, пройдя какие-нибудь десять метров, увидели раскидистый кедр. В стволе исполина был вырублен крест и слова "Аз есмъ". Когда я подошёл к нему ближе, то обнаружил нишу заполненную мхом и корой. Убрав их я просунул в неё руку и вытащил икону с ликом Христа в серебряном окладе. Через минуту в моей ладони лежал ещё один предмет – небольшой, слегка проржавевший по краям медальон…
  …Мы сидели возле костра среди молчаливого леса, недалеко от палатки которую я установил на ночь. Моросил мелкий дождик, а в тёмном небе висел диск луны. Достав из кармана штормовки медальон, я снова открыл крышечку. Со старой фотографии на меня спокойным взглядом смотрел человек в мундире деникинского офицера с Георгиевским крестом на груди. Да, безусловно, внешнее сходство между нами было и что-то мне подсказывало, нет, ошибки здесь быть не может - это он, мой дед. Я вспомнил вдруг, что должна быть еще какая-то записка, послание о котором говорилось в конце той истории. Или, может, в этих словах содержится другой смысл?... Вопросов, как всегда, было больше чем ответов, но мысли мои уже стали путаться и неумолимо клонило в сон…               
               
                4.

  …Вода в ручье была прозрачной, холодной и приятной на вкус. Набрав половину бочёнка я, раздевшись до пояса, попросил Сандерса выплеснуть её мне на спину.
       - А ты, приятель, не желаешь освежиться? – обратился я к своему псу, фокстерьеру Тибо, сидевшему в тени пальмы. – Другой такой возможности не будет, мы покидаем этот гостеприимный остров. Команда "Пилигрима", наверное, проклинает нашу медлительность изнывая от жажды, да, Сандерс?
       - Это точно, капитан. – ответил старый шкипер - Тропическая жара и безветренная погода уже всех на корабле свела с ума… Ещё немного и…
   Тибо угрюмо молчал, искоса поглядывая на нас. Обезьяны-капуцины прыгали по веткам деревьев, истошно кричали и кидали шкурки от бананов ему на голову. Попугай ара, всё это время прятавшийся в кроне от лучей палящего солнца, радостно защёлкал клювом, потом, неожиданно расправив крылья рванулся и полетел…
   Я приказал своим людям грузить бочки с водой в лодки. Пора было отчаливать.
       - Мсье, Арман, идите скорее сюда, мы кое-что нашли! – вдруг услышал я крик у себя за спиной и увидел двух матросов возвращающихся с охоты. Когда я подошёл к тому месту где они остановились, один из них протянул мне потрёпанную Библию на испанском языке со словами:
       - Его наверное… Взгляните, капитан, на земле полно следов… Это не индеец, белый…
   Да, всё это очень странно. Откуда бы взяться здесь белому человеку, если на этом забытом Богом острове, похоже даже туземцев нет? Нужно было во что бы то ни стало найти несчастного дикаря и вернуть в лоно цивилизации… Я, недолго думая, выбрал для этого дела с десяток самых выносливых матросов, а остальные должны были ждать нашего возвращения на берегу и охранять ценный груз. Двигаясь по следам отшельника мы углубились в джунгли и вскоре обнаружили полуразрушенный храм – зиккурат, чем то напоминающий пирамиды ацтеков - посередине его главной площадки служившей, видимо, алтарём для жертвоприношений, находилась массивная плита с небольшим выступом. После того, как её удалось сдвинуть в сторону с помощью рычага, я со своими людьми, оставив двоих наверху, по широкой лестнице спустился в подземелье. Спёртый, тяжёлый воздух сжимал, как тисками наши лёгкие и трудно было дышать. Пройдя по туннелю мы оказались в просторном каменном зале, своды которого поддерживали витые колонны. И вот, перед нашими глазами при свете факелов предстал саркофаг в котором покоилось странное существо. Оно, как и человек, имело две руки и две ноги, но между пальцами виднелись перепонки. Нижняя часть его туловища, начиная от пояса, была чешуйчатой, а голова с миндалевидными глазами напоминала голову змеи, только приплюснутую, как лицо представителя монголоидной расы, с плотно сжатыми тонкими губами, широкими ноздрями и круглыми отверстиями вместо ушей. Невозможно описать тот ужас и омерзение, что охватили нас в эти минуты. Какая то неведомая угроза и магическая сила исходила от этого создания, настолько ощутимая, что казалось, сейчас оно воспрянет ото сна и уничтожит, превратит в пыль непрошеных гостей.               
  Из этого оцепенения нас вывели крики людей наверху и звуки выстрелов. Едва мы выбрались из этого жуткого святилища, как увидели, что целое стадо свирепых обезьян своим повадкам напоминающих африканских бабуинов, напало на матросов, Тибо и человека, одетого в козьи шкуры. Фокстерьер уже успел загрызть одну обезьяну и схватился со второй. Бородатый дикарь крушил их черепа дубиной, а матросы орудовали абордажными саблями. Кинувшись к ним на помощь, мы убили ещё с десяток этих тварей, заставив, наконец, других отступить. Скрывшись в лесу они затаились, злобно наблюдая за нами из своего укрытия. Соорудив носилки для отшельника, который был серьёзно искусан животными и поэтому не мог идти сам, мы пустились в обратный путь…    
               
