Какую-то мелочь я все-таки забыла, - думала Люба, садясь в вагон. Верней, не думала – думать она не была способна сейчас – просто не оставляло ощущение какой-то незавершенности, неправильности... нереальности происходящего.
Вагон понемногу заполнялся людьми, сумки в проходе мешали, свое место она едва не пропустила. Мельком взглянув на соседку, поставила чемодан под полку и кинулась к боковому сиденью – там, снаружи, в свете перронного фонаря стоял Давид и всматривался в окна.
Люба постучала по стеклу и поймала его взгляд...
Поезд тронулся и понемногу набирал скорость; даже изогнув шею и уткнувшись лбом в стекло, она больше не видела Давида. Рядом покашляли.
- Можно я сяду? Это мое место.
- А, да-да...
Люба пересела в свое купе.
- Муж? – поинтересовалась соседка.
- Да...
- В командировку едете?
- Да нет, домой...
- Домой? А вы откуда сами?
Люба назвала свой город.
- Ах, - сказала женщина. Помолчала и добавила:
- А я из Луганска.
Они переглянулись.
Паузу первой прервала соседка, пробормотав что-то про постельное белье.
Мелочи, бытовые мелочи, они требуют внимания, заставляют суетиться, отвлекают, успокаивают, они такие нормальные, эти мелочи, обыденные, привычные, правильные... живые.
Вглядываясь в темное окно, за которым давно уже тянулась и все не кончалась полоса бетонного забора – поезд в очередной раз сбавил скорость, минуя одну из многочисленных товарных станций, на которых пассажирские составы не останавливаются – она опять попыталась понять, что же ей так мешает. Что получилось не так на этот раз. Помимо обычного расставания, обычной тоски, которую она так привыкла унимать и прятать за все эти годы разъездов между двумя своими домами. Тоска сейчас болит, да – но уже на следующий день станет чуть глуше, а потом, когда она доберется домой и свяжется с Давидом по скайпу...
Проводница принесла чай.
- Вы спать еще не ложитесь? – спросила соседка, разворачивая белый кубик сахара. – А то у меня бессонница, шуршать буду...
- Да нет, я тоже посижу.
Вагон не спал. Мимо их купе прошел мужичок, которого она мельком заприметила еще на перроне – пожилой, седоватый, жилистый, в майке и камуфляжных штанах. Притормозил, махнул кому-то рукой, скрылся.
- Как вас зовут?
- Люба. А вас?
- Надя. Еду вот...
Они одновременно подняли стаканы.
- У вас как – не знаете? Тихо?
- Да я месяц не была... Так-то было тихо в основном... Летали над нами, но ничего вроде...
- Это они к нам летали.
Она поморщилась.
- Собаки у меня там. Кошки. Куры. Куда я от них? Вот съездила на неделю, соседку просила присмотреть, но что она там присмотрит, у нее свое... А когда лупит – бабах, бабах! – так и вовсе не до них, а куда бежать, если все там... А жалко же, живые же они, как я их брошу? Вот еду...
- У меня тоже... кошка. Там.
- Ну да, они как дети...
Мимо купе в обратную сторону прошел мужичок в камуфле.
Вагон не спал. От соседей доносился тихий разговор, слов было не разобрать. Где-то укачивали ребенка. Верхний свет давно был потушен, проводница выглядывала из своего коридорчика и зевала, ожидая, когда можно будет собрать стаканы.
- Много стреляют?
- Много, да... Мы еще в таком районе – за балкой, а через балку там... в общем, они там. И стреляют, стреляют... Когда ж это кончится...
Чем же это кончится, - подумали обе, но вслух ничего не сказали. Чай был допит.
- Ложитесь-ка вы спать, Люба. Вы молодая, а у меня старческая бессонница, посижу еще. Вон у вас глаза слипаются...
Молодая? - удивилась Люба про себя. Но послушно принялась разбирать постель – глаза и вправду стали закрываться сами по себе. Ладно, подумала она, ладно. И все-таки что же я забыла...
Ей приснился Давид. Он глядел на нее не отрываясь и беспомощно повторял: я не хочу тебя отпускать, но ты же все равно уедешь... Я не хочу тебя отпускать, не хочу. Мне за тебя страшно.
А мне-то как страшно, знал бы ты. Но у меня там кошка. И не только кошка. У меня там дом, вещи, люди. У меня там я. И знаешь... мне страшно, что все это теперь кончится, уже кончилось. Больше ничего этого не будет. Что-то кончилось, а что началось – я не знаю, никто не знает, и мне очень страшно. Но мне нельзя бояться, нельзя думать о том, что я боюсь. Мне надо забыть страх, иначе я не доеду. Страшно – ну и пусть. Подумаешь, страшно. Мелочь какая.