На работе Люция ещё как-то держалась, работа отвлекала, помогала забыть. Приходила домой – и воспоминания не давали дышать, перед глазами было его лицо, его глаза – как наваждение. Выходные дни стали для неё испытанием, если не сказать - пыткой. В очередной раз набрав Ритин номер и не получив ответа, Люся со вздохом плелась в свою комнату и утыкалась в книжку, не желая выходить из дома.
Так прошли две недели. Потеряв надежду вызвонить неведомо куда исчезнувшую Риту, Люся позвонила Миле, бывшей однокласснице, с которой жила в одном доме. Собственно, они потому и дружили. «Потому что удобно» - говорила Мила.
С Милой они встречались часто - ездили на выставки, не пропускали ни одной театральной премьеры (обе были завзятые театралки, и экономя на всём, покупали вожделенные билеты, сколько бы они не стоили), зимой катались на коньках – каждую субботу ездили на каток «Дружба» на Воробьёвых Горах. На каток ехали вместе, возвращались тоже вместе, и им было весело. Мила говорила – удобно.
Люся не понимала, при чём тут – удобно, речь ведь о дружбе, общности интересов и увлечений, а вовсе не об удобствах. Спорить с Милой не хотелось, с ней было легко и весело, а слово «удобно» больше подходит для мебели, чем для отношений между людьми. Так считала Люся, но Мила об этом не знала. С Люсей ей было именно удобно: если не с кем пойти в кино или на выставку, можно позвонить Люсе, и она не откажется. К счастью для Люси, она об этом не догадывалась. И пригласила Милу провести воскресенье на природе.
- А куда поедем? Может, на Клязьму?
- На Пироговское водохранилище, - решительно сказала Люся. – Там знаешь как здорово! И яхты!
- Ну, давай на Пироговское, – с ходу согласилась Мила, и Люся перевела дыхание.
Далось ей это Пирогово! В Подмосковье столько водоёмов... Но как стоящего у пропасти тянет шагнуть вниз, Люцию неумолимо тянуло – туда, где белыми птицами сновали по синей воде паруса… И где-то среди них – яхта с красивым именем Жанна. Глупо надеяться. Чудес не бывает. Да и Риты с ней нет, кому она нужна без Риты…
Но радовалась она рано. Поехать в Пирогово Мила согласилась, а дальше мнения, что называется, разделились. Люся предлагала сесть на электричку и доехать до станции «Пирогово», где располагался так называемый «пролетарский» дикий пляж, пользующийся у народа популярностью из-за своего расположения: вышел из вагона – и вот он, пляж – загорай и купайся сколько душе угодно, выпечкой и газировкой торгуют с машин, волейбольная площадка, зелёная трава, в которой стрекочут кузнечики, великолепный вид на водохранилище, прокат лодок в десяти минутах ходьбы, электричка в двух шагах. Чем плохо?
Мила, любившая отдыхать «со всеми удобствами», думала иначе. «Гулять так гулять! - заявила она подруге. – Поедем в пансионат».
В те времена вход на территорию пансионата «Клязьма» был бесплатным, и туда приезжали отдыхать «дикари» - на весь день, семьями и компаниями располагаясь на травянистом нешироком берегу. Берег был длинный, и можно было гулять и кататься на велосипедах.
До пансионата добирались двумя автобусами и порядком измучились. Выйдя наконец из раскалённого от жары автобуса, Люся направилась было к воде, но Мила её остановила: ей непременно хотелось посидеть в пансионатском буфете.
«Перекусим, водички попьём, а потом на пляж» - предложила Мила. Люся в буфете сидеть не хотела, она хотела – на берегу. А для «перекуса» купила шоколадку – Милкину любимую, с орешками. Ещё у них была бутылка воды (в пансионате минералка стоила дорого, с буфетной наценкой, и находчивые Люся с Милой привезли воду с собой.
Мила, что называется, упёрлась рогом: «Шоколадку потом съедим, мы же на весь день приехали. Позавтракаем в буфете, а обедать будем на природе». Люся согласилась – потому что поехала без завтрака и хотела есть, а ещё потому что забыла стаканчик. Мила ей сказала, что возьмёт воду и стакан, и Люсе велела взять, а Люся забыла.
Находчивая Мила предложила «увести» стакан из пансионатского буфета.
