КИНОПОВЕСТЬ "ВСЕ ОНИ СОЛДАТЫ..."
96.
ВЕЧЕР ТОГО САМОГО ДНЯ. УСАДЬБА «ВЕЛЕСОВА РОЩА»
Усадьба «Велесова роща» во власти белых ночей.
Время приближается к девяти вечера, а на дворе светло, как днём.
У самого дома, на лужайке, к ужину накрывают стол.
Он покрыт красивой скатертью. И на нём уже устроились и горшочек, в котором растут и цветут дикие мелкие полевые ромашки, и большой хрустальный кувшин с водой, и четыре красивых, тоже хрустальных, бокала рядом, и несколько стоящих друг на друге тарелок, и лежащие в кольцах салфетки…
Вокруг стола сидят в небольших креслах хозяйка Людмила Всеволодовна Магошева, барышня Любовь Александровна Мещаринова и юный князь Родовел Ярославович Велесов.
Одно кресло пустует в ожидании старшего Велесова…
Стол накрывают две девушки-служанки.
Мы застали тот самый момент, когда они носили по очереди большие вазы, доверху наполненные крупной чёрной переспевшей вишней, клубникой, и большой, круглой розовой черешней.
Людмила Всеволодовна, повернувшись к племяннику, просит:
-- Родовел, подай, будь добр, воды!
Мальчик поднимается, наполняет хрустальный бокал и, протянув его тётушке, поворачивается к Любаше:
-- А вам, Любовь Александровна?
-- Спасибо, Родовел Ярославович, не нужно.
Обратившись к Людмиле Всеволодовне, девушка любопытствует:
-- Людмила Всеволодовна, я заметила, в вашей семье культ Пушкина…
Родовел смеётся:
-- Во-первых, не «в вашей», а «в нашей», Ёжик, в на-а-аш-ей... Во-вторых… Не в семье, а у папА, хотя мы все поэта, конечно, тоже очень любим… А тетенька и папенька ещё дружат с его бывшей женой, Натальей Николаевной, теперь генеральшей Ланской. И переписываются с нею.
Любаша заинтересованно:
-- Людмила Всеволодовна, расскажите, пожалуйста, как это вышло!?
Магошева:
-- Наш с Ярославом папенька, дед Родовела, учился с Александром Сергеевичем в Царскосельском лицее, они и выпускались вместе, и службу начинали одновременно в Коллегии иностранных дел… Пушкин иногда гостил у нас здесь, в «Велесовой роще».
У девочки округляются глаза:
-- И Вы видели ЕГО, так же, как я вижу Вас?
Людмила смеётся:
-- Не только видела, но и малышкой сиживала на его коленях. Мне было 16 лет, а Ярославу 14, когда поэт погиб. Мы хорошо Александра Сергеевича помним…
... Неизвестно откуда появившийся, как бы материализовавшийся из воздуха, старший Велесов, склонился над Любашей и, приобняв её за плечи, доверительно добавил:
-- И наша Людмила Всеволодовна была влюблена в Александра Сергеевича по самые уши…
Князь в повседневном зелёном кавалергардском мундире, застёгнут на все пуговицы, со скучным официальным лицом.
Людмила Всеволодовна возмущена:
-- Ярослав! Прекрати! Опять ты за своё!
Велесов сухо улыбнулся, через силу стараясь быть весёлым:
-- Не за своё, а за твоё! Помнишь, когда Пушкин прибыл к нам в тот, последний, раз, и мы с мальчиками бежали по коридору и сбили его с ног?
-- Ну, и что? Помню, конечно.
-- Так он тогда там же бросил котелок и трость и устроил с нами свалку. А когда папенька спустился вниз, рассерженный поднятым ором и топотом и разогнал нас, тогда от него и Александру Сергеевичу тоже досталось, Пушкин трость-то свою нашёл, а котелок исчез.
-- А я-то тут при чём?
-- Как при чём? Ты тогда уже в наших свалках участия не принимала, но в коридоре я тебя видел. Кто, спрашивается, его котелок упёр? Мы были дракой заняты.
-- Почему обвинения именно в мой адрес?
-- Потому что однажды видел черновик с каким-то наброском поэта на твоём столе. И папенька всегда после его отъезда сердился, что опять пропали куда-то все перья и карандаши из кабинета. А Александр Сергеевич любил работать именно в его кабинете. Говорил, что ему там хорошо пишется.
Магошева вынуждена частично признать обвинения:
-- Ну и что! Да. Иногда вытаскивала его черновики из корзины для мусора и брала перья с карандашами, которыми писал… Никогда этого не скрывала. Они все у меня сохранены. Но котелок я не крала! Не выдумывай. Мне вообще помнится, что котелок потом нашелся. Он запылился, и слуги его чистить брали.
