Сердце стихии

История о воодушевлённых сердцах в разрушенном мире.


1 Глава. «Начало конца.»

  Жаркий воздух обдувал мое лицо. На его грязной потрескавшийся коже яркими пятнами красовались сильные раны и гематомы. С ногой дело обстояло еще хуже. Инфекция. Одного взгляда на ногу Уилла было достаточно, чтобы грохнуться в обморок. Меня лихорадило и бросало в дрожь. Еще чуть-чуть и я бы разревелась горькими слезами, только это было бесполезно. Уилл умер. Умер на моих руках. "Береги себя"-последнее, что он смог сказать, мучаясь от боли. Он погибал мучительно, с каждым днем было хуже и хуже, а я ничего не могла сделать. Чувство полной беспомощности не покидало меня последнюю неделю.
Меня зовут Энн Лестер и я одна из последних выживших на чертовой Земле. Вообще, если вам угодно, то можете называть меня полным именем Анастасия-Маргарита-Лавиния де-Франк-Лестер. Но не думаю, что во время апокалипсиса официальные имена играют какую-то роль. Не так давно, хотя я уже давно сбилась со счета, где-то 2 года назад начался полнейший хаос и разруха. Все ожидали чего угодно:Вторжение пришельцев, зомби-апокалипсис, но нет, природа решила сыграть злую шутку, поэтому теперь землетрясения, смерчи, наводнения, бури-почти ежедневное испытание для каждого из выживших. Иногда задаюсь вопросом, почему же я не умерла, как все мои близкие? Для меня это до сих пор остаётся загадкой.

  Моя жизнь до этого кошмара была скучной, хотя сейчас она мне кажется Раем. Мне было четырнадцать, когда все началось. Я всегда была не любимым ребенком в семье, благодаря моей "любимой" сводной сестре Хелен. Она была куда лучше меня. Во-первых, у нее не было дурацкого имени. Хелен, просто Хелен. Без всяких 'Марграет' и 'Лавиния'. Ну а во-вторых, она просто была красива, талантлива и умна, в отличие от меня.
  Все свои четырнадцать лет я прожила на ферме во Флоренсе, штат Техас. Когда я была маленькой моя мать вышла замуж за мистера Баркера, противного богатого, как и его дочь Хелен, мужчину. Мягко сказать, что я его недолюбливала.
Вообще-то вся моя семейка была странная. В роду мамы было принято называть всех дочерей, без исключения, Анастасиями. Ну не глупо ли? И я, конечно, не миновала эту традицию, увы. Я часто путала всех Анастасий, поэтому когда мать говорила, что мы поедем на выходные к бабушке Энни, я всегда терялась в догадках, ведь у моей бабушки, маминой мамы, была родная сестра и тоже Анастасия! Тогда я решила, что когда я вырасту, то точно не буду называть свою дочь Энни. Чем плохо, скажем, имя Алисия? Вполне себе неплохое.
  В чем мы с Хелен были похожи, так это во внешности. Густые черные волосы обрамляли наши худые бледные лица. В остальном мы были абсолютно разные.
Так вот о чем это я? Ах, да. Когда начался апокалипсис я преспокойно бегала по нашему небольшому дворику. Боже, какой он был уютный. Вишневые и яблочные деревья заполняли почти все пространство придворового садика. Там же у нас стояла маленькая белая беседка, в которой ночью можно было смотреть на сияющие в небе звезды. Рядом с беседкой стоял кремово-белый ажурный столик, на котором всегда стоял поднос с фруктами и булочками, испеченными мамой. Иногда, когда мистер Баркер читал утренние газеты в беседке, Хелен приносила ему крепко заваренный чёрный кофе. Сейчас вы спросите, зачем же я бегала по двору? На самом деле из хлева убежала довольно упитанная розовая хрюшка, а мне было велено её поймать. Вы когда-нибудь ловили свиней? Очень увлекательно, однако. Мама сидела вместе с сестрой в беседке, они обсуждали книгу 'Убить Пересмешника' и ели круассаны. По периметру участка был поставлен невысокий голубой забор, а в него была вделана калитка, точно такого же цвета. Родители обожали все сочетающееся и однотонное. Рядом с калиткой был прикреплен старый звонок. На самом деле мы давно купили новый, но мистеру Баркеру было лень его менять. В звонок позвонили. Я бросила гоняться за глупой свиньей и пошла открывать. На пороге стоял мой друг Уилл. Он был на половину фута выше меня. Я, честно говоря, не знала какой у него цвет волос. Что-то от русого, плавно переходящего в блондина. На улице стояло жаркое лето, поэтому мы с Уиллом собрались кататься на велосипедах по Терракотовой улице.Это была самая большая улица нашего городка. Важно упомянуть, что Уилл был на год старше меня, и я никогда не понимала, почему он возится с такой малявкой как я, но я всё же была ему благодарна за это, потому что кроме него друзей у меня не было.
  Мы уже почти вышли на Терракотовую улицу, как вдруг началось землетрясение. Я испугалась и прижалась к Уиллу. Мы бросили велосипеды и побежали куда глаза глядят. Буквально на наших глазах люди проваливались в землю. Это было ужасно. Пока мы бежали я думала, что надо вернуться домой, к маме и сестре, я очень за них переживала. Какой бы Хелен не была мне противной, в этот момент я понимала, что люблю её всем сердцем и не хочу потерять. Даже мистер Баркер не казался мне уже таким гадким.
  В конце концов, мы удивительным образом не свалились в огромную дыру в асфальте, а успешно миновали все преграды и оказались на окраине города. С того момента начались наши 'удивительные' приключения.
Два года рука об руку мы выживали, но вот, несчастье-ураган. Уиллу чуть не оторвало ногу и уже надеялась, что все обойдется, но нет. Ампутация была единственным выходом. Но так, как ни я, ни он не были хирургами закончилось все плачевно. Он рос на моих глазах, так же, как и я на его. Из мальчишки-лентяя он превратился в храброго парня. И вот сейчас он уже погибает на моих руках. В его глазах, цвета льда, видна вся боль, которую он испытывает. Последний вздох.
  -Прошу, не умирай...


  2 глава. «Последнее прощание и первая встреча.»

  Его прекрасные глаза закрылись навсегда. Я не выдержала и зарыдала. Слезы полились из меня фонтаном. Я пыталась успокоиться, но все, что я сделала, это растеряла грязь по лицу. Каковы были бы ваши ощущения, если бы вы один-одинёшенек сидели рядом с трупом вашего лучшего друга? Думаю, что не самые приятные. Мне казалось, что я могла реветь целую вечность, но уже через некоторое время я выплакала буквально все слезы.

  Как похоронить друга в пустыне? Довольно-таки интересный вопрос, не правда-ли? Я осыпала Уилла песком, простилась с ним и, скрепя сердцем, пошла прочь. Признаю, что хоронить людей, осыпая их песком, немного странно, но что я могла еще сделать? Волочить его безжизненное тело за собой, пока сама не умру от жажды? Жажда. Сейчас мне действительно хотелось пить. Наши запасы закончились еще два дня назад. Сухой ветер, горячий песок и палящее солнце сыграли свою роль, я буквально валилась с ног. Все мои мысли занимали только Уилл и бутылка холодной воды. Даже удивительно, что за неделю скитаний по пустыне, нас не настигла паяльная буря. Это давало надежду на то, что мы можем выжить. Но после смерти Уилла эта надежда исчезла. Я потеряла всех. Я даже не знаю, остались ли на свете люди, но даже если это и так, то надежда на выживание погасла во мне навсегда. Мне не было смысла жить. Но надо было, ради Уилла, ради мамы, даже ради Хелен и мистера Баркера.

  После моих долгих блужданий, я вышла на какую-то тропинку, поросшую засохшей травой. Ну хоть не песок. Травинки неприятно щекотали босые ступни. Ботинки я никогда не носила, только туфли. Мать говорила, что я должна быть женственной, поэтому в моем гардеробе были только платья, юбки, блузки и кофты. Мое некогда любимое голубое платье с белыми ажурными вставками, купленное на Рождественской распродаже в Сан-Антонио, куда мы частенько выбирались семьей по праздникам, было ободрано, рукава были обрезаны в целях удобства, этим оно походило на половую тряпку, которую изрядно потрепала жизнь. Собственно, как и меня. Не думайте, что все два года мы ходили, как бездомные. Фактически, это так и было, но в полуразрушенных домах на окраине нашего города мы находили еду и вещи, тогда я впервые одела штаны, но с туфлями я так и не хотела прощаться. Я уговорила Уилла оставить их, на что он просто кивнул головой, похоже ему было всё равно. Но я знала, что он тайно взял с собой две пары армейских ботинок, которые распределил на нас двоих. Я упорно отказывалась их носить, но всё же согласилась положить их в рюкзак. Из туфель я давно выросла, поэтому ходила босиком. Уилл не понимал моей упертости, но ничего не говорил.
  В моем рюкзаке лежали не только ботинки, но и комплект одежды, состоящий из майки и водонепроницаемых штанов, я надеялась увидеть там бутылку воды, но увы, нашла только упаковку салфеток и расческу. Трава стала ужасно колоться и я решила всё же одеть ботинки. Одежду тоже следовало бы сменить. Как только я вышла на лесополосу, я пошла за ближайший куст, чтобы переодеться. Даже если все человечество вымерло, не буду же я снимать одежду прямо посреди дороги! Только я начала одевать первый ботинок, как послышались шаги. Я сошла с ума, или тут кто-то есть? Похоже, я была тут не одна. Я выглянула из-за куста, стараясь сделать так, чтобы моя голова не была видна. Передо мной стала кучка людей, которая, благо, не смотрела в мою сторону. Люди были повернуты ко мне спиной, но по их одежде было видно, что все они-мужчины. Хорошо, что я успела надеть на себя майку и штаны, иначе было бы неловко. Выглядела эта ситуация слегка странно, за высоким кустом прячется девушка в одном ботинке, которая следит за единственными выжившими людьми. Я уже хотела подать голос и крикнуть:"Эй, я тут!", но тут один мужчина повернулся. Это был молодой парень со светло-каштановыми волосами, который держал в руке компас. На плече его висел рюкзак, а в кармане штанов лежало что-то, отдаленно напоминающее пистолет. Он заметил меня. Глаза его широко раскрылись, а рот приоткрылся. Он уже поднял руку, чтобы прикрыть рот, но вместо этого что-то шепнул, и показал мне жест, означающий "прячься". Я послушно присела на корточки и старалась не дышать.
   -Эй, Пол, чего ты там нашел? Давай компас сюда, мы должны идти, помнишь что сказала генерал Джин?-Спросил кто-то охрипшим, прокуренным голосом.
   -"Найдите выживших и доставьте ко мне" — помню я. — в голосе парня послышались дерзкие нотки.
Его собеседник что-то буркнул и вся их "веселая компашка" отправилась вглубь леса. Парень снова обернулся и поднес указательный палец к губам. Я кивнула. Когда они ушли, я уже хотела уйти в противоположную сторону, но потом вспомнила, что я так же сижу в куче листьев и без одного ботинка. По тоненькому деревцу, одиноко стоявшему рядом, прополз огромный жирный паук.
 -Ну привет, дружище.-Но паук не отреагировал и пополз дальше по своим делам.
Я вздохнула. Даже паук меня игнорирует, что уж говорить и о людях. А этот парень был довольно милым. Хм, зато я знаю, что человечество не вымерло.
Все-таки надев второй ботинок, я пошла дальше.
К вечеру я наткнулась на тропу, по которой явно шли люди, и не раз. Только я сделала несколько шагов, как на меня кто-то прыгнул. Я начала размахивать руками и бить по тому, кто лежал на мне. Голова человека повернулась и я окаменела.
  -Мистер Баркер? Какого черта? Вы разве не умерли?-Я выпучила глаза и от страха чуть не закричала.
  -Энн, ты живая?!-Я думаю, что он увидимся не меньше моего. Он начал поспешно слезать с меня, а я стала отряхиваться,-Анастасия, я же просил звать меня папой, это так сложно?-Едва слышно прошептал он.
  -А я просила вас звать меня Энн.-Проворчала я. Встав на ноги и отряхнувшись я продолжила,-С каких пор ты кидаешься на людей?
  -Это досадная случайность, не бери в голову. Рад, что еще один член нашей семьи жив.-Он слегка улыбнулся и похлопал меня по спине.
  -Я думала, что все вы мертвы!-Дрожащим голосом сказала я.
  -Хелен жива, но маму мы не нашли.-Мистер Баркер опустил глаза в землю.
Почему жив он, и эта злюка Хелен? Воспоминания нахлынули и я, уткнувшись ему в грудь, зарыдала.
  -Ну, не плачь. Пойдем я отведу тебя в наше временное пристанище.-Мистер Баркер взял меня за руку и мы пошли.
Всё же я была рада, что кто-то из моих родных выжили.
Честно говоря, я думала, что папа отведет меня в какой-нибудь полуразвалившийся домик, но это оказалось нечто. Это было что-то напоминавшее ярмарку. Широкая улица, по бокам которой стояли небольшие палатки. По ней туда-сюда ходили люди. Много людей. Но никто не смотрел на меня, все занимались своими делами. Я учуяла едва уловимый запах курицы с карри. Мой живот заурчал, это напомнило не только о недельном голоде, но и о жуткой жажде. Казалось, я сейчас накинусь на первую попавшуюся еду и съем её в два счета!
  -Добро пожаловать домой.


  3 глава. «Новый дом."

  В этот вечер я испробовала все, что наверное можно было. Каждая бабулечка старалась накормить меня пирожками, с луком, с грибами, в меня влили две тарелки сырного супа, а на закуску щедро угостили свиной ножкой. Мне казалась, что я лопну, потому что все это я запила двумя литрами травяного чая. Как бы то ни было, здесь каждого человека старались закормить до смерти.
Отчим отвел меня в небольшое двухэтажное здание глиняного цвета. На первом этаже располагалась кухня и кое-какой туалет. Там даже был душ, но я не была уверена, что он будет работать в таких условиях. На втором этаже располагалась спальня. Две узкие кровати и прикроватный стол. На каждой кровати лежало по довольно большой подушке. Последнее время спала я мало, часов по 5 в сутки, если повезет, то 6. Из-за этого под моими большими карими глазами красовались замечательные синяки.
  Мистер Баркер сказал, что сегодня у меня есть время выспаться, но завтра к семи часам утра я должна была находиться у 'главы' их небольшого городка. Она должна была посвятить меня во все, что происходило(Хотя я и так это знала и даже испытывала на своей шкуре), рассказать мне все, что я должна была знать. Отчиму я не сказала, что случилось с Уиллом. Он, вроде как забыл про него, если вообще знал, кто это такой.
  Моей соседкой по комнате была Хелен. Не удивительно. Где-то к десяти часам вечера я решила укладываться спать. Пока я расстилала кровать, в комнату вошла девушка атлетичного телосложения с темными вьющимися волосами. На её молочно-белой коже блестел пот. Она пристально смотрела на меня. Уголки губ девушки вздрогнули, и она улыбнулась:
  -Сестренка, вот так новость! Да тебя прямо не узнать! Выросла-то как, да и красотой можешь похвастаться!
  Думаю, наше удивление было взаимным. Теперешняя Хелен никак не походила на прежнюю. Она тоже подросла, хотя в свои девятнадцать была ниже меня, перестала постоянно загадочно хмуриться и таинственно улыбаться. Передо мной стояла совсем другая Хелен, и мне нужно было узнать её ближе.
  -Я тебя тоже не узнала, Хелен,-Выдерживая долгую паузу, сдержанно ответила я,-Рада встрече. Чем занималась тут без меня?
  -О, я, как и другие добровольцы, занимаюсь охраной побережья. Да, тут конечно не Флоренс, но мне тут тоже нравиться. Здесь я чувствую себя по-другому, по-настоящему нужной людям. Скоро грядет волна. Мы уже ставим баррикады, надеемся успеть до того, как нас всех смоет.-Весело и непринужденно ответила Хелен.
Я села на жесткую пружинистую кровать, а Хелен повернулась к небольшой тумбе. О, как я её не заметила?! Заметив на моем лице удивление, она кивнула в сторону моей тумбочки. Я перегнулась через кровать и открыла тумбочку. Там лежала пижама и сменный комплект одежды. Взглянув на себя в зеркало, которое я тоже не заметила по началу, меня чуть не хватил удар. Грязные штаны, потертые ботинки, рваная куртка и выцветшая майка. Идеальное комбо. Мы переоделись в пижамы и легли по кроватям. Хелен выключила свет в комнате, а я тем временем встряхивала песок из кровати. Не подумайте, что я такая грязнуля, еще до прихода Хелен я помылась и в полна неплохо. Мор надежды на то, чтобы душ работал, осуществились, даже бонус прилагался - лавандовое мыло. Так что теперь я благоухала, как цветочные поля Прованса.
  При тусклом освещении бра, стены комнат принимали темно-персиковый цвет. Удивительно, но на стенах не было ни трещинки. Я уже почти погрузилась в сон, как Хелен прошептала:
  -Энн, завтра тебе надо встретится с мисс Миллс. Может ты окажешься тем самым Искателем. Удачи.
Она погасила бра, и комната погрузилась во тьму.
  -Спасибо.-Едва слышно прошептала я.
  Моя голова будто налилась свинцом, веки крепко закрылись и меня унесло далеко-далеко, в сладкий и долгожданный сон.
  Из сна меня вытянуло пение Хелен. Я не против её дружелюбного настроя и шикарных вокальных данных, но не в шесть часов утра же! На ее милое 'Доброе утро', я что-то буркнула себе под нос, накрылась одеялом с головой и лишь спустя пятнадцать минут вспомнила, что у меня встреча с какой-то мисс Миллс, чтобы узнать о каких-то Искателях. Я понятия не имела что это, и меня не особо это интересовало. Пока я собиралась, Хелен уже ушла на охрану побережья.
Через полчаса у входа в наш 'домик' стоял мистер Баркер. Когда-нибудь я привыкну называть его папой. По нему было видно, что он давно не брился. Его лицо поросло щетиной, и ему это очень шло. Ох, видела бы его сейчас мать. Ну, не будем о грустном. Я старалась себя подбодрить, так сейчас у меня будет встреча с важной 'шишкой' этого города.(Если это можно назвать городом) Папа взял меня за руку и мы вдвоем пошли по обставленной палатками улочке, потом завернули направо и снова пошли прямо. Перед нами предстало большое здание, которое по здешним меркам-было своего рода дворцом.
  'Дворец' состоял из нескольких этажей, но коридоры в нем были просто огромные. Комнат в нем было не сосчитать. Было утро, поэтому мы могли свободно гулять по нему, не смущая при этом его работников. Мы долго добирались до кабинета мисс Миллс. Я всё же не понимала, зачем она назначила встречу так рано. Мистер Баркер постучал в дверь. Её нам открыла высокая, но не 'дылда', красивая блондинка. Её аккуратно уложенные волосы струились по хрупким бледным плечам. Люди в этом городке отличались бедностью кожи. Она сначала угрюмо посмотрела на меня, но потом расплылась в улыбке:
  -Ох, Оливер, дорогой, прошу оставить нас с юной леди.
  Мистер Баркер улыбнулся в ответ и любезно закрыл дверь. Женщина повернулась ко мне и тоже улыбнулась, но более холодно, чем папе. Наверное, её можно было назвать девушкой, хотя я и не знала сколько ей было лет, но морщин у нее не было.
  -Я Мерилин Миллс, глава этого города. А ты у нас новенькая, я правильно понимаю?
  -Да, все верно,-Я старалась не смотреть ей в глаза, ибо она старательно прожигала меня взглядом.-Я Энн Лестер, дочь Оливера Баркера.
  -Хелен Баркер случайно не твоя сестра?-Я кивнула,-Славная девушка.-Она обошла вокруг стола и села в большое кожаное кресло.-И что тебе известно?
  -Земля превратилась в хаос. Я потеряла самых родных мне людей. Хорошо, что хоть Оливер и Хелен остались живы.
Она недоверчиво посмотрела на меня, взяла пульт, включила проектор и подошла ко мне.
  -Ну что же, пора посвятить тебя в тайну 'Пяти стихий'. На свете существуют всего четыре стихии: огонь, вода, земля, воздух. Пятую мы не знаем, но о её существовании указывается в древних пророчествах. Но не всё так просто. Существуют так же элементы стихий, которые нужно найти. Этим занимается Искатель. Увы, мы пока его не нашли, но ждем его появления с нетерпением,-Она лукаво улыбнулась,-Искатель отличается способностью к выживанию, сильным иммунитетом, умом и удивительным даром. По пророчеству, Искатель родится, когда день превратится в ночь, когда взбушуются все четыре стихии, тогда произойдет важнейшие событие в жизни человечества. Конкретно никто не знает, что будет после того, как Искатель найдет все элементы стихий, но все стремятся к разгадке этой тайны, и...
Сильно размахивая руками, в кабинет ворвался толстенький мужичок:
-Мисс Миллс! Волна!

  4 глава

  Сердце ушло в пятки. Волна.
  —Хелен!-Крикнула я.
  По моим щекам заструились слезы. Я хотела сесть в кресло и опустить лицо в руки, чтобы никто не видел моих слез, но Мерилин резко схватила меня за руку и всмотрелась в мое лицо:
  —Ей уже не помочь. Сейчас нужно помогать самим себе, а теперь, мы немедля должны идти в укрытие.-Спокойно и четко сказала мисс Миллс, что было странным в такой ситуации. Любая другая женщина сейчас бы уже билась в истерике от страха, что 'Мы все умрем!' Я послушно кивнула и она потащила меня за собой прочь из кабинета. Очень быстро мы миновали длинный коридор, поэтому мужчина очень сильно отставал от нас.
  —Мистер Нельсон, быстрее!-Впопыхах крикнула Мерилин мужчине.
Когда он добежал до нас, его лицо было ужасно красным, он тяжело дышал. Спустя пять минут мы добрались до подвала, не забыв при этом мистера Нельсона. Скорее, это был бункер, нежели подвал. Внутри него было много людей. Все ужасно толпились, было практически невозможно протиснуться. Женщины вместе с детьми ревели в унисон, мужчины нервно перешептывались. Как только в бункер вошла мисс Миллс, наступила гробовая тишина.
  —Дамы и господа! Прости вас не паниковать, а надеть защитные жилеты, которые вам сейчас выдадут.
Мерилин Миллс и мистер Нельсон, едва успевавший за ней, пошли раздавать жилеты. В этой толкучке я заметила папу. Я подбежала и крепко обняла его.
  —Энн, Боже, ты тут!-он тоже обнял меня и зарыдал,-Хелен, она, она...
Первый раз я видела, как папа плачет.
—Знаю!-я тоже заревела, и теперь мы с ним были похожи на два маленьких Ниагарских водопада.
  —Я потерял всех, начиная от Элис с Эндрю, заканчивая горячо любимой Хелен.-Он еле выдавил эти слова, казалось, что он сейчас умрет от горя.
 —Я тебя понимаю, Уилл умер на моих руках. Что может быть хуже того, как смотреть на смерть близких?-на некоторое время успокоившись, я продолжила,-Кто такие Элис и Эндрю?-даже в такой момент моя любопытность никуда не делась.
  —Элис-моя первая жена, а Эндрю, наш не рожденный ребенок, при родах которого она умерла. Но не думаю, что рассказывать о них сейчас будет к месту.-он нахмурился.
  —Кхм, да, пожалуй,-согласилась я.
Взяв жилеты мы передали день в убежище. На следующее утро мы уже выбрались на поверхность. Ну, скажем так, город вполне остался цел. Некоторые дома идеально сохранились, некоторые полностью разрушились. Все вокруг было в обломках. Я даже чуть не повредила ногу о большую железную трубу. Мисс Миллс попросила всех не переживать из-за своих домов, так как по её словам, она обещала приютить в своей Дворце тех, у кого дома сильно пострадали. Никто не возразил. Все её слушали, что не удивительно, ведь она была мудрым правителем.
От нашего с Хелен домика ничего не осталось, поэтому мне пришлось искать приют у Мерилин Миллс. К полудню пострадавшие должны были собраться у Летней Аллеи, эта Аллея находилась прямо перед Дворцом, который оставался идеальным, как ему и следовало быть. Удивительно, как горожане смогли отстроить город всего за два года. Да и какой город.

  Путь от развалин моего старого жилища до Дворца составлял два километра, которые можно было пройти всего за полчаса быстрым шагом. По дороге я заскочила к мадам Кук. Она была кухаркой. В этом городе ни за что не платили. Каждый трудился, и за это мог получать еду, жилье, одежду и все что ему требовалось для жизни. У мадам Кук (которая ужасно не любила, когда её так называли, потому что в глубине души она ощущала себя молодой двадцатилетней Мэвис Кук, и 'мадам', а особенно 'бабуля', выбешивали её до жути) был ужасно-прекрасный суп из томатов и картофеля, который я ела всего несколько раз, но уже смогла его полюбить на всю жизнь.
  Мэвис только протянула свои длинные костлявые руки, которые держали небольшую миску с обедом, ко мне, как меня толкнули в плечо, и суп вылился на меня. Я нахмурила брови и уже хотела бросить яростный взгляд на виновника сего проишествия, как вдруг обернувшись, ахнула. Это был тот самый парень, спасший меня в лесу. Пол, вроде бы. Он подмигнул и заговорщически улыбнулся мне, как в прошлый раз. Я не смогла не выдавить милую смущенную улыбку. Мои щеки вспыхнули, и теперь я была похожа на помидор, облитый супом из помидоров. Странное зрелище однако.
  —Ишь, молодежь пошла! Ни стыда ни совести!-Разворчалась старушка Мэвис. (Это было самым-самым ненави стным ею прозвищем)
  —Не ругайтесь, Мэвис, все в порядке. Я давно хотела сменить эту футболку.-Предательский румянец и идиотская улыбка до сих пор не сходили с моего лица.
Я обернулась, чтобы поздороваться с Полом, но его уже и след простыл. Мэвис это заметила и хихикнула, что-то буркнув себе под нос.
Мисс Кук любезно угостила меня еще одной порцией супа и даже дала мне стакан холодного персикового чая, который был очень неплохим. Грязную футболку я прикрыла кожаной курткой, застегнув молнию до подбородка.
Через пятнадцать минут я была у Летней Аллеи, как раз в срок. Дом мистера Баркера тоже был разрушен, поэтому он тоже был где-то тут. Мерилин Миллс разделила людей на два сектора: Взрослые и Дети. Конечно же я была во втором. Рядом со мной, в основном, была малышня. Ища глазами Пола, потому что по своему внешнему виду он походил на подростка, я заметила девушку моего возраста с маленьким мальчиком. Протиснувшись через детей, я подошла к ним поближе.
  —Привет. Я Энн Лестер, мне шестнадцать, а ты кто?
Девушка сначала выпучила глаза от удивления, но потом широко улыбнулась. Её миловидное выражение лица подчеркивали милые ямочки на щеках.
  —Джулия Каннингем,-она встряхнула своими крашеными блондинисто-рыжими волосами,-А это Силь,-она указала на маленького мальчика, стоявшего рядом с ним.
Ему было лет 6-7, не больше. На его маленьком круглом личике плясали хоровод веснушки. Он был не похож на сестру, в отличие от Джулии он был натурально рыжим, хотя форма носа у них был одна и та же.
  —Приятно познакомиться. —Я старалась быть вежливой.
  —Да, нам тоже.
  Наше неловкое молчание нарушила женщина, подошедшая к нам. Она была точной копией Джулии, точнее наоборот. Мать, наверняка.
  —Джулия, Силь, ведите себя хорошо, прошу вас,— женщина устало улыбнулась, потом повернулась ко мне и добавила,—О, присмотрите за моими детками, пожалуйста.
  —Хорошо, миссис, Эмм... Каннингем?
  —Ох, деточка, зови меня Милли, не люблю официальности. — Она улыбнулась и ушла вглубь толпы.
Джулия похлопала меня по плечу и сказала:
  —Не переживай, мама всегда такая. Кстати, ты знаешь, почему секции разделены?
Что-то заиграло в глазах моей новой подруги, будто она знала какую-то страшную тайну.
  —Понятия не имею.-Длинно протянула я.
  —Мерилин Миллс, наша глава, не остановится ни перед чем, она хочет любыми силами найти Искателя и использовать и его, и Элементы Стихий в своих целях.Хотя я понятия не имею, что это. Возможно, какое-нибудь соревнование или типо того,——почти на одном дыхании сказала она, —поздравляю, мы с тобой в Отборе.

  5 глава

  Солнечные зайчики играли на стенах комнаты. Тишина. Что-то разбудило меня, резко вытянуло из сна. Я присела на кровать, стала тереть кулаками слипшиеся ото сна глаза. Где-то глубоко в душу закралось беспокойство. На противоположной кровати не было Джулии. Я встала и пошла в душ. Там её тоже не оказалось. Часы немного отставали, но время было почти точным. Пять часов двадцать одна минута. И почему я встала в такую рань? Я уже хотела вернуться в кровать, как большая тяжелая дверь комнаты с тихим скрипом приоткрылась. Из дверного проёма торчала голова моей светловолосый подруги. Она на цыпочках пробралась в комнату, держа что-то в руке. Потом, вспомнив, что забыла закрыть дверь, повернулась на сто восемьдесят градусов и грубо захлопнула дверь. Невыспавшаяся я ничего не понимала. Джулия села на мою кровать, и переведя дух, сказала:
  —Это тебе. Прочитай. Я не читаю чужие письма, поэтому ты вслух читай.-Она тоже была не в лучшей форме, но её улыбка оставалась её улыбкой, скромной милой улыбкой Джулии.
Я небрежно разорвала конверт, который она мне дала. В нем лежала сложенная вдвое записка. Я аккуратно раскрыла её и принялась читать:
  —О, прекрасная девушка, чьего имени я не знаю,-Джулия хихикнула,-жду тебя сегодня на опушке леса, вне твоего города в шесть часов утра. Не забудь захватить вещи, мы кое-куда пойдем. Пол.
  -Энн, ты обязана пойти!-Джулия опередила меня и продолжила,-"Нет" не принимается!
  Я уже хотела покачать головой в ответ, но остановилась. Почему нет?
  И я пошла. Собрала вещи и пошла. Необдуманные поступки мое всё.
  На выходе из города меня встретил нежный, безумно красивый рассвет. В воздухе стояла утренняя тишина. Такая бывает только утром. Это особая атмосфера, редкие птицы щебечут, трава шелестит под ногами, ощущается легкий аромат сандала. Так было и в этот день. Я, торопясь, бежала на место встречи с Полом. Я осознавала, что "приключение", которое он затеял могло быть опасным, но после того, что я пережила, было уже не страшно.
Он сидел на старом пеньке, смотря в чащу леса. Как и в тот раз я видела только его спину. Услышав мои шаги, он повернулся и одарил меня лучезарной улыбкой. Его волосы как всегда были хаотично взъерошены. Я смутилась и нервно кашлянула:
  —Эм... Ну, привет. Ты меня ждал?
  —Я рад, что ты получила письмо. А та девчонка ничего такая,-Он замечтался, но потом быстро вернулся к теме,-Так как говоришь тебя зовут?
  —Энн. Назовешь меня Анастасией-врежу.-Я старалась сказать как более мило, но не получилось.
  —Хорошо, хорошо,-Он рассмеялся,-Рад, что ты тут.
  —По делу, пожалуйста.-Такой тон был не в моем духе, но как я уже сказала, я не выспалась, а не выспавшуюся Энн лучше не тревожить.
  —Ну что же, вас взяли в Отбор? Да? И я хотел извиниться за то, что облил тебя супом тогда, прости.-Он невинно улыбнулся.
  —Ох, ладно. Да, взяли.
  —Тебе надо бежать. Они поймают тебя и заберут для своих целей. Мерелин заподозрила тебя.-Он пододвинулся ближе и шепотом продолжил,-Энн, ты Искатель.
Он так увлеченно об этом говорил, но я даже не удивилась. Просто не поверила.
 —То есть, по-твоему я тот самый человек, которого выбирали тысячи лет? Это просто невозможно!-Я резко отодвинулась от него и злобно сверкнула глазами.
В его янтарных глазах играли лучики света, он пристально вглядывался в меня, это было странно.
  —Сейчас ты должна бежать. Тебе нужно найти элементы стихий самой. Без помощи всякой мисс Миллс и остальных.
  —Куда бежать? Где я их найду? Ты свихнулся?-Я повысила голос и чуть не перешла на крик.
Он заткнул своей огромной ладонью мне рот, а я удивленно взвизгнула.
  —Тихо! Слушай меня, Энн. Чтобы найти стихии, ты должна сконцентрироваться. Первой ты найдешь элемент Земли. Закрой глаза и сконцентрируйся на стихии, которую ищешь.
Я закрыла глаза. Сначала ничего не происходило, и я уже хотела идти, как вдруг перед глазами все поплыло и меня унесло таинственным течением. Куда-то далеко. Куда-то, где не было еще никого.

  6 глава

  Меня выкинуло на заросшую травой скалу. Сделай я два-три шага и уже летела бы в глубокую бездну океана. Волны разбивались о камни, как разбивались наши с Уиллом мечты о светлом будущем. Воспоминания нахлынули так резко, что я расплакалась. Слезы ручейком текли по моим щекам, я же пыталась вытереть их холодными руками. Вот так стоишь над морской бездной, слушаешь шум прибоя и тихо плачешь, вспоминая о людях, которых уже нет. Зачем я здесь? Я не понимала, где я нахожусь. Это был другой мир. Даже воздух здесь был иным. Чистый и свежий, как в деревне, не смешанный с выхлопными газами автомобилей. Здесь не пахло Рождественской ярмаркой, пекарней на углу, даже солоноватого аромата моря не было слышно. Хотелось вдыхать этот воздух бесконечно. Знаете ощущение, когда сидишь в душном помещении, а потом открываешь окно и вам в лицо начинают дуть холодный, приятно ласкавший кожу, ветер? Это было в тысячи раз лучше. Такого облегчения, очищения души я не испытывала никогда. Я перестала плакать, забыла в тот момент всех близких и родных мне людей. Я наслаждалась покоем, состоянием безмятежности. Было ужасно хорошо, когда ты один наедине с природой. Ни единой живой души. Тишина и спокойствие.
  Только я закрыла глаза, представляя, что это всего лишь сон, из которого мне придется в жестокую реальность, как я почувствовала резкое дуновение ветра за спиной и аромат вишневого дерева. Я обернулась. Ко мне шла, точнее 'плыла' женская фигура. Воздушное темно-зеленое платье чуть ли не парило в воздухе. Подол его был, как облако, волочившееся сзади своей хозяйки. Казалось, что она совсем невесомая, и гравитация её не волнует. Я попятилась назад, но вспомнив, что если я сделаю еще шаг назад, мое тело полетит вниз и разобьется о камни, я остановилась. Фигура под плыла ко мне и я увидела вполне различимые черты лица. Точеные скулы, алые губы, прямой нос и серо-зеленое глаза, покрытые белой пеленой. Слепота. Волосы женщины были собраны в две русые косы, спадающие до поясницы. Ее лицо не дрогнуло, оно не выражало никаких эмоций. Она поднесла руку к моему лбу и сделала вдох.
  —Чистая душа.
  Она улыбнулась, но это улыбка леденила душу, не более. Я вздрогнула. Кожа покрылась пупырышками.
  —Только Искатель мог попасть сюда. Я знаю зачем ты здесь.
  —А я не знаю. Не знаю что делать, как дальше жить. Да имеет ли это все смысл?
  —Ты говоришь, как моя людская сестра. Вы обе с характером. Я вижу тебя. Я слепа, но вижу. Хранители видят истинную сущность. Чистые души вознаграждаются, помни это.
  —У вас была сестра? Вы были человеком?
  —Я и сейчас человек. Я отличаюсь от вашего человеческого рода тем, что время не властно надо мной. Все Хранители особенны, они будут существовать, пока существует мир.
  —Человеческий род истребляется природой. Погибло уже свыше 4 миллиардов. Люди выживают, как могут. Все хотят, чтобы это прекратилось.
Я внимательно всмотрелась в её лицо. Уголки губ были опущены, зрачки не двигались, но ее взгляд был устремлен на меня.
  — Кто тебя послал, дитя?-Заботливо спросила она.
  — Я сама пришла. Я не стала бы подчиняться кому-то.
  — Удивительно. Ты храбрая, Энн.
  — Как вы узнали мое имя?
  — Я вижу тебя насквозь. Я вижу тебя настоящую.
  — Но вы же...слепы.
  — Да, это так. Люди жестоки, увы. Благодаря им я стала такой. Я рада, что нашла покой здесь.
  —Вы сами обратились в Хранители?
Она нахмурила брови и грустно улыбнулась.
  — Когда я была юной, как ты, люди из моей деревни отдали меня в жертву Богам. Я отдала своё зрение, но получила вечную жизнь и свободу от людей. В том мире меня звали Александрой и у меня даже была сестра.
  —Сочувствую вашей утрате.
Она еле слышно рассмеялась.
  —Дитя, здесь я обрела покой и рада этому. Моя душа очистилась от человеческих грехов и зла. Я стала Хранителем. Соединилась с Матерью-Землей в одно целое,-её радость резко сменилась на беспокойство,-Энн, протяни руку.
Я протянула руку. Она взяла её и принялась рассматривать, если слепому человеку это под силам.
  —Ты пришла за стихией Земли, но я не могу её тебе сейчас отдать. Ты в опасности. Тебя обманули. Не дай им заполучить это.
Женщина вскинула руки и издала истошный крик.

  7 глава

  Голова жутко болит, тело трясет. К моей руке подключены многочисленные трубки, ведущие к капельнице. В руку воткнута игла. Рук я не чувствую, они онемели. Пытаюсь крутить головой-больно. Пытаясь шевелить конечностями, получаю тот же эффект. На мне одета больничная рубашка, которая пахнет лекарствами. Я в больничной палате. Здесь присутствует резкий запах краски и тех же лекарств. Трудно дышать, поэтому я начинаю кашлять. Смотрю на аппарат, стоящий рядом с моей кроватью, сердце бьется ровно. Старюсь глубоко дышать, вспоминая произошедшее. Может это мое подсознание? Вполне вероятно. Может быть все закончилось, так и не начавшись, а катастрофы на Земле это всего лишь жуткий сон? Я остаюсь наедине со своими мыслями и догадками. Тут холодно и тихо. Больничная рубашка не согревает, поэтому я натягиваю на себя большое старое одеяло, воняющее антибиотиками. Запах настолько отвратный, что кажется, что вещи тут не стирают. На мое удивление никто не приходит. Так я и сижу в тишине около полутора часа.
Чьи-то шаги. Закрываю глаза и притворяюсь спящей. Скрипучие половицы дают о себе знать, когда дверь моей палаты открывается, и в комнату входит некто. Надо бы добавить скрип половиц в список отвратительнейших звуков, но пока что первое место там занимает царапание ногтем по школьной доске или бумаге. Вспомнив это, моя кожа покрывается мурашками. Некто подходит к моей кровати, садится на нее и пристально смотрит на меня.
  —Я знаю, ты не спишь.-Спокойно говорит женский голос.
Я стараюсь не подавать виду, что не сплю, поэтому первые три минуты мы сидим в тишине. Потом я решаюсь открыть один глаз. Рядом со мной сидит женщина в военной форме. Густые черные волосы коротко стрижены, но не "под мальчика". Губы изогнуты в странной улыбке. Она сидит на краю, старается сохранять личное пространство.
  —Мы рады, что ты очнулась, Энн. Мы ждали тебя так долго.-Она продолжает странно улыбаться, это пугает.
Я пытаюсь что-то сказать, но говорить членораздельно не получается, поэтому я сейчас похожа на мычащую корову, которую учат говорить.
  —Я дам тебе еще три часа, а потом за тобой придёт мистер Маршалл. Вы подружитесь.-Она взяла меня за руку и бодро пожала мне руку.
Она неторопливо встала, подошла к окну, походила по палате и ушла. Что за женщина? Непонятно.
Надо напрягать память, вспомнить, что же случилось. Но мой мозг отказывается вспоминать что-либо. Ужасно клонит в сон. Закрываю глаза и не замечаю, как проваливаюсь в сон, тревожный и беспокойный.
Просыпаюсь в холодном поту, когда кто-то стучит в дверь. Я не могу встать, даже помахать рукой, типо "Эй, я здесь!" Пытаюсь что-то прокряхтеть а-ля:"Входите, входите."
  Новым посетителем оказывается мужчина средних лет. Голос у него хриплый, прям как у меня, только он ещё говорить может, а не только кряхтеть. Он напоминает старого воришку, уж очень у него хитрый взгляд. Он, как и женщина, зашедшая ко мне в палату, одет в военную форму. Скорее всего, я на какой-то военной базе.
Мужчина, который оказывается тем самым мистером Маршаллом, помогает мне подняться, через жгучую боль, с постели и отводит меня в какой-то процедурный кабинет. Окон в нем нет, даже освещения мало. Тут пахнет хлоркой. Посередине комнаты стоит кресло, почти как в стоматолога. Дрожь пробирает меня. На мне будут проводить опыты или сразу добьют, чтобы не мучалась?
Мистер Маршалл говорит сесть в кресло. Оно оказывается довольно мягким. Мистер Маршалл подходит к какому-то аппарату, двигает рычаги, нажимает на кнопки, и вуаля! Кресло обвивает множество щупалец. Они будто схватывает меня в плен, связывают. Я чувствую себя мухой в паутине злого паука. Возвращается мистер Маршалл ко мне со шприцом. Он вкалывает мне какую-то сыворотку, опять подходит к аппарату, вводит какую-то программу, и меня начинает затягивать голубое течение.


  ***


  Я ударяюсь боком о землю. Неудачное приземление. Мои ноги омывает завораживающий океан. Почему я здесь? Почему меня выкидывает в разные места? Луна отражается на водной глади, образуя "лунную дорожку". Песнь сверчков сливается в унисон с шумом прибоя. Глаза уже слипаются, но вдруг появляется образ. Девушка, идущая по воде. Она приближается и тянет руки ко мне. Молодая и красивая, в отличие от предыдущей Хранительницы. Я начинаю вспоминать. Когда девушка уже совсем близко, я встаю, стараясь держать спину ровно. На мне все та же больничная рубашка. Между босыми пальцами забивается песок, который липнет к мокрым ступням. Хочется поскорее смыть его и окунуться в бездонный океан.
  —Не к добру ты здесь, я чувствую.-девушка не улыбается, в её зеленых глазах видна тревога,-Они нашли тебя. Так давно нашли тебя.-с горечью произносит она.
Горло больше не болит, и я могу говорить.
  —Сегодня я проснулась в незнакомом месте, потом мне что-то вкололи и я оказалась здесь. Что происходит?
  —Они охотятся на тебя и на Элементы Стихий. Ты в ловушке. Без помощи тебе не выбраться.
  —Откуда вы все знаете?
  —Каждый Хранитель имеет свою способность. Моя сестра-Хранительница Земли, слепа, но видит будущее. Я же вижу прошлое. Я знаю о тебе все, дитя. И как многого ты не знаешь. Но правда горька, и бывает неприятной. Сначала мы не верим, отвергаем её, а потом разочаровываемся. И так всегда.
  —И почему все знают обо мне больше, чем я сама?
  —Мы оберегали тебя всю твою жизнь, Энн, с самого рождения.
  —Я с детства жила на ферме, обо мне заботилась только мать.-Сухо отвечаю я.
Она давит на больное. Меня всегда любили меньше, чем мою сводную сестру.
  —Всё не так, как ты думаешь. Не верь никому. Ты ничего не знаешь о тех, кто тебя окружает.-Она грустно вздыхает и закрывает глаза.
  —Я готова все услышать и принять как есть.-Твердо настаиваю я.
  —Что же, как ты поняла, я Хранительница Воды, я заботилась о тебе больше всех своих сестер. Твоя мать, настоящая мать, моя горячо любимая подруга, перед своей смертью просила спасти тебя. Все не так, как ты думаешь, Энн. Ты жила во лжи. Анастасия-Анна-Мария Лестер не твоя мать. Твоя мать-Хранительница Неба. Её звали Амелия Кёртис. Когда она родила тебя, узнала, что она Хранительница Неба, главная Хранительница. Она узнала все о тебе, кем ты станешь, как жизнь проживешь. Тогда она и покончила с собой. Её жизнь стоила твоей жизни. Она убила себя, чтобы спасти тебя.

8 глава

В комнату входит девушка. В её карих глазах видна злость. Солдат Маршалл стоит, оперевшись о спинку стула, стоявшего рядом с креслом, на котором лежит Энн. Он нервничает, кусает губы и отводит взгляд на идеально выкрашенные белым цветом стены. Девушка делает 'руки в боки' и поднимает одну бровь. Она молчит, ждет, пока солдат начнет разговор.
  —Это все ошибка...Я...Я пытался, она не поддаётся нашим лекарствам, на нее не действуют наши методы, она...-запинаясь смущенно говорит солдат.
  —Ты просто не можешь выполнять то, что тебе велят! Идиот! Генерал Джин доложила тебе твои обязанности, но ты слишком тупой, чтобы выполнить их! Из-за одной твоей ошибки может все рухнуть!-яростно крикнула девушка.
В комнату зашла генерал Джин.
  —Барбс, чего ты разоралась? А ты, солдат Маршалл, чего стоишь как каменный?
Вид у генерала Джин был не выспавшийся, поэтому говорила она тихо и спокойно, будто ей не было дела, что тут происходит.
  —Генерал Джин, если позволите, то...-неуверенно начал Маршалл.
  —Генерал Джин, вы дали этому олуху руководить операцией "Возвышение"? Простите, но...-перебила солдата Барбс.
  —Командир Престон, прекратить споры с солдатом Маршаллом! Доложить о ситуации с Искателем.-устало сказала генерал.
Она села на стоящий рядом стул, и взялась одной рукой за голову, облокотившись о деревянный стол с документами и компьютером. Она старалась не уснуть, медленно то закрывая, то открывая глаза. Солдат Маршалл замолчал и дал право голоса командиру Барбс Престон.
  —Солдат Маршалл доставил Искателя сюда,-она указала рукой на Энн,-накачал её успокоительными и антибиотиками, замедляющими способность думать. Сейчас она ничего не помнит, отключена от мира. Солдат Маршалл подключил её к аппарату, который показывает нам её мысли и воспоминания. Сначала все было хорошо, но потом произошел сбой. Она слишком сильна, наши антибиотики не берут её. Она не разрешает нам себя контролировать.
  —Сколько стихий получено на данный момент?
  —Пока ни одной, генерал. Хранители нас раскусили, они берегут Искателя.
  —На каком моменте произошел сбой?
  —Её разум взял вверх, почти сразу же после того, как она начала разговор с Хранителем Воды. В скором времени она должна вновь встретится с Хранителем Земли, чтобы забрать стихию. Пока она под действием антибиотиков, она ничего не помнит. Если мы что-то упустим, она ускользнет от нас.
  —Пока она у нас, она не убежит.-твердо сказала генерал Джин.
  —Никто не знает о возможностях Искателя, генерал.

***

Я снова здесь. В нос резко ударяет все тот же запах лекарств. Голова ужасно болит. К моему телу подключено куча проводов-щупалец. Они извиваются, как сотни гадюк. Я как кролик, над которым проводят испытания. В комнате стоит все та же женщина. Как только я очнулась, она подходит к аппарату, нажимает на кнопку, и страшные щупальца больше не охватывают меня. Пытаюсь встать, но вместо этого ударяюсь локтем о ручку кресла. Женщина подходит ко мне и помогает встать. Молча мы выходим из кабинета, идем по коридору в мою палату. Она доводит меня до кровати, я ложусь, она как в тот раз садится на краешек постели. Сил нет, поэтому я просто закрываю глаза и стараюсь уснуть. Боль не отступает. Женщина берет меня за руку, стараясь подбодрить. Я ничего не помню. Как меня зовут? Зачем я здесь? Боль преследует меня в реальном мире с момента моего прибытия сюда. Когда меня уносит далеко-далеко, я ничего не чувствую. Это как осознанный сон. В том месте меня никто не может найти или достать. А может я уже умерла? Может та волна унесла не только Хелен? Может пока я скиталась по пустыне, я умерла вместе с Уиллом? Щипаю себя за руку. По руке проносится приятная боль. Мои догадки не подтверждаются.
  —Энн, я понимаю, ты устала, но мне нужно поговорить с тобой.-подает голос женщина.
  —Я хочу домой.-единственное, что я могу выдавить из себя.
  —Ты помнишь хоть что-то?
Она достает из кармана блокнот и карандаш, начинает записывать за мной.
Я рассказываю ей свою биографию, до того момента, как Хелен погибает.
  —Ты больше ничего не помнишь?
  —Увы.
  —Что происходит с тобой, когда тебя подключают к аппарату?
  —Я ничего не чувствую. Меня уносит туда, где никто меня не может найти.
Женщина холодно улыбается, убирает блокнот и карандаш, благодарит меня и уходит из палаты. С чего я стала такой разговорчивой? Почему я могу верить этим людям? Но сил на размышления нет, и я засыпаю.

***

  -Энн, посмотри на меня.-зовет меня нежный женский голос.
Я оборачиваюсь, передо мной стоит молодая девушка в легком нежно-розовом струящимся платье. Ее волосы, цвета вороного крыла, ниспадают на плечи. Её взгляд и улыбка такие теплые, родные. Я бегу к ней и растворяюсь в её объятьях.
  —Это правда ты?-на одном дыхании произношу я.
  —Да.
На её глазах выступают крохотные слезинки. Она сейчас вот-вот расплачется.
  —Почему ты бросила меня?-мой голос надрывается и я начинаю плакать.
  —Тише, не плачь. Так надо было. Я хотела спасти тебя.
Мама вытирает мне слезы платком.
  —Как я тебя вижу? Ты же умерла!
  —Я не умерла, солнце. Я слилась с Небом в одно целое. Я буду жить вечно. Я всегда рядом, помни это.
  —Когда мы снова увидимся?
Мама кладет в мою руку маленькую бусинку. Она переливается всеми цветами радуги.
  —Ты должна будешь взять её в руку и сказать "Sacris elementa, excitare!"
После этих слов мать растворяется в моих руках, а я просыпаюсь.

9 глава

  —Дышите, мисс Лестер, дышите.
Открываю глаза и вижу перед собой медсестру. Я не видела её раньше. На вид женщина лет 30-35. Волосы собраны в пучок, ни одна волосинка не выбивается, на руки, нетронутые морщинами, натянуты резиновые медицинские перчатки, халат идеально отглажен, ни единого пятнышка, даже размером с маленькую каплю, нет. Она выглядит подставной актрисой, как будто за моей палатой находится гримерка, а как только женщина откроет дверь, из нее выбежит режиссером с криком:"Снимаем!".
Завидев, что я проснулась, медсестра тепло улыбается и отводит взгляд. Хочу ответить ей тем же, но я чувствую себя избитой, поэтому лишь слегка улыбаюсь, но даже это получается очень плохо, если это вообще можно назвать улыбкой. Женщина представилась как "медсестра Кларк", но я могу звать её просто Джоди. Рядом с моей кроватью на все том же столике прикреплен пульт, нажав на который я могу позвать Джоди.
Джоди покормила меня куриным бульоном и скрылась за дверью. Видимо, у меня появилось личное время. Я не спеша встала с кровати, подошла к зеркалу, висевшему рядом с дверью, и ужаснулась. Впавшие скулы, огромные синяки под глазами и ужасно бледный тон лица. Я была похожа на скелет, без преувеличений. Пока я себя разглядывала, в комнату вошла Джоди. Она сказала, что мне пора идти на "проверку". Что это такое, так же как и почему я здесь, мне никто не объяснил. Я могла бы уже давно паниковать и биться в истерике, но здесь со мной хорошо обращались, да и времени на обдумывание всех вопросов не было времени, сознание притуплялось, будто я была напичкана наркотиками.
На "проверке" медсестра Кларк задавала много вопросов, часто повторяющимися из которых были "Что последнее ты помнишь?", "Что происходит после подключения к аппарату?", "Что ты чувствуешь после подключения к аппарату" и т. п.
Джоди Кларк была бесспорно красивой женщиной. Большие серые глаза, чуть припухлые губы, естественный румянец щёк, но самым привлекательным в ней была её улыбка. Кроткая, сдержанная, но именно такой, после которой на душе становиться тепло и радостно. Она была единственным человеком, с которым я говорила ничего не скрывая после прибытия в это место. У Джоди была маленькая дочь Ида, она её так любила, что даже спустя года вспоминая о ней, на её глаза наворачивались слезы. Её она потеряла вместе с не менее любимым мужем Роберто после эвакуации жителей. С каким же интересом она рассказывала о своей жизни в Италии, путешествиях по Европе и Африке. Джоди была прекрасным собеседником, и я могла бы вечность слушать её рассказы, лишь бы мысли в моей голове и воспоминания не брали надо мной верх, но время шло, и мне уже надо было идти на осмотр, который проводила другая медсестра.
Новая медсестра оказалась моложе Джоди, но и угрюмее. Говорила она коротко и по существу. Она не задавала мне вопросов, лишь иногда ворчала. Обследование я прошла и новая медсестра(её имени я так и не узнала) отвела меня в старый-добрый кабинет с аппаратом. А я уже соскучилась по этим лекарствам. Они вызывают жуткую зависимость, но если надо, то надо, тут я спорить не могу. Сознание проясняется и я кое-что вспоминаю. Моменты после Волны. Голову пронзает жуткая боль, будто меня хорошенько ударили кувалдой по ней. Я вспоминаю знакомство с Джулией. Письмо Пола. Я вспоминаю. Но это кажется таким далеким, нереальным. Где моя прежняя жизнь? Почему я здесь?
  —Прошлое не должно тебя поглотить. Отпусти его.-Будто читая мои мысли говорит чей-то голос.
И я отпускаю.

***

Энн не возвращается уже целый день. Я вся как на иголках. Силь устроился в моих ногах и тихо сопит. Веки слегка подрагивают, он слегка улыбается. Хороший сон. Ну хоть кому-то спится хорошо. Я не видела мать со вчерашнего вечера. Она иногда про нас забывает, но это переходит все границы. Все всполошились после ухода Энн. Её зафиксировали камеры, этого мы не учли. Особенно встревоженный выглядит мисс Миллс, постоянно что-то бормочет себе под нос. Отчим Энн переживает не меньше. Он буквально не находит себе места, все время твердит одно:"Отряд генерала Джин похитили Энн, её нужно спасать". Но я-то знаю правду. По крайней мере, мне так кажется. После всего произошедшего никто не может ничего гарантировать, что-то обещать. Кто-то мечтал о втором ребенке, кто-то мечтал о новой машине, миллионы детей верили в светлое будущее. А что теперь? Теперь ничего. У нас нет будущего. Теперь мы машины-убийцы в руках власти. Впрочем, так было и всегда. Сейчас у людей есть более веские основания на войны. Голод, смерть, страх, недостаток запасов. Мы ждем приговора мисс Миллс. Война уже начата. Они забрали у нас одного, мы заберем у них всех. Таков принцип выживания.
К вечеру весь народ выводят на Дворцовую площадь. Нервный гул проносится в толпе. Не подумайте, что столько людей всполошились из-за одной девушки. После исчезновения Энн был взорван ангар с оружием. Благо это был один из трех ангаров. Только тот, кто его взорвал, не учел, что это был ангар с утилем. Но они сделали первый шаг к войне. Они, а не мы.
Над площадью начали сгущаться тучи, которые закрыли заходящее солнце. Резкий холодный ветер прерывисто дул в лицо, он этого мерз нос, поэтому мне оставалось только натянуть шарф почти до глаз и застегнуть куртку повыше. Силь еле-еле доходил мне до пояса, поэтому он стоял, прижавшись к моей ноге. В его карих глазах едва было различимо беспокойство. Он ждал маму. Но она так и не явилась. Что осталось от нашей счастливой семьи? По сути только я и брат. Я помню те счастливые моменты, когда мы ходили с папой к нему на работу. Он был кинооператором, нам с Силем всегда нравилось наблюдать за процессом киносъемки. Папа частенько возил нас к тете Лилиане на каникулах. Она вместе с сыном жила за городом. К слову, мы же жили почти что в центре Джерси-Сити, это в штате Нью-Джерси, если что. Силь очень ладил с Буном. Бун был старше Силя на 4 года, но это не мешало их крепкой дружбе. А еще они вместе с тетей Лилианой восхитительно делали пиццу. Лучше всего у них получилась "Пепперони". С мамой у нас были сложные отношения. Она работала биофизиком, работа занимала большую часть её жизни, поэтому на нас у нее просто не оставалось времени. Мы ждали. Ждали, пока она вспомнит про нас. Но шли годы, а наши ожидания не оправдались.
Когда мы жили в Джерси, Силь любил рассказывать мне сказки. Он страшный выдумщик. Папа говорил, что он станет великим писателем. И я верила этому. А маме не бы до этого дела. "Ваши сказки чушь, займитесь стоящим делом!"-твердила она.
Обо мне рассказывать особо нечего. Подросток с мертвыми мечтами. Я не пессимист, я реалист. Меня всегда бесил бред а-ля "Жизнь супер, мысли позитивно!". Сказал бы кто мне так сейчас, треснула бы не раздумывая.
И вот мисс Миллс восходит на сцену. Люди гудят, кричат, шумят. Она поднимает одну руку вверх, и толпа замолкает.
  —Взрослые и дети! Сегодня мы объединимся под одним знаменем! Знаменем победы! Покажем что мы можем нашим врагам! И помните, вы рождены не для смерти, вы рождены для победы!

