Любят у вас в конторе поговорить о том, что и дня без работы прожить не могут, что выходные – это чёрные дни недели, а отпуск – сущая каторга. Поговорить любят, но дальше разговоров дело ни у кого не идёт.
Но однажды один из служащих, Евгений Лотков принёс себя в жертву на алтарь производственных отношений и согласился стать участником эксперимента, суть которого – абсолютный отказ от трудовой деятельности. За проведение эксперимента взялся авторитетный НИИ. Сотрудникам института обязались оградить Лоткова от работы, обеспечить трёх¬разовое питание, установить камеры слежения и следить за ходом эксперимента.
Проводили Лоткова без митинга и бравурной музыки: все понимали – риск велик, дело – новое, и может случиться всякое. Проводили, как семья провожает на работу кормильца – буднично и душевно. От дублёров Лотков отказался. Только попросил не поминать его лихом, а зарплату перечислять на сберкнижку – всё равно жена потратит деньги на пустяки.
- Женя, – сказали на прощанье коллеги, – мы в тебя верим! Мы тобой гордимся! Мы ждём твоё возвращение в род¬ные пенаты и заверяем, что без тебя твою работу мы даже пальцем не тронем! Вот, как мы тебя уважаем!
Лотков молча поблагодарил коллег и отважно шагнул в барока¬меру со всеми удобствами. Где-то ро¬няли зёрна колосья, стыл в мартенах металл, скучали стройки, метался в загонах голодный скот, тосковали без ц/у рабочие коллективы, а Евгения ожидали томительные будни праздного безделья и широкий диван, рассчитанный на мощные перегрузки.
По-разному отнеслись в конторе к эксперименту. Некоторые пытались его опошлить, но большинство с пониманием отнеслось к научному опыту и проник¬лось к Лоткову полным почтением. «Лоток – молоток! – говорили они, – Конечно, любой из нас поступил бы также, но поступил так именно он! Именно Лоток пожертвовал собой ради общего блага! Именно ему будут бла¬годарны наши потомки! И именно с ним стал возможен этот эксперимент, значимость которого трудно оценить и переоценить!»
Интерес к личности Лоткова оказался высоким. Даже наша штатная конторская мышь Викуся, не осталась в стороне от ажиотажа. Она поразила нас прозорливостью. Оказывается, с первых дней работы в конторе Викуся вела хронометрах рабочего дня Лоткова и стенографию его перлов. Когда мы прочитали эти записи – мы обалдели. Нет, не случайно указующий перст науки выделил Евгения из нашей среды. Вот кусок из Викусиного досье.
«Во вторник Л.Е. опоздал на работу на три минуты. Сделал круглые глаза: «А у меня без пяти!». В 9-10 незаметно перевёл стрелку своих часов. В 9-15 начал перекладывать бумаги из стопки в стопку. Некоторые документы пробует на зуб. Откладывает их в сторону. Видать, не по зубам. В 10-37 потянулся и сказал: «Только тех, кто любит труд, идиотами зовут!» С 10-38 до 11-14 раскачивался на стуле. В 11-14 В.В. спросил его, чем он занимает¬ся? «Анализирую», – ответил Л.Е. Интересно: что? В 11-22 начал что-то писать. Два раза рвал и писал снова. В 12-01 передал на¬писанное С.Т. «Посмотри. Кажется, в этом что-то есть», – и вышел из кабинета. С.Т. прочитала и вышла тоже. После работы проверю мусорную корзину. В 12-44 пришла С.Т. В 12-46 явился Л.Е. Занял у меня сотню. Плакали мои денежки! «Работа – не волк!», – сказал он мне, потрепал по щеке и ушёл обедать. Рука у него холодная, как лягушка. Только не квакает. С.Т. фыркнула. Посмотрела бы на себя! Обязательно найду в корзине черновики! В 14-02 Л.Е. пришёл с обеда. В 14-15 начал перекладывать на столе бумаги. В 15-17 В.В. спросил его, чем он занимае¬тся? «Систематизирую», – ответил Л.Е. Интересно, кого? В 16-30 Л.Е. застонал: «От работы лошади дохнут!» Почему ра¬боту он всегда сравнивает с животными? В 17-19 Л.Е. позвонил жене, сказал, что задержится. В 17-39 достал из корзины клочки записок и до 17-55 рвал их в мелкую крошку. Обрывки положил в карман. Ну и черт с ним! Хоть домой уйду вовремя. В 17-56 начал одеваться. В 18-01 подо¬шел ко мне: «Что, Мышка, переработали? Завтра скажем В.В., что пахали после работы. Сдерём с него по отгулу. О’кей?» Нет, день просить у В.В. я не буду, хватит и половины. В 18-04 вышли из офиса. Л.Е. поймал такси. А я без денег! Завтра обязательно захвачу и прослежу его до конца!»
Досье читали и перечитывали. Оно впечатляло. Виталий Викторович назначил Викусю своим замом. Светла¬на Травина перешла в другой отдел. Но каким крутым был наш Евгений Лотков!
Самопожертвование Лоткова требовало внимания. Хотели назвать контору его именем, но ограничились учреждением вымпела имени героя. Вымпел учредили переходящим, и он скоро перешёл куда-то бесследно.
Не смотря на то, что Лотков сидел в барокамере, на его имя поступала корреспонденция. Люди заочно поддерживали Евгения в эксперименте и желали ему удачи. Мужчины предлагали выпивку после того, как всё кончится. Женщины предлагали себя.
Шли годы. Народы удивляли мир науч¬ными и трудовыми победами, а наша контора жила своей размеренной жизнью. Менялся состав коллектива. Уже мало кто мог похвас¬таться знакомством с героем, но па¬мять о нём хранили. Его ра¬бочее место оградили барьером из красного дерева. К барьеру прикрепили табличку: «Здесь трудился первопроходец конторских будней Лотков». На его столе стоял бюст из алебастра, сработанный неизвестным ваяте¬лем по фото 3х4. Наша серая мышка Викуся за то время доросла до кресла Виталия Викторовича, превратилась в большого серого грызуна Викторию Эдуардовну, но замуж так и не вышла. Она была уверена, что любит Евгения Лоткова, и не вправе ему изменять. Прошло столько лет, а она никак не может забыть той холодной ладони, которая когда-то потрепала её по щеке. Как он там, в нечеловеческих условиях барокамеры?
Прошло ещё три года мучительных колебаний, и Викуся решилась. Сходила к модному парикмахеру, нарядилась и отправи¬лась в тот НИИ, который контролировал эксперимент с участием Лоткова. За энную сумму её пропустили к иллюминатору барокамеры.
Герой Евгений Лотков сидел под пальмой, (микроклимат барокамеры позволял выращивать тропические культуры) и с вожделением смотрел на упругие связки бананов, висящие над его головой.
- Глухой номер! – сказал сопровождающий, – Бананы любит, а на пальму не лезет.
Викусю охватило волнение. «Ну, же, Л.Е., миленький, ну, придумай же что-нибудь!» От волнения ладони Викуси покрылись холодным потом.
Мощная волна её желаний пробила стены барокамеры и коснулась Лоткова. Евгений наморщил лоб. Застывшие мысли тяжело заворочались в заросшей шерстью черепной коробке. Он со скрипом распрямился, встал на задние конечности и подтащил под пальму те¬левизор – до бананов было далековато. Евгений недо¬вольно зарычал, и тут его взгляд натолкнулся на швабру, которую уборщица оставила в барокамере. Евгений Лотков взял швабру в лапу, неуклюже взмахнул, и первая связка бананов покорно свалилась к его ногам…