Очередная пора длинных и весёлых летних каникул. Очередное время бесшабашного отдыха, завораживающей ночной и утренней рыбалки, дневных загораний и купаний на Тёплом озере. Очередное время любимого футбола и «не в себя» курения, втихаря от родителей. Ещё не пришла пора маме отучить меня курить. Ещё не пришла...
Солнышко печёт наши головы и сушит грядки на огородах, испаряет утреннюю росу в лесах и на лугах, помогает зреть клубнике и землянике, яблокам, вишням и грушам в чужих садах. У бабушек и дедушек заготовка на зиму огурцов и помидор, перцев и зелени. Закрутка компотов для нас, «оглоедов», как любит выражаться бабушка Маша, мамина мама. Мы все зимние каникулы проводим на тёплой печке, что стоит посреди большого кирпичного дома и любим бабушкины компоты и соленья…
- Лёха, у меня неделя отдыха от тренировок и игр на футболе, перерыв. Давай, к деду моему на озеро смотаемся на утреннюю рыбалку. Сейчас окунёк хорошо идёт на червя, дедушка говорил, звал приезжать, - предлагаю самому старшему другу нашей компании прокатиться на рыбалку.
…Он заядлый рыбак, азартный, как и его родители. У них это семейное. Они могут часами неподвижно сидеть в резиновой лодке за камышами линя вылавливать. Сидят смирно и не шелохнутся, ожидая поклёвки. А потом привозят этого линя домой, запускают в ванну плавать. Сами же ходят мыться в баню общественную, что через дорогу от нашего дома. Тётя Света и то не уступает в рыбалке своим мужикам. Мне хватило с его папой и с ним один раз за линями съездить, больше не хочу. Моё шило в мягком месте не позволяет сидеть долго, не разговаривая и не двигаясь. Это противоречит всему моему егозистому живому и подвижному организму…
- А когда поедем? – Лёшка быстро определился, он вообще долго не думает, принимает решение быстро и бесповоротно, что мне в нём и нравится.
- Да сегодня и поедем, дедушка рад будет и утром нас разбудит сам. Он «козью ножку» раз пять за ночь выкуривает. Во сколько скажем, во столько и поднимет, не проспит, - я уже рад радёшенек, что Лёха согласился, а то скучновато одному и боязно немного, вода, всё-таки.
Свежо в памяти страшноватое раннее утро у костерка, когда полупьяный парень с красными глазами пришёл с заряженным ружьём у нас искать свои сети…
Дедушка уже пару лет не выезжает на лодке на рыбалку, глаза совсем плохи стали и нога сильно тянет. Он и в огороде в нынешнее лето укоротил длину всех теплиц, стар совсем стал, сдал дедушка, мой любимый дедушка Коля. А лодку и все снасти передал мне по наследству, передал, когда мне только одиннадцать стукнуло…
- Деда, привет! – на вечерней зорьке мы с Лёхой заводим велосипеды в огород, дедушка сидит на завалинке с неизменной «козьей ножкой», скрученной из «Правды» и набитой своим домашним самосадом. Терпкий запах табака по всему дому стойко висит круглые сутки. «Даром, что «Правда», всех лучше дымит бумага-то», любит говорить дед, когда я спрашиваю, почему именно из этой главной газеты всей страны Советов он крутит цигарки.
- Привет, внучок, - деду и не надо меня видеть, он узнаёт своего старшего внука по шагам, по запаху, по первому звуку, любит же, - с другом пожаловал на утреннюю зорьку?
- Ага, хотим там, у плотины, в кубышках, окуней потаскать, - бодро отвечаю, - а это мой друг Лёшка, у меня же черви остались с выходного.
- Ужинать будете? А то бабка моя в ночь на работе, сварила щей и картошки нажарила, там в печке. Найдёшь, внучек?
- Найду.
- Ладно, спать пойду. Во сколько будить-то вас? На печке спать будете?
- Да, дед. Часика в три буди...
Нам не спится на печи и мы травим страшные анекдоты, не забывая, правда, и зацепить девчонок со двора. Вымахали они за лето, загорели, груди показались из маечек. Выпендриваться начинают. Не спится, а уже к полуночи…
…Бабушка Маша никогда и нигде не работала до своих пятидесяти. Дедушка работал машинистом тепловоза, даже, бронь была и он не ходил на войну. Бабушка ему рожала детей, моих дяденек и тётенек с периодичностью в пять-шесть лет. Кто-то в детстве умер от болезней, кто-то выжил. Моя мама вторая из ныне живущих, а бабушка «последыша», Тольку, родила в свои сорок восемь. А потом, через пару лет после этого и на работу вышла. Дед к тому времени на пенсии был и занимался огородом, который у него очень большой, зелёный, цветущий и ухоженный. Любил дедушка землю, да и сейчас любит, да силы не те, здоровье всё-таки на «железке» вымотал. А бабушка с пятидесяти лет да по сегодняшний день, когда её уже за семьдесят, ходит на ту же «железку», что в двадцати минутах ходу от дома, охраняет открытые склады с рельсами и шпалами, всякими крупными запасными частями к тепловозам и вагонам. По ночам дежурит бабушка, да нет-нет и притащит мешочек брикетов торфяных для печки или шпалу, пропитанную креозотом. Запах на весь двор и копоть страшная, а всё не покупать…
Мы так и не заснули, каникулы же, а в полночь послышался скрип калитки и бабушкины шаркающие шажочки. Она пришла с работы, наверное, опять что-нибудь принесла. Заходит в дом:
- Стаська, ты что ли приехал с кем? - Она вошла в полутёмный дом, - велосипеды, вижу, лежат.