10 глава


Троекратное "ура" радостно окатило толпу. Люди кричали, визжали, радовались. Но никто не кинулся обниматься друг с другом. Это было началом. Началом глупой войны. Людей и так осталось мало, но нет, главы наших городов считают, что надо воевать. Это так глупо. Я сжала руку Силя крепче, лишь бы не отпускать его. Казалось, что его сейчас заберут, и я останусь одна, совсем-совсем одна. Казалось, мы стояли так вечность, среди шумящих и орущих людей. Он ликовали, радовались. Глупые люди. Разве они не понимают, что истребление себе подобных тем более в такой ситуации недопустимо? Иногда кажется, что Природа сделала правильно, уничтожив больше половины населения Земли. Люди всегда считали себя умнее животных, насекомых, птиц, хотя сами и не догадывались о своей глупости.
Завыли сирены, всю площадь накрыл красный свет. Это знак. Тревога. Силь поднял свои огромные карие глаза на меня. В них отражалась паника и что-то ещё. Надежда. Он снова прижался к моей ноге, дернув меня за штанину. Маленькие кулачки вцепились в ткань крепко-накрепко. Радость людей сменилась страхом. Ко мне повернулась большая грузная женщина с длинными угольными волосами:
  —Стефан?Где мой Стефан?—рыдала женщина,—Вы не видели моего Стефана?
  —Нет, мисс, э... Не видели.—Я похлопала женщину по плечу и отвернулась;это было грубо, конечно, но я ведь и правда не видела её сына, или даже внука.
Я повернулась к сцене. На ней стояли женщина и мужчина. Мисс Миллс успела уже уйти, а это, видимо, были её помощники. Так как мы стояли близко к сцене я смогла поближе их разглядеть. Мужчина невысокий, пухленький, лет сорока, сорока пяти. И высокая худая старушка. Её шея могла сравниться с шеей жирафа, ну очень уж она была длинной, а руки её были длиннее и костлявее, чем шея. Она была выше мужчины где-то на две, а того и три головы. Мужчина представился мистером Нельсоном, а женщина до последнего молчала. Лишь потом, вспомнив, что не представилась, назвалась мадам Ру. По её акценту было ясно, что она была француженкой. Поэтому её речь звучала так:"Дьобгхый день, пгхожу внимания! Я мадам Гху, гхавный секгхетагхь мисс Миллс". После своей речи она злобно сверкнула глазами в толпу. Её взгляд остановился на мне, и её губы скривились в противной ухмылке. Она быстро отвела глаза и снова заговорила:
  —Дамы и гхоспода, пгхожу не паникьовать, ма шер мгхистегх Нельсон,—ей очень сложно давалсь буква "р" и "г", а ещё она очень часто не правильно ставила ударения,—гхаспледелить вас по секция.
Жуткости ей, несомненно, придавала её огромная бородавка на щеке, рядом с губой.
Мистер Нельсон тихо хихикнул, но мадам Ру заметила его усмешку над её французским акцентом, и она злобно посмотрела на него, после чего он притих.
Я почувствовала, что кто-то "отдирает" Силя от моей ноги. Я повернулась, и увидела мужчину в черно-сером костюме. На его голове было что-то вроде берета, тоже серого оттенка. Силь заплакал, а я закричала:
  —Вы не можете! Нельзя!-Сквозь слезы твердила я.
  —Мисс Каннингем, мы должны забрать вашего брата,-Мужчина пытался меня успокоить, но ему этого не удавалось,—Сильвер Каннингем должен покинуть площадь и отправится в детский корпус.
  —Жу—Жу, не бросай меня!—Завопил Силь.(Он придумал мне прозвище Жу—Жу, так как он не мог выговаривать "Джу-Джу")
  —Не трогайте его!-Я схватила мужчину за руку, но он ударил меня по руке и я ослабила хватку;Сильвер ещё больше заревел от этого.
  —Мисс, это для вашего же блага.-Голос мужчины не дрогнул, ни единой нотки злости или раздражительности, наверное ему уже приходилось забирать детей из семей.
  —Да что вы знаете о благе, уроды!-Гневно крикнула я, и сама не заметила, как дала ему смачную пощечину.
Я схватила брата за руку и побежала сквозь толпу. Удар на время отвлек мужчину, но этого было не достаточно. Путь нам преградил мужчина в такой же форме. Сзади послышался крик: "Эй, Бёрт, хватай этих полоумных!". Мужчина сразу сообразил, что надо делать, и схватил меня. Я ударила его пяткой по пальцам ноги, а учитывая то, что у меня был жесткий каблук на ботинке, это было довольно больно. Мужчина по имени Бёрт скорчился от боли и оставил нас. Мы с Силем побежали дальше. Меня бросало в дрожь, а в голове крутилась одна мысль: "Не дай им забрать его, Джулия, он у тебя единственный." Силь перестал плакать. Бежал он медленно, поэтому приходилось тянуть его за собой. Половина народа разошлось, поэтому бежали мы без особых преград, лишь изредка огибая случайных прохожих. Вдруг, перед нами оказалась железная ограда. Черт, мы в ловушке! Силь опять заплакал. Кто-то потянул его назад, за собой. Сейчас брат служил канатом для меня и двух солдатов, подоспевших за нами. Мы "играли" в перетягивание Силя. Только сейчас это была больше, чем игра. Рывок, и солдаты выхватывают у меня брата. Моя рука держится за воздух, а не за ладошку Силя. Солдаты ядовито улыбнулись и потащили Сильвера за собой.
  —Силь, я найду тебя, обещаю!-Крикнула я, но солдаты и брат уже ушли, и всхлип Силя доносился издалека.
Я закрыла лицо руками, села на корточки и стала плакать. Плевать, что все смотрят. Они твердят, о благе, но сами все рушат и губят.
Когда я открыла глаза, передо мной стоял тот самый пухленький мужичок со сцены.
  —Мисс, чтоб в тут делаете? Солдаты должны были доставить вас на осмотр и сканирование.
  —Что?-Голос мой сипел, было ясно, что я только что ревела в три ручья.
—Ох, если позволите...-Мужичок протянул мне руку, я взяла её и , отряхнувшись, встала.
Он провел меня до медпункта, где пахло лекарствами. Там меня встретила медсестра и осмотрела. Стуча мне по коленкам маленьким молоточком, она сказала:
—Мисс Каннингем, вы абсолютно здоровы. Это значит, что вы пригодны.
—К чему пригодны?-С недоумением спросила я.
—К военной службе, разумеется.
Медсестра не выражала никаких эмоций, а вот я была явно удивлена. И не просто удивлена, я была в шоке, в ярости. То есть вот как? Как же удобно послать воевать молодых. Гениальный план, браво, мисс Миллс.
Медсестра щелкнула пальцами и я пришла в себя.
Следущий пункт:"Сканирование". Я пришла в небольшую пристройку к дворцу, там мужчина с густой бородой выдал мне черную сумку и галиль. Раньше я никогда не стреляла, тем более из винтовки, но раз уж воевать, то с оружием. Тот же мужчина сказал мне встать в очередь. В очереди было много людей, и в основном молодых. Все они толпились у металлодетектора. Можно-ли назвать толпу людей, стоящих в хаотичном порядке и выкрикивающих:"Эй, подвинься, сейчас я!", очередью? Сомневаюсь. У металлодетектора стояла женщина с бейджиком, гласящим, что женщину зовут "Герда Армудсен". На фоне белобрысых волос её брови, словно намазанные дегтем, были видны издалека. Герда Армудсен пыталась успокоить толпу, но её, конечно же, никто не слушал. Стоящая рядом мадам "Гху" выкрикивала имена людей и просила пройти сканирование незамедлительно. Очередь длилась бесконечно. Мадам Ру вызывала по одному. Когда я уже была близка к концу этого ада, она продолжала монотонным голосом вызывать людей:"Мануэль Фрог!"—это был коренастый мужчина с длинными тараканьими усищами—"Стэн Бубльпуф!"—парень, младше меня на два-три года, совсем еще ребенок, и ниже меня на две головы(с фамилией не повезло, согласна)—"Кирстен Баумэр"-низенькая девушка, стоящая передо мной, чьего лица я не видела".
И наконец—я скрестила пальцы и зажмурилась—"Джулия Карен Каннингем!"—Старушка злобно взглянула на меня и нахмурила брови. Металлодетектор не запищал, поэтому сканирование я прошла. Женщина по имени Герда Армудсен выдала мою сумку и оружие, которое она забрала при сканировании. Впереди меня ждал длинный серый коридор. Я не считала часы, но сейчас уже должно быть, вечер. Клонило в сон. В конце коридора была небольшая дверь. Табличка на ней гласила "Выход на улицу". Я повернула ручку, и вышла. Ах, свежий воздух, прекрасно. Просидев около четырех часов в духоте, свежий воздух был для меня лучшим подарком. Где сейчас Силь? Его тоже везут на войну? Но они же не могут... Тогда я бы его тут видела. Эх, ладно, пора. Не успела я сделать и пары шагов, как передо мной встала чья-то фигура. Это был мужчина, лет шестидесяти. Он был в форме, как в одежде, так и в физическом плане. За две минуты нашего знакомства он уже пять раз подтянул штаны и два раза застегнул ремень. Не сказать, чтобы он нервничал—его лицо вообще не выражало никаких эмоций. Он взял меня под руку, и мы пошли с ним к сборищу людей. По дороге я узнала, что его зовут полковник Аффонсо, он ненавидит рыбу, коллекционирует садовых гномов и бесится, когда его путают с подполковником Бреслином.(У них созвучные имена—полковника Аффонсо зовут Эйдан, а подполковника зовут Этан). "Зови меня Дядя Эйдан, я привык,"—тысячу раз повторил полковник Аффонсо.
Аффонсо отвел меня в нашу группу. На удивление, но молодых тут было не так уж и много. Я, да и пара-тройка ребят. Ко мне трусцой подбежала та низкая девушка со сканирования. Кирстен как-то там. Она приветливо мне улыбнулась и протянула руку:
—Я Кирстен, обожаю брокколи и могу не спать трое суток подряд. А ты кто?
—Джулия, не люблю брокколи и люблю спать.-задумчиво произнесла я, пожимая её руку.
У Кирстен были коротко подстриженные светло-каштановые волосы, очень красивые зеленые глаза и изумительная улыбка. Видеть её в камуфляжной форме было странно—такая крохотная куколка, но с такими грозными целями.
Понемногу мы с Кирстен разговорились и я узнала, что она из Мексики, хотя весь её род чисто английский. Там она подрабатывала моделью для каких-то скудных показов, и уже была зачислена в медицинский университет, как их город посетила засуха, а потом и землетрясение. Планы были разрушены, мечты мертвы.
—Где твои родные, Джулия?—Сказав это, Кирстен залилась краской и опустила глаза в пол,—Прости...
—Ничего. Все нормально. Я не знаю, что стало с папой, мама скрывала это, и скрывает до сих пор. Но думаю ответ ясен. Хоть раз в своей жизни она не хотела сделать нам с братом больно. Силя, моего брата, кстати, забрали.-Я опустила голову, и по моей щеке потекла слезинка.—А твои где?
—Я в семье одна. Ни братьев, ни сестер. Маму я никогда не видела. Она бросила нас с папой. В первое землетрясение его послали по работе в Чикаго, и потом я ничего о нем не слышала. Хотя его сестра, тетя Эльвира, утверждала, что его вместе с другими сотрудниками ,его супер-пупер секретной службы, заперли в бункере правительства. Во как.-Гордо ответила Кирстен.
—Знаешь, так ужасно. На всем свете нет ни одного доброго человека. Брата забрали, а собственной матери на меня плевать.
Кирстен похлопала меня по плечу, и лишь спустя минут пять нашего молчания выдала:
  —А знаешь, если и правда не осталось добрых людей, то сама будь доброй. Не надо опускаться до их уровня. Каждый может измениться.—Она ободряюще кивнула, и услышав шаги, приближающиеся к нам, повернула голову, — О, а вот и Жук идет.

***

Дни мои проходили не одиноко и не безрадостно. Не так давно меня стала навещать Эстелла. Забавная девушка со вздёрнутым носом, россыпью веснушек на носу и шоколадного цвета пушистыми волосами. Она всегда улыбалась, подбадривала. И сколько я себя здесь помнила, она была со мной. Периодически я испытываю жуткие головные боли, но в целом—я ничего не чувствую. Мало что я могу рассказать и о своем времяпрепровождении. Без Эстеллы слишком скучно. Она уверяет, что она друг. И я ей верю. Я не помню никого больше. Кто я? Энн чёртова Лестер.
Дверь со скрипом открывается и входит Эстелла. Снова головная боль, снова раздирающие душу крики в голове.
 —Эстелла, почему так?-Голос мой дрожит, а по щекам текут слёзы.
 —Тсс...Время все расскажет...
Она берет меня за руку, а слёзы продолжают стекать по моим исхудавшим щекам. Энн чертова Лестер.

11 глава

По длинной, усыпанной галькой, дорожке приближался коренастый парень. В руках он держал надкусанное яблоко, а на плечах висел массивный черный рюкзак. Глаза морского оттенка ярко сверкали, а волосы цвета кофе с молоком взъерошил резко поднявшийся ветер. Кожаная куртка была расстегнута, а футболка под ней была небрежно поглажена. Миновав дорожку, парень сел на нашу скамейку и неловко улыбнулся, сжав руки в кулак и кусая губы. Кирстен расплылась в кроткой улыбке.
  — Э... Привет, Жук. — смущенно поздоровалась Кирстен.
  — И тебе не хворать, Кирс. — Жук недолго помедлил. — А тебя как зовут? — Парень повернулся ко мне и быстро заглянув мне в глаза, сразу же опустил их в пол.
  — Джулия. А мы типо вместе? В одной группе?
  — Вроде как. Она у нас совсем небольшая, от силы человек 10 набралось. — серьезным тоном ответила Кирстен.
  — Но главное остерегаться Охотника! Мы знакомы всего часа два, а он уже сверлит нас троих глазами, сжимает кулаки и продумывает наши убийства. Бррр. — Жука пробрала дрожь, и яблоко в его руке бесшумно упало на песок. — Вот блин! Мадам Риверс закончила раздавать ужин. Ах, да, это же вам! — порывшись в своем рюкзаке, Жук достал два спелых зеленых яблока, два тыквенно-морковных сока, упакованных в цветастую упаковку фирмы "Волшебные овощи", и две рыбные котлеты в панировке, аккуратно сложенные в маленький полиэтиленовый пакет. — Это всё, что мне дала мадам Риверс, прежде чем чуть не кинула в меня половником. — Жук грустно хихикнул и протянул нам еду.
Яблоко я решила положить в свою сумку, с которой было жутко неудобно, чтобы съесть по дороге в военный корпус, а сок и котлету быстро умяла, не оставив ни капельки, ни крошке. Кирстен же смотрела на котлету с глубоким отвращением, зато яблоко и сок уже гостили у нее в желудке. Жук взял котлету и положил к себе в рюкзак, ни сказав ни слова.
Пока мы обсуждали школьную жизнь, к нам в развалочку подошел полковник Аффонсо.
  — Эй, детки, как вы тут? Тот мужчина... — он показал на грозного лысого мужчину.
  — Охотник, сэр. — перебила Кирстен.
  — Спасибо, мисс Баумэр. Охотник очень кровожадно на вас пялится, вы не заметили?
  — Да, пожалуй, нам следует пойти подальше отсюда. — ответила я.
  — И, да, поступил приказ от мисс Миллс, отправиться в военный корпус. Пора на автобус, детки! — Эйдан Аффонсо широко улыбнулся и повел нас к автобусу.
Автобус был небольшим, учитывая то, что всего было 20 посадочных мест, включая места для водителя, полковника Аффонсо и подполковна Бреслина. Все садились по-двое, поэтому я села с Кирстен. Жук сел рядом с высокой симпатичной женщиной, на которую пялился Охотник. Охотнику происходящее явно не нравилась, а Жуку, которого сверлил глазами Охотник, и подавно. Женщина, сидевшая рядом с Жуком угостила нас булочками с корицей, а также поделилась фирменным рецептом.
  — Вся изюминка заключается в кардамоне, именно в нем, дорогие мои! Важно не переборщить, но и не добавить слишком мало. С годами практики в кулинарном искусстве у вас все получится! — все три часа поездки твердила она.
Но мне сейчас было не до булочек с корицей и кардамоном. Надо было узнать, что с Сильвером. А ещё и Охотник так и ждет, чтобы накинуться.
В лагерь мы приехали ужасно измотанные. У нас была комната на четверых, но благо меня поселили вместе с Кирстен и Жуком, которого, как я узнала, на самом деле звали Натан, но в детстве он был маленьким, низеньким и обожал насекомых, поэтому приросла прозвище "Жук". Охотника поселили в самый конец коридора, чему мы искренне радовались. Дамочка из автобуса по имени Эва Винклер, упросила подполковника Бреслина, занимавшегося распределением солдат по комнатам, поселить её вместе с нами, что тоже оказалось довольно хорошим событием для всех нас.
Жук сразу же плюхнулся в постель и уснул, так и не переодевшись. Я уснула не намного позже его, а вот Эва и Кирстен болтали чуть ли не до полуночи.
Проснувшись, я повернула голову. Три часа двадцать минут. БАБАХ! Что-то выстрелило.
  — Вы слышали? — сипло прошептала я.
  — Охотник вышел на охоту, дорогая.

***

Эстелла давно ушла, а я уже битый час пытаюсь прийти в себя. Наконец, я смогла присесть на кровати. Голова уже не болела, поэтому пить снова таблетки мне не пришлось. На тумбочке стоял стакан воды и тарелка, на которой лежала овощная лепешка. Пить хотелось ужасно, но я взяла себя в руки, чтобы не выпить всю воду залпом. Лепешка оказалась сухой, но тем не менее вкусной. Запив лепешку водой, осушив стакан до дна, я встала с кровати. Ноги дрожали, а руки меня едва слушались. Последствия долгого лежания на кровати. Я подошла к двери, дернула ручку. Странно, дверь не заперта. Я чуть приоткрыла дверь и высунула голову в небольшую щель. В коридоре никого не было. Сам он был длинным и темным, в некоторых местах освещенный тусклыми лампами. "А что если посмотреть, что там дальше?" — твердил голос в моей голове. "Нет, меня увидят" — отвечала я сама себе. Но голос в моей голове взял верх, и я нисколечко не выдав своё присутствие, вышла в коридор. Половину ламп в коридоре надо было менять, они время от времени выключались. Миновав несколько палат я добралась до комнаты с надписью:" Медицинский кабинет". Дверь в комнату была открыта, и я вошла. Посередине комнаты стоял широкий письменный стол, а по бокам от него два шкафа, которые были забиты разными папками или бумагами. Странно, даже свет включен. На стуле, придвинутому к столу лежала записка.

Джоди, я ушла на собрание. Когда будешь выходить, выключи, пожалуйста, свет и не забудь выкинуть мусор.
М. Элейн.

Я испугалась, что где—то здесь сидит медсестра Кларк и пьет свой кофе. Быстро оглянувшись, стало ясно, что я здесь совсем одна. На столе лежала толстая раскрытая папка. В ней лежали документы, которых было так много, что они вываливались из папки. Один документ в файле упал на пол. Я бесшумно подняла его и принялась читать.

Эксперимент первый. Подопытный: Мэттью Флеминг. Возраст: 19 лет. Палата #2.
Наблюдения: Слышит голоса в голове. Подопытный жалуется на частые головные боли и суицидальные мысли, помещающие его по три раза на дню.
Исход: Смерть при первом включении в аппарат.

Я положила документ на деревянный стол, и принялась читать другие документы, лежавшие в папке.

Эксперимент второй. Подопытный: Силиция Массари. Возраст: 16 лет. Палата #...
Наблюдения: Подопытный все время шипит и говорит на неизвестном нам языке. При приближении к подопытному, он начинает кричать и кидаться на людей.
Исход: Подопытный совершил самоубийство, задушив себя простыней.

Что всё это значит?

Эксперимент третий. Подопытные: Джаспер и Ребекка Саймонс (близнецы). Возраст: 5 лет. Палаты #5 и #4.
Наблюдения: Подопытный Джаспер Саймонс ведет себя подобно подопытной Силиции Массари. За Ребеккой Саймонс ухудшений не наблюдается.
Исход: Ребекка Саймонс умерла при первом подключении к аппарату. Джаспер Саймонс — ???

Эксперимент четвертый. Подопытный: Пол де Бейкер. Возраст: 17 лет. Палата #7.
Наблюдения: Подопытный жалуется на недостаток воздуха в легких, часто кашляет (иногда кровью).
Исход: В результате долгих проверок Подопытный не оправдал наших ожиданий, но был оставлен солдатом в подразделении генерала Джин.

Меня трясло. Рядом лежал документ, помеченный красной галочкой.

Эксперимент пятый, последний. Подопытный: Анастасия (Энн) Лестер. Возраст: 16 лет. Палата #10.
Наблюдения: Левитирует при подключении к аппарату. Наблюдается помутнение сознания из—за сильных препаратов.
Исход: ...

Сердце бешено колотилось в груди. Они следили за мной. Они следили за всеми нами. Я жалкий эксперимент, игрушка в их руках. Не успеваю я убежать, как дверь открывается, и в комнату врывается он. Тот, кто спас меня, но не смог уберечь. Тот, кто предал.
— Энн, ты не должна быть здесь.


12 глава

  —Эва, что это значит?! — трусливо прошептала я.
  —Нам надо скорее спрятаться, живо! — сквозь занавески лунный лучик осветил половину лица Эвы, и в её бездонных черных глазах промелькнуло беспокойство. — Ну же! Кирстен, Жак, дорогие мои, вставайте! — Эва рванула с кровати, быстро сняла одеяло с сонного Жака, который потирал глаза кулаками, и что-то не разборчиво мычал, потом она вспомнила, что у нас холодный пол, быстро одела тапки и укрылась халатом.
  —Ребят, я так вымоталась... — заныла Кирстен.
  —Кирс, не время! — я с силой потянула подругу за руку, и мы вместе нырнули под кровать.
Жак пытался открыть окно и выпрыгнуть, но оно не поддавалось. Эва еле-еле залезла в маленький шкаф, об который время-от-времени билась головой (Конечно же, случайно). Просидев в ожидании около десяти минут, из коридора послышался голос. "Дорогие друзья! Просим вас не паниковать. Никакой угрозы для ваших жизней нет! Просим вернуться вас в кровати! Джулия Каннингем, подойдите, пожалуйста в лабораторию."
Без лишних вопросов, надев на себя штаны, затянув их крепких ремнем (они с меня сваливались), наспех напялив майку и армейские ботинки, я вышла из нашей комнаты и отправилась вглубь темного коридора. Было темно, хоть глаз выколи. Пока я шла, я едва не врезалась в дверь. Открыв дверь, я вышла на лестницу. Я не знала куда надо точно идти, но полковник Аффонсо говорил, что лабораторная располагается на верхних этажах. В коридоре было намного теплее, чем на лестничной площадке. Одно окно было открыто, сквозняк дул по ногам и пронизывал насквозь. Я пожалела, что не надела куртку. Сверху было ещё два этажа, но на последнем располагался чердак, так что мне пришлось всего лишь подняться на 35 ступенек вверх и на цыпочках прокрасться к лаборатории. Подполковник Бреслин говорил, что если солдата куда-то вызывают, не должно быть вопросов — это приказ. А приказы нужно выполнять молча, если хочешь выжить. Последовав совету подполковника, я вела себя как можно тише и никак старалась не выдавать свой интерес. Пока я искала лабораторию, казалось, что прошла вечность. Множество запутанных коридоров, закрытых дверей без надписей и кромешная темнота сводили с ума. Едва я подошла к двери с надписью "Лаборатория", дверь открылась, и через щель пролился ослепительный свет. Я невольно зажмурилась и закрыла лицо рукой. В проёме стояла крупного телосложения женщина в возрасте, с заплетенными в косу коричневого цвета волосами, одним глазом она часто энергично моргала, а густые черные брови то и дело вскакивали на лоб, когда она улыбалась. Жестом она пригласила меня войти. Лабораторная была довольно большой, здесь могло бы поместиться 2-3 наших спальных комнаты. На широком дубовом столе стоял включенный ноутбук, а рядом с ним возвышалась стопка научных книг. По всей комнате валялись, лежали, стояли или даже разбивались куча колб. В комнате, оперевшись о огромный аппарат, как я поняла для сканирования ДНК, стоял мужчина, не намного младше женщины. Тусклые рыжеватые волосы с пробивавшейся сединой спадали на лоб густыми прядями. Он насупил брови, засмотревшись в одну точку, видимо, задумался. Курносый нос важно смотрел вверх. Однако довольно красиво лицо портили непропорционально маленькие глаза. В отличие от моего брата, тоже рыжеволосого, на его лице не виднелись веснушки. Завидев меня, его щеки вспыхнули румянцем, он поднял одну бровь и тихо усмехнулся. Я оглядела себя, чтобы проверить, над чем смеется мужчина. Пока я пялилась на мужчину, женщина подошла ко мне и пригласила за один из железных столов, на котором расположились всевозможные порошки и металлы. Женщина прихрамывая подошла к столу и неуклюже села.
    — Ох, старая я стала! — она засмеялась и стала кашлять, голос у нее был приятный, как и её смех. — Забыла представиться, меня зовут миссис Эйзе. А ты, верно, солдат Каннингем, Джулия, верно?
    — Да, вы совершенно правы.
    — Прости, что позвали тебя в ночи, это вынужденная мера. — В её голосе слышалось сочувствие.
    — Конечно, конечно.
    — А ты немногословна, я смотрю. Но не боись, я тебе не полковник, гавкать на тебя не стану. Знаю я, как они с вами обращаются, ужасно, так?
    — Что вы, миссис Эйзе! Наш полковник очень хороший человек! Да и въехали мы только сегодня, то есть вчера. — я запнулась и принялась буравить взглядом пол от неловкости.
    — Что ж, я рада. А теперь собственно поговорим о деле.
    — О каком деле?
    — Ты была знакома с пропавшей мисс Лестер? — серьезным тоном спросила миссис Эйзе.
    — Да.
  — Ты знаешь, где она?
  — Энн должна была встретиться с кое-кем на опушке леса, за границей города.
  — Что ж... — женщина насупилась.
  — Я правда не знаю, куда она делась. Я думаю, что это ловушка. Но, миссис Эйзе...
  — Да–да?
  — Почему они забрали её? — я сдерживалась, чтобы не заплакать.
  — Твои догадки могут быть верны, дорогая Джулия. Видишь–ли, мисс Лестер могла оказаться нашим спасителем, но в руках врагов она наша погибель.
  — Я вас не понимаю, что вы хотите?
  — Ты знала того человека?
  — Нет. Но я видела его.
  — Это мало что даёт. Он успел сбежать, мы знаем. Идеально подстроено, не правда–ли?
  — Да. К слову, миссис Эйзе, почему мы в лаборатории?
  — До прибытия директора Биргиссона, я назначена заместителем базы. Кабинет новый мне не выдали, поэтому я продолжаю исполнять свои обязанности в лаборатории. — она грустно улыбнулась и отряхнула халат от шоколадных крошек, которые только что заметила.
  — А почему мы до сих пор не обучаемся боевым искусствам, стрельбе и прочим военным делам?
  — Значит всё впереди. Первый день вы считаете это хорошим местом, но, Джулия, дорогая, поверь, всё не так... — не успела она закончить, как к нам рысью подпрыгнул мужчина.
  — Фэнни, что ты творишь?! Это наша обязанность, ты же знаешь. — басом сказал мужчина и резко обернулся на меня. — А ей–то и подавно нельзя доверять. Это она отдала записку от этого мерзкого...
Миссис Эйзе резко поднялась со стула, и начала приближаться к мужчине, словно грозовая туча.
  — Георг, ты меня перебил. Я знаю, что я говорю, а вы — слепцы. Вот кто действительно жалок. Боритесь за власть, когда всё человечество в опасности. Джулия, дорогая, ты должна знать...
  —ФЭННИ, ЗАТКНИСЬ! — рявкнул мужчина.
  —Грядет буря, дорогая, и никто не может этому помешать...
С утра на меня обвалилась туча вопросов. "Что от тебя хотели?" — волновался Жук. "Милая моя, они ничего не сделали?!" — каждую минуту твердила Эва. "Почему тебя позвали на запретный для солдат этаж? — не унималась Кирстен. Наконец, спустя сотни моих грозных взглядов а–ля "отстаньте от меня", они успокоились. Живот дико урчал от голода, поэтому куриную грудку со спаржей и ломтиками пережаренного сыра быстро не стало. Кирстен с физиономией полного презрения тыкала в грудку и кривилась всеми возможными и невозможными способами. На сыр она тоже фыркнула, но от спаржа не отказалась. Жук задумчиво глядел в окно, медленно пережёвывая вязкий сыр.
  — Охотника что-то не видно. — с облегчением выдохнул Жук.
  — Ещё бы, он чуть не открыл огонь по всему корпусу. — презрительно фыркнула подруга.
  — Эй, ребят. Я тут вам тренировки назначил. Вот, гляньте. — за спиной неожиданно оказался полковник Аффонсо и протянул нам расписание.
  — Эйдан, маскировка в чрезвычайных ситуациях находится в другом крыле! — за стонала Кирстен.
  — Уж извини, что я мог поделать–то? Вы, детки, тут застряли, смиритесь. Вам придётся выполнять все, абсолютно все требования. — насмешливо сказал полковник.
  — А сейчас у нас вообще спортивный семинар с практикой. Что это вообще такое? Нам будут говорить, как бегать? Мы по-вашему совсем отсталые?! — Кирстен не на шутку разозлилась.
Полковник наклонился к ней ближе, и Кирстен попятилась назад, чуть не скинув со стола тарелку с исковырянной грудкой.
  — Ты на войне, детка. В такой ситуации нужно помалкивать о своих желаниях и негодованиях. Оставь это при себе. — последние слова он почти выплюнул ей в лицо. — Пока, детки! — он криво улыбнулся и помахал нам рукой.
Жук сидел в ступоре. Я провела рукой перед его глазами и он встрепенулся.
  — Ты такая... Бесстрашная, Кирстен. — он взглянул на неё своими бездонными глазами оттенка чистого моря.
  — Учитесь, детки! — сказала Кирстен на манер полковника Аффонсо, и мы засмеялись.
Из всей вшей троицы Кирсен действительно была самой смелой. Иногда Жук пытался повторять за ней, но у него это пока что плохо получалось. Я же была робкой и тихой. Какой и следует быть верному солдату. Рот на замке, не единого слова выше поставленным лицам, если хочешь вернуть Силя.
Мы вышли в коридор и Кирстен указала направо.
— Нам нужно в северо-восточное крыло. И как можно скорее.
Мы проходили мимо медпункта, как вдруг, я боковым зрением заметила темную фигуру, промелькнувшую мимо меня. Я повернулась спиной к ребятам и стала глазами искать темную фигуру.
  — Эй, ты идешь? — крикнула Кирстен.
  — Я забыла... я забыла свою сменную майку...
  — Ладно. Будем ждать тебе на тренировке.
Не медля ни минуты и быстро побежала по коридору. Вот снова медпункт, скоро столовая. Пробежала столовую, бегу дальше. Я забежала за угол и резко остановилась. Тихий противный шепот.
— Ты не спрячешься.



13 глава

Из-за угла показалась маленькая темноволосая девочка. Под выразительными темно-серыми глазами красовались темные мешки. Два передних зуба смешно торчали, а миниатюрный носик с родинкой у правой ноздри дополняли необычный вид. Девочка шагнула ко мне, но я не убегала.
  — Мы наконец-то нашли тебя, Джулия. — серьезно сказала она.
  — Кто ты? — слегка испуганно спросила я, ведь детей на военной базе быть не должно.
  — Не бойся. Мы не причиним тебе вреда. — глубоким взглядом она, казалось, смотрела сквозь меня, будто бы изучала изнутри. — Да, это определенно ты.
  — Я тебя не понимаю, что ты хочешь?
  — Нас осталось очень мало, мы должны пополнять наше тайное общество. — спокойно ответила девочка.
  — Какое общество? Что ты несешь?
  — Не здесь, нам нужно уходить отсюда, а то нас заметят. — она взяла меня за руку и потащила к лестнице.
Мы взбирались все выше и выше, пока наконец не дошли до чердака.
  — И что мы делаем? — я не воспринимала в серьез девочку, наверняка, обычная игра.
Девочка подошла к закрытому входу на чердак, провела рукой по замку и... Дверь отворилась. Я во все глаза принялась изумленно глядеть на девочку. Девочка шагнула в пыльный темный коридор, кишащий пауками. Я уже хотела сбежать, как девочка резко повернулась и позвала за собой. Пока мы шли, никто не произнёс ни единого звука. На плечо девочки один раз упал паук, но она даже не пискнула. А вот мне явно было жутко. Вокруг лежал всякий хлам и мусор, окутанный тьмой. Впереди стояла ещё одна дверь, девочка достала из кармашка своего платья ключ и медленно повернула его. В той комнате стояли ещё пять дверей. Но девочка не подошла ни к одной из них. Она села на пол и принялась возить пальцем по пыльным доскам. Она написала что-то на латыни, прошептала нечто невнятное и чудо! На полу образовалась дверь. Девочка подошла ко мне и протянула руку.
  — Мы должны будем прыгнуть. Если ты посвященная, то ты ну... Не провалиться в бездну. Удачи. — её тон был таким спокойным, а голос даже не дрогнул от страха, а вот я уже тряслась, как тушканчик.
И мы прыгнули. Это был словно полёт в бесконечность, если такое вообще возможно. Я не понимала что происходит, но это было волшебно. Но наш полёт длился не долго, от силы секунд пятнадцать. Девочка приземлилась на ноги, а я плюхнулась живот об мраморный пол. Похоже, я сломала ребро. Девочка встала, отряхнула со и подала мне руку. Я встала, одной рукой держась за неё, а другой держась за ребро. Штаны в районе коленки были порваны. Я подняла глаза и ахнула. Это было волшебно. Мраморный пол, белые, возвышающиеся, колонны до высокого потолка молочного цвета. Я сразу же забыла о своем ребре Пять громадных статуй женщин, каждая из которых держала в своих руках определенную вещь. Одна из них держала нечто отдаленно напоминающее огонь, другая держала маленький цветок, а тело её обвивали лианы, третья стояла, будто в морских волнах, у четвертой развевалось платье и волосы, в руках она ничего не держала, но губы у неё были свернуты в трубочку, а пятая была выше всех — её руки тянулись к потолку, а голова была откинута назад. Впереди самый высокой статуи стояла девушка. Обычная девушка, статуя которой не превышала семидесяти дюймов. Она стояла в середине, женщины как бы окружали её с разных сторон. Зал поражал своими размерами и красотой. Девочка заметила, что я стою с открытым ртом, и как дура пялюсь на всё.
  — Прости, что так неожиданно. Я Мерси. Самая младшая из посвященных.
  — Посвященных?
  — Мы храним Тайну Пяти Стихий. Ты прошла через барьер, значит ты тоже достойна быть посвященной.
  — Это сон? — мечтательно проговорила я.
  — Нет. Это все правда.
  — А почему я?
  — Потому что ты дружишь с Искателем. Ты, в каком–то смысле, помогла стать ей тем, кем она является.
  — Ничего не понимаю. — я пожала плечами и вскинула брови.
  — Со временем поймешь.
  — Кто такой Искатель?
  — Человек, который должен найти все стихии, чтобы предотвратить гибель Земли. Он был избран много веков назад. В этом ему помогают Хранители, которые были избраны ещё раньше, чем Искатель. Всего их шесть. Пойдем, покажу. — девочка побежала к статуям, которые были в двадцать раз больше её, я последовала за ней. — Вот это, — сказала она указывая на статую со свернутыми в трубочку губами. — Елена. Хранительница Воздуха, самая талантливая. Она покровительствует всем художникам, актерам, писателям. А это, — Мерси подошла к статуе, которую обвивали лианы. — Александра, она Хранительница Земли, самая умная, но, увы, слепа. — последнее она добавила шепотом, чтобы никого не оскорбить. — Помогает в учебе, если к ней обратиться.
  — А это кто? Выглядит храброй и слегка... рассерженной. — я указала на статую с огнем в руке.
  — О, это Марлис, Хранительница Огня, её характер соответсвует её стихии... Она часто злится, из-за этого возникают пожары. Слишком... Вспыльчивая. Потому что самая младшая из Хранительниц, видите-ли, её не воспринимают, как взрослую. — Мерси пожала плечами и мы пошли к другой статуе. — Это Кэрол, Хранительница Воды. Её статуя самая массивная, волны слишком огромные, чуть ли не больше её. Самая старшая Хранительница. Любит всеми командовать. Терпеть не может, когда говорят, что все стихии равны. Считает, что так, как без неё жизнь на Земле не возможна, то она самая главная. — девочка рассказывала с таким упоением, что она даже улыбалась, хотя до этого выглядела очень серьезной.
  — А самая большая статуя? Разве не она самая главная?
  — О, Амелия, Хранительница Неба. Джулия, ни одна стихия не может быть сильной по одиночке. Лишь благодаря сплоченной и трудной работе они смогли создать наш мир. Один, без помощи других, ты слаб. Вместе же — сильнее вас не найти.
  — Какая она?
  — Она очень хороший человек и Хранитель. Как и её дочь. — Мерси указала на статую девушки.
  — Кто это?
  — Искатель.
  — А где же шестая Хранительница?
  — В нашем святилище не может быть места шестой Хранительнице. — сказала Мерси серьезнее, чем обычно.
  — Но почему?
  — Из-за Алисии, шестой Хранительницы, произошло то, из-за чего погибли миллионы людей. Она устроила все землетрясения, смерчи, ураганы, засухи.
  — Что она хранила?
  — Она хранила внутренние силы Земли и не только. Но по своей глупости случайно устроила смерч. И ей понравилось. Она решила, что только Хранители могут править Землей. Но её сестры не поддержали её. И она разозлилась. Наслала на Землю беды. А Искателю всё это теперь разгребать.
  — А почему ты сказала, что я дружу с Искателем?
  — Потому что это Энн.
Моя пропавшая подруга. Энн.
  — Где она? — со страхом спросила я.
  — Её украли. Ваши враги. Она у них. Долгое время находилась в беспамятстве, но сейчас она вспоминает всё.
  — Это я виновата! — по щекам потекли слезы.
  — Нет, что ты.
  — Я передала записку! — мой голос дрожал, а меня трясло.
  — Так было задумано, Джулия. — её голос снова не выражал никаких эмоций. — Лучше пойдем я познакомлю тебя с нашими Посвященными.
Когда я успокоилась, мы пошли в другой зал, где стояло много маленьких диванчиков, на каждом из которых располагались трое человек. И правда, Мерси не соврала. Посвященных действительно мало.
Как только за нами закрылись большие двери, одна из Повсященных подошла к нам.
  — Мерси, ты привела Джулию? — спросила костлявая сутулая старушка с растрепанными седыми волосами.
  — Да, Мэвис.
  — О, — старушка повернулась ко мне. — помню, помню тебя. Я Мэвис. Мэвис Кук.
  — Мэвис? Ты? — я с удивлением вытаращила глаза на старушку, та в ответ лишь рассмеялась. — Как ты тут оказалась?
Это была старая добрая Мэвис, которая готовила очень вкусные супы. Я не раз ей помогала с готовкой, а она сидела с Силем, когда я не могла, ведь матери было не до нас. Я подошла к Мэвис и крепко обняла её.
— Рада, что ты с нами. — вздохнула Мэвис.


14 глава
  — Пол?! — ошарашенно крикнула я.
  — Тебя не должны видеть! Ты головой вообще думала?— от ярости у него раздулись ноздри, а глаза потемнели.
  — А ты чем думал, когда меня сюда притащил? — я готова была разорвать его от всей злобы, накопившейся во мне.
  — Так ты всё помнишь? — глаза Пола округлились, и его широкий рот приоткрылся в гримасе ужаса.
  — О, я прекрасно помню твою подлость, Пол. — процедила я через зубы.
  — Ты должна идти к себе в палату! — гневно прикрикнул Пол и сжал кулаки.
  — Палату? Я не больная.
  — Согласен, но эксперименты не ждут. Если они узнают, ох если они узнают... — Заныл он. Он прижался к стене и вцепился руками в густые волосы.
Тут дверь распахнулась. На пороге стояла миссис Кларк. Она сжала слегка пухлые губы и приподняла брови. Одним жестом поправила огромные очки в роговой оправе, которые делали её нос ещё больше, чем он был. Поставив руки в боки, она наконец заговорила.
  — Ну-с?
  — Джоди, она... — Пол начал заикаться, и я уже перепугалась, что он расскажет обо мне.
  — Миссис Кларк, молодой человек! Для вас я миссис Кларк! — медсестра упрекнула Пола и повернулась ко мне. — Энн, лапочка моя! Что ты тут делаешь. — ласково спросила Джоди.
  — Я... Я заблудилась, Джоди. Простите меня за мою жуткую оплошность.
  — Дверь в твою палату должна была быть заперта.
  — Она была открыта.
Пораздумав минутку-другую, Джоди недовольно фыркнула.
  — Ох эти новенькие! Просила же я Элейн посидеть с тобой! Мне жаль, ты наверное так перепугалась, милая моя... — голос медсестры звучал так печально, что мне хотелось броситься ей на шею и уверить её, что всё хорошо.
  — Да, немного. — я быстро злобно глянула на Пола и тут же отвернулась.
  — Солдат де Бейкер, идите, я сама провожу мисс Лестер до палаты. Ей нужно отдохнуть перед тестированием.
Пол поморщился и в его глазах появились маленькие серебристые бусинки — слёзы.
  — Береги себя. — сказал он на прощание и вышел, хлопнув дверью.
Сам меня сюда затащил, а теперь говорит:"Береги себя!" Надо было узнать, почему я здесь. Мне нужно быстрее вернуться "домой". Оливер и Джулия наверняка переживают. Боюсь, что Оливер не выдержит потери ещё одной дочери, хоть и приёмной. Слишком много потерь для человека, оставшегося одним.
Пока я спала, мне снились странные сны. Я была в темном туннеле, но не могла пройти. Никакого света в конце не было. Ко мне приближались фигуры. Уилл, Хелен, мама. Я пыталась до них дотронуться, но они расплывались. Вдруг, сверху донесся голос. Громкий голос. Он содрогал стены тоннеля, от которых голос доносился звонким эхом, отдающим в уши. "Это твоё прошлое" — говорил он. И я ничего не чувствовала. Мне не хотелось плакать. Нельзя долго оплакивать ушедших людей. Так говорил Уилл, после первого землетрясения. А потом я проснулась. Напротив меня стояла Джоди, держа в руках поднос с едой. На подносе стоял только стакан с субстанцией цвета фуксии. Жидкость странно булькала и искрилась. Джоди слегка улыбнулась своей коронной улыбкой и подала мне стакан. Я вытаращила на него глаза и закрыла нос двумя пальцами. Сделав глубокий вдох, я глотнула булькающую жидкость. На вкус она оказалась солено-сладкой и ужасно тягучей. Я едва сдержала порывы рвоты. Когда твой желудок поёт серенады китов, тебе меньше всего хочется выпить что-то противное. Стакан воды? Пожалуй, да. Но и от горячей пиццы с помидором и пепперони я бы не отказалась. Когда я допила эту гадость, медсестра протянула мне шерстяные носки, из которых всюду торчали нитки.
— Джоди, спасибо, но мне не холодно. — вежливо попросила я.
  — Надень, надень, говорят, будет буря, но это только слухи, я так, краем уха слышала. — беззаботно приказала Джоди.
  — Боюсь, носки не спасут меня от бури. — едва слышно рассмеялась я. Это был не звонкий смех, который заставляет смеяться других, а глухой, почти беззвучный. Я давно разучилась смеяться по-настоящему.
  — Юная леди, оденьте носки сейчас же, иначе... — медсестра сузила глаза и выставила указательный палец. — Между прочим, Энн, до тестирования остались считанные часы, а ты даже не ела, ох, как же я могла забыть. — Джоди устало села на стул и склонила голову об руку.
  — Джоди, а мне можно выходить из палаты? — затаив дыхание, спросила я.
  — Фактически, нет. Но я так устала, ей-богу устала. Просто сил нет. Если ты хочешь, я могу отвести тебя прямиком на кухню, но нужно, чтобы Барбс, вредная девчонка, нас не заметила.
В сердце закралась надежда. Я могла бы убежать, но я не могу подвести эту женщину.
  — Да, да, я хочу, конечно, конечно. — убедительно уверяла я Джоди.
  — Ладно, тетушка Теа будет рада повидаться с тобой.
Джоди помогла мне встать, тихо захлопнула за нами дверь, и мы пошли не звериным мне раннее тайным ходом. То был ход от медицинского кабинета до кухни. Мы вдоволь надышались пылью, а моя спутница все время тряслась от единого шороха. Последних долгих блужданий мы уткнулись в каменную стену. Тишину прерывали лишь шорохи, доносящиеся сзади, тревожное дыхание Джоди и урчание моего желудка. Медсестра сделала вид, что ничего не слышала, набрала код на датчике, рядом со стеной и открыла дверь. Открылся вид на небольшую кухню, на которой было всего два человека. Низкая худощавая девушка с каштановыми волосами, убранными в хвост на затылке, которые прикрывала головная повязка, драила кухню старой шваброй, которая казалась выше её самой. Завидев меня, её лицо побелело и преобразилось из оливкового в цвет слоновой кости. Швабра выпала из тонких ручонок, и она прикрыла рот рукой. Женщина, лет на сорок старше девушки, сидела на шатком облезлом стуле. Женщина грозно глянула на девушку, а серо-белая кошка, лежащая у неё на коленях, цапнула женщину за волосы, тем самым растрепав тонкие черные косы.
  — Завитушка! – прикрикнула женщина на кошку. — Никакой пользы от этой кошки, Джоди. За день столько напроказничала! Уронила молоко на плиту, оцарапала меня, а теперь и за волосы дерёт! — женщина повернулась лицом к девушке, вжавшейся от страха в стену. — Дороти, чего стоишь? Полы сами себя не намоют.
  — Да, мэм. — послушно сказала девушка.
  — И вынь из духовки свинину, будь добра, а то сгорит скоро.
Девушка немедленно кинулась исполнять требования. Женщина медленно встала со стула, шикнув на кошку, и подошла к нам.
  — Привела на свой страх и риск? — поинтересовалась женщина.
  — Теа, ей можно доверять.
  — Ты верно Энн? — обратилась женщина ко мне.
  — Да. А вы верно Теа?
  — Я уже шестьдесят первый год Теа, коль не вру. Старость не в радость, знаешь-ли. — Теа схватилась за спину, отчего та хрустнула, и женщина смогла выпрямиться. Фартук на ней, некогда розовый, был заляпан следами от жира и муки.
  — Джоди, есть небось хошь?
Джоди слегка покраснела, но смирно кивнула.
  — Для персонала у нас только гренки где-то завалялись... Элейн доела все блинчики.— Теа принялась рыться в огромном холодильнике. — Ан-нет, оставила тебе кой-чего. — Она подошла к Джоди и поставила перед ней небольшую тарелку с засохшим блином, щедро политым темным шоколадом.
  — Спасибо. — вежливо поблагодарила Джоди.
Теа налила в гранёный стакан воды и поставил его перед Джоди.
  — Приятного тебе. А тебе, — только что обратив на меня внимание сказала Теа. — чего поесть?
Желудок предательски заурчал.
  — Все ясно, минуточку. — женщина вновь подошла к холодильнику, но уже к другому.
В такой маленькой кухне холодильников было около трех-четырех. Рядом с одним из них кошка лакала из миски молоко. Удивительно, я думала животных уже не осталось.
  — Дороти с утра приготовила куриное пюре с зеленью, она у нас такая мастерица! — восторженно воскликнула Теа.
Девушка уже вытащила свинину из духовки, и после слов женщины пулей вылетела из кухни.
  — Стеснительная... — отмахнулись Теа. — А лимонные булочки ты ела? Объедение! — она эмоционально всплеснула руками и, взяв в обе руки по тарелке, неспеша подошла к столу. Только Теа поставила обе тарелки на заставленный горой посуды стол, как раздался огромный БА-БАХ! — Так, Джоди, беги в диспетчерскую, быстрее, я присмотрю за девочкой!
Джоди пулей выбежала из-за стола, прежде чем прогремел второй, судя по-всему, взрыв. Теа схватилась за ухо, а её помощница живо спряталась под стол в соседней комнате.
  — Беги к Эстелле! Третья дверь прямо по коридору! И возьми с собой Завитушку! — Теа побежала успокаивать девушку под столом. Кошка, услышав своё имя, опрокинула блюдце с молоком, запрыгнула на шкаф и долгое время не хотела слезать. Когда прогремел третий взрыв, испуганное существо спрыгнуло на меня, задев когтем мою шею. Легкая боль пронеслась по телу. Я схватила кошку и бросилась бежать.

Это было началом моих приключений, которых я в век не забуду.


15 глава

Виски сильно пульсировали, а царапина на шее давала о себе знать. Кошка постоянно мяукала от страха, мне приходилась закрывать ей рот, чтобы нас не заметили, ценой своих укушенных ею пальцев. Людей в коридоре не было, но на потолке горели сирены, возвещающие о тревоге. Противный звук тревоги бил в уши. Завитушка пыталась несколько раз выбиться из моих рук, но ей это не удалось. Любовь с этим животным у нас не заладилась. Добравшись до нужной комнаты, я неуверенно постучались. Сейчас я должна была получить все ответы. Дверь открыла моя подруга. На ней был одет красный топ и черные леггинсы. Я же, так и не сняв больничную рубашку, смоталась странновато. Страннее рубашки были тряпичные шорты, которые слегка выглядывали из-за рубашки. Я слегка поежилась. Хоть мы были и не на улице, но было прохладно. Волосы Эстеллы слегка поблескивали в свете ламп. Казалось, что она идеальна. Хорошая фигура, лебединая шея и даже её небрежная челка были идеальны. Эстелла стояла, облокотившись плечом о дверной косяк. Волосы топор щиплись в разные стороны. Она оставила попытки их пригладить ещё с нашей первой встречи. Была ли она настоящей подругой? Не знаю. Были ли у меня настоящие подруги? Не знаю. Эстелла громко чихнула, тем самым нарушив тишину. Хлюпнув носом, она пригласила меня войти. Комната было выполнена в бело-зеленых тонах. Хотя зеленым в этой комнате были только стены цвета сочного лайма. Посередине стояла белоснежная кровать, на которой лежали четыре пуховых подушки, с балдахином. Перед кроватью располагался кофейный столик кремово-белого оттенка, на котором стояли тюльпаны, идеально гармонирующие с окружающей обстановкой. В комнате витал терпкий аромат розы, смешанный с запахом освежителя для туалета. У стены стоял старенький комод, на котором лежали какие-то журналы и диски. В левом углы комнаты стояло высокое растение с широкими листами. Удивительно, но в комнате все стояло на своих местах, никаких следов взрывов. Напротив комода, через кровать, стоял письменный стол, а рядом с ним стояла жуткая ярко-розовая корзина для белья, которая никак не вписывалась в обстановку. Эстелла, заметив мой взгляд на корзине с грязным бельем, оторопела и неожиданно выпалила.
  — О, ты не обращай внимания. Тори скоро придет и заберет вещи в прачечную.
  — Тут даже прачечная есть? — все это казалось далеким, безумным. Сначала палаты для больных, странные комнаты с аппаратами, а отойди чуть подальше — и вот тебе и тесная кухонька, и жилые комнаты, и даже прачечная.
  — Да.
  — А разве не Теа у вас убирает и готовит?
  — Что ты! Напрягать бедную женщину ещё больше! Ну уж нет. Да и они с Дороти еле-еде все на кухню успевают. А тут ещё и уборка. Нет, уборкой у нас занимается Тори.
Эстелла вела себя так, будто ничего не произошло.
  — А, ты слышала взрывы? — пылко заговорила я.
  — Увы, слышала. Только моя комната не пострадала, ни капельки. — С горечью в голосе проворчала Эстелла.
  — Знаешь, а у тебя тут красиво! — пытаясь сменить тему, горячо воскликнула я. — Жаль, окон нет.
  — О, я тоже жалею. Но мы находимся в бункере, ни о каких окнах и речи быть не может. — встрепенулась девушка.
  — Но, я видела у себя в палате окно.
  — Мм... Да, только это декорация. Знаешь ли, ты не должна была знать, где ты находишься, меня накажут, если узнают о том, что я тебе рассказала. Но право, мне так жаль тебя, ты же совсем одна, я хочу тебе помочь, честно... — сказала Эстелла и подошла к изголовью кровати. — Будь моя воля, тут было бы самое большое окно, какое может быть на свете. Раньше у меня было окно во всю стену, было так красиво... — она повернулась ко мне и продолжила. — А у тебя была большая комната? — незамедлительно поинтересовалась девушка.
  — Я уже и не помню. — Эстелла удивленно покосилась на меня. — Но мы жили рядом с рекой, там было красиво.
  — А я жила в городе, хотя я не слишком любила большие города. Там много выхлопных газов. Моя мама англо–француженка, хотя до моего рождения жила в Барселоне. А как я родилась, уехала во Флоренцию. Да, там было красиво. Но потом мы переехали в Глазго, в Англию.
  — Повезло тебе. А я все детство во Флоренсе прожила, это в Техасе.
  — Увы, в Техасе не была. Но мать меня потащила в Нью-Йорк, записывать в лучшую школу фигурного катания. А я же и в Глазго давала неплохие результаты на льду. Но матери было этого мало, все время твердила, как многого я добьюсь, если пойду учиться в "Йорк-Бью", школа такая, довольно известная была в своё время. — раздраженно сказала Эстелла. Судя по её интонации, эта тема была для неё болезненной.
  — А потом что? — очень быстро выпалила я, сгорая от любопытства.
  — Ну, не доехали мы до "Йорк-Бью". Нас настиг тайфун, но мы выжили. — печально сказала Эстелла.
  — Ты сильно расстроилась? — поинтересовалась я.
  — Нет. Это не было моей мечтой. С детства не любила лёд. — буркнула подруга.
  — А ты не пыталась сказать это матери? — поразилась я.
  — А толку-то? Слушать всё равно бы не стала.
  — Понимаю. Мама называла мою мечту глупой. Говорила, что роль обыкновенной фермерской простушки не для меня. Я вообще не знала, чего хочу, но меня всегда привлекало садоводство.
  — А я хотела стать поваром. Или барменом, на крайний случай. Но как и всё мамы, моя говорила, что нужно "выйти в люди". В моем случае — это было завоевать превеликое множество наград по фигурному катанию для маменьки. Не для меня, для неё. — с каждой минутой она становилась ещё сердитее. — Ещё меня постоянно дразнили:" Эсти- Эсти, поскользнулась прям на месте". — Эстелла произнесла что-то вроде "аргх" в конце.
  — А меня один раз к директору повели. Николетт Бланш попросила меня написать ей доклад по биологии, а я и написала. Николетт была мне хорошей знакомой, но её вредные подружки, которые вечно таскались за ней, надоумили её пожаловаться на меня миссис Лингрид, нашей биологичке. — сурово продолжала я. — Миссис Лингрид без разбирательств отправила меня к директору, а та не только отчитала, но и даже маме позвонила. Вот крику-то было! — сымитировала я грозное лицо директора, и мы с Эстеллой вместе засмеялись.
Заметив Завитушку, Эстелла бросилась к кошке. Завитушка не испугавшись, запрыгнула на девушку, и оказалась в плотном кольце рук Эстеллы.
  — Люблю это кошку, не могу! — подруга принялась тискать бедное животные, от чего Завитушка жалобно заурчала.
К слову, кошку прозвали Завитушкой из-за её хвоста. Дело в том, что он у неё был странной формы, в виде чудного завитка. Так и появилось имя Завитушки.
В коридоре послышались шаги, и в дверь громко постучали.
  — О, нет! Энн, прячься под кровать! Давай–давай, а то тебя заметят. — от страха булькнула Эстелла. Она мигом выпустила кошку из рук, и пока я залезала под пыльную кровать, пошла открывать дверь. Я принялась подслушивать, а Завитушка тем временем пристроились у моих ног.
  — Эстелла, нужно поговорить. — буркнул женский голос. Дверь громко захлопнулась. Через расстояние от кровати до пола было видно две пары ног. Я чуть не стукнулась о деревянные доски кровати головой, тем самым чуть не выдав своё присутствие. Не в первой прятаться уже, привыкла.
  — Мам, прошу, мы же не будем переезжать отсюда? — спросила Эстелла.
А она не говорила, что её мать жива. Голос женщины, по-видимому матери Эстеллы, был мне знаком. Но я не могла понять кто же это.
Последовало глухое молчание.
  — Мам?! — пере просила девушка.
  — Это не тебе решать! — довольно резко прикрикнула женщина. В отличие от дочери, у женщины был громкий, рокочущий голос.
Эстелла с силой плюхнулась на кровать и застонала.
  — Ты хоть кондиционер включаешь? Духота ужасная? А это что? Роза? Я же велела тебе выбросить эти противные духи!
  — А почему я не могу делать, что хочу я? Ты меня никогда не слушала. Никогда. — неожиданно дерзко ответила Эстелла.
  — Взрослая? Тебе же всего семнадцать! Ну я тебе покажу! — Напустилась на дочь женщина. — Я тебе всё дала, всё! Ни у кого нет такой шикарной комнаты в силу обстоятельств. А ты ещё и хамишь! — почти басом произнесла женщина.
  — Я скорее в прачки пойду, чем буду слушать тебя!
  — Генерал Джин, не тратьте время на ссоры. — кисло процедила вторая женщина. — Вам наверняка интереснее было бы посмотреть на нашу гостью, прячущуюся под кроватью.