-- Да-а-а, слуги? Что-то я этого не припоминаю.
Повернувшись к Любаше и улыбаясь уже почти совсем живой улыбкой, Ярослав Всеволодович спросил:
-- Знаешь, как папенька называл Пушкина? Сверчок! А когда сердился на него, Обезьянкой.
Князь, ненадолго оживившийся при воспоминании о Пушкине, вдруг опять резко поскучнел.
Он подошел к сыну и как-то машинально поцеловал его в голову:
-- Добрый вечер, родной.
Потом подошёл к Любаше. Взял без разрешения, как вещь, её руку, но поцеловал не пальчики, а почему-то ладонь:
-- Добрый вечер, Любаша.
Подойдя к сестре, сухо чмокнув её в щёку, сказал:
-- Не приедет. Прибудет со всеми, как уж раньше договорились, когда съедутся Новолетие с нами праздновать. Но тогда -- держись! Страсти бушуют африканские…
Постоял за спиной сестры, перекатываясь с пятки на носок…
Помолчал. Потом, окинув всех, сидящих за столом, рассеянным взглядом, сказал:
-- Простите. Говорил глупости. Шутил, разумеется. Я вас покину. Честь имею откланяться.
Резко повернулся и ушёл.
Над столом повисла неприятная напряженная тишина. Потом тихонько зазвучал романс Глинки «Ностальгия», но сейчас совершенно непонятно, к кому он имеет отношение : к Людмиле или к Ярославу. Мелодия романса тихо и ненавязчиво звучит до самого ухода из-за стола Любаши.
Напряженную паузу прервал Родовел:
-- Тетушка! Я весь день чувствовал, что что-то происходит. Но мне казалось, что ничего плохого, а просто что-то … сложное... А он такой… Что все же случилось?
-- Повремени, милый. Не сейчас. Хорошо?
-- Ну-у-у… хорошо.
Любаша поднялась и молча пошла вслед за князем.
Ролдовел окликнул девушку:
-- Любовь Александровна, не ходите. Он … не любит…
Любаша вернулась.
Села за стол.
Посидела, молча, глядя на вишни, черешни, клубнику…
Потом взяла тарелку, положила в неё горку розовой крупной черешни, поставила эту тарелку в другую, подумала, взяла ещё салфетку, поднялась и снова направилась в сторону дома.
Родовел опять попытался остановить подружку, и та приостановилась:
-- Он и черешени не любит... Это наше с тётушкой любимое блюдо.
Нахмурился в ответ на любашино молчание, но сказал уговаривающим тоном:
-- Садись, Ежик, поешь с нами. Он тоже придёт. Позднее. По крайней мере, завтра утром. У нас завтра на рассвете вместе с ним фехтование. Не забыла?
Девочка посмотрела на своего друга и ответила:
-- Я всё же пойду… Хорошо?
Людмила Всеволодовна решила вмешаться:
-- Пусть идет. Ты заметил, он … переменился в последнее время… Возможно, и не рассердится из-за её прихода. Я бы, конечно, рисковать сама не стала… Но не съест же он её?
Любаша, усмехнулась:
-- «Не съест»… Вот так вот?
Постояла, покачала головой.
Но потом всё же решительно пошла в дом.
… Князь сидел в гостиной, в кресле, недалеко от рояля лицом к распахнутому настежь окну, шторы на котором раздвинул полностью.
Он развернул в сторону окна это большое удобное с широкими мягкими подлокотниками кресло и, развалившись в нём, смотрел куда-то вдаль поверх деревьев.
Девушка, войдя в гостиную, заметила Велесова не сразу.
Вернее, она совсем его не заметила, а заинтересовалась сдвинутым креслом.
К нему-то и пошла, чтобы, на всякий случай, проверить, нет ли в нём князя.
Когда подошла и встретилась взглядом с Ярославом, повернувшим голову на звук её шагов, сказала беззаботным тоном:
-- А черешню из Таврии прислали великолепную! Сладкая, как мёд. Очень рекомендую попробовать.
-- Спасибо. Обожаю черешню. Поставь на окно, пожалуйста.
Барышня была вынуждена подойти вплотную к креслу, встать немного сбоку и впереди него, чтобы тарелочку с черешней, чистую тарелку и салфетку поместить на подоконник.
Едва всё это коснулось окна, Ярослав, совершенно неожиданно для себя самого (хотя неожиданно ли? зачем тогда вынудил подойти и встать перед собой?), протянул руки, подался вперёд, приподнялся, взял девушку за талию и усадил на подлокотник кресла коленями в свою сторону.
Люба напряглась, как струна.
Нас оглушил бешеный стук её сердца.