- Да, бабусь, мы с другом на утреннюю рыбалку хотим съездить.
- А чего не спите, скоро уж вставать.
- Не спится, бабусь, каникулы же, дома выспались, - смеёмся мы.
- Тогда айдать со мной, поможете пару шпал принести для печки.
Мы махом соскочили с печки и обулись, протирая глаза, когда она включила тусклую жёлтую «лампочку Ильича» в коридоре…
Спящие улицы посёлка тускло освещаются такими же фонарями на длинных ногах. Кое-где, заслышав наши шаги и тихий разговор в ночной тишине, залает собака, замяукает кошка и в ответ проснётся неугомонный петух. На станции слышны паровозные гудки дежурных локомотивов и шум сброса давления пара из топок. Станция и пакгауз со складами живут своей, железнодорожной, круглосуточной жизнью, не обращая внимания на спящие дома с их приусадебными участками и огородами, домашними животными и сельскими жителями, тружениками близлежащих предприятий. В темноте можно легко различить три длиннющие, дымящие сизым дымком и подсвеченные прожекторами и красными огнями трубы Горьковской гидроэлектростанции, шум её цехов и мотоциклетный рёв молодёжной техники. Кто-то спокойно спит, а кому-то не до сна. Жизнь, ночная жизнь…
- Вот, я приготовила домой, - бабушка в полутьме бодро подошла к пачке чёрных шпал, едко пахнущих пропиткой, - надо бы за ночь три штуки унести.
Мы же молодые, сильные и упёртые. Что нам стоит каждому по шпале унести. Бабушка же носит! Ан, нет, еле взваливая на плечо увесистый длинный брусок железнодорожного полотна, Лёха кряхтит, но не подаёт виду, что тяжеловато. А ещё и нести минут двадцать пять. Он шатается из стороны в сторону и ставит его одним торцом на землю. Я и того моложе его, просто мельче в телесах и далеко не атлетического сложения. Я же не штангист какой, я футболист и ноги у меня будь здоров, но не бицепсы же, не плечи. Глядя на друга, не решаюсь вообще его поднимать, а предлагаю:
- Давай лучше два раза придём. Одну на двоих потащим.
А бабушка, моя щупленькая и низенькая, метр пятьдесят пять примерно ростиком, да и весом на сто меньше от роста, легко присела под неё, взвалила на плечо такую же шпалу, как и у нас, встала тихонько и пошла. Ничего себе!
Это вам не бутафорское бревно «дедушки Ленина», о котором нам байки травят в школах…
Мы смотрим в след удаляющейся в темноте маленькой старушке, разинув рты. Вот это бабуля! Быстро хватаем шпалу вдвоём и бежим за ней. Она же не по дороге ходит, как все, а какими-то «козьими тропами», нам бы её не потерять в темноте.
Бежим, это, конечно, сильно сказано. С первыми шагами приседаем под весом деревянного бруса, слегка пошатываемся, но всё-таки приноравливаемся и выравниваем походку. Во, уже лучше! А сами смеёмся украдкой, стараясь не привлекать внимания дотошных собак.
А впереди мелькнула бабушка в беленьком платочке. Супер, а не бабушка у меня. Лёха только похихикивает над нами обоими. Вот так мужики будущие, вдвоём одно бревно еле тащим. А бабушка бегом бежит с таким же…
Потом ещё пару раз мы помогали ей, до самого рассвета. Так умаялись, что сначала еле встали. Дед чуть ногу мне не оторвал, пытаясь разбудить. А на рыбалке уснули в лодке, как только вышли первые яркие лучи утреннего солнышка. Так и легли в лодке, Лёшка на кормовой банке, а я на носовой… Рыбаки, блин!
При дневном свете и освещении лампочки в сенях бабушкиного дома мы потом, после рыбалки, увидели плоды ночной «работы» в виде штакетника из шпал и кучи торфяных брикетов…
А если ещё посмотреть, как бабушка в одного потом их распиливает ножовкой и колет колуном, вообще, отпад. Супербабушка Маша у меня!
Но, о заготовке дров на зиму у меня есть отдельные воспоминания и о них в следующей истории…
Мы с другом так опозорились перед стареньким человеком, что никому и никогда во дворе не рассказывали, как не могли вдвоём с одним бревном угнаться за семидесятилетней бабушкой с таким же на плече…
Никогда и никому! Вы первые, кто об этом узнаёт, спустя тридцать с лишним лет. Лёшка уже никому это не расскажет, нет его, моего друга, давно уже нет. А мне можно. Я один остался из свидетелей тех времён и помощи бабушке Маше…
Один…
Пусть земля им всем будет пухом…
И добрых обо всех них воспоминаний…
8 августа 2016 года