16 глава

— Барбс, о чем ты?—повернулась женщина к женщине по имени Барбс.
— А ты под кровать глянь. — подтвердила свои слова Барбс.
Эстелла встала перед своей кроватью, преградив путь матери.
— Отойди. — настояла женщина. Эстелла не шелохнулась. — Эстелла, отойди. — грозно повторила она. Но Эстелла и слушать не хотела. Тогда Барбс подбежала к кровати с другой стороны и заметила мою ногу, а рядом с ней и Завитушку.
— Как же... — тихо прошептала Барбс.
— Дочь, может ты объяснишь мне что здесь делает мисс Лестер?
— Мы просто разговаривали, честно. — пыталась разрядить обстановку подруга.
— И как она тут оказалась? — женщина потащила Эстелла за руку к себе.
Поняв, что меня раскусили, пришлось выбраться из-под кровати. Кошка там вполне себе хорошо устроилась, тревожить я её не стала.
— Я хотела показать ей комнату, а то она сидит все дни в скучной палате. — уверяла мать Эстелла. Я уже видела её, она приходила ко мне в первые дни моего пребывания здесь. Интересовалась моим здоровьем, водила на разные процедуры. Мать Эстеллы пристально сверлила меня взглядом.
— Простите, я вас видела раньше, если не ошиблась. Как вас зовут?— тревожно спросила я женщину.
Барбс удивленно подняла на меня глаза с видом:"Как ты смеешь?"
—Мэдлин Джин, генерал Джин. — коротко ответила мама Эстеллы.
Это имя кажется таким знакомым. Пол упоминал это имя, но я так мало помню из-за лекарств, которые мне давали. Учитывая то, что очень много времени я ничего, абсолютно ничего не помнила, большое счастье знать свое имя, в моём случае.
— Генерал, раз мы нашли девчонку, можем мы отправить её на проверку? — спросила Барбс.
— Да. — отрезала генерал. Барбс подошла ко мне и намертво схватила меня за плечо, повернулась к двери и вышла. Влад за нами последовала Мэдлин Джин. Эстелла кричала мне что-то вдогонку, но я уже не слышала. Голос подруги заглушал странный грохот где-то за стенкой. Я пыталась не думать о том, куда меня ведут. Мы шли молча, пока нам не встретился мужчина в военной форме. Барбс быстро встрепенулась и, поприветствовав его, отправилась за ним.
С Мэдлин Джин мы обменялись парой слов, прежде чем пришли в еще не известное мне место.  Это было большое помещение, с хорошим освещением. Как и в большинстве комнат, в глаза били флуоресцентные лампы. На фоне всего белоснежного выделялся красный кожаный диванчик и темно-синее в зеленую клеточку покрывало на нем. На диванчике лежала высокая девушка крепкого телосложения. Её и без того круглые глаза опухли от слез, а волосы цвета соломы, некогда державшиеся в пучке, были растрепаны. На лежащей рядом подушке остались следы от пурпурной помады, видимо девушка спала на животе. В руках она держала какой-то дешевый любовный роман. Завидев генерала Джин, девушка резко встала, убрала плед и расставила нежно-лимонного цвета с белыми розами подушки, никак не вписывающиеся в интерьер. Мэдлин Джин презрительно фыркнула.
— Спите на работе, мисс Сонье?
Девушка глупо заморгала, не находя что ответить.
— Что ж….
— Я извиняюсь, но, не могли бы вы объяснить мне, где я и что происходит? — заметила я.
— Мисс Сонье, отведите девушку на осмереорацию. — устало отозвалась генерал. — И не забудьте убрать тело подопытного №4. — от её безразличного тона по телу ползли мурашки.
Девушка взяла со стола бланк и синюю ручку и сказала следовать за ней. Из большого помещения с диваном мы отправились крохотную комнату такого же цвета, как и брюки девушки — оттенка маренго. Комната была абсолютно пуста. Очень трудно было находиться в ней вдвоем. Голова девушки упиралась в потолок. Она заверила меня, что все безопасно, но слова генерала Джин говорили об обратном. Моей задачей было просто ждать, пока что-то произойдет. Девушка покинула комнату, а я осталась одна. Темный цвет создавал ощущение глубины комнаты, казалось, что меня окружает широкий купол звездного неба. Только подумав об этом, комната начала увеличиваться в размерах. Потолок все рос и рос, а стены достигли в ширине нереальных размеров. Вдруг везде появились огромные окна: на потолке, на полу, по бокам. Мне предстал величественный город, небывалой красоты. Многочисленные высотки, райские сады на них, опаловые озера, пушистые облака. Одно из облаков подплыло так близко, что я уже протянула руку, чтобы ощупать его, но наткнулась на невидимую преграду. Стекло. Из невидимых динамиков полился слегка придушенный, подобный звону стекла, голос.
—Добро пожаловать на осмереорацию. Бункер Фьез 01 и его лучшие ученые приветствуют вас. Освободите ваш разум и наслаждайтесь происходящим. Удачи.
Все затихло. Панорама застыла, как на картинке. Облака перестали двигаться. Что-то твердило во мне: «Закрой глаза, закрой глаза, ты уже это делала, ничего трудного, давай же!» Повинуясь голосу я закрыла глаза. Но ничего не произошло. Меня не крутило в воздухе, не плющило, я не изменялась в размерах. Отчаявшись, я открыла глаза и… Оказалась за стеклом. Я смотрела на себя.  Та же родинка на ключице, тот же блеклый румянец на худых щеках, тот же разрез глаз.  Все это была я. Но в тоже время, я видела другую себя.  «Та» я смотрела на меня, но в то же время, она смотрела в пустоту. Оглядевшись, я увидела, что вовсе не парю в воздухе. Сзади меня была широкая аллея, окруженная многолетними соснами, елями, дубами и прочими видами деревьев. Больше я «себя» не видела. Вокруг был лес. Никого. Аллея была до того длинной, что не было видно, где она заканчивается. Ступив на протоптанную тропу, усеянною опилками, послышался хруст. Но ничего не произошло и я пошла дальше. Где-то вдалеке куковала кукушка. Эта атмосфера завораживала, голова кружилась от запаха хвои и свежести. Все это было таким настоящим. Я так давно не видела леса, так давно не видела ничего по-настоящему живого. И каждая травинка, каждая веточка излучали жизнь. Здесь все было иначе. Здесь ты мог кричать во все горло, пуститься в дикий пляс, стоять на голове — никто не мог осудить тебя. Время остановилось в этом месте. Ни единого следа человеческой деятельности. Хотелось взять холст, кисти и краски и зарисовать это. Становилось так легко на душе, просторно. Не хотелось говорить, только безмолвно наблюдать за этой красотой. Одно дело — смотреть на картинки с изображениями заповедных лесов и его сокровищ, совсем иное — оказаться там.
Казалось, что дорога не заканчивалась. Я все шла и шла. Лишь когда начало смеркаться, я услышала хруст. Затаив дыхание, я остановилась. Кто-то приближался ко мне. Я попятилась назад. Вдали показался женский силуэт. Когда силуэт приобрел четкие формы я смогла рассмотреть его. Грациозной походкой не спеша шла сутулая женщина. Шла она на удивление странно, шея втянута, но подбородок смотрит вверх. Пышные коричневые волосы с медным отливом были приглажены пестрым ободком. Лицо у нее было до жути ассиметричным — густые брови, одна выше другой, перекошенный рот, широкий шрам на правой щеке и низко посаженные глаза. Завидев меня она помахала рукой. Я не двигалась. Я ожидала, что она сейчас сделает что-то странное, но женщина просто продолжила свой путь ко мне. Странный пиджак цвета мяты, на котором были приклеены громадные блестки трилистникового цвета. Хоть немного, но она внушала доверие. Я шагнула к ней. Приближаясь, она стала напевать какую-то песенку. Низкий женский голос лился, словно мед. Неожиданно для меня, она щелкнула пальцами и прекратила петь. Лесные чащи сменились небольшой беседкой посреди заросшего травой поля. Птицы перестали невнятно щебетать. День сменился облачным вечером, солнце лишь слегка выглядывало из пушистых облаков, падая своими лучами на длинную васильковую юбку женщины, оставляя длинные тени на складках. Стало теплее, подул легкий бриз. От разнообразия цветов в поле захватывало дыхание: тут и бежево-бледные пионы, буйство полевых цветов всех возможных оттенков, желтовато-песочный адонис и другие цветы, которых и быть в поле не может. Сзади возвышался небольшой дом отделанный в голубых, аметистовых, бледно-розовых пастельных тонах, но в сочетании с недостроенной крышей, скошенной входной дверью и побитыми стеклами это было похоже на разграбленный пряничный домик Гензель и Гретель. Женщина, некогда приближавшаяся ко мне, вблизи показалась мне угрюмой. Вялый вид, опущенные веки и полное отсутствие улыбки. Скорее, это была даже не угрюмость, а безразличность. Ощутив на себе мой взгляд, она встрепенулась и попыталась выдавить улыбку.
—Мы тут во всю стараемся, а она с нами даже не здоровается.
—Здравствуйте. Для начала мне хотелось бы знать, где я и кто вы, так как я пробыла уже довольно много времени в неведении, моя жизнь слишком сильно изменилась, и я хотела бы понять, что происходит. Я не знаю, зачем вам эта информация, но вы выглядите довольно хорошо, чтобы я могла вам доверять. —слегка смутившись рассказала я. — Я, собственно, Энн. Это ваш дом?
—Не говори так громко! Природа любит тишину. — шепотом воскликнула женщина.
—Вы здесь живете? —повторила я свой вопрос.
—Ты так молода, мне бы твои годы… — глаза, подобные маленьким сапфирам, всматривались в меня, будто ища во мне что-то, —И как многого ты не знаешь…
—Да, я полностью не понимаю, что происходит! И понимать не буду, если вы мне ничего не объясните! —на мое возражение она лишь слегка с усмешкой покачала головой, — Каждый из вас считает своим долгом взбесить меня своими загадками и рассказами о том, что я узнаю все, когда придет время?!
—Понимаю твою обиду на всех, но, — женщина потерла лоб, — того требуют обстоятельства. Ты еще не в том месте и не с теми людьми, где могла бы узнать все.
—Все вы так, вы не первая. — отмахнулась я.
—Слишком много мы болтаем, а по-сути и не поговорили, я даже научить тебя хоть чему-то не успела! — быстро спохватилась она.
—Ммм…— неловко промычала я.
—Идиотские временные рамки, ну здесь же все равно никого нет! Вот снобы, вот снобы! Подумать только, 5 часов для твоей адаптации здесь! Ужасно мало! —возмущенно пискнула женщина.
—А разве здесь существует время?
—А времени вообще не существует. Люди сами придумали себе ограничения, стараются все успеть, срываются из-за нехватки времени, глупые люди.
И лишь закат уходящего солнца, напоминая о себе, становясь все ярче и ярче, доказывал обратное.


17 Глава

Вам никогда не приходило в голову, насколько мир широк для человеческой цивилизации? Возвышающиеся горы Непала, шумные водопады Африки, русские и южно-американские равнины, океанские впадины нереальных размеров. Как много неисследованных человеком территорий. Но если толковать понятие «мир» в широком значении, включая не только сушу, но и вся вода на Земле, другие планеты, то становится необъяснимо тоскливо и одиноко на душе, от осознания того, что ты всего лишь один из нескольких миллиардов тебе подобных созданий. Человеческая раса всегда считала себя выше других, не обращая внимания на гигантское количество насекомых, животных и морских обитателей. А ведь наш род не исследовал так много всего, тратя свое жалкое существование лишь на потребительские нужды. Многим и в голову не приходит, как они будут жизнь без карамельно-пряничного латте, телевизионных программ, новой одежды, интернета. Мы до сих пор не знаем о существовании других форм жизни, взять хоть инопланетян, ведь точно не доказано их существование, как и их отсутствие.
Находя новые территории, человек сразу же старается её освоить: застроить домами, проложить дороги, добыть все полезные ископаемые. Но не лучше ли любоваться нетронутыми лугами и полями, вдыхать чистый воздух, пропитанный цветочными нотками, нежели дышать выхлопными газами и жить в скучной серой многоэтажке? Так вот о чем это я, когда наступает конец света, ты пересматриваешь свои ценности и взгляды на жизнь. Для тебя становится главной целью выжить, а не посмотреть вечерние новости или почитать газету. Меняется внутренний мир любого, будь он даже ребенком. А встретив в такой период времени что-то живое и настоящее, ты переосмысливаешь все свое ничтожное существование. Порой в обыденной повседневной жизни мы не видим красоты в истинных вещах. Поставь перед нами простенький букет ромашек, не все найдут прекрасное в этом, потому что многие не привыкли видеть завораживающее в самых простых вещах, а ведь даже обыкновенный утренний рассвет, подернутый легкой дымкой, переходящий из темно-синего в розовый, а из розового в оранжевый, может вызывать высокие чувства, пробуждая вдохновение.
Смотря на изобилие красочных цветов закрываю глаза и вдыхаю аромат. Сладко и свежо.
—Чувствуете?
—Что?
—Это пионы? Хотя больше напоминает вишню.
—Орхидеи.
—Совсем не похоже. Да и как орхидеи могут произрастать здесь? —возразила я.
Женщина не ответила. Ветер слегка клонил высокую иву, будто делая ей «прическу». Я села на траву. Запустив пальцы в нее, я убедилась, что трава мягкая, вовсе не колючая. Моя собеседница села рядом со мной, а после легла на траву, устроившись в позе «снежного ангела».
—Хорошо здесь. — подала голос женщина.
—Бесспорно. — облака постепенно рассеивались, в шортах было прохладно, но особенно мерзли плечи.
—Когда-нибудь ты все поймешь. Такие перемещения станут для тебя обыденностью.
—Они меня не пугают, нисколько. Тут практически нет людей, да и атмосфера другая.
—Значит, —продолжила она, —тебе не кажется это странным?
—Возможно. Но я здесь в безопасности, чувствую что-то родное, будто что-то оберегает меня.
—Ты права, так и есть.
—Как часто я буду здесь? —на мою руку приземлилась божья коровка и поползла к ладони. Я нервно стряхивала её, но она никак не хотела улетать.
—Нет смысла отрицать, что ты сейчас под их контролем. —собеседница откашлялась и возобновила рассказ. —Однако ты не подвластна им, этого тоже отрицать нельзя.
Честно говоря, мне совсем не верилось, что я, со своим-то характером, смогу легко заговорить с незнакомцем.
—А точнее говорить нельзя? Раз уж на то пошло, то они могут делать со мной все что угодно, пытать, стирать память, а если они убьют меня?! —немедленно отозвалась я.
—Они не собираются тебя убивать, им невыгодно, а если начнут пытать, то толку от этого тоже мало, из-за твоей агрессии они не смогут копаться в твоих мыслях. Не истери, пожалуйста, без тебя тошно. — устало перебила меня незнакомка.
—Извините, я правильно поняла вас? Не истерить? — мои глаза чуть не выкатились из орбит из-за возмущения.
—Ага. — кивнула головой собеседница.
Я уже пыхтела от злости, щеки раскраснелись, а из ушей чуть-ли не валил пар.  Безмятежное лицо женщины сменилось испугом. На бледноватой коже проступил оливковый оттенок. Обеими руками она резко схватилась за рот, присела и отвернулась от меня.
—Вам нехорошо? —тихонько спросила я.
—Минуточку…—женщина издала болезненное бульканье, но сразу же после этого повернулась ко мне. —Все нормально, отпустило.
—У вас несварение?
—Это все сок морганы, меня от него тошнит, но выхода нет.
—Сок… чего?
—Морганы. Мы смешиваем его с сырым яйцом и кедровой настойкой. Гадость редкостная. А потом пьем. —после этих слов собеседницу еще больше перекосило и она презрительно сжала губы, сдерживая рвотный порыв. — Но самый главный ингредиент-слезинка чистой души.
—Значит вы не одна, кого я могу тут видеть? Это так…. Странно.
—Нет, что ты, конечно я не одна. Раньше нас было много. А сейчас всего лишь шестеро человек. Времена проходят, нас становится еще меньше, но мы прикладываем все усилия, чтобы помочь тебе. —гордо сказала она.
—Сейчас вы будете говорить про то, что я должна спасти человечество? — заныла я и спрятала лицо в колени.
—Именно это я и должна делать. — довольно улыбнулась женщина, отчего её рот оказался растянут от одного уха до другого. — Но то, что расскажу тебе я и, пожалуй, миссис Кук, не расскажет тебе никто. —начала она. — Это произошло в далеком четырнадцатом веке. Однажды одна из самых длинных рек в Европе вышла из берегов, тем самым утопив добрую сотню человек из деревушки Ханнис-Пекле. Люди из ближайших поселений пришли почтить память погибших. Во время поминального обряда один старик закричал: «Смотрите, тут ребенок, живой, живой!». Люди кинулись к младенцу, забыв о происходящем. На людей смотрела удивительная девочка с изумрудными глазами. Она не улыбалась, но что-то в ней было такое, что заставило всех жителей всплакнуть. То была Кэрол-Хранительница воды, самая первая и действительно неповторимая, но властная и посредственная, за это её многие недолюбливали. — собеседница откашлялась и продолжила. — после нее появилась Александра. Она всегда была самой простой деревенской девушкой, однако однажды, заболела какой-то болезнью и лишилась зрения, но с этим и обрела дар провидения. Родственники отреклись от нее и она ушла в монашки, оставив обиды и печали позади. На закате своей жизни она стала питать энергию от сил земли, по этой же причине стала второй, но не менее важной Хранительницой. — мечтательно вздохнула она. — Все восхищаются Еленой, Хранительницой Воздуха, мол она позитивная, добродушная, но история её слишком сомнительна, собственно как и её намерения. Каждый из нас выбирают своего покровителя. Мой-это Марлис, Хранительница огня, однако все считают её высокомерной, но я этого мнения не разделяю. — заверила меня женщина.
—А откуда вы все это знаете? — показав голову из-под кольца рук, с нескрываемым трепетом и удивлением неожиданно спросила я.
—Я же посвященная, это моя обязанность. — тепло улыбнулась мне собеседница.
—И вы все знаете обо мне? — ахнула я.
—Вполне.
—И вы следите за мной? —неприятно было бы услышать, что всю твою жизнь за тобой шпионили.
—Не всегда, это отнимает слишком много сил. —этот ответ меня удовлетворил, но женщина продолжила рассказ. — Наше общество было основано в 1890 году, солнечны майским днем. Основателями стали Сэм Лоуди, чистейшей души человек, и Лувиса Лундквист, тщеславная сводная сестричка мистера Лоуди. Они первые узнали о этой тайне, благодаря своей дружбе с той самой Марлис, которая и посвятила их в свой секрет. Поэтому мы и зовемся Посвященными. Пока пост основателя занимал мистер Сэм Лоуди, Посвященные могли обучаться шифрованию, тайнописанию, практическому гаданию и многим другим искусствам. Но после его смерти «трон» заняла гадюка Лундквист, при ней творился хаос: Посвященные мучали простых смертных, мародерствовали и делали то, о чем до сих пор вспоминают с дрожью. — она неестественно затряслась и фыркнула. — Когда наследница «трона» Посвященных – Лиллиет Лоуди подросла, она свергнула мучительницу и последовала по стопам отца. Но спустя пять лет, будучи еще совсем молодой, лишь двадцати лет отроду, умерла от чахотки. С тех пор руководители общества постоянно менялись.
—А…Я вхожу в это общество? — было приятно ощущать себя частичкой чего-то тайного, но при этом великого.
—Фактически, тебя нельзя отнести ни к Хранителям, ни к Посвященным. Ты-тот баланс, который помогает держать в равновесии все в мире. 
Меж тем ветер стихал, подчеркивая незабываемое ощущение загадочности. Цветастые цветы перестали колыхаться, а мертвенно-белый месяц неторопливо восходил, предвещая опасность.

18 глава

Уже стемнело, и моя собеседница, вспомнив о времени, поспешила распрощаться со мной. За её массивной фигурой я не заметила буквально лопающийся от вещей небольшой рюкзак, на карманах которого по обе стороны были симметрично вышиты две одинаковые эмблемы, представляющие из себя круглый щит с прямой линией посередине, сверху которой располагалась буква F, а снизу - R. Женщина открыла рюкзак достала оттуда непонятную штуку со светящейся антенной. Она нажала на одну из кнопок и антенна стала зеленой. Потом, завидев меня, она быстро убрала вещь в рюкзак и ловко закрыла его, но как только она это сделала из него посыпались разноцветные драже. Женщина достала порвавшуюся упаковку и тяжело вздохнула.
— А ведь последние были... — после сказанного знакомая пожала плечами и потянулась рукой к карману пиджака. Вынув руку, женщина сжала что-то в кулаке. Она тихонечко меня позвала и я подошла ближе, не смотря на то, что до этого я стояла и без того близко. Она раскрыла ладонь. Это была простая жемчужина, но как же ярко она блистала. Я невольно протянула руку и женщина отдала мне сверкающее чудо. Я поднесла жемчужину к глазу и увидела отражение. Мне улыбалась черноволосая девушка с венком из одуванчиков на голове. Челка чуть не прикрывала глаза, а пышные вьющиеся волосы загораживали большую часть лица. Сначала казалось, что я видела себя - у девушки была та же форма носа, но в отличие от моего он был идеально прямым. Губы сжаты, но через нее проглядывает улыбка, придающая лучезарность. Но глаза... Родные глаза. Глубокие, серые, с голубым отливом. Я узнала мать. Что-то подступило к горлу. Еле сдерживая себя, чтобы не заплакать, я хрипло поблагодарила женщину.
— Не потеряй в этот раз. — попросила женщина. Она неловко отвела взгляд и уставилась на дуб, стоящий вдалеке.
— Как мне вернуться обратно? — здесь конечно было красиво, но остаться тут навсегда, практически в одиночестве, не хотелось.
— Иди к дубу, там дернешь за вторую ветку сверху и тебя перенесет в комнату с окнами. Главное - чтобы они ничего не узнали, помни. А мне пора. — она щелкнула пальцами и неожиданно исчезла.
И снова я одна. Крепко сжимая в ладони жемчужину я отправилась к дубу. От цветов заболела голова - их было слишком много, как и разнообразия запахов от них. Смешиваясь в один, они давали противный приторный аромат, резко бивший в нос. Цветы были мне по пояс, что очень сильно настораживало. Я пыталась уверить себя, что это не реальность, а следовательно тут возможно все. Моя новая знакомая показалась мне нудной. Как и все она твердила о моей особенности и поговорить с ней о том, что меня действительно волновало было нереально. Она лишь перебивала и загадочно изрекала ненужные фразы, так и не объяснив кто она такая. Преодолев цветовое поле я добралась до дуба. Женщина говорила что-то про вторую ветку сверху, но их тут так много! Попробуй найди ту самую из тысячи. Передёргав около десяти веток я нашла нужную. Чтобы снова не потерять жемчужину я спрятала её в карман шорт. Как только я повисла на ветке, меня снова перекинуло в комнату с окнами. Но вернувшись в нее, буквально через мгновение я оказалась в начальной комнате с темными стенами. Крохотная дверь отворилась и в ней показалась голова моей подруги. Я ринулась к ней. Эстелла слегка поерзала, но после улыбнулась. Рассказывать ей все сейчас я не собиралась. Никто не может знать, кто скрывается за маской твоего друга. Жемчужина в кармане слегка запульсировала. Я не придала этому значения, а следовало бы.
— Как прошло? Мать послала меня, сейчас она слишком занята. — объяснилась Эстелла.
— Я в порядке. — соврала я. Могло ли что-то быть в порядке?
— Ты была там в течение пяти часов! Я переживала. Но ты жива, это хорошо. — она похлопала меня по плечу и встряхнула шелковистыми волосами, — тебе следовало бы переодеться. А может ты сначала хочешь поесть? — неуверенно спросила подруга. Она виновато прикусила губу, показав зубы. — Да, очень.
— Я отведу тебя в твою комнату. — лукаво ухмыльнулась Эстелла, ожидая моей реакции.
— У меня же нет комнаты, я же... — я смутилась и испуганно, но с интересом посмотрела на подругу.
— Теперь есть! Мы поговорили с матерью... — тут мы с ней обе завизжали так, что вошедшая миссис Кларк зажала уши.
— Юные леди! Вы перепугаете всю базу! — заворчала Джоди. Мы с Эстеллой извинились и так быстро юркнули из комнаты, что миссис Кларк и слова сказать не успела. Но убежать мы не успели. У выхода нас поймала медсестра. Эстелла, поникнув головой, ушла, а миссис Кларк отвела меня в комнату отдыха, оправдываясь тем, что после тяжелой мозговой нагрузки нужно расслабиться. Джоди отвела меня в хорошо освещенное небольшое помещение с двумя бархатными синими креслами. Рядом с ними, на тумбочке, высилась стопка книг. Сзади кресел стоял шкаф, внутри которого находился холодильник. Для полной релаксации на стене располагался длиннющий аквариум, кишащий рыбами всех пород и окрасок: рыжие, белые, синие с большими гребешками. А вот малюсенькая серая рыбка скрылась в зарослях растений, распустивший свои листья по всему аквариуму. Огромная белая рыба спряталась в керамическом домике, дерзко вильнув хвостом.
— Ты же так и не поела, как я не уследила. — трагически охнула медсестра. Она открыла шкаф, но там едой и не пахло. Пара засохших чайных пакетиков, разбросанных по углам, и старый батончик с овсяными хлопьями. Ничего не сказав, я рухнула в кресло, закрыла глаза и уснула.

***
Мэвис ушла по срочным делам, оставив меня с Мерси и заносчивым блондином. Он все время нервно ухмылялся, чем очень настораживал. Я решила держаться от него подальше, поэтому села на диван рядом с Мерси. Я сделала попытку с ней заговорить, но девочка просто отвернулась от меня, раскрыла лежащую на диване книгу и уставилась в неё. Блондин снова ухмыльнулся и только встал с соседнего дивана, как в комнату ворвалась бледная Мэвис, удивленно охая и ахая, и такой же бледный, мужчина с растрепанными платиновыми волосами. На рубашке цвета ракушки были видны крупные кофейные пятна. Мэвис судорожно поправляла подушки на всех диванах, быстро бегая полненькими ножками от одного к другому. Блондин еле сдерживал ехидный смех. Даже Мерси оторвалась от книги. Послышался грохот, все зажали рукуши. Из центральной двери вышла крупная женщина в странной одежде. Шрам во всю щеку, как и походка, не прибавляли ей красоты. Блондин поежился и уставился лицом в подушку. Женщина поприветствовала Мэвис и мужчину, презрительно фыркнув, заметив меня.
— Мы не впускаем сюда чужих. — волевым тоном сказала женщина.
— Она из наших. — пропищала Мерси, стараясь сделать свой голос серьезным. Женщина повернулась лицом ко мне, высокомерно смерила меня взглядом и, будто пропустив мимо ушей, продолжила.
— Позвольте узнать, откуда она здесь взялась? — казалось, женщина сейчас распахнет от злости, но она лишь всего нервно теребила лямки рюкзака, висевшего у нее за спиной.
— Это Мерси её привела. — Блондин впервые подал голос, скривив губы в кривой ухмылке.
— Что ж, Мерси, я должна поговорить с тобой. — от этих слов Мерси сделалась белой, как полотно. — Наедине. — грубо отрезала женщина. Мужчина позвал Мэвис с собой, а Мэвис, тем временем, резко встрепенувшись, обратила внимание на меня.
— Джулия, мистер Мюррей, — Мэвис грозно взглянула на блондина, который не давился от смеха, а был на удивление серьезен, — отошлет тебя обратно. Мы свяжемся с тобой, как только что-то узнаем.
— Да, вы правы, мадам Кук. Меня уже наверное хватились, еще нужно оправдание придумывать, чтобы не заподозрили ничего. — согласилась с Мэвис я.
— Ян, отведи Джулию к выходу. Не забудь закрыть покажись-штаб, а то кто-нибудь снова случайно наткнется на наше убежище. — Мэвис отдала приказы и отправилась за мужчиной. Блондин кротко взглянул на меня, но потом сразу же отвернулся. Тень легкой улыбки проскользнула на его лице.
Мы молча вышли из зала и направились в коридор, состоящий сплошь из одних зеркал. Блондин, словно не замечал меня. Я взглянула в одно из тысячи зеркал. Когда я успела переодеться? От военной формы не осталось ничего: штаны превратились в юбку, доходившую мне до половины бедра, а белая майка сменилась топом. Топ и юбка сочетались между собой, оба были белые и имели клетчатый узор. Волосы были аккуратно завиты и уложены. Это было потрясающе. Я слишком засмотрелась, поэтому парень окликнул меня и поторопил.
— Нечего пялиться на себя, тебе пора. — нахально буркнул он.
— Так тебя зовут Ян? Милое имя. — решила позлить его я.
— Не твое дело. — рявкнул парень. Я выпучила глаза и непонимающе уставилась на него. Он же, пока я находилась в недоумении, дошел до конца коридора, прошел через зеркало и исчез. Я последовала за ним. Проходить через стекло оказалось неприятно. Жуткий холод пронизывал тебя, сковывал со всех сторон, а мозги будто замораживались на секунду. За зеркалом оказалась чёрная дыра, точно такая же, через которую проходили мы с Мерси. Бездну опоясывал густой лес, из которого доносилось уханье совы и мрачный вой волка. Я подошла ближе, зная, что боятся нечего. Один прыжок-и я снова со своими друзьями.
— Прежде чем прыгнуть... Есть побочные эффекты, Мерси тебе наверное не сказала.
— Что такое? — при первом прыжке я не заметила ничего странного, если не считать тот факт, что я прыгала в пустоту, а так все было в порядке.
— Есть такое понятие, как бездна воспоминаний. Если хорошо не сконцентрироваться, можно оказаться там. Ты начинаешь видеть свои воспоминания, которые впоследствии доводят тебя до слез, а иногда и до сумасшествия. Будь готова, ладно? — смутился он. Я шагнула к пропасти. Собравшись с духом, я занесла одну ногу над пустотой. — Подтолкнуть или сама? — съехидничал Ян. Его слова разнеслись эхом, прежде чем я провалилась в бесконечность.


19 глава

В этот раз падать было не так страшно, однако вернувшись "с небес на землю", я очутилась в том же темном коридоре, в котором впервые встретилась с Мерси. Быстро все вспомнив, я осознала, что благополучно пропустила тренировку. Воевать, мы, молодые - не шли. Первое время нас должны были обучать, а уже потом "перебрасывать" на поле боя. При этой мысли, вспоминая Сильвера, становилось не так страшно, в конце концов, он моложе меня и точно не попадет в сражение в ближайшее время. Ноги побаливали - я приземлилась на корточки и, хочу отметить, довольно неудачно. Коридор, как и в тот раз, был пуст. Я потянулась рукой в карман, но в надежде нащупать мягкую ткань юбки, обнаружила жесткий материал штанов. Расписание, которое дал Аффонсо, я сложила вчетверо и засунула в карман. На мятом, слегка разорванном куске бумаге черными буквами было напечатано время занятий, тренировок, приема пищи, свободного времени и отбоя. После тренировки значились курсы выживания в неблагоприятных для жизни условиях, которые я, судя по-всему, тоже прогуляла. Затем следовал обед, а после работы на природе. Работы на природе подразумевали под собой различную помощь военной базе: ремонт крыши, проверка оружия, а для самых отбитых-патрулирование территории. По словам Аффонсо патрулировали те, кто рьяно рвался в бой или в чем-то провинился. Порой от поведения зависела твоя жизнь. Многие бесследно пропали, или были убиты во время "слежки". Я со своими прогулами могла прекрасно вписаться в клуб "отбитых". Надеясь на милость Эйдена, я в раздумьях побрела к столовой. Чуть погодя, там на меня налетела Кирстен, которая была возмущена моим отсутствием до предела. Натан смиренно и покорно брел за ней, будто она королева, а он подданный, носящий шлейф её платья.
— Ты вообще понимаешь, что за такое тебя могут заставить не просто на патруль, А В РАЗВЕДКУ, ТЫ ЭТО ПОНИМАЕШЬ? — разъяренно орала подруга, яростно тряся меня за плечи. Костяшки её пальцев побелели от сил ной хватки, а лицо раскраснелось, будто она целый день лежала под палящим солнцем без крема от загара. — Где тебя носило? — четко проговаривая каждое слово, устроила допрос Кирстен.
— Я отошла в туалет, потом мне стало дурно и я свалилась в обморок... — соврала я. Кирстен подошла ближе, сощурив изумрудные глаза, и недоверчиво всмотрелась в мое лицо. Я быстро привыкла к Кирстен и просто не смогла бы ей соврать, но обстоятельства были сильнее моих дружеских и искренних побуждений.
— После тренировки я заходила в женский туалет, тебя там не было. — Кирстен подняла указательный палец, дабы проучить меня, но я быстро нашла что ответить.
— Я быстро пришла в себя и пошла искать вас. Но заблудилась. Тут слишком много коридоров. — заверяя друзей закачала я головой.
— Что же, думаю Эйден будет к тебе благосклонен и разрешит пойти красить с нами новый корпус... — задумчиво протянула подруга.
— А обед?
— Его ты уже пропустила, он недавно закончился. Кстати говоря, дамы, если мы не поторопимся, то Джулия опоздает и на курсы выживания. — поторопил нас Жук.
Как только Кирстен ловко отвернулась от нас и зашагала прочь, Жук протянул мне шоколадный кекс и бутылку воды, которые успел стянуть. По его словам, у нас еда хуже, чем у других солдат, но в таком месте и в такое время и наша еда казалась райской.
Аффонсо пощадил меня, и я отправилась заниматься малярным искусством вместе с Натаном и Кирстен. Не смотря на нашу группу, в которой всего несколько человек были нашего возраста, занимались мы с нашими ровесниками из других групп. В группу "отбитых" попали двое парней и одна девушка. Все они были мне не знакомы. Один из парней держался особняком, волосы его были взъерошены в разные стороны, а рядом с острой бородкой виднелись свежие царапины, из которых сочилась кровь. Другой, низенький и уродливый, злобно посматривал на него, сильно задирая и оскорбляя.
— Карли, посмотри на этого труса, какой же он жалкий. — расхохотался коротышка, тыкая пальцем в парня. Девушка, которую звали Карли, ответила ему подбадривающим улюлюканьем.
— Наш малыш Ал совсем не умеет хорошенько давать в нос. — гнусно рассмеялась девушка. В рыжих волосах поблескивали капли крови. Кое-где виднелись запутанные клоки волос, которых уже не было надежды расчесать. Квадратной челюстью и выбритым виском она походила на грозного питбуля, который вот-вот готов ввязаться в драку.
— Какие же они... — шепотом возмутилась Кирстен. Девушка-питбуль не услышала её слов, поэтому яростно накинулась не на подругу, а на парня, которого только что задирала.
Тут неизвестный мне командир, чье имя я не расслышала, дунул в свисток и драка прекратилась. Мы же, всей нашей компанией, пошли красить стены близстоящего недостроенного корпуса. Ядовито-красная краска очень едко пахла - за пять минут Кирстен успела чихнуть не меньше шести раз. Натан чуть не наступил ногой в банку с краской, я же, потеряв равновесие, случайно впечаталась в стену, на которую только что был нанесен немалый слой краски. Кирстен жутко разозлилась, но её вспыльчивость сошла на нет, когда я плюхнулась в обморок. Перед глазами все поплыло, голоса друзей исказились, а потом меня вырубило.
Очнулась я, судя по-всему, в госпитале. Хотя скорее это был просто пункт оказания первой помощи. Половину маленькой комнаты занимала пышная длинноносая женщина, с нарисованными от руки бровями и забинтованным указательным пальцем левой руки. Она неспешно заправила тонкие волосы за ухо, на котором слабо блестели старые серьги. Натянув перчатки, она вразвалочку подошла ко мне, сильно покачивая из стороны в сторону огромными ягодицами. Она ощупала мне лоб, после же дала таблетку и стакан воды. Выпив лекарство, на меня накатила паника. Я забыла что-то важное, очень-очень ценное. Сердце забилось сильнее, паника перерастала в истерику. Только сейчас до меня дошел весь смысл того, что произошло со мной за считанные часы до обморока. Я стала частью чего-то значимого. Чего-то, что должно спасти нас всех, спасти наш развалившейся мир. Тогда я верну брата, закончатся войны, люди смогут жить мирно. Сидя на диване и слыша, что кому-то дана миссия всех спасти, мы не чувствуем это на себе. Ведь все решится само собой, всё решат за нас. Но оказавшись в такой ситуации, сначала ты радуешься, что стал кем-то важным. И лишь потом до тебя доходит весь ужас происходящего. Ничего не решится само собой. Только ты можешь предотвратить необратимое.
Миссис Фейрли, медсестра, списала моё беспокойство на обычный стресс. Дав мне несколько успокоительных, она я чистой душой отправила меня в жилой корпус, чтобы я как следует набралась сил. Там я продрыхла до следующего утра. И даже больше. Как только я проснулась, я выпила таблетки, которые мне дала миссис Фейрли. Такие обмороки случались раньше, поэтому я не была удивлена. На нашей с Кирстен тумбочке стоял поднос, на котором стояли остывшие склеившиеся макароны с сыром. Выглядели они довольно отталкивающе, но придираться нечего; что дают, то и бери. Под кроватью стояла сумка, которую я не успела разобрать. Все ещё спали, когда я проснулась. Кирстин, укутавшись в одеяло, повернулась к стенке. Эва слегка посапывала, свиснув правую ногу с кровати. Натан, он же Жук, лежал без одеяла, уперевшись щекой в жесткую подушку. В сумке лежало все самое необходимое: самая простая аптечка, бутылка воды, длинная толстая веревка, фильтр для воды, пара комплектов одежды и прочее. Разложив все по своим местам, я решила переодеть старую грузноватую толстовку, которая была уже мне мала, и спортивные леггинсы, которые тоже стоило бы постирать. Хоть и новая, но солдатская форма не очень-то радовала. Миссис Фейрли сначала хотела оставить меня на пару деньков отлеживаться, но я убедила её отправить меня в корпус. От холодных безвкусных макарон живот начало крутить. Я уже хотела выйти из спальни, чтобы с утра пораньше позаниматься, но вдруг, из кармана сумки что-то выпало. Это оказался мой дневник, который я вела, когда жила в спокойном мире. Тогда я ещё не знала, что со мной станет. Я осторожно присела на кровать, стараясь, чтобы она не заскрипела. Дрожащей рукой коснулась подтрёпанной обложки. Аккуратно раскрыла его, боясь, что в любой миг он может развалится. Записи шли одна за другой, многие из них были не важны, например, как я жаловалась на то, что Силь взял мою куклу и обстриг её и без того ужасные волосы. Но некоторые из них заставили меня рыдать.
16 февраля.

Сегодня меня приняли в наш школьный оркестр. Мадам Грант сказала, что у меня прекрасные музыкальные данные. Папа обещал купить мне новую флейту, завтра пойдем выбирать. Я так рада! Кайла Белонн, та самая вредина из моего класса, раздулась от злости, как воздушный шарик! Конечно, ведь она даже названия нот не знает. Хотя иногда мне её даже жалко, ведь она ничего не умеет. Ни-че-го-шень-ки. Только хвалиться, а это умеет делать каждый дурак. Мать ещё не пришла с работы. Снова задерживается. Снова.

2 апреля.

Ходили сегодня с папой в театр. Там все люди были в масках! Я спросила папу, почему же они так одеты. Папа сказал, что в жизни все мы тоже носим маски, но их не видно глазами. Я ничего из этого не поняла, но когда вырасту, наверное пойму. Мать сказала, что у меня скоро будет братик. Я бы хотела назвать его в честь звезды. Звезды серебрянные, они украшают небо, а я хочу, чтобы братик украшал и мою жизнь. Ведь небо не может быть без звезд, как же я тогда могу быть без братика?

10 мая.

Сегодня к нам приехала Тина, она моя двоюродная сестра. Она старше меня на полгода, она уже в 5 классе! Я ей завидую, ведь она умнее меня. Правда недавно её так укусила пчела, что волдырь вздулся размером аж с клубнику! Ещё у неё смешные пушистые ресницы, которыми она быстро-быстро хлопает, когда моргает. Зато нос у нее длиннее, чем самое сложное немецкое слово. Когда Тина ударилась локтем о наш громадный шкаф, её мама её пожалела и даже наклеила пластырь с динозавриками. Я готова была бы биться локтями, коленями и даже головой, лишь бы мать меня заметила. Папе предложили новую работу, он пока думает. Мать конечно же против, мол, нестабильная зарплата. (Это словосочетание я выучила сравнительно недавно.) Скоро придет бабушка Клара. Она готовит очень вкусный вишневый пирог. Несмотря на её характер, готовит она очень-очень вкусно. А вот и Силь снова заплакал, мне уже пора!

Запись обрывается. Сердце сжалось и я заревела с новой силой. Я то тихо всхлипывала, то ревела, как последняя дурочка. Дневник почти весь прописался солеными слезами. Я поспешно вытерла рукавом дорожки слез и захлопнула дневник. Убедившись, что все ещё спят, я спрятала дневник во внутренний карман. (Благо я додумалась купить небольшой дневник.) Я тихонько легла на кровать и следующие два часа провела в компании голых белых стен и трех спящих друзей. Я не спала, нет. Волнения, терзавшие меня тогда, не дали мне уснуть. Я просто глядела в потолок, наблюдая за надоедливой мошкой, которая витала вокруг.


 20 глава. “Тайна полковника.”

На улице заметно похолодало. Деревья уже давно оголились. Пронизывающий ветер жутко завывал по ночам, мешая спать. Приближалась зима. Холодная, трудная и беспощадная. Одна-две новости приходили от соседних поселений о бурях или обвалах. Последнее случилось недалеко от базы, но вдалеке от населенных пунктов. Все боялись одного. Все ждали одного. Буря. По предсказаниям, она должна была нести за собой ужасные последствия. Даже думать было страшно. Но все было тихо. Как оказалось, активные военные действия не ведутся. Никаких взрывов или чего похуже. День рождения Кирстен вот-вот наступил. Натан все время был нервным, Кирстен же особо не обращала на него внимания. Долгие поиски подарка увенчались успехом. Я смогла договориться с одной из кухарок насчет именинного пирога с малиной, как она любит. Кирстен вообще любила все, напоминающее траву, фрукты или ягоды. Такой пищи у нас не доставало, но она всё же не изменяла своим вкусам. Кирстен очень любила разнообразные украшения, подчеркивающие её прическу. Несмотря на многочисленные ободки всевозможных расцветок, она отдавала своё предпочтение бантикам. С ними она ещё более походила на куклу. Я исхитрилась изящно украсить упаковку подарка огромным ядрено-розовым бантом. Внутри лежал небольшой блокнот, который я хранила много лет. Кирстен была вся в предвкушении праздника. Отметить мы хотели скромно, только втроем. Аффонсо, по натуре своей человек добродушный и располагающий к себе, краем уха услышав про день рождения, тут же подлетел к нам с Натаном и принялся спрашивать, когда мы будем отмечать. Это само по себе было странно, ведь он был полковник, а мы простые подчиненные. Аффонсо оправдывал это своей широкой испанской душой и любовью к детям, которых у него никогда не было Других Аффоонсо так сильно не жаловал, но к нашей троицы питал искренние теплые чувства. Отчасти ему было жаль нас, но в то же время он был рад новым друзьям. Аффонсо обещал непременно прийти на торжество. За день до празднования дорожки, ведущие к нашему корпусу, услал ковром белоснежный снег. Эва появлялась поздно, даже не каждый день. От разговорчивой и милой женщины осталось немного. Она была дико уставшая и все время спала. Будить её было опасно, тогда ты сам подписывал себе приговор. А в целом, дни наши проходили спокойно и безмятежно, лишь иногда мы вздрагивали, а сердца наши бешено колотились от известий о катаклизмах.
В то утро щеки Кирстен пылали необычайным румянцем. Она вся светилась. Словно солнышко, она озаряла всех своею лучезарною, и согревающей душу, улыбкой. Волосы, некогда взъерошенные, были идеально уложены. Она даже украсила их своим самым любимым и красочным бантом. Тот день был действительно прекрасен, и ничто не могло испортить настроение Кирстен Баумэр.
Всё было отлично до того, как та самая Кирстен, что светилась счастьем несколько мгновений назад, устроила скандал Натану. (Отныне мы называли его по имени, кличку “Жук” он не сильно любил). Я в то время преспокойно читала книгу, но это увлекательное занятие прервали крики Кирстен. Они с Натаном о чем-то яростно спорили. На лице Натана господствовал неподдельный страх, отчего он напоминал снег, который накрыл всю базу пушистым белым одеялом. (И что нам собственно и приходилось разгребать). Кирстен не была зла, напротив. Она выглядела так, будто раскрыла что-то, что не должен был знать никто. Если бы не её характер, она бы вот-вот заплакала, ибо в эмоциях её читалось сильное разочарование, вперемешку с непониманием.
—Ты знаешь ответ. — дрожащим голосом выдавила из себя Кирстен.
—Это делу не мешает. — отпирался Натан.
—Лефевр! Я говорила тебе тысячу раз! — чуть не плакала она.
—Ты просто боишься. — выражение его лица теперь приобрел
такой вид, будто он что-то для себя выяснил.
—Да, я боюсь! И ты знаешь почему! Так нельзя, это схоже с  дружбой
простого человека с огнедышащим драконом, способного убить в любой подходящий момент! — голос Кирстен надорвался, и она, закрыв лицо руками, но не подавая виду, отвернулась и ушла прочь. Теперь семнадцатый День Рождения Кирстен был официально испорчен, благодаря Натану Лефевру и ей самой.
Поведение Кирстен повлекло за собой мой интерес. Раньше она никогда так себя не вела. Нет, она, конечно, выспыльчивая. Но всегда объясняет причину своего недовольства. Меня охватило чувство, которое я даже не знаю как назвать. У вас бывало такое, что ваши друзья знают что-то, о чем не говорят в вашем присутствии? Такое сейчас и происходило. Хотя я и сама не лучше, стала Посвященной в великую тайну, а сама и словом не обмолвилась. Но так было нужно, иначе нельзя. Кстати о “Великой тайне”. Ни Мерси, ни Мэвис, я больше не видела. Некоторое время мне казалось, что это сон. Я ощущала себя Алисой в стране чудес. И так же ждала своего возвращения туда обратно, как она. Но прошел месяц, и ничего. Абсолютно ничего. Жизнь стала скучнее, работы стало больше. А теперь и друзья поссорились. Вскоре я все жё нашла Кирстен, сидящую под одеялом на кровати и тихо рыдающую. Я не стала спрашивать, что произошло. В тишине, которую лишь иногды прерывала Кирстен своими всхлипами, мы провели остаток дня, и лишь под вечер в комнату постучались. Кирстен тотчас спрыгнула с кровати и побежала открывать дверь. К её сожалению на пороге стоял не Натан, а Аффонсо. Он держал в руках тот самый именинный пирог. Малиновый. К моему удивлению, Кирстен не поникла, а наоборот, обрадовалась, Поблагодарив гостя за подарок, она пригласила его войти. Я кое-где достала стаканчики и пакетики с чаем. Аффонсо пошел за чайником. Сначала мы шутили, потом рассказывали истории из прошлой жизни, а когда уже наступила ночь, Аффонсо сделался серьезным и таинственным.
Вы слышали легенду о загадочной мисс Лоуди? — шепотом спросил тот. Мы с Кирстен изумленно переглянулись. — Тогда слушайте. В общем, старожилы часто жалуются на призрак убитой Лиллиан Лоуди. Да, говорят, что она умерла от болезни, но нет, её убили. А убили за то, что она слишком много умела. Она жила здесь, неподалеку. Базы тогда ещё не было. Это мне дед рассказывал, он тут жил. Как-то раз мисс Лоуди прогуливалась по парку, а в ту пору была весна, было довольно жарко. Все девицы уже в легких платьях, без шляп, а мисс Лоуди как белая ворона: и длинные белые перчатки на ней, и шляпа с широкими полями, и тяжелое пышное платье. Одна девушка, вроде бы мисс Грэм, её ровесница, решила посмеяться над ней. Она начала её задирать, унижать, а потом подбежала и сняла шляпу. Что же она под ней увидела? Рога. Небольшие, причудливой формы, гладко отполированные. Тогда она коснулась рукой её лба, и та напрочь все забыла. Лиллиан скрылась. Родители юной мисс Грэм пребывали в шоке. Дочь их не узнавала. Последнее, что она помнила, лицо Лиллиан. Это была самая сильная ошибка мисс Лоуди. Благодаря этой ошибке её и сожгли, хотя официально этого уже не делали. Поговаривают, что сохранился род Лиллиан, и что у нас здесь обитают ведьмы и ведьмаки. Вот. — Аффонсо с интересом наблюдал за наешй реакцией.
—А вы откуда знаете? — я вспомнила про Великую тайну и побледнела.
—Моя мать была одной из них.


21 глава


—Моника Аффонсо, иммигрантка из Испании. Она была ведьмой. — серьезно сказал Эйдан Аффонсо.
—Глупости, сэр. Ведьм не существует. — заявила моя подруга.
—Все вы так говорите. Никто не верит мне. Даже отец не верил. — чуть не пустив слезу, выдал полковник.
 Я затаила дыхание. А что если Аффонсо знает о Тайне?
—А что в ней было… такого? — немного невежливо спросила я.
—Она каждый день страдала от странных приступов. Она все время проводила дома, хотя домохозяйкой она была не ахти. Как сейчас помню, как она иногда запиралась в комнате и издавала истошные крики. Отца тогда дома не было, он не знал. Жили мы тогда на зарплату папы, он был нотариусом, в наших кругах это была довольно престижная профессия. Несмотря на то, что мы уехали из Валенсии и поселились в Браунсвилле, папа уже через месяц нашел себе постоянную и хорошо оплачиваемую работу. Вы не представляете, как я плакал. Я никому не рассказывал. Я долго наблюдал за вами и понял, что вам можно доверять. Так вот, — Аффонсо стряхнул слезинку, покатившуюся по круглой бородатой щеке, — она многого не рассказывала, но однажды я зашёл к ней в комнату и тогда всё понял. Она ходила по стенам и кричала. Из её глаз текли черные ручьи. Она увидела меня и закричала ещё сильнее. Но я не испугался. Мне стало интересно, как она стала такой. Я думал, думал и ещё раз думал. Но так и не нашеёл ответа. Радовало то, что при папе она была той самой мамой, моей мамой, а не страшной женщиной. Я хотел её спасти, но она пропала. Мы с папой так и не нашли её. Но я верил, что она вернется. Знаете, она мне иногда снится. Такова моя жизнь. К утру вы это забудете, но кто-то должен знать, что за обликом простого человека зачастую скрывается гораздо большее.
Рассказ полковника потряс меня до глубины души. Того, что пережил маленький Эйдан не передать словами. Он заслуживал счастливой жизни в большей мере, чем остальные. Мы часто смотрим ужастики, иногда они жутко пугают нас, но всё равно-это просто фильмы. Но даже самому злейшему врагу не пожелаешь увидеть этот кошмар наяву. Оно не просто пугает, оно убивает изнутри. 
Эйдан Аффонсо во многом был строг, даже иногда перегибал палку. Но к нам у него было особое отношение. Он привязлся к нам.А мы привязались к нему. Он был для нас не просто полковником, он был другом. Другом, который знает все тяготы жизни, прожил достаточно, чтобы уберечь нас от непредотвратимых ошибок. Мы не верили в войну, как таковой её не было. Эва стала появляться чаще, не было никаких сражений, всего лишь игра на публику. Такие войны ведут женщины. Они не применяют оружие, могут кинуть пару малюсеньких бомб и всё. Это игра, которая запугивает народ. В этой войне нет победителей и не будет. Потому что причины для боевых действий нет, как и самой войны в целом. Нас просто сослали сюда, чтобы очистить территорию от нас.
Я до сих пор не слышу новостей об Энн. Да никто и не вспоминает про неё. Её сестра погибла, а отчим либо бежал, либо служит вместе с Эвой. Мы не были особо близки, но я считала и буду считать её своей подругой. Меня терзает обещание, которое я дала сама себе. Вернуть её. Кирстен думает, что это бесполезно. Но я смогу найти её, я чувствую, что смогу, а значит смогу.
Всё шло своим чередом. Как-то раз я обнаружила на базе библиотеку, что было странно, но тем не менее, она привлекла меня своим уютом и простотой. Кирстен не любила читать, она предпочитала развлекаться со сверстниками, нежели сидеть в пыльном помещении в окружении книг с потертыми переплетами. Натан всё же помирился с Кирстен и довольно быстро возобниовил прежние отношения. Причину их ссоры они мне так и не рассказали. Натан испытывал более теплые чувства к спокойному образу жизни, нежели к шумному и активному, как любила Кирстен. Поэтому я увлекла друга, завернутого в махровый плед, с чашкой чая в руках, в увлекательное путешествие в мир книг. Пока я искала нужные мне книги, Нат подремывал в кресле, укутавшись в свой плед. С Кирстен, по обоюдному согласию, мы решили, что она все выходные проводит у нашей соседки-Фенеллы Хэмилтон, двадцатилетней бывшей наркоманки.
Драк у нас не наблюдалось, разве что, некоторые особо задиристые провоцировали более слабых, за что и получали наказание. И в тот момент, когда я тихонько устроилась на диванчике, читая сборник рассказов Брэдбери, завыла аварийная серена. Натан тотчас проснулся, забормотав что-то невнятное, потянулся, и осознав, что красная мигающая лапочка на потолке не просто овещает библиотеку, но и воет, встрепенулся и резко вскочил. Скорее всего, это была просто учебная тревога, но испугались мы не на шутку. Да, настоящие солдаты не должны быть трусами, но не бывает людей без страхов. К тому же, как оказалось, мы просто проходили военную подготовку, и скоро нас уже должны были отправить в город, к своим семьям. Это было что-то типо армии, но в условиях реально войны. Только я хотела побежать за Натом, но вдруг, один из стеллажей пошатнулся и из него упала увесистая книга. Она с диким грохотом упала на пол. Я подняла её и мельком глянула. Язык, на котором она была написана, был мне неизвестен. В нем присутствовали закрючки и странные символы, устрашающие рисунки. Взяв книгу подмышку, я выбежала из билиотеки. Из-за тяжести книга часто выпадала у меня из рук на ходу, что было очень неудобно.
Как оказалось, это была вовсе не тревога. Хулиганы совершили ложный вызов, за что должны были, естественно, получить наказание. Книгу я оставила себе, спрятала в недры тумбочки и прикрыла джинсовой курткой, так, на всякий случай. А что, брать из библиотеки книги же можно? В любом случае, я не думаю, что заметят пропажу книги, написанной на неизвестном людям языке. Я решила рассмотреть её получше ночью, когда все улягутся спать. Близилась ночь. Отужинав, мы с ребятами вернулись в комнату, где нас ждала Эва. Судя по-всему, она вязала носки странной формы и сочетания цветов бирюзового и черного. Такое занятие было не характерно для Эвы, в основном, она либо читала, либо писала стихи, когда на неё находило вдохновение. Она начинала заниматься чем-то новым, когда ей было до  того грустно, что все прежние её увлечения казались ей чушью редкостной. И сейчас этот момент не был исключением. Эва мирно притаилась в уголке и не сказала не слова. Она привыкла быть радушной людьми, потому что в прошлой жизни была хостес в одном известном дорогом ресторане Детройта. Но от смазливых, еле выдавленных из себя улыбок, жеманного поведения окружающих ей становилось тошно. В действительности, она мало разговаривала, исключение составляли случаи, когда это действительно требовалось. Ей всего лишь нужно было произвеси впечатлениедоброжелательной и открытой женщины, и это ей удавалось. Узнав её ближе, удивляешься, как она играет на публику. Создавалось впечатление, что она даже наедине с самой собой притворялась. Пока я рассуждала, Эва попала спицей себе по руке, отчего с её губ сорвалось тихое «ай». Кирстен уставилась в окно, смотря на капли дождя, бьющие по стеклу. Звук дождя успокаивал и убаюкивал. Нат ушёл по делам. Кирстен слегка приоткрыла форточку, комната наполнилась запахом мокрого асфальта, подруга барабанила пальцами по подоконнику, отбивая ритм дождя. Эва печально вздыхала. Для полной атмосферы загадочности и печали нам не хватало грустных песен и кофе, а может чего и покрепче. Перебрав шкаф, я снова убедилась, что в моей одежде нет разнообразия. Абсолютно. Цвета всегда те же: зелёный, чёрный, белый. Всё. Свихнуться можно. Я была бы рада даже какому-нибудь свитеру в ужасно-депрессивных тонах от Эвы, но увы. Она находилась сейчас в таком настроении, что будь её воля, она бы каждому сплела по несколько пар носков, лишь бы её никто не трогал.
Неожиданное случилось под вечер, когда у нас прогнулся каркас верхней кровати. Нам с Натом повезло, он спал наверху, а я внизу, но пострадала койка Кирстен, когда она резко подпрыгнула на матрасе, с целью прибить жужжавшую муху на потолке, мешающую её спокойствию. К счастью, Эва разрешила перебраться Кирстен на свою кровать, переночевать, так сказать. Наступал отбой, а Натана всё не было. Не так давно он начал исчезать по вечерам и приходить под утро, это настораживало нас, даже Эва была обеспокоена этим. Эва решила провести генеральную уборку после того, как обнаружила несколько дохлых пауков и одного таракана под кроватями и тумбочками, а ещё толстый слой пыли и крошки, на которые сбегались тараканы.
Кирстен с Эвой улеглись спать, я тоже почти уснула, как вдруг дикое желание заглянуть в ту книгу, что я взяла в библиотеке, загорелось во мне. На цыпочках добравшись до «хранилища» книги, я раскрыла её на случайной странице. Сама книга странновато светилась во тьме, будто сияя изнутри. Некоторое время я всматривалась в текст, который никак не могла понять, но вдруг буквы поплыли перед глазами и приняли обычный вид. Буквы сложились в слова, а слова в предложения. Но стоило мне краем глаза взглянуть на страницу, как в дверном проёме появился Нат. Я торопливо убрала книгу и принялась отвлекать внимание Натана от моей находки. Он нехотя переключился на мою бестолковую болтовню и сделал вид, что устал и идёт спать. Я учуяла что-то неладное. Натан подозревает меня в чем-то, а я сама даже не знаю, куда ввязалась. Передо мной всплыли воспоминания о Хранителях, казавшихся мне сейчас дурным сном, рассказах Аффонсо  о ведьмах. И это всё не предвещало ничего хорошего. Надвигалось что-то страшное.