Тем более, князь сразу после этого позволил себе невероятное : он одной рукой обнял девушку за талию, а голову и другую руку, согнутую в локте, положил на её колени. Полежав так несколько мгновений, самодовольно улыбнулся и заявил:
-- Знал, что придёшь. И мечтал о том, как положу тебе на колени голову... И отдохну…
Помолчал, как-то по-мальчишески хихикнул и добавил:
-- А черешню я вообще-то не ем. Терпеть не могу. И ещё… Тебе разве не сказали, что я страшный зануда и где-то у окна есть никогда не стану?
Сердце барышни перестало грохотать.
Она сразу успокоилась, тихонько засмеялась и сказала:
-- Мне сказали только о черешне, но я подумала, что она такая великолепная, и везли её так издалека, аж из Малороссии, из какого-то Бердянска, о котором я раньше ничего и не слыхала, что можно хотя бы попробовать… А о занудстве и сама знаю… Заметила…
Рука Любы непроизвольно легла на голову князя и ласково пробежалась по завиткам...
Ярослав зажмурился и счастливо улыбнулся.
Потом поднялся с её колен, упёрся в сидение своего кресла руками с двух сторон, посмотрел снизу вверх в глаза барышни и сказал:
-- Ладно, уговорила. Но не с подоконника, а с колен. Твоих.
Приподнялся, подался вперёд, взял тарелку с черешней, поставил её на любашины колени.
Выбрал и съел одну ягоду. Выплюнул косточку на ладонь, посмотрел на неё задумчиво, а потом с мальчишеской шкодливой улыбкой «выстрелил» косточкой куда-то вверх за окно.
Снова потянулся к подоконнику, взял пустую тарелку, салфетку.
Пустую тарелку поставил на одно своё колено, а салфетку постелил на другое.
Съел еще несколько ягод, складывая косточки в пустую тарелку…
Подумал и сказал:
-- Неплохо. Но не настолько великолепно, как ты меня уверяла.
Промокнул губы салфеткой, вытер руки и вернул обе тарелки и салфетку на подоконник.
Поднялся с кресла.
И поднял за плечи барышню. Поставил перед собой.
Посмотрел в её округлившиеся глаза.
Улыбнулся, но уже какой-то отстранённой улыбкой:
-- Значит, Ёжик? Спасибо, Ёжик. Вернула к согласию с самим собой.
Наклонился к лицу девушки … и … коснулся своей щекой её щёчки.
А зрителям показалось, что сначала хотекл сделать что-то совсем другое.
Отстранился почти моментально и, ничего более не сказав, странно посмотрев на Любу, решительно развернулся и пошёл к роялю.
Любаша, похоже, чего-то ожидавшая, объяснений по крайней мере, смотрела растерянно. И разочарованно… Хоть и была растрогана. Очень, кажется, растрогана, так же сильно, как и растеряна.
Ярослав поднял крышку рояля, сел за инструмент, задумался…
Потом засмеялся по-мальчишески, откинув голову назад, повернул лицо к барышне и, став невероятно похожим на сына, хитро подмигнул ей.
Опустил руки на клавиши и бравурно заиграл «Рацарский романс» Глинки на слова Нестора Кукольника.
Запел, не скрывая весёлой и доброй иронии:
-- Прости! Корабль взмахнул крылом,
Зовёт труба моей дружины!
Иль на щите, иль со щитом
Вернусь к тебе из Палестины.
Молва о подвигах моих,
Шумя, придёт моим предтечей,
И лавр из нежных рук твоих
Наградой будет мне и встречей.
Клянуся сердцем и мечом:
Иль на Щите, или со щитом!
Сто битв, сто рек, сто городов
Об имени твоём узнают.
На ста языках сто певцов
И запоют и заиграют!
Твоей великой славы полны,
К твоим стопам примчат меня
Могучие, седые волны…
Клянуся сердцем и мечом:
Иль на щите, иль со щитом!
Но, если приговор судьбы
В боях пошлёт мне смерть навстречу
На грозный зов её трубы
Я именем твоим отвечу!
Паду на щит, чтоб вензель твой
Врагам не выдать, умирая.
И побеждён одной судьбой,
Умру тебя благословляя!
Клянуся сердцем и мечом:
Иль на щите, иль со щитом!
Всё это время периодически на экране мы видим, то счастливые смеющиеся, и одновременно ироничные глаза Ярослава, то, удивлённо вытянувшееся, разочарованное личико Любаши.
https://www.youtube.com/watch?v=U7mKjS98JJU
К О Н Е Ц первого сезона.
Придуман и сложился в голове уэже и второй сезон, но по некоторым причинам работа по его записи на бумагу откладывается.
Читатели, которые желают увидеть список действующих лиц сериала и черновик (сегодня я бы написала его иначе) послесловия, могут обратиться к черновому варианту этой киноповести.