Первая редакция Живите опасно

Владимир Бородин 4
1.
     - Надейся  на  лучшее,  а  рассчитывай – на  худшее, - пробормотал  себе  Борисов. – Значит,  будем  считать,  что слежка  за  мной  всё  же  ведётся.
    Поэтому  утром  в  пятницу  он  взял  два билета  на  электричку;  по  одному  проехал  на  работу,  а  второй  спрятал  под  обложку  пропуска.
    К  вечеру  он  шёл  своим  обычным  путём  по  перрону  на  подработку  репетиторством,  даже  не  глядя  на  электричку.  И  когда  двери  вагона  уже  закрывались,  Борисов  резко  метнул  себя  в  щель  между  створками.
    Всё  же  двери  больно  сжали  его  со  спины  и  груди;  но  он  диким  усилием  продавил  себя  в  вагон.  «Повезло! – выдохнул  Влад. – Иначе  бы – мясорубка…».
    До  платформы  «Чайка»  он  ходил  по  вагонам,  проверяя,  есть   ли  «хвост» .  И  контролёр  был  уверен,  что  заметил  «зайца».  Но  Борисов  небрежно  вынул  билетик   из  пропуска.  А  на  безлюдной  по вечерам  «Чайке»  он  вышел;  проследил,  чтобы  ушли  все  четверо,  сошедших  здесь  же,  и  купил  билет  на  электричку  до  Уссурийска.
    В  Уссурийске  он  в  кассу  не  пошёл,  а  свернул  сразу  на  четвёртый  путь,  где  в  это  время  стоял  рабочий  поезд  до  депо  «Ружино»:  тепловоз  и  пара  вагонов.  За  наличные  он  взял  Влада  с  бригадой  путейцев.  На  полпути,  в  Шмаковке,  Борисов  сошёл.  Ни  «хвоста»,  ни  даже  следов  за  собой.
    Переночевал  Влад  в  стогу  сена;  а  наутро,  часов  в  десять,  подошёл  к  дому  тёти  Томы  Иванцовой  в  посёлке  Кировском,  бывшей  Успенке.  И  тут – невезуха:  в  доме  никого  не  оказалось.  А  старая  соседка  сказала,  что  тётя  Тома  и  дядя  Боря  отправились  в  санаторий  «Горные  Ключи»  на  подработку  в  выходные.  Как  без  шабашки  в  этом  1991-ом  году?!
    Через  пару  часов  голодный  и  злой  Борисов  уже  был  в  санатории.  Но – опять  непруха:  администратор  сказала,  что  Иванцовы  только  что  уехали  на  своей  «Ниве»  в  Еленовку  до  «после  ужина».  Автобус  туда  лишь  со  стороны  Успенки,  то  есть  посёлка  Кировского.   Однако  отсюда  скоро  пойдёт  бусик  до  Иннокентьевки,  а  там – тринадцать  километров –  попуткой,  если  повезёт.  И  Борисов  решился:  время  дорого.
    Через  полчаса  он  был  уже  в  большом  селе  Иннокентьевка  на  правом  берегу  Уссури.  «Отсюда  родом  Людка  Краева, - вспомнил  он.  А  дальше – ноги  в  руки  и  пешком  по  узкой  грунтовке  среди  болотистых  лугов.  Давила  предгрозовая  жара;  над  лесом  уже  вырастали  башни  облаков  с черноватой  подошвой. 
    Сопки,  покрытые  лесом,  виднелись  далеко  слева;  лишь  одна  гора  Крутая – справа.  От  слияния  речек  Хуторной  и  Кедровки  начались  поля,  а  там  и  Еленовка  показалась.  Не  очень  большая,  но  всё  же…  Как  найти  Иванцовых?
    «По  легковушке  найду», – сообразил  Влад  и  пошёл  вдоль  длинной  улицы,  заглядывая  во  дворы  сквозь  штакетник.  «Да  вон  она,  рыжая  «Нива»,  в  самом  конце  улицы  возле  небедного  дома,  за  которым  строится  коттедж».
    Номер  машины  Иванцовых  Влад  не  знал; а  потому  подошёл  к  калитке  подразнить  собаку  во  дворе:  пусть  вызовет  кого-нибудь  из  дома.
    Грохнул  выстрел!  Прямо  внутри  дома.  Пёс  на  цепи  тоскливо  завыл. 
    «Ничего  себе  развлекуха! - подумал  Борисов. – Или…  несчастный  случай?  Зайти?  А  пёс…»
Дверь  распахнулась  от  мощного  пинка  изнутри;  на  крыльцо  выбежал  молодой  мужик  с  двумя  ружьями  и  патронташем,  за  спиной – рюкзак.  Жутко,  с  воем  взлаяла  собака  и  сразу  получила  выстрел  в  морду.  Чуть  взвизгнула и  забилась  в  конвульсиях.
    Влад  отступил  за  «Ниву»,  спрятался.  Но  и  мужик  метнулся  к  легковушке  и  тут  заметил  Борисова.  «Стрельнет!...», - похолодел  Влад.  Мужик  рванул  дверцу  машины,  бросил  на  заднее  сиденье  ружье,  а  второе  мгновенно,  как бывалый  охотник,  перезарядил  и  навёл  на  Борисова:
  - В  машину! – рявкнул  он,  показав  «тулкой».  Влад  полез,  как  мог;  но  пинок  под  зад  вбил  его  туда  быстро.  «Охотник»  снял  рюкзак,  бросил  его  и  ружьё  на  заднее  сиденье,  а  сам – за  руль.  «Не  убежишь…»,  - понял  Борисов.  Лишь  сейчас  он  осознал,  что  произошло:  «Хозяин  дома,  видимо,  убит.  А  убийца,  вот  он,  отвезёт  меня  в  лес  и…».  Влад  застыл,  окаменел.
2.
    Новая  жизнь  начинается  с  понедельника;  потому  он  и  тяжёлый.  К  обеду  заведующий  лабораторией  радиофизики  океана  Пролазов  уже  разрулил  полдюжины  проблем  и  вспомнил  о мелочи:  не  прибыл  на  работу  инженер  Борисов.  «Ну,  заболел, - ещё  с  утра  решил  завлаб, - позвонит  скоро».  Однако,  звонка  всё  нет…  Пролазов  достал  журнал  явки  сотрудников,  набрал  номер  телефона  из  списка  на  форзаце  и,  услышав  глухой  женский  голос,  догадался:
  - Товарищ  Борисова?  Владислава  можно?
  - Он  в  командировке;  ещё   в  пятницу  уехал, - ответила  мать  Борисова.
  - Что?!  В какой  командировке?... – оторопел  завлаб. – Кто  его  послал?