22 глава
Каждую ночь я мучилась кошмарами, самыми разнообразными. Каждую ночь я страдала, чуть не плакала. «Отдай, отдай, отдай» ¬– твердило мне что-то угрожающим шёпотом. Эти слова будто резали слух, невыносимое количество раз они появлялись во снах, заставляя вздрагивать и пугаться. Этот голос был не похож ни на один из тех, что я слышала прежде.
Негативный осадок добавляла излишняя раздражительность Эстеллы. Последнее время она бесилась по пустякам, часто недоговаривала многие вещи, иногда с ней случались нервные срывы. Меня же бесило то, что она не объясняла, какого черта я здесь. Мол, это укрытие, тут я буду в безопасности. Но я не верила этому, наоборот, ещё сильнее насторожилась после жутких снов. Бывало, что мне снилось детство, но крайне редко. В такие моменты хотелось заснуть и остаться в воспоминаниях навсегда.
Но снами всё не ограничилось. Кровь моя поменяла свой цвет, это я заметила после того, как разбила локоть в скользкой душевой. Она стала голубая. Рассказать об этом я никому не решалась, тут все были чокнутые. Даже Джоди казалась мне чужой.
Не знаю сколько я не видела живой природы, но определённо мне её не хватало. Недостаток свежего воздуха и неполный сон сильно сказались на моем здоровье и внешнем виде. Я стала ещё бледнее, чувствовала усталость и недостаток воздуха в лёгких всё время. Но однажды мне позволили выйти наружу. Я ожидала увидеть огромный пустырь, но передо мной оказался залитый солнцем сосновый лес. Как давно я этого ждала. Я не могла надышаться всеми ароматами, которые заполняли лес. Я восхищалась каждой птичкой, каждым сучком. И все проблемы сразу забылись, сейчас существовала только я и природа. Я привалилась к широкой громоздкой сосне, поглаживая пальцами её шершавую, грубую кору. Солнце одарило меня своими тёплыми лучиками, которые пришлись кстати, ведь приближалась весна, а снег ещё до конца не растаял. Я протянула руку к лучу и внезапно по телу прошлась сильная греющая волна чего-то странного. Меня неслабо тряхнуло, отчего я ударилась головой об ствол дерева.
Открыв глаза я обнаружила, что на затылке у меня зреет немаленькая шишка, но сильнее меня поразило то, что все деревья вместе со снегом куда-то исчезли. Теперь передо мной была поляна. Я уже видела её где-то раньше. В конце поляны светился какой-то шар. Я встала, потирая шишку. Этот шар притягивал к себе, невозможно было устоять. Но не тут-то было. Что-то схватило меня за ноги и потянуло вниз, под землю. Я выкарабкивалась, звала на помощь, но ничего не помогало. Чем ближе я была к своей цели, тем больше меня тянуло на дно. Будучи по пояс в рыхлой земле, в которой ползали червяки. Ползали они не только в земле, но и по мне, это было жутко. Наконец, оказавшись почти по горлу заваленной, я уже отчаялась выбраться. Но вдруг, та же сильная волна снова нахлынула на меня. Я почувствовала резкое воодушевление и тяжесть в руках, будто что-то мешало им. Я вскинула руки ( странным образом они выбрались из-под земли ) и зажмурилась, ожидая чего-то невероятного. И это случилось. Сначала мои руки обожгло будто адским пламенем, а потом я увидела тот самый шар. Он был такого цвета, которого я в жизни не видела и не могу описать. Спустя мгновение, оно слилось со мной. Адская боль, которую испытали мои руки, передалась всему телу. Казалось, я горела заживо.
А потом я очнулась. Вокруг было темно и пахло сыростью. Ощущение того, что я горела, не прошло. Я ощупала то, что было вокруг меня. Снова земля. Я под землёй. Я умерла? Но чувствовала я себя абсолютно живой, даже больше, чем прежде. Хотелось кричать и биться, но толку-то? Надеяться на выживание, если ты погребён под толстым слоем земли¬–бесполезно. По удачному стечению обстоятельств, спустя некоторое время послышался глухой стук лопаты, земли сверху заметно убавилось, дышать стало легче. Наконец, я смогла расслышать незнакомый мужской голос.
; Рикки, я что-то нашёл. — сказал неизвестный. Раздался топот пары маленьких ножек.
Моей несказанной радости препятствовали куски земли, которые забивались в нос, рот, попадали в глаза, закладывали уши. Недавно наступившее облегчение сменилось удушением. И если бы не мужчины, вытянувший меня из моей «гробницы», моя жизнь закончилась бы печально. Моим спасителем оказался средних лет фермер. Яркие зелено-коричневые глаза напоминали кошачьи, но это единственное милое, что я нашла в нем. В целом, он напоминал маньяка из типичной страшилки. Щеки, покрытые щетиной, в некоторых местах были испачканы грязью, как и его одежда. Он представился мне мистером О’Молкином, бывшим предпринимателем. Он явно был шокирован моим появлением, но не опешил. Сказав, мол, в такое время чего только не увидишь. Рядом с ним стоял ребёнок, девочка. Две косички смотрели в разные стороны, пухлые губы на маленьком личике и один выбитый боковой зуб делали её боевой, не по-детски грозной. Имя «Рикки» было её прозвищем.
Рикки и О’Молкин были странниками. Они встретили друг друга после урагана. Рикки потеряла своих родных и чуть не погибла сама, но О’Молкин чудом услышал её крик, вытащил девочку из-под обломков её дома.
;  Этот дом всегда был моим родным. Я родилась, росла там. Мне было всего шесть, когда это произошло. Пойми, каково мне было. В день, когда это случилось, ничего не предвещало беды. Мама разрешила позвать в гости Розалин, мою подругу. Мы с ней любили играть в саду её бабушки, она была добра к нам. ; Рикки потёрла кулачком глаз, ; Мама принесла нам прохладный морс, я кашляла тогда, у меня болело горло. Мы включили «Кунг-фу панду», ждали, пока мама приготовит нам поесть. С кухни доносился приятный аромат баварских колбасок и жареных кабачков, которые я так не любила. Мама должна была встретить Арни, моего старшего брата, в аэропорту. Он уезжал на заработки в Латвию. Сами-то мы переехали из Австрии, брат не нашёл работы в Монтане, мама тоже планировала вернуться в Европу. Но мне тут нравилось, Арни предлагал мне стать адвокатом, когда я вырасту, не знаю почему именно им. Но Арни не вернулся… Вместо того, чтобы услышать приглашение к столу, мы услышали мамин крик. Я сразу же испугалась, схватила Розалин за руку. Мы спрятались под кровать, думали, что пришли воры или кто похуже. Но когда все в комнате затряслось, разбился мой любимый CD–проигрыватель и экран нового телевизора, все куклы попадали с полок, фарфоровые тоже разбились. Потом обвалилась крыша. Мы завизжали. Розалин отпустила мою руку, живо выбралась из-под кровати и побежала куда глаза глядят. Ей на голову упал бетонный кусок от нашей крыши. Эх. До сих пор в кошмарах снится. ; поникла девочка.
;  Я искал выживших. Я знал почти всех соседей, но все они были мертвы. Семью Рикки я не знал. Мы практически никого не встретили на своём пути. Казалось, мы остались одни во всем мире. Даже животные редко показывали своим видом, что живы. Мы пережили много бедствий. Те, кого мы встречали, говорили, что в людных местах сейчас  риск попасть под землетрясение или цунами меньше. Хотя должно было быть наоборот. ; высказал своё мнение О’Молкин.
С собой у них были только мешки, рюкзаки и переносной душ. Последний оказался очень кстати, я отмылась от грязи, мне дали широкую футболку, штаны я менять не стала, они были удобными. Сначала я думала, что это сон, и, проснувшись, я окажусь в больничной палате, увижу лицо Эстеллы и… Но это не был сон. Не знаю как, но у меня  правда были странности. Я переместилась в пространстве за считанные доли секунд, к тому же, жжение в груди давало о себе знать. Я чувствовала, что тот самый шар горел внутри меня. Это было чертовски больно, но сколько сил мне прибавлялось с этой болью. О’Молкин жарил в походном котелке потроха какого-то животного, обильно украшенные зеленью. Рикки медленно пережёвывала пирог с мясом, явно не первой свежести.  От потрохов я отказалась, поэтому пришлось есть чёрный хлеб с чесночной пастой. Зато хлеб не был чёрствым. Мы решили отоспаться и утром двинуться в путь. Недалеко должна была быть небольшая деревушка.
Встав на заре, мы с О’Молкином наскоро съели хлеб с чесночной пастой, а Рикки наелась одной лежалой булкой с сыром. Воды было достаточно, так что от жажды мы не изнемогали.
Путь обещал быть долгим. Тернистые леса, густые заросли и пугающие звуки природы. Всё это вселяло страх. Однако, леса быстро закончились, их сменил широчайший пустырь. Не было видно ни конца, ни края. Весь день мы потратили, чтобы пройти его и, наконец, нашли обветшалый сарайчик, стоящий среди старых колосьев пшеницы. Дверь сарая была заперта, на ней весел огромный ржавый замок. Но вскоре она поддалась и мы вошли внутрь. Всё вокруг воняло сеном и давно заросло паутиной. Мы решили сделать привал. Воды хватало, а еды–нет. Сильно сводило желудок. О’Молкин вспоминал своё недолгое пребывание во Франции, вслух описывал вкус багета с ветчиной и сыром. Рикки его чуть не убила. Забавно, ведь буквально вчера в такой ситуации оказалась я. Мы с Рикки приготовили несколько лепёшек из старой муки, которая была в сарае, Рикки смазала их какими-то травами, отчего они не были слишком отвратительными, запах перебивал ужасный вид. Мы принялись ужинать, но вдруг, Рикки учуяла странный запах. Гниль. О’Молкин принялся искать источник неприятного запаха. И нашёл.
; Энн, подойди сюда. Без Рикки. ; дрожащим голосом произнёс О’Молкин.
Рикки вцепилась в мою руку, но быстро прикинув, что к чему, отпустила.
Я пошла за О’Молкином. Он был недалеко, но что-то подсказывало, что надо идти не торопясь, дабы не нарваться на что-нибудь. И чувство самосохранение было право. Что же я увидела рядом с О’Молкином? Трупы. Трупы, раскиданные практически везде.


23 глава

Две фигуры, мужская и женская, сидели на ветке старого дуба. Ветка была крепкая, даже не прогнулась под весом людей. Все стихло, лишь робкий шёпот девушки нарушал ночную тишину леса. Ей было неуютно, она соскальзывала с ветки, несколько раз чуть не упала. Жёсткая, сухая кора царапала нежную кожу. Ветра не было, но её тёмные кудряшки, которые она так старательно укладывала, слегка подрагивали. Глаза переливались зелено-голубым, мерцали в темноте. Весна уже была на носу, но холода никуда не ушли. Девушка закуталась в старенькое пышное пальто, сжала ноги, поёжилась. На старых кроссовках стали проявляться дырки. Для полной маскировки ей не хватало шляпы, но она их никогда не носила. Парень, сидящий рядом, нервно теребил край лёгкой ветровки. Его одежда тоже отжила своё, но он умел аккуратно обращаться с вещами. Иногда он громко покашливал, хлюпал носом. Иммунитет значительно снизился с тех пор как он уехал с побережья. Потирал руки, дышал на них, пытаясь согреться. Девушка лукаво хмыкнула. В любой момент они могли сорваться и упасть. Он умел хорошо лазать, этому его научил отец, он был моряком. Девушка подала голос.
—  Мать в бешенстве. Я привязалась к Энн, видимо за это поплачусь,— вздохнула девушка. Парень промолчал. Девушка продолжила. — я всё понимаю, всё знаю. Но мы с тобой в самом неудачливом положении. Ты это знаешь, ощущаешь, как никто другой.
— Надо было бежать с ней. — раздражённо выдал парень.
— Она тебя не особо жалует. Но ты прав… Однако, мы пленники, наши глаза закрыты, а руки завязаны. Шаг не туда — и ты покойник. Побег приравнивается к измене, это карается расправой. Кем бы не была моя мать, она нам отомстит.
— Да плевать, к чему эти разговоры? Она свободна, а в этот бред я не верю. Да, она может выкинуть что-то необычное, но я не вижу в этом ничего сверхъестественного. Вам нужен идол, в который вы будете верить, который будет давать вам надежду, который, якобы, спасёт вас. Каждый сам отвечает за свою жизнь, но, конечно, полагаться на кого-то более умного, удачливого, чем на себя легче. Таков ваш принцип. Вы не решаете  проблемы, вы перекладываете их, Эстелла. А ты так и не смогла ослушаться маму. Что же, ты сама сделала свой выбор. Я ухожу, не ищи меня. Не думаю, что Энн бы одобрила твоё решение. — сказал парень, ловко спрыгнул с ветки и пропал в дали, покрытой густым туманом и сумраком.
— Пол, стой! — крикнула в глухую темноту девушка. Ответа не последовало.
24 глава

 — Рикки, что за…? — сонно заворчал О’Молкин.
  Едва забрезжил рассвет, Рикки проснулась. Юное личико слегка опухло ото сна. Под большими болотного цвета глазами залегли крупные фиолетовые мешки. Она мало спала, но утверждала, что всегда бодра и готова к чему угодно. Не сомневаюсь, такая жизнь её определённо утомила. Хотелось чего-то привычного, из старой жизни. Порой, нормальное мы находили в безумном, а безумное окружало нас повсюду.
— Я хочу пи-и-ить, — заныла Рикки.
Я едва могла открыть глаза. От усталости и недосыпа болели, слезились глаза. А ещё у меня проявилась аллергия, поэтому я постоянно кашляла. Волосы следовало постричь, они прилично отросли и теперь мешали нормально жить, вечно спутываясь в волосяные комки, образуя жуткие лохмы. Рикки скучала по игрушкам, но одну взяла с собой – деревянную фигурку девочки, аккуратно вырезанную и покрытую лаком. Также при себе она держала обломок какой-то вазы и кусок порванной, некогда изумрудной, ленты для волос. Нет, она не завязывала ей тонкие каштановые волосы, она использовала её в качестве самодельного платья, сделанного кое-как, детскою рукою, для куклы. Куклу звали Беллой, но это не столько важно, сколько странно; Рикки определённо была из тех, кто нашёл нормальное в безумном. И даже в этом хаосе, который творился с миром, девочка находила время на выдумки, фантазии и игры. Их любимой игрой с О’Молкиным было «продолжи фразу». Это всегда поднимало настроение, не давало заскучать. Они были, словно брат и сестра.
— Энн, глянь-ка, осталось что во фляжке? — попросил меня  О‘Молкин.
Я нехотя встала, стала рыться в одном из рюкзаков. Фляга была пуста, вода была ещё в двух бутылках, но этого было категорически мало. Один литр воды на троих – это жестоко . Мы не знали, когда пополним свои запасы, это сильно удручало. Кроме того, мне требовалась аптечка, некоторое время назад я заметила ожоги под рёбрами. Я чувствовала себя хорошо, но иногда что-то изнутри выжигало внутри меня огромную дыру, которую, казалось, ничем не заполнишь.
 О‘Молкин воздержался от приема пищи, аргументируя своё решение тем, что пусть лучше Рикки наестся, а он и без завтрака проживет. Он насобирал где-то грибы, чем-то напоминающие шампиньоны, поймал немаленькую белку, я все это приготовила, посыпала сухим перцем и дала Рикки. Она съела не все, поэтому я за ней доела. Завтрак, конечно, не очень питательный, но жить можно.
Мои спутники не знали ничего о моем прошлом, ни о какой Тайне Пяти и речи быть не могло. Узнай они что, сбежали бы сразу же. Скрывать частые боли под ребрами было трудно, но так требовали обстоятельства. Но ничто не могло сломить меня. В сердце каждого из нас жила надежда. Я скучала по старым друзьям. Частенько вспоминала Джулию, даже Эстеллу. Её отношение ко мне было неоднозначным, но я понимала её положение и простила за это. Эстелла говорила, что велась война между их территорией и территорией мисс Миллс. Но я понимала, что это не так. Странные вещи происходили со мной, они пугали, заставляли бояться саму себя. Как спасти мир, если не знаешь как спасти самого себя? Я с нежностью и печалью вспоминала призрачный образ матери, являвшийся ко мне не так давно. Я отпустила её, но знала, что она рядом. Осознание того, что всю сознательную жизнь я жила с чужими, неродными мне людьми пришло поздно. Однако я никогда не чувствовала себя своей среди них. Хелен, мистер Баркер, приёмная мать – все они, возможно, уже погибли. Но даже несмотря на то, что в наших жилах текла разная кровь, мы не были связаны семейными узами, я благодарна им за то, что выросла такой, какая я есть. Упрямая, своенравная и слегка доверчивая. В каком-то плане я благодарна Полу де Бейкеру. Без него бы я не открыла в себе новое, неопознанное. Я почувствовала себя сильной как никогда. Для него это был всего лишь приказ, по которому я должна была стать лишь пешкой в глупой войне, призом в которой была я. Во мне было что-то вроде спасительного круга для всех. Но победитель всегда один. Вот только они не учли, что я не подчиняюсь им.
Мы долго блуждали по степной местности, иногда набредая на небольшие рощицы деревьев. Океана рядом не было, мы могли не боятся наводнений чего хуже. Пугали надвигающиеся темно-фиолетовые тучи. Я никогда таких в жизни не встречала. Они плыли медленно, нагоняя жуткий страх. На Рикки они действовали больше всего. Нам нужно было укрытие и как можно быстрее. Но попытки отыскать его были тщетны. Становилось теплее, но в некоторых местностях снега ещё не ушли. Мы не знали где мы находимся; карты у нас с собой не было. Соль на рану добавила болезнь Рикки. Два дня подряд у неё не спадал жар, она бредила и постоянно кашляла. ( к счастью, не кровью.) К тому же, за несколько дней до болезни она споткнулась, пока мы шли, и разбила колено об камень. Спирта и йода у нас с собой не было, рану обработать мы не могли. О’Молкин предполагал, что начнётся заражение крови, так как рана была глубокая, отчего долго не заживала, но все вроде как обошлось. На некоторое время мы сделали привал, но долго оставаться не могли, поэтому О’Молкин решился нести Рикки на руках. Она не особо сопротивлялась. Рану надо было промывать, но воды было категорически мало, это обнадёживало. Рикки даже просила бросить её посреди дороги и идти самим — Рикки считала себя покойником. Как это бывает в сказках, неожиданно мы набрели на маленький ручеёк, хоть и грязноватый, но нам ли выбирать? Носовой платок, использованный в качестве марли, я постирала, О’Молкин промыл рану Рикки. Колено жгло адски, учитывая то, что в воспалённую ткани попал песок. Рикки пыталась держаться, но вскоре закричала от боли.
—Рикки, ещё зудит? — поинтересовалась я.
О’Молкину в голову пришла идея построить шалаш, чтобы переночевать ночь или две. Также он подумывал о приготовлении жареной коры с добавлением листьев близстоящих деревьев. Рикки скучала по сладостям, а я даже думать о таком не могла.
— Очень. Жжение ещё не ушло. Энн, шрам останется? — встревожилась девочка.
— Не знаю, — я была уверена в этом, но огорчать ребёнка мне не хотелось. — думаю, что скоро мы наткнёмся хоть на какие-то признаки жизни.
— Ты же нас вытащишь отсюда? — Рикки подняла на меня свои выразительные зелёные глаза, полные надежды.
— Как? — изумилась я.
— Но ты же появилась из-под земли, ты же все можешь, ты у нас такая необычная. Я уверена в том, что мы не встречаем людей случайно. Значит, ты была послана нам судьбой, чтобы спасти. — Рикки сделала паузу и смирила меня выжидающим взглядом.
Её слова были до боли знакомы. То же самое я слышала от Эстеллы и других. Все чего-то ждали от меня. И, не скрываю, я представляла себя в роли спасительницы, но наши желания часто не соответсвуют действительному. Я такой же человек, как и остальные. В тот же миг, будто в ответ на мои мысли, шрамы под рёбрами кошмарно заболели. Теперь под рёбрами у меня проходило два толстых некрасивых шрама, с  которыми я не могла ничего сделать.
О’Молкин еле дотащил внушительные ветки с упавших деревьев. Я помогла ему сделать подобие шалаша, пока Рикки игралась с куклой. Она не была нам родственницей, но относились мы к ней как к самому дорогу в нашей жизни. Когда умер Уилл, мне было четырнадцать. Если бы не он, я бы не выжила. Он заботился обо мне, как мог. Мой долг перед Рикки состоял в этом же.
В те моменты, когда я пыталась спать, случались странные вещи. Мне казалось, что я снова и снова переношусь из одного места в другое. Иногда я наблюдала через сны за Джулией, по которой очень скучала, за её братом, Силем, который не меньше тревожился о ней, даже за Полом с Эстеллой. Я была огорчена из-за Эстеллы, но к Полу я испытывала странную симпатию. Он предал меня, но сколько боли в его глазах было от этого. Эстелла вела себя так, будто никогда в жизни не видела меня. Пол от этого становился раздражительным, часто хамил ей. Они были в одной команде, но какие же они были разные. У Пола не было выбора, его бы убили за неподчинение, а Эстелла наплевала на дружбу, чуть не сдала меня матери, Мэдлин Джин, и не сожалела об этом. У Джулии были хорошие друзья: девчонка-коротышка с короткой стрижкой набок и слишком завышенной самооценкой и стеснительный парень, который постоянно краснел при виде той девчонки-. Им было весело вместе, несмотря на то, что их сослали в непонятное место, где они ходили в военной форме. Они ни разу не были в бою, как и многие оттуда, поэтому я не могла сказать, что это была военная база.
В одно из таких наблюдений за Джулией сквозь сон я услышала, будто что-то шептало мне на ухо, а шёпот отдавался в моей голове раз за разом.
— У меня получилось! Энн, это ты? Энн?
На меня восхищённо глядели зелено-коричневые глаза Джулии.


25 глава

—Кирстен, долго тебя ещё ждать? — скучающе протянул Нат. Мы с ним полчаса ждали, пока Кирстен соберется. — ты на тренировку собираешься или на свидание?
—Да мне только волосы уложить…
—КИРСТЕН!!! — в унисон возмутились мы с другом; мы тренировались в группах по шесть человек. Кирстен была в паре с Натом, я с Лукасом (он жил в соседней комнате, часто прикрывал нас, если мы во что-нибудь вляпывались), ещё в нашей «команде» были Томас Брэнниган, парень за двадцать, и Марша, его сестра, лет на пять моложе него. Команда поровну делилась на три девушки, три парня, дабы распределить силы. Несмотря на то, что мы представительницы прекрасного, но слабого пола, мы во многом обыгрывали  парней. На пары а-ля «мальчик-девочка» мы делились реже, чем по половому признаку. Тренироваться с Лукасом было неплохо. Он был старше меня на 5 лет, если не больше. Но сути это не меняло. У нас все равно были прекрасные товарищи.
—Блин, у меня карман на штанах порвался, придётся зашить. — Кирстен осмотрела свои ягодицы, карман и вздохнула.
—Но сейчас нам нужно идти, уже пора, давай-давай. — поторопила её я.
—Джулия, до тренировки ещё пятнадцать минут, я успею, только…
—Кирс, ты вечно опаздываешь, а тебя все вечно ждут. — недовольно фыркнула я.
—Ладно, раз вам так не хочется меня ждать, то идите без меня. —обиженно выдала подруга.
Натан покачал головой, намекая мне на то, что сейчас начнётся истерика. Я все поняла, промолчала вместо того, чтобы ответь Кирстен, и мы поспешно удалились из комнаты. Эва, чистящая в тот момент свои ботинки, проводила нас сочувствующим взглядом.
Кирстен Баумэр пришла под конец тренировки, за что и получила два часа общественных работ. Кирстен очень не утраивало такое положение дел, поэтому всю злость она выместила на нас с Натом, а мы, как верные её друзья, приняли удар на себя и не стали обижаться на неё по пустякам. Вечером Кирстен отправилась на отработку наказания, Натан отправился вместе с ней, дабы поддержать её моральный дух, а также выслушать её ворчание.
Книга, которую я нашла в библиотеке, не давала мне покоя. По ночам она светилась, поэтому пришлось её спрятать в укромное место. Но сейчас, когда в комнате не было никого, соблазн узнать тайное был так велик, что я не удержалась и, затаив дыхание, раскрыла её. Сначала мне показалось, что у меня дислексия; буквы расплывались и никак не хотели складываться в слова. Язык, на котором была написана книга, не был мне знаком, это ещё больше затрудняло понимание текста.  Свечение, исходившее от книги, было дымчато-салатовым, легким, едва видимым глазу. Будто это был не свет, а некая энергия, скопившаяся в книге. Книга была рукописной. Текст был написан аккуратно, почти каллиграфическим почерком. На страницах изредка встречались кляксы от чернил, перечёркнутые предложения. Создавалось впечатление, что в моих руках лежал не памятник древней литературы, а тетрадь школьника-оболтуса, делающего всё на тяп-ляп. Сколько бы я не старалась, понять записи мне не удавалось.  Отчаявшись, я попыталась закрыть книгу. К моему удивлению, закрываться она не хотела. С ней происходило что-то вроде отталкивания двух одноименных магнитов, противоположные стороны книги совершенно не собирались соединятся в одно. Сколько бы сил я не потратила, попытки не увенчались успехом. Последним, до чего додумалась моя дурная голова, было встать ногами на книгу, тем самым захлопнув её. Вы не подумайте, я не люблю заниматься вандализмом и порчей имущества, но это было единственным решением. Я осторожно положила книгу на пол, на дрожащих ногах встала рядом с ней, слегка прикрыла книгу, чтобы было удобнее её закрыть, а после, поднесла ногу к старой твёрдой обложке и, сжимая кулачки на удачу, едва наступила на неё.
Потирая шишку на затылке, напоминающую спелый мандарин, облокотившись о бетонную стену, я пыталась вспомнить случившееся. Изумрудные искры, оглушение, я отлетаю в стену и врезаюсь в неё, отключаюсь. Перевожу взгляд на книгу. Она цела и невридима, лежит так, будто её и не трогали. Сколько времени я провалялась в без сознания? Не думаю, что много. Пейзаж за окном не поменялся. Я сидела в общей комнате, наедине с загадочной книгой. Я была готова к чему-то необычному после того, как узнала о Хранителях. Шишка дала о себе знать, когда я ощутила невыносимую боль, которая растекалась по всему телу. Ноги ещё дрожали. Руки решили взять с них пример. На лбу проступил холодный пот. Я напоминала эпилептика в припадке. Меня будто ослепило, в голове стали проявляться резкие картинки из прошлого. Вот я разговариваю с подругой по телефону всю ночь, втайне от родителей. Силь спит рядышком, свернувшись в клубочек. Силь, мой маленький Силь. Ты в порядке, я знаю. За тобой присмотрят, ты не пропадёшь. Я обещаю, обещаю, обещаю… Ещё немного и я заберу тебя, держись, мой маленький. У тебя скоро день рождения. Второе апреля. Ещё несколько недель и я вернусь к тебе. Как жаль, что твоё день рождение ты будешь праздновать один. Но я надеюсь, что у тебя есть друзья, мой маленький Силь. Если Мэрилин Миллс что-то с вами сделает… Силь, держись, держись, пожалуйста. Я не плачу, не оплакиваю тебя. Ты жив и будешь жить ещё долго, я чувствую…
Вот мы впервые выбрались заграницу… В Польшу, в Варшаву. Тут красиво. Всё по-европейски: чистые улицы, узкие закоулки и дорожки, приятные главу дома и соборы, ароматы уличной национальной еды. Со мной папа и Силь. Мама как всегда занята, на семью у неё времени никогда не было.  Мы заблудились и не знаем куда идти. Силь плачет, папа его успокаивает. Я, будучи тогда десятилетней девочкой, пытаюсь ориентироваться по карте города. Ничего не получается. Рядом с нами стоит мим и показывает представление. Люди восхищаются и бросают монетки в его шляпку. Некоторые дарят цветы. Мим прекращает работу и обращается ко мне: «Девочка, ты потерялась?».  Собираюсь с мыслями и спрашиваю дорогу к Королевскому замку, известной достопримечательности Варшавы, рядом с которой мы забронировали номер в отеле. «Сядьте на автобус №N, выйдете на остановке X и оттуда идите пешком до станции метро U, хорошей дороги, наслаждайтесь городом!» — улыбается мим и машет мне вслед рукой. Я оборачиваюсь и впопыхах кричу: «Спасибо!»
Потом я вижу дворец Мэрилин Миллс. Держу Силя за руку. Мы ощущаем страх. Недавно мы пережили смертельный град, неужели мы найдём место, где не будет бед? Сильвер потирает колено, на котором остался шрам от льдышки. Я чудом смогла не получить никаких ранений. Мать осталась «дома». Перебинтовывает плечо, ей его сильно рассекло. Я не чувствую жалости за неё, а Силь переживает. Вдруг, глаза Силя округляются. Он подносит указательный палец к губам, прислушивается. Моё сердце замирает. Мы оба слышим страшный, жутчайший звук бунтующих волн. Ноги подкашиваются, тело немеет. Я вижу надвигающуюся волну. Сильвер резко тянет меня за руку, зовёт меня. В тот момент я чувствовала страх и неминуемую гибель. Страх не за себя, за брата. «Джулия, пожалуйста, пойдём, я боюсь!» —шум морской волны перекрывает крик Силя. Усилием воли дёргаюсь с места, тяну Силя за собой. Мы бежим, не зная куда. Лишь бы спастись. Силь кричит, кричит, кричит…
Наваждение проходит, прихожу в себя. Перевожу взгляд на книгу. Страницы перелистываются, как бешеные. Нахожу силы и подползаю к рукописи. Близко не подойти, будто барьер окружает её. Слегка касаюсь подушечками пальцев пожелтевших страниц. Всё замирает. Книга раскрывается вначале. Слова больше не кажутся непонятными. На моих глазах рядом с текстом проявляются узоры, рисунки, подписи, будто в сказке. Теперь книга поддаётся мне, я могла бы даже сказать, доверяет, если бы у неё была душа. Моё внимание привлекает заголовок гласящий: «Это кодекс, пособие, книга заклинаний—все в одном, — и рядом примечание, —открывается взору лишь истинному(!) Посвящённому в  тайну Пяти. Если вы простой смертный, то, пожалуйста, отложите книгу и занимайтесь своими делами. Спасибо за внимание.» Вслед за движениями моей руки появляются другие надписи: «Как правильно вырастить Моргану смертоносную и не умереть? Стр. 239», «Уроки телепортации для чайников и новичков. Стр. 3. Раздел «Самое основное и важное»», «Побочные эффекты перед проявлением сверхспособностей. Стр. 21. Также относится к разделу «Самое основное и важное.» Последнее заинтересовало меня больше всего. Стоило мне подумать об этом, как книга раскрылась на странице двадцать один. «Наверное, она реагирует на мысли человека» —только успела подумать я, как вдруг на странице серыми чернилами вывелось: «Да.» Сказать, что я была в шоке, — ничего не сказать. Пока я отвлеклась, книга выдала следующее: «Чем могу помочь, дорогая?». Я хотела быть любезной с книгой, поэтому общалась с ней вежливо. Сначала этот вопрос привёл меня в ступор, но потом не задумываясь спросила: «Что вообще происходит?» На это последовало: «Разве Мерседес и Мэвис не объяснили тебе?» На мгновение мне показалось, что это вовсе не книга, а человек, просто в «форме книги». Да, звучит бредово. Но разве происходящее вокруг не кажется таким же бредом, фантазией сумасшедшего? А может я просто сильно ударилась головой и всё? «Нет, дорогая, ты просто не хочешь принимать другую реальность, увы,» —парировала мне книга (ну или то, что было внутри неё.) С моего визита к «шайке» Посвящённых прошло не мало месяцев, я уже и забыла, кто как выглядит. Чердак на последнем этаже базы запечатали, поэтому попасть через него к таким же, как я,—как «они» утверждали—было нереально, а других путей я не знала. «Дорогая, попасть в Зал Почёта—Зал с фигурами Хранителей—проще пареной репы.» —ответила книга. Я осторожно провела рукой по тонкой шершавой странице, предварительно спросив как же это сделать. «Страница 37, путеводитель по штабам Посвящённых. Однако предупреждаю, что транспортироваться в заброшенные штабы не рекомендуется, никто не знает, что может ждать вас там.» «Спасибо,» —одними губами произнесла я. Прежде чем я успела сделать движение кистью руки по направлению к краю страницы, немного загнутому и порванному, рукопись открылась на нужной мне странице. Края её причудливо украшены витиеватыми закорючками, хитросплетёнными символами, фигуристыми рисунками на скорую руку и, конечно же, пояснениями к отдельным абзацам. Выглядело это так:

Уроки телепортации за пару часов от мистера Лоуди.

Телепортация—важное, даже можно сказать одно из главнейших, умение для преданного своему делу Посвящённому. Каждый Посвящённый выбирает себе Хранителя, следовательно перенимает некоторые его способности. В истории Посвящённых случались недоразумения, когда Посвящённый был похож на обычного человека. Но таких случаев крайне мало, поэтому если вы ещё не обнаружили в себе сверхспособности, не пугайтесь, всё ещё впереди!
А сейчас приступим к главному. Как же научиться телепортироваться к «своим»? Для начала, ученик мой, усвой одну простую истину—в каждом живом существе накоплена энергия. У простолюдин она совершенно обычна, ничем не отличается от амёбы или ежа. У Посвящённых энергия особенная, магическая. Посвящённые могут чувствовать друг друга благодаря той самой энергии. Они связаны, как и их силы. Для того, чтобы телепортироваться, нужно ощущать эти особенные силы. Нужно связать свою внутреннюю энергию с чьей-то другой, так сказать, ухватиться, словно за ниточку. Сделав это, вы должны представить место, в которое вам нужно попасть. Удачи в «полёте»!
Ваш друг, товарищ и наставник—Мистер Лоуди.

В дверь постучали. Я, полностью погружённая в книгу, едва не засветила свою волшебную находку. Наскоро захлопнув и спрятав её под моей наваленной горой одежды в тумбочке, я торопливо пошла открывать дверь. На пороге стояли Нат и Кирстен. Последняя нервно накручивала на тонкий палец короткую прядку волос. Нат выглядел бледнее, чем обычно. Задав немой вопрос, мол, что случилось, Нат лишь коротко бросил:
— Аффонсо ждёт на втором этаже. Экстренное собрание.


26 глава

— У нас ещё есть пара минут? —оторопела я.
— Не думаю. Полковник выглядел таким обеспокоенным, надо поторопиться. —сказал Нат.
— Я разговаривала с Сью Делэйн, она в группе у подполковника Эйдана, — Нат и я вопросительно уставились на Кирстен, — ну, латиноамериканка пятнадцати лет, она ещё всегда волосы в золотистую косу заплетает, улыбается всегда. —пояснила подруга.
—Та, что любит носить шляпки? —попыталась вспомнить я.
—Именно. Так вот, — Джулия, Нат, пошлите уже, иначе не успеем, давайте, давайте, — она сказала, что пришло поручение от Миллс. ( Кирстен терпеть не могла называть её мисс Миллс)
—Ой, да ладно, она всё же вспомнила о тех, кого сослала сюда? —возмущалась я, пока стояла на лестничной клетке и вытряхивала из ботинка маленькие камешки, которые до этого не заметила.
—А я лично женскую логику никогда не понимал. —пожал плечами Натан, за что Кирстен смерила его гневным взглядом.
—Да она просто идиотка! Кто её вообще допустил стать «мэром» или кем-либо ещё? —сердито выпалила девушка.
— Не ты одна задаёшься этим вопросом, Кирс. — еле слышно проронил Нат.
— Ай!
— Что случилось, Джул? — оебспокоенно спросила Кирстен.
— Острый камень в пятке, ох! — выдавила из себя я.
—Идти можешь? —осведомился друг.
—Наверное. — чуть-чуть соврала я. Ходить было правда больно, но времени на какой-то маленький камешек у нас не было.
Аффонсо ждал нас в зале на втором этаже. Всю следующую дорогу я практически пропрыгала на одной ноге,  лишь изредка опираясь на болящую ногу.
Аффонсо выглядел довольно серьёзно и внушительно. Мы пришли чуть-ли не самые последние, но он нас вообще не заметил. В зале были расставлены стулья по три в ряд. Мы сели на предпоследние места, потому что только там ещё как-то открывался более-менее нормальный обзор на узкую, небольшую сцену, на которой стоял Аффонсо. Сам зал был небольшой, сетны его украшали синие бархатные занавески, а сзади Аффонссо и флаг нашего города, можно сказать государства, во главе которого стоял Миллс. Флаг представлял из себя прямоугольное полотно, на котором голубыми и белыми красками был нарисован голубой перевёрнутый набок ромб, который в таком положении больше напоминал параллелограмм, а внутри него—белый круг, посередине которого проходила серебряная прямая. К слову, наша «великолепная» Миллс додумалась придумать название нашему «государству». Отныне мы жили и трудились в Кейдергоне. Впереди нас с Кирс и Натом сидели Лукас, Томас и Марша. Мы с Маршей были чем-то похоже внешне. Персикового цвета кожа, крашенные русые волосы, одинаковое телосложение. Однако моя улыбка была скромнее и сдержаннее, а ещё я не красила губы красной помадой, не выпрямляла волосы. К тому же, говорила она всегда неторопливо, мягко и легко. Меня же послушав, можно было сказать, что я простужена и мне срочно надо выпить сироп от кашля. Я время от времени сипела и кашляла, это так. Между тем, болеть для меня тоже не было редкостью. Марша носила правильной формы черные очки, не загораживающие  ей пол лица. Иногда она красила румянами пухлые щёчки, что прибавляло ей миловидности. Отношения у нас с ней были хорошие, что ж сказать. Их с Томасом младшую сестру, Лию, девяти лет отроду забрали вместе с Силем. Поэтому мы поддерживали друг друга, верили в то, что скоро встретим их. У Томаса всегда было скучающее лицо, бронзовая кожа, волосы как у Натана, родинка под правым краем нижней губы. Губы у него, как и у меня, были пухлые. Только у меня нижняя губа была больше верхней, а у него обе были одинаковые. Кроме якобы «военный» формы он любил носить пальто и выглядеть довольно загадочно. Голосом они с сестрой особо не различались. Кроме губ на овальном лице довольно сильно выражались большие глаза, отчего мы, втайне от него, прозвали его Томасом-глазастиком. На лице Лукаса уже просупила щетина, в сочетании с веснушками выглядевшая довольно необычно. Светло-серые глаза пронзительно смотрели, будто бы в душу. Сам он, высокий брюнет, привлекал внимание многих. Мы предполагали, что Лукас-еврей, ибо носом он уж очень походил на него. Особенно красивыми у него были ресницы, Кирстен всегда жаловалась на то, что хочет себе такие же пушистые, как и у него. Лукас умел хорошо петь, играть на фортепиано и вести себя, подобающе выходцу из аристократической семьи. Но это не мешало быть ему весёлым и душевным парнишкой. Лукас и Нат могли часами говорить о кино, пересказвая друг другу сюжеты различных фильмов: от ужасов до диснеевских мюзиклов. Марша с Кирстен не очень ладила. Кирстен была девочкой-девочкой, миловидной бывшей фотомоделью, а Марша —спортивной девушкой, которой было не до нового парфюма и айфона. В прошлом Марша выиграла много соревнований, заняв первые или вторые места. Раньше, Томас и Марша не жили вместе, так как Томас снимал квартиру в центре Канзаса, а Марша с родителями и сестрой жили в пригороде Лас-Вегаса.
«Кхм, кхм, — хриплым басом начал Аффонсо, — попрошу внимания. Речь будет недолгой, но надеюсь, что до вас дойдёт смысл сказанных мною слов. Итак, поехали. Вы, ребятки, живёте на базе почти год. Это некий военный лагерь, где учат выживать. Чтобы выжить–надо уметь маскироваться. Уметь быть и правым и виноватым. Многие говорят: «Хочешь побеждать–умей быть хладнокровным.» Но это не так. Никогда нельзя забывать тех или то, ради чего сражаешься. Человек без человечности–не человек, — Аффонсо сделал паузу, прокашлялся, — я должен сказать вам одну вещь, ребятки. Миллс всё равно: девушка ты или парень, взрослый или ребёнок, болен или здоров. Ей нужны мы все. Как все поняли, мисс Миллс ужасный стратег, а тем более и командир. Не женское это дело. Вы ещё молоды, ребятки. А те, кто вас постарше, уже почувствовали вкус «войны», которой по-большому счёту-то и нет. По её приказу вы здесь ещё на год, ¬— зал недовольно заголосил, — не знаю зачем ей это, но с этой женщиной спорить бесполезно. И ещё, ребятки. Позавчера весь день шёл сильный ливень, это знак. Облака последнее время фиолетовые, а того глядишь, и багровые. Ах, да, собрание секретное. Между нами всеми. Никто не должен об этом знать. Поэтому и срочное. Идите, идите, у вас завтра три тренировки, основы самообороны и стрельба, давайте.» Аффонсо окончил свою речь, все устало  вздохнули. Зал скоро опустел. Мы покинули его последними.
—Слушай, раньше все так  пеклись о какой-то Энн, как её там, Лестер? — на выходе спросил меня нат.
—Впервые слышу. —удивленно вскинула бровь Кирстен.
—Да, необыкновенная девчонка. — вспомнив о подруге, я мысленно улыбнулась сама себе.
—Почему она всем так интересна? —полюбопытствовала Кирс, закатив глаза и расставив руки в стороны.
Я промолчала, сделав вид, что не понимаю о чём говорит подруга. Не дождавшись ответа, Кирстен обогнала нас. Мы с Натом остались позади.
—Я слышал, что она ведьма. —задумчиво протянул Нат.
—Боже, Нат, их не существует. —неуверенно, поддельно засмеялась я.
—Вот и нет! Я видел, видел, не притворяйся! —Нат сделал быстрый шаг вперед, встал впереди меня и стал выжидающе смотреть на меня своими восхитительными  серо-голубыми глазами. При другом освещении они казались зелёными. Я скрестила руки на груди и нервно прикусила нижнюю губу.
—И что же ты видел?
—Скажи честно, ты прячешь книгу заклинаний? Да? —всё не унимался друг.
—Да о чем ты вообще? —я не на шутку испугалась. Если Нат видел книгу, он может знать где она. “Но ведь её могут раскрыть только истинные Посвящённые,” —успокоила я сама себя.
—Та книга, что слегка светится ночью. Где ты её хранишь?
—Это мой фотоальбом. Он слегка украшен цветными диодами, глупенький. —наигранно вздохнула я.
—Ну-ну. — по тону Натана нельзя было сказать, что он мне проверил.
Всё же книгу я решила перепрятать, мало-ли чего. Также я сочла нужным лечь спать пораньше, а рано утром, пока все спят, запереться в подсобке на этаже и почитать книгу ещё.

—Значит, теперь у нас будет что-то вроде летних каникул? —мы сидели в темной комнате. Кирстен и Эва спали.
—Да. Скорее бы, — мечтательно вздохнула я,—хочу увидеть брата. Как он без меня живёт?
—У меня никого не осталось…—понурив голову сказал Нат. —Когда всё началось, мы с Вирджинией, моей сестрой, и с Мэрайей, моей девушкой, смотрели какой-то недавно вышедший фильм. В соседней комнате скулил Генри, наш пёс. Мы его  в честь дедушки назвали. Они одинаково печально смотрели на всех. Если бы дедушка застал Генри, он ему бы понравился. Вирджиния была младше меня на восемь лет. Помню, тогда, в пятнадцать лет, мне казалось, что всё впереди. У меня было много надежд на будущее, — Нат продолжал рассказывать, а я любовалась игрой теней и света на его лице. При таком освещении он выглядел особенно загадочно, но красиво. Натан привлекал своей замкнутостью. Со времени нашей первой встречи он отрастил щетину, которая ему очень шла. Что-то в нём было, — которые не оправдались. Впрочем, не бывает жизни и без радости, и без грусти. В тот день на лице дико хлестал дождь. Я подшучивал над Мэрайей, вот, мол, выйдем на улицу и нас смоет. Она моих шуток не понимала. Она вообще шуток не понимала. У неё были превосходные актёрские данные, да. Но общаться с ней было ужасно трудно.
—Типичная глупая блондинка? —перебила я, не подумав, Ната.
—Ты только что сама себя оскорбила, — рассмеялся Натан, — но да, почти. Она не была глупой, но и умом не блистала. Средний интеллект. Я тогда только перешёл в старшую школу, а она уже её заканчивала. До сих пор не понимаю, почему она обратила на меня внимание.
—Может ей понравилась твоя щетина. —ехидно хмыкнула я.
—О, да, в пятнадцать-то лет у меня уже и борода была. На самом деле я занимался лёгкой атлетикой, занял первое место по школе, так что… Возможно, так она меня и заметила.
—В детстве ты тоже был качком? —дружески выкинула шутку я.
—Не особо. И вообще, Джул, остановись с расспросами, всё потом. Дослушай мою историю.
—Ладно-ладно.
—Так вот, с Мэрайей мы не часто виделись. У меня тренировки, она пытается ходить на пробы в театры, кино. К тому времени я, к тому же,  и рисовать начал. Она нехотя пришла ко мне, а мы тогда с сестрой смотрели фильм. Пришлось и ей к нам присоединиться. Весь фильм она сидела с каменным лицом, будто перед её носом нагадили. Было около семи вечера, мы с Вирджинией ждали папу с работы. Он устроился на новую работу, пока что был стажёром, поэтому иногда приходил пораньше. Ещё до прихода Мэрайи мы с Вирджинией приготовили тефтели в томатном соусе. Вирджиния поставила их на стол, вежливо предложила попробовать Мэрайе. Та лишь презрительно фыркнула и поворотила нос. Она без спросу подошла к нашему холодильнику, взяла последний кусок малинового пирога, который мы оставили специально для папы, и съела. Будь я сейчас там, придушил бы её, не раздумывая. Жуткая стерва. А ведь я ради неё хотел ещё и на работу уборщиком устроиться, а то она всегда намекала мне на то, что она хочет шикарный ужин в ресторане, креветок в винном соусе, сходить на концерт сопливого поп-исполнителя и прочее. Это она требовала от пятнадцатилетнего мальчика.
—Извини меня, но кроме как «дрянью» я её назвать никак не могу. —я сделала виноватое лицо и погладила друга по плечу.
—Я и сам не прочь. —улыбнулся краешком рта Натан.
—Так что же случилось тогда, в тот вечер?
—Вирджинии стало жарко. Она вышла на недостроенную террасу, мы не успели построить к ней козырёк, там было мокро, ведь шёл ливень, а она вышла босиком… В неё попала молния. А потом та же молния попала в дом. Плевать мне тогда было на Мэрайю. В моей памяти до сих пор всплывает высокая худощавая девочка, поражённая молнией. Короткие, цвета горячего шоколада, волосы разлетаются в разные стороны. Она повёрнута спиной. Последнее, что видит Вирджиния—сосновая роща перед террасой. Дом загорелся, но я успел убежать. Я бежал к сестре. Я думал… Мне казалось, что я успею её отвести. Но я ничего не успел. Под вой Генри я подлетел к сгоревшему трупу Вирджинии. Я не обращал внимания на жутчайший запах, стоявший там. Я видел труп своей сестры, которая несколько минут назад сидела рядышком на диване и уплетала тефтели, слегка прихлюпывая. Вирджиния любила грозу. Её забавляли раскаты грома и…—тут он заплакал. Впервые заплакал. Натан, всегда невозмутимый и спокойный, идеал солдата, заплакал. Он положил свою голову на моё плечо. Моя майка пропиталась его слезами. Я не выдержала и сама пустила слезу. Когда он закончил рыдать, то продолжал всхлипывать. Моя майка была носовым платком для него. И мне было её не жалко.
— Как ты? —тревожно спросила я, когда он перестал всхлипывать. Я обняла его и тогда он окончательно успокоился.
— Береги брата. Я не хочу, чтобы он повторил судьбу моей сестры. Я понимаю твои переживания, Джул. Врагу не пожелаешь видеть смерть своих родных.

27 глава.

Между тем, книга всё ещё лежала у меня в тумбочке. Признаться, я её побаивалась, однако меня очень сильно и необъяснимо тянуло к ней. Поздней ночью я успела прочитать ещё несколько глав, в одной из которых говорилось о волшебных дарах Посвящённых. Исходя из текста, они были нужны на случай Чёрной битвы. Но сколько бы я не искала информации о ней, я ничего не находила. Фонарик для чтения не был мне нужен, ведь страницы светились сами себе, что было очень на руку. Натан не прекращал подозрительно косится на меня и задавать вопросы насчёт моей находки. На них я всего лишь пожимала плечами, но его такой ответ, видимо, не устраивал.
Дело было около часу ночи. Я сидела под одеялом и читала главу о цветке Морганы ¬– опаснейшем из опаснейших. Натан мирно, не произнося ни звука, спал. Веки Кирстен слегка подрагивали, изредка трепеща ресницами. Она отвернулась к стене, дабы не видеть никакого источника света. Эва часто ёрзала по кровати. Наверное, ей снился кошмар. Иногда я просто лежала на кровати, обдумывала всё происходящее со мной последнее время и не могла найти ничему разумное объяснение. Всё детство я провела с Силем и папой на съёмочной площадке. Я видела, как делаются фэнтези-сериалы, фантастические фильмы и детские передачи. В отличие от других детей я выросла не на сказках, а на реальности. Я не фанатела от «Гарри Поттера» как мои сверстники, я не мечтала попасть в волшебную страну чудес, я желала лишь одного¬ – провести с мамой хоть один беззаботный, полный восторга и эйфории день. Сильвер был солидарен со мной в этом вопросе. И знаете, что я заметила? Большинство реалистов выжили. Они не строили надежды на спасение, они делали всё сами. Так, и только так можно было спастись.
Электроника почти не работала. Были счастливцы, у которых остался плеер или телефон, –ноутбуки брали с собой гораздо реже , потому что они весили больше, чем мелкая техника. На этаж было всего несколько розеток, так как электричество очень экономили. (И та не всегда работала) Но я нашла выход: когда мне было слишком скучно, я вспоминала свои любимые песни и пела их у себя в голове. Среди моих любимых были песни «Queen» и «U2». Их я хорошо запомнила, поэтому труда вспомнить любимые треки не составляло. Вот и сейчас, тщательно изучая скучную статью про сок Морганы, я напевала старые песни любимых групп. Я так отдалась своему сольному концерту, что не заметила, как сильно расчёсываю кожу щеки. Я чувствовала зудящее жжение, но это было приятно. Сразу предупрежу, что никогда не была мазохистом. Ещё чуть-чуть и я раздеру щёку до крови. Но я не собиралась останавливаться. Мне казалось, что тысячи комаров искусало щёку. По лицу покатились слёзы. Хотелось плакать и кричать: «Что, черт возьми, со мной происходит?!» Я стала слегка всхлипывать. Я не могла остановиться, сказать «хватит!» себе. Я отложила книгу, выползла из кровати и, заливаясь горючими слезами, побежала в ванную. То, что я увидела в зеркале, заставило меня громко ахнуть. У меня не было крови или раздражения. Ничего такого. Из расчёсанной раны неспешно капала вода. Я протёрла глаза. Всё так же. Моя щека оставалась прежней. Но жжение все не проходила. Я взяла бритву и чиркнула ею себя по пальцу. Вместо долгожданной бордовой капли крови я увидела каплю простой воды. На вкус та же вода. Никакого металлического привкуса во рту. Я поднесла руку к крану, чтобы повернуть вентиль и умыться, но вода не заставила себя долго ждать. Шумный поток хлынул из носика крана. Прежде, чем удивиться, я испугалась, так весь наш водопровод был до жути хлипкий держался на соплях. Но он выдержал сильный напор воды. Я почувствовала себя героем какого-нибудь фильма о супергероях. Я сфокусировала взгляд на зеркале, взмахнула рукой вверх и… Да, как по-волшебству, капли воды поднялись в воздух, описали круг и обрызгали зеркало, висевшее над раковиной. В горле будто что-то застряло. Я стала откашливаться, ещё и ещё, пока меня не начало рвать водой. Даже слёзы, и те были водой. Это казалось безумием. Я начала падать, пока меня рвало. Успев уцепиться руками за раковину, я выплеснула очередную струю из себя. В тот момент послышались быстрые шаги, дверь в ванную комнату отворилась. На пороге стояла Эва. Та заботливая, жутко разговорчивая Ева, что кормила нас в автобусе плюшками с корицей и сахаром. Узкие карие глаза сужены из-за попадающего на них желтого освещения дешёвых ламп. Подвороты на пижамных шортах распустились, края  майки, заправленной вовнутрь, неряшливо, но очень по-домашнему смотрелись. Черные жёсткие волосы собраны в строгий пучок. А идеальную бежевую кожу не могло испортить даже самое жуткое освещение. Наверное, со стороны я выглядела, мягко сказать, не очень. Глаза были красные, зарёванные, а изо рта лилась вода. Моя пижама уже успела изрядно намочиться. Эва подошла, помогла «выплеснуть» из себя всё накопившееся, после чего отвела в кровать и сказала спать. Книгу она забрала, по моей просьбе положив её в тумбочку. Эве было всё равно, что я читаю.
Следующий день встретил меня лёгкой амнезией и диким жжением в горле. Казалось, что мне его изрядно изрезали острыми предметами. Из-за этого я не могла говорить, пить, есть, даже дышать было больно. Когда я проснулась, Натан и Кирстен уже ушли. У моей кровати сидела Эва, бережно приглаживая мои спутанные светлые волосы. На тумбе стоял кувшин с водой, кусок чёрного хлеба и мясная подливка. Как бы ни была я голодна, еда раздирала моё горло с жуткой болью. В таком случае врачи советуют пить тёплое молоко или чай, но от этого лучше не становилась. Я по-щенячьи взглянула на Эву, на что она ответила ласковой улыбкой. « Заходил мистер Лодж, наш врач, сказал, что у тебя пищевое отравление и ангина.» – посвятила меня в курс дела Эва. Я лишь кивнула. Почему при отравлении мне дали мясо же в первый день, я так и не поняла. Видимо, повара из «военной» столовой не считают нужным беречь желудок проживающих и служащих… Я глубоко вздохнула. Ещё два долгих месяца. Два месяца, и я наконец-то увижу Сильвера. В любой ситуации мысли о брате помогали оставаться хладнокровной, насколько это было возможно.
Эва вскоре ушла, а я боролась с желанием выдуть стакан воды залпом. Моё горло иссушалось, просило влаги, но тем не менее само не давало этому случиться.
Невольно я прикоснулась к щеке. Ничего не было. От пореза бритвой так же не осталось и следа. Последнее, что я помню – это как меня с высокой скоростью рвало куда попало. А ещё, что вместо крови в моих жилах текла вода. Это смахивало на безумие.
Наконец, я сдалась. Едва я встала с кровати за водой, появилось ощущение нового рвотного позыва. Справившись с ним, я подошла к тумбе, безразлично посмотрела на еду, заглушая аппетит (которого, собственно, и вовсе не было) и взяла стакан. Не успела я поднести его ко рту, чтобы мой организм получил хоть капельку жидкости, вода прыснула мне в лицо, окатив меня с головы до пояса. «Нет, со мной точно что-то не так…» – первое, что пронеслось у меня в голове. Вторым же было: « Ой, только сейчас додумалась?» Поняв, что воды мне не видать, а пить из крана вредно, я снова легла в постель.
За окном шёл ливень, больше смахивающий на потоп. Это не было ни для кого удивлением, так как такая погода стала обыденностью. Ярко-фиолетовое небо придавало всему эпичности.