- Я отвлеку буфетчицу, а ты стакан в сумку спрячешь. Потихоньку, никто и не увидит, - изложила Мила на ухо подруге план действий. От плана Люсины щёки заалели.
- Ты с ума сошла? Это же воровство!
- Тшш-шш! – зашипела на неё Мила. – Тихо ты! Ничего не воровство. Будем уезжать, вернём. – И ухватив Люсю за руку, потащила её к корпусам пансионата.
Буфет оказался неожиданно дорогим. Люся хотела уйти, но Мила воспротивилась.
- Давай посидим. Зря, что ли, в такую даль ехали? Посидим как люди, поедим. Я есть хочу.
- Может, лучше на пляже поедим? У нас же всё с собой – и бутерброды, и печенье… И минералка! – уговаривала её Люся, понимая, что из буфета Мила не уйдёт.
- Минералка… А пить ты из горлышка будешь? – Стакан-то у нас один на двоих, забыла? – напомнила вредная Мила.
За стакан, о котором Люция забыла, Мила пилила её всю дорогу до пансионата. «Сколько же можно…» - обречённо подумала Люся. Пришлось уступить. Столик Мила выбрала подальше от буфетчицы. Денег хватило на два пирожных и бутылку Люсиной любимой «Крем-соды». Покончив с пирожным, Мила решительно встала и направилась к буфетной стойке, где потребовала бутылку боржоми (предварительно убедившись, что его нет в меню).
- Боржоми нет. Возьмите «Миргородскую» или «Крем-соду», - предложила буфетчица.
- «Крем-соду» мы, к сожалению, уже взяли.
- Почему же к сожалению? – обиделась буфетчица. – Водичка вся свежая, лимонадики всем нравятся, и детям, и взрослым.
- Ваша "Крем-сода" в горле застревает. В ней, наверное, сода кальционированная, - дерзко ответила Мила.
В зале раздались смешки, на Милу оборачивались, улыбались одобрительно. Буфетчица застыла, словно её парализовало. Опомнившись, она вступила в яростную перепалку, обвиняя Милу в том, что до неё никто на качество воды не жаловался. На что Мила справедливо заметила, что как же – никто, она вот – жалуется. И пошло-поехало…
Тем временем Люся торопливо допила «кальционированную» «Крем-соду» (которая после Людмилиных слов и впрямь застревала в горле), смахнула в сумку стакан, заблаговременно поставленный на самый краешек стола, и сидела красная как пион, уверенная, что все видели её манипуляции. Но никто на неё не смотрел: все взгляды были прикованы к буфетной стойке.
С видом победителя Мила вернулась к их столику и громко скомандовала Люсе: «Пошли отсюда. Поищем другое кафе». – «Другого здесь нет!» - крикнула им вслед обиженная буфетчица, но они уже не слышали. Выскочили из буфета как кукушка из часов и бежали до самого берега. Хитроумный план сработал, хотя получился скандал, и Люся искренне огорчалась… и столь же искренне радовалась, что всё уже позади.
На берегу отдышались, бросив сумки на траву. У Люси ныло плечо: сумка была тяжёлой. Кроме всего прочего, Люся взяла с собой две стеклянные бутылки пива, решив сделать подруге сюрприз. Пиво Люся держала в холодильнике, а везла в пакете-термосе, чтобы в дороге не грелось.
Можно было здесь купить, в буфете, размышляла Люся, волоча тяжелую сумку. Но в буфете такого не было. Или всё-таки было? Нет, вроде бы не было, - радостно думала Люся. Вот Мила обрадуется! А ещё в Люсиной сумке лежали в бумажном пакете две икряные астраханские воблины. Воблу Мила обожала, особенно с пивом. Но это – не сейчас, это сюрприз.
Они дружно выгружали из сумок привезённую снедь – свежие помидоры, сваренные вкрутую яйца, соль в спичечном коробке, хрусткие малосольные огурчики, отварной молодой картофель, кинза, укроп… Мила с торжеством извлекла из пакета солёную черемшу, Люся – банку консервированного тунца и две луковицы, и обе ахнули: стол получился царский!