  - Институт  послал.  Срочно.  А  кто  его  спрашивает? – забеспокоилась   Борисова.
  - Приятель, - соврал  завлаб,  мгновенно  поняв,  что  лучше  уйти  от  расспросов.
    Положив  трубку,  он  задумался:  Борисов  за  шесть  лет  работы  в  институте  во  лжи  не  был  замечен,  по  крайней  мере  в  лаборатории.  Да,  скрытный;  точнее,  общительный,  но  себе  на  уме.  Подружку  завёл?  Пора  бы:  двадцать  восьмой  год  пошёл.  А  прогул  ему  придётся  ставить – вдруг  действительно  что-то  случилось.
    Во  вторник  утром  телефон  завлаба  загудел,  высветив  номер  Борисова.  «Слава богу, - обрадовался  Пролазов,  хватая  трубку;  но  -  снова  звонила  мать  инженера:
  - Это  институт? – спросила  она;  и  на  «Да»  продолжила:
  - Почему  Слава  не  вернулся?  Говорил,  командировка  на  выходные,  а  уже  вторник.  Её  продлили?  Где  он?  Где?
  - Простите,  как  Вас  зовут? – спросил  Пролазов,  погасив  зародыш  истерики  у собеседницы.
  - Евгения  Павловна.  А  что?
  - А я – Валентин  Иванович,  заведующий лабораторией,  где  Ваш  сын  работал.
    Тут  Пролазов  похолодел:  «Боже,  как  это  вырвалось?»  И торопливо  добавил:
  - То  есть  работает,  работает.  Но…  второй   день  на  работу  не  вышел.  Вы  не  волнуйтесь,  но  мы  его  никуда,  ни  в  какие  командировки   не  посылали.
  - Что?!  Что  Вы  сказали?  Как  это?...  А где  же  он?
  - Уважаемая  Евгения  П-п… Петровна!  Я  искренне  Вам  сочувствую;  но…  обратитесь  в  райотдел  милиции  с  заявлением.  Они  найдут  Владислава.  Найдут!
    Борисова  не  отвечала;  секунд  через   десять  она  положила  трубку.
3.
    Гражданка,  Вам  чего? – спросил  дежурный  РОВД  Борисову,  будто  заподозрив в  ней  шахидку.
  - Заявление  подать;  сын  потерялся, - умоляюще  ответила  Евгения  Павловна.
  - Сколько  лет? – сразу  начал  допрос  дежурный.
  - Пятьдесят четвёртый  пошёл, - смутилась Борисова.
  - Да  не  Вам, - с  досадой  пояснил  дежурный, - а  пропавшему.
  - Двадцать  семь, - торопливо  сказала  Евгения  Павловна.
  - Налево,  окно  второе, - буркнул  дежурный,  и  блокировка   турникета  щёлкнула:  «Идите!»
    Девица  во  втором  окошке-амбразуре  взяла  заявление  Борисовой;  мельком  глянула  и  тут  же  вернула,  добавив  бланк  на  двух  листах:
  - Заполняйте!  Без  ошибок.
    Евгения  Павловна  заполнила  бланк  быстро  и  даже  каллиграфическим  почерком  счетовода;  но  пришлось  минут  пять  ждать  ушедшую  куда-то  девицу.  Наконец,  она  появилась.
    - Девушка,  я  очень  прошу,  как  бы  так,  чтобы  быстрее  нашли…, - завела   речь  Евгения  Павловна. – Он  ведь  ещё  в  пятницу  пропал,  четыре  дня  уже.
  - Как  положено:  через  трое  суток  с  даты  подачи  заявления  откроем  дело, - привычно  сказала  девица.
  - Как?! – ужаснулась  Евгения  Павловна. – Это  же  неделя  пройдёт!
  - Гражданка,  у  нас  первоочередные – дети;  потом – девчонки  молодые:  тут  каждое  второе  дело – криминал.  А  Ваш  «младенец» - тридцати  лет.
    «Да,  конечно, - подумала  Евгения  Павловна. – детей  теряют,  девчонок  воруют,  насилуют,  убивают…   Ой,  не  дай  бог!»  И  она  побрела  домой.
    А  вечером  ей  стало  совсем  уже  страшно,  она  места  себе  не  находила.  Хотелось  выть,  как  одинокой  волчице.  Предчувствие непоправимой  беды?
    И  в  этот  момент  звякнул  «колокольчик»  дверного  звонка.  Он?  Нет,  его  почерк  она  бы  узнала  даже в  стандартном  «клюм-клюм»;  да  и  ключ  он  имеет.  Вытерев  слёзы,  Евгения  Павловна  открыла  дверь.  Женщина!  Выдаёт  себя  за  молодую,  но  ей  давно  за  сорок.
  - Добрый  вечер,  Евгения  Павловна.  Я – Маша,  работаю  вместе  с  Владиславом.  А  он  дома?
  - Нет.  Разве  Вы  не  знаете? – удивилась  хозяйка.
  - А  что  случилось? – спросила  гостья  без  особой  тревоги.
  - Он  уехал   ещё  в  пятницу,  а  куда – не  сказал…
  - Да?! – удивилась  Маша. – Вот  досада.  А  мне  срочно  понадобилась  одна  моя  книжка,  для  научной  работы.  Я  ему  давала  прочитать.  А  на  завтра  обещала  одному  профессору,  доктору  наук.   Дорогая  Евгения  Павловна,  пожалуйста,  позвольте  мне  посмотреть  книжки  Владислава: может  быть,  я  свою  увижу.  Ну,  пожалуйста!
    Борисова  чувствовала  себя  измученной  и  одинокой,  а  потому  появление  другой  души  рядом  сильно  облегчало  её  страдания.  И  она  с  тихой  радостью  согласилась:
  - Да,  конечно,  проходите.  Вон  там  комната  Славы.  Видите,  сколько  книг,  журналов,  ксерокопий,  бумаг  всяких.  Я  в  этом  ничего  не  понимаю,  да  и  сын  очень  просил  ничего  не  трогать.  Ищите  Вашу  книгу;  только  уж  попрошу  не  очень  перемешивать.
    Маша  переобулась  в  предложенные  тапочки  и  радостно  впорхнула  в  кабинет-спальню,  не  забыв  свой  портфель.  А  Евгения  Павловна  вдруг  вспомнила  про  ужин  и  пошла  готовить  чего-нибудь  на  двоих:  хотелось  задержать  эту  женщину,  поговорить  с  ней   о  сыне…
    Минут  через  двадцать  хозяйка  позвала  гостью  на кухню:
  - Маша,  сделайте  перерыв,  пойдёмте  поужинаем  вместе.  Идите-идите,  не  стесняйтесь.  Вот  здесь  можно  руки  помыть.