                5.

  …Уже неделю плыл наш корабль на всех парусах к берегам Франции и на то были свои причины. Первая и главная состояла в том, что заканчивался срок действия каперского патента, выданного мне три года назад личным соизволением императора Бонапарта. Мои матросы успели соскучиться по своим семьям (у кого они имелись), но большинство – по девкам и кабакам. Всем им не терпелось промотать свою долю добычи из той, что хранилась в трюмах "Пилигрима". Скитания в водах Атлантики и всевозможные риски, связанные с этим "путешествием", как то: постоянная нехватка пресной воды, нормальной пищи, стычки с туземцам и прочие трудности ремесла, утомили даже самых закалённых морских бродяг. За это время я дважды навещал нашего храброго отшельника, испанского монаха падре Мануэля в отведённой ему каюте, чтобы справиться о здоровье. И вот сегодня, взяв с собой бутылку бургундского, я снова зашёл к нему. Когда бокалы были наполнены, падре сделал глоток из своего, поставил его на стол и сказал:
       - Я знаю о чём вы всё время хотели спросить у меня, мсье Арман, но не решались из-за моего плачевного состояния. Как я оказался один на острове, среди диких джунглей, это отдельная история и вы услышите её в другой раз. Сейчас же, - он немного приподнялся в своей кровати, чтобы легче было говорить, - хочу поведать вам о том, чему вы мучительно ищете объяснение и найти не можете...
   Кивнув ему, я допил вино и весь обратился в слух. Помолчав какое-то время, чтобы собраться с мыслями, падре Мануэль, наконец, продолжил:
       - Существо, которое довелось увидеть вам, это нефилим, представитель гибридной расы. Его нельзя считать мёртвым, потому что оно пребывает в состоянии магического сна или по-другому, сомати. У ацтеков много было таких жрецов, исполняющих волю одного из богов-ануннаков ("Сынов Ану") Нингишзиды или Кецалькоатля – Пернатого Змея. Египтянам он известен под именем Тот, брат Мардука или Амона Ра. Он же Великий Архитектор иллюминатов и прочих "вольных каменщиков". Вы что-нибудь слышали о цивилизации Шумеров, мсье Арман?
       - Это та, что возникла когда-то в Месопотамии, кажется в 3 800 году до нашей эры? Глиняные таблички, "Эпос о Гильгамеше"…            
       - Вот-вот, она самая. "И случилось: после того как сыны человеческие умножились, в те дни у них родились красивые дочери. И сыны неба увидели и возжелали их…они начали входить к ним и смешиваться с ними…научили их волшебству и заклинаниям… Азазель же научил людей делать мечи, ножи, щиты и панцири… И явилось великое нечестие…". – так говорится в Книге Еноха о допотопных временах. Но, однажды хлынули воды с Небес и Атлантида с Лемурией погрузились на дно морское. Кто же тогда спасся после этой катастрофы? Разве только один Ной? Да нет, правители погибших империй, могущественные кланы ануннаков во главе с Энлилем и Энки, вместе с избранными нефилимами переселились на другие континенты. Потом всё началось сначала. Так появились Шумерское, Египетское царства и возникли города в Долине Инда. Шестая раса, призванная, как ей казалось, управлять человечеством, возрождалась снова, давая миру царей, жрецов и полководцев. Её представители, называющие себя Детьми Дракона, вступали в браки только с себе подобными, теми, в ком текла голубая кровь "богов со звёзд". Вот только, что ждёт этот мир сейчас, спустя тысячелетия?... – монах замолчал, а затем, вздохнув, посмотрел на меня и сказал:
       -  Эти существа повсюду и власть их велика. Церковь погрязла в роскоши, пороках и лжи. Она не хочет замечать, что в мантиях кардиналов давно ходят уже не люди… Прошли времена святого Франциска, который исповедовал нищету духа в сердце своём. Это был воин Христов, каких мало… "Познаете истину, и истина сделает вас свободными" - говорит апостол Иоанн, но кто же из нас готов сегодня пройти по канату над бездной, не убоявшись зла, чтобы однажды, узрив лик Единого, воскликнуть:  - Господи, я более не раб мира сего!