Под руку Люции попалась шоколадка с орехами, купленная для Милы (обе любили делать друг другу сюрпризы, соревнуясь, кто кого «переплюнет»). В контексте выложенных на походную скатерть яств шоколадка была явно неуместна, и Люся отложила её в сторону. Шоколадку они съедят потом…
Тем временем Мила расстелила на траве покрывало, бросила на него полотенце, завязала в пучок длинные светлые волосы и бултыхнулась в воду. И с визгом выскочила на берег. – «Водичка ледяная! – объявила Мила. – Но ничего, загорать будем. А потом будем всем врать, что весь день из воды не вылезали!» Мила была авантюристка и любительница приключений. И приврать – тоже любительница.
Накрыв яства салфеткой, они улеглись загорать, но солнце светило сквозь облачную дымку, а потом и вовсе спряталось. Оделись – и им стало тепло. Посмеялись – загорать приехали, в свитерах…
Поиграли в карты, побродили по берегу. Облака развеялись, стали перистыми, и Люся залюбовалась ими, улегшись на одеяло (в тёплом свитере) – перистые облака увидишь не часто. Свитер пришлось снять: солнце поднялось высоко, и можно было загорать. Но Мила сидела с недовольным видом. Она рассчитывала на общество – желательно, с преобладанием мужчин, где она, Мила, будет неплохо смотреться на Люсином фоне.
«Фон» она привезла с собой, а «общества» в пансионате не оказалось: одни семейные пары да бабушки с внуками. И Мила расстроилась. Она уже жалела, что согласилась на эту поездку, и злилась на Люсю. Купаться ещё холодно, и чего её понесло в это Пирогово…
От огорчения Миле захотелось есть. Картошка с малосольными огурчиками слегка подняла ей настроение, а тунец вприкуску с репчатым луком и черемшой довершили начатое. Люся была прощена.
- Ну и где твоя шоколадка? – улыбнулась Мила. – Или уже съела?
- Да вон она, на траве лежит, с утра тебя ждёт!
- Да ты что?! – обрушилась Мила на подругу. – С утра на солнце? Да она растаяла вся!
- Ну, не вся… И не с утра, мы сюда в одиннадцать пришли, а солнце только в двенадцать, - отбивалась Люся, но Мила оказалась права.
Под фольгой обнаружилось коричневое озерцо с утонувшими в нём островками орехов. Орехов было много. При виде любимого шоколада, который уже не был шоколадом, превратившись в вязкую размазню, Мила накинулась на Люсю с упрёками, как на пансионатскую буфетчицу.
- Вот ты всегда такая. Всё у тебя не так, как надо. Купаться едут, когда вода тёплая, а она ледяная! А шоколад держат в сумке, а не на солнышко выкладывают. Как мы его есть-то будем?
Люся слушала Милу и кивала головой. Всё у ней не как у людей, Мила права. Рассказать бы ей, как неделю назад она была здесь с Ритой, и Риту увёз кататься на яхте красавец-яхтсмен, а она, Люся, полтора часа крутила неподатливые педали водного велосипеда. А потом спросила Риту, не надоело ли ей так долго кататься. И Рита её высмеяла. Мила тоже будет смеяться: подруга каталась на яхте, а Люся караулила велосипед. За тем её и взяли. Нет, решено, Миле она ничего не расскажет. И стихи не прочитает, которые сочинила, валяясь на диване и изнывая от сжигающей душу тоски. Может, это была тоска по любимому? Но у неё же нет любимого… А стихи, которые получились почему-то о Волге, стихи – есть.
Многоточия
Не сегодня, не вчера кем придумана игра,
Что носила имя Ра?..
В дали дальние течёт эта древняя река,
Потеряла счёт векам...
Волжских плёсов тихий сон, колокольный светлый звон –
От создания времён...
Станет зеркалом вода – выйду на берег гадать,
Буду суженого звать...
С сотворения времён людям снится этот сон,
Что любовью мы зовём...
Ты на миг, река, замри, ты мне милого дружка
Из тумана сотвори...
То ли темень, то ли свет, то ли любит, то ли нет –
Знает лишь река ответ...
Чья-то жизнь водоворот, чья – кувшинок жёлтый мёд,
Чья закат, а чья – восход...
От создания времён до скончания веков
Волга к Каспию бежит...
По весне ломая лёд, выходя из берегов,
Путь прокладывает жизнь.
* * *
Миле надоело упрекать Люсю, тем более, что она не возражала и согласно кивала головой. А когда тебе не возражают, спорить становится неинтересно. И Мила замолчала. Люся взяла тонкую веточку, сняла с неё коричневую шкурку и положила веточку на растаявшую плитку, разделив шоколадное озерцо пополам.