    Гостья  не  стала  изображать  стеснительность,  быстро  прошла  в  ванную-туалет  и  через  пять  минут  уже  сидела  напротив  Евгении  Павловны.
 - Никак  не  находится, - сокрушённо  сказала  Маша. – И  куда  он  мог  её  подевать?!  А  в  Вашей  комнате  не  может  быть?  А  в  какой-нибудь  кладовой?
  - Да  не  переживайте  Вы  так, - успокоила  её  хозяйка. – Объясните  своему  профессору;  ведь  не  Ваша  вина,  что  Слава…  отсутствует.
  - Понимаете,  тоненькая  такая  книжка;  ну,  брошюрка,  даже  тоньше.  Вот  пришлось  все  бумаги  перебирать.
  - Да,  бумаг  у  него  прорва, - согласилась  хозяйка, - последние  годы  всё  пишет  и  пишет.  И  по  вечерам,  и  в  выходные.  Совсем  стал  молчаливый,  грустный  какой-то.
  - Ну,  так  нельзя, - поддержала  её  Маша. – Сам  господь  отдыхал в  субботу.  А  друзья  к  нему  приходят?  Вы  их  знаете?
  - Ну,  вот  Игорь  Береснев  бывает,  из  Института  географии.  Он – турист  заядлый,  всё  в походы  Славу  сманивает.  А  со  Стёпой  Чорновязом  Слава  с  первого  курса университета  дружит.  Стёпа  из  Украины  приехал,  где-то  из-под  Полтавы.  Он тогда  забавно  так  говорил:  хвизыка,  хвотограхвия.  Шустрый  такой,  его  и  прозвали  Хвотон – Фотон  значит.  Сейчас  на  свою  мову  переходит  только  при  большом  волнении.
    Помолчав,  Борисова  продолжила:
  - Вот  ещё  друг  детства,  Лёня  Саранский,  заходит  между  рейсами.  Он – штурман  дальнего  плавания,  инженерно-морское  училище  закончил,  академию,  как  сейчас  называют.
    Маша  быстро  с  ужином  управилась;  но  чай  не  допила:
  - Ой,  Евгения  Павловна,  интересно  с  Вами,  но – поздно  уже.  Я  ещё  минут  двадцать  пошарю  с  Вашего  позволения.  Там  один  ящик  стола  заперт;  вот  чувствую – в  нём  брошюрка.  Ключика  нет  ли?
    Лёгкая  тень  недоумения  мелькнула  на  лице  хозяйки;  Евгения  Павловна  отрицательно  помотала  головой.
    Минут  через  пятнадцать,  когда  хозяйка  уже  убрала  со стола  и  вымыла  посуду,  Маша  вышла  из  комнаты  Владислава  и  удручённо  сказала,  что  ничего  не  нашла.  Быстро  простилась  и  смело  ринулась  во  мрак  ночи,  помахивая  своим  портфелем.
4.
    Евгения  Павловна  спала  плохо;  но  в  куче  мрачных  мыслей  нашла  идею:  пока  милиция  раскачивается,  подключить  к  поискам  сына  его  друзей.  Ну,  Саранский  сейчас  в  рейсе,  а  двое  других?  И  утром  она  поехала  в  Академгородок.
    В  Институте  географии  Евгении  Павловне  сообщили,  что  Игорь  Береснев  убыл  в  экспедицию  ещё  полмесяца  назад:  ведь  золотое  времечко  для  полевых  работ.  Институт  океанологии  она  обошла  стороной:  там всё  знают,  а  раз  не  звонят,  то…  Институт  морской  биологии  недавно  въехал  в  новое  здание,  и  Борисова  ожидала  неразберихи.  Но – Чорновяза  ей  вызвали  мгновенно.
    Степан  был  ошеломлён  и  встревожен  исчезновением  друга.  Сидя  на  диване  в  фойе,  Борисова  подробно  поведала  ему  обо  всём,  даже  о  заявлении  в  милицию.  Но  он  слушал  как-то  невнимательно,  глубоко  задумавшись.  Евгения  Павловна  даже  обиделась;  но  вдруг  сообразила:  он  о  чём-то  догадывается,  что-то  знает.  Когда  она закончила,  упомянув  и  о  вечерней  гостье,  Чорновяз  тихо  сказал:
  - Здаеться, я  знаю,  що  робыты.  Идите  додому,  заспокойтыся.  Усе  будэ  гаразд.
    Проводив  Борисову,  Степан  вернулся  в  лабораторию, но  работал  уже  на  автопилоте.  Все  мысли – где  Влад?  «Уехал  он  сам,  спокойно;  но ведь  скрыл  от  всех  цель,  даже  от  меня», - думал  Хвотон.  «Так,  о  чём  мы  с  ним  последний  раз  говорили?  Он:  «А  не  сжечь  ли  мне  свой  диссер?  Всем  лучше  будет.  И  черновики  сжечь,  все  листочки,  до  одного…».  Я:  «Ну-у…  столько  работы – и  в  дым…  Вспомни,  как  прошлым   летом  ты  в  дворники-ассенизаторы нанялся,  лишь  бы  дописать.  Утром  и  вечером  отработал,  да  и  пиши  весь  день».  Он:  «Да,  неплохо  было:  и  деньги  заметные  шли,  и  кормёжка.  А  как  же:  детский  лагерь,  «Артек»  районного  масштаба!  И  до  райцентра,  Кировского, недалеко».  Я:  «Помню,  ты  тогда  книг  оттуда  привёз  редких,  целый  рюкзак».  Он:  «А  свои  старые  пришлось  у  тётки  бросить,  да  и  черновики…».  Стоп!  Черновики  диссертации – у  тётки.  Не  за  ними  ли  Влад  поехал?»
    Чорновяз  взялся  за  работу,  как  бешеный,  даже  на  обед  не  пошёл.  Зато  отпросился  на  пару  дней  не  появляться  в  институте.  Впрочем,  в  том  году  научников  легко  отпускали  на  всякие  подработки;  иначе  бы  последние  разбежались  при  таких  мизерных  зарплатах.
    «Матери  Влада  ничего  говорить  нельзя, - думал  Хвотон  по  пути  домой. – Зачем  обнадёживать:  вдруг  это  всё  мои  фантазии?  Да  и  Влад  её  в  эти  дела  не  посвящает.  А  как  адрес  тётки  узнать?  Ну,  она – заслуженная  учительница,  муж  её – лучший  в  районе  баянист.  Найду!…  А  ещё  Влад  признался,  что  даже  звонить  тётке  не  может:  боится  прослушки.  Да!  И  есть  к  тому  основания…».
    Утром  следующего  дня  Чорновяз  уже  был  в  райотделе  милиции.
