Странная гостья. Часть1

Роза Исеева
   Раскинув руки Еламан лежал в траве. Высокая и густая, трава не заслоняла небо, и мальчику были видны облака. То пароходиками, то живыми существами они выплывали с самого края неба и медленно двигались в сторону гор. 
- Эх, и мне бы с ними, - прошептал мальчик и перевернулся на живот, чтобы не мечтать зря.
   До гор всё было известно и привычно: степное раздолье в красных маках вёснами, в белых снегах зимой, бегущая речушка, Апа, корова, овцы, собака Актос, мальчишки, с которыми можно бесконечно играть в войну и асычки.
Он не знал, что может его ожидать там, за горами. Но ему хотелось чего-то необыкновенного. Или наоборот - обычного, простого, того, что могло бы заполнить возникающую порой в его детской душе пустоту.
   Как и уходящие в неизвестность облака, мальчику нравилась дорога, зовущая и бесконечная. По ней кто-нибудь да проезжал, и пустота на время исчезала. Знакомый всадник прокрикивал приветливое и приблизившись непременно здоровался уважительно, зная, что Еламан - единственный мужчина в семье: «ассалам алейкум, Елеке!». В такие моменты мальчик чувствовал себя взрослым и сделав строгое лицо, отвечал серьёзно, как подобает: «алейкум ассалам, агай!». Но вслед улыбался и махал ладошкой.
   Особенно радовался он встрече с добрым ишаком-трудягой, тянувшим гружённую всякий раз телегу и нёсшим в глазах вселенскую грусть и древнюю степную печаль, прикрытую длинными прямыми ресницами. Хозяин, весёлый паренёк, останавливался и деловито интересовался жизнью. Отставший ослик догонял их, и они втроём ещё долго маячили в долине, то пропадая в поворотах, то появляясь вновь.
   Больше всего он ждал машину. Иногда, не успевая, бежал к дороге, и тогда шофёр протяжно ему сигналил, мол, прокачу в следующий раз, сейчас не могу, тороплюсь. И мальчик с сожалением смотрел сквозь длинную пыль вслед машине, пытаясь не потерять её уменьшающийся силуэт… Еламану хотелось проехаться в кузове, подставляя лицо ветру и держась за передний борт. Он представлял себя пассажиром, едущим по важным делам, туда, за горы, в другой, загадочный мир. Но водитель не разрешал: маленький ты ещё, подрасти.

-Елам-а-а-а-н, иди домой, к вам гостья приеха-а-а-ла, - взволновал долину протяжный зов. Зов перекатился к холмам, прижался к склонам и затих.
   Приезд гостьи обеспокоил Еламана.
- Нам с Апой никто не нужен, - рассуждал он, вновь разглядывая небо, - я пасу овец и телёнка, приношу им воду, Апа доит корову, взбивает масло, варит еду, пришивает пуговицы. Мы сами всё можем… Ой! Жеребёнок плывёт!
«Жеребёнок» цеплялся за большое облако, как малыш за мамин подол, и никак не хотел отстать. Он вытягивался изо всех сил, стараясь не отпускать «маму», но меж ними появился просвет, и облачко, теряя границы, превращалось в длинную бессмысленную полоску.
   Первоначальные формы облаков забывались быстро и уже не вспоминались. Также Еламан не мог вспомнить, кто же эта гостья.
«Я же знаю её, знаю. Должен знать. Вот, уже в третий раз приезжает, привозит подарки. Но кто она? Кто толкает облака? Почему они не стоят на месте? Зачем она опять приехала?», взъерошено толпились мысли.
   В доме женщина кинулась было к нему, но её остановил строгий взгляд Апы.
- Не смей, Куляй! Не нарушай сложившееся, - неодобрительно заговорила она, - к школе всё готово, и ты зря привезла ему обновы. Вот, за сумку спасибо. К нам не завозят. Я сшила мешок с ручками… И для чернильницы тоже.
- Но, может, Вы всё-таки разрешите мне? …
- Нет! – Остановила её Апа. - Утром будет проезжать машина в райцентр. Дальше в город рукой подать. Уезжай. Так будет лучше. И ты об этом знаешь…
И ещё. Не езди на попутках. В долине безлюдно, никто не поможет. Был недавно случай.  Из-за гор стали появляться чужие…
… - В рейсовой машине всегда есть попутчики, - продолжила женщина, выпроводив Еламана из комнаты. - Вытри губы. Здесь не город. Ты - вдова погибшего на войне. Да, и платок накинь на голову. Аульчане осудят. Не так уж много времени прошло, чтобы забылось.

