КИНОПОВЕСТЬ "ВСЕ ОНИ СОЛДАТЫ..."
94.
ДВЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ. РАННЕЕ УТРО. ИМЕНИЕ «ВЕЛЕСОВА РОЩА».
Мы во внутреннем помещении … какой-то бревенчатой … избушки?
Очень тихо звучит спокойная, кажется о чем-то рассказывающая, русская народная мелодия без слов, исполняемая … на … свирели?
Это непонятное деревянное строеньице освещается через маленькое слюдяное оконце. В его смутном свете и благодаря помощи свечи, что горит на столе, мы не очень внятно, но всё же различаем окружающие предметы…
Стену, увешанною пучками сохнущих трав…
Простую грубую деревянную полку с какими-то разнокалиберными коричневыми совсем не раскрашенными глиняными деревенскими горшочками, завязанными вместо крышек чистыми тряпицами…
Тут же рядом и слегка запылившаяся стеклянная банка, тоже завязанная подобной тряпочкой, и почти доверху наполненная какими-то сушеными … грибами?
Несколько потемневших от времени коробочек из бересты рядом с банкой…
В самом углу устроилась небольшая, опять же берестяная, старая корзинка с отломившейся ручкой и букетиком засохших в ней цветов…
Возле букетика в корзинке притаилась живая ящерица, с интересом наблюдающая за происходящим вокруг…
Под полкой -- небольшой простой грубо сколоченный дубовый стол с горящей на нём свечой и двумя такими же табуретами рядом…
За столом сидит … старик-ведун?
Этот человек в простой домотканой без вышивок и украшений светлой рубахе и таких же штанах. Босой.
Он склонился над деревянной ступкой, в которой растирает … травы?
Длинные светлые (седые?) борода и волосы почти полностью закрыли лицо.
Старик что-то шепчет над перетираемым в ступке порошком.
Закончив перетирание, пересыпает содержимое ступки в простую глиняную коричневую кружку, добавляет в неё немного воды из глиняного кувшина и начинает всё это перемешивать-взбивать деревянной вилкой, что-то беззвучно то ли напевая, то ли нашёптывая при этом.
Закончив перемешивание, поднимает вверх над столом кружку и произносит негромко, но торжественно:
-- Слава Богам и предкам нашим!
Поставив кружку на стол, отправляется куда-то вглубь избушки. Чем-то там некоторое время негромко перестукивает, шуршит.
Возвращается со свёрнутой светлой вещью, тоже из домотканого полотна. Кладёт её на стол.
Ящерица, наблюдавшая за его действиями, перебралась на полку, с полки на стену, спустилась по стене вниз и, прижимаясь по полу ближе к стене, убежала куда-то вглубь избы.
Ведун внимательно проследил за её перемещениями, погладил бороду, встал, подошёл к двери, взял стоявшее у выхода деревянное ведро и покинул избушку.
Скоро воротился с водой.
Поставил ведро на один из табуретов.
Снял с полки маленькую берестяную коробочку, открыл, взял из неё щепотку какого-то порошка, и, что-то беззвучно пришёптывая, высыпал в воду.
Вернув коробочку на её место на полке, склонился над ведром:
-- Слава Богам и предкам нашим!
После этого ушёл с ведром куда-то вглубь избушки.
Воротившись, сел на табурет, взял лежавшую тут же, на столе, свирель, оперся спиной о стену и стал, прикрыв глаза, наигрывать ту самую мелодию, которая звучала в избушке и раньше.
Мы всё время показываем старика таким образом, что невозможно как следует рассмотреть его лица, можно только заметить, что очень высок, отлично сложен и, кажется, чрезвычайно силён. И, похоже, не старик совсем...
Неожиданно хозяин избушки прекращает игру.
В полной тишине к чему-то прислушивается, потом поднимается и выходит за дверь.
... Остановившись возле избушки вместе со «стариком», наблюдаем, как к нам по лесной тропинке приближается князь Велесов.
Его походка упруга, он весь собран, потянут, сосредоточен…
Герой чисто выбрит, в распахнутой на груди дорогой белой рубахе, форменных брюках, сапогах.
Подойдя к стоящему у двери колдуну, улыбается и обнимает его:
-- Здравствуй, брат!
-- Здравствуй, Ярослав. Входи. Банник разрешил нам воспользоваться банькой…
-- Слава Богам!
-- Слава!
Входят в избушку.
Показываем эту сцену опять так, чтобы невозможно было рассмотреть лица хозяина домика.
В помещении князь подходит к столу, снимает рубаху, складывает и кладёт на узкую длинную лавку, стоящую вдоль стены.
Колдун:
-- Погоди. Посмотрю.