  - Я  щодо  справы  Борисова:  вин  загубывся,  то  есть  потерялся!» - заявил  он в  «Дежурную часть».
  - А  кто  следователь,  кто  ведёт  это  дело? – спросил  его  лейтенант  с  повязкой.
  - Н-не  знаю, - простодушно  развёл  руками  Степан.
   Дежурный  позвонил  в  канцелярию  и  с  облегчением  сообщил  Хвотону,  что  дело  ещё  не  открывали,  а  потому  и  следователь  не  назначен.  А  завтра – пятница;  так  что  ждите,  гражданин,   до  понедельника.  А  лучше – до  повестки:  следаку  виднее,  когда  Вас  вызывать.
    «Может,  и  к  лучшему, - успокоил  себя  Степан, - начали  бы  из  меня  вытягивать,  откуда  я  знаю,  где  Влад,  почему  он  темнит.  А  вдруг  он  не  там?  Тогда  я  дал  бы  ментам  ложный  след…   Нет,  надо  ехать  самому».
    Собраться – подпоясаться:  взял  паспорт,  фотку  Влада,  бутербродов;  переобулся.  А  где  взять  денег?  Хвотон  почти  всё  отсылал  «батькам»,  в  Украину,  и  сидел  на  мели.  Ну,  туда – хватит,  если  электричкой  до  Уссурийска;  а  дальше - попутками?  Как  всякий  обычно  занимающий  другим,  Степан  не  умел  брать  в  долг.  Но  он  сообразил:  «Возьму  с  собой  горилку  и  продам  там.  Четыре  бутылки  «Столичной»  с  серебряными  этикетками  и  красными  головками».  В  тот  год  водку  давали  по  карточкам:  бутылка  в  месяц  на  душу;  и  грех  был  не  отоварить  карточку  чуть  ли  не  в  драку.
5.
    Утром  в  пятницу  Чорновяз  прибыл  попуткой  в  Кировский,  узнал  в  Администрации  посёлка  адрес  заслуженной  учительницы,  «у  которой  муж – баянист»,  её  фамилию  и  нашёл  эту  улицу  Ручейную.
    Степан  подошёл  к  калитке.  И  сразу  к  её  обратной  стороне,  гремя  цепью,  бросился  крупный,  с  волка,  но  рыжий  пёс.  Его  остервенелый  лай  уже  через  минуту  дал  понять,  что  хозяев  нет дома.  Зато  из  следующего  двора  появилась  ещё  крепкая  старуха  и  вопросительно  уставилась  на  Степана.
  - Добрый  день, - сказал  Чорновяз. – Вижу,  что  хозяев  нет  дома.  А где  ж  они?
  - В  Шмаковку  уехали,  на  курорт, - ответила  соседка. – Подработать  на  выходные:  сам-то  на  баяне  играет,  а  Тамара – при  кухне.  Я  вот  за  домом  слежу.  Псину  покормить,  корову  вечером  принять…  А  ты  кто  будешь?
  - А  скажите,  пожалуйста,  был  тут  в  прошлую  субботу  хлопец  моих  лет,  но  повыше  на  голову? – проигнорировав  вопрос,  подошёл  Степан  к  старухе.
  - Да,  был  утром  тут  парень,  Тамару  спрашивал;  а  она  с  Борисом  ещё  в  пятницу  укатила. 
  - Ось,  посмотрите,  он  или  нет? – спросил  Степан,  доставая  фото.
  - Он, - сказала  соседка, - точно  он!  А  что  он  натворил?  Зачем  ему  Тома-то?
  - Да  ничего!  Я  не  из  милиции, - ответил  Чорновяз.  -  А  как  мне  Иванцовых-то  найти  в  Шмаковке?
    Старуха  понимающе улыбнулась:  знаем,  мол,  вас,  сыщиков,  и  посоветовала:
  - В  главный  корпус  идите,  там  дежурная;  да  баяниста  из  Успенки  все  знают!  Только  автобус  от  нас  будет  в  два  тридцать.  Лучше  на  трассу  выходите  да  голосуйте.  А  не  повезёт,  так  автобус  подберёт.
    Хотел  бы  Степан  спросить,  где  тут  можно  водку  продать,  да  вдруг  решил:  «На  курорте  продам;  там  и  денег  дадут  больше  измученные  нарзаном,  и  быстрее  купят».
6.
    Уже почти  час  как  Степан  шёл  вдоль  трассы,  и  зной допёк  его  не  по-детски.  Да  и  четыре  бутылки  водки – это,  со стеклотарой,  почти  три  кило.  И  ни  один  шофёр  попутных  машин  не  брал  его,  даже  газок  не  сбрасывал,  пролетая  мимо.  Чего  это  они?
    Хвотон  уже  отчаялся  и  высматривал  дерево  у  обочины,  где  можно  в  тени  ждать  автобус.  Вон  мотоцикл  с  коляской  догоняет;  да  ну  его!  Тем  более – водила  с  пассажиром.  Но  «Иж-Юпитер»  вдруг  сам  лихо  подкатил  к  Чорновязу.  Молодой  парень  молча  вылез  из  коляски,  достал  из  неё  шлем  танкиста  и  сел  сзади  водителя.  А  тот,  не  говоря  ни  слова,  показал  Степану  в  люльку.
    Не  веря  счастью,  Хвотон  шустро  влез  на  место,  улыбаясь:  «Спасибо,  хлопцы!»  Ему  надели  шлем,  и  мотоцикл  рванул  с  места  в  карьер.
    Из  благодарности  Чорновяз  хотел  разговорами  развлекать  парней,  хотя  пришлось  бы  кричать поверх   рокота  мотоцикла.  Но сразу  уловил  полное  равнодушие  благодетелей  к  своей  персоне  и  умолк.
    Километров  десять  «Иж»   пролетел  стрелой,  благо  водитель  был  виртуозом  своего  дела.  И,  как  по  заказу,  свернул  с  трассы  к  Шмаковскому  санаторию.  Не  успел  Степан  обрадоваться,  а  «ижак»  напротив  первой  многоэтажки,  ещё  почти  в  поле,  резко  тормознул.  Парень с  заднего  сиденья  спрыгнул,  сорвал  с  головы  Хвотона  шлем,  нахлобучил  ему  свой  и  повелительно  указал  на  место,  где  он  только  что  сидел.
    Степан  подумал,  что  горилку  в  люльке  не  оставишь – побьётся;  а  держать  в  левой  руке  сумку,  уцепившись  одной  правой  за  кольцо  седла  водителя – риск.  Он  посмотрел  вслед  побежавшему  к  многоэтажке  «танкисту»  и  сказал  водителю:
  - Ещё  раз  спасибо.  Я  отсюда  и  сам  доберусь…
  - Садись! – жёстко  велел  тот;  и Хвотон  покорился,  успокаивая  себя: «Ну,  к  лучшему:  до  рынка,  небось,  километр».