- Вот. Это твоя половина, а это моя.
- Но он же жидкий, чем же его есть? Ложек у нас нет, пальцем что ли?
- Ага! – подтвердила Люся, и обмакнув палец в шоколад, сунула его в рот. – М-мм, вкусно как!
Мила сделала то же самое – сунула палец в шоколад, облизала и сказала удивлённо:
- А знаешь, вкусно. Я никогда не ела жидкий шоколад. То есть, не пила. В кино только видела! – Мила извлекла из шоколадной гущи орешек и захрустела им. – Жидкий шоколад, горячий, на солнышке нагрелся. Экзотика!
- Ну! А кто придумал? – вскинула голову Люся.
- Всё-всё-всё! Все слова беру обратно! Ты просто умница, а я дура, - сказала Мила.
Мир был восстановлен. Подруги увлечённо макали пальцы в шоколад, каждая в свою половинку. Веточка-граница лежала посередине.
- Граница на замке, - пошутила Люся, когда с обеих сторон засверкала чистая фольга.
- А давай всем врать, что мы в пансионате пили горячий шоколад, и шампанское пили, прямо на берегу столики стояли. А потом на яхте катались! А что? Кто проверять будет? – загорелась Мила, и Люся, не любившая лжи, вздохнула. Может, Мила права, и надо врать? Тогда хоть смеяться никто не будет.
- Не поверят, - сказала она.
- Почему это? – обиделась Мила.
- Да хотя бы потому, что в Пирогово не ездил только ленивый. Все знают, что никаких столиков на берегу нет, есть только в буфете. И цены буфетные всем известны. И шампанское с утра не пьют, тем более на пляже. И никто нам с тобой не поверит, смеяться будут.
- Какая же ты зануда, – вздохнула Мила. – Ну, не поверят, и не надо. Мы что-нибудь ещё придумаем, покруче.
Если бы она знала, что придумывать не придётся, что всё случится на самом деле, да такое, что – круче не бывает… Но Люся с Милой об этом не знали и сидели на берегу, жмурясь от солнца и глядя на широкую водную гладь, на которой качались яхты и стремительно проносились катера. Небо очистилось, и солнце жарило вовсю.
- Повезло нам, можно хоть до вечера сидеть. А может, лодку взять, покататься? Где-то же есть лодочная станция, – лениво размышляла Люся.
А между тем, приближалась гроза… Нет, не настоящая, с громом и сверкающими молниями, - гроза была в переносном смысле. Впрочем, она и в переносном смысле оказалась – настоящей.
С берега до них донеслись крики, становившиеся с каждой минутой всё громче и эмоциональнее. Берег был высокий, Люся с Милой сидели наверху, а кричали внизу, и они никого не видели. Крики не прекращались.
Люся с Милой подошли к самому краю обрывистого спуска. Там, внизу, качалась на воде изящная яхта – красивая, как царевна-Лебедь, и с белоснежным парусом. Яхта тоже была белоснежная, с синей широкой полосой, на которой сверкали снежно-белые буквы. «ЖАННА» - прочитала Люся и тихонько ахнула. Она уже видела эту яхту, и название, то есть имя, запомнила.
Этого не может быть. Не бывает таких совпадений. Ритин яхт-клуб совсем в другой стороне, далеко отсюда. И всё-таки – вот она, «Жанна». И Виктор, с которым они с Ритой познакомилась две недели назад. Риты на яхте не было, Виктор был один.
На берегу цыганским табором громоздились разнокалиберные сумки и баулы, и среди них бокастая плетёная корзина, обвязанная цветным платком – и впрямь цыганским! Люся попробовала сосчитать, но сумок было так много, что она сбилась. Между сумками и яхтой, зайдя по колени в воду, стояла толстая тётка и размахивая толстыми руками костерила на чём свет стоит сидевшего в яхте парня, называя его жмотом, буржуем и жлобом.
Возле сумок переминался с ноги на ногу мальчишка лет десяти – тёткин сын. Он, похоже, был рад, что ругань и крики относятся не к нему, и терпеливо ждал. Здесь же маялся тёткин муж – приземистый здоровенный мужичина, который здорово смахивал на кабана. Или на медведя. Люся ещё не определила, на кого.