                6.

       - Мсье Арман, мы недовольны вами. –  сказал Жозеф Фуше, вперив в меня свой суровый взгляд. – Освобождение пленных французов с захваченных кораблей противника и возвращение их на родину, это конечно благородно, но доход в казну государства с вашего предприятия, прямо скажем, ничтожен. Мне жаль, но решение уже принято и каперский патент с завтрашнего дня аннулируется, а корабль в счёт списания долгов перестаёт быть вашей собственностью. Смиритесь с этим и… давайте поговорим о другом.
   Он немного помолчал, как бы раздумывая стоит ли доверять мне тайну огромной важности, каковой она на самом деле вовсе не являлась.
       - Наш император готовит поход в Россию. Всё уже решено и войска скоро выступят. Сил и средств у нас теперь достаточно, чтобы, наконец, укротить этих северных варваров. Мы добудем ещё одну славу французскому оружию. Вам же, мсье Арман, тоже дадут шанс отличиться, несмотря на предыдущие скромные заслуги. Можете меня не благодарить, всё это я делаю в память о вашем отце, которого хорошо знал и уважал. И шесть лет назад, когда за связи с этим разбойником Кадудалем вас отправили в Бастилию, мне стоило больших трудов потом, через два года, добиться помилования…
       - Чего вы от меня хотите? – я уже начал терять терпение - Ближе к делу, господин Фуше.
       - Насколько мне известно, вы дружны с Жеромом де Круа…
       - Были когда-то дружны. – поправил я министра полиции - Мы уже давно не встречались, хотя письма от него я время от времени получал.
       - Да, да… Всё верно. Но может быть теперь стоит восстановить отношения, а? – Фуше ухмыльнулся –  Уже давно, ещё с Итальянской кампании, он командует кирасирами маршала Мюрата и с тех пор ходит у него в любимчиках. Так вот… У нас есть сведения, что Жером де Круа возглавляет какое-то тайное общество на собрания которого не смог проникнуть ни один из наших агентов, а трое из них за эту попытку и вовсе расплатились жизнью. Известно, что некоторые офицеры, политики и аристократы состоят в этом обществе и у него далеко идущие планы. К сожалению, в этих планах нет места нашему императору, а это прискорбно... 
  …Я был сейчас одинок как никогда, находясь в этом величественном соборе Нотр-Дам де Пари и вовсе не потому, что у меня совсем не осталось ни родственников, ни друзей в этом мире, нет. Это было одиночество человека, потерявшего веру в Бога. Если Он есть Любовь, то мне уже некого было любить и сердце моё спало. Свобода… А, что это такое?… Вот страна, в которой я родился и вырос, но можно ли, без страха в душе спокойно жить там, где правит тиран… Здесь веками философы воспевали ту самую свободу, равенство, братство, а народ хотел справедливости и, только нож гильотины ничего не знал об этом… Скоро я, Арман де Фонтени, отправлюсь туда, где, возможно, придётся погибнуть за чужие идеалы и всё для меня закончится раз и навсегда… 
          
                7.