    Но  уже  на  въезде  в  Горные  Ключи  ждала  засада:  белая  «Хонда»  с  надписью  «Милиция»  рванулась  наперерез.  Мотоциклист  чудом  проскочил  перед  её  радиатором,  задрав  коляску  в  воздух.  Не  меньшее  чудо – Степан  удержался  в  седле:  сил  хватило!  Только  бутылки  звякнули,  будто   их  полдюжины.
    Пока  менты  поворачивали,  «ижак»  оторвался  метров  на  двести.  «Пилот»  свернул  влево  на  узкий  асфальт;  но  и  «Хонда»  вписалась  в  поворот.
    «Конечно,  поймают, - осознал  Хвотон, - куда  же  с  коляской…».  Но  мотоциклист  не  сдавался;  видимо,  он  отлично  знал  дорогу,  и  верил,  что  она  будет  свободна.  Лента  асфальта  пошла  в  горку  серпантином.  Коляска  едва  не  цеплялась  за  столбы  и  столбики  справа.  Стёпа  живо  представил:  «Зацепимся – в  тот  скалистый  овраг  улечу.  А  спрыгнуть – без  шансов…».  Но  какой-то  фатализм  украинца  овладел  им;  даже  вспомнил  юмор  Тарапуньки:  «Як  зачепывся,  так  пид  мотоцыклом  очутывся».
    Парень  за  рулём  рвался  к  трассе;  но  милицейская  «Хонда»  всё-таки  прижала  его  к  обочине.  Он  резко  затормозил,  и  Степан  врезался  всем  телом  в  его  жёсткую  спину.
    Из  «ментовки»  споро  вышли  два  милиционера,  шофёр  остался  за  рулём.  «Не  разбилась  горилка, - удивился  Хвотон. – Вот  заберут  её;  хлопцу  статью  подвысят…  Да  и  меня  привлекут.  Ну,  влип!  Бежать?  Он  попробовал  отступать  назад;  менты  на  него – ноль  внимания.  А  парень  стоял  абсолютно  спокойно.  Подошедший  первым  резко  ударил  его  в  живот,  и  он  согнулся.  Заломив  ему  руки,  менты  повели  его  к  «Хонде».  И  тут  Степан  рванулся  к  ним,  подумав:  «Свидетелем  буду!»
    Парня  впихнули  на  заднее  сидение,  и  крайний  мент  вдруг  злобно  рявкнул  на  Хвотона:
  - Пошёл  вон! – и  добавил  гнусный  мат.
    Хвотон  остановился,  недоумевая:  «Даже  паспорт  мой  не  спросили,  не  обыскали  меня…».
  - Пошёл  вон,  дурак! – повторил  мент  уже  много  вежливее,  сел  за  руль  мотоцикла,  и  вся  их  компания  поехала  вперёд.
   «Не  нужен  им  свидетель, - понял  Хвотон. – Старые  счёты:  давно  уже  они  знакомы  с  этим  хлопцем;  да  и  он  с  ними.  Я  же  сыграл  роль  маскировки:  по  трассе  передали  задержать  двух  на  "Иж-Юпитере,  а  со  мной  стало  трое.  Потом и  вовсе  подменил  собой  главаря».
    И  побрёл  Степан  в  санаторий.
7.
    Уже  на  подъёме  к  павильону  с  нарзаном,  за  сто  метров,  к  Степану  приклеился  мужичок  с  красноватеньким  носом.  Уловил  он  чуткими  ушами  музыку  бутылочного  звона  и  протянул  Хвотону  в  полтора  раза  больше  червонцев,  чем  тот  ожидал.  Это  заметили  из  кустов  двое  в  пижамах  и  с  военной  выправкой;  и  пара  «Столичных»  ушла  за  ту  же  цену.  Через  полсотни   метров  кавказец  купил  последнюю  согласно  таксе  и  вместо  «Спасибо»  сказал:  «Эщо  нэси!»  Степан  разбогател  несказанно.
    Хвотон  смекнул  спросить  у  администратора  именно  о  баянисте  Иванцове;  и  сразу  получил  ответ:
  - Борис  Алексеич?  Они  вон  там,  в  девятом  служебном.  Недавно   приехали.
    В  номере  оказались  пожилой  интеллигентный  брюнет  и  солидная  блондинка,  похожая  на  актрису  Драпеко.
  - Добрыдень!  Вы  Иванцовы?  А  я – Стёпа  Чорновяз,  друг  вашего  племянника,  Борисова, - начал  Степан.
  - Вот  видишь, - повернулась  к  мужу  блондинка, - я  же  говорила,  что  это  Слава  из  Владивостока    искал  нас  прошлую  субботу;  соседка  точно  описала.
  - Твоя  правда,  Тома, - признал  брюнет  и  спросил  у  Степана:
  - А  где  Слава  сейчас?  Что  же  он  не  звонил,  что  приедет?
    Тянуть  время  не  было  смысла,  и  Хвотон  брякнул:
  - Никто  не  знает,  где  он.  Вот  неделю  назад  и  потерялся…
  - То  есть  как?! – первой  воскликнула  тётка. – Какой  ужас!
    А  дядька  Борис  рассудил:
- Дарья  его  направила  к  нам  в  санаторий,  так?  И  говорила,  что  он  был  полон  решимости  сюда  ехать.  Пойду  узнаю,  кто  из  администраторов  дежурил  днём  в  прошлую  субботу,  допрошу  её.
    Степан  остался  с тёткой  и  попытался  её  успокоить.  Но  она  прошептала:
  - Вы  не  понимаете!  Если  Слава  отсюда  за  нами  в  Еленовку  погнался,  то…  Там  было  страшное  убийство  в  тот  день,  беглый  арестант  расстрелял  пасечника.  Ой,  я  боюсь  даже  думать…  Дай  бог,  чтобы  Славы  там  не  было!
    Чорновяз  понял:  Борисов  там  был!  Не  мог  не  быть:  тётка  ему  была  нужна  позарез.  Степан  ещё  с  полчаса  бормотал  что-то  утешительное  Тамаре  Павловне,  пока   не  вернулся  Борис.
  - Еле  нашёл  ту  дежурную!  Вот  неприятная  дама:  говорит,  что  в прошлую  субботу  прорва  молодых  парней  меня  спрашивали,  всех,  мол,  не  упомнишь,  и  вообще  она  не  обязана.  Она  многим  отвечала,  что  мы  в  Еленовке.
  - Вы  простите,  но  я  убеждён,  что  Влад  туда  обязательно  должен  был  поехать, - вмешался  Степан.