«'cos I have seen many worlds
For what it's worth
But I'll never see again the planet earth
My earth.» © Queen

Строчки «Queen» снова звучали у меня в голове. Они, как никогда точно, подходили под описание нашей жизни. Под словом «нашей», я имею ввиду жизнь всех людей – бедняжек, кто выжил во время «Апокалипсиса». Да, это сложно было назвать Апокалипсисом, но Кирстен и Ната это сравнение очень забавляло. Хотя, их шуток я часто не понимала. Эта не была для меня исключением.
В ряду наблюдений за собой я заметила кое-что новое, если не брать в счёт, что кровь в моем теле полностью отсутствует, а её заменяет вода, что мои раны заживают будто бы по мановению волшебной палочки, что аппетит полностью пропал, а пить хочется всё больше и больше, – подушечки моих пальцев перестали скукоживаться и морщиться после того, как на них попадала жидкость.
Хоть все эти факторы были странными, но они были мне на руку. Во-первых, если я никогда не захочу есть, я не умру с голода, то бишь выживу в безлюдной деревушке или сухой пустыне. Во-вторых, мой «шикарный» болезненный вид не будут портить морщины на пальцах. В-третьих, если я порежусь, то это не будет заметно, а раны быстро заживут и моя кожа будет как новенькая.
Честно говоря, меня немного достало, что со мной постоянно случаются странные вещи. То меня в стену неслабо отбросит и я ударюсь затылком, то я заболею и у меня найдут пищевое расстройство, то попаду в кучку фанатичных людей и окажусь втянута в сомнительное дело.
Перепев все песни, что я помнила, я слишком утомилась и решила прилечь. Выпив таблетки, я улеглась на кровать и прикрыла глаза. Слишком много думать нельзя – это нагружает. Но и не думать нельзя  –это делает тебя пустым.
Шли минуты, часы, а все мои соседи по комнате были заняты ежедневной рутиной. Обычно мы возвращались под вечер, и сегодняшний день не был исключением. Лишь когда начало смеркаться я вспомнила о загадочной книге, которая уже какой день не давала мне покоя. Я знала, что ребята придут ещё не скоро, поэтому заранее прикинула сколько у меня было времени. Я глубоко вдохнула, приготовившись к чему угодно, но точно не к чему-то нормальному. На страницах появился уже знакомый корявый почерк: «О, долго тебя не было, я скучала.» Ага, а я-то как по странностям скучала. «Сама головой ударилась, тебя никто не просил.» — ответил мне некто из книги. Честно говоря, факт того, что кто-то неизвестный читает твои мысли не очень-то и радовал. «Дорогуша, я питаюсь человеческими мыслями, без них моё существование теряет всю магию, способность к волшебству. Если я не буду этого делать, то перестану быть самой собой, стану ничем не примечательной книгой среди тысячи других. А благодаря твоим мыслям, я являюсь носителем великих знаний и мощнейшей магии. Поэтому, не вредничай, дорогуша.» Я собралась и попросила книгу открыться на той самой странице про телепортацию. «Хороший выбор, однако тут нужна практика, а как я вижу, у тебя её нет, увы.» «Когда телепортируешься в другое место, что происходит с телом?» — поинтересовалась я. «Ничего, оно остаётся на месте, ну, чаще всего. Если ты, конечно, не обладаешь столь сильной энергией, которая способна перенести тебя куда угодно. Вся телепортация происходит в твоей голове. В подсознании.» — покорно пояснял некто. «И что же в этом интересного? Это же можно себе представить и всё, никакая магия тут не нужна.» «Предаваясь мечтам ты не можешь улавливать запахи, чувствовать тактильные ощущения, например, те же самые прикосновения. К тому же, телепортация реальна, а большинство мечт — нет. Они так и остаются просто мечтами.» — ответила книга, тем самым заинтересовав меня сильнее. «А для этого не нужно ничего волшебного? Положим, супер-редкий фрукт, яд гремучей змеи и ноготь слона, который окунули в Стикс?» Несмотря на мою страсть к приключениям, следовало не забывать о безопасности. «Просто закрой глаза, дорогая.» — произнёс таинственный голос. Не знаю, чем я думала, но я последовала его указаниям и погрузилась в полнейшую тишину и медитацию.
Всё произошло так неожиданно, что у меня даже закружилась голова. Как только я открыла глаза, я увидела Энн. Да-да, ту самую Энн Лестер, которую непонятно где носит. Ту самую, что должна принести гармонию в мир.
Сначала я не поверила своим глазам, но потом, хорошенько проморгавшись, я поняла, что это не сон. Я действительно вижу подругу. Меня не волновало, что сейчас происходит в реальном мире. Я просто была счастлива, что Энн рядом со мной.



28 глава

«Я испытывал простое и самое большое на свете счастье – я был жив.»
(с) Рэй Брэдбери.

Поле одуванчиков. Большой простор. Тёмное небо, свозь которое проглядывают звезды. Пахнет ночью. Да, именно ночью. Каждое время суток пахнет по-разному. Утро пахнет прохладой, свежей росой, снами. Оно неопределённое, ленивое. Днём в воздухе чувствуется суета. Обычная людская суета. Туда-сюда снуют люди. Они все заняты. Каждый из них торопится. День пахнет лёгкими ланчами, только что сорванными цветами, солнцем. Вечер–это смесь утра и дня. Это ещё не ночь, но уже и не день. Иногда он вообще не имеет запаха. Он же просто вечер и никому ничего не обязан, не так ли? А вот ночь… Ночь–загадка для каждого. Ночь хочется вдыхать в лёгкие снова и снова. Мурашки пробегают по коже, немного прохладно. И вот ты и сам уже дрожишь. Ночь пахнет костром, прошедшим ливнем. В ночи есть своя прелесть, что-то своё, родное. Именно ей ты раскрываешься. Ночь чувствует твою душу. Она будто имеет её же аромат.
Ночь. Поле Одуванчиков. Девочка в раздувающемся на ветру платье. Ещё совсем юная. Её силуэт тускнеет в свете одуванчиков. Они настолько жёлтые, что, кажется, светятся. А в темноте они и того похожи на маленькие фонарные столбы, освещающие дорогу каждому встречному.
Ночь. Поле Одуванчиков. Мерси сидит среди множества цветков, словно королева среди подчинённых. Но как же меркнут все эти одуванчики перед страхом Мерси Контанты.
— Мерси, детка, ты не можешь ничем ей помочь. Она справится сама.
— Тебе всего девять. Какой из тебя Посвящённый?
— Не придумывай. Не умеешь ты ничего.
Они не понимают. Им плевать. Глупая Мерси. А ведь именно она привела к ним ту одарённую девочку, Джулию, кажется. А в ответ что? «Извини, у нас жёсткое ограничение на возраст, мы пересмотрели правила.» Куда деваться сироте? Кто примет такую? Отброс. Отбросы никому не нужны. Я знаю, выход есть. Больно не столько умирать, сколько понимать, как больно близким принимать твою смерть. Но у Мерси нет близких. У всех Посвящённых есть силы. У неё нет. Для них она всего лишь неудавшийся эксперимент. «Инвалид» среди здоровых. Таких не любят.
Мерси прожила хорошую, полную и счастья, и разочарований жизнь. Одно без другого существовать не может. Трудно жить и чувствовать себя изгоем. Она потеряла мать, но нашла новую семью, которая впоследствии и отвергла её потом. Ах, хрупкое детское сердце! Как же просто его разбить и сломать ребёнку жизнь.
Тонкие длинные пальцы сжимаются на хрупкой шее. Руки дрожат. Она могла прожить целую жизнь. Но жизнь не позволила ей этого. Слабые¬ умирают. Это закон природы. Пальцы сжимаются сильнее. Уже и костяшки побелели. «Мерси, остановись!» Но она не остановится. «Мир будет лучше без меня, без меня, без меня…» — всё твердит себе девочка. Такая беззащитная, такая… Она падает на колени. В свете луны лицо её побагровело. Дышать становится сложнее. Воздух не проникает в лёгкие. Она может всё остановить, ещё есть шанс. У каждого он есть. Одинокая луна проливает свой свет на девочку, мучающуюся от удушения. Нет, она не отступит. Это самый неправильный выбор среди всех возможных.
 Устала сражаться против всего мира. Просто устала. Простите, Мэвис. Прости, Ян. Спасибо за поддержку, которую вы давали мне. Я знаю, как я слаба, как ничтожна.
Воздуха категорически не хватает. Мерси падает на спину. Руки не отпускает. Она закончит это. Последний рывок. Всё пропадает.
Ночь. Поле Одуванчиков. Мертвенно- бледный труп девочки в белом воздушном платье. Словно нимфа из царства Аида. Она не вернётся, но там ей будет больше. Мерси встретит свою мать, они будут счастливы. Она всегда ждала только этого.
Одуванчики раскачиваются на ветру, будто склоняя свои лепестки над телом девочки. Поют прощальную песню.
Завтра её тело найдут, но это будет завтра. Для многих она останется безымянной, но это не так.
Мерси Аврора Контанта. Девочка, которая потеряла всех.


28 глава.

— Эва, у меня так болят руки, — устало вздыхает Кирстен, — как будто я весь день висела на перекладине.
— Тренировки, такие тренировки. Честно говоря, у меня тоже. — парировала ей Эва.
— Только вы жалуетесь на физическую нагрузку. Это так по-женски. — ухмылялся Лефевр.
— Кто бы говорил. Припоминаю как ты недавно и пяти минут пробежать нормально не мог. — подметила Эва.
— Да-да, я тоже помню. — поддакивала той Баумэр.
— Так… Это была моя маленькая слабость.
— И не одна… — злорадно хихикнула Эва.
Эва, Натан и Кирстен едва зашли в комнату, как у них округлились глаза, а сердце стало тревожно покалывать. На кровати лежала Джулия, неестественно бледная для живого человека.
— Эва, ты же дала ей лекарство…? — выдержав паузу, тщательно выговаривая каждое слово, спросила Кирстен.
— Перед тем как уйти – да. Она заверила меня, что будет пить его три раза в день… — неуверенно ответила Эва.
— Вы же не думаете, что она, ну… — попятился назад Натан.
— Умерла…? — закончила за него Эва
— Она не могла умереть. — сквозь слёзы выговорила Кирстен Баумэр.
— Я померяю ей пульс. — сказав это, Эва подошла к Джулии и взяла её за руку, — Пульс есть, но очень слабый. Ребят, нужно вызвать врача.
Эва поспешно побежала за врачом, а Натан и Кирстен остались одни.
— Что-то тут не ладно. Кирстен, смотри, — Натан подошёл к кровати, на которой располагалась их подруга, — ах, вот оно что, ну же, Кирстен, иди сюда!
Кирстен подошла к Натану, явно давая ему понять своим видом, мол, ну чего тебе ещё? У нас тут, вообще-то, подруга помирает.
— Кирс, не смотри на меня, как на идиота. Видишь, что рядом с ней?
— Я вижу одеяло и подушку, а ещё носки Джулии.
— Это та книга!
— Ты идиот? — Кирстен глубоко вздохнула и принялась взглядом испепелять друга.
— Она очень подозрительная, Кирстен её постоянно прячет! — Натан всё пытался что-то доказать, но его доводы были пустым звуком для подруги.
— И что с того? Может, перестанешь быть параноиком? Нат, не время для идиотских расследований, если мы не поможем, она может погибнуть. Я не знаю, что с ней, но знаю точно, что ей нужна наша помощь. — Кирстен взяла парня за руку, крепко сжав её и вперив в него пронзительный взгляд.
— Ладно, ты права, извини. Но, может, нам лучше убрать эту книгу подальше? — порекомендовал тот.
— Лефевр, как же мне сейчас хочется дать тебе по лицу. — рассержено, но слегка дрожащим голосом проговорила девушка.
— Буду очень признателен. — сузив глаза, сквозь зубы выдавил Нат.
Кирстен замахнулась, уже занеся кисть перед щекой парня, но тот опередил её. Натан отвёл руку Кирс, но сразу же остановился. Его дыхание замедлилось, все было очень смутно, он видел одну лишь Кирстен. Она оторопела и покраснела. Натан поднёс руку к щеке девушки, за что, в следующую же секунду получил пощёчину.
— Эй! — возмутился Нат.
— Нечего отвлекаться, я предупреждала.
На мгновение довольная собой, Кирстен развернулась и снова узрела Джулию. От этого ей стало жутко. Она присела на корточки рядом с её кроватью и положила ладонь ей на плечо. Джулия не шевелилась. Тело Джулии не было холодным, что уже успокаивало. Подруга будто бы спала. Краем глаза Кирстен поймала лёгкую улыбку на лице Джулии, отчего сама улыбнулась.
Врач пришёл через десять минут. Осмотрев пациентку, он всё же выдал: «Все будет хорошо. Она полежит у нас пару дней, восстановится, не переживайте. Сегодня мы возьмём у неё кровь, проверим на антитела и прочее.» Трое поблагодарили врача, после чего весь вечер обсуждали  самые яркие моменты дня. Джулии им очень не хватало. Её кровать осталась нетронутой, так решила Кирстен.
— Поражаюсь Кассандре Уэллс, как же она разукрашивает своё лицо. Тут вообще так можно? — рассуждал вслух Натан.
— Это называется косметика, друг мой. — съязвила Кирстен.
— Джулия бы сейчас прочитала лекцию о том, как она презирает Кассандру. — тихо сказал Натан.
— Ребят, давайте завтра зайдём к Джулии с утра? — предложила Эва.
— А она придёт в себя? — засомневался Нат.
— Эва, я только за! — загорелась идеей Кирстен.
— Значит, пойдем, решено. — заключила Эва.
— Моё мнение кого-нибудь волнует? — выразился парень.
— Натан, это не обсуждается. — отрезала Кирс.
На секунду они замолчали. Тишину прервал кашель Кирстен.
— Стало трудно дышать, вы заметили? — кряхтя спросила та.
— Кстати, да. Кирстен, открой окно, пожалуйста. — согласилась с ней Эва.
Эва подошла к окну, раскрыла его, сняв предохранитель и москитную сетку, желая вдохнуть свежий воздух. Но вместо порывисто ветра, который слегка бы приподнял девушке висящую на ней футболку, её встретил ужасно сухой и пыльный воздух. Пыль попала в её дыхательные пути, она стала откашливаться сильнее. Кроме пыли туда угодили и частички песка. Кирстен стала кашлять, как ненормальная. Одной рукой она схватилась за грудь, пытаясь выдавить это из себя, другой стараясь закрыть окно, щеколду и предохранитель которого заело. Натан быстро спрыгнул со своей кровати, помог девушке закрыть окно, сам стараясь не дышать. Резкими толчками по спине Кирстен он помог ей отдышаться.
— Надо предупредить других. Пыльная буря, Натан.
Тот ,ни секунды не медля, побежал предупреждать других, хоть и срывая сон остальным проживающим.

***

— Рикки, не хочешь немного сардин? — заботливо спросил О’Молкин.
— Я бы не отказалась. В животе урчит. — пожаловалась Рикии и показала указательным пальцем на живот, показывая О’Молкину как голодна.
О’Молкин потянулся к холщёвой сумке, одной из тех, что он таскал с собой на плече, небрежно порывшись в ней, нашёл старые, немного пыльные консервы с сардинами. Затем достал поломанную открывашку, которая работала только если очень сильно надавить. С трудом открыл сардины и протянул их Рикки. Запашок был не из лучших, но девочка была искренне рада простым консервам. Не прошло и минуты, как руки Рикки оказалась вымазаны в масле. О’Молкин кинул ей грязную тряпку, чтобы она протёрла руки. Вслед за сардинами перед ними появились растворимые пакетики с дешёвым кофе и канистра воды, которую О’Молкин набрал в ближайшем прудике. Заварив кофе, мужчина принялся таскать рыбу из консервов. Конечно же, две упаковки не сильно жаловали, но выбора у этой компании не было. Для Энн они отложили полу-засохший круассан с сыром и остатки самого простого листового чая. Рикки уже потянулась за лотком с фрикадельками, которые нашёл О’Молкин замороженными в мясном отделе автомобильной заправки, стоявшей неподалёку. О’Молкин, как бы он не хотел, одёрнул Рикки, иаче они бы лишились обеда.
— Рикки, потерпи, через парчу часов придётся тоже что-то есть. — пытался убедить он девочку.
— Но я хочу сейчас!!! —капризничала Рикки.
— Ты же не хочешь, чтобы мы голодали? —вдруг стал серьёзным О’Молкин. Перемена настроения была в его духе.
— Ок’ей, Гёрт, тогда расскажи мне что-нибудь. Когда я слушаю истории, я отвлекаюсь от реальности и мне не хочется есть.
Это звучало не столько подбадривающе, сколько пугающе.
— Допустим, например?
— Мне всегда было интересно узнать разные умные слова… — Рикки немного застеснялась, — вот что значит «инфляция»?
— Рано тебе об этом думать. А к тому же , не зачем.
— И ты так же отвечаешь! — Рикки отвернулась и всплакнула, — Все вы взрослые одинаковые!
— Рикки, не сердись. Нам нужно разбудить Энн, чтобы двигаться дальше. — Гёрт встал, слегка покачиваясь, и, едва ступив на землю, наступил пяткой о осколок стекла. — Ай! Чёрт, надеюсь, что осколок не застрял в ноге…
— Давай я посмотрю! — сказала Рикки и тут же ринулась к О’Молкину.
— Рикки, нет! Тут могут быть и другие осколки, ты можешь пораниться! И как же я раньше не заметил, вот придурок…
— Тсс, не ругайся! — одёрнула его Рикки.
— Так, я пока посмотрю, что у меня с ногой, а ты разбуди Энн, нам пора идти. — Гёрт дал поручение девочке и принялся осматривать свою ступню.
Рикки пребывала в хорошем расположении духа, поэтому не заметила страннотей в поведении Энн, а если точнее, то в его отсутствии. Сначала девочке показалось, что Энн слишком глубоко и крепко спала, но спустя три минуты непробудного сна девушки, Рикки, наконец, решила забеспокоиться.
— Гёрт, Гёрт, она не просыпается! — закричала Рикки.
— Тише, а то нас найдут…! — Гёрт помедлил, переварив слова Рикки и поняв, что к чему, он пошёл помогать девочке.
Дыхание Энн было ровным как всегда. Даже румянец, и тот не сошёл с щёк. Энн улыбалась. Искренне. Так она не улыбалась уже довольно долго.
— Рикки, боюсь, нам придётся тут задержаться…

29 глава.
Пол.

С того момента, как я бежал, время для меня будто замерло. Я с трудом мог различать где я нахожусь, понимать что я делаю. Я знал, Эстелла знала. Она обещала хранить мою тайну, а я ей доверял. Да, она была труслива и постоянно докладывала всё матери, но мы с ней успели сблизиться, между нами было хоть немного чего-то дружеского.
Бежал я по многим причинам. Для начала, Мэдлин Джин и её дружки подозревали меня в измене «долгу», что, в общем-то, так и было. Рано или поздно их опасения бы подтвердились, тогда мне пришлось бы не очень гладко. Эстелла, в каком-то роде, помогла мне устроить побег. Она была отличным тактиком, сидящим в тени, которого никто никогда не заподозрит. А ещё она была дочерью командира Джин, поэтому ей всё сходило с рук. Девушка уговаривала меня остаться, но я не мог. Кто не рискует – тот не живёт.
Второй причиной потери моего какого-никакого дома была Энн. Возможно, она меня и не помнила, но я помнил. Её ясные глаза, редкую улыбку, пониженное чувство самосохранения. Она нужна была Джин, но я не мог допустить, чтобы она её нашла. Я не знал, что чувствовал к ней, но мог сказать точно – при мысли о ней на душе становилось светлее, а сердце словно трепетало.
Обдумывать каждый ход – не было моей фишкой. Скорее, хаотичность движений и мыслей была определённо по мне.
История моего побега слишком банальна. Я удрал ночью, как только стало не слышно ни единой души. Я обещал Эстелле, что вытащу и её потом, но, думаю, она мне не поверила. Я бросил её практически одну, и мне было стыдно за это.
Первое, о чём я пожалел, так это о том, что не взял аптечку. В попытке бесшумно выбраться территории бункера Джин, в темноте я разбил себе лоб. Также я вспомнил об этом чудесном предмете обихода, когда на выходе из «подземья» меня встретил колкий и пугающий лес. Я чуть не потерял рюкзак, который зацепился за сухую ветку неизвестного дерева. Пока я его снимал оттуда, я порвал штанину, что тоже не было очень хорошим знаком.
Довольно быстро я пал духом. Я не любитель длинных прогулок по лесу, тем более в одиночестве. Эстелла сравнивала лес рядом с бункером с райским садом. Что же вышло на деле? Мрачный лес из фильмов ужасов, в котором, обычно, теряются дети, а после их тела находят на берегу заросшего ручья.
Главным правилом было – не суетиться. Никто не знал, что встретит нас на открытой местности. Это правило я нарушил, когда почувствовал запах газа. В тот момент я проходил рядом с водоёмом, поэтому, прикинув всё, я бросился бежать куда глаза глядят. Лимнологической катастрофы мне ещё не хватало.
Моё путешествие продолжилось на болоте, едва не затонув в котором, я пожалел, что вообще на свет родился. «Ну, и что дальше?!» – разъярённо кричал я в небо. Ответа, как я и ожидал, не последовало. Я скитался дни и ночи, понятия не имея, что ищу. Иногда мне казалось, что я на грани схождения с ума. Эта перспектива меня совсем не радовала. Я был одинок около недели. Единственным моим развлечением было кидание палок вдаль и сбор лесных ягод, да листьев. Я всё ждал, когда же наткнусь на какую-нибудь хижину, которая кишит живыми людьми и до отвала набита едой. Этого не случалось.
В компаньоны себе я выбрал Жозефину. Так я величал свою обыкновенную лягушку. Половину выпечки, ¬¬– а только её я и взял, –я скормил Жозефине. Я не был силён в физиологии пищевого тракта лягушек, но Жозефина не жаловалась.
На второй неделе моих похождений я совершенно сбился с пути. Даже Жозефина не казалась мне таким уж и хорошим собеседником. Её сдуло сильным порывом ветра, пока мы болтали, сидя на пнях. В честь моей любимицы я устроил поминальный ужин. Я развёл костёр и поджарил на нём круассан с сыром. Сыр жутко подгорел, поэтому вкус у круассана стал отвратный.
На моё удивление, на следующий день пошёл снег. Метель тоже не заставила себя долго ждать. А я уже и забыл, какой хаос творится на планете. Укрылся я в старой забегаловке. Вся её крыша была в дырках. Град сделал своё дело. Сперва, я запечатал окна газетёнками двухлетней давности. Проверив рюкзак, я удостоверился, что у меня остался только бекон в вакуумной упаковке, пол упаковки яблочного сока и гнилой банан. Пошарив и тщательно изучив данное кафе быстрого питания, кое называлось «Папа Джованни», я смог извлечь для себя немного полезных данных: а) это было единственное кафе в радиусе пятнадцати миль, б) во время дождя тут делать нечего, в) замёрзнуть тут – как раз плюнуть. Вода тут была, а вот едой тут тоже не сильно жаловали. Я присвоил себе упаковку лапши быстрого приготовления и пару тортилий со свининой и овощами, а так же и с поджаренной курицей, изрядно покрывшихся плотной корочкой. Кто-то оставил её здесь, спасибо этому кому-то.
Я переждал ночь на жёстком диване из искусственной кожи, выкрашенной в цвет запёкшейся крови. Спина болела неимоверно. На стене объявлений висела карта города. В паре миль отсюда находилась заправка, на которую я и держал свой путь.
 Пока не услышал сирену.

***

Эстелла.

«Вторник. Тридцатое марта. Пол объявлен беглецом. Вообще-то у нас много кто убегает, но подчинённые моей матери не ведут перепись всех. Пол ушёл три дня назад. Мне вновь стало одиноко. И ради чего он бросил меня? Ради моей лже-подружки, Энн Лестер. У меня было много причин её ненавидеть. Но я не могла.»
Я отложила свой личный дневник в сторону и, глубоко вздохнув, плюхнулась на кровать. Пару часов я провела в блаженной дремоте. Открыв глаза, я обнаружила, что ничего, собственно, не поменялось. С исчезновения Энн завяли все мои цветы, а салатовые обои перестали радовать, наоборот, навевали грусть. Мама винила меня в том, что Энн пропала. Она подозревала, что именно я помогла ей сбежать. Тогда-то наши отношения дали сильную трещину. Полу я не выговаривалась, да и ему это не нужно было. Я окончательно закрылась в себе, у меня даже появились признаки первой стадии депрессии. Такое часто бывает, когда устаёшь кривляться перед людьми, а настоящий ты им не нужен.
Приступы агрессии тоже не обошли меня стороной. Некогда стоявшие рядком фоторамки из моего счастливого детства были разбиты и безвозвратно уничтожены во время очередного проявления злости. Мама думала, что если я найду друзей, то мне станет лучше. Не стало. С её коллегами я общаться не хотела, а моих ровесников тут было всего раз два и обчёлся. Как-то мать устроила ужин, на который позвала какого-то важного подполковника. Его дочь Хейли постоянно липла ко мне и донимала вопросами. Долго я с ней находится не могла – её брекеты мерзко постукивали, а своей настойчивостью она меня убивала. Поэтому вариант с Хейли не прокатил, мне пришлось довольствоваться одиночеством. Которое, между тем, стало моей близкой подругой.
Спала я всегда урывками. В день на сон уходило не более шести часов, отчего у меня появились гигантские мешки под глазами. На них мне всегда было плевать, да и краситься я не особо любила. Моя косметичка состояла всего из двух бальзамов и туши из аптеки. Встав с кровати, я ощутила то, что не чувствовала уже порядка двух месяцев. Дикую нехватку сна. Будто только сейчас мой организм понял, что мне требуется гораздо больше сна. Я подошла к зеркалу и лениво окинула себя взглядом. Мне нравились мои кудри, правда, иногда они напоминали лапшу быстрого приготовления. Я была одной из тех девушек, которые не особо красивы, но если приглядеться и поглазеть в лупу, то можно сказать, что всё не так плохо и во мне есть задатки миловидности. Глаза были полузакрыты, отчего я напоминала себя ожившего мертвеца. Я достала косметичку и наугад вытянула бальзам. Повезло. «Арбузный хит», а не «Очарование простотой», который был мне не совсем по душе. Моя кожа губ была очень сухой, мне приходилось много раз в день её увлажнять. Сейчас бы мне не помешал освежающий лимонад и пара кубиков льда, только что вытащенного из морозилки.
Большую часть своего времени я писала стихи, но это было чисто от нечего делать. Мои стишки нельзя было назвать поэзией, скорее, это был уровень четырёхлетнего ребёнка .

На ветке висела сосулька
Её всколыхнули слегка.
Не надо играться с сосулькой,
Она опасна для общества.

Отец той самой Хейли, Дирк, уважал мою «страсть» к высокому искусству. Я же сочиняла всякий бред от скуки, но Дирк думал, что я на грани депрессии (Моя мама хорошо его проинформировала насчёт этого) и поэтому поддерживал любое моё начинание, даже вязание шерстяных кроликов на Пасху.
Иногда я помогала маме в качестве секретарши, если можно это так назвать. Я разгребала и изучала огромные кипы папок и портфолио. От них у меня голова шла кругом. Это было четвёртым моим любим делом после плевания в потолок, сочинение стишков (которые даже не были в рифму и плохо звучали) и подготовка к Пасхе, которую тут всё равно никто не будет праздновать.
Я скучала по дедушке с бабушкой. Они жили на берегу Франции, иногда бы проводили уик-энды у них, смеялись и разговаривали всю ночь на пролёт, пока мама спала и уплетали с бабушкой шоколадные кексы с крошкой за обе щёки. Дедушка служил в авиации, а бабушка была криминалистом. Она любила рассказывать жуткие истории на ночь. Я не знала, всё ли хорошо у них или… В любом случае, думать мне об этом не хотелось.
Поддержки всегда можно было ожидать от Теи, одной из наших кухарок. Она сначала закармливала до того, что в тебя ещё неделю не влезала еда, а потом выслушивала все твои проблемы, пока разбирала холодильники и варила супы. В прошлом она была неплохой хостес. Её помощница, Дороти, боялась всего на свете. Она плохо говорила по-английски, зато по-немецки шпарила только так.
Развлечений в бункере не было. Иногда проходили странного рода мероприятия, но я предпочитала держаться от них подальше. Были тут и особо «одарённые» личности. Они устраивали нечто, что называлось «ночной охотой». Так как у нас был своего рода городок, то его нужно было как-то защищать. Большинство караульных любили в середине ночи попалить из автомата в воздух, который, по слухам, был загрязнён ядами, и без специальной маски выходить не разрешалось. Якобы, мы жили на одной из самых опасных территорий, но благодаря этому к нам не совались кучки бродяг или кто пострашнее и сильнее.
Всё же, я отправилась к Тее. Она не была удивлена моему приходу. Быстро смастерив мне поесть, она уселась рядом со мной и стала рассказывать о том, что произошло за последние три дня (Все это время я не выходила из комнаты, даже не ела почти.) Я брезгливо поковыряла печень с морковью и, пока Теа отошла, чтобы выключить чайник, скормила её кошке, чьё имя я никак не могла запомнить. Сама кошка меня тоже особо не жаловала. Теа поставила передо мной чашку горячего чая с корицей и лимоном, вытащила из духовки свои фирменные «вертушки» из теста, угостила и ими.
— Исхудала ты совсем, куда только мать смотрит! — не уставала жаловаться женщина.
— Ей-то уж точно не до меня. Да и видимся мы теперь намного реже. Но, Теа, мне почти восемнадцать, я в состоянии позаботиться о себе сама. — успокаивала я кухарку.
— Слушай, Эстелла, а та девочка, ну, подружка твоя, куда делась? — внезапный интерес пробрал Тею.
— Боюсь, она приложит все усилия, чтобы сюда не вернуться.
— Она что, того…? — замерла от любопытства женщина.
— Чего?
— Всё же померла? А то ходят слухи… — Теа схватилась за сердце и округлила глаза.
— Нет, нет, что ты. Но никто точно не знает, куда она делась. С ней часто такое бывает.
— Знаешь, Джоди скучает по ней, да и я тоже…
— Понимаю.

Тут, как истинная верующая, Теа стала нашёптывать молитвы за здоровье Энн. Этим Теа напоминала мне дедушку. Он тоже всегда молился. Перед едой, перед сном, вставал с рассветом и молился за то, чтобы день прошёл хорошо. Это случилось после того, как во время войны его самолёт подбили, а он выжил.
Поболтав с Теей ещё немного, я решила погулять по нашему «городку». В принципе, ничего вычурного, элегантного и утонченного. Просто и безвкусно. Правда, были тут и достаточно красивые места. Я любила прижиматься спиной к холодной каменной колонне и читать то, что найду. Обычно это были романы для женщин преклонного возраста, от которых мне хотелось спать, но «Похождения Винни-Пуха» мне нравились больше. Детей тут почти не было. Хейли уже было двенадцать, а Габен и Гомер Флеминги, девятилетние братья-близнецы, были младше меня аж на девять лет, да к тому же, Габен прослыл самым нудным, а Гомер самым непослушным.
Население бункера составляло триста два человека. Столько е людей жили в домах, которые были чуть просторней и выше обычного. Несмотря на это, бункер был самым тихим местом на Земле для меня. Никогда не кричат дети, не переговариваются между собой взрослые, не слышно шума машин или техники. Даже не пахло тут ничем. Словно ты находился в вакууме.
Гуляя, я встретила всего лишь четверых. Двумя из которых были Теа и Дороти, забиравшие продукты со склада. Теа вежливо отказалась от моей помощи, поэтому я не придумала ничего лучше, чем обойти здесь всё ещё раз. Двери, стены, потолок —все были однотонны, отчего сводили с ума. Жизнь без окон длинною в год не способствовала улучшению настроения или здоровья. Становилось уныло и одиноко.
Так как был только конец марта, земля ещё не достаточно прогрелась, поэтому мы использовали энергосберегающие батареи. Сегодня настал тот день, когда их отключили на пару недель. Не прошло и пары часов, как я стала замерзать, кожа стала «гусиной», а губы приобрели бледно-голубо-фиолетовый оттенок. Я ни чуточки не сомневалась, что была похожа на зомби. Проступи вены и пойди кровь из носа ¬— меня не отличили бы от ходячего мертвеца.
Кроме кошки Теи, которая и так незаконно тут существовала, животных никто не держал. Однако я была бы не прочь хотя бы самых примитивных аквариумных рыбок. Теа жаловалась на нерациональный перевод консерв на неблагодарное животное. А вот Дороти всегда любезно угощала кошку, чем она пожелает.
Именно такой скучной, размеренной и степенной была моя жизнь.

30 глава.


Кто-то с жалостью смотрел на Джулию, кто-то покачивал головой, кому-то было всё равно. А кое-кто нервно метался по залу. Зал обсуждений был наполнен тревожностью.
— Бедная девочка, она не была готова… — Мэвис сидела на своём кресле, положив ногу на ногу, потирая виски морщинистой рукой.
— Она не должна была быть сильно удивлена. Мы ведь подкинули ей книгу, так что… — Аманда и бровью не повела, как только узнала о неких проблемах возникших с Джулией.
— Почему мы бездействуем? — Ян не мог найти себе места, бегая из угла в угол.
— Ты же знаешь, что мы должны лишь намекнуть, они справятся сами. — постаралась мягко ответить ему Мэвис.
— Я чувствую, что ты врёшь, прекрати. К чему мы носились как полоумные, божились Энн, если вам просто страшно что-либо сделать. Джулия не раскрыла свою силу, она может быть применена против неё. Последствия, которые это нанесёт, не предотвратить. Вы знаете почему это происходит. Мы должны спасать людей, а не сторониться их. Люди погибают! — голос Яна сорвался и он перешёл на крик, — Чёрт возьми, мы вправе все остановить, иначе будет поздно! Алисия рано или поздно придёт за Энн, как бы вы не закрывали глаза на это. Человек способен на безумное ради мирового господства. И, да. Мы должны забрать Джулию сюда, тут ей будет безопаснее. — он выдохнул. Под его идеальными голубыми глазами пролегли тёмные круги и лёгкие морщинки.
— Ян, нам очень повезло, что Энн имеет особую связь с Джулией. Я знаю всё насчёт Алисии. Она наводит на Энн галюцинации, а та принимает их за реальность. Дело может дойти до психических расстройств.
— Что стало со старым-добрым циником Яном? Что же, как я вижу, придётся бежать за клубком синих и алых ниток, персидским котом и чайным набором? С чего такая забота о девушке, которую ты видел лишь раз? — Аманда нахмурила брови, сатирически сделала вид, будто думает над чем-то, потом повернулась лицом ко всем, распрямилась, в её серых глазах заблистали злые искорки, — Ох, Мюррей, ты же влюбился. — Аманда эффектно развернулась, коварно глянув на Яна, как будто узнала что-то слишком личное и тайное, а теперь готовы выдать это всем. В общем-то, так оно и было.
— Ладно, — продолжила женщина, — Мэвис же главная, я ничего не решаю, разбирайтесь сами. — Аманда достала из сумочки помаду, провела ею пару раз по губам, добившись насыщенного кораллового оттенка, облизнула губы и вышла вон из зала, громко стуча подошвами от своих туфель-танкеток.
Мэвис всегда держалась статно и гордо, что было очень похвально в ней, чувствовалась некая бывшая аристократичность, которую, в связи с обстоятельствами, она утратила. В самых сложных ситуациях она была непоколебима. Все потому, что она была бессмертна.
— Мэвис, мне кажется, что Ян дело говорит, — начал мужчина с платиновыми волосами по имени Джеймс Гилмор, — мы уже достаточно посидели в тени. Теперь девочкам нужна наша помощь. Мэвис, я… Мерси умерла из-за нашей ошибки. Так не дадим умереть другим, пожалуйста. К тому же, по всем признакам, Джулия необычный Посвящённый. Она… Нечто большее. — Джеймс так перенервничал, что его пуловер цвета сепии в белую полоску промок насквозь от пота.
— Вот как. Что же, мы обсудим это. Спасибо, Джеймс.
— Что значит необычная? Мэвис, мне уже двадцать, имею право знать.
— Тсс… — на пару минут Мэвис будто оробела. Она неподвижно сидела всё в том же кресле, боясь взглянуть на кого-либо. Наконец, она заговорила вновь. Слегка хрипло, тщательно обдумывая каждое слово, будто каждое давалось ей с трудом, — Джеймс, я бесконечно виновата перед Мерси, и этот грех мне не искупить никогда. Если бы была смертна, то вечно бы горела в аду. Я готова помочь девочкам, в какой ситуации бы они не оказались.
По другую сторону широких окон в Появись-штабе аккуратно, друг за другом, опадали листья. Усатый сосед красил забор ядовито-зелёной краской, немного испачкав телесного цвета штанину в ней же. Жена, наверное, будет на него злиться. Компания подростков играет в футбол, небрежно пиная протёртый до дыр мяч из одного угла небольшого специально оборудованного поля в другой. Это было той жизнью, которую Мэвис, Ян и Джеймс хотели видеть. С первого взгляда и не скажешь, что это всего лишь проекция. Трактование этому несложное. Окна в Появись-штабе особенные. Так как штаб нужно скрывать от посторонних глаз, то ему нужно перемещаться. Или создавать иллюзию перемещения. На самом деле, он находился в неком вакууме, но суть не в этом. Окна позволяли смоделировать, создать любой фон за окном, чтобы в тяжёлые времена хоть немного, но скрасить обстановку. Согласитесь, штука забавная.

***
Джулия

Сначала мои глаза отказывались верить в происходящее. Я испытывала бурю эмоций. Я была и зла, и счастлива одновременно. Я чувствовала такое, когда мой пёс ушёл гулять, заблудился и вернулся спустя четыре с половиной дня. Потом он, всё же, сбежал снова. Но возвращаться второй раз не решился. Я почти вживую видела Энн. Книга действительно не врала. Сработало. Я отметила для себя, что нужно будет прочитать ещё пару статеек. Энн сильно похудела с момента нашей последней встречи, лицо её вытянулась, отсутствие здорового сна так же отразилось на нём. Однако брови были такими идеальными, что к ним будто приложили трафарет и обвели по нему контур. Видно, над ней хорошо поработали. Даже густые и чёрные, как смоль, волосы засияли здоровым блеском, аккуратными волнами ложились ей на плечи, подчёркивая серо-дымчатые глаза. Дикая усталость, легко читаемая на её лице, не смогла затмить естественную красоту этой девушки. На ней красовались одна футболка, да тряпичные штаны. Я поёжилась. Она была на открытой местности, вроде бы, в лесу, а на дворе стоял конец марта, согласитесь, не совсем та погода для того, чтобы открывать плечи и носить лёгкую одежду. Энн едва сдерживала улыбку. И я тихо рассмеялась, пустив слезу. Не так я представляла нашу встречу. Я не могла поверить, что именно эта девушка должна спасти всех. Нескрываемая простота, которую я так любила в ней, немного дерзости и щепотка оптимизма смешались в одном человеке. Той была Энн Лестер. У меня было чувство, что я знала её всю жизнь.
Она заговорила первой.
— Боже мой, как ты?
— Тебя считают без вести пропавшей, я не видела тебя и ничего не знала о том, что с тобой около полугода, а может и больше, а ты просто спросишь как я? — я не хотела язвить, слова сами срывались с языка, — Ладно, извини. Как видишь, я жива, здорова. Насчёт второго, правда, не уверена. Куда ты делась, Энн?
— Ох, прости, прости… —  девушка покраснела, — раньше я не знала, как связаться с тобой или кем-то ещё. Кстати, как такое случилось?
— Энн, не знаю, в курсе ли ты, что ты избрана Искателем, человеком, который спасёт мир…
— Да, я знаю. От этого не по себе, честно говоря. Ещё я знаю Посвящённых, они должны мне помочь. Но что-то у них это не очень получается. — Энн пожала плечами и опустила глаза в пол.
— Откуда ты…? — На самом деле я не была очень удивлена. Посвящённые знали своё дело, они обязаны были донести до неё кто она такая.
— Я виделась с одной из них… Аманда, если не путаю. — Энн слегка насупила брови ¬— задумалась.
— Ах, Аманда, та ещё стерва, — я закатила глаза, но потом рассмеялась. Энн тоже, вслед за мной. Мы смеялись настолько звонко и громко, что я чуть не оглохла, — ты видишь меня, — продолжила я, — потому что я одна из них. — я тревожно сглотнула и уставилась на неё.
Удивление со стороны Энн не заставило себя ждать. Она сначала сделала непонимающий вид, потом задала немой вопрос, мол, как так вышло.
— Я поясню, — дрожащим голосом сказала я, — всё началось так неожиданно…
И я рассказала ей обо всем, что со мной происходило. Энн иногда ахала и охала, чуть реже вставляла свои реплики. Она была сильно потрясена тем, что я вовлечена в это. Я не забыла упомянуть о моём недавнем недомогании, она пожалела меня. Вслед за мной она рассказала и о том, что ей пришлось пережить. Её история была намного поразительней и увлекательней моей.
Некоторое время мы молчали. Нужно было переварить всю информация. Энн заинтересованно глянула на меня. Помедлив, выдала:
— Джул, я не знаю, справлюсь ли я. Это так тяжело, такая ответственность. — Энн говорила от всего сердца, именно с такой интонацией, с которой приносят весть о чём-то тяжёлом или страшном.
— Хотела бы я сказать, что понимаю тебя, но не буду врать. На тебе висит такой груз, а тебе всего шестнадцать. — Я хотела обнять и утешить её, но это было невозможно. Она была в сотнях, тысячах милях от меня.
— Было бы хорошо, если бы всё было как в фильмах. У нас с тобой наверняка были бы сверх-способности, мы бы все одолели и нас ждал счастливый конец, — подруга говорила шёпотом, боясь кого-то потревожить, — но мы не супергерои, как бы нам этого не хотелось.
— Я, может, и нет, но ты, Энн… Тебе предстоит спасти всех, иначе какая-то женщина, у которой с головой не всё в порядке, разрушит нашу планету к чертям собачьим. И миллиарды жизней будут погублены. Энн, почти половина населения Земли погибли, но мы все вместе можем это остановить, — я не была профи в подбадривающих речах, но Энн заметно расцвела и немного, томно улыбнулась, — поэтому хватит грустить, поднимай свою задницу и принимайся за дело. Ты — одна из самых сильных людей на планете, и ТЫ чего-то не можешь?!
— Знаешь, ты права. Но что мне искать? Взять кусок земли и радоваться, что нашла стихию земли? Я даже не знаю, ка кони выглядят. Я видела Хранителей, но понятия не имею, что они хранят.
— Нам стоит вдвоём подумать над этим вопросом. Возможно, разгадка близка…
— Если есть две стороны: добро и зло, а мы с тобой за добро, то зло, то бишь Алисия, не заставит себя долго ждать, ведь так? У неё тоже есть туз в рукаве, будь уверена. Не всё так просто, и я на собственной шкуре в этом убедилась. — Энн не выражала никаких эмоций. Наверное, она устала. Нижние веки слегка припухли, создавая 3D-эффект кругов под глазами. Она стала зевать и её взгляд часто был пространственным.
— Энн, я понимаю, что нельзя медлить, но тебе лучше поспать. Я ни на что не намекаю, но… — я боялась её обидеть, поэтому старалась сказать мягко…
— Ахах, хорошо, Джул, я прислушаюсь к твоему совету. Наверное, мне правда стоит так поступить. Только… — Энн немного встревожилась, — Встретимся ли мы вновь?
— О, не переживай, ещё много раз встретимся, ты от меня теперь не отвяжешься. — Я кротко улыбнулась и в миг всё пропало.
Когда я пришла в сознание, то заметила, что была окружена знакомыми мне людьми, докторами и белыми стенами больницы.
— Ох, наконец-то ты проснулась. Джулия, мы волновались. Нельзя тебя больше оставлять одну. — Эва строго смотрела на меня, будто отчитывала за что-то, что я никак не могла вспомнить. Но помимо этого в её взгляде была видна ласка и забота.
— Какой же сон тебе снился, что ты не хотела просыпаться два дня… — Кирстен посмотрела на меня, как на умалишённую.
— Самый лучший сон в мире.

— Нат, не кроши мне на постель, пожалуйста. — хрипло произнесла я, прежде чем открыть глаза.
Друг сидел на кровати, рядом со мной, доедая булочку с малиновым джемом. Услышав мой голос, он слегка отодвинулся и пристыдился.
— Очень хорошо, что ты проснулась. Добрый вечер.
— Не очень-то и добрый. Голова раскалывается до жути. — я подняла корпус тела и повернулась к Натану лицом. Интересно, сильно ли он испугался моего вида.
 — Позвать медсестру? В твои мешки под глазами можно спрятать целые мешки картошки.
— Узнаю Натана. Нет, мне и тебя хватает.
— Сочту за комплимент, — Лефевр слегка улыбнулся, пытаясь быть соблазнительным, но в тот момент он был похож на неуклюжего слонёнка Дамбо, ¬¬— его уши торчали в разные стороны, если он не прикрывал их копной каштановых волос ¬— я закатила глаза, — хочешь поесть?
— У меня расстройство пищевода, а ты предлагаешь мне поесть? — огрызнувшись, я отвернулась и принялась пялиться в стену, намеренно игнорируя его.
— Ты не знаешь от чего отказываешься, — Натан принялся вгрызаться в булку с такой страстью, что я аж испугалась, — внутри сладкий джем , а сверху немного сахарной пудры, ах…
— Натан.
— А ещё… — он действительно думал, что выглядит привлекательно.
— Остановись. Это убого. — резко, но верно.
— Чем тебе не нравится моя любовь к булочкам с джемом? — его брови взметнулись вверх, руки он скрестил на груди и, полу-улыбаясь, воззрился на меня.
—Мне не нравится фетишизм и извращение над едой. Будь добр, пощади бедное хлебобулочное изделие и не мучай его.
— Джулия…
— Мм?
— Иногда ты бываешь…через чур груба. Тебе так не кажется? — друг сделал такой вид, будто корил меня за что-то. Я почти поверила ему.
— Ну, знаешь, трудно сдерживаться, когда имбецил размером со шкаф уморительно слизывает сахарную пудру с булочки. — я пыталась сказать это не рассмеявшись.
— И с чего же я имбецил? — Натан насупился.
— Для пущего эффекта, дорогой.
— Быстро же ты меняешь своё отношение ко мне. Тебя не понять.

В тот момент я рассмеялась впервые за несколько дней.

Через час пришла Кирстен, сменила Натана. Принесла мне новые штаны, вместо моих с протёртыми коленками. Она напоила меня чаем и рассказала то, что я пропустила. Под её монотонное бормотанье я задремала.
***
В детстве мы часто ездили отдыхать: на море, в городе, иногда летали на другие континенты. Чаще всего ездили без матери. Напомню, она всегда была занята на работе. Если я ещё и застала период времени, когда Милли Каннингем обращала внимание на своего ребёнка, то Сильвер - нет. Не будем о грустном. Как-то раз мы были в Лиссабоне. Это была наша первая совместная с Силем поездка. Когда мы сели на самолёт, он был безумно испуган. Папа лишь посмеивался (и конечно же успокаивал, не подумайте) над его секундными тихими визгами. Надо отметить, что Силь стал намного, намного (!!!) храбрее. Однако же, когда брат увидел мир из иллюминатора, он был несказанно рад. Все города и поселения казались ему постройками муравьёв; он чувствовал себя намного важнее и сильнее, а главное —выше. Тогда Сильвер был значительно ниже своих сверстников, он очень сильно переживал по этому поводу.
В папиных интересах было лежать на пляже, попивать слабоалкогольный коктейль и наслаждаться видами. Сильвер поддерживал его в этом — экскурсии были ему без интересны, ему по душе приходился рассыпчатый песок и темно-синее море. Я же, как человек активный, хотела изучать город и его окрестности. Но папа сказал: "Джулс, мы приехали сюда отмечать четвертый день рождения Сильвера, так что давай будем делать то, что он хочет." Но на самом деле папе просто было лень вставать с лежака и откладывать Плантанорский пунш, заказывать билеты и тащиться на автобус. Когда они с братом звали меня на пляж выпить с ними (Сильвер, как серьёзный мужчина пил минеральную воду, смешанную с яблочным соком и малиновым сиропом), я лишь отшучивалась и отвечала, что предпочитаю водку, хотя в жизни ни капли чего-либо крепче десяти градусов, если считаются два бокала лёгкого вина в Новый Год. Папа, в отличие от мамы, мой юмор понимал и ценил.
Первые три дня в столице Португалии я провела в кровати. Неожиданная простуда конкретно сразила меня. Но я не отчаивалась, поэтому быстро выздоровела. Сейчас бы так.
Когда мне было грустно, я садилась перед безграничным морем и любовалась им. Чаще всего это происходило вечером. Так было романтичнее. Я ощущала себя героиней какой-нибудь мелодрамы. Правда, на камнях долго я не сидела — было неудобно. Я любила смотреть, как волны разбиваются о каменный берег. Это было и завораживающе, и грустно одновременно. Мне всегда было жалко волн — сколько бы не хотели попасть на сушу, они всегда разбивались о твёрдые камни. Так же, как и многие люди.
***
— Джул, ты нас окончательно запугать хочешь? — надо мной нависла тень Кирстен. Она была намного больше, чем сама девушка, и это было забавно.
— Эй, мне, вообще-то, полагается постельный режим, — я открыла один глаз и прищурилась, — выключи, пожалуйста, лампу. Глаза режет.
Кирстен кивнула и моментально выполнила мою просьбу.
— Надолго ты тут?
— Не знаю. Но тут неплохо. Но Натан всё пытается меня накормить, это бесит. Передай ему, пожалуйста, что как только я выйду, я проведу с ним воспитательную беседу по поводу приставания к беззащитным девушкам.
Кирстен расхохоталась.
— Могу я кое-что тебе сказать? — растерянно спросила подруга.
— Конечно.
— Мы с Натаном встречаемся.
Кирстен выпалила это на одном дыхании и теперь ждала моей реакции.
— КАК ДАВНО? И ПОЧЕМУ ТЫ НЕ СКАЗАЛА МНЕ ЭТОГО РАНЬШЕ? - я заорала, как резаная. То ли от счастья, то ли от неожиданности.
— Неделю. Наверное. Ты была без сознания, я не могла тебе сказать раньше. Извини, - виновато отчиталась подруга.
— Вижу перед собой королеву выпускного бала. А куда же делся король?
— Ахах, Джул, мы закончили школу четыре года назад. Мы же пошли в колледжи. Ой. Прости. Ты должна была бы закончить её в этом году, да?
— Ничего, зато мороки меньше.
— Ну, не скажи. Но я всегда воображала себя королевой выпускного. Да. Было бы чудесно, - Кирстен углубилась в мечтания, но резко опешила, — ой! Мы наверное так глупо выглядим с Натом. Я имею ввиду рост.
— Всё нормально. Глупее меня ты никогда в жизни не будешь выглядеть.
— Соглашусь.
Я любила Кирстен за то, что она смеялась над моими глупыми шутками. По-моему, это одно из важных правил дружбы.
— Скоро у нас будет поход.
— Боже, ты же знаешь, как я ненавижу коллективные мероприятия.
— Да, поэтому я разделяю твоё мнение в этом вопросе. Дизентерия, комары и холодная земля. Комбо. — разворчалась Кирстен.
— А как же гармония с природой? — саркастически спросила я.
— К чёрту, — ответила Кирстен и уставилась в потолок, прижав к себе ноги обхватив их руками, — мы давно её потеряли.

Потом пришла медсестра и прогнала мисс Баумэр.
— Я работаю сверхурочно, так ещё и под моим носом какая-то пигалица проскакивает во время, не предназначенное для посещений! — медсестра ещё немного поворчала, но вскоре, хмыкнув, удалилась.
Вместе со своим негативным настроением она забрала с собой фрукты, которые принесли друзья. Ну и ладно, я всё равно не могла, да и не хотела есть. Старая маразматичка.
Мне оставалось лишь пялиться в окно, за которым не происходило ничего особо интересного. Разве что, иногда по столетнему дубу взбиралась и забиралась обратно рыжая белка, таская туда сюда жёлуди и орехи. Но я всё же надеялась, что она пыталась развеселить меня.
Медсестра принесла смоченные полотенца, скатанные в рулетики. У меня не было жара, но она клала мне их на лоб каждые полчаса-час. Когда они обмякали, то вода стекала по моей переносице, капая на щеки, иногда на глаза. Не очень-то приятно.
К концу дня я стала замерзать. Вставать с кровати мне не разрешали, но позвать медсестру я всё же смогла. Она затопила дровяную печку, стоявшую в углу.
— Подлить воды, мисс Канингем? — она сказала это противно-вежливым тоном. Я удивилась такой официальности.
— Знаете, я вдруг почувствовала себя лучше. Не откажусь от горячего шоколада.
Раздавая приказания медсестре, я чувствовала себя принцессой. Когда холодная капля воды угодила мне прямо в глаз, я ушла из мира грёз в реальность. Тоже неплохо.
Выписать меня должны были через день. Оставался блаженный день ничегонеделания. И надо было провести его с пользой.
Перед этим я переместилась на другой конец кровати, сделав большой, даже огромный шаг в продвижении моих дел. Уснула, и была такова.