  …Был август 1812 года. Прошёл месяц с того дня как армии Наполеона, переправившись через Неман вторглись в Россию, но многим было уже ясно, что молниеносной войны не получится. Несмотря на первые успехи, фанатичная вера в императора и непобедимость французского оружия пошли на спад. Линия фронта оказалась неоправданно растянутой, оставляя бреши в наших рядах, грузы доставлялись плохо, а зачастую просто разворовывались теми, кто должен был заботиться об их сохранности и, вдобавок ко всему, в тылу "завелись" партизаны, которые словно маленькие злые пчёлы, мстя за свои разорённые улья жалили беспощадно. Впереди же маячила промозглая осень с проливными дождями и суровая русская зима.
  Во главе отряда уланов я сопровождал обоз с продовольствием, амуницией и несколькими пушками в расположение войск маршала Даву. На душе было скверно от воспоминаний, связанных со взятием Смоленска. Один и тот же кошмар снился мне по ночам, не отпуская даже днём, и я уже искренне жалел, что участвую в этой войне. Перед моим мысленным взором опять предстали пылающие дома и мечущиеся люди. Повсюду царили страх, боль и смерть. Орды мародёров, насильников и убийц не щадили никого, накрыв волной, словно голодная саранча кукурузное поле, погибающий город. Среди этого хаоса я различал всадника, направившего своего коня к девушке, сидевшей возле разбитой телеги. Её волосы были растрёпаны, а в глазах застыл ужас. Вдруг она вскочила и бросилась к лесу, в надежде найти там спасение. Всадник последовал за ней и, приглядевшись, я узнал в нём Жерома де Круа. Вот, он пришпорил коня, который сразу перешёл в галоп, пытаясь скорее настичь свою жертву. Кровавые отсветы пожарища исполняли на его кирасе, шлеме и палаше свой зловещий танец. Не размышляя больше ни минуты я, стегнув плетью своего жеребца, устремился ему наперерез. Наши кони сшиблись на всём скаку, а мы оба вылетели из сёдел, но, невредимые, тут же вскочили на ноги, готовые броситься друг на друга и разорвать в клочья.
        - Не пора ли прекратить это безумие, Жером! – крикнул я  – прикажи своим солдатам остановиться…
        - А почему это делать должны именно они, а не кто-то другой, а? Это война, и не тебе, жалкий червяк, решать, кому жить, а кому умереть. - Такое право есть только у нас, Детей Дракона! Прочь с дороги, - злобно прорычал он, нацелив остриё клинка мне в грудь, - или я убью тебя!
        - Ну что ж, быть по сему. – спокойно сказал я, доставая из ножен саблю. – Тогда, приступим.
    Жером потерял свой шлем при падении с коня, но это его нисколько не обескуражило, ведь латы были при нём. Сделав первый стремительный выпад в мою сторону, который я легко парировал, он принялся кистью руки вращать свой палаш, пытаясь сбить с толку, чтобы затем, найдя уязвимое место в моей обороне, атаковать снова. Но эти фехтовальные фокусы были для новичков, а не для таких как я. В своё время мне пришлось участвовать в десятке жестоких абордажных схваток на море и суметь остаться в живых. Вот уже полчаса, кружась друг перед другом, мы обменивались ударами, постоянно меняя свою тактику. Начиная терять терпение от того, что поединок затянулся и ему не удаётся расправиться со мной так быстро как хотелось, Жером, словно бык ринулся вперёд и, в этот момент потерял бдительность. Уклонившись от прямого удара в лицо, я сместил корпус в сторону и, затем, припав на колено, круговым движением сабли достал его бедро, не защищённое кирасой. Мой противник остановил бой, чтобы попытаться прийти в себя и собраться с силами, зажимая рукой глубокую рану. Я не стал, воспользовавшись явным преимуществом, добивать того, кто, казалось, должен был признать своё поражение и вскоре поплатился за это. В воздухе просвистел нож и вонзился в моё левое плечо. Я тут же выдернул его и отбросил в сторону, успев заметить на лезвии гравировку с изображением змеи, кусающей свой хвост. Кровь, брызнув фонтаном, залила мундир.   
      - Не по правилам дерётесь, мсье! – крикнул я и стиснул зубы от боли.
      - Они существуют не для таких рабов, как ты, чья доблесть - восстание, а участь – быть распятым на кресте! Продолжим…
   Но, вдруг отряд всадников окружил нас.
      - Что здесь такое происходит, господа?! – раздался голос маршала Мюрата – Нашли время для дуэлей. Я запомню этот случай и вы оба пойдёте под суд…
   Жером разочарованно плюнул в землю, вложил свой палаш в ножны и, подойдя ко мне, сказал:
       - Считай, что тебе повезло. Пока… Ещё увидимся, герой…
  …Словно бы очнувшись от сна, я огляделся вокруг и понял, - происходит что-то непонятное. Повсюду кричали люди, ржали лошади и раздавались звуки выстрелов. Один из улан, подскакав ко мне, крикнул:
       - Господин капитан, партизаны!      
   Дело и впрямь было плохо, потому что при таком соотношении сил не в нашу пользу,  отбить обоз было невозможно. У нас в арьергарде шёл небольшой эскадрон кавалеристов, но они, наверное, тоже где-то попали в засаду или задержались в пути.
       - Прикажите своим солдатам сложить оружие, сопротивление бесполезно. – услышал я рядом с собой слова, произнесённые по-французски звонким голосом и, обернувшись, увидел её…девушку из города, сгоревшего в огне…