  - Едем! – решительно  сказала  Тамара. – У  тебя  ведь  концерт  после  ужина.
  - Да,  едем  в  Еленовку, - поддержал  её  муж. – Только  я  уже  договорился,  что  нас  покормят  досрочно.  И  нашу  старушку «Ниву»  тут  в  гараже  посмотрят,  чё  там  у  ней  барахлит.  А  завгар  даёт  мне  свой  уазик,  щас  доверенность  делает.
8.
    В дороге  общительный  Хвотон  решил  развлечь  Иванцовых  рассказом  о  приключении  с  «Иж-Юпитером»  и  «Хондой»  в  юморном  ключе.  Борис  молчал  за  рулём,  будто  и  не  слышал;  а  заслуженная  учительница  помрачнела  ещё  больше  и  с  болью  сказала:
  - Это  мои  ученики…  И  ребята,  и  милиционеры.  Ой,  какая  страшная  война.  И  будет  ещё  ужаснее.  А  ничего  не  поделаешь!...
  - Какая  война? – не  понял  Степан. 
  - Местная  гражданская;  или  лучше  сказать  партизанская, -  ответила  Иванцова. – Потом  объясню.
    На  въезде  в  Еленовку  их остановил  блокпост.  Один  милиционер  с  автоматом  остался  у  бетонного  блока  на  обочине,  другой  автоматчик  подошёл,  небрежно  козырнул  и  потребовал:
  - Документы!  Куда  едем?
     Иванцов  протянул  паспорт  и  доверенность  на  уазик,  Чорновяз  порылся  в  сумке  и  достал  свой  паспорт;  а  Иванцова  растерялась:
  - А  у  меня  нет  ничего…  Я  в  паспорт  мужа  вписана…
  - Так…  «зарегистрирован  брак», - сказал  постовой, - с  Егоровой  Т. П.  А  чем  подтвердите,  что  именно  Вы – Егорова  Т. П.?
  - Послушайте,  я  подтверждаю! – веско  сказал  Борис  Алексеевич. – Это  моя  жена,  заслуженная  учительница;  её  весь  район  знает.
  - Я – не  из  вашего  района, - отрезал  милиционер. – А  к  кому  едете?
  - Да  что  тут  у  вас  происходит? – возмутилась  Иванцова.
  - Оперативные  мероприятия, - нехотя  пояснил  автоматчик. – Так  к  кому  едем?
  - К  вашему  начальству, - нашёлся  Степан. – Имеем  важное  сообщение.
     Милиционер  насмешливо  ухмыльнулся  и  негромко  крикнул  через  плечо:
  - Сержант,  проводи!  И  доложи,  что  женщина  без  документов!
    Из-за  бетонного  блока  вышел  третий  автоматчик,  подошёл  и,  бросив  Хвотону  «Подвиньтесь»,  уселся  рядом.  По его  подсказкам  приехали  к  школе.
    Видимо,  с  блокпостом  была  связь,  так  как  на  крыльце  их  уже  кто-то  ждал:
  - Сержант,  давай  парня  из  Владивостока!  Остальные – останьтесь.  Впрочем,  можете  сюда,  в  тень.
    Чорновяза  ввели  в  учительскую.  Капитан  милиции  из-за  стола  кивнул  Степану  на  стул  перед  собой.
  - Так  что  Вы  нам  имеете  сообщить?
  - Здесь  у  вас  человека  убили, - начал Степан,  так  я  знаю:  пропал  ещё  один,  мой  друг.  Тогда  же,  в  момент  убийства.
    Капитан  посерьёзнел,  дал  Хвотону  с  десяток   листов  бумаги  и  ручку:
  - Садитесь  вон  туда,  в  угол,  и  пишите  всё,  что  знаете  по  делу.  Поставьте  дату,  время,  подпись.
    Пока  Степан  строчил  показания,  капитан,  оставив  заместителя,  успел  «побеседовать»  с  Иванцовыми  в  другой  комнате  и  вернуться.  Бегло  просмотрев  писанину  Хвотона,  он  предложил  ему  задержаться  в  Еленовке  на  день-два  «для  опознания…».  Хвотон  вздрогнул:  «Для  опознания  трупа?»  Пришлось  согласиться.
  - Жильё  мы  тебе  устроим, - пообещал  капитан. – Иди  попрощайся  с  Иванцовыми.
    Тамара  Павловна  выглядела  запуганной,  дядька  Борис – удручённым.
  - Ничего  они  не  знают, - сказал  Иванцов. – Или  не  хотят  говорить.  Блокировали  район  до  Верхней  Шетухе  и  по  трассе  Ракитное – Ариадное.  Мобилизовали  охотников  на  прочёсывание.  Нам  запретили  тут  ездить.  Правда,  обещали  звонить,  если  что  прояснится.
  - Ты  тоже  звони  нам,  Стёпа, - вмешалась  тётя  Тома. – Вот  телефон  администратора  санатория,  а  вот – наш  домашний.
  - Добре,  сказал Хвотон. – Только  и  Вы  обещайте,  что  спрячете  все  бумаги  Влада.  И  никому  их  не  выдавайте;  никому,  даже  властям.  Так  надо.
    Иванцовы  переглянулись.  Помолчав,  Тамара  заметила:
  - То-то  капитан  допытывался,  почему  Слава  нагрянул  без  предупреждения,  почему  гонялся  за  нами  аж  до  этого  села,  как  подгадал  к  убийству.  Кажется,  они  его  подозревают  в соучастии, - нервно  засмеялась  тётка.
  - Похоже,  они  даже  нас  подозревают, - добавил  Борис. – Пытали,  как  мы  оказались  в  Еленовке,  почему  уехали  минут  за  пять  до убийства,  почему  ждали  у  Золотой  речки. 
    Тамара  добавила:
  -  Даже  очную  ставку  провели  с  местной  семьёй,  которая  нас  на  свадьбу  наняла:  Бориса  с  баяном,  а  меня – вроде  как  тамаду.  В  следующее  воскресенье  будет.
  - Ну  ладно,  Стёпа,  счастливо  оставаться.  Пусть  всё  закончится  по-доброму, - заключил  Иванцов.  Уазик  развернулся  и  покатил  обратно  в  санаторий.
9.
    Откуда-то  взялся  старик  в  красной  майке.  Он  подошёл  к  Хвотону  и  деловито  сказал:
  - Ты,  что  ли,  Стёпка  из  Владивостока?  А  я – Игнат.  Пойдём,  у  меня  жить  будешь;  милиция  приказала.
    Он  повёл  Степана  почти  в  конец  главной  улицы;  далее,  на  отшибе,  стоял  последний  дом,  позади  которого – недостроенный  коттедж.