Кабан (он же медведь) молчаливо ждал, чем всё кончится, не проявляя желания участвовать в «разговоре» (как, впрочем, и хозяин яхты). А тётка не умолкала, на все лады распекая владельца яхты. И без разрыва принималась жалобно просить перевезти её на противоположный берег (берег был едва виден – так он был далеко!) – со всем тёткиным семейством. И со всеми сумками-баулами-корзиной.
«Буржуй» и «жмот» отказывался наотрез, но тётка от него не отставала, не теряя надежды и помня известную пословицу о капле, которая долбит камень.
- Ну неужто в тебе жалости нет? Перевези, что тебе стоит! Мы заплатим. Ведь на автобусе нам полдня добираться, и сумки до остановки тащить… Да когда ещё он придёт, автобус этот, да когда поедет! Неужели совести нет у тебя? – вопрошала тётка, забыв, что минуту назад надсадно орала, обзывая хозяина яхты жлобом и буржуем.
- Да поймите вы, не могу я, - извинительно разводил руками буржуй. – Яхта одноместная, а вас трое. Как я троих через всё водохранилище повезу? Там ветер знаете какой? А яхта одноместная, а у вас ребёнок. Да барахла сколько!
- Да какое же это барахло? – обиделась тётка – Два баула и три сумочки, аккуратные такие… А корзину я на колени к возьму. Доедем как-нибудь, а?
- Что значит – как-нибудь? – вскипел хозяин яхты. – Сказано же вам, яхта одноместная, гоночная, класса «финн». Вёрткая она. Мама сказать не успеешь…
- Ну! – воодушевилась тётка. – И хорошо, что гоночная, нам и надо побыстрее. Вон какая широкая, поместимся! Мы заплатим, не обидим!
Мила с Люсей, давно наблюдавшие с высокого берега сцену торгов, переглянулись: миниатюрная яхта казалась вместительной, в ней, пожалуй, все четверо поместятся, если потеснятся. Сумки, конечно, вряд ли…
Забыв обо всём на свете, подружки жадно впитывали каждое слово яхтсмена. Они и не знали, что сказочно красивые яхты класса «финн» обладают сказочно капризным характером и столь же сказочно неустойчивы и непредсказуемы. Виктор (а это был он) уверял тётку, что перегруженная яхта не будет слушаться и запросто может перевернуться (выбраться из-под неё будет проблематично, если не умеешь нырять и если не получишь по башке бортом – тогда выбираться будет уже некому). Что на большой воде всегда ветер, и плыть вчетвером под парусом равносильно самоубийству. Но тётка его не слушала и всё повторяла: «Ну, отвези. А? Мы заплатим, не обидим… А?»
«Буржую» наконец надоели мирные переговоры, и он сменил тон.
- Сказал, не повезу, значит, не повезу.. С таким багажом вам баржа нужна, а не яхта. Или паром. А я спортсмен, а не паромщик.
- Ах ты… - задохнулась от ярости тётка. – Спортсмен, значит? Да буржуй ты новорусский, и морда у тебя буржуйская! – не выдержала тётка, к радости собравшихся на берегу зрителей.
- Может, и буржуй, – покладисто согласился хозяин яхты. – Но с мешочниками дел не имею.
- Это кто же мешочники? Это мы мешочники? – распаляла себя тётка. – Паша! Лю-у-уди! Все слышали?! Средь бела дня оскорбляют, обзывают как хотят! Он – гляди, какую яхту себе купил! Мы, значит, мешочники, а он, значит, честный? Да ворюга он!
Виктор наконец не выдержал и послал тётку куда следовало. Вместе с семейством и барахлом.
- Да идите вы на ***!! Достали. – И вдруг широко улыбнулся тётке. – Всё равно ведь не повезу, хоть цыганочку спляши.
Собравшиеся на берегу зрители дружно хохотали. Тёткин муж, до сих пор не проявлявший признаков жизни, дёрнул жену за руку и громко прошипел ей в лицо: «Дооралась, дура? Бери сумки, пошли на автобус».
Яхта развернулась, собираясь умчаться прочь, Люся набрала в лёгкие побольше воздуха и звонко крикнула «буржую»:
- Эй, буржуй, подожди! Ты куда? Витя! Ви-иить! Не уезжай!!
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2016/08/18/1372