— Каннингем! Не халтурь! Иначе заставлю тебя со скакалкой заниматься, как ребёнка!
Пока я лежала на полу, вся в поту, не в силах дальше отжиматься, ко мне подошёл тренер. У него была рассечена губа, один глаз он закрыл повязкой. За это его прозвали Героическим.
— Сэр, можно я переоденусь? — заныла я.
— Переодеться?! Каннингем, твою мать, переодеться?! — заорал тренер мне прямо в ухо.
К моему счастью, раздался резкий крик, — какая-то девчонка пробила челюсть хилому пареньку арабской внешности — и тренер обернулся. Я воспользовалась этой возможностью и быстренько выбежала из зала. Футболка из синтетики липла к телу, это мешало двигаться и отвратительно ощущалось на коже. Мне хотелось скинуть её как можно быстрее.
Я живо юркнула в раздевалку, необдуманно громко хлопнув дверью. Прижавшись к ней, я протяжно вздохнула.
— Предпочитаешь панк или поп? — В конце раздевалки зажёгся фонарик. — А может и вовсе классику?
— Ян?! Какого?!
Блондин поднёс фонарик к подбородку, чтобы в темноте казаться страшнее.
— Бу.
— Ты не умеешь начинать разговор. Абсолютно. — Я включила свет, положила руки крест накрест и уставилась на собеседника. Я пыталась скрыть радостное возбуждение, переполнявшее меня,— К чему вопрос?
— Не вредничай. Будто ты умеешь.
— Старый рок. — на моём лице сверкнула еле заметная улыбка. Ян ответил тем же.
Я знала, что они вернутся. Что они придут за мной.
— Ты бы сменила футболку. — насмешливо хмыкнул Ян.
— О, спасибо, я же не догадалась.
Я подошла к своему шкафчику и вытянула оттуда серую майку с логотипом какой-то рекламной компании. Блондин растянулся на металлической скамейке, подложив руки под голову, скрестив ноги. Зевнул.
— Брысь. — я указала рукой на дверь.
— Джул, не порти мне хоть какую-то радость в жизни, — потом шёпотом добавил, — я только за этим и пришёл.
— Засранец! — спустя долю секунды в него угодило махровое полотенце жуткого горохового цвета.
Ян вышел, я переоделась. Выходя, встретила его у двери. Он ждал.
— Сколько? Три месяца? Четыре? — я вскинула одну бровь, пытаясь сделать вид, что считаю в уме.
— Знаю, ты считаешь, что мы лежим себе на диване да чай попиваем? Нет, далеко нет. Много всего произошло. Мерси, та девочка, что отвела тебя к нам. Умерла. — Ян скорбно опустил голову. На миг мне показалось, что он пустит слезу.
— Что с ней случилось?! — я была ошарашена.
 —  Мэвис говорит — самоубийство. Такое часто бывает, способности сводят тебя с ума и добивают.
— Поверить не могу…
У меня проступили слёзы.
— Понимаю.
— Мне тоже… Тоже несладко из-за…
— Эй, я же сказал. Мы всё знаем. Научись контролировать себя. Кроме тебя никто не сможет. Я, — парень покраснел, — не хочу, что бы ты повторила судьбу Мерси.
  Я выждала минуту.
— Значит, я точно из вашей секты? — От неуверенности я прикусила губу. Она стала кровоточить.
— Типо того, — пустился Ян в объяснения, — Всего нас осталось меньше сотни, но, поверь, мы непростые ребята. — Он грустно улыбнулся.
— И что же особенного в тебе?
— У каждого из нас способность так или иначе связана с природой. Сила зависит от твоего покровителя. Мой — Земля. Поэтому, — он поднёс палец к губам, призывая прислушаться, — я хамелеон.
Ян встал спиной к каменной стене, которая едва высохла после коричневой краски. Хоть свет и был включён — Ян исчез. Я слышала его учащённое дыхание. Только этим, и ничем больше, он выдавал себя.
— Тебе бы в «Марвел» идти.
Трудно было скрыть восхищение. Труднее было скрыть то, что я пялюсь на него.
— Я вроде и слился с этой стрёмной стеной, но такими темпами ты во мне взглядом дыру прожжёшь.
И улыбнулся. Мне хотелось его поколотить.
— Разве тебе не должен нравится коричневый?
— Ещё как пошутишь? — парень принял свой обычный облик. Засунул руки в карманы и прищурил глаза, — Ничего, придёт время, я узнаю, какая сила у тебя и тогда…
— А ты не знаешь? — вот и первый его прокол. Всезнайка.
— А ты?
— Честно? Понятия не имею. И для чего они нужны — тоже. Просто жду, когда всё это закончится.
Я села на кафельную плитку в позу лотоса. Обхватила носки руками и принялась раскачиваться туда-сюда. Выглядело нелепо, но успокаивающе.
— Нельзя вечно чего-то ждать, Джул. Если судьба даёт тебе шанс, хоть и рисковый, — надо действовать.
— Как? Всё, что я делаю, это хожу на тренировки и лекции. Иногда лежу в больнице, с отравлением или расстройством. Но это на десерт. Боже, да у меня даже вместо крови — вода. Иногда мне кажется, что она заполняет 100% моего тела. Со мной явно что-то не нормально. А где вы? Посвящённые? Где вы были, когда умерла Мерси? Когда я чуть не выблевала внутренние органы? Мы не спасём ничего, нет. —выпалила я со злостью, буквально на одном дыхании.
— Погоди, что? Что ты сказала про воду? — Ян напрягся.
— У меня нет крови. Вообще. Только вода.
— Это необычнее, чем я мог себе представить, — Ян задумался, — а с сердцем что?
— Не  знаю. Пульс есть. Дышать тоже могу. — покачав головой, я запустила пальцы в волосы. Надо бы причесаться.
— Если в твоих жилах не течёт кровь, то что перекачивает твоё сердце? Оно вообще бьётся?
— Я над этим не думала.
 — Можно я…?
Он не договорил, но я мысленно добавила за него. Я едва кивнула. Ян осторожно, боясь меня спугнуть — или что у него было там на уме —, положил голову мне на грудную клетку.
— Не слишком ли вольно? — моё возмущение скорее было смешным, чем грозным.
— Сама же разрешила. Так! Тс! Я… Что-то слышу! —шикнул парень.
— Вау, сердцебиение?
— Боюсь, что у тебя нет сердцебиения. Я слышал только шум, похожий на тот, что издаёт море во время шторма.
— Это же ненормально, да?
От волнения засосало под ложечкой.
—Если это то, о чём я думаю, то… — сверху раздался яростный крик тренера, — нет времени! Встретимся на закате. Собери все нужные вещи. Друзьям скажи, что ушла в поход.
— Вряд ли они поверят… — я не успела договорить, Ян пропал, будто его тут и не было.
Я оглянулась, но кругом было пусто.
— Куда делась чёртова Каннингем? — прорезал тишину тренер.
Либо прятаться, либо стать лёгкой добычей.
Очевидно, я выбрала первое.
Очень кстати меня пробрало на рыданья. Со стороны это выглядело так, будто мне грустно или ещё чего. Но на самом деле, воде нужно было найти выход из моего организма. Например, из слёзных протоков. Это способствовало успешному размытию какой-никакой косметики, отчего моя привлекательность снизилась до нуля.
Скрипнула дверь раздевалки.
— Каннингем, не знаю, чем ты там занимаешься, но я тебе сейчас… —тренер разъярённо надвигался на меня, однако опешил, увидев, как я пытаюсь затопить слезами все помещение.
— Простите, тренер. Я тряпка, но… — жалобным голоском выдала я.
— Через пять минут чтобы была в зале. Ничего не знаю.
И вышел.


— Подвернись она мне на пути, я бы ей глаз выбила. — строго заявила Кирстен.
Я слушала её замечания насчёт других, сама же молчала. Прерывисто дыша, хватаясь за левый бок, который невыносимо болел, пыталась вдохнуть всё больше и больше воздуха. Я остановилась, чуть не рухнув на сырую, вытоптанную землю. Кирстен заметила, что я не бегу рядом всего спустя метров десять — так уж сильно она была увлечена своим рассказом. Она вернулась и, приложив немалые усилия, помогла мне встать; мои ноги совершенно отказывались ходить, вставать и приседать. Мышцы ныли и болели.
Я, Джулия Каннингем, самый спортивный человек на всем белом свете.
— Дыхалка у тебя никакая. — констатировала факт подруга.
Я протёрла лоб краем футболки.
— Мышцы тоже, — мы с Кирстен побежали дальше, но она вновь меня обогнала, — если я упаду, брось меня и не оборачивайся! — крикнула я ей вдогонку.
Она улыбнулась. Она бежала ко мне спиной, но, Богом клянусь, она улыбнулась. Интуиция редко подводила меня.
— Эй, Джулия, ты похожа на дохлую селёдку! — рядом со мной пробежала Марша, явно желая меня «подбодрить».
— Самый лучший комплимент в моей жизни. И я тебя люблю! — я послала девушке воздушный поцелуй и та заржала.
— Повторные десять кругов за разговоры! —крикнул нам тренер.
Сейчас мне, как никогда, захотелось прилечь на лавочку, самую простую, жёсткую, возможно, даже мокрую. Но прилечь.
Мужественно собрав волю в кулак, я рванула, как торпеда. Вперёд, навстречу двенадцати кругам адской пробежки.


Глава 31

Было темно, хоть глаз выколи. Сутуловатая женщина с вытянутым лицом барабанила длинными ногтями по трону, сделанному из застывшей магмы и вулканического пепла. Её ярко-оранжевые глаза прорезали темноту, которая делала беспомощным любого, у кого не было очков ночного видения или того, кто не родился летучей мышью.
Гомон «ночных тварей», как называла их женщина, заменял привычный людям стрёкот сверчков и кузнечиков. Женщина поправила корону, которая была в два раза больше её головы. Она смотрелась так, будто напялила на свою голову громадный сухой пень. Женщина ждала кого-то или чего-то — от нервов она утончённо(!!!) виляла туда-сюда на троне.
Наконец, раздался топот. Не такой, с каким бегают дети, играя в салки, а обычный топот подошвы — не совсем тонкой и длинной, чтобы называть её шпилькой или каблуком, недостаточно высокой для танкетки.
Неуклюжа, но стараясь преподнести себя, вошла пухленькая блондинка среднего роста. Выглядела она тут уж очень неуместно. Её волосы были единственной светлой вещью во всем помещении.
Женщина встала с трона, не спеша подошла к девушке, всматриваясь в её круглое щекастое личико, щуря огненные глаза. А потом дала ей смачную пощёчину.
Девушка жалобно схватилась за щеку и непонимающе уставилась на женщину.
— Это тебе за то, что ты идиотка. — невозмутимо сказала женщина. Её громкий грудной голос раздался по всей «пещере». Затем, она влепила блондинке ещё одну пощёчину, — а это за то, что ты моя дочь.
В глазах девушки проступили слёзы. Она старалась скрыть их, но скажи она хоть что-то — разревелась бы на месте.
— Обмен? Обмен, Джемайма? Я думала, что в твоей голове родится что-то более бестолковое, но ты превзошла мои ожидания.
— Мам, — девушка едва говорила, а щёки её полыхали не просто румянцем, а огнём, как злоба в глазах её матери, — я не хочу причинять им боль. Никому из них.
— Плевать, что ты хочешь или не хочешь, — женщина коварно улыбнулась, обнажив точные, как скалы, зубы, — Джемайма, ты едешь на военную базу имени Мэрилин Миллс. И ты добудешь мне эти чёртовы элементы стихий.


В нос резко ударил едкий запах спирта. Я открыла глаза, стараясь разглядеть источник «аромата». Всё плыло.
— Ты случайно не перелил? Она же теперь долго не сможет различать запахи, наверняка, — послышался обеспокоенный детский голосок.
— Только нашатырь, ничего более её бы в себя не привело,  — мужчина пристально взглянул на меня, понял, что я их слышу, — Энн, ты провела в отключке три дня. Твои оправдания?
Я полусонно и одновременно грозно обратила на мужчину свой взгляд.
— А может я не должна была просыпаться. Зачем вы меня привели в чувство? Не ощущая ничего: ни боли, ни голода, ни тоски, —  было лучше.
— Ни привета, ни пожелания доброго утра. Ты сегодня на редкость депрессивна, Энн. — вторила мне девочка.
Их лица казались сильно знакомыми, но я не узнавала их. Они звали меня Энн. И почему?
Меня словно погрузили с головой в царство Морфия. Я сказала бы иначе, но чувствовала я себя действительно так, будто приняла неслабое количество наркотиков, а теперь отхожу от них. Не помню, с чего началась такая дичайшая апатия ко всему, но, казалось, она давно не покидала меня. Как будто я всю жизнь не замечала её, а сейчас осознала, что она существует, и стала познавала её целиком и полностью.
Ужаснее всего было не помнить себя, своей личности. Я надеялась, что это пройдёт. Как будто наваждение.
Шатаясь, я встала, побрела к пустынному, выжженному лугу. Мужчина крикнул вслед:
— Энн, ты не можешь просто так уйти. Ты не в порядке!
— Я самый большой непорядок, который вы когда-либо встречали в своей жизни. —шепнула я себе под нос и ушла.

Способность ориентирования на местности полностью покинула меня. Мне хотелось спать, пить, плакать, и в то же время не хотелось ничего. Я потеряла интерес ко всему.
Я добрела до одинокого деревца, затерявшееся среди колоссального пространства, прилегла у его корней и полностью вырубилась. Вырубилась не потому, что хотела спать, а потому что хотела полностью и навсегда забыться.

Мне снилась широкая деревянная лодка. Я плыла в ней. Плыла по тихому речению бесконечной реки времени. Она слегка покачивалась, но не от волн. Наверное, её кто-то тряс. А может пытался меня убаюкать. И песня, ох, до чего прекрасная песня играла в моей голове! Неописуемая лёгкость заполняла мои лёгкие. Никаких болезней, никакого жжения.
Когда я была маленькой, приёмная мама читала мне книгу о Греческих легендах. Больше всего мне заполнилось сказание о реке Стикс. Так вот, сейчас у меня не было сомнений, что именно по ней я и плыву. Более того, я была уверена в этом.
Плюх! Лодка раскачивается сильнее. Плюх! Я крепко цепляюсь за её бок. Плюх! Она накреняется. Музыка замедляется, но не перестаёт играть. До водной глади рукой подать. В ней отражается лицо. Я помню. Я вспоминаю. Блондинка, глаза-хамелеоны. Когда она улыбается, в её зрачках фейерверком взрываются маленькие искорки. Дж… Джулия.
И вот, вихрь бытия, поглотивший меня так скоро — рассасывается. Я выпадаю из лодки. Я не иду дальше по реке времени. Предвкушая окунание в морозящую тело и душу воду, я затаиваю дыхание.
Я не провалилась. Как будто сетка от упругого батута сдерживает меня. Точнее пелена, предотвращающая падение. Но с виду она так хрупка, что, кажется, коснись её хоть кончиком мизинца и…! Лопнет и исчезнет.
Но я знаю, что не исчезнет точно. Мои воспоминания.

Лицо девушки. Джулия. Да, Джулия. Водная гладь, словно зеркало.

Это ещё одна загадка, которую предстоит разгадать.

Пока мы с Кирстен лениво плелись по тёмному коридору в сторону комнаты Марши — она была в другом блоке,  — Натан рассказывал истории, которые он считал смешными.
 — И когда мы с Томасом подошли к ней сзади…
 Я закрыла лицо одной рукой, вздохнула. Кирстен же не обошлась без слов.
— Нат, прекрати. Твои истории — ад для моих ушей. Они скучны и тривиальны.
— Сама ты…
Кирстен медленно подошла к нему, встала на цыпочки, чтобы дотянуться хотя бы до его подбородка. Выжидающе посмотрела.
— Рискнёшь ещё что-то сказать?
Это выглядело смешно до коликов в животе. На мой тихий смешок Кирстен не обратила внимания. Даже ухом не повела.
Натан влюблённо опустил глаза на неё. Немного пригнулся, чтобы поцеловать её, но Кирстен возмущённо отступила.
— Придурок, — и непринуждённо взмахнула рукой, наклонилась к моему уху и шепнула, — всегда такой милый, что врезать хочется.
Я ответила ей понимающим кивком, но на самом деле мне было очень смешно.
На первый взгляд Кирстен — маленькая девчушка, которая выглядит моложе своих лет, имеет два больших гардероба: маленький — под обувь, что чуть больше — под одежду. Увлекается косметикой, ходит на тусовки и в жизни книгу в руки не брала. Кто же мог знать, что такая особа питает страсть к холодному оружию и взрывоопасным предметам.

Солнечные зайчики плясали по стенам комнаты Марши. Сама девушка одолжила у уборщицы швабру, потому как Томас, её сосед, разбил окно, а убираться за ним пришлось Марше. Когда мы только к ней пришли, она была красная от злости и топала ногой так, что пол дрожал. Лукас, наш общий друг и, опять же, сосед Марши, смылся сразу после происшествия.
— Раньше,  — Марша отвлеклась от уборки и ткнула идеально ровным пальцем на верхний правый угол окна, — тут висело осиное гнездо. Лукас очень визжал, когда увидел его.
Мы все посмеялись, а потом принялись помогать подруге.
— Вы уже слышали о жутком похолодании? Погода опять ведёт себя, как сумасшедшая. Будто её цель — уничтожить все население Земли. —Марша затараторила очень быстро, описывая в красках свои опасения насчёт данного феномена.
О, если бы она знала, почему это происходит. Что-то неприятное связалось тугим узлом в моём животе. Мы же можем это остановить.
— А помнишь недавнюю пыльную бурю? Я до сих пор иногда кашляю песком.  — положа руку на сердце поделилась Кирстен.
— Я не помню, когда это было? — и в самом деле, не могла же я такое пропустить.
— Ты тогда в больнице лежала. Мы с Натом могли присоединиться к тебе, вообще-то.
— Есть пострадавшие?
— Около двадцать-тридцати человек. У одиннадцати из них серьёзные травмы дыхательных путей. Учитывая население нашей базы, это большие проблемы.
— И никто мне об этом ничего не сказал? — мне стало обидно.
— А тебя бы это удивило?
Удивило бы это меня? Не особо. Но и признаваться в этом не хотелось.
— До конца «отбывания» остаётся два месяца. Что будет потом? — Натан задал неожиданный вопрос и все задумались.
— Ты уйдёшь в армию. А мы будем хозяйничать. Вот так. — выдвинула гипотезу Марша.
— Телевизоров больше нет, значит и сериалов тоже. Мы не сможем быть домохозяйками без них.
— Эта военная подготовка лучше, чем скитание по мёртвым землям. Тут ты хотя бы немного, но в безопасности. — Кирстен была в этом уверена.
— Я хочу скорее увидеть Сильвера. Мы не виделись полгода. Жив ли он вообще? — я невольно вздрогнула.
Все принялись меня успокаивать, но слова друзей не сильны облегчили мою ношу.
— Отсюда можно сбежать, — вдруг посерьёзнела Кирстен, — серьёзно. Слушайте, дети мои. — Кирстен расселась на кровати Марши, а мы пристроились на полу, внимая её истории.
— Ходят слухи, что у нас есть перебежчик. Клан Миллс не очень дружелюбен с людьми Мэдлин Джин. У них есть личные тёрки, но им нкжно втягивать людей в их вечные разборки. Дуры набитые, как по-моему, — Кирстен оглянулась проверить, что за ней точно не  подслушивают,  — так вот. Того перебежчика зовут Энтони Гаррет, но все называют его Дерзким Тони. Он часто ссорился с полковниками и прочими высшими чинами, за что он получал безумно много наказаний. Во время одного из них он поджёг амбар со старым хламом. Тогда он крикнул: « Во славу Мэдлин Джин!», и бросил зажжённую спичку. Но, знаете, я с ним согласна. Джин не нужны мы. Ей нужно что-то, что она думает находится у Миллс. Вот, что я думаю.
— А ты права, — Марша встала и, раздумывая, стала ходить туда-сюда по комнате, — и ей это на руку. Миллс ничего не подозревает. Абсолютная блондинка.
— Ты как всегда говоришь умные вещи, Кирс. — Натан пытался сделать комплимент, но получилось глупо, — Вау.
— Умерь свою любвеобильность. А спектр эмоций немного расширь,  — Кирстен ловко откинула волосы назад, сделав это так элегантно, что повторить такое было нереально, — я, конечно, польщина тем, что ты восхищаешься моему точному уму и блистательному юмору, но, ты разговариваешь, как отсталый шестиклассник-аутист, — Кирстен нагнулась и чмокнула его в щеку, — не благодари.
— Вы такие странные. — Марша покрутила пальцем у виска. Потом откинулась назад и легла спиной на холодный пол, разведя руки, — люблю спать на полу, не удивляйтесь. Кровать слишком мягкая, а вот пол — самое то.
— Кто тут ещё странный. — хмыкнул Нат.
Томас и другой сосед Марши по комнате ушли в поход. Лукас остался, потому что он был слишком ленив для этого.
Марша разрешила мне залезть на кровать Гаста, её соседа. Судя по его кровати, он был жутким неряхой.
Я сидела, свесив ноги вниз, иногда кивая, когда подруги что-то спрашивали. Натан очень устал, поэтому вырубился на кровати Марши. Будет его не стали. Марша всё равно любила спать на полу.
Марша была заядлым игроком в карты, поэтому нам было чем заняться. Точнее, я-то в карты играть не умела, а вот Кирстен мастерски уделывала всех в «пасьянс» и «дурака». Они играли второй час, при это иногда ругаясь друг на друга. Я всё это время смотрела на них. Засыпать на кровати Гаста не хотелось, поэтому я пересчитывала доски паркета на полу. Ну а что? Вполне себе занятие.
Когда Кирстен и Марша доигрывали очередную партию, в коей лидировала Кирстен, дверь распахнулась и в неё вбежал чернокожий парень, по возрасту немного старше меня. Он сильно запыхался, поэтому на то, чтобы отдышаться, ему потребовалось не меньше двух минут. Наконец, он заговорил. Лицо его стало мрачнее тучи. Он скорбно опустил голову.
— Томаса больше нет.
Марша охнула. У Кирстен выпали карты. Я чуть не свалилась с кровати. Натан только сильнее захрапел.
— Если это очередная идиотская шутка, Гаст… —  Марша чуть не накинулась на него с кулаками, но в последний момент остановилась.
— В походе. Мы собирали ягоды на болоте. Оно было безопасным. Но пошёл сильный ливень, и…— Гаст повернулся к нам боком, демонстрируя грязную штанину, — болото стало очень топким, я удержался, лишь слегка испачкался, а Томас не смог. Я пытался его вытащить, но он уже не дышал. Наверное, грязь попала в дыхательные пути или типо того…
Марша вихрем пронеслась по комнате и за её пределами. Из коридора послышался крик.
— ОН НЕ МОГ УМЕРЕТЬ.
Мы, не медля ни секунды, выбежали за ней.
Она сидела на коленях, обращая глаз к потолку, хватая себя за волосы.
— ПОЧЕМУ ИМЕННО ТОМАС?
Она заливалась слезами. Задыхалась от них. На каждое наша слово, она истошно кричала, просила всех убираться и оставить её одну.
Ещё недавно она орала из-за того, что он разбил окно. А теперь она рыдает из-за того, что его больше нет.
Мне было страшно на это смотреть. Если бы я узнала такую же новость о Силе? Было бы мне лучше? Определённо нет.

В корпусе царила безмолвная тишина. В тот день никто не веселился. Не было слышно восторженных криков, ни-че-го. Все ходили в трауре, понурив головы. Марша не выходила из комнаты. Кирстен знала её лучше меня, поэтому осталась с ней. Они не очень любили друг друга, но у них был собственный клуб взаимподдержки. Нат тоже хранил молчание. Если он не мог связно говорить, то не представляю, что было с Маршей.
Я должна была встретиться с Яном, но не могла. Я винила себя за то, что недостаточно выражаю свои эмоции по поводу Томаса. Мои друзья места себе не находили, а я… Может, до меня просто никак не могло это дойти. Я помню Томаса таким живым и весёлым, полным амбиций. Он не заслужил такую низкую смерть. Захлебнуться в грязи. Похоже на сюжет плохого трэш-триллера. Но это не был фильм. Это был Томас, до этого времени живой и сильный, каким я его и буду помнить всегда.
Я сидела под дверью у Марши, чтобы хоть как-то поддержать её. Хлопнула дверь. На пороге показалась Марша, вытирающая слёзы носовым платком.
 — Похороны завтра. Просто будь там, — ей было действительно трудно, но она завершила фразу, — Прошу.
Одним моим кивком дело не обошлось, и Марша кинулась в мои объятья. Она посапывала мне в куртку, вытираясь ею. Мне было не жалко.
— Он заслуживал достойную смерть, —  мой голос был холоден, а ладони вспотели, обнимая Маршу за лопатки.
— Как бы я хотела, чтобы тот, кто был виной этому, заплатил. Я знаю, что болота и прочее нельзя контролировать, но, возможно, это было подстроено. Кто-то же должен стоять за всем этим.
— Мне не менее жаль, чем тебе. Он был нашим другом, и твоим братом, Марша. Просто помни, что мы рядом. — я похлопала её по плечу и она всхлипнула.
—  Что лучше: умереть от аневризма или изваляться, хм, в фекалиях и задохнуться? — неожиданно скандально спросила Марша.
— Ни одна смерть не может быть лучше другой, потому что они все приводят к одному и тому же. Исход один, Марша. И этого не изменить.

На скорую руку написав записку, я положила её на свою тумбу, в которой хранилась книга. Скорее, это было извинительное письмо, нежели простое послание. Я знала, что Ян придёт в мою комнату, если не найдёт меня. Но я не могла бросить Маршу. Она стала менее разговорчивая, закрылась в себе. Оно и понятно.
Остаток вечера вся наша компания сидела в тишине при свете свечи, которая пахла дешёвым апельсином. Скоро запах выветрился и перестал раздражать. Мы молчали.
Аффонсо разогнал нас через час, после наступления комендантского часа. Он дал нам посидеть побольше, потому что у нас была весомая причина. Я сомневалась, сможет ли Марша сегодня вообще спать.
Как я и ожидала — записка пропала. Я мысленно надеялась, что Ян всё же её получил и не стал осуждать меня за то, что я не пришла.
Мы не обмолвились и словом после ухода от Марши. Просто рухнули спать, как убитые. Лишь только голова Ната коснулась подушки — послышался храп. Кирстен покачала головой. Эва уже спала — она всегда засыпала раньше нас.
Я прилегла, укуталась в одеяло, хоть мне и было жарко. Но с подушкой было что-то не так. Впотьмах я оглянулась, чуть не стукнулась головой об деревянную балку от кровати, подняла подушку и принялась её взбивать. Пока не почувствовала небольшой кусок бумаги в руке. Я попыталась увидеть, что там было написано, но это было бесполезно. Фонарик помог мне с этим делом.

«А ты довольна умна, что смекнула перевернуть подушку.

После похорон, рядом с камнем в центре кладбища.

Я буду в чёрном.»

Записка была похожа на ту, что передают между собой мошенники или люди, скрывающиеся от кого-то. «Я буду в чёрном» — конечно же я распознаю его среди десятков, может даже сотен других людей.

На следующее утро пошёл дождь. Довольно знатный. Я вышла с утра пораньше, чтобы подышать свежим воздухом. Оставалось три часа до похорон. На крыльце корпуса меня встретил Аффонсо.
— Вроде и не осень, а хандра всё накатывает и накатывает.
— Неудивительно.
— Как там Марша?
Аффонсо разговаривал со мной, смотря в пустынную даль. Трава давно перестала расти, её заменила холодная красно-бурая почва. Выглядело не очень привлекательно.
— Она почти не разговаривала с нами. Как бы она не впала в депрессию. — высказала свои опасения я и решила уподобиться Аффонсо — стала смотреть вдаль.
— Никто не застрахован. Никто, Каннингем, — он развернул своё лицо ко мне, на нём была видна скопившаяся за многие дни, быть может недели, усталость, — этого люди и боятся. Нет никакой гарантии, что мы с тобой сейчас не умрём.
— Вы правы, полковник.
—  Ох, я же просил не называть меня так.
Мы кивнули друг другу, я удалилась. Вернувшись в комнату, я, прежде всего стараясь не разбудить моих друзей-сожителей, села на кровать, но та предательски заскрипела и Эва тут же проснулась, уставившись на меня своими кошачьими глазами.
Вскоре, мы уже все стояли и смотрели, как тело Томаса закапывают под землю. Только сейчас до меня дошёл ужас происходящего. Я оцепенела. Повезло, что я отделалась шоком, а не, например, падением в обморок — это было бы не к месту.
Дальше всё было как в тумане. Марша чуть не лежала у могилы брата — настолько ей было плохо. Теперь ей придётся жить одной, а поддержку искать в своих друзьях. Это трудно, но она научится. Я же научилась.
После всего этого процесса Марша подошла ко мне и отвела меня в уголок, чтобы другие не слышали наш разговор.
— Меня теперь переселяют в другой корпус. Уже завтра. — абсолютно без эмоционально сказала девушка.
— Что?
— Мы с Лукасом не можем жить одни в комнате. Запрещено. Меня переселяют к двум мужчинам и одной девушке, лет на десять старше нас.
— Это не радует.
— Знаю, — где-то с минуту мы простояли в ожидании того, что кто-то из нас скажет хоть что-нибудь, наконец, Марша печально выдохнула, — мне сейчас очень требуется ваша помощь. Иначе я свихнусь. Можете приходить ко мне хотя бы через день? — опережая мой вопрос она добивала, — Мои новые соседи: шизофреник, мужчина сорока-пятидесяти лет, который коллекционирует пластиковые ножи, и ужасно манерная стерва. Вот уж не думаю, что мы поладим.
— Без проблем, Марша. Мы всегда рядом, — я  заверила её и похлопала по плечу. Она печально улыбнулась.
— Спасибо.

— Вколи ей быстродействующую Дионию*, но не спутай её с медленной, могут быть побочные эффекты. —  быстро выпалил кто-то.
— Я не подавалась в медсестры. — недовольно пробурчали.
— Аманда, прекрати ворчать сейчас же! — первый говорящий разозлился и топнул ногой.
Второй издал недовольное шипение, или что-то похожее.
— И где же я его возьму?
— На полке из секции BB. — констатировал первый говорящий.
— Тут много всякого добра.
— Господи Боже, Аманда Мур, Дионию, пожалуйста. — первый говорящий явно был недоволен.
— С моим минус два с половиной я не очень-то и различаю предметы без очков, —проворчал второй говорящий, — не каждому повезло иметь ястребиный глаз, — он(а) сказала это с явным подтекстом упрёка.
— Тогда держи её руку.
Первый говорящий отошёл, и чьи-то холодные пальцы сомкнулись на моём запястье. Сомкнулись явно недружелюбно. Внезапно для меня некое тепло растеклось по руке. Я вздрогнула.
Спустя минуту выходящий вернулся в комнату. Скорее, по голосу это были женщины. И как до меня раньше не дошло.
— Она вздрогнула, миссис Кук.
Мне вдруг стало стыдно, будто меня поймали на краже или на чём-то другом постыдном. Глаза я тщательно старалась не открывать, дабы не выдать себя.
— Она делает успехи.
В нос ударил запах спирта; кто-то протёр мне руку влажной ваткой. Я знала, что сейчас будет. Было болезненнее, чем я ожидала. Холодная игла впилась мне в кожу, едва не затронув вены. Но ни один мускул на моём лице не дрогнул. Хоть мне хотелось и плакать. Рука женщины успокаивала меня, стараясь смягчить боль.
— Вот и всё. Аманда, убери руку от Энн, а то ты ей так температуру до сорока поднимешь.
— Не смею ослушиваться, полагаю?
— Уйди в комнату с кондиционерами и дерзи там. От тебя тут стало слишком горячо.
Женщина убрала свою ладонь от моего запястья. Жар, накативший от неё, прошёл. Я вздохнула глубже, ловя ртом воздух. Делать вид, что я сплю было бесполезно. Но другая женщина не заметила этого.
— Стой, Аманда! — прокричала та, — запиши последние сводки о катастрофах и передай мне, будь добра.

*Диония—вымышленное лекарство от тяжёлых галлюцинаций и амнезии, сделанное из лимонных семечек, ядовитых листьев мандрагоры, которую Посвящённые применяют везде, и морской воды из недр океана.
—  И ещё чего?  — хмыкнула вторая женщина.
—  Капучино с корицей и молочной пенкой. — ехидно засмеялась первая. Аманда, судя по всему так её звали, громко вздохнула и хлопнула дверью.

— Мисс Виктория Бродбек с Балканских островов…
— И кто это? — перебила вторая женщина Аманду.
— Глава греческого штаба, — продолжила Аманда. Голоса этих женщин были знакомы, но я никак не могла вспомнить, кто они, — не перебивайте, пожалуйста, миссис Кук. Так вот, она сказала, что стихия в Коринфском заливе обезумела, затопило весь Пелопоннес.
Вторая женщина ахнула.
— Они планируют скрыться на другом острове, но пока неизвестно на каком. Мисс Бродбек так же говорит, что чувствует сильную энергию ветра, она подозревает шторм в скорейшем времени. Хотя, она довольно странная женщина. До этого баловалась хиромантией и таро. Мне никогда не нравились «дети Воздуха». — усмехнулась Аманда.
— Все люди… погибли?
— Мне жаль, Мэвис. Перейдём к следующим событиям, — женщина замолчала, — Мэвис, не надо, такова наша жизнь, не хватайтесь за сердце, прошу. Итак, далее, Теренс Хоу, из Австрии, и его штаб готовы присоединится к нам как можно скорее. Нужно будет лишь оповестить его о начале наших действий.
Точно! Мэвис, Мэвис Кук! Я в штабе Посвящённых. Наконец-то. Но как же поживают Рикки, Гёрт и остальные?
— Теренс хороший человек. Сколько Посвящённых у него есть? — Задумалась Мэвис.
— Около десятка. Австрия лидирует по количеству Посвящённых.
— Значит, по всему миру нас не больше пятидесяти? Что говорят русские?
— У русских всё, в целом, хорошо. Их тревожит только засуха и смерть скота, но семь человек Евгении Оливки знают своё дело.
— Ох, эта женщина гениальна. Ещё никому из нас не удавалось владеть снегом, — восхищалась Мэвис, — Аманда, передай Джеймсу, что нам нужно посетить Россию. Он поможет с урожаем, не подведёт.
В ответ на её слова Аманда, должно быть, поёжилась. Она была теплолюбивой, а более того, как я поняла, она сама создавала тепло.
По уставшему лицу Мэвис было видно, что она довольно этим по горло. Будь она в нормальном мире, давно бы сидела на пенсии, завела бы котёнка бобтейла, который игрался бы с её пряжей. Но это был не тот мир, о котором она мечтала и который заслуживала, поэтому и старость её проходила совершенно иначе, нежели она себе представляла.
— Как скоро она проснётся? Долго мы будем ждать? — Аманда нетерпеливо ёрзала на стуле.
— Это лекарство высшего качества. Уже через несколько часов она будет в норме. Дождись Джеймса и сможешь уйти.
— О’кей.
— Запомни этот момент. Сейчас перед тобой лежит сам Искатель, хоть и в сонном состоянии, но Искатель. И ты представить себе не можешь, сколько силы внутри неё. Но прежде всего, она обычная девушка, не стоит забывать об этом.
Слушая то, как Мэвис отзывается обо мне, стало не по себе. Хотелось сказать: «Я здесь, вот она я!», но я не до конца осознавала, что происходит, поэтому едва ли смогла бы сказать хоть одно внятное слово.

Лекарство подействовало, и вот, спустя несколько часов я сидела в зале Посвящённых, премило болтая с Амандой, которая по отзывам Джулии была той ещё стервой, казалась мне не такой уж плохой.
— Жду не дождусь, когда Джеймс и Мэвис вернутся! — не скрывая восторга, который она никак не отражала на своём лице, воскликнула Аманда.
— Мне слишком неловко, — я сжала губы и отвела взгляд, — думаю, если бы я смогла задать пару вопросов, было бы проще поддерживать разговор, так?
— Только не слишком личное, — поставила условие Аманда.
— Разумеется, — я сделала паузу и немного поразмыслила, — вы не обжигаетесь?
— Извини? — Аманда уставилась на меня, ожидая более разумного вопроса.
— Что вы чувствуете, когда в ваших жилах реально бурлит кровь?
— Я обжигалась не один раз, мисс Лестер. Чаще всего от отношения людей ко мне. За то, что я просто другая.
— Не думала, что на такой вопрос можно ответить так философски.
— На любой вопрос можно так ответить, если имеешь хоть каплю ума и опыта.
Меня поражали ответы Аманды, но от этого наш диалог не стал интереснее.
— Я жду ответа на один вопрос уже давно.
— Да?
— Мисс Мур, умоляю, скажите, со мной не будет то же, что и с вами?
Аманда впала в ступор.
— Что ты имеешь ввиду?
— Ваши способности заставляют вас прятаться от других. Следить за жизнью людей. А когда они умирают, вы вините во всем себя, и когда мне говорят, что я должна найти то, о чем понятия не имею, иначе погибнут все, в том числе и наши дома, высушатся все реки и озера, горы сравняются с землёй и все человеческие и природные творения будут уничтожены, а я буду винить в этом себя, до конца своей жизни.
— То есть…?
— Я не хочу жить виной, мисс Мур, я не хочу жить, находясь в вечном страхе и ожидании апокалипсиса. Поверьте, я готова искать всё, что нужно. Лишь дайте мне материал, сведения, и я не подведу. Я обещаю, мисс Мур.
— Что ж… Одна я не могу решать такое. Нужно советоваться… — Аманда нахмурилась, но прониклась моим ответом.
— Мэвис будет не против, я знаю.
— Нужно дать понять другим штабам, что ты готова. И тогда они помогут нам.
— Но медлить нельзя…
— Нельзя, мисс Лестер, нельзя. Но я могу сказать вам одно уже точно. Один элемент у вас уже есть.
— Что?! — на меня снизошло облегчение и шок одновременно.
— Я чувствую. Огонь внутри вас… Я предана Марлис, Хранительнице Огня. Мои инстинкты не могут лгать. Уж такова моя способность.
— И каковы же доказательства вашей теории?
— Это не теория, мисс Лестер. Это факт. Когда я приближаюсь к вам… Моя сила увеличивается. Я становлюсь сильнее. А это один из признаков элемента внутри вас.
— Но как я его получила? — в моей голове все пошло кувырком, а моя челюсть отвисла уже, наверное, до пола.
— Огонь ранит, но закаляет. Он делает из песка — стекло. Так же и с вами. Вы перешагнули трудную эмоциональную ступень. Оттого внутри у вас загорелся огонёк. Тот самый, что мы искали.
— Поверить не могу… Просто не складывается… —   всё казалось таким безумным, что я сама чуть не спятила, —  Огонь в моём… сердце?
— Нет, Энн, ты сама сердце стихии.


32 глава.

«Совет полковников» — думаю вы уже поняли, что это главный совет на нашей базе — распорядился брать всех приспособленных к «недо-армии» людей. Вообще всех. Нам следовало ожидать пополнения в наших рядах.
Они создали тучу законов, которые никто не читал. Я вообще не понимала, почему люди слушаются их и как они сюда попали. У нас Силем не было выбора, тут хотя бы был хоть какой-то кров. Но другие же могут запросто уйти. Тогда зачем? Стадное чувство? Наверное.
Боюсь, вопрос под названием «Зачем люди делают вещи, неподчиняющиеся логике?» останется риторическим навсегда.
Я задала такой вопрос Эве. Она ответила,
— Просто потому, что они люди. И нет тут никаких объяснений.
Но Эва была человеком, который сам сделал вещь, неподчиняющуюся объяснениям. Так что, я могла ожидать только такого ответа. И никакого другого.
Папа и Сильвер ответили бы, что люди—это высокие муравьи, наделённые интеллектом. Когда они не понимают, что происходит, то собираются в группы. И неосознанно, но слушаются лидера. Старая Джулия сказала бы, что никогда не станет ещё одной овцой в стаде. Но я не оправдала своих детских надежд. Я стала ею. Прости, старушка Джул.
Отложим же весь военный патриархат и перейдём к самому важному. Чего я ждала с нетерпением и бабочками в животе, чего я так же до трясучки боялась.
Встреча с Яном и другими членами штаба.
Когда похоронная процессия закончилась, я стала ждать. Незаметно для глаз других, я проскочила за широкую иву, которая свисала свои унылые ветви прямо на могилы людей.
Камень стоял в метрах ста от меня. Я оглянулась на него и увидела человечка, махавшего мне рукой. Маскировка на высоте, Ян. Он слился с камнем в один цвет, но, согласитесь, увидев каменную фигуру человека на фоне криво посаженных деревьев, заметили бы вы его? Вот и я о том же.
Я подошла к нему, когда уже все ушли. Встречи на кладбище, как романтично.
Он кивнул головой, не успела я даже сказать «привет», дёрнул меня за руку и в животе у меня закрутило. Потом показалось, что на мою голову давят гидравлическим прессом — уж так сильно её сжимало от давления. Да, давненько я не испытывала на себе эти прекрасные, непередаваемые ощущения.
 — Сейчас будет немного больно. — Ян сказал это таким преспокойным тоном, будто всё абсолютно нормально, а еда, которую я недавно съела, не пытается вырваться наружу.
Он сжал мою руку крепче. На ощупь, его кожа была действительно каменной. Совсем как броня.
И тут меня резко толкнул воздух. Да-да, воздух. Ударил по брюшной стенке, словно боксер. Яну было всё равно, его теперешняя кожа была едва ли убиваемой. А вот мне казалось, что мои органы отбили и они отказали раз и навсегда.
После этого пинка мы оказались совсем в другом месте. Оно напоминало кладовую.
— Тебе нужно чаще бывать тут. Иначе ты совсем помрёшь.
— Спасибо за честность.
— Говорю, как есть. —  Ян воспринял мой ответ в качестве оскорбления, отвернулся от меня и стал открывать дверь кладовки. С потолка свисала одна-единственная лампочка, которая освещала комнату.
Ян открыл дверь и мы выбрались наружу. Коридор. Белый, зеркальный. Каким я его и помнила.
— Это лишь один из множества коридоров. Точно таких же,  — опережая мой вопрос, сказал Ян, —  не привыкнув  к ним, можно почувствовать себя в психушке.
— Хуже уже не будет, да? — понадеялась я, держа руку у живота, скриви кислую мину.
— За чудеса приходится расплачиваться. — невозмутимо ответил он и пошёл дальше, не став ждать меня.
Я решила его нагнать, поэтому ускорила шаг. Со стороны я выглядела, как калека, хромой на обе ноги, у которого, в добавок ко всему, болит печень от алкоголизма.
— Физической болью?
— Увы.
— Хватит сливаться с камнем, не от кого прятаться.
Ян, послушав мой совет, обратился сам в себя.
 — Когда ты был камнем, то не был так смазлив. — сдержав смех, сказала я.
— Какой есть.
Я поклялась сама себе объяснить ему на досуге, что такое сарказм.
— Честно говоря,  — завёл речь Мюррей, — ты озаботила меня своим вопросом. — он остановился, ожидая меня. Коридор всё никак не собирался заканчиваться.
Особой разницы в росте у нас с Яном не было. Он был выше меня максимум на пять сантиметров. Даже Энн была выше него.
— По поводу?
— На тебя так сильно подействовало давление. Я поражён. Как я говорил уже в прошлый раз, ты не застала «коридор воспоминаний»?
— Я застала лишь знатный пинок по туловищу.
— Опять язвишь.
— Какая есть. — я по-идиотски подмигнула и рассмеялась. Ян закатил глаза.
— Ну, слушай. Я думаю, в твоём теле происходят некие процессы, которые источают мощную энергию, которая, вследствие этого, конфликтует с энергией появись-штаба. Как два магнита. Вот.
— Сколько бы я не шутила, но отрицать, что ты не глуп — бесполезно.
— Физика — моя страсть. Этого не отнять, — Мюррей прокашлялся, — как и твой идиотский юмор.
— Ты просто его не понимаешь, — я остановилась и открыла рот, сделав непонимающее лицо, будто я что-то вспомнила, — в прошлый раз, ну, когда я была тут, помню, как моя одежда поменялась.
— Мне просто не понравились твои мужицкие штаны, — вздохнул Ян, — имею же я право нарядить тебя в более хороший костюм?
— Из-за того, что ты хамелеон, ты можешь и одежду менять? И причёски? — я оторопела.
— Подумаешь. Хоть когда-то я могу использовать свою способность ради забавы. — из уст друга это было похоже на: «Обычное дело, лишь по своему желанию менять других людей.»
— И ты даже сейчас можешь меня, кхм, преобразить?
— Не хочу. Мне и так нравится, как ты выглядишь. — он и глазом не повёл, поэтому я не знала, расценивать это как комплимент или нет.
Я немного покраснела.
— И как твоя способность поможет Энн найти элементы? — я быстро перевела тему, не заостряя внимание на моей внешности.
— Я универсален. Опережая твоя вопрос, который ты хочешь спросить — есть люди, которые вовлечены во всю эту суматоху, но не имеет сил, как, Земля ей будет пухом, Мерси, — его голос сразу стал скорбнее, слегка надломился, — есть обычные, как Мэвис и остальные, не думаю, что стоит объяснять. А есть такие, как я. Обычные Посвящённые преклоняются перед одним Хранителем, их сила дана в честь того, кто её им дал. А вот моя, так скажем, унисекс. Я могу быть кем угодно, поэтому универсален. Но это далеко не все. Мне подобных мало, но есть те, которых практически не сыщешь…
— Не томи, кто же?! — я сгорала о любопытства.
— Ходит слух…
— ?!
— Что есть те, кто особенно приближены к Хранителям. Они знают стихии лучше всех, и их силы ГОРАЗДО сильнее, чем у простых Посвящённых.
— Это… Вау… — пытаясь отойти от шока, я, на пару секунд, утихла. — Вас… Нас… Четыре типа? Как типы личности?
— Что-то вроде того.
Я напрягла свои извилины, вспоминая курс биологии за восьмой класс.
— Мерси и остальные лишённые сил —  меланхолики.
— Да, депрессивней их характера не найти.
— Тогда, ты — флегматик.
— Вот и нет. Не под каждого человека подходят эти ваши «типы личности». Не занудствуй. — Ян скорчил недовольную мину, как маленький ребёнок.
— И кто мне это говорит? Ладно, провалилась я тут. Ты прав.
— Приятно быть правым.
Он улыбнулся, как Чеширский кот, во все 32 зуба, но с насмешкой.
— Ты говоришь, что у всех силы связаны с природой? — мой мозг был перегружен информацией и впечатлениями, очень хотелось спать.
— Иначе никак.
— Люди могли бы вернуться к нормальной жизни, будь вы чуточку быстрее. — Я не хотела, чтобы это звучало, как замечание, но так и вышло.
— Они вернутся. Когда мы исправим то, что наслала Алисия. — Ян пытался убедить меня в этом, но, кажется, ему самому не верилось.
— Между тем, ты так серьёзно разговариваешь. Сколько тебе лет?
— Двадцать. А может и больше. Не знаю точно.
— Как можно не знать свой возраст?
— Нет времени на празднования, так уж вышло, — скептически ответил Ян, — а серьёзный я потому, что учился на историка. Так и выучился чувствовать себя на двадцать лет старше.
Это был какой-то странный парадокс. Человек, помнящий все исторические даты и сведения, забыл свой возраст.
— Я много кем планировала стать. Папа проложил мне дорогу на большой экран — он был оператором, иногда звукорежиссёром.
— И ты хотела светиться на публике? — искренне удивился собеседник.
— Нет. Я думала стать парикмахером.
— По твоим волосом и видно, какой из тебя парикмахер.
Мюррей сделал невинный вид, а я прожигала его невидимыми лазерами из глаз. Было бы кстати, если я бы обладала именно этой способностью.
— У меня нормальные волосы. Корни отрасли, но они в прекрасном состоянии! — я завела целую лекцию о уходе за секущимися волосами.
— Угу. — Ян отмахнулся простым «угу». Ловко.
Тем временем, за нашей перепалкой, мы добрались до широких раздвижных дверей. Таких же, как и все остальное, белых, но с серебристым отливом по бокам.
Я мысленно радовалась, потому что от дичайшего осветления в коридоре у меня уже текли слёзы.
— Опять приготовиться к ударам? — на одном дыхании выпалила я.
— Вовсе нет. Появись-штаб не такой уж и большой. Сейчас мы выйдем на разветвлённый коридор. Там будут проходы к спальням, кладовой миссис Кук и кухне. А мы идём в гостиную.
— Ничего себе. Совсем как…
— Большое общежитие, в которым ты не наблюдаешь часов. Да.
— Ян, а вы тренируетесь?
Мюррей посмотрел на меня, как на последнюю идиотку, мол, а может быть как-то по-другому? Поэтому проигнорировал мой вопрос, а потом и странно пялился на меня последующее время.
На входе в гостиную, которая, стоит отметить, была в 5 раз больше обычной. Вообще, это был Зал совещаний, но все его звали по-домашнему — Гостиная.
Как только мы с Яном вошли, мимо нас пронеслась Мэвис с банкой сомнительной наружности.
— Аманда, зачем ты взяла сороконожек!? Нам же нужен бразильский паук?! — прикрикивая, пронеслась Мэвис.
Ян шепнул мне на ухо:
— Они вечно ссорятся из-за этого. Раньше главой штаба была Аманда, но теперь — Мэвис.
— Поэтому в прошлый раз все так испугались прихода Аманды?
— Да.
Наш разговор прервал грохот от разбитого стекла и ругань.
— ЯН, ИДИ СЮДА, СКОРЕЕ!  — Как можно громче проорала Мэвис.
Ян пулей рванул к миссис Кук. Я последовала за ним.
В  коридоре, напротив входа в спальни, стояли Мэвис и Аманда.
— Теперь у нас одиноко валяется труп бразильского паука на полу. — печально взглянув на чёрное нечто, валявшееся на полу, среди осколков банки, вздохнула Мэвис.
— Но ей нужны сороконожки, Мэвис! — упрямствовала Аманда.
Они походили на детей, один из которых забрал лопатку и не собирается ею делиться.
— Ян, рассуди наш спор! — неожиданно выдала Мэвис.
— Да, Мюррей, давай! — подхватила её подруга.
— Как скажете. Этот,  — Ян голыми руками поднял дохлого паука,  — уже никуда не годится, —  тут Аманда просияла, вкушая запах победы, —  но и сороконожки,  — Ян хмуро посмотрел на Аманду —  та сщурила глаза и насторожилась, — уже давно устарели, как компонент одних из ваших лекарств. Советую взять сушёный бивень носорога. Это вещь.
Аманда и Мэвис переглянулись — не дурит ли их Ян. Окинув нас недоверчивыми взглядами, они удалились.
— Меня не заметили? — спросила я
— Они часто так, не переживай. Потом с тебя не слезут.
Спасибо, успокоил, подумала я.
— А что ты говорил насчёт моей причёски? —  я ткнула Яна в бок локтём, по-дружески, конечно же.
— Я бы, на твоём месте, сделал чёлку.
— Фу! — я расхохоталась и мы пошли в Зал Совещаний. Снова.

***

Вигонь похожа на ламу, но и на альпаку. Я подозреваю их всех в родстве. Хм. Кто вообще предложил назвать животное вигонью?
Если бы я была пастухом, то дудела бы в тростниковую дудочку постоянно. Днями напролёт. Ах, как же я хочу быть пастухом!
Так, стоп.
Я неожиданно проснулась. Почему я вообще рассуждала о альпаках?
Давно мне такие странные мысли в голову не приходили. Но я давно и не спала таким здоровым сном.
Не было сомнений, что я находилась у людей, о которых говорила Джулия. Посвящённые? Да, именно у них.
Они казались неплохими, только кололи всякую дрянь, а так, наши с ними отношения сложились почти наилучшим образом.
Однако меня очень раздражал тот факт, что последнее время надо мной только проводят эксперименты, накачивают таблетками, а я сплю, как убитая.
— Джоди, ты тут? — но Джоди, моей медсестры из бункеры Фьёз-1 тут не было. От этого становилось грустнее. Я будто говорила с пустотой, а она отвечала мне. Ну, или я додумывала слова.
Комната, в которой я находилась, была стилизована под спальню, нежели под больничную палату. Бледно-голубые стены, сверкающие блеском полы, на котором не было ни одного ковра, а сама комната была довольно внушительного размера. Постель, выполненная в серо-белых тонах не создавала уюта, напротив, обстановка стала «холоднее». Мне хотелось поскорее выбраться оттуда. Кроме кровати, в комнате находился шкаф, который обычно используют под сервиз, — но тут он служил в качестве большой аптечки — и скамья, стоявшая при кровати. Я не сомневалась, что она была жёсткой, так как на вид она была из дерева, но выкрашенного и лакированного под стиль комнаты. И, конечно, не обошлось без небольшого столика. И с него весьма приятно пахло.
Запах исходил от чая, который стоял на серебряном подносе. Я не сдержалась, и взяла фарфоровую чашку, об которую же и обожгла пальцы.
Чай был нереально горячим, но дурманящим.
Сделав один глоток, мой организм негативно отреагировал на эту вкусность. По голове будто забили молотком, и мне уже нужен был не чай, а анальгин.
Я не заметила, как закричала. Моя голова готова была лопнуть. Я не плакала, но было кошмарно больно. В ту секунду я пообещала себе перестать пить чай, заранее не зная, из чего он приготовлен.
Уже спустя пару минут рядом со мной сидел мужчина, который назвался Джеймсом Гилбертом, и успокаивал меня. Он несколько раз пытался предложить мне носовой платок, но безуспешно.
— Чай из зверобоя очень плохо на тебя влияет. — Покачал головой мужчина.
— Я уже поняла, — последовало моё ворчанье, — но уже проходит.
— Зверобой не так силён, как многие другие травы. Тебе ещё повезло.
— Но зачем мне подсовывать именно его?
— Я не знаю. Слишком… странно. — Джеймс встал и стал ходить по комнате, — Мэвис запретила его.
— Тогда я вообще ничего не понимаю.
— Я тоже. Надо позвать Аманду, скорее всего, это она его тебе положила в чай.
— Она хотела меня угробить?
— Что-то тут не чисто. — Джеймс остановился у подоконника, оперся о него ладонями и запрыгнул. Мимо проплывали облака. Но скорее, это был мираж.
— Тут очень холодно. Чувствую себя, словно ощипанная курица в мороз.  —  Я поёжилась.
— Ну и сравнения, мисс Лестер. —   усмехнулся Гилберт.
— Прошу, перестаньте вы все называть меня по фамилии. Я Энн. Просто Энн, —  как можно более спокойным тоном ответила я.
— Как скажешь, Энн.
— Я поговорю с мисс Мур чуть позже, — Джеймс повернул голову в мою сторону и заинтересованно уставился на меня, мне, честно говоря, было не очень комфортно, потому что в данный момент на мне была пижама с розовыми зайками, и это было немножко нелепо, — ты уже видела главный зал?
— Боюсь представить, что там. Но мне уже промыли мозги всей этой вашей «тайной».
Джеймс тихо рассмеялся.
— И кем из Хранителей ты больше всего впечатлена?
— Своей матерью. И Алисией.
Джеймс явно не ожидал такого ответа.
— Неожиданное сочетание. Объяснишь?
— Моя мать пожертвовала жизнью ради меня. Когда мне трудно, я вспоминаю о ней и становится легче, — я выдохнула, — а Алисия, видимо, обладает такой мощью, что может сокрушить горы, взбунтовать океан и неслабо так колыхнуть Землю. Это ли не причина? —  я закончила и стала выжидающе смотреть ему в глаза.
— Я… немного в шоке. — Джеймс заметно стал серьёзнее.
— Все все время говорят обо мне, — плавно перевела тему я.
—  Неудивительно. Ты же Искатель. — Джеймс сказал это так просто, будто это обычное дело.
— А вы? Вы же, как мне сказали, управляете растениями! Вы всяко могущественнее меня.
— Что ты…  — Джеймс засмущался, — ты просто пока не поняла глобальность твоей миссии, Энн.
— В любом случае, я устала быть знаменитостью на допросе у папарацци. Поговорим о вас.
— А что обо мне?
— Расскажите о своей жизни до этого.
— Кхм, ну что ж…  — незамедлительно начал Гилберт, — я коренной американец, но мне всегда нравились француженки. И французское вино. И песни. В общем, ты поняла, я был помешан на Франции. Моя невеста… Тоже была француженкой. Ах, Андреа, ты была такой прекрасной. Вот, что я говорил ей на протяжении десяти лет. Пять она меня отшивала. Ещё пять мы встречались. Сначала было больно, но когда она меня заметила, то я стал другим человеком. То, что ты видишь сейчас  — результат влияния моей Андреа на меня. С первым её появлением в моей жизни я начал меняться: поменял причёску, похудел и немного подкачался, стал добрее, но загадочнее. И лишь с её смертью пришло то, чего мне не хватало всю жизнь  — мужество. — На миг мне показалось, что Джеймс вот-вот заплачет.
  — Это… так грустно. Извини, Джеймс. — Мне стало действительно стыдно за мой вопрос.
— Кто-то должен был знать. Этим кем-то оказалась ты.
— Ты хороший человек. — Я сглотнула и закрыла глаза. Его история поразила меня очень сильно, в самое сердце.
С минуту мы помолчали. Потом он заговорил.
— В её память я посадил цветок. Лилию. А потом она стала расти. И я смог говорить с ней. Это было безумно, но я верил, что её душа поселилась в цветке, — Джеймс запнулся, будто забыл что-то важное,  — она умерла четыре года назад. До этого.
— Так ты и стал Посвящённым.
— Да, я заметил, что могу сам выращивать растения и всё такое. И не только обычные, но и те, что ты доселе встречала лишь в сказках. Это было… фантастически!
— И тебя «унюхали»?
— Да. Тогда главой этого штаба была Кензи Мэнсон, — опережая мой вопрос он быстро добавил, — женщины чаще становятся главами. Их силы, порой, превышают мужские. Но не подумай, что Штабы-это пристанище феминизма и матриархата. Вовсе нет. Когда я пришёл к ним, превышающим большинством был мужской пол. Кроме Кензи была всего одна женщина, да и ту плохо помню. Насколько я знаю, её перевели в Европу. Это долгая история.
— И вы знали, когда это начнётся?!
— Да… Но ничего не могли поделать. Иначе стало б ещё хуже.
Я чуть не взревела от ярости. Четыре миллиарда людей. Мертвы.
А может и больше, учитывая то, с какой скоростью происходят бедствия.
— Вы вообще знаете, сколько погибло людей?! — Я так повысила тон, что мне самой стало страшно.
— Энн, если бы мы…  — Джеймс попытался говорить как можно мягче, дабы успокоить меня.
—  ТО ЧТО?! ЕСТЬ ВООБЩЕ КАКОЕ-ТО РАЗУМНОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ ТОМУ, ЧТО ВЫ ПОМОГЛИ УМЕРЕТЬ МИЛЛИАРДАМ ЛЮДЕЙ?!
— ЗНАЕШЬ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ БЫ, ЕСЛИ БЫ ДАЛИ ОТПОР АЛИСИИ? ЗНАЕШЬ, ЧТО?! — Джеймс заорал сильнее меня, — ТОГДА ВСЕ БЫЛИ БЫ МЕРТВЫ. ДАЖЕ МЫ. ДАЖЕ ТЫ. ДАЖЕ ХРАНИТЕЛИ, КАКИМИ БЫ МОГУЩЕСТВЕННЫМИ ОНИ НИ БЫЛИ.
Я остановилась и затаила дыхание, ожидая взбучки от Джеймса. Но её не последовало.
— Тебе предстоят трудные испытания. Поистине трудные. Но обещай мне, что не сбежишь.
Я задрожала и кивнула от страха.
— Поклянись, — настоял Джеймс.
— Клянусь.
Джеймс расправил плечи и молча вышел из комнаты. Стало не по себе. Не стоило заводить этот разговор, ох как не стоило.
Спустя пару минут за дверью послышались крики.
— Для чего нам сотейник? Тут всегда есть еда, зачем нам ещё её тогда и готовить? — сказал кто-то фыркая.
Дверь отворились, и передо мной появились две женщины. Одну я уже видела  — с ней мы лежали в поле тюльпанов, пока я была в «плену». Если быть точнее, то мы с ней тогда были в мираже.
А вторую я до этого не видела. Но я подозревала, что это была Мэвис.
— Не препирайся, Аманда! — Мэвис была красная от злости, — Лучше расскажи, зачем ты подсыпала Энн эту непонятную травосмесь? Иначе я из тебя весь дух вытрясу!
Мэвис была готова голыми руками разорвать Аманду. Она была поразительно похожа на дикую птицу  — уж так сильно сверкали её глаза.
— Я ничего не делала! Откуда я могла знать, что Зверобой плохо переваривается у Энн? — Всячески отговаривалась Аманда.
— Кхм.
Я кашлянула и все обернулись.
— Заруби себе на носу, — чётко выговаривая каждую букву, шёпотом выплюнула Мэвис, — ещё раз я уличу тебя в чём-то таком И ТЫ ВЫЛЕТИШЬ ОТСЮДА К ЧЕРТЯМ СОБАЧЬИМ!
Джеймс ахнул. Аманда стояла, словно каменная. Она не двигалась. Мэвис повернулась ко мне и мило улыбнулась.
— Милая моя, как ты? — легко и непринуждённо спросила она меня.
— Э… У меня, кажется, озноб, но это ничего, — я стала запинаться от нервов, — правда.
— Аманда, сбей ей температуру. Негоже девушке мёрзнуть. — Мэвис плавно махнула рукой и Аманда мигом ринулась ко мне, взяла меня за руку и Боже мой! Я могла умереть от такого перепада температур. Эта женщина слишком горяча. Что-то под ребрами, что Аманда назвала элементом Огня, завибрировало и чуть не выпрыгнуло из меня, проделав бы в моём теле огромную прожжённую дыру.
В детстве мистер Баркер говорил не играть с огнём. Но что делать, если огонь живёт внутри тебя?
Этот вариант он не учёл. Хотя я скучала по нему. Он единственный, кто остался из моих близких друзей. Ну и Джулия. Меня не покидало ощущение, что мы знакомы всю жизнь. А может и больше.
Вскоре в комнате, конкретнее, в спальне, осталась только я и Мэвис.
— Можно я уже выйду отсюда? Или вы тоже будете держать меня здесь, взаперти?
— Разумеется можно. Но сначала, —  Мэвис мельком глянула на мою пижаму, — тебе следует переодеться. Как считаешь?
Я не успела ответить, как женщина вышла из комнаты, и чуть погодя, принесла мне настолько серый комбинезон, что он был скорее пепельным. С нашивкой в виде Земли, вокруг которой кружили пять шарообразных элементов.
—Эмблема?
— Как видишь, — спокойно ответила Мэвис, — ещё есть девиз, но он глуп, поэтому я тебе даже читать его не буду.
— Ну… Хорошо. А на вас почему нет такого знака?
— Да их никто из нас не носит сейчас. Нет, конечно. Если в штабе достаточно много человек, то эмблема присутствует. А я тебе дала просто то, что подойдёт тебе по размеру. Не парься.
— И… Куда же я смогу пойти?
— Куда хочешь. Только не к Джеймсу в комнату, ради Бога!
— Почему же? — Насторожилась я.
— Он собирает авиамодели вертолётов и самолётов прошлого века. Но я тебе этого не говорила! — Рассмеялась Мэвис, — И он будет адски зол, если ты увидишь его «коллекцию».
Я неуклюже улыбнулась.
Мы вышли из комнаты, Мэвис сказала, что отныне я буду здесь жить. Но не всегда. Меня, честно говоря, не очень радовала эта перспектива, но лучше уж быть под контролем, чем в заложниках.
— Аманда ведёт себя очень странно, — отметила я, — у неё всегда так  меняется настроение?
— Раньше она вообще считала, что весь мир кружится вокруг неё. Ян шутит, что у неё много личностное расстройство, — ответила Мэвис,  — знаешь, иногда я жалею, что Кензи выперла того армянина, а не её.
— Выперла? В смысле?
— Ну, я не правильно сказала, извиняюсь. Знаешь, что такое ученик по обмену?
— Конечно.
— Нам нужно было сделать то же самое. Отправить человека в другой штаб. У мисс Мэнсон мозгов было, как у курицы. Так же она славилась своим расизмом по отношению к другим. Поэтому отправила Арсена, который как раз был армянином, в Восточный штаб.
— Надеюсь, ей за это влетело потом.
— Куда же без этого, — Мэвис буркнула себе под нос, а потом вдруг взбодрилась, — тебя нужно познакомить с Яном. А другого нашего Посвящённого ты уже прекрасно знаешь.
От волнения заколотилось сердце. Мэвис заметила это.
— Не переживай, Ян забавный. Несмотря на нашу разницу в возрасте, я люблю его колкий юмор. Он мне как сын.
— Рада за вас,  — получилось безразлично, но это было вовсе не так.
— В тему его шуток про Аманду  — однажды он назвал её «мерзлотной».
— Такое слово вообще существует? 
— Ну, она же может нагревать предметы и кипятить озера одним прикосновением. А тут он соединил антоним слова «тепло» — «мерзлота» с тем фактом, что она ведёт себя так мерзко по отношению к другим, что хочется вырвать ей язык, — тут Мэвис робко добавила, — ты ничего не слышала.
— Хм, но если она так себя ведёт, значит неспроста заварила мне чай с тем, отчего у меня чуть не взорвалась голова,  —  выдвинула теорию я.
— Тут я согласна.
За всеми этими разговорами о Аманде, мне ещё больше захотелось расспросить Мэвис и других о этом человеке. Уж больно она казалась мне подозрительной.
— А давно она здесь «служит»?
— Хм…  — Мэвис задумалась, — насколько я знаю, то лет двадцать, быть может. Всяко дольше меня.
— А кем вы были в другой жизни? 
Я могла спросить иначе, но женщина прекрасно меня поняла.
— Поварихой. — быстро произнесла Мэвис.
— Неожиданно. У вас знакомое лицо… Но я никак не могу вас вспомнить.
— Не утруждайся. Это я тогда пролила суп на твою майку. В том городке мисс Миллс.
— Припоминаю. Но, боюсь, понадобится время, чтобы после этих странных препаратов я вспомнила всё.
— Да, пожалуй… Тебе снова стоит расширять свой кругозор, это должно помочь. Мозг будет работать сильнее, а значит то, что ты забыла, всплывёт и в этом уже не будет никакой проблемы.
Мэвис говорила так легко, не задумываясь, я поражалась, какой у неё словарный запас и как просто она произносит такие мудрые речи.
— Только никогда, НИКОГДА не ешь перемолотые орехи вместе с соком Морганы. Смертельное сочетание.
— Вы так разбираетесь в этом.
— А ты что думала… Я не простой повар. У меня есть своё, особое чутье, — Мэвис на секунду отвлеклась, — но об этом позже. Сейчас нас ждут в Зале Совещаний. Идём.
И я, повинуясь, пошла за Мэвис.

