Серый камень

Мария Кудинова
Предупреждение: много нелицеприятных вещей в тексте (несмотря на малый размер) - расчлененка, смерть, ксенофилия.



Девочка обошлась Йорану дороже, чем хотелось бы. Рабыни с далекого востока, не знающие даже высшего языка, обычно стоили пару серебряков, но эта была нетронутой. А он любил нетронутых.

Рабыня молчит, только смотрит пугливо, когда слуги заставляют ее снять тряпки, заменяющие ей одежду и цепляют на шею стальной ошейник с длинной цепью. Йоран чувствует, как в груди растет раздражение, смешанное с презрением. Все они одинаковые. Что шлюхи, что знатные барышни. Что иноземные, что дочери Ойкумены. Все одинаковые. Раздражение оборачивается ненавистью, и Йоран чувствует, как пальцы впиваются в ладони, а на губах вспыхивает улыбка. Ничего, все они заплатят, когда встретят его.

Он щелкает пальцами, и слуги покидают комнату. Он остается с девкой один на один. Она трясется, как банный лист. Йоран с отвращением разглядывает ее тощее тельце. Трахать такое он бы точно не стал, но она ему и не для этого нужна, слава всем богам и не богам. Подойдя, он берет ее за цепь и молча ведет за собой.

Стражники, открывшие им ворота, молча отводят взгляд. Слуги, конечно, тоже будут молчать. Они и так слишком многое скрывают. А те, кто смеет задавать вопросы, зачем господин возит твари из леса живых девушек, зачем сам ложится под эту тварь, быстро лишатся языка или головы.

До проклятого леса приходится идти пешком — лошади слишком боятся, и даже плетью их невозможно заставить подойти хоть к границе. Девочка шагает следом, трясясь от холода и страха. Здесь тихо, даже птицы не поют. Йоран чувствует, как предвкушение сворачивается внизу живота сладким комом, и начинает шагать быстрее. Цепь натягивается, малолетка еле поспевает за ним, и он с трудом сдерживается, чтобы не погнать ее вперед пинками.

Он привязывает ее к дереву и отступает. Девочка дергает цепь, что-то лепечет на своем варварском наречии. Йоран скидывает камзол, аккуратно складывает на землю. Туда же летят сапоги, , нижнее белье. Рабыня замолкает, а потом снова начинает лепетать. В ее высоком голоске слышатся умоляющие нотки. Йоран только морщится презрительно. Надо было приказать вырезать девке язык. Но он не любит их калечить, оставляет эту привилегию другому. Вдруг ее голос обрывается, а потом прорезается криком. Йоран улыбается. Они всегда кричат. Ему не нужно оборачиваться, чтобы знать, что там происходит. Это он пришел.

Крик обращается воем, и Йоран больше не может удержаться. Он поворачивается и завороженно смотрит, как к девочке, бьющейся на цепи, подходит чудовище. Черная шкура (кожа? чешуя?) лоснится в скупом свете осеннего солнца. Мышцы перекатываются, и Йорана трясет от это силы, чувствующейся даже здесь. Он невольно опускается на колени, словно послушный раб, и смотрит, как чудовище подхватывает жертву, а та бьется, бьется, бьется, не в силах вырваться. Йоран аж подвывать начинает от этого великолепия, как шакал, глядящий на львиную охоту.

Зверь бьет девочку о ствол дерева, швыряет оземь, позволяет чуть отползти, подняться на ноги, а потом вновь тянет на себя, рвет зубами мягкую плоть. Крики режут воздух, Йоран трясется от восторга и нетерпения, его член встает, истекает прозрачной смазкой. Он обхватывает его рукой и сжимает, когда возбуждение становится невыносимым. Наконец крики смолкают, и зверь поднимает глаза на Йорана, словно только его заметив.

— Нравится? — шепчут губы Йорана. — Нравится, да?

Зверь шагает к нему, одним движением опрокидывает на спину. Йоран уже знает, что от него требуется, и послушно разводит ноги в стороны. Когда зверь берет его, Йоран кричит от боли и наслаждения. С каждым толчком зверь словно рвет его изнутри, кровь мешается с естественной смазкой. Ими движет не похоть, для них секс — как языческий обряд, способ сказать то, что словами не говорят подобные им.

«Я твой»

Он помнит ту, первую, что привел сюда полгода назад, еще не зная, что ждет их в чаще. Его невеста, хрупкая, слабая, кричала и упиралась, пока он тащил ее через лес. Потом, когда он размозжил ей голову камнем и обернулся, чтобы уйти, вместо привычной темноты леса его встретили сияющие глаза. Тогда он думал, что ему суждено остаться здесь, рядом с бывшей возлюбленной. Как же он ошибался… То, что произошло с ним, то, что происходило уже полгода, было в сотни раз прекраснее смерти, которой он так искал, которую он так желал познать.

Когда зверь отпускает Йорана, тот с трудом держится на ногах. По бедрам течет его собственная кровь, смешанная с чужим семенем. Поднявшись, он подходит к телу девушки и пинком переворачивает ее на спину. Ноги напоминают ветошь, живот разорван, и внутренности вывалившись наружу, влажно поблескивают.
Посеревшая плоть слезала с костей от каждого легкого прикосновения — яд уже начал действовать. Йоран надавил, раскрывая грудину. Отодвинул легкие, вынул сердце и раздавил. Внутри — маленький камень. Серый. Его собственное, еще живое сердце забилось сильнее. Получилось, наконец-то получилось…

Он собирается уже оставить тело, но вдруг его хватают за лодыжку. Опустив глаза, он видит, как рот девушки шевелится, шепча беззвучные мольбы о помощи. Яркие глаза сияют болью ужасом. Жива еще, значит. Йоран опускает ногу на ее голову и с силой вдавливает в землю, чувствуя, как трещит череп, а между пальцами просачивается влажная горячая кровь. Зверь подходит, глядит на остатки тела.

Падая на колени, Йоран заталкивает камень в глотку, силится проглотить, давится. По подбородку течет слюна, горло сдавливает рвотный позыв. Йоран пытается вдохнуть, но камень словно врос в горло. Он чувствует, как камень растет, ломает трахею изнутри. Во рту влажным жаром пульсирует кровь. Голова кружится, а потом темнота захлестывает его.

Зверь стоит и ждет. Рядом с ним — два недвижимых тела. Посторонний наблюдатель может решить, что оба мертвы, но зверь знает, что это не так. Вдруг тело молодого мужчины дергается. Его пробивают судороги, заставляют выгнуться дугой с такой силой, что позвоночник хрустит и ломается. Руки тянутся вверх, становясь все длиннее. Ноги царапают землю когтями, рвущими плоть. Кожа слезает лоскутами, обнажая другую — черную, гладкую как шелк и твердую как камень.

Через несколько минут тело вновь замирает, но у него уже нет прежних черт — теперь это чудовище, точная копия той твари, что стоит рядом с телом юной девушки. Наконец, молодая особь дергается, приходит в себя. Поднявшись на ноги, она бросается к трупу, рвет его, глотает куски мяса, пытаясь насытить голод. Второй ему не мешает, смотрит, ждет. Наконец, они смотрят друг на друга. А потом беззвучно исчезают в лесной чаще.