                8.

   …Я лежал на кровати в одной из комнат большой избы, служившей, видимо,  партизанским штабом. За стеной слышались голоса людей. Моё левое плечо болело, но я чувствовал на нём повязку, сделанную чьими-то заботливыми руками. Открылась дверь и в комнату вошла та, что взяла меня в плен… И этот плен был лучше свободы, которую ненадолго обрели мы на баррикадах и окончательно потеряли сейчас, в несправедливой войне… Девушка поставила на стол еду и села рядом со мной. Мягкий свет от лучины (а был уже вечер) озарял её прекрасное лицо.
       - Скажите, ради Бога, как вас зовут и что со мной произошло?
       - Пелагея…-  ответила она на французском – По дороге сюда у вас открылась старая рана, мсье, и, теряя сознание, вы стали падать с лошади… Но, всё обошлось. Вы ведь из-за меня её получили, да? – в этих глазах читалось что-то большее, чем благодарность – Я, командир отряда… Командир в юбке, смешно звучит, правда? Но у нас теперь даже дети воюют. Мой отец погиб под Смоленском, сражаясь в дивизии генерала Неверовского. Мама…сгорела в одном из домов, когда в городе начались пожары, а младший брат…его тоже больше нет… никого из них больше нет…
   Она вдруг разрыдалась и  слёзы потекли по её щекам. Я молчал в растерянности, не зная, что сказать. Немного успокоившись, Пелагея встала и пошла к двери, но, вдруг вернулась и, подойдя ко мне, положила какой - то предмет рядом:
       - Возможно мы не увидимся больше. Вот, возьмите. Мне кажется, вы не такой, как они…
   Взяв его в руки я увидел, что это небольшая иконка с ликом Христа.
  …Звуки боя разбудили меня. Наскоро одевшись я выбежал из избы. Повсюду лежали убитые и раненые, - схватка была в самом разгаре. По-видимому, кавалеристы, которых я уже списал со счетов, как попавших в плен, сначала преследовали партизан на лошадях, а потом спешились и, углубившись в лес, в конце-концов обнаружил их лагерь. Надо было теперь найти Пелагею и спасти её любой ценой.
       - Ну что, мсье Арман, расскажите напоследок, как вам тут жилось. – услышал я вдруг откуда-то сверху голос Жерома де Круа и, подняв голову, увидел его стоящим на пригорке с пистолетом в руках. – Пришло время закончить прерванный разговор, не так ли?…
  Два выстрела раздались почти одновременно. Одна пуля попала в меня, а другая в капитана. В последний момент, падая, я увидел ту, которую успел полюбить… Дуло её мушкета ещё дымилось…

                9. 

 …Странный сон прервался и, вскрикнув, я открыл глаза. Дождь хлестал по лицу, а костёр давно потух. Медальон в моей руке и силуэт промокшей палатки подтверждали, что я жив и это снова та же, привычная для меня реальность. Не хватало лишь одной вещи, чтобы убедиться в этом окончательно, сказав самому себе, что ничего особенного не произошло. Вспомнив про иконку, которую вчера положил в нагрудный карман штормовки, я достал её. Тот, кто Есмъ спокойным взглядом смотрел на меня, осеняя крёстным знамением, а в узорном серебряном окладе виднелась вмятина от пули…