В Зале Совещаний, на роскошных красных диванах сидели два человека. Одним из них была Джулия. Вживую. Надо ли ещё как-то описывать мои эмоции?
Джулия тихонько посапывала, а парень, блондин, сидевший рядом с ней, поставил локоть на ручку дивана, положив голову на руку, сквозь слипшиеся глаза смотрела на нас.
В воздухе витал запах цитрусового освежителя для туалета.
Парень среагировал на приход Мэвис спустя пару секунд — уж так сильно его клонило в сон. Он поклонился и жестом дал понять, что не нужно будить Джулию.
Я уже была счастлива просто от того, что тут меня не пытаются убить, а рядом спит любимая подруга.
— Ты та самая Энн? — шёпотом спросил блондин,  — Я Ян, если что.
— Предпочитаю быть просто Энн. Неловко, когда на тебя скидывают такую ответственность. — Коротко, но серьёзно ответила я.
— Рад долгожданной встрече. Только будьте в следующий раз тише, а то вы так громко ворвались, что я уж было подумал, что это ограбление, — Ян театрально схватился за сердце и склонил голову, потом встал, взял меня под ручку и отвёл в сторону, — каково это быть тобой?
— Честно?
— Честнее некуда.
— Хреново.
Ян говорил мягко и красиво, словно мёд лился из моих ушей, когда я слушала его речь. Я мысленно сравнила его с голосом Пола — сухим и юношеским, но не хрипящим.
Наш разговор прервало ворчанье Джулии, которое она произносила во сне. А потом пол под нашими ногами завибрировал.
Мэвис округлила глаза и побелела. На лице Яна заиграли жилки. Мэвис одними губами, беззвучно сказала отойти назад. Мы поняли.
Женщина медленно приблизилась к Джулии, дотронулась до её лба, и тут…
Джулия раскрыла глаза, и глубоко вздохнула, будто она находилась без воздуха почти час.
— Боже мой… — Мэвис ахнула.
Я, не раздумывая, подбежала к бедняжке. Глаза Джулии окрасились в цвет морской, лазурной глади. Они были почти без зрачков и белка. В них играло море и плясали волны. Это не было похоже даже на искусственные линзы. Настолько жутко это выглядело.
 — ДЖУЛИЯ!!!
Мы втроём завизжали. Именно завизжали, а не закричали. Признаться, Ян визжал громче всех.
Я стала трясти девушку за плечи, но Мэвис потребовала прекратить, иначе может стать только хуже.
Я невольно вспомнила, как мама, хоть и приёмная, молилась.
«Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с Тобою, благословенна Ты между жёнами и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.» — читала я быстро в своей голове.
— Молитва, Энн? Увы, я не бес, и даже не дьявол. Не знаю, во что вы верите, но поклоняться вы должны нам, дорогая,  —  стеклянным голосом сказала Джулия. Или то, что было внутри неё.
Откровенно говоря, я думала, что сейчас начнётся месиво или что-то в этом роде. Но ничего не было. И это пугало ещё страшнее. Джулия просто лежала на диване и смотрела на нас всех свысока.
— Я такое раньше только в ужастиках видел… — нелепо пробормотал блондин.
— Я разве так страшна? — невинно спросило то, что было в Джулии. Она захлопала ресницами и мило улыбнулась. Её губы посинели, отчего она сильнее походила на мутанта.
—  ЧТО ТЫ ТАКОЕ? — взревела Мэвис, — ВЫМЕТАЙСЯ ВОН ИЗ ТЕЛА ДЕВОЧКИ!
— Тухлый номер, Мэвис. Я останусь тут надолго, если вы не выслушайте и не внемлите моим словам, кучка идиотов.
— Выкладывай! — Неожиданно для всех во мне проснулась храбрость.
— Лучше помолчи, иначе я этой девчонке сделаю немного больно. Шучу, не немного. — Захохотало что-то, — А теперь слушайте сюда. Вы проиграете. Вас ждёт невероятное количество штормов, засух и прочего обвалится на людской род.
— И что ты хочешь этим сказать, ненормальная? —  в порыве злости крикнул Ян.
— Готовьтесь к битве, которая ускорит ваш исход, жалкие создания! Я, как высшее существо, а именно одна из Хранителей, требую сдать нам Анастасию Лестер. Мёртвой.
Внутри, где-то под рёбрами, зреет раскалённый комок, похожий на огонь. Он становится теплее, теплее, и вдруг… БАЦ! Накаляется до предела и волна горячего оранжевого излучения выходит из меня. Мэвис и Ян падают, а Джулия истошно кричит.
— ЧТО ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, ТВОРИШЬ?! — Пронзительно вопило «нечто».
Я чувствую дикий прилив энергии. Наверное, я могу не спать теперь дня три так точно.
Джулия элегантно падает на пол и чуть не разбивает себе локоть.
— Ораторским искусством ты, определённо, не владеешь, но… ЭТО БЫЛО НЕВЕРОЯТНО КРУТО! — Ян кидается ко мне и по-дружески обнимает. Я стараюсь отцепить его от себя. Джулия непонимающе смотрит на нас двоих и держится за голову.
Мэвис поднимается и не находит себе места.
— Срочно нужно собрать штаб. И другие тоже. — запинаясь говорит женщина.
— Позвать Аманду?  — спрашивает Ян.
— Ни в коем случае. Не кричите. Ведите себя естественно,  — давала указания Мэвис.
— Тогда что нам делать? — подала слабый голосок Джулия, — В меня вселился дьявол?
— Ян, побудь с Джулией. Энн пойдёт со мной искать Джеймса.
Не так я представляла себе долгожданную встречу с Каннингем. Мы просто переглянулись, но этого хватило.
Я пошла с Мэвис искать Джеймса. Мы нашли его на кухне, которая, скорее, была огромной, ОГРОМНОЙ столовой, отбеленный и вылизанной дочиста.
Джеймс не задал ни единого вопроса. Видимо, у Посвящённых так было заведено — всегда быть готовым.
Мы в спешке добрались до спален, в которых находилась Аманда. Джеймс встал, расправил руки, и пол пробило несколько толстенных стеблей, обвили входную дверь и украсили это колючими ветками.
— В спальнях звукоизоляция. Она нас не услышит. — Пояснил мужчина.
— И что теперь? — тревожно спросила я.
Мэвис и Джеймс кивнули друг другу.
— Найди Джулию и Яна. Выходим через серый ход. Ян знает, где это.
Серый ход? Ох, ну и странно тут всё у них.
Не успела я расстаться с Мэвис и Джеймсом, ко мне навстречу бежали Ян и Джулия. Точнее, бежал Ян, придерживая Джулию за плечо, так как она была слаба и могла бы упасть при первой попытке встать на ноги. Смотрелись они крайне мило для такой ситуации.
—  Надо идти к серому ходу.
— Да.
— А почему он серый? — поинтересовалась я.
— Потому что весь штаб отделан в белых тонах. А ход — серый. Запасной, поэтому и выделяется.
Больше вопросов я решила не задавать, поэтому мы  молча дошли до места встречи.
Мэвис, запыхавшись, пыталась внятно объяснить, что связалась с остальными Посвящёнными, и они скоро прибудут. Также она сказала, что мы должны немедленно покинуть штаб и отправиться в Созидательный Зал. Я понятия не имела что это, но мне было страшно интересно узнать.
— Если вы заходите уйти… Я пойму. — С горечью сказала Мэвис.
— Ни за что. —  Твёрдо хором сказали я, Джулия и Ян.
— Тогда…
Но не успела Мэвис заговорить, как все почувствовали запах гари. Мэвис насторожилась, Джеймс хрустнул шеей, размял пальцы, Ян, от страха, слился со стеной, что выглядело смешно. А Джулия была на грани истерики. Никогда не видела её в таком разбитом состоянии.
Я почувствовала то же самое, что и когда впервые увидела Аманду. И снова что-то в груди отдало жаром по всему телу.
— Это… —  Затаив дыхание начала Джулия.
— Аманда. — Закончила за неё я.
— Она всё знает, — Ахнула Мэвис, — скорее, закройте глаза, а я дёрну рычаг!
— Какой ещё рычаг?
Это было последнее, что спросила Джулия, перед тем, как нас затянуло в пустоту.

33 Глава.

— Меня так знатно тряхнуло, — подал голос Ян, —  что я кое-что… забыл.
Ян был первым из нас, валявшихся на дымчато-серой плитке в роскошном Созидательном Зале, кто смог подняться, оправившись от падения.
— Обратный эффект Коридора воспоминаний, — ответила Мэвис, — не смертельно.
— Выключите свет, глаза режет. — Заныл Джеймс.
— Не спать при эвакуации! — Подбадривающе воскликнула Мэвис.
— Поднимите мою тушу с каменного пола, прошу! — Воззвала к нам Джулия.
— Давай помогу. — Сразу же вызвался Ян.
— Только не ты. Твои «сильные» руки уронили меня два раза, пока мы шли.
—Виноват…?
— Аманда не увязалась за нами? — Встревоженно спросила я.
— Не успела бы, — сказал неизвестный голос.
Вся наша компания подняла глаза и увидела пенсионного возраста мужчину с тростью. Он был сед, но харизмы — хоть отбавляй.
— Мистер Кит? — Спросила Мэвис.
—  Для тебя, дорогая, Роджер, — захихикал мистер Кит, — так и будете валяться, или помочь?
Мы смутились и, отряхнувшись, встали.
— Вижу трёх незнакомцев. Джеймс, просветишь меня?
— Конечно, — согласился Джеймс, — Ян Мюррей — хамелеон…
— Редчайшая способность, поздравляю! — Похвалил Яна мистер Кит.
Ян немного покраснел.
 — Дальше, — Джеймс указал на Джулию, которая вычёсывала из волос что-то странное, — Джулия…?
Подруга отвлеклась и была застигнута врасплох.
— Каннингем.
— Да, Каннингем Джулия, — продолжал Джеймс, — о её способности мы ещё не знаем, — наконец, Джеймс переключился на меня, —  и Энн Лестер. Искатель собственной персоной.
Мистер Кит сначала не поверил, снял свои очки, протёр их тканью ситцевого пиджака в клетку, и уставился на меня, не веря своим глазам.
 — Она…? — Говорил он чётко, выговаривая все слова, не глотая ни одной буквы.
— Да, сэр, я. — Ответила ему я, так как устала ждать.
— Это очень… Хорошо. Позвольте, я пожму вам руку.
Мистер Кит подошёл вплотную ко мне, взял мою ладонь и стал трясти, что есть мочи. Его грубая морщинистая рука никак не уставала, поэтому мне пришлось бесцеремонно одёрнуть свою. Он сконфуженно улыбнулся.
 — Что ж, представлюсь. Кхм, — он стал откашливаться так сильно, что у него чуть не вылетела вставная челюсть, — мистер Роджер Кит, могу управлять порывами воздуха по своему желанию. Международной ассоциацией Посвящённых…
— Такая есть? — Прервала его хвастовство Джулия.
— Юная мисс Лия Кангем, прошу потише! — Специально или нет, но Роджер смешно исковеркал имя Джулии. Клянусь, она была готова вмазать ему сию же минуту.
— Вы так много хвастаетесь. Я бы ни за что не провела бы с вами и часу в пустой комнате, скорее, я бы застрелилась. — Съязвила Джулия.
Все едва ли сдерживали смех.
— А я, между прочим, Глава Британского штаба! — Обидевшись, сказал мистер Кит.
— Джулия, прекрати. — Сделала замечание Мэвис.
— А у вас, мисс, дырка на колене джинс! Но я же к вам не придираюсь! — Запричитал Роджер, — Ох, моя тонкая душевная организация…
Роджер достал платок из нагрудного кармана, но из него ещё кое-что выпало. Мужчина заметил это, поднял — оказалось, что клочок бумаги — прочитал и стукнул себя по лбу пятерней.
 — Как я мог забыть! Мэвис, Евгения, из Русского штаба, просила передать вам. К сожалению, она не сможет сегодня присутствовать тут.
Роджер передал Мэвис записку, а та, даже не прочитав, засунула её в боковой карман шерстяного зелёного пальто.
— Позвольте снять ваше пальто, Мэвис. — Предложил всё тот же Роджер.
— Я не доверяю такие дорогие сердцу вещи таким, как вы. — Мэвис гордо вскинула голову и пошла в конец Созидательного Зала.
Сам Зал был необъятен. Как и любой другой зал у Посвящённых, он был выполнен в изысканнейших(!)белых тонах. Настолько белых, что когда заходишь в него, хотелось надеть солнечные очки и намазать крем от загара.
Удивительнее был его дизайн. С первого взгляда — Зал прост, но как только встанешь в центр…
То по полу сразу же расстелется пышный ковёр из цветов и листьев, через который все равно будет проглядывать идеальный блеск мраморных плит. На стенах появятся витиеватые прозрачные узоры. На потолке замерцают звёзды, слившись с безоблачным небом, будто день и ночь смешались в одной картине.
А в самом сердце комнаты разожжётся красный пылающий шар.
Признаться, ничего изумительней я в жизни не видела.
Как человеку, который прожил на свете всего 16 лет и всё ещё иногда впадает в детство, для меня было большой находкой обнаружить, что пол хорошо скользит, словно лакированный, но моя обувь не позволила бы мне вспомнить былые забавы.
Задумавшись, я и не заметила, как Зал наполнили десятки людей. И я уже потеряла своих в толпе.
Пробравшись, перебив многих локтями, я наконец пробилась к Джулии и Яну, которым было неловко от такого скопления людей. Как и мне. Все шумели и что-то обговаривали, поэтому пришлось повысить голос.
— Откуда их столько?
— Мэвис сказала ждать.
— Она так всегда говорит, но ничего не объясняет. — Пожаловался Ян.
И тут меня вытянули в самый эпицентр толкучки.
И все замолчали.
Я уставилась в стену и молчала.
Кто-то прошептал на ушко: «Все ждут.»
От этого стало ещё больше не по себе. Я такого не предвидела, поэтому замкнулась в себе, как черепаха в своём панцире.
Знаете, когда ты первый раз приходишь в какое-то место, например, первый раз в школу, и родители выставляют вас на порог той самой школы, к незнакомым людям, и они, с распростёртыми объятиями, улыбаясь во все зубы, зовут вас к себе, а вам реально плохо от того, сколько тут незнакомых людей. Вот сейчас я чувствовала, будто снова пошла в первый класс школы. Только сейчас от меня ждали ещё какой-то речи.
— Здрасьте. —  Еле выдавила из себя я.
Мне очень сильно хотелось провалиться под землю. Казалось, что я голая и все смотрят на меня.
— Девочка немного волнуется, это нормально, не осуждайте её, — рядом со мной стояла женщина, улыбавшаяся до жути противно, — Энн Лестер, господа. Но вам она больше известна, как Искатель.

34 Глава.

По залу, как змеи, пошли слушки и быстрые переговоры. Я привыкла в тому, что многие считают меня особенной, но не настолько же. Я не президент, не актриса и не выходец из богатейшей семейки.
От смущения я стала поправлять запачканные бриджи, которые мне не шли. Но от этих телодвижений, люди лишь больше стали обращать на меня внимание. М-да, я уверена, не так они представляли то, что я из себя представляю.
— Энн, не стой как истукан, скажи что-нибудь. —  Слащаво сказала противная женщина.
— Тут… очень красиво. — Сдуру ляпнула я.
Непонимание присутствующих сменилось на смех. Я никак не могла понять, почему меня выставили, как предмет любования для всех, на потеху.
Тут толпу мощными руками раздвинул Джеймс. Моё спасение.
— Мы не за тем собрались, чтобы рассматривать эту юную леди, не так ли, Кензи? У нас есть тема для обсуждения поважнее.
Так вот, кто это. Кензи Мэнсон, бывшая глава Штаба. Да, в действительности она такая же, как и по рассказам Мэвис и Джеймса.
Женщина глубоко вздохнула, поджала губы и, отвернувшись, толкнула меня в руки людей. Которые меня, кстати говоря, не поймали.
Кензи Мэнсон выглядела на тридцать, может меньше. Многим нравилась её улыбка, а меня ужасно раздражала. Волнистые блондинистые волосы аккуратно падали на тёмно-синее строгое платье с оборками по нижнему краю. Каблуки придавали ей росту, делали её важнее в глазах других. Несомненно, тут она имела немалый авторитет. Джеймс говорил, что их «специальности» похожи. Он управляет простыми растениями, она — террокинезом. Может воздвигать валуны, камни, сотрясать Землю. Если бы они с Джеймсом объединились, то это была бы бомба. В прямом смысле слова.
Учитывая то, что, по идее, я должна найти оставшиеся четыре элемента, то это было бы неплохой догадкой. Что если, соединив силы двоих, мы получим целый Элемент? Как говорят  —  сила в единстве.
Тем не менее, я упустила важную деталь в её внешности. Большой, нет, длинный и ГРОМАДНЫЙ нос. По ней не скажешь, что она еврейка, но Оливер Баркер говорил, что эта национальность отличается длинными носами и довольно привлекательной внешностью. Но это не тот случай. Да, Кензи была довольна красива, но её нос портил всё.
На этом минутка моей «профессиональной» критики заканчивается.
Для полной атмосферы присутствия на природе не хватало лишь цветочного ложа, усеянного разнообразными причудливыми цветами. На таких я любила отдыхать в детстве. Я и Уилл. Мой друг, которого я похоронила в пустыне.
И тут я погрузилась в воспоминания.

Как-то раз, когда Уилл только пошёл в школу, мы собрались на Одуванчиково поле, то, что находилась сзади моего дома. Весной я не могла находиться на нём из-за аллергии на цветение, но в любое другое время года — с радостью.
Мы пришли отмечать туда мой День Рождения. Третье сентября. По особому случаю мама нарядила меня в жёлтое непромокаемое пальто и такие же жёлтые сапоги. Я с ума от радости чуть не сошла.
Как я уже говорила, мою сводную сестру, пусть Земля ей будет пухом, — Хелен, любили сильнее, оттого и подарков в свой День Рождения ей дарили больше. Но мне всё это было неважно. Я уже тогда подозревала, что живу не с родными людьми. Самый главный подарок я получила от Уилла. И он был всех важней.
Дело было так.
Мы договорились молча идти до нашего секретного места, как мы называли Одуванчиково поле, и лишь там, по уговору,  Уилл мог вручить мне подарок. Знаете, тогда у меня, ко всему прочему, выпало немало зубов и я шепелявила. Уилл долго стебал меня по этому поводу. А я была очень ранима в те годы, у меня не было той незримой каменной оболочки вокруг меня. Когда ты ребёнок, тебе позволяется быть наивным и эмоциональным. Но в более старшие года стоит припрятать те самые эмоции куда подальше и стать хладнокровным. Ибо сильные чувства, которые ты испытываешь, убивают тебя. Ты можешь этого не замечать, потому что процесс протекает медленно, но это так.
Так вот, когда мы пришли туда, нас накрыл лёгкий влажный туман, и мы с Уиллом сидели, словно под куполом, который был виден нам, и одновременно — никому.
Я любила доставлять радость людям, даже если не получала ничего взамен. Этот факт оправдывает то, что я решила устроить Уиллу сюрприз и протащила из дома палку его любимой колбасы. Папа Уилла был местным фермером, вспахивал землю на тракторе, собирал урожай кукурузы, ничего особенного. А маму он никогда не видел. Папа говорил ему, что она путешествует, поэтому не может увидеть сына. И нет, не подумайте, что она умерла и его папа скрывал это. Вовсе нет. Его мама правда была путешественницей. Только вот путешествовала она с другим мужчиной.
Уилл был приятно поражён, поэтому расплылся в кроткой улыбке. Но я знала, что он хоть немного, но счастлив. В ответ, Уилл стал доставать из тёплой куртки-распашонки, сделанной из овечьего меха, маленькое что-то, обёрнутое в золотую глянцевую бумагу. Создался такой сокровенный момент, будто в мире нас было лишь двое. Уилл говорил, что такое нужно ценить и никогда не забывать. «В твоей жизни будет много людей, но если ты встретишь тех, с кем ты будешь готова поделиться своими тайнами — береги их. Тайны — самый ценный подарок.»
Друг осторожно протянул мне подарок, боясь, что он мне не понравится. Я, так же аккуратно, забрала и стала распаковывать. Терпения у меня хватило ненадолго. И что же там?
Минерал, с выпуклыми фиолетовыми кристалликами. И записка:

   «Это касситерит. Он не похож на драгоценный камень, но он очень дорог мне.

    С любовью, Уилл Венон, твой лучший и незабываемый друг.»

Я расхохоталась и упала на спину, задрав ноги вверх. Стала брыкать ими туда-сюда, хватаясь за живот. Уилл сидел неподвижно, даже не моргая. Для него было необычно, что я смеюсь над подарком. Но я была безудержно рада. И мне нужно было выплеснуть эту эмоцию хоть как-то, пускай и неуместным способом. От неловкости Уилл тоже засмеялся.
— Разделим же эту самую вкусную колбасу на всем свете вместе, дабы отпраздновать сей важный момент! — Важно басисто произнесла я, словно король, толкающий важную речь.
Но Уилл вдруг погрустнел. Его глаза, как мне показалось, налились мелкими слезами.
— Это последний сувенир от мамы.
Уилл закрыл глаза, стараясь не плакать. И я сразу помрачнела. Больно видеть, как твой друг плачет. Ещё больнее понимать, что он плачет из-за тебя.
Он отдал мне самую важную для него вещь. Мне.
И я, не раздумывая, обняла его. Крепко-крепко, чтобы он больше никогда не плакал. Мысленно я молила Бога, чтобы его мама поскорее вернулась к нему и обняла его так же сильно, как я сейчас. Чтобы он никогда больше не чувствовал себя одиноким.
Но у него была я. А теперь его нет. И как же так получается?
Ветер бил в наши спины, пока мы сидели в обнимку. Уилл укрывал меня курткой, хотя мне было не холодно, а он сам продрог до костей. Его тепло защищало меня от напасти холода.
И нам было хорошо.

       Я помню, Уилл. Я помню.

35 Глава.

— Энн? — Ян стоял рядом и теребил моё плечо, пытаясь привести меня в чувство.
Я туманным взглядом воззрилась на него. Воспоминания настолько поглотили меня, что если бы сейчас кто-то уронил на мою ногу огромный камень, я бы и не пискнула.
— Ты с нами? — Блондин насторожился.
Я мотнула головой в его сторону и сглотнула.
— Кажется, все говорят о Аманде, — отметил он, — без тебя не хотят начинать.
— Почему они не могут просто оставить меня в покое? — Я глубоко вздохнула.
— Ты многое значишь для них, — Ян провёл рукой по всему залу, — для всех людей.
— Я не сделала ничего великого, а меня уже все поголовно считают героем.
— Они придумали тебе образ и живут им. Не рушь их смысл жизни, прошу.
За всеми этими разговорами я тысячу раз успела подзабыть, где нахожусь. Ян довёл меня до самой маленькой и самой дальней комнатки в Созидательном Зале. Сам он туда заходить не стал. Одной стало страшновато.
Всю комнату занимал громадный стол из белого дерева, за ним сидело много неизвестных человек. Среди них я узнала только Мэвис, Джеймса и Роджера Кита.
— А вот и наша малышка пришла, — съехидничал мистер Кит.
— Не шутите с ней. Эта малышка может расцарапать вам лицо за такое обращение, — ответил ему Джеймс.
Мне захотелось смеяться. Ловко, Джеймс, ловко.
Роджер Кит смутился. И попытался прикрыться папкой с бумагами.
Неизвестный мне мужчина и ещё тройка дам улыбнулись. Кроме той, что звали Кензи Мэнсон.
— Не наступай на одни и те же грабли, Гилберт, — холодно ответила та.
— Извини, я не виноват, что у тебя нет чувства юмора.
Кензи, недавно широко улыбающаяся, нахмурила брови и прикусила губу.
— Слыхал ли ты о том, Гилберт, что если насыпать на гноящуюся и свежую рану соль, то будет ещё больнее?
— Слыхала ли ты, Мэнсон, что нельзя всё время говорить цитатами?
Кензи сделала вид, а-ля: «да как он смеет?!» На что Джеймс лишь поднял уголок рта, слегка улыбнувшись. Женщина ответила ему стеклянным взглядом. Таким, которого не пожелаешь и врагу. Лишь увидев его раз, сразу понимаешь, что человек, мягко говоря, не хочет с тобой более общаться. И не дай Боже увидеть такой взгляд в глазах своих родственников или друзей.
По столу три раза постучали рукой. Это был тот человек, что смеялся над шуткой Джеймса.
И этот человек… Был точь-в точь похож на Оливера Баркера.
— Энн, я рад, что мы наконец встретились. — Мягко сказал он.
Я попятилась назад, к двери, уставившись в него взглядом.
— Ты… Ты?
Если это был Оливер Баркер, то он не сильно изменился. Лёгкая щетина осталась, морщин новых не появилось, разве что, на нем был дорогой костюм, и вот это было неожиданно. Как и его появление в целом.
Я хотела спрятаться в каком-нибудь тёмном месте. Рыдать от того, что не понимаю своих же эмоций. Я рада? Наверное. Я грустна? Не похоже, скорее устала. Зла? Да.
Когда злость и радость смешиваются в одну эмоцию, ты не знаешь, как себя вести. Будто разрывают напополам. Два противоположных чувства сливаются в одно и ты не можешь это контролировать.
Но, к своему удивлению, я просто стала бледнее, чем обычно. Если такое, конечно, возможно. К моим щёкам приливала кровь, оттого создалось ощущение, что я забелила лицо пудрой и нанесла десять слоёв румян.
— Это что, семейная встреча? — мой голос предательски дрожал. Но я не плакала, — почему каждый, кого я знаю, замешан в этом бредовом поиске странных штук? Почему?
— Я… — Баркер встал из-за стола, оперившись ладонями о него.
Я выставила вперёд руки и повысила голос.
— Нет. Не надо… Нельзя появляться так, нельзя! Тебя не было слишком долго, и ты предстаёшь передо мной здесь? — теперь я осуждающе смотрела не только на него, но и на всех присутствующих, — как вы все можете? Вы требуете от меня быть сильной, делать невозможное. Каждый день, КАЖДЫЙ ДЕНЬ, я испытываю зверскую боль от того, что мои лёгкие выжигает ваша сраная Стихия Огня! ВЫ понятия не имеете, какого это, вы можете лишь только рассуждать о том, какие вы хорошие. НО ВЫ НЕ ДЕЛАЕТЕ НИЧЕГО. НИЧЕГО, ЧТО МОГЛО БЫ ПОМОЧЬ. Вы все, — я обвела пальцем каждого, — гадкие лицемеры.
Я вышла, громко хлопнув идиотской дверью. Не желаю их видеть. Никого из них.
Пусть всё решают сами. Я больше не буду им помогать. А что, если тот Хранитель, что устроил хаос, прав? Что если после моей «миссии» нашу планету заселят такие же, как Посвящённые? Тогда уж лучше помочь её уничтожить.
Когда все люди, на которых ты полагался и в которых ты верил, начинают проявлять все свои омерзительные качества, то тебе не остаётся ничего, как бежать.
В любом другом уголке мира Посвящённые нашли бы меня.
Поэтому я сама создаю место, в котором спрячусь.
 В детстве я всегда хотела увидеть конфетные облака. Нежно-фиолетовые, с примесью розового, как сладкая вата. И чтобы погода была слегка прохладной. Не имеет значения, какая будет местность. Я просто хочу увидеть свою воплощённую детскую мечту.
Я закрываю глаза, пытаюсь сосредоточиться. Голова освобождается от ненужных мыслей. Сейчас меня никто не заметит, нужно лишь сделать все моментально быстро. Я чувствую, как меня начинает «уносить».
И тут меня кто-то хватает за руку и я открываю глаза. Лицом к лицу со мной стоит Джулия. И смотрит, своими большими зелёными глазами.
— Большинство этих людей мне противны. Но не ты, — произносит тихо Джулия, но держит моё предплечье так крепко, будто я сейчас куда-то вырвусь, — позволь пойти с тобой.
— Только мы вдвоём, — соглашаюсь я, — ты сможешь?
— В этом я хоть что-то смыслю.
Я кладу свою ладонь в её — моя немного больше, поэтому выглядит это странно —и веду за собой. Я делаю шаг, и перед нами появляется белый коридор. Но Джулия не удивляется. Она прикрывает веки и хмурится. Для неё это крайне необычно. Тем временем, я увереннее ускоряю шаг. Почти перехожу на бег.
Для меня перемещение в другие места — это словно алкоголь. Я чувствую лёгкость и окрылённость.
—  Не отпускай меня. — Словно эхом доносится до меня голос Джулии.
У меня появляется ощущение, если я отпущу её руку, то она пропадёт, раз и навсегда. Но проверять не стоит.
Коридор рассеивается, и я вижу выжженную, некогда зелёную лощину. Скрючившиеся ветхие деревья пугают, Джулия всё никак не может раскрыть глаза. Это не то, что я себе представляла.
Я иду дальше, и чувствую как Джулия плавно вырывает свою руку из моей.
— Ты адекватная? — кричит она, — Это словно лес из фильма ужасов!
— Если бы тут летали птицы, они бы испугались твоего возгласа.
— Энн!
Я останавливаюсь и поворачиваюсь. Опавшие листья резко закружили хоровод перед Джулией. Слишком резко и… Агрессивно?
Этот круговорот, который вёл ветер, всё ближе и ближе приближался к Джулии, становился больше и больше, став несколько метров ростом и невиданной силы.
Я стала намекать подруге, чтобы та успокоилась, ибо она разнервничалась, и маленькими шажками обходила этот вихрь и ступала ко мне.
 — Я не придумывала этого!
Но Джулии сейчас было глубоко все равно на мои доказательства, ибо её волновало совсем не это.
Пока она пятилась назад, то успела споткнуться об плесневелый пень, и мини-ураган стал всё ближе к Джулии. Я забеспокоилась.
То чувство, когда хочешь помочь, но не можешь. И тебе остаётся всего лишь смотреть на страх близкого тебе человека. Возможно, последнего близкого человека на Земле.
— Оно становится всё больше! Хочет засосать меня внутрь! — истерила Джулия, — Помоги, ты же можешь это остановить!
Я судорожно заставляла себя представить другое место. Получилось. Но для этого нужно взяться за руки. А Джулия в шести метрах от меня и уходит ещё дальше.
Джулии нужно за что-то зацепиться.
— Джулс, цепляйся за соседнее дерево! — перекрикиваю я ветер.
— Да оно от одного моего прикосновения упадёт! — начала спорить Каннингем.
— Делай, что я сказала!
Джулия кивнула, подобралась близко к какому-никакому дереву и зацепилась за его ствол своими хрупкими руками. Она вскричала. Её нежную кожу поранила грубая и чёрствая кора. Каждое движение отдавалась болью и заканчивалось царапинами. Но из царапин не шла кровь. Из её рук лилась вода, а она даже не замечала.
Вода стекала по её рукам, потом, уже практически ручьём, полилась по её телу, сквозь куртку, которую она успела взять перед выходом, а вскоре и вовсе обволокла её всю. Выглядело это крайне странно.
— Давай руку! — я уже совсем близко подошла к Джулии, оставалось всего пару шагов, чтобы коснуться её.
Она без вопросов протянула мне руку. Едва мои пальцы коснулись её ладони, я почувствовала неприятной холодок.
И когда мы соединили руки…
Произошёл взрыв энергии, а нас отбросило в стороны. Лощина пропала. Мы оказались там, где я и задумывала.
Пока я валялась на пожелтевшей траве, которая колола мою спину, Джулия уже стояла и рассматривала себя с непонимающим лицом.
— Ты это видела? — Джулия подняла на меня взгляд и открыла рот.
— Да.
Я присела и потёрла копчик. Неудачное приземление.
— Нам нужно выбираться отсюда.
Я подняла взгляд на Джулию.
— Не стоит. Это то место, в которое я и планировала попасть. Все хорошо. Ай!
Подруга услышала мой писк, подошла и потянула меня за руки, дабы я смогла встать с земли.
— Спасибо. —  Поблагодарила её я.
—  И… Как ты? — переборов наше молчание спросила она.
—  Удивительно, что жива, — нервно засмеялась я.
Без всяких слов Джулия просто обняла меня и заплакала. Она выражала так свою радость. Я же, скупая на эмоции, завидовала ей. Мне бы хотелось ответить тем же, но вместо этого я просто улыбнулась.
— А ты,  — вытирая слёзы рукавом кожаной куртки,  — воды с собой случайно не прихватила?
— Было бы время…
— Понимаю, меня жуть как достали большинство тех людей. Есть адекватные, но их мало. Мы с Яном познакомились с Клаусом. Он милый мальчик. Правда, ему всего двенадцать. Он специализируется на атмосфере. Ты, кстати, заметила, что большинство этих людей владеют силами, связанными с воздухом?
— Так себя уникальным точно не почувствуешь, — согласилась я.
— Сейчас мы должны быть там, обсуждать то, что произошло со мной…
Джулия вглядывалась в фиолетовое небо и облака, проплывающие на нём, нервно теребя край куртки. Было тепло, но не достаточно, чтобы Джулия сняла куртку. А я, сидя в облегающих леггинсах и спортивной тунике, мечтала о детской пижаме, которую забрала Мэвис.
— … а потом эта Кензи подходит ко мне, — продолжала свой рассказ Джулия, — и предлагает мне печенье на солоде 1  с экзотическим вкусом. Мой ошарашенный взгляд ей не говорит ни о чем. Будто бы, они собрались на торжество. Что у них с организованностью. Даже Мэрилин Миллс и того умнее будет.
Я немного погрузилась в себя, но упоминание о Мэрилин Миллс всколыхнули меня.
— Из-за всех этих таблеток я никак не могу вспомнить о ком ты говоришь. Прости.
— Ох, Энн, тебе придётся много чего вспомнить. — Сочувствует мне Джулия.
— Я помню Мэдлин. Мэдлин Джин. Лицемерка. Она охотилась на меня. А потом и вовсе стала проводить надо мной эксперименты, — после этих слов подруга перестала рассматривать свои ноги и повернула голову ко мне, — без расчленения и прочего, не переживай. Но они хотели, чтобы я жила. Да и дочь у неё была добра со мной. Я бы увиделась с ней ещё раз. Она частенько прикрывала меня.
— Ещё какие плюсы завуалированного рабства назовёшь? — задала вопрос Джулия и, выдыхая, выжидающе посмотрела на меня.
— Они давали мне витамины. Следовательно, авитаминоз мне в ближайшее время не грозит.
— Только ты можешь язвить тогда, когда другие в обморок чуть не падают от твоих историй.
— «Неблагодарная девицца,» — сказала я с акцентом, свойственным Барбс, помощницы Мэдлин Джин, которую мы с Эстеллой презирали всей душой, за её гнусное поведение.
— Поражаюсь.
— Знаешь, — перевела тему я, — если бы я не слышала плохих слушков о Аманде, то подумала бы, что она наипрекраснейший собеседник. Да-да. А ещё у неё приятные духи с лимонным ароматом.
— Наипрекраснейший, особенно тогда, когда её подозревают в отношении к покушению на убийство, — грустно улыбнулась Джулия, —  чертовски неприятно, когда ради тебя собирается толпа народу со всего света, и уделяют тебе столько внимания, хотя в тебя просто вселилось непонятно что.
— Мне ли не знать.
— Ты эксперт в этом.
— Да. А ещё меня в детстве чуть не украл цыганский табор, — радостное выражение лица Джулии переключилось на удивлённое, — не переживай, я же сейчас сижу рядом с тобой, цела и невредима.
— Мало ли, — отрезала Джулия, — так не хочется возвращаться обратно…
— Понимаю.
— В эту…
— Секту. — Продолжила я за Джулию.
— Я полагаю, что они исповедуют пантеизм 2. — задумалась Джулия.
— А я полагаю, что о нас уже забили тревогу, а это не есть хорошо. — Внезапно забеспокоилась я.
— Ты же сама говорила, что нас здесь не найдут.
— Не найдут. Но по возвращении дадут взбучку, будь уверена.
— А почему ты сбежала? — заинтересовалась подруга.
— Там… Мой отчим.
Джулия встряхнула волосами, которые успели потемнеть и стать её натурального коричневого оттенка, с редкими прядками блондинисто-русых волос, и нахмурилась.
— Этого я не ожидала. — Призналась она.
— Я тоже.
— Наверное, это хорошо, уметь так перемещаться. Это телепортация?
— Не думаю. Ведь телепортироваться можно в реально существующие места. А это место… Я придумала его, когда была маленькой. Тут спокойно и уединённо.
— Согласна.
— Но ты же тоже что-то умеешь.
— Да, возможно… Но для меня это всё так в новинку. Ты уже привыкла, что ты тот, кто спасёт всех. И реагируешь на это абсолютно нормально.
— Иногда мне хочется исчезнуть. Это слишком давит на меня. Мне всего шестнадцать.
— Но ты приняла это, а я… Не могу.
— Оно придёт само, не заморачивайся, — я выдержала паузу, — а что ты чувствовала, когда…
—  Поняла, поняла, — Джулия уселась поудобнее, вдохнула воздуха и начала свой рассказ, — когда я проснулась, то у меня появилось ощущение, что настоящая я где-то далеко, словно мой разум погрузился на дно океана, а телом правило что-то иное. Этот леденящий душу голос… В моих ушах звенело, а тело пробирала дрожь. Знаешь, что говорят люди, которые перенесли экзорцизм? Боюсь, я испытывала то же самое. Мне хотелось убежать из своего тела, лишь бы боль прекратилась…
— Я… —  не находя слов, я сказала, что первое пришло в голову, — сочувствую. Даже у меня такого не было. А почему при, кхм, «недотелепортации», у тебя всё болело?
— Только ты можешь выносить такую нагрузку.
— Странно , — я стояла и смотрела в вечернее небо, — ты называешь меня необычной, но… Как ты объяснишь тот факт, что вместо крови в твоих венах течёт вода?
Видимо, я поймала Джулию на чем-то секретном. Она смутилась и отвела взгляд.
— Я не знаю, отчего это. Ян говорит, моя сила пробуждается. Очевидно, она связана со стихией воды… Это пугает меня.
— Тогда… твоё сердце перекачивает воду? Ты состоишь на все сто процентов из воды?
— Хм, по крайней мере, с Акваменом мне не тягаться.
— Давно это у тебя? — я повернулась к ней так, что моё лицо наполовину потемнело из-за пышной тучи, проплывающей мимо.
— Быть может, недели две, три.
— А какие ещё наблюдения в своём теле ты наблюдала?
— Ты говоришь как врач. Настораживаешь, — улыбнулась Джулия, — никаких, мисс Лестер.
— Однако, неплохо звучит, — скромно улыбнулась я в ответ, — но всё же?
— Пока что ¬¬— ничего. Но я знаю одно. Что мне придётся жить с этим, так как, согласись, пока что не нашли в мире лекарства, которое сделает из тебя нормального человека, избавив от всех способностей. Это дар, мучительный дар, который выпал именно нам, Энн. И нам же этому дару противостоять.
— Сколько же мудрых речей, мисс Каннингем. — Я стала хлопать в ладоши, а Джулия расплылась в аплодисментах.
— Не благодари.
— Слушай, а если бы… Если бы мы  встретились раньше. Мы бы подружились? — Джулия не ожидала вопроса такого типа.
— Хм, даже не знаю. Я из Нью-Джерси, ты из городка, что под Техасом. Скорее всего — нет. Как бы грустно это не звучало.
— Наверное… Несмотря на всё, нам повезло.
Джулия сглотнула, по её щеке потекла одинокая слезинка.
— Команда?
— Команда.
Мы взялись за руки, тепло переглянувшись.
— Наконец, вернёмся к остальным?
— Я бы предпочла остаться здесь… — заворчала Джулия. Я рассмеялась.
— Вперёд, спасать мир!


36 Глава.


Мой брат, Сильвер Каннингем, очень любил собирать модели парусников, кораблей, но ни в коем случае не самолётов и не танков. Его,  как и меня, влекло море. Он восхищался буйством волн и страхом, которое оно внушало морякам. На штормы он мог смотреть часами. Интересно, как бы он отреагировал на то, что нашего отца забрало его любимое море?
Подробностей я не знаю. Но мать говорила, что он уехал на съёмку какой-той романтической драмы, когда началась разруха.
— Джулия, папа подарил мне барк Крузенштерна, модель один к одному! Такая точность, изысканность резьбы мачт, не описать! Но мне не хватает одного, — просил меня который раз Силь, —  на нём порван брамсель, и мне теперь нужен новый…
Я знала, что мама не уйдёт с работы пораньше, дабы купить единственному сыну то, что он просит. Поэтому я высказала акт милосердия в сторону брата и пошла с ним в магазин.
В моём представлении, мы должны были прийти к обычному магазину игрушек, типа «Hamleys» 3, но Сильвер завёл меня далеко не туда. В старый, чахлый магазинчик, за многие десятилетия пропахший и впитавший в себя запах клея. Силь был в восторге. В магазине было пусто, ни единой души. Лишь только Сильвер дотронулся до коллекционной модели Титаника, сделанной по специальному пред заказу, в вестибюль, прихрамывая, вышел старик, со словами: «Не трогать! Раритет!» — скрипящим, как и дощатый пол в магазине, прохрипел владелец. Я так решила, потому что на его бейджике, который держался на засаленной серой рубашке без рукавов, было написано: «Управляющий.» С гордой точкой на конце.
С горем пополам, мне удалось оттащить брата от стенда с Титаником и успокоить владельца, правда, последний ещё долго ворчал и хмуро поглядывал на нас.
— А где у вас продаются детали? — оглядывая весь магазин, интересовался Силь.
 — О, я храню их в кладовой. И никому не показываю, — старикашка свёл ладони, и начал стучать пальцами друг о друга, словно злобный гений, — что тебе нужно?
—  Понимаете, у моего корабля порвался брамсель, красно-белый, лёгкий, как… — говорил Сильвер, будто о своём ребёнке.
— Модель? — резко прервал его продавец.
— Брак Крузенштерн… Сэр.
Продавец засуетился, удалился в свою крохотную комнатку. Спустя минуту, он вернулся с упакованным в креповую бумагу тем самым брамселем, который так был нужен брату.
Я заплатила, а старик всучил Сильверу его долгожданную покупку.
Сколько счастья было в глазах Силя, когда он усовершенствовал свой корабль.
И насколько же была счастлива я, от осознания того, что помогла брату стать немного счастливее. Ведь это важно. Но многие об этом забывают.
Не даром говорят: «Цените моменты.» Таких уже никогда не будет.
Я бы сейчас отдала всё, лишь бы подарить Сильверу ещё одну игрушку. И всё прелести мира не стоят того, чего стоит простая человеческая улыбка.

Возвращаясь с небес на Землю, меня не очень радует то, что я вижу по прибытии. Как бы не наговаривали на Коридор Воспоминаний —  он помогает забыться. На пару мгновений вспомнить лучшие, а может и худшие, годы твоей жизни. Как никак, но вспоминая их, ты чувствуешь себя живым. Чувствуешь, что жизнь твоя не напрасна и в ней есть яркие моменты, которые ты никогда не забудешь и сможешь извлечь из них урок.
Пока я рассуждала, Энн трясла меня за плечо, немного краснея. В чувства меня привёл противный женский голос.
— Мало того, что пропала, так и борзая ещё, кхм, простите, — кашлянула Кензи Мэнсон,  — вас не было три часа, совет собрался без вас, вы должны понести за этой наказание.
— Это плата за то, как вы относитесь к нам. Мы не предмет, мисс Мэнсон. И вы не можете указывать нам, что делать.
— И остра на язык, — отметила про меня женщина, — всё «лучшее» вобрала в себя.
— А это уже не вам судить, — Вступилась Энн, —  на вашем месте я бы молчала. Не вам со мной тягаться.
— Будь я в силе, выпорола бы вас за такое хамство.
Кензи Мэнсон оскорбилась и ушла, что-то бурча себе под нос.
— Смотрю, кто-то возомнил себя королевой, — отметила Энн.
— Как бы тебя не бесил этот факт, но ты — Искатель. И они в лепёшку разобьются ради тебя.
— Ради меня, не ради людей, — напряглась Энн, — моя жизнь для них стоит миллиардам жизней людей. Как они могут зваться Посвящёнными, а тем более спасителями мира, если палец о палец не ударят ради простого народа.
— Они выполняют всё с точностью наоборот. Говоря математическим языком, постигают регрессию, — вмешивается Джеймс, поклонившись. Я всё ещё зла на него, и на Мэвис, поэтому не отвечаю ему. Джулия тоже игнорирует, — извиняюсь за прерывание вашего высокоинтеллектуального диалога, Джулия,  но мне нужно поговорить с мисс Лестер с глазу на глаз.
Энн вздыхает, я молча ухожу. Попытки подслушать их разговор были бы бессмысленны и безуспешны, оттого я и не предпринимаю в этом тонком вопросе ни-че-го.
Я отошла в сторонку. Ко мне медленно подплыла женщина с шеей как у жирафа, и до того высокая, что моя голова едва доходила до её плеч. От неё пахло дешёвым аналогом «Guerlain». У моей мамы был оригинал из последней коллекции, поэтому я достаточно неплохо разбиралась в этом.
От женщины попахивает алкоголем. Она протяжно смеётся.
— Твоя подружка незаметно сбежала. Отчего же? Ей так противно говорить с нами?
— Говорить с вами —  всё равно, что муку рубить. — Я закатила глаза и постаралась как можно дальше отойти от плохо пахнущей женщины.
Тут же меня заметила Мэвис.
— Вы опять за своё? —  она взяла меня за локоть, чтобы я не убежала.
— Что я могу поделать с вашей безответственностью. Вы для чего вообще собрались? Веселиться?
— У нас есть пара свидетелей, которые уличили Аманду в предательстве и посягании на попытку нанесения ущерба Посвящённым и их здоровью. Джеймс уже отвёл Энн, её допрашивают. Меня послали за тобой.
— Вау. Тогда вы, наконец, предпримете что-нибудь? — «обрадовалась» я.
— Несомненно.
— Даже не закроете глаза?
— Вовсе нет. А теперь иди. Совет не терпелив. Особенно в случае тех, кто исчезает с важной встречи.
Мэвис смерила меня строгим взглядом, но я-то знала, что это всего лишь маска для остальных, на самом деле, она сама возмущается Главами других штабов.
Меня привели в комнату, которая не внушала доверия. Как и сидящие в ней. Она была оформлена в таком деловом стиле, что становилось неловко и немного… стыдно.
На моё счастье, Кензи тут не было, так что я вздохнула спокойно. Но на меня уставилась другая женщина.
Она была одета в шубу из какого-то редкого животного, держала в руках сигарету, время от времени туша её о стеклянный прикуриватель. Рукой, на которой уже виднелись морщины, свободной от тонкой длинной сигареты, которые обычно курят английские леди из высшего общества, она поправляла прядку золотистых волосы, постриженных по типу каскада. Сделав данный жест, она окончательно потушила сигарету и сложила руки крест на крест на дубовый стол. В комнате воцарилась тишина.
— Надеюсь, вы хорошо провели время, мисс Джулия Каннгем, задерживая нашу работу,— сильным, выработанным долгими годами заседаний, с лёгким акцентом, свойственным северным народам  голосом заговорила женщина.
— Евгения, не надо. — Тихо вмешалась Мэвис.
— Я вас не перебиваю, мисс Кук, так и вы меня уважайте.
— Что вы хотите от меня услышать? — как можно безразличнее спросила я.
— Мне нравится, ваш подход, мисс Каннингем. Расскажите о том, что с вами произошло, мы это запишем и дело с концами. — Женщина по имени Евгения схватилась за дорогую ручку, и огромную папку, лежащую неподалёку от неё.
— Из меня будто выпотрошили все органы. Не хотелось бы испытать это снова.
— И… всё? — её не устроил мой ответ, — расскажите ещё что-то?
«Да, пожалуй. Знаете, в моём теле отсутствует кровь, как таковая, у меня проснулась дичайшая жажда, я и дня не проживу без воды, а ещё мне не больно, когда я раню себя, вода залечивает мои раны. А так, я в порядке,» — сказала бы я, но в результате, я струсила выдавать свой секрет, поэтому ответила:
— Думаю, что нет.
Евгения посмотрела на меня, подняв одну бровь. Даже не притронувшись к папке с ручкой.
— Что ж, мисс Каннингем, ваш информативный рассказ сильно запал мне в душу, премного благодарна, вы свободны.
Она потянулась к пачке сигарет, взяла новую, одолжила у какого-то мужчины зажигалку, и подожгла её. Завоняло дымом.
Тот мужчина по-голландски, насколько я могу знать, ругнулся и снял чёрную шляпу, как у опытного детектива из чёрно-белого фильма шестидесятых.
— Не серчай, Крайнц, я чмокну тебя на прощанье. — отреагировала курящая. Она сделала долгую затяжку, создав небольшие дымные кольца губами, будто изображая поцелуй, на что мужчина качнул головой и протёр глаза накаченной рукой, бицепсы которой проглядывали через  бежевый плащ.
В помещении было достаточно жарко, большинство, включая Евгению сидели без верхней одежды. На упомянутой было чёрное платье, с приталенной юбкой и кружевным верхом, не позволявшим оголить плечи.
— Ваша пара должна стать каноном, — засмеялась Мэвис, — должна.
Евгения засмеялась в ответ, втянув в прокуренные лёгкие едкий дым. А вот Крайнц засмущался и спрятал лицо в ладонях.
Но мне, честно говоря, поскорее хотелось покинуть эту замечательную тусовку людей за пятьдесят и вернуться к Энн, так как её я тут не нашла.
— Мэвис, — заговорила женщина, — отнеси связку ключей этому похотливому придурку Киту, он знает, что делать.
— Позволь спросить, что же?
— Ты хочешь услышать это прямо сейчас?
— В связи с тем, что мы не знаем, что делать с Амандой… Мы можем лишь уничтожить ваш штаб вместе с ней.
Евгения словно достала острый, до блеска начищенный кухонный нож и пырнула им в не только моё, но и в сердце Мэвис, Джеймса и остальных.
Удар ниже пояса.
Произнеся Евгения эти слова, раздался резкий звук, похожий на гудок. Я, как и многие, покрепче зажала уши. Но звук с каждой волной всё сильнее отдавал в голову.
Мои глаза были сомкнуты, хотя, скорее, плотно закрыты, ибо моя голова не выдерживала звуковой атаки. Но стоило мне моргнуть, как перед глазами всё поплыло.
Я смогла разглядеть, как Джеймс отбежал к стене, пока все прятались под столом, — тоже мне, храбрецы, — в ней открылось отверстие, Джеймс куда-то нажал и активировал защиту двери.
Спустя секунды, звук стал тише, и уже напоминал школьный звонок, который всего-навсего включили на всю мощность, чтобы учащимся отбило мозги не только от количества домашки, но и сладким звуком свободы — долгожданной перемены.
Но никакой перемены это не предвещало.
Мужчина по имени Крайнц, конечно, был накачан, но смог бы побороться со спортсменами в тяжеловесной борьбе. А теперь представьте, как вся его нелёгкая тушка распласталась по дубовому столу. Я боялась, что он треснет и обвалится на других.
Вот они, герои, молодцы.
Страх показывает людей такими, какие они есть. Ведь когда человек боится чего-то, он не строит из себя никого, а, следовательно, страх —  одна из основ самого понятия «человек», как такового.
Забери у всех этих людей способности — они станут обычными, ничего из себя не представляющими людьми. Они думают, что природная власть делает их сильнее. Но откуда у них может взяться сила, если у них даже нет стремления выполнить свою обязанность. Это несправедливо.
Будь тот же самый Роджер Кит простым человеком, как и все, то наверняка он вёл бы себя по-другому. То же самое я могу сказать и про остальных.
Сильнее тебя делают поступки, а не пустые слова.
Резко погасили свет. Джеймс сказал не высовываться. Мне стало немного смешно. Обращаясь снова к сверхспособностям, дарованным природой, то могу сказать одно. У этих людей есть уму непостижимая мощь. А они прячутся под стул и гасят свет, чтобы их не нашли.
И эти люди помогут Энн спасти человечество? Сомневаюсь.
Вентиляция, судя по всему, тоже отключилась. Дышать стало труднее, и это заметила не я одна. Сейчас я была как космонавт в открытом воздухе. Так же темно, так же не хватает кислорода.
Впервые за всю жизнь у меня начался приступ клаустрофобии. А вот Мэвис этой болезнью страдала, и довольно часто, что проявилось и сейчас.
Половина народу сидели тихо, половина паниковали.
Было, мягко говоря, некомфортно и стремновато.
Энн я не слышала, она сидела, как заинька. Тише воды, ниже травы. Вот это я понимаю, стойкость духа. Сколько же она натерпелась, бедняжка.
— Ай!
Я воскликнула от того, что кто-то ощупывал моё лицо. Грубая кожа коснулась моего носа и мне захотелось чихать.
— Джулия, ты? — голос принадлежал Джеймсу.
Я ответила ему чихом, что было неприлично при таких людях. Но меня это не волновало.
Я сидела полу-скрючившись, и моя поясница этого явно не одобряла. Она послала мне сигнал, сопровождаемый пульсирующей ломотой в области копчика и выше. Я растолковала его как: «Эй, что за фигня? Ты так себе сколиоз заработаешь!»
Следуя недовольству моего тела, я бы с радостью размялась, сделала зарядку и вышла на пробежку. Но тут особо не позанимаешься, да и в такой темноте, что хоть глаз выколи, я бы скорее засветила Джеймсу коленом по лбу, пытаясь я хотя бы встать.
Просидевши пару минут в молчании, мы дождались идеальной тишины, и лишь потом Евгения заговорила.
— Когда мы наконец перестанем валять дурака? Почему мы ведём себя, как малые дети?
— А что, свет не вырубило? — подал сиплый голосок толстяк, сидевший до того рядом с Крайнцом.
— Нет, это был Джеймс, идиот. — Сразу же заворчала Евгения.
На самом деле, я была с ней согласна. Но я могла истолковать слова женщины в другом контексте, изменив смысл. Но воздержалась. Не до меня им сейчас. Как говорил отец: «В старости наворчишься.» Я старалась придерживаться этого совета.
В крайнем случае, ответив бы я Евгении, она переняла бы мои слова на свой счёт и тогда было бы не очень хорошо. Хотя, она не была лучше остальных. Так же прекрасно молола языком и не выполняла свою работу.
Я очень долго могла обдумывать ситуации, придумывать альтернативные концовки и всё такое прочее. В этом вопросе я сошлась на том, что Евгения бы просто подняла меня на смех, вследствие чего, меня бы уж точно не принимали всерьёз.
Хотела бы я сейчас узнать, что творится в Созидательном зале. А Энн так может? Надо будет у неё спросить.
Вдруг дверь распахнулась, и в тонкой полоске света в дверном проёме показалась Кензи. Мало сказать, что она посмотрела на всех непонимающе, когда включила свет. Она выглядела так, словно увидела своего двойника. И то, тогда бы она меньше удивилась.
— Comme un troupeau de moutons, ont ;t; conduits ; l' abattage. 4 — певческим голоском, с деланым французским говором, слащаво протянула Кензи.
— И давно ты стала полиглотом? — ворчливо спросил Джеймс.
— Эх, симулянты! Это учебная тревога, совсем уже… И эти люди будут спасать мир? Не смешите, живот надорву!
Меня уже не просто раздражала Кензи Мэнсон. Она меня выводила из себя. Ну почему она не может уменьшаться до размеров напёрстка? Я бы прихлопнула её, не раздумывая.
— Мистер Баркер ждёт вас. Всех, — это слово она выделила особенно, переводя взгляд на Энн, как бы усиливая на ней внимание, — если мы не будем работать, то наше безделие отплатит нам плохой монетой. Надеюсь, вы это знаете.
Она удалилась, из стороны в сторону покачивая бёдрами, которые так и норовили разорвать ткань юбки-карандаша, и так по швам трещащую на её ягодицах.
Джеймс смутился, отводя глаза.
— Да, Джеймс… Свой талант виляния бёдрами она в землю никогда не зароет. — Съязвила Евгения. Я никак не могла понять, какую страну она представляет. Если скопление разрушенных городов вообще возможно называть странами.
Джеймс прикрылся бумагами и поспешно вышел, закрывая ими рдеющее лицо.
— Если бы она не была дурой, — наигранно вздохнула Евгения, —  то у них была бы такая химия.
В Созидательном зале было по-особенному красиво. Вот только света, как бы его старательно не впихивали, не хватало. Иногда чтобы оживить помещение нужно всего парочку букетов цветов и одно большое, настежь распахнутое окно, которое обрамляют занавески. Окон тут из принципа не было.
Тем временем, нас встретил мистер Баркер — галантный мужчина в костюме с намертво завязанным галстуком. Энн даже не посмотрела в его сторону. А вот он как раз обращал на неё внимание не раз. Что-то тут было не так.
Он, вместе с другими Посвящёнными, прочитал всем «новоприбывшим» длинную лекцию о наших обязанностях, силах и тайне, которую мы должны будем унести с собой в могилу. Я это уже всё слышала, поэтому старалась глазами найти Яна в толпе. Не удалось.
Пока я это делала, Баркер и Кензи — бомба, а не парочка, — превозносили себя так, что по их описанию всё Посвящённые были кем-то вроде ангелов.
Да, с самооценкой у них более чем всё хорошо.