   Перед сном Еламан вышел по нужде и столкнулся с гостьей. В полутьме она схватила его и стала спешно прижимать к себе, целуя и приговаривая: «балапаным, жаным…» Хлопнула дверь. Куляй выпустила мальчика из объятий и быстро зашла в дом.
   «Вот, дура», думал Еламан, укладываясь спать, «схватила, как сумасшедшая… Есть у нас тут одна такая, всё старается детей чужих к себе затащить. Свои-то у неё с войны не вернулись. А мы смеялись над ней, пока Апа не отругала… Нашла тоже мне сравнение. Какой я ей балапан? Что я - будущая курица, что ли?..» Недостойное сравнение быстро забылось. Странные слёзы потекли по лицу, удивительно невесомые, совсем другие. Впервые Еламану было легко плакать, и можно даже улыбаться вместе со слезами. Когда он не смог победить ровесника, убежав за угол, то плакал совсем не так. Тёплая волна укутала его, как верблюжье одеяло зимой и унесла в сон… Утром он долго сидел в постели, боясь спугнуть поселившееся внутри сладостное тепло. Он хотел сберечь его, чтобы потом втайне наслаждаться им ещё и ещё. 

   Встретившись с женщиной возле умывальника, мальчик улыбнулся: это в её объятиях живёт то, чего он ждал, искал и нашёл. Он и раньше догадывался об особенной нежности, которая есть, должна быть и для него. Ему хотелось почувствовать её. Ему хотелось ласки. Такой же, какую он проявлял к новорождённому ягнёнку: прижимал к себе, впитывая удовольствие и бормоча слова умиления... И она пришла с этой странной гостьей. В маленькую жизнь мальчика влилось новое чувство, заполнив мучившую его пустоту, которую он стал часто ощущать в последнее время.

   Ему вдруг самому захотелось прижаться к этой раздражавшей его ещё недавно женщине. Еламан исподтишка наблюдал за её движениями, за её мимикой. Он приблизился к ней и попытался заговорить. Но вдруг появилась Апа и отправила его выгнать корову на луг.
   Еламан шёл и часто оглядывался. Женщина и Апа уходили к дороге ждать машину.

- Не обижайся на меня, дочка, - начала разговор Апа, присев на камень, заменявший скамью для ожидающих, – мы с дедом благодарны тебе за понятливость. Ты не отняла внука. Ведь у нас больше никого нет. Мои родители в голодные годы ушли в Китай, ничего о них неизвестно. Может, и нет их на этом свете. У деда, сама знаешь, тоже никого. Единственного нашего сына, твоего мужа, забрала война. Других детей Бог не дал. Еламан – наша кровиночка. Не увидит дед его школьником, уже два года как ушёл на вечный покой. Увезёшь его, с кем я останусь? Кому я нужна? – смахнула слезу Апа.
- Не плачьте, Апа, не увезу. Я благодарна вам. Вы уговорили меня учиться. Теперь я учительница. Поеду работать по направлению.
- Устраивай свою жизнь, дочка. Пусть, найдётся тебе хороший человек. Буду молиться за тебя и дальше. 

   Временами Апа вспоминала, что она всё-таки свекровь и заявляла о своих неписаных правах:
- Да, и должна была ты отдать нам Еламана. Знаешь наш обычай: первенца отдавать родителям мужа. Ты сама выросла у дедушки с бабушкой. Уж и не знаю, отчего завели такое предки. Может, давали молодожёнам время окрепнуть, встать на ноги. Да, и воспитание достойное молодые не могли дать, сами ещё дети. Ведь раньше женили и выдавали замуж рано… Не кори себя, дочка, - тихо добавила Апа, - если бы не война …
- Да, Апа, я знаю. Мне только хотелось взглянуть на Еламана.
- Что, потискала его? Приласкала? – спохватилась Апа. - Не смей! Дитя чувствует мать. И придётся ему трудно, будет скучать. А так, это его дом, его жизнь, я - его мать… А на войне погиб его брат. И не надо ребёнку раздваиваться.
- Не удержалась, - всхлипнула Куляй.
- Не плачь, - успокаивала Апа плачущую гостью. - Это всё проклятый КитлЕр. Видишь, как коварна война. Мало ей было смертей на поле боя, догоняет и после.

   Обнявшись, они уже не сдерживали хлынувших слёз… Стоны и вой двух женщин разносил по долине август сорок девятого года. 






Агай        - обращение к старшим мужского пола
Апа         - мама, или обращение к женщине старшей по возрасту
Балапаным   -  цыплёнок мой
Жаным       -  душа моя
КитлЕр      -  Гитлер
Еламан      -  мужское имя, состоит из двух слов: ел – народ, аман - жив
Актос       -  белая грудь, кличка собак
Асычки      - игра в косточки

 


продолжение http://www.proza.ru/2017/12/20/742