    Дед  Игнат  кивнул  на  тот  дом  и  сказал:
  - Вот  в  нём  неделю  назад  хозяина  убили,  прямо  в  комнате.  Первый-то  выстрел  глухой  был,  я  и  не  понял.  А  вскорости  слышу – сосед  вроде  собаку  пристрелил.  И  сразу  утик  на  своей  «Ниве»,  даже  не  прибрал.  Дай,  думаю,  посмотрю.  А  пёс-то мёртвый  на  цепи;  а  дверь-то  нараспашку!  Странно,  однако.  Ну,  я  заглянул – а  Михал  Егорыч  в  комнате  на  спине  распластался.  На  полу,  вся  грудь в  крови.  Ясно,  дробью  «четыре  ноля»,  не  меньше.  Почитай,  в  упор.
  - И  кто  же  его,  известно  уже? –   спросил  Степан.
   - Милиция-то  темнит;  а  народ  болтает,  что  парень  один  из  Павло-Фёдоровки.  Он  после  Афгана  бешеный  какой-то.  Посадили  его  месяц  назад  за  дурь;  а  на  выходные  отпустили  домой  на  побывку.  А  он  вон  чего  сотворил…
  - Как  это – «на  побывку»? – поразился  Чорновяз. – Из  тюрьмы?!  Разве  можно?
  - О-о,  мил  человек, - протянул  дед, - у  нас  нынче  всё  можно:  были  бы  деньги.
    Из  хатёнки  вышла  аккуратная  полная  старушка,  с  любопытством  глядя  на  Степана.
  - Вот,  Дуся,  гостя  тебе  привёл.  Из  самого  Владивостока, - с  ноткой  извинения  сказал  дед  Игнат. – Милиция  попросила.  У  нас  переночует,  а?
  - И  што  ты  всё  вертисся  вкруг  милиции? – проворчала  баба  Дуся. – Держись  от  неё  подале – спокойней  будет.
    Быстро  оглядев  Степана,  она  вдруг  спросила:
  - Не  с  Украины  ли,  хлопче?
  - Так! – удивился  Хвотон. – Как  Вы  догадались?
    Баба  Дуся,  не  ответив,  повела  его  в  хату;  показала,  где  ему  спать,  где  умыться.
10.
    Сразу  за  околицей – развилка;  убийца  без  колебаний  взял  влево,  к  подножию  сопки.  Блокировать  дверь  машины  он  не  стал,  только  предупредил:
  - Не  вздумай  бежать:  убью,  как  собаку!
    «В  буквальном  смысле…», - тоскливо  подумал  Борисов.  И – как  не  о  себе:  «Труп  хочет  подальше  запрятать».
    Проскочили  сопочку,  стали  забирать  вправо  по  терраске.  «Гора  Еленовка? – стал  соображать  Влад. – Крутит  руль:  каменистые  места  выбирает.  Чтобы  следов  не  было;  надо  бы  дорогу  запомнить».
    И  тут – отблеск  молнии  на  ветровом  стекле,  секунд  через  пять  раскат  грома,  и  сразу  «разверзлись  хляби  небесные».  Дождь  пошёл  стеной;  за  его  завесой  Борисов  ничего  не  видел.  Но  водитель  продолжал  движение,  включив  дворник.  Правый  дворник  был  снят,  и    Влад  совсем  потерял  ориентировку.  Тем  более,  что  въехали  в  лес.
    «Нива»  продвигалась  всё  медленнее,  иногда  давая  задний  ход;  и,  наконец,  остановилась.  Минут  десять убийца  пережидал  дождь  молча,  будто Влада  и  не  было.  И  вдруг  приказал:
  - Выходи!  С  вещами.
    Борисов  повиновался,  прихватив  свою  сумку.  Мужик  осторожно  свёл  «джип»  в  широкую  промоину  речного  берега,  достал  из  него  рюкзак,  ружья,  патронташ.  Заглянул  в  багажник  и  с  видимой  радостью  вытащил  зелёный  брезентовый  чехол  на  «Ниву»  и  канистру.
    «Куда  тут  бежать:  он  каждый  кустик  знает, - обречённо  подумал  Борисов. – Это  не  кино…».  А  мужик  тем  временем  слил  бензин  в  канистру  и  закрыл  багажник  и  двери.
  - Подсоби! – велел  убийца,  взяв  чехол.  И  Влад  покорно  помог  ему  укрыть  машину.  Топчась  в  траве,  оба  вымокли  по  колена.  Влад  заметил,  что  одно  ружьё  бандит  контролирует  бдительно.  Значит,  второе  не  заряжено.
    Мужик  достал  из  рюкзака  бухту  верёвки,  освободил  конец  её  метров  пять  и  ловко  обвязал  себя  по-альпинистски  булинем.  Бухту  он  провёл  сквозь  лямки  рюкзака  и  набросил  на  Влада,   как  солдатскую  скатку;  надел  ему  и  рюкзак.  «Теперь  ни  верёвку,  ни  рюкзак  не  сбросить», - понял  Борисов.
    Патронташ,  оба  ружья  и  канистру  убийца  взял  себе  и  буркнул:
  - Пошли!
    И  они  двинулись;  «как  два  альпиниста  в  связке», - хотелось  думать  Борисову.  Но  он  понимал,  что  это  скорее –  «как  ишак  на  поводу» .
    Шли  без  тропы,  и  через  сотню  метров  уже  были  мокрые  с  головы  до  ног:  деревца стряхивали  на  них  дождевую  воду.  Перевалили  два  увала,  перешли  по  камням  две-три  речки  и,  повернув  правее,  стали  набирать  высоту.  Влад  взмок  уже  и  от  пота;  временами  мужик,  как  трактор,  просто  тащил  его  на  верёвке.
    Борисов  уже  не  раз  помянул  добрым  словом  Береснева,  который  регулярно  сманивал  его  в  походы.  Всё  же  пришла  минута,  когда  Влад  готов  был  взмолиться;  но  тут  вдруг  открылась  поляна.  А  на  ней – избушка,  сарай,  омшаник  и  дюжина  ульев.
    На  остатках  сил  Влад  дотащился  к  избе;  проводник  снял  обвязку  и  «развьючил»  его,  как  лошадь.  «Загнанных  лошадей  пристреливают,  не  правда  ли?» - вспомнилось  Борисову  название  старого  американского  фильма.  И  он  опустился  на  траву.
  - Ты  кем  Жадюке  приходишься? – вдруг  спросил  мужик.
  - Не  знаю  я  никакого  Жадюку, -   ответил  Влад,  рассеянно  оглядывая двор.
  - В  глаза  мне  смотри! – рявкнул  «хозяин». – Мишка  Жадюка,  жмурик,  тебе  кто?