К чему весь этот «парад героев» я не понимала. Большинство присутствующих тоже.
В основном, представлялись Главы стран. Евгения оказалась русской. Но больше она походила на шведку.
Когда всё подходило к концу, вызвали Мэвис. Её руки дрожали, поэтому я мысленно подбадривала её.
— Я не буду устраивать долгих речей. Они не к чему. Я просто хочу вернуть к жизни те руины, что сотворили наши прародители — Хранители.
Мэвис не стала говорить ничего более. Мудрые, мотивирующие речи не тянутся на страницы. Достаточно сказать пару слов, и они произведут такой ошеломляющий эффект, какой не смогут даже многие книги.
Многие были потрясены. Кензи особенно. Она словно разучилась разговаривать вовсе.
Так как Оливер Баркер принимал все главные решения насчёт Посвящённых, он, чего все и ждали, вынес вердикт: «Распоряжение таково: переставать тратить свои силы попусту, начинать спасать людей и помогать Искателю.»
Энн подошла ко мне, нечаянно коснувшись рукой о мою ладонь.
— Ты холодная. — Заметила я.
Сейчас её кристально-серые глаза напоминали хрусталь настолько, насколько это возможно. Она сглотнула и опустила веки.
— У меня очень болит зуб. — Вот, чего я действительно не ожидала услышать.
— Разве зуб?
— Нет. Но иначе ты не отстанешь, — уголки её рта слегка поднялись. Но от этого её температура не перестала походить на трупную, — мне кажется, что передо мною Тихий океан. Мне говорят плыть, но я не могу. Я не умею плавать, Джулс. Ровно так же я не умею управлять стихиями, а тем более искать их. Возлагать такое на меня — всё равно, что заставить годовалого ребёнка играть концерт Чайковского. — По её щеке пробежала струйка прозрачной слезы.
Я взяла её ладонь в свою, чтобы согреть, но она резко одёрнула руку.
— Не останавливай меня. Я уйду в любой момент, если захочу. И ты это знаешь.
— Знаю. Но мне от этого будет слишком больно. Я помогу тебе всегда. Просто не отвергай меня, — я пальцем смахиваю новую слезу с её нижнего века, — ты не одна, Энн. Ты никогда не будешь одна.

37 Глава.


Пока мы разговаривали, к нам подкрался какой-то мужчина. Он тихо положил Энн на плечо руку, и она чуть не подпрыгнула от неожиданности. Это был Оливер Баркер.
Он выглядел до тошноты прилично, будто его привели с фотосессии мужского журнала о бизнесе. Синий галстук впивался в гладко выбритую шею, отчего мне стало его жаль. Непросто, наверное, дышать, когда тебе что-то давит на горло. Он был не молод, так что редкие морщины были ему свойственны. Их скрывала идеальная кожа. Не пористая, персикового оттенка, даже не жирная! Я начала подозревать, что он пользуется матирующими салфетками и пудрой. Ибо нельзя выглядеть настолько прекрасно.
По сравнению с ним Энн вообще не следила за собой. Никаким тональным кремом нельзя было перебить её мертвенно-бледную кожу, данную ей от рождения. И даже автозагар не справился бы с такой сложной задачей, как лицо Энн.
Когда подруга увидела Баркера, её выражение лица так преобразилось, словно она наелась неспелого крыжовника.
Она, не думая, влепила ему пощёчину. Неожиданный поворот событий. Честно говоря, я не думала, что мне следует сейчас присутствовать рядом.
— Думаешь, подойдёшь, и мы нормально поговорим? Нет, папочка, я не хочу с тобой разговаривать, — разозлилась Энн, — сколько ты ещё мог врать мне?
Папочка?
— Энн, прошу, я объясню… — оправдывался тот.
— Нужны ли мне объяснения лгуна?
— Я не мог сказать тебе. Это тайна. Ты и сама это знаешь.
— Может, я переживала? Ты не дума об этом? Ах, конечно, ведь я так ничтожна по сравнению с твоими делами. И минутки не найдётся, чтобы послать весточку или сообщение.
— Я не…
— Нельзя в один момент появиться в жизни человека, а потом взять и резко исчезнуть. Да, вы восхваляете меня. Но вы не воспринимаете меня как человека. Человека, у которого есть чувства.
— Послушай…
— Не подходи ко мне, — медленно выговаривала Энн, — больше. Надо было тебя возненавидеть с самого первого дня нашего знакомства.
Он попытался взять её за руку, но та отвернулась и ушла прочь. А Оливер Баркер остался стоять с протянутой рукой. Он не мог её отпустить. Если он и правда был её отцом, то Энн поступила слишком груба. Порой нам кажется, что наши отношения с человеком никто и ничто не сможет порвать или изменить. Но простые слова… Они хуже кинжала, хуже разлучницы, ибо задевают не сердце, а душу. А искалеченную душу не вылечишь, записавшись на приём к врачу. Она реабилитируется со временем, но шрамы обиды и воспоминаний останутся глубоко внутри навсегда.
Как больно было смотреть на Оливера Баркера, махающего Энн в след. Он знал, что она не обернётся. Не обратит внимание. Но он продолжал. Будто это могло что-то поменять.
Он был, несомненно, важной персоной. И наверняка надеялся, что его высокий статус поможет вернуть близкого человека. Не помог. Он был такой же гайкой в огромном механизме общества, как и все мы. Не больше, не меньше. Оливер Баркер впервые почувствовал себя брошенным.

 «Душевная боль — это эмоция также связанная с потерей чего-то важного для жизни, только человек теряет не ткани тела, клетки или физиологические функции, а близких родственников, любимых людей, личные вещи, собаку или кошку, либо он теряет статус или уважение и т. д. ...»

Душевная боль страшнее физической. Её нельзя заглушить, она будет накатывать снова и снова, сколько бы ты её не забывал. Это гарпун, вонзившийся в то, что ты любил. Что ценил и чем дорожил. Он протыкает и уничтожает это навсегда.

Цокающий звук. Кензи Мэнсон подходит к Баркеру и что-то мурчит ему на ухо.
— Она глупа и молода, забудь о ней. Не трать силы. Ты ей не нужен.
Он встаёт на цыпочки — Баркер выше женщины сантиметров на двадцать —
И целует его. Как мерзко. Увидев это, Энн бы распсиховалась.
Она не замечает меня, хотя я стою прямо перед ней. Удивительно, но Оливер не отстраняется. Он поддаётся ей.
И почему я вообще на это смотрю?
Скрещиваю пальцы и надеюсь на то, что сейчас подойдёт Мэвис или Ян и заберёт меня. Но нет. Приходит Клаус, наш с Яном общий знакомый.
Полосатый синий шарф так ловко обернут вокруг его шеи, что она скрывает её вовсе. Он обосновывает данное «стильное» решение тем, что ему всегда холодно. Да уж, вот специализируешься ты на погоде, асам мёрзнешь. Парадокс.
Он застал меня в том расположении духа, когда ты увидел что-то противное и теперь пытаешься отойти. Поэтому, Клаус принял это на свой счёт и надулся. Ох уж эти дети.
— Джулс, знаешь, что я заметил? — шёпотом сказал Клаус.
— Валяй.
— Мне не нравятся взрослые.
— В каком плане?
— Например,  — Клаус указал на Баркера и Мэнсон, которые уже отошли и, сплетя руки, стояли в сторонке,  — они засовывают языки друг другу в рот.
— Но Кензи Мэнсон делает это отвратнее всех. — Сказала ему по секрету я.
— Выпендрежница, — протянул он с заметным австралийским акцентом,  — хорошо, что она не у нас в штабе. Ой,  — Клаус зажал рот руками, — ваш же закрывают....
И только сейчас до меня дошло. Если наш штаб закроют, то переведут. Но куда? Я не могу просто так исчезнуть, бросить Ната и Кирстен.
Бросить все. Зарыть в землю наши с Кирстен планы, забыть неловкий смех Натана, оставить Аффонсо.
— Но ты всегда сможешь приехать ко мне. — Предложил Клаус.
— Спасибо,  — поблагодарила я его за поддержку, — но я не позволю им хоть пальцем притронуться к нашему штабу. С Амандой мы разберёмся. Но штабы пусть даже не вздумают трогать. Придурки. — Выпалила вслед я.
Клаус звонко засмеялся.
— Ты сказала «придурки».
— И что?
— Ты ругнулась.
— И… что? — я скрестила руки на груди и уставилась на него.
— Так нельзя.
— Я взрослая. Мне можно.
— Вот, как всегда. Вы, взрослые, думаете, что вам всё можно. Поэтому я вас и не люблю. Ведь вы забываете о том, что вы просто дети-переростки. А строите из себя всемогущих.
Тут засмеялась я.
— Повтори.
— Чего?
— Как ты сказал?
— Дети-переростки.
— Смешно, — согласилась я, — Клаус, а по каким вещам ты скучаешь?
— Скучать — пустая трата времени. Это не приносит тебе ничего, кроме грустных воспоминаний. Лишь только зря тратишь нервы. — С серьёзностью ответил он.
— Но разве плохо вспоминать былое?
— Вспоминать и скучать — разные вещи.
— Ладно,  — смягчилась я, — тогда… что ты вспоминаешь?
— Хороший вопрос. Я вспоминаю как старший брат покупал мне мишек-гамми в «Walmart’е», как меня контузило во время школьной войнушки и я сломал ногу, а брат читал мне Байрона, сидя на краешке моей больничной койки, потому что боялся притронуться ко мне, боялся причинить больше вреда, чем когда мать оставила нас и ушла к своему новому мужу. Большинство моих воспоминаний связаны с братом. — Закончил он.
— Ты напоминаешь мне моего младшего брата. — С грустью заметила я.
— Я бы с ума сошёл, будь твоим братом. — съязвил Клаус.
Про себя я подумала, что Клаус выглядел очень болезненно. Он часто сморкался из-за того, что у него не прекращались сопли, оттого его нос походил на клоунский. Ростом он тоже не вышел — низенький, метр с кепкой, да к тому же и щупленький. Карие глаза, опухшие от болезней, смотрели угрюмо. С Яном они хорошо поладили, потому что оба увлекались историей. Клаус хотел быть археологом. Он уже был почти специалистом в этой науке. Его фигура была типа «прямоугольник», что для парня было неплохим. Пропорциональные плечи, голова, бедра. Из его прошлой жизни я знаю лишь то, что он жил со старшим братом в усадьбе, которая досталась в наследство от бабушки с дедушкой.
Честно сказать, я старалась отойти подальше, как только Ян с Клаусом заводили речь про историю. Мне этот предмет никогда не нравился, так он был нудным, а все учебники пестрели датами и непонятными старыми словами. Это очень досаждало, так как именно по истории у меня была тройка, а по всем остальным предметам — четвёрки или пятёрки.
Наконец, пришла Мэвис. Клаус, увидев её, занервничал и сделал шаг назад. Но Мэвис лишь тепло улыбнулась.
— Мы все уладили со штабом. Не переживай. Евгения бывает резка, но в ситуации с Амандой требовалось рисковое решение.
— И что же вы решили? — не без интереса спросила я.
— Вообще, это случается редко… Но мы можем создать новый штаб. Это займёт много времени, поэтому нам на месяц, если не больше, придётся жить простой жизни. А уже потом спасать мир.
Ну как они не понимают? Когда дело касается спасения мира, нельзя ничего откладывать на потом. Есть только сейчас, и надо использовать этот момент. Откладывая же, мы теряем не только время, но и людей.
Мэвис бросила взгляд на мою руку. Там виднелась небольшая царапинка от древесного сука.
— Это Аманда…?
Надо соврать. Не хватало мне лишнего опекунства.
— Нет, я ногтём зацепилась. Всё в порядке, — я обернулась. Клаус смылся и мы с Мэвис стояли одни, — э… Мэвис?
Женщина подняла на меня взгляд.
— Да?
— Ян мне рассказал. О Мерси. Мне безмерно жаль, — сглотнула я, —она была хорошей девочкой.
Мэвис тяжко вздохнула и опустила глаза в пол.
 — Иногда человек настолько ненавидит себя за свою слабость, что решает прервать свою жизнь. Да, она была прекрасным ребёнком. Она понимала жизнь больше, чем кто-либо другой, — тут её голос надорвался, — это наша вина. Если бы она не связалась с нами… Да, у неё не было сил, что для Посвящённого — мука. Но она была сильной и без них.
Моё сердце стало усиленно биться, а ладони вспотели. Как тяжело говорить о человеке в прошедшем времени. Он был, а теперь его нет. И как так получается? Это не справедливо. Ужасно не справедливо.
Мэвис закрыла лицо руками.
— Мне надо…
Я кивнула, отпуская её.
За последние дни я узнала много нового. Такой поток информации сделал из моих мозгов яичницу, если можно так выразиться. Мне просто хотелось спать. Я устала слушать, говорить, наблюдать.

В центр зала вышел мистер Баркер.
— Прошу все штабы как можно скорее приступить к упорной работе. Американский же, временно распускается, — зал ахнул, — на время создания нового штаба. Он будет функционировать только в экстренной ситуации. А теперь, прошу остаться глав всех штабов, остальные могут идти.
На сердце стало легче.
Энн, Ян и Джеймс стояли рядом, морально готовясь к коридору, то бишь бездне, воспоминаний. У Энн был особый «иммунитет» к этому. А вот меня после него прорывало на продолжительный транс и рыдания.
Прошлое не вернуть. Нам остаётся только тепло вспоминать те моменты, которые мы пережили. И хорошие, и плохие. Из плохих мы получаем уроки, из хороших — воспоминания.
У выхода столпилось много Посвящённых. Человек пятьдесят, не больше. Каждый с абсолютным спокойствием прыгал в черноту, поглощающую полностью. А я дрожала, как в первый раз.
Энн, с гордо поднятой головой, исчезает.
Теперь Джеймс.
Ян.
Моя очередь.
Я задерживаю дыхание и ступаю. В ожидании того, что всплывёт в моей голове.

— Дзулия, слевай, я тове хочу! — ноет Силь.
Мне хорошо. Подвешенная каучуковая шина, привязанная толстой верёвкой к дереву, раскачивается взад-вперёд. Я попой провалилась в дырку от шины. Теперь не могу вылезти. Мои босые ноги приятно ласкает весенняя травка. Щекотно. Еле сдерживаю смешок. А Сильвер ворчит.
Папа сидит рядом, на скамейке, и вчитывается в «Вишнёвый сад» Чехова. Папин друг, мистер Кастелли, режиссёр театра «St. Castelli», организованный им самим, собирается ставить это произведение на сцене. Но, по правде, папа говорит, что с мистером Кастелли проще спиться, чем работать.
В саду так душно. Ветра совсем нет. А вот и Силь совсем расхныкался.
Папа откладывает книжку и берёт его на руки. Сильвер такой маленький, что выглядит, совсем как игрушечный.
Так уж и быть, я уступаю ему самодельные качели, которые сделал папа.
На даче у мистера Кастелли очень скучно. Он одинок, поэтому детей у него нет. А брату только два года. Ну и как мне быть?
Задумавшись, натыкаюсь на крапиву. Ноги дико зудят. Моментально краснея и покрываясь белыми волдырями. Ещё одна из причин, почему я не люблю отдых на природе.
И вот, я уже не замечаю, как истошно кричу. Сильвер тоже начинает плакать, испугавшись. Папа хватается за голову. Подбегая ко мне, наступает в муравейник. Тысячи мелких букашек расползаются по траве, заполняя чуть ли не всю площадь загородного дома. Тут уже и папа начинает орать.
Видела нас бы мама, покрутила бы пальцем у виска. Но она в лаборатории, как всегда, занята.
Слюнявчик брата становится насквозь мокрым. И не только от слёз.
Мои «очаровательные» ноги, все в белых пупырышках, красные, очень гармонично смотрятся с моим пурпуровым платьем до колена.
Их жжёт ещё сильнее, и ещё…

Боже, наконец-то я пришла в себя.
Все смотрят на меня очень удивлённо. Видимо, я неосознанно кричала и в жизни.
Стараюсь ущипнуть себя, но пальцы не слушаются меня. Я в коме? Вроде нет.
Передо мной стояла Эва, в связанном из толстой шерсти свитере, цвета чая с молоком. Как она любила.
— Я понимаю, что ты переживаешь за Маршу, но… Валяться на сквозняке на ледяном полу — не самый лучший вариант, знаешь ли.
Я бегло огляделась. Я в нашей общей комнате. Энн и остальные пропали.
Непривычно. Снова придётся быть обычным человеком, не строить из себя могущественного правителя стихией.
Через окно проглядывали кроны тёмно-зелёных деревьев, которые уже успели заметно вырасти, с момента недавней посадки. Ветер бил по занавескам, которые настояла повесить Эва, а они чуть ли не срывались с карниза.
Эва хоть и поставила руки на талию, сжав их в кулаки, но смотрела на меня ласковым, беспокоящимся взглядом. Такой была Эва. Она могла рвать и метать, но через минуту уже души в тебе не чаяла.
Говоря о нашей обстановке в комнате, многое изменилось. Нат переставил шкаф в другой конец комнаты, чем очень гордился. Это было не особо удобно, зато стало уютнее. Кирстен жаловалась на отсутствие подушек, как она говорила,  «для декора». В Кирстен смешались три личности — ворчливая бабушка, скупая на чувства и холодная ко всему, идеальный воин и девушка-красавица. Как это получилось, никто не мог понять.
Эва и Натан откуда-то притащили стол, да два стула. Места они занимали достаточно, а вот шире комната от этого не стала.
Однажды приключилась довольно забавная история. С кровати Ната украли матрас. Вот так просто. Никакие не драгоценные вещи, а матрас. Он долго дулся, но потом, оказалось, что эта была проделка наших соседей, которые жили вместе с Охотником. Да, тем самым Охотником, у которого руки тянулись убить кого-нибудь.
Но пообщавшись с ним ближе, вы бы поняли, что он настоящий душка. Иногда человек просто оказывается не в то время, не в том месте. И из-за этого становится абсолютной своей противоположностью.
И тут я вспомнила о Книге.
А что если Натан нашёл её и раскрыл меня? Но…
— О чём задумалась? — прервала мои мысли Эва, — куда ты исчезла после похорон?
— Я… слишком чувствительна, знаешь-ли. Да и к тому же, кокетство Кирстен и Натана перед друг другом мне поднадоело. Хотелось побыть одной, — я мельком глянула в окно, — моросит.
— Какой день уже такая гадкая погода. Тебе не холодно? Бледна, как луна. Может, чаю?
— Не стоит. Т ы и так достаточно заботишься обо мне. Я ценю это.
— У тебя температура ещё в минус не ушла? — отпустила шутку она.
Я устало мотнула головой. Я так устала, так устала. Даже разговаривать сил нет.
— Ты что, опять болеешь? Что на этот раз?  — не унималась Эва, — Грипп? Или снова ангина? Я не дела преждевременных выводов, но твоя кожа имеет действительно болезненный оттенок.
Чтобы не сорваться на Эву, я воображала себе холмистые пейзажи с чисто-голубым небом. Правда, от этого я не сильно успокаивалась.
— Эва, оставь меня со своими вопросами, я очень хочу отдохнуть, пожалуйста.
Собеседница посмотрела на меня так, словно я плюнула ей в лицо. Видимо, вышло грубовато для неё.
Она быстро окинула взглядом комнату, сухо прокашлялась.
— Я буду в комнате по соседству. Если что. — Трескучим голосом добавила она.
Эва вышла и хлопнула дверью. Увы, но её чрезмерная забота и правда утомляет.
Я поднялась с пола и плюхнулась в свою кровать. Наконец-то покой. Если кто-нибудь бесстрашный отважится меня потревожить, тогда уж я точно не сдержусь. Тогда, наружу выплеснется весь мой ругательный словарный запас.
Перед тем как уснуть, я наспех заплела косичку, чтобы к моему пробуждению волосы не выглядели грязными, а аккуратно вились. Сначала я пыталась сделать колосок, но чуть не выдернула себе клок волос. Простая коса тоже сойдёт.
Резинка туго стягивала волосы, но едва моя голова коснулась подушки — я уснула без задних ног.

— А картошку ты ешь?
— Конечно. Тот факт, что я являюсь вегетарианцем не делает меня человеком, который ест только траву.
Снова эти знакомые шумные голоса. Сколько я спала? По ощущениям, часа два-три.
Люблю мигрень. Особенно после сна.
Темнело, и все уже собирались скоро ложиться спать. Я хотела подать голос и намекнуть на это Натану и Кирстен, но сейчас, я бы охотнее утопила их, лишь бы их голоса перестали резать мои уши.
Поэтому я просто громко вздохнула.
— А вот и наша соня. — Лукаво улыбнулась подруга.
— Если вы не против, то я побуду соней ещё часов семь, как минимум. Надеюсь вы знаете, что не выспавшаяся Джулия — злая Джулия.
Натан сдержал смешок. Кирстен грозно взглянула на него. Эвы в комнате не было. Обиделась.
— Поэтому я попрошу вас не шуметь. Иначе я, разъярённая и разбуженная, расскажу вам кое-что о вас не в совсем цензурной форме. — Закончила я.
— А где же твоя женственность? — вскинула руки Кирстен.
— Спроси об этом мои синяки под глазами.
— Ха-ха, очень смешно, — скептически вздохнула Кирстен, —сколько раз тебе говорить, что конец света концом света, но тональник ещё никто не отменял.
— Столько же, сколько Натану, что не надо вести себя, как тупица. Увы, он не слушается.
Не подумайте, я очень люблю друзей и дорожу ими, но иногда они так выбешивают, что каждая частичка моего тела взрывается от злости.
— А это, — отозвался друг,  — между прочим, обидно. И раз вы такие буки, то я ухожу.
— Куда же?
— У меня стрельба на поле. Только у парней. — Буркнул Натан.
Так-то лучше. Натан обижается по пять раз на дню. Думаю, мы и без него неплохо проведём время.
Скорее всего, это из-за стресса. Миллс издала указ, в котором говорится, что отслужив год, мужской пол будет служить в армии. Нелегко сдерживаться, когда в любой момент ты можешь стать пушечным мясом.
Наступила неловкая пауза. Давно её не возникало между нами.
Я собралась с мыслями, приготовившись, но тут Кирстен прервала мои раздумья. И не только она.
— Что-то шумит за дверью.
И правда. Галдёж из всевозможных голосов мешал сосредоточиться, а уж тем более, отдохнуть.
Кирстен на цыпочках пробежала по холодному полу в одних носках, а потом легонько приоткрыла дверь. Прямо за ней стоял чей-то подполковник, то бишь, наставник и преподаватель.
Дверь задела его руку, и тот обернулся. Кирстен пискнула, попутно ища извинения.
— Мистер…? — заикаясь начала Кирстен.
— Форд. Бен Форд. Рад познакомиться, солдат Баумэр.
Кирстен смутилась, но не покраснела. Задумалась.
Он протянул руку, но она пространственно глядела в стену.
Он кашлянул, и та оживилась.
— Это… опять мнимая тревога? — забеспокоилась Кирс.
— Ну что ты, просто обсуждаем Новенькую. Не слышали о ней? Джемайма Адамс, если не ошибаюсь.
Для Кирстен эта новость явно была не радостной. Они с Натаном только стали встречаться, а тут на горизонте появляется какая-то девушка. Естественно, её такая перспектива не очень устраивала.

Как только мы вернулись с ужина — нам подавали странное по консистенции и виду блюдо, напоминавшее переваренную котлету и салат из зелёных овощей, хотя он, скорее, был из попок огурцов, ибо такой горечи я давно не ела, — Кирстен, не произнося не слова, уселась на свою кровать и уснула. Или притворилась, что спит.
С момента известия о новенькой Кирстен сильно поменялась в лице. Задумчивая, холодная и тоскливая  — такой мы видели её последнее время дня.
Она осознала, что никто не застрахован от потери дорогого человека. В человеческих отношениях ничего не бывает «навсегда». Вас разлучит либо смерть, либо более лучший партнёр. Кирстен в данном случае грозило второе.
Комната погрузилась в тишину. Нат смотрел в стену, гадая, почему Кирстен его игнорирует. Я укуталась в одеяло, так как очень сильно мёрзла, и сидела в нём, словно в коконе.

Мы ждали Эву, и вот, она объявилась. Но не так, как мы думали. Эва сегодня была в разведке. Точнее, она ушла вчера утром, пробыла там 2 смены и вернулась.
Она ворвалась, словно ураган, сметая всё на своём пути. Её щёки пылали багряным румянцем, она вся светилась.
— Не знаю, можно ли вам такое рассказывать… — громко начала она.
Нат шикнул на неё, а она кивком дала понять, что будет потише.
—  Вчера вечером я встретила самого очаровательного мужчину в своей жизни!
Я чуть с кровати не упала после такого заявления. Даже Натан вышел из транса.
— Я не знаю его имени, не знаю фамилии, но знаю, что между нами пробежала искра. Это любовь, это любовь! Она витает в воздухе, вы чувствуете? Она озаряет нашу жизнь своим присутствием, ведь она Любовь! Я не могу передать, как бешено колотиться моё сердце, это ли не признак? Ох, я больна, больна? — трагически распевала Эва.
Мы не хотели её огорчать, но ощущали в воздухе только запах сырости и старых носков. Если так и правда пахнет Любовь, то её слишком восхваляют.
Такое поведение было абсолютной противоположностью Эвы.
Её речь меня взбодрила, да так, что мне из-под одеяла захотелось вылезти.
Исследования Джулии Каннингем показали, что так себя ведут люди на голову отшибленные — то бишь влюблённые.
И тут я перепугалась. Слишком много перемен в моей жизни. Я не готова. Я всегда любила статичность, обыденность. Ни капли авантюризма. И что за поколение?
— Мне стоит заполучить его сердце. — Задумчиво протянула женщина.
Нат хмыкнул.
— Сделай ему булочки с корицей. Так ты получила наши. —  Ответила ей я, на что она улыбнулась ещё шире.

Я была несказанно рада тому, что физические потребности человека, а именно, сон, взяли верх над Эвой и она уснула мёртвым сном.
Моя тугая коса уже давно расплелась, отдельные волосинки выбивались из неё, что придавало мне неряшливости. Которая была мне очень к лицу.
Великие думы поглотили мистера Лефевра, от чего он и слова не обмолвил за весь оставшийся вечер.

На следующее утро мы с Кирстен должны были идти снимать мерки для новой военной формы. С нашей старой возникли некие проблемы.
Но мы проспали.
Я поняла это, когда Кирстен, параллельно мчась в ванную, кричала мне что-то на бегу, а я сонно на неё смотрела одним полуоткрытым глазом.
Очень важный факт. Кирстен Баумэр чистит зубы за 8 секунд. Да так, что они у неё всегда белые и ровные.
У нас не было швей, ничего такого. Заведующая оружием и формой нас чуть не расстреляла за опоздание. Уж поверьте, кричит она достаточно громко, чтобы по крайней мере один корпус базы услышал.
— Но мисс Зильбер, мы случайно…  — оправдывалась перед ней подруга.
— Нахальные овцы! Думаете, что молоды и вольны делать то, что хочется? Нет, дорогие мои, вы на учениях, и будьте добры, НИКОГДА. ВПРЕДЬ. НЕ ОПАЗДЫВАТЬ. — выносила нам мозг эта женщина.
—Но… — Кирстен не покидали надежды.
— Это вам не дом родной! Пошли вон! — злобно прикрикнула нам вдогонку старушка, пока вышвыривала нас.

— Папа учил меня водить. У нас был Красный «Опель».
Кирстен рассказывала мне истории, пока я ковырялась зубочисткой в зубах  после обеда. Первая половина дня прошла как всегда. Однако сегодня я занималась намного усерднее.
— А куда они сбывают отходы? Они что, загрязняют природу? — насупилась подруга.
— Кирстен, природа нас пытается убить, а ты за неё беспокоишься.
Она никогда бы не дала мне членство в веганском клубе. Я же, в свою очередь, не поступила бы туда и забесплатно.
Но, на моё удивление, та нисколько не обиделась.
Долгие разговоры последнее время утомляли меня. После известии о Новенькой, в меня вселился дух авантюризма. Даже не знаю почему.

Перед сном — а уж поверьте, я устала бегать кругами для тренера и готовиться к стрельбе с пятидесяти метров, — я прокручивала в голове самые приятные моменты за прошедшие дни.
Эва все ещё дулась на меня, но уже не так сильно, поэтому я с облегчением вздохнула, когда она спросила у меня что-то насчёт расписания.
К нам стала приходить подруга Эвы — сержант Лайон. У них с Эвой была значительная разница в возрасте — лет пятнадцать, а то, быть может, и все двадцать. Но как говорится, на войне друзей не выбирают.
Сержант Лайон была консервативной и сдержанной женщиной. Она стягивала волосы цвета индиго в тугой пучок на затылке, что придавало ей больше строгости. Она никогда не кричала. Говорила тихо, но так, что у всех потом мурашки по коже были после её изречений. Эва говорила, что она раньше работала в Государственной Консерватории Хельсинки.
Стали проводиться ночные собрания. Но это было только между солдатами, они каждый день обсуждали проблемы, делились историями, толковали о жизни, гадали о будущем. Никто из нас туда не ходил, ибо мы свято верили, что это не законно, да и к тому же, эти собрания напоминали секту. Недавно какая-то девчушка оттуда рассказала мне, что скоро в нас врежется ракета и мы все погибнем. Я молча и безразлично выслушала её, но принимать близко к сердцу ничего не стала. Причём, рассказывала она с таким пылом, с такой страстью вперемешку со страхом в глазах.

Четыре часа пятьдесят одна минута. Хочу спать, но лучики утреннего солнца проглядывают через занавески, падая ровными тенями прямо мне на лицо, создавая необычный узор. Вдыхаю всей грудью аромат солнца. Всё в этом мире имеет свой запах. Солнце не исключение. Оно тёплое и располагает к себе.
Я никогда не любила дожди. Почему? После них сыро и гадко, да и серые облака портят настроение своим видом. Насколько же  должен быть несчастлив человек, чтобы любить дождь?
Сейчас я позабыла обо всем: о опухших глазах от недосыпа, о том, что мне ставать через два часа, о всех и друзьях и близких. Я наслаждалась тишиной. Моя кровать в миг перестала казаться мне жёсткой и колючей — она стала лёгкой и приятной, словно пёрышко.
Никогда более за последнее время я не ощущала такого блаженства, как в данный момент. Моё тело стало таким невесомым, таким…

***

Кирстен неторопливо встала с кровати. Она не выспалась, потому что за стенкой всю ночь кто-то выяснял отношения. Девушку распирало от злости и несправедливости.
— В конце концов, вас поймают полковники! — отвечала она им.
Но её раздражённые возгласы встречались с усмешками и тонули в потоке голосов.
— Дайте поспать хотя бы час! — Кирстен уже зажимала уши подушками, лишь бы не слышать этого балагана, — Не знаю, чем вы там занимаетесь, но это вам с рук не сойдёт!
Сонно оглядевшись, девушка обнаружила прядь волос у себя на подушке. Она снова стала страдать выпадением волос на почве стресса. Стриглась коротко она для того, чтобы этого было не так заметно. Когда у неё никого не было, она могла на это закрывать глаза. Но сейчас появился Лефевр, оттого она и ещё больше стала переживать.
Она была обычной девчонкой, которую волновали простые житейские проблемы. Но какими же громадными, колоссальными казались они такой маленькой, хрупкой девчушке по имени Кирстен, любившей сравнивать себя с Дюймовочкой.

38 Глава.

Пол.

Я бегу. Бегу, бегу. И ещё раз бегу.
Куда только глаза глядят.
Есть ли место в мире для человека, ищущего недостижимое и недосягаемое?
Вся наша жизнь —  это бег. Бег от проблем, от трудностей, в конце концов, от самих себя.
Я бросил всё, что у меня было ради одной девушки. Сам не знаю почему.

Просто помните меня.
Прошу.
Вечный беглец.
Пол де Бейкер.


Быстро написав записку, сложил её и сунул себе в карман. Нужно выдвигаться. Серены просто так не включаются.
Если меня нашли, то мне конец. Джин не любит таких подлецов, как я. И никакая Эстелла меня уже не спасёт. Я сделал выбор.
И я выбираю Энн.
Если бы любовь была преступлением, я был бы уже в криминальном розыске.
Хотя, так оно и есть.
Запомните одну истину. В мире, где правят жестокость и власть, нет места любви и искренности.

В школе я не отличался хорошими физическими данными, поэтому по физкультуре у меня была твёрдая четвёрка. Но, поверьте, сегодня я бежал так, как никогда. Только пятки мои сверкали, когда я удирал с этой заброшенной пиццерии. Адреналин ударил в голову, усталость отступила на второй план.
Я пробежал километров пять, пока не убедился, что в радиусе километра рядом со мной ни единой живой души. У дороги, по которой я бежал, росло щуплое деревце. Я привалился к нему и стал судорожно вдыхать воздуха. Мои дыхательные органы почти умерли.
Воздуха категорически не хватало, я закрыл рот и не смог больше его открыть. Стал щипать себя за руку, но безуспешно.
Лишь бы это был сон, лишь бы сон. Но нет.
И тут я стал откашливаться с такой силой, что врагу не пожелаешь. Я чуть не выкашлял свою лёгкие.
Куда мне теперь держать путь? На автозаправку? Я побежал в противоположную сторону, так смысл искать мне её снова? Я погрузился в мысли о том, что мне совершенно некуда податься.
И тут, как по волшебству, поднялся сильный ветер, и ко мне поддуло небольшой жёлтый флаер с изображением красивой белокурой женщины с кошачьими глазами.

«  Worship to Mills. No one else…»

У этой дамочки всё определённо хорошо с самооценкой. Далее на листочке был указан адрес какого-то военного лагеря. Я взял карту из рюкзака и стал вглядываться. Координаты совпадают. Если это единственное по-настоящему жилое место… Решено! Я иду туда, не медля ни секунды.
Не обращаю внимание на ветер, порывисто дующий мне прямо в лицо, взлохмачивая волосы. Пробираюсь через заросли пожжённых кустов, ища дорогу вперёд и только вперёд.
Уже не чувствую голода, жажды, боли. Чтобы выжить, нужно уметь приглушать эмоции и отодвигать естественные нужды на второй план, ставя перед собой задачу только спастись.
Да, идти ещё долго. Очень долго. Такси тут не ходят. Я хмыкнул от одной мысли от того, что все могло бы вернуться на свои места.
Какая бы у меня была жизнь тогда?


— Сей, я дома. —  Недовольно буркнул мужской голос.
— Снова задерживаешься на работе?
Небольшая кухонька была полностью заполнена дымом и запахом гари. Сей де Бейкер, урождённая Рид, готовила рыбные котлеты, но, как уже стало понятно, кулинария не была её коньком. Рядом со столовым столом стояла старая табуретка, которая шаталась, но её подпирали клочком утренней газеты « Доброе утро, Вашингтон!», поэтому она могла ещё прослужить год, а то и два. Подпирал чаще отец семейства, чьего имени не известно, так как он был важной государственной личностью, поэтому не будем разглашать сию тайну.
На той самой табуретке стояла клетка с новозеландским попугаем по имени Альберт. Альберт был антонимом к слову «тишина». К слову «спокойствие» тоже. Как только в дом де Бейкеров приходил кто-то чужой, будь то гости, друзья, да даже дальние родственники, Альберт начинал петь серенады противным ломким голосом. Хотя, это даже пением назвать было тяжело. Тем самым он поскорее выпроваживал чужих со «своей территории». Собственно, чужие больше и не хотели приходить. Сей де Бейкер очень грустила по этому поводу, так как была домохозяйкой, и её смиренную жизнь скрашивали модные глянцевые журналы, на которые ей было плевать, но со скуки и не такое в руки возьмёшь, сериалы по телевизору и яблочный пирог собственного приготовления. Муж почти всё время был на работе, а сын — Пол, много времени проводил на улице, с друзьями, зачастую забывая своего домашнего питомца. Мальчик чувствовал себя одиноким со стороны родных, поэтому и восполнял это общением со сверстниками. Одиночество — штука сложная. Если ты слишком долго один — то привыкаешь к этому состоянию и уже не хочешь выходить из своей зоны комфорта. А там и до депрессии недалеко. Когда же ты окружён вниманием, то ты становишься социально зависимым, не представляешь свою жизнь без всех тех людей, что вечно крутятся вокруг тебя.
Дзынь-дзынь.
Это зазвонил телефона мистера де Бейкера старшего. Он отходит от миссис де Бейкер, даже не успев поцеловать её в щёку, легонько приобняв за талию, пожелать доброго дня.
Сей де Бейкер частенько вспоминала золотые времена, когда муж кружил её в Новогоднем вальсе в колледже, как они ездили в Палермо со ста евро в кармане, как за ночь съели два килограмма апельсинов и потом ещё неделю мучились с больными животами. В этом миссис де Бейкер видела чистую и бескорыстную любовь. Такую, которой ей сейчас и не хватало.
Пар, так быстро заполнивший все помещение, так же быстро рассосался, отчего на лице женщины выступили капельки пота. Сей испугалась за свои только-только накрашенные брови, подпрыгнула на месте и побежала к зеркалу, дабы удостовериться в неизменности своей красоты.
Говоря о Поле де Бейкере, можно сказать, что он был копией матери. Мягкие непослушные каштановые волосы и глаза цвета тёплого какао. Отец его недоумевал, отчего же его сын так похож был на девчонку. Зато, Пол пользовался популярностью у девочек, что было ему определённо на руку.
Пол до мурашек любил рыбные котлеты. Так сильно он ничего никогда не любил.
Или, может, любил?
Бледнолицая худышка, с иссиня-черными волосами, гладкими волнами, ложившимися на плечи, рядом с которыми контрастно выделялись острые, как лезвия, ключицы. Её образ он запомнил с первой их встречи. Любовь пришла к нему незаметно. Но он точно знал, что любит её сильнее, чем когда-то любил мамины рыбные котлеты.



39 Глава.

Энн.

Боже, до чего приятно быть в безопасности, окружённым лаской и заботой. Когда тебе просто приносят кофе в постель, а ты лежишь, ощупывая руками свежие постиранные простыни, укрывшись одеялом, которое пахнет кондиционером для белья с запахом чабреца.
Нет, это не сон, не мечта, это всё умелые руки Мэвис и Джеймса.
Как приятно чувствовать себя нужным, не пустым местом для окружающих.
Мэвис сказала, что мне некуда идти, поэтому я, Мэвис и Джеймс отправились в Британский штаб. Если мы думали, что наш штаб маленький, то мы сильно ошибались.
Итак, представляю вам Посвящённых Британского штаба:

Роджер Кит — тот самый, что неровно дышит к Мэвис, носит странные пиджаки и смеётся по-аристократически. Стихия: Воздух.
Лесси Кит — дочь Роджера Кита. Абсолютно идентична своему отцу. Разве что только, не имеет на голове лысины, размером с блюдце. Стихия: Воздух.
Джошуа Флавлесс  — очень серьёзный, но рассеянный мужчина средних лет. С нескрываемым презрением относится к остальным Посвящённым. Стихия: тоже воздух. Специализируется на аэродинамике.

Роджер рассказал нам, что Посвящённых со стихиями воды и огня по пальцам можно посчитать. Что тут и говорить обо мне, ведь я единственная в своём роде.
Если бы можно было записаться на курсы практики управления стихиями, я бы записалась не раздумывая. Что уж и говорить, ведь я толком не понимала, что от меня ждут, а мне предстояло найти ещё четыре (!!!) стихии. Мэвис старалась не сильно меня напрягать по этому поводу. Вместе с ней я смогла составить сводку того, что узнала о Посвящённых:

а) Моя мать, настоящая мать —  Амелия, является Хранительницей Неба. Неожиданно, правда? О ней мне напоминала лишь жемчужина, подаренная ею, которую я всюду таскала за собой.
б) Посвящённым и мне суждено либо спасти Землю, либо отдать её во власть Алисии, то бишь, уничтожить всё её население. Последняя, кстати, приходилась мне родной тётей.
в) Силы Посвящённых угаснут, когда они исполнят свою миссию.

Это были самые важные факты. Я также хотела создать список того, почему я странная, но Мэвис лишь рассмеялась в ответ на моё предложение.
Британский штаб был более обставлен, чем наш. В нём чувствовалась излишняя вычурность и пафос. Бордовые обои с позолотой, редкие виды цветов, расставленные в каждой комнате в старейших вазах. Аромат пачули был приятен, но от него болела голова. Вкратце: слишком много всего. Слишком.

— Энн, мы на собрание. Есть какая-то новая важная информация, нас всех собирают. Посидишь здесь одна? — ласково спросила Мэвис.
Я не страдала клаустрофобией, поэтому мне это было только в радость. Я жизнерадостно кивнула головой.
Мэвис тепло улыбнулась и ушла, оставив меня одной в широкой комнате с шикарным интерьером, в которой меня поселили пару дней назад. Вот уж да, это тебе не больничная палата в бункере Джин.
Когда все звуки в штабе стихли, я стала рассуждать, чем мне заняться, дабы разбавить полнейшую тишину, наступившую после ухода остальных, и хоть как-то развлечь себя.
Для начала неплохо было бы причесаться и привести себя в порядок. Я лениво поднялась с пышной и мягкой кровати, подошла к туалетному столику, который соответствовал стилю комнаты.
В целом, я стала выглядеть лучше. И здоровее. Но меня не устраивало одно в моём отражении. Оно двигалось отдельно от меня.
По спине пробежали мурашки. Словно что-то сковало моё тело, и я могла только стоять и пялиться в зеркало. И то, что было за ним.
Девушка, точная копия меня, лукаво улыбнулась и помахала мне рукой. И моё тело стало повиноваться движениям той девушки. Она захихикала и резко вылетела из зеркала.
Последнее, что я помню — это осколки, летящие мне в глаза.

Холодно. Я дрожу. Моё тело такое невесомое. Я чувствую что-то новое. Новый заряд сил.
Я парю.

—  Энн! — в ужасе вскрикивает Мэвис, — ни на час тебя оставить нельзя!
Мэвис стоит в дверном проходе, раскрыв рот. Сзади стоит Джеймс и Роджер Кит. Те пребывают в не меньшем шоке, чем она.
Энн, без сознания, левитирует в воздухе. Руки и ноги свисают вниз, так что выглядит это ужасно жутко. На противоположной стене, к которой прилегает туалетный столик с разбившимся зеркалом и осколками, валяющимися на полу, в придачу, красной помадой, не кровью, написано:

Огонь зажжён в душе твоей,
Он — первый элемент,
И близится момент,
Когда и остальные ты найдёшь.

Не торопись, оно придёт само.
В подарок же даю тебе
Второй.
Он правит ветром, бурей, смерчем
Зовётся воздухом,
Но всё ли просто так?

Мир стала видеть по-другому,
Открылся он тебе.
Осталось элемента три.
Но время истекает.

Запомни срок, в кой свершится
Суд великий над Землёй:

Тогда, когда ты потеряешь и найдёшь,
Того, что сердце твоё возжелало.

Елена, Хранительница воздуха.
 Если я понадоблюсь тебе, дабы ответить на твои вопросы, то ищи меня в своём отражении.
Посвящённые! Вы же, бдите.
Две Хранительницы перешли на сторону Алисии. Вечно враждующие, они нашли примирение, ставши в тысячи тысяч раз сильнее, чем были.


Мэвис содрогнулась. Она никак не могла понять, что произошло с Энн. Она не мертва, это уже хорошо. «Небольшая» записка, оставленная Еленой, могущественной Хранительницей воздуха и ветров, не содержала никаких угроз в сторону людей.
Было ясно одно. Помощи Посвящённые могут ожидать только от двух Хранительниц. Остальные же перешли на сторону Алисии. И это совсем не радовало ни Мэвис, ни Джеймса, ни Роджера Кита.





40 Глава.

***

Энн имела удивительные изгибы тела, которые пленили взгляд своею невинностью и ненавязчивостью. Она была худа, но не больна анорексией. Она была прекрасно худа, из категории таких людей, что кажутся тощими, как спичка, но тонкие длинные руки и стройные ноги невольно пленили взгляд. Вкупе с черными как смоль волосами она выглядела, как топ-модель. Если, конечно, не считать блёклую кожу и отстранённый взгляд.
Когда она спала, то выглядело это так, будто её похоронили и случайно вытащили из гроба. Энн успешно могла бы сыграть главную роль в «Трупе невесты».

***

Пустота. Вот что я чувствовала. И больше ничего. Как будто из меня вытащили батарейки, необходимые для поддержания жизненной энергии.
Я лежала в кровати. Опять со мной что-то не так. Как я устала от этого. Почему мне просто не выпишут пожизненный больничный.
На противоположной стене от меня был изображён текст, который я стала незамедлительно изучать и анализировать.
Прокручивая воспоминания, меня осенило. Резким движением руки приподняла вверх футболку и нащупала рёбра. Шрам. Его нет.
Не так давно у меня появился огромный ожог под рёбрами, а точнее шрам от огня, который не просто уродовал мою тонкую молочную кожу, но и доставлял страшную боль. Сколько бы я не плакала, сколько бы не страдала — боль становилась всё сильнее и сильнее. Я стала заложницей своего же тела.
Я нашла.
Второй элемент.
Это воздух.
Воздух и огонь смешались во мне. Ветер усмирил бурлящее в моих жилах пламя.

Спустя некоторое время, все Посвящённые, находящиеся со мной в одном штабе расположились рядышком на кровати, на которой я сидела по-турецки, подперев спину хлопковой подушкой с вышитым на ней слоником, либо на стульях, в крайнем случае — на полу.

Больше всего беспокоилась Мэвис. В первые часы она не отрываясь держала меня за руку, проверяла мою температуру и всё в таком духе. Чуть ли не на распев говоря, какая я молодец.
Нет, мне не пять лет. Но согласитесь, иногда нам необходимо услышать похвалу в свой счёт, дабы иметь стремление двигаться дальше.
— Я в порядке, — хрипло, но уверенно заявила я. Присутствующие озадаченно кивнули, —  я могу отправляться за новыми элементами хоть сейчас. Ведь одними словами мы не предотвратим исход человечества, который приписан нам.
— Не торопись. Сама посуди, —  стала рассуждать Мэвис,  —  огонь зажегся, когда ты перешла через самые тяжкие испытания в жизни, в которых другие бы сошли с ума. Он символизирует награду за трудности. Ветер взбушевался, когда ты познала в жизни что-то новое. Это ветер перемен. Это своеобразные испытания, которые придумали Хранители для тебя. Всегда иди вперёд и никогда не оглядывайся. В мире несметное количество чудес, которые нельзя упустить. Стихии —  одни из них.
Что бы Мэвис не говорила, я извлекла из подарка Елены другую мысль. Я беспомощна, не могу исполнить своё предназначение. Дурные мысли лезли в голову, как паразиты.
Мама говорила, что если ты готов умереть ради достижения цели, то ты её добьёшься. Готова ли я умереть во имя спасения? Может ли чья-то гибель предотвратить чужую?
Но унывая и ноя, я не стану лучше. Я лишь сильнее паду в глазах тех, кто видит во мне надежду.
— Хватит тебе валяться в постели,  — вернул меня в чувство голос Роджера Кита, — ты готова.
Я непонимающе уставилась на него.
— К чему?
— Мы должны провести пару исследований, связанных с твоим перемещением в пространстве. В места, которых не существует.
— Но это же нормально, да?
Все тревожно переглянулись.
— Энн…  — начала Мэвис.
—… это самая редкая способность из всех, что мы знаем. —  закончил за неё Джеймс.

Наши знания — это фикция. Сколько лет я прожила на Земле, и думаю так до сих пор. Что есть правда, а что ложь, если не существует магии, но существуют стихии? Разве величественные содрогания земной коры и буйство волн, пляшущих во время шторма, не являются волшебством? Да даже обычный снег, танцующий вальс с непослушным ветром, образующий хоровод из миллиардов снежинок  —  это фантастически. Сила природы —  самая сильная магия на свете.
— Энн, ты там задумалась? —  пробасил Джеймс, — укуси себя за губу, проверим, как сейчас ты среагируешь на боль.
Я укусила. Ни крови, ничего.
В мою руку была воткнута игла, да так, что каждой частичкой кожи я ощущала её острое лезвие во мне. Джеймс вколол мне мощный антибиотик, помогающий сконцентрироваться на чем-то определённом. Я должна был отправиться в Лабиринт, у которого нет выхода. Выход должна найти я сама.
На самом деле, это было очень даже интересно. Правда, наводит панику своими необъятными объёмами, но увлекает не меньше, чем простейшие детские прятки.
Был полдень, как раз достаточно солнечно, чтобы я не заблудилась и не перепугалась. Мэвис одела на меня белое льняное бесформенное платье, с вышитыми пёстрыми цветами по бокам. Я не любила белые вещи за то, что они порою сливались с моим тоном кожи. В штабе разрешалось ходить босиком, что не могло меня не радовать. Лишние оковы мне не нужны. Я хотела чувствовать себя хоть чуточку свободнее.
Я расправила спину, дабы не заполучить искривление позвоночника и приготовилась.
Джеймс посмотрел на меня щенячьими глазами.
 — Иди и установи мировой рекорд по перемещению в пространстве. Ты же Энн Лестер, ты не можешь чего-то не уметь.
Мне были доступны миры, о которых и многие мечтать не могли. Самые райские и загадочные места нашей планеты. В таком деле главное не переборщить. Не забыть кто ты такой и уметь остановиться. Иллюзия не должна затмевать реальную жизнь.
Что я почувствовала, когда попала в лабиринт? Холод и страх. Но с тем же на меня снизошла удивительная догадка  — я попала туда, где царила безмолвная пустота, будто я стала глухой и перестала слышать все звуки звуки мира. То был не романтичный лабиринт с зелёным цветущим забором, а нескончаемые черно-белые коридоры, влияющие на психику.
Я могла кричать, и в то же время не могла. Это было бессмысленно, лишь только зря горло драла бы. Если плата за спасение человечества  —  моя разрушенная психика, то это не так уж и обнадёживает. Со своим эмоциональным состоянием я как-нибудь справлюсь, а с миллионами смертей людей  — вряд ли.
«Здесь мысли материальны,» —  услышала я голос, доносящийся эхом до моих ушей.
Если это так, то я могу представить всё, что захочу.
Даже то, чего не существует.

Пустыня. Та, в которой похоронено тело Уилла. Я хотела посетить её, но боялась. Когда-то же пришлось бы.
Безумно больно было идти по песку, понимая, что где-то глубоко под ним захоронен мой лучший друг.
И вдруг вдали мелькнула фигура. Та, что я уже видела прежде.
И тут я поняла, зачем Посвящённые устроили испытание лабиринтом. Они знали, что таким образом я смогу встретиться с Хранителями.
Передо мной была одна из них.
Моя мать.

Амелия, высокая длинноногая девушка с кучерявыми густыми чёрными волосами и длинными ногами. По правде, Амелия, как и все Хранители, