Повторись...

Страница Памяти Великой Войны
Василина Бабковская
               

                Присвячується моєму дідові.
                Самому кращому дідові на світі.



Оглядываясь назад, у меня начинает кружиться голова.

Я вижу там маму, отца, бабушку, деда, его родителей, его деда Макара, души не чаявшего в любимом внуке и бабку Анну – суетливую вездесущую старушку, решившую - по никому не ведомой причине - жить с семьей Якова, третьего по счету сына, родившегося еще на Украине.

Когда-то - безумно давно и, наверное, как им тогда самим могло показаться – опрометчиво, они приехали в Сибирь в поисках лучшей жизни.

Сибирь – место, которое я ненавидела с пелёнок, место, ставшее не только временным прибежищем для нашего рода, но его спасением. Так уж вышло.

Сибирь…

Из года в год нескончаемый мертвенный снег. Звонкий торопливый мороз, кусающий всё, до чего только смог дотянуться.
И я, смешная розовощёкая, вечно улыбающаяся плюшка со щербиной, исчезнувшей так же внезапно, как и появившейся. С зелеными глазами.

Твоими, дед, глазами, теми, что совсем недавно я увидела у нашего Мирославчика, твоего правнука.
Увидела и обомлела, ибо всё повторяется…

Когда- то, лет тридцать назад, я, глядя на портрет твоей матери, говорила:

«Мама», не понимая, что передо мной не моя мама, а твоя - отчаянная красавица Вера, та самая, что сбежала из-под венца с твоим будущим отцом.

Нить судьбы причудлива, и предугадать где она затянет тугой узел или сделает петлю, а где будет прямой и шелковистой невозможно.

Никогда не знаешь, в ком повторятся твои глаза, твои помыслы и в ком ты повторишь сам.
От кого они у нас эти зеленые глаза?
Кто теперь скажет?
Некому ответить… Тебя больше нет. Да и знал ли ты эту тайну…

Мне не хватает тебя и наших с тобой ежедневных разговоров ни о чём - пустых, ничего не значащих, важных только для тебя и меня.

Каждое утро и каждый вечер – ты со своим незатейливым рассказом о прошедшем дне, о том, что было на завтрак, а что на ужин, а я о том, куда ходила и где была.

Уже много лет меня никто не садит к себе на колени и не говорит: «Ну, что, мадонна, поедем в Лондон»?
Меня никто никуда не зовёт и я давно не мадонна.
Почему Лондон и почему мадонна?
Я не знаю.
Я не спросила, зачем то откладывая это на потом.

Твои ночные звонки по дороге в аэропорт - так меня тогда злившие - и твой тревожный голос в трубке: «Мадонна, ты уже проснулась? Не забыла, что тебе в командировку»?

А чуть позже - не успел самолёт остановить свой бег - второй звонок, и снова: «Мадонна, у тебя всё хорошо? Ты уже приземлились?»

Благодаря тебе, я знаю, как звучит любовь…

Ты никогда не хотел говорить о войне.
Когда все вокруг не замолкали, ты молчал.
Лишь изредка несколько скупых фраз.
А потом – последняя - за пару дней до смерти: «На фронте мне было больнее…»

То платье, что ты привёз мне летом. Оно было первым и последним, купленным мужчиной.
Тогда я не знала об этом.
Просто заносила его, не снимая, буквально до дыр.

Ты так мало говорил, но тебя было так много в делах.

Уже два года - целую вечность - я учусь жить, глядя вперед, скрепя сердце, вглядываясь в кромешную мглу будущности, где нет тебя, повторяя, словно заклинание:

«Повторись..
прошу повторись…»