  Влад  равнодушно  взглянул  в  глаза  убийце  и  тихо  сказал:
  - Я  его  даже  не  видел.  Случайно  оказался  там.  Тётку  искал.
    В  мыслях  пленника  вертелись  обрывки  противоречивых  инструкций,  как  вести  себя  в  плену:  «повиноваться…»,  «не   смотреть  в  глаза»,  «молчать…»,  «общаться…».  И  он  закрыл  глаза.
   - Ты  кто?  Откуда?  Документ  есть? – донеслось  из  розовой  тьмы.
    Борисов  механически  достал  пропуск  в  институт,  с  усилием  открыл  глаза  и  протянул  картонку  в  сером  коленкоре.  Подкрадывалась  тошнота,  и  он  опустил  голову.
  - Из  Владивостока…   Борисов  Владислав…  младший  научный  сотрудник….   М-да…  А  чё  в  деревне  делал?
  - Тётку  искал, - повторил  Влад,  не  поднимая  головы.  И,  предупреждая  вопрос,  добавил:
  - Она  не  из  Еленовки.  К  кому-то  приезжала.  Не  к  убитому.
  - Ладно, - сказал  «следователь»,  возвращая  пропуск. – Славка,  значит…  А  я – Филин;  у  меня  позывной  такой  был.  Иди  поспи  в  сарае;  сено  там  есть.
    Борисов  доковылял  до  сарая  и  рухнул  в  сено.  Когда  спишь – есть  не  хочется.
11.
    Розыскное  дело  о  пропавшем  без  вести  гражданине  Борисове  свалилось  на  Олега  Князева  как  снег  на  голову.  И  без  него  проблем  хватало;  начальство  обещало  пока  не  перегружать.  Но  тут  оно  решило,  что  криминалом    не  пахнет,  так  что  не  очень  затруднит  молодого  капитана.
    Едва  лишь  начал  Князев  знакомиться  с  делом,  как  взяла  его  досада:  уже  неделя  прошла!  «Не  скажешь,  что  пустили  меня  «по  свежим  следам», - подумал  он. – Ну  что  же,  тем  более  ноги  в  руки  и – бегом».
    Позвонив  на  рабочий  телефон  заявительницы,  Князев  попросил  её  вернуться  с  работы  пораньше  «с  последующим  оформлением».  Договорились  на  четыре  часа  вечера.  А  пока  надо  было  изучить  сводки  происшествий  по  городу  от  прошлой  пятницы  до  сего  дня.  Обзванивать  МЧС,  больницы,  морги  Князев  поручил  оперу  своей  группы  Лёше  Григорьеву.  Лёшу  надо  было  воспитывать:  его  уволили  из  участковых  за  излишнюю  лихость,  но  Олег  взял  бывшего  "околоточного"  к  себе. 
    Эксперта-криминалиста  Олег  не  стал  дожидаться:  их  не  хватало,  и  Дима  Сергеев  крутился  на  две-три  группы.   Так  и  не  найдя  зацепок  в  сводках,  Князев,  нарушая  инструкцию,  поехал  к  Борисовой  один,  приказав  Лёше  отправить  Диму  вдогон,  когда  тот  вернётся.
    Борисова  уже  ждала   следователя.  «Одинокая,  состоит  в  разводе, - сразу  отметил  Князев. – Сын – единственный,  а  "это – наверняка  урод",  как  сказал  Антон  Макаренко».  По  привычке  с  тех  пор,  как  искал  алиментщиков,  Олег  спросил  об  отце  Борисова.
  - Алименты  платил;  но  с  сыном  отношения  давно  угасли, - сообщила  Евгения  Павловна.
    «Всё-таки  скажу  папаше,  что  сын  пропал:  посмотрим,  какова  будет реакция», - решил  капитан.
  - А  вот  исчезал  ли  Владислав  ранее  без  предупреждения? – спросил  Князев.
  - Нет.  Бывало,  на  день-два  задерживался,  забыв  позвонить, -  ответила  Борисова.
  - А  Вас  не  насторожила  командировка  на  выходные?  Бывали  такие  странности?
  - Бывали, - сказала  хозяйка, - на  морские  станции,  на  остров  Попова,  в  бухту  Витязь  уезжали  с  пятницы  до  понедельника.
  - А  сын  Ваш  вообще-то  конфликтный?  Ну,  с  соседями,  к  примеру,  были  ссоры?
  - Что  Вы?!  Слава  у  меня  смирный:  мухи  не  обидит, - аттестовала    сына  мать.  Но  Князев  не  очень-то  поверил,  подумав:  «В  тихом  болоте  черти  водятся».
  - А  у  Вас,  простите,  на  работе  или  где  ещё  конфликтов  не  было?  Никто  не  спрашивал  о  сыне?  Особенно  мужчины.
    - Да  нет;  он  ведь  у  меня  уже  взрослый…  Разве  что  подруги  иногда  спрашивают,  скоро  ли  женится, - стала  вспоминать  Борисова.
  - Кстати,  о  женщинах...  то  есть  девушках…, - намекнул  капитан.
  - Ну-у,  думаю,  нормально…  Кажется,  у  него  сейчас  полоса  разочарования:  никого  нет,  если  не  ошибаюсь.  Но  это  нормально – он  ещё  молодой, - слегка  задумалась  мать.
  - А  хобби,  увлечения  небезопасные?  Охота,  рыбалка,  туризм,…  - продолжал  прощупывать  личность  Влада  следователь.
  - Вот  туризм,  да.  Ружей,  патронов  не было  в  доме.  Удочек  не  припоминаю.
      Наконец,  Князев  перешёл  к  друзьям  и  конфликтам  на  работе.  «Чорновяз – срочно!» - завязал  Олег  узелок  в  памяти.    И  вдруг  спросил  Евгению  Павловну:
  - А  почему  у  него  друзья  из  других  институтов  и  ни  одного  из  тех,  с   кем  работает?
    Матери  показалось  это  упрёком  в  адрес  сына  и  она  попробовала  возразить:
   - Ну  почему  же?  Вот  недавно  женщина  приходила,  во  вторник  вечером.  Сказала,  со  Славой  работает.  Книжку  свою  искала  у  него  в  комнате.
    Капитан  и  виду  не  подал,  как  напрягся  внутренне.  Тем  же  монотонным  протокольным голосом  он  спросил:
  - А  как  зовут,  фамилия…?
  - Маша.  Фамилия…   Я  и  не  спросила.  А  она  не  сказала.
    И  тут  курлыкнул  дверной  звонок.  Пришли  эксперт  Сергеев  и  опер  Григорьев.

(Прошу  прощения  у  читателей,  но  могу  держать  в  открытом  доступе  лишь  эти  10%  текста  согласно  правил  издательства  http://www.strelbooks.com/)