Подходит к Ярославу сзади и рассматривает рану на его спине.
Она уже затянулась, но кожа вокруг ещё воспалена и шрам
нездорово-красно-багрового цвета.
«Старик» кладёт на шрам ладонь и что-то беззвучно шепчет.
Теперь мы показываем его лицо близко.
И … обнаруживаем … портрет Ярослава … Только со светло-русыми бородой и волосами. И … этот, второй, … выглядит моложе нашего героя, выше ростом, крепче… Улучшенная копия князя Велесова.
Сходство настолько сильное, что даже немного … пугает.
Надо же, действительно, брат… Старший… О существовании которого мы лишь только однажды слышали.
Ведун снимает ладонь со шрама.
Кожа вокруг него обрела здоровый цвет, шрам, хоть ещё немного и красноват, но уже не такой болезненно-бардовый.
Спрашивает:
-- Как?
Ярослав:
-- Спасибо. Теперь уже совсем нет боли.
-- Хорошо. Ещё будет иногда болеть, но заживление пойдёт быстрее. Теперь раздевайся.
Князь, раздевшись и разувшись, остаётся только в белых подштанниках и
отправляется вместе с братом босиком в глубину избушки.
Пройдя следом за мужчинами, обнаруживаем там, в уголке, укреплённое вверху ведро, похожее на то, которое уже видели в руках «старика».
Под ведром -- большое деревянное корыто.
Став в него, Ярослав поворачивает какой-то рычажок, ведро вверху переворачивается, и на героя обрушивается вода.
После этого князь получает из рук брата вещь, которая лежала на столе ещё до его прихода в избу и разворачивает её.
Это длинная до пола рубаха из домотканой светлой грубой ткани без каких-либо украшений и вышивок.
Надевает рубаху прямо на мокрое тело и, утерев рукой воду с лица и отбросив назад мокрые волосы, возвращается в сопровождении хозяина к столу.
Садятся на табуреты друг против друга.
Ведун, молча, указывает князю на стоящую на столе кружку, берёт свирель и играет уже знакомую нам мелодию.
Ярослав, взяв кружку, подносит её к губам, что-то беззвучно шепчет над нею и медленно выпивает снадобье.
Потом откидывается на стену избушки и прикрывает глаза. Кажется, настраивает себя на эту мелодию, исполняемую на свирели.
Через некоторое время говорит:
-- Я готов.
-- Он тоже. Идём.
Уходят вглубь избы.
... «Старик» открывает какую-то дверь, и Ярослав уже один, без сопровождения, заходит в русскую хорошо протопленную баню.
Сначала из-за жара и пара мы не видим почти ничего.
Потом в глубине помещения различаем фигуру мужчины.
Хорошо рассмотреть его не удаётся, но замечаем, что он несколько старше князя, одет в такую же белую рубаху до пят, с большой бородой, длинными усами и волосами, лежащими на плечах.
Велесов бросается к нему, обнимает:
-- Правогор! Друг! Здравствуй! Жив! Жив!
-- Здравствуй Ярослав. Пошли. У меня мало времени … И сил…
Он берёт Ярослава за руку, и они двигаются куда-то вглубь баньки, в густоту её пара.
Внезапно пар развеивается, и мы рассматриваем, как бы сверху, с высоты, где-то внизу, в расщелине гор, небольшой католический мужской монастырь.
Слышим звон колокола.
Видим монахов.
Странно, мы совсем рядом с ними, а они нас не замечают.
Проходим по узким коридорам внутренних помещений монастыря и входим в одну из келий.
Там под окошком сидит какой-то монах.
Подходим к нему…
Видим, как руки Ярослава убирают низко опустившийся на лицо капюшон, обнажая лысую бритую голову всю покрытую старыми рубцами шрамов. Всматриваемся в лицо красивого чисто выбритого сорокапятилетнего мужчины.
На нас уставились глаза безумца.
Из уголка рта тихонько катится слюна.
Слышим голос Правогора:
-- Они нашли, подобрали и спасли меня… зачем-то. Теперь я такой. Возьми за руку. Сними обручальное кольцо. Им не дал снять. Тебе дам.
Опять видим руки Велесова, которые бережно берут за руку монаха и снимают с неё кольцо.
Голос князя исполнен боли и сострадания:
-- Как же так? Что теперь?
-- Ничего. Это испытание. Выдержу. Береги Людмилу. Устрой её счастье. Я люблю её. И отпускаю. Скажи ей, что отпускаю. О моей любви не говори. Как и этом моём нынешнем состоянии.
-- Хорошо.
-- Давай назад. В баньку. Простимся там.
И в тот же миг вновь оказываемся в этой самой баньке, куда завёл Ярослава брат.
Наш герой с тоской смотрит в глаза стоящему перед ним высокому красивому мужчине в бороде и усах и вертит безотчётно в руке его обручальное кольцо.
Правогор:
-- Надень на свою руку, потеряешь.
-- Да-да.
Звучит что-то рассказывающая на свирели русская народная мелодия, и мы, задержав взгляд на лице Правогора, покидаем баньку.
... Облегченно вздыхаем только за порогом избушки…
И видим самое начало солнечного летнего утра, наполненное зеленью деревьев, кустарников и высоких, взбрызнутых росой, трав, ароматом и яркостью цветов. Следим за полётом птиц, слушаем их щебет, наблюдаем за бабочками, что кружат над цветами, провожаем глазами быстро убегающую куда-то в траве ящерицу.
Неужто та самая, что была в избушке?
… Не успев обдумать вопроса, оказываемся в рабочем кабинете Людмилы Всеволодовны Магошевой.
Она сидит за рабочим столом, разбирая счета.
После тихого стука, не дожидаясь приглашения войти, отворяется дверь, на пороге появляется князь Велесов.
Он всё в той же своей белой распахнутой на груди рубахе, в тех же брюках, с всё ещё мокрыми волосами, но кажется упакованным в мундир и застёгнутым на все пуговицы, сухим, холодным и отрешённым от мира.
Молча проходит в кабинет и садится на стул через стол от Людмилы.
Та поднимает на него полные тоски глаза:
-- Не могла найти себе места. Засела за счета. Хоть какой-то способ отвлечься. Не молчи! Говори : что?
Велесов протягивает руку.
На ладони лежит обручальное кольцо:
-- Снимай своё. Клади сюда.
У Людмилы окаменевает лицо:
-- Он жив, но отпускает? Почему?
-- Просил передать, что отпускает. Жив. Ты знаешь, что, если говорю клади кольцо, значит закон не нарушен. Имеешь право снять. Он велел мне постараться сделать тебя счастливой.
Людмила остаётся неподвижна:
-- Что с ним? Мы можем помочь? Почему ты ничего не рассказываешь?
-- Ты прекрасно знаешь, что в таких случаях рассказывают только тогда, когда было велено рассказать что-то, если не велено, молчат. Как и прекрасно знаешь, что помощь оказывают только после просьбы о ней.
Помолчав, добавляет:
-- И с чего ты взяла, что помощь необходима?
-- Твоё лицо... Тяжело вот так подчиниться, ничего не узнав.
-- Всё что нужно, ты узнала. Давай кольцо.
У Людмилы полные слёз глаза.
Она медленно стягивает с пальчика колечко и кладёт его на ладонь брата.
Тот, взглянув на лежащие на его ладони рядом кольца, сохраняя на лице каменное спокойствие, медленно сжимает ладонь в кулак и отправляет в карман брюк:
-- Вот и всё.
Людмила, тихо растягивая гласные:
-- Всё-о-о-о.
-- Нужно послать за Пересвентом, пусть приезжает с предложением… руки и сердца.
-- Нет, не нужно.
-- Почему?
-- Приедет, как приедет. Дайте мне время… Перестроиться… Понять… Повернуться к нему… Принять его… Простить себя. Проститься с Правогором.
Ярослав сначала сердито, а потом по-доброму насмешливо цитирует Пушкина:
-- … Сначала косвенно-внимательные взоры,
Потом слов несколько, потом и разговоры,
А там и дружный смех, и песни вечерком,
И вальсы резвые, и шепот за столом,
И взоры томные, и ветреные речи,
На узкой лестнице замедленные встречи;
И дева в сумерки выходит на крыльцо:
Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!
Но бури севера не вредны русской розе.
Как жарко поцелуй пылает на морозе!...
Людмила:
-- Зачем ты так?
-- Как? Я всё понимаю. Просто сегодня немного… Не в ладу с собой. Прости. Завтракайте без меня. Поеду к Пересвенту. У него и поем. Он, думаю, тоже не может дождаться ответа, как и ты несколько минут назад.. Постараюсь всё ему доступно изложить. Но не гарантирую, что не помчится к тебе, обгоняя ветер…
-- Хорошо. Езжай. Постарайся, чтобы не помчался. Скажи : не приму. Наедине с самой собой мне ещё всё нужно … осознать.
Ярослав поднимается, и, перегнувшись через стол, целует сестру:
-- Всё хорошо. Не грусти.
Покидает кабинет.
На фоне мелодии романса без слов М.И. Глинки «Ностальгия» Людмила, откинувшись на спинку кресла, тихонько роняет слёзы, потирая то место на пальчике, где недавно было колечко.