Алексей Квашнин
Никому
***
Никому. Никому не нужны эти слова. Все хотят, чтобы было интересно, оригинально, умно. Все хотят закрученный сюжет. Вырваться. Им итак скучно. Я не умею писать. А это и не для них.
Я закрываю двери. Двери всегда должны быть закрытыми. Иначе кто-то войдёт. Кто-то чужой. У некоторых сломанные двери. Они в опасности. Двери должны быть закрытыми. У меня два замка. Запирать нужно на оба. Я знаю, никто не придёт. Но двери нельзя оставлять открытыми.
Я люблю есть. А потом ненавижу себя за то, что сыт и мне больше не хочется. Меня тошнит. Эта пища отравлена. Она несёт в себе яд. Для моего тела, для моего сердца. Кто-то хочет отравить меня. А затем я снова голоден. Я забываю, что будет хуже. С сексом иначе. Когда я насыщаюсь – уже противен себе. Я кончаю, и ничего не происходит. Не перестанет идти дождь за окном. Не перестанет светить проклятое солнце. А я так ждал дождя! Я кончаю в пустоту, а время не отвечает на мою агонию. Нет дождя. Чёрт возьми, выгляни в окно! А двери. Я запер двери?
Она не вернётся. Потому что я нарисовал любовь на стене. Я придумал рисунок. Красивый рисунок над нашей кроватью. Я верил, что она не вернется. Остались лишь мы с тобой. Ты не друг мне. И не враг. Просто мы застряли здесь. Между этим проклятым солнцем и вечностью. Время перестало течь для нас. Эти часы на стене. Они обманывают нас. Стрелки движутся, а время стоит на месте. Когда же голубь садится на карниз моего окна, я закрываю окно. Я боюсь, что он заставит время пойти вперёд. Я уже боюсь.
Эта музыка не кончается. Я поставил на повтор. Один и тот же трек. Он созвучен времени. Подыгрывает ему. Моему другу тоже нравится. Он лежит на полу, закинув ногу на ногу. Я не спрашиваю его сейчас. Я знаю его мысли.
Ты думаешь, я бессильный? Кулак, сжатый до боли, бьёт в твёрдую гладь шкафа. Ещё и ещё. Кровь на руках. Я не боюсь вас. Я могу быть сильным. Меня тошнит.
Сегодня странно тихо за окном. Я притаился за креслом. Мне страшно. Кто-то заберется на мой балкон. Я должен ответить за свои часы. Чужой войдет и сломает двери. Вынесет напрочь косяки. И тогда я предам всех. Я всё расскажу, лишь бы не было так больно. Не станут жалеть. Они не умеют жалеть. А жалеют где-то там? Куда я попаду потом.
Только пить. Они уходят. Если не пить – возвращаются. Время стоит на месте. Не идёт дождь. Закрыты двери. Мне легче. Так мне легче. Я долго был где-то, в другом мире. Там я мог выйти в ночь. Там была ОНА. Я был слишком счастлив и теперь расплачиваюсь. Спастись от них нельзя. Нужно молчать о своей тайне, иначе они догадаются, почему мне легче.
Деньги в конверте просунули под дверь. Плата за аренду квартиры. Проснулся мой товарищ. Он молча оделся и вышел. Его пособие выручало нас вчера. Я собираю пустые бутылки, грязную посуду, окурки. Ненадолго выхожу, пока никто не видит. И бегом домой. Два замка. Двери, окна. Мой собеседник в кресле. Он наливает жидкость из бутылки. Я успокаиваюсь. Сейчас мы помолчим. Он знает – я люблю сначала помолчать. Нужно подумать, о чём говорить. Нужно вспомнить прошлый мир. Чтобы осмыслить этот. Он наливает ещё.
***
– Кто ты? Я тебя знаю? Ты был раньше?
– Я не помню. Я знаю, что ты был. Вообще, мне кажется, что ты был всегда.
– Думаешь мне плевать?! Думаешь, я не смотрю на них?! Мне плевать, что они там делают?! Там, эти мертвецы! Мне не плевать, понятно?! Мне же не всё равно. Они делают. Им кажется, что они что-то делают. Что-то происходит. Из пустоты появляется что-то хорошее. Им кажется. Время стоит и ничего не происходит. Они думают: что-то меняется. И они этому причина. Это не так. А мне всё равно. Конечно, мне всё равно. Я хотел, я тоже хотел совершить. Потом я понял: ничего нет. И я не в силах заставить лить, с утра до вечера, чёртов дождь.
– Все, что было хорошего осталось там. Есть ли смысл расстраиваться из-за того что здесь, не там?!
Мне становится грустно. Сейчас я дам волю слезам и меня отпустит.
– Нет смысла пить слёзы. Выпей лучше.
– Там была она. Там был я. А здесь никого нет. Даже тебя нет. Дворник метет листья во дворе и не помнит, что был голубем. Жизнь сломала его. Дорожки, очищенные от листьев заметал снег, а когда он был готов к встрече со снегом наступало лето. Старик смирился с течением. Смирился, что не летает. Мы все смирились. Мы скопище мерзости. Думаешь, нас когда-нибудь возьмут домой?
– Этот фильм такой грустный. Зачем он сделал его таким грустным? Они же хорошие. Слишком хорошие. Так не бывает. Так не грустят. Злятся, убивают, топят в спиртном. Но так не грустят. Не читают во время грусти стихов.
Мне становится плохо. Я падаю на пол, меня трясёт. Товарищ наливает мне ещё стакан. Светящиеся круги в глазах замедляют свой ход. Становится легче. И злее. Я смотрю в его лицо, в его отвратительное грязное лицо. Я хочу раздавить его сапогом. Смеюсь. Громко и зло ему в глаза. Кричу:
– А-ааа-ааа! Тварь! Смотри на меня! Смотри на меня! Я здесь! Тварь! Смотри! Вот он я! Ну?! Ну что же ты?! Ну, бей! Бей тварь! Бей б..дь! Иди сюда!
Я машу руками, но никак не могу попасть ему в лицо. Он отходит в сторону и отворачивается. Я не могу достать его. Мой собеседник и друг и брат обиделся на меня. Мне становится жаль его. Я плачу.
– Хочешь, я станцую весёлый танец?! Я буду голый. Я не хочу одежду.
Он улыбается. Я танцую дикий танец, словно индеец у костра. Моё некрасивое тело, словно плевок в лицо мёртвой действительности, увлекательной тишине.
Мы пьём ещё. Я запирал двери? Мой друг спит сидя в кресле. Я забыл, что день, а что ночь. Когда светло или темно? Пусть знает тот, кто всё это придумал. Кто придумал мир без НЕЁ.
***
Почему я вспоминаю её? Лучше не будет. Не бывает лучше, чем в первый раз. Ты пьёшь кофе. Второй раз его пить нельзя. Хочется чаю. Но чай это уже не кофе. Определённо это не кофе.
– Зачем всё время грустить о прошлом? В этом моменте, в нашей беседе тоже что-то есть.
– В ней нет ничего. Время не идёт здесь. Грустить – лучшее, что можно делать здесь.
Я смелее, чем они. Признать. Не у каждого хватает сказать этому миру: «Прощай». Оторваться от тех, кто заставляет верить в смысл. Они обижаются, что я ничего не делаю. Зачем делать, если это не изменит? Я совершаю в этом мире гораздо больше, чем они думают. Я переживаю, я чувствую, грущу, я хочу вернуться к добру. Я страдаю за лучшее время. За дождь, которого нет. Я заставляю кого-то задуматься, как он живёт. Какой-то прохожий задумается.
– Бред это всё! Признай, ты просто сам хочешь для себя блага. Чтобы не было тяжело и больно.
– Наверно ты прав.
Я вышел на балкон. Внизу ходят люди. Куда-то торопятся. Я отдельно от них. Далеко будто на острове. Я кричу им, они не понимают. Замечаю старуху из соседнего дома. Она тоже кричит вниз на хозяев собаки загадившей цветы. Она такая же, как я, её тоже не слышат. Даже не поднимают головы на шум.
У меня всё болит внутри. Скорее бы конец. Странно, что я боюсь. Дурацкая людская придурь. Бояться смерти. Мои руки трясутся. Всё дрожит внутри. Водка тёплая. От неё тошнит. Не могли придумать лекарство поприятнее. Почему все лекарства горькие? От них же должно становиться легче.
ОНА ушла. Та, ради которой стоило лезть из кожи. Переступать через себя, делать тяжёлую работу, терпеть общество зомби. Всё хорошее осталось там. Воспоминания о ней были очень светлыми, но я забыл их. А здесь не происходит больше ничего. Ни хорошего ни плохого. Я остался наедине со своими мыслями и собеседником. Откуда он взялся? Я не помню. Просто появился в один день, как раз когда нужно было с кем-то поговорить.
Сколько нужно спиртного чтобы перестать чувствовать боль? Чтобы хорошее стало плохим и наоборот. Чтобы стерлись границы дозволенного, понятия совести, свои принципы. Чтобы утратить контроль. Еще немного, ещё немного. Скоро совсем скоро.
Я закрыл все двери. Он курит. Я тоже. Ему все равно на разбросанные по полу фотографии моего детства. Мне тоже.
***
Моя проблема в том, что мне ничего не интересно. Ни одна профессия на Земле. Ни один круг общения. Я пытался заинтересовать себя чем-нибудь. Я врал. Я всё вру…
– Хочешь, заживём нормальной жизнью? Я хочу быть таким же, как все. Иметь семью, родить детей. С сегодняшнего дня пьянству бой! Я стану сильным. Найду работу. Обрету смысл. Встречу девушку. Ты веришь, что я могу?
– Да, я верю и поддерживаю тебя.
– Спасибо! Ты самый лучший друг. Я оправдаю твои надежды.
Через два часа я лежал под столом среди пустых бутылок, пьяный, и судорожно блевал на пол. В комнате мой товарищ, растворившись в клубах сигаретного дыма, слушал песенку группы Аукцыон – «Вру»:
Холод моих глаз,
Как кинжал.
Это только знак,
Злобный оскал.
Это только вид,
Это только страх.
Где я живу?
В злачных местах.
Я все вру, я все вру.
Медленный шаг
Не измерит тюрьму.
Слезы мои - только каприз,
Я печальный кот, летящий вниз.
Я все вру, я все вру.
Вчера сказал, сегодня сделал,
Был очень смелым, ну очень смелым.
Холод моих губ да не коснется глаз.
Зачем я вру? Зачем я вру?
Я все вру, я все вру.
Когда умру,
То не совру.
А ты кивай, ты веришь мне,
Но я в тюрьме, в своей тюрьме...
***
– Ты думаешь там лучше? А вдруг там хуже?
– Там в любом случае по-другому.
Я сделал петлю из бельевой верёвки. Как-то прицепил её к крюку в ванной.
– Интересно. Я не хочу жить, но поесть вкусно всегда хотел. Жаль, что у нас нет хорошей еды.
Нужно как-то приготовиться, написать записку что ли. Или позвонить кому-нибудь и попрощаться. Нет. Тогда я не решусь. Опять не решусь. Нужно быть сильным. Всё сделать быстро, не раздумывая. Не оглядываясь, не сожалея. Без страха.
Я решаю выпить для храбрости. Это только хуже. Я начинаю жалеть себя. Я плачу. Мой собеседник подходит сзади, гладит меня по спине. Я бросаюсь в его объятья и рыдаю, заливая слезами его куртку.
Я запер дверь? Проверяю. Я в безопасности. Никто не попадёт сюда, в мою нору.
– Мне хорошо с тобой. К чёрту мир. Мы двое важнее всего на этой планете. Мы знаем больше чем кто-либо. Мы всё видели.
– Дай закурить.
– Нету. Там в пепельнице посмотри.
– Она на балконе. Я не пойду на балкон, я боюсь. Я был плохим. Они узнают меня. Бог им сказал, что я плохой и меня нужно наказать.
– Хорошо, я сам схожу…
– Подожди, я спрячусь.
Я бегу в комнату, сажусь в угол за кресло. Закрываю глаза, обхватываю голову руками.
Ночью мне снится кошмар. Звонит телефон. К нему кто-то подходит. Говорит. Вот он вешает трубку и в темноте входит в мою комнату. Он чужой. Это ужас! Ведь я один здесь! Он уставился на меня, тяжело дышит. От страха я не могу выдавить крик. Я мычу и подскакиваю с постели в холодном поту. Моё тело дрожит. Я хватаю бутылку, пью, медленно успокаиваюсь. Где мой друг?! Начинаю различать предметы во мраке. Он на месте, спит в кресле. Я ложусь.
По телевизору новости. Все воруют, всё продано. Вся страна обманута. А я? Почему мне нельзя обманывать всех? Почему меня сразу считают плохим? Ведь они же всё понимают. А-ааа! Я понял! Нужно цивилизованно воровать. Тогда это не преступление. Это подвиг, достойный уважения.
– Слыхал, рекордный урожай зерна собрали в этом году?!
– Ага, а цены на хлеб вырастут как всегда. Это Россия.
***
Сколько нужно ещё выпить? Сколько я выдержу? Я, то плачу, то смеюсь. То говорю сам с собой. И с другом. Мы сели в ванной, прижались к кафелю спинами. Здесь нас никто не найдёт. Но эта боль, она проникает внутрь, не отпускает. Движутся на меня грязные стены. Я вою как загнанный в угол зверь. Вою от тоски. В замусоренной разбитой квартире темно.
Ломают дверь. Я прячусь под ванную. Они находят меня. Вытаскивают, хватают под руки. Ставят укол. Смотрит с сожалением соседка. Меня трясёт. Я кричу матом, пытаюсь вырваться. Мне заламывают руки, уводят в машину.
– Ну, кого привезли?
– Алкаш ещё один. Допился до горячки. Кричал ночью, мебель ломал. Соседка вызвала полицию. При задержании оказывал сопротивление, разговаривал с вымышленным другом. Называл всех окружающих мертвецами. Настаивал, чтобы заперли окна и двери. Когда его вывели силой из квартиры, от страха потерял сознание. Привели в чувство. В машине бредил. Повторял одно и то же: «Дворник не помнит, что был голубем».
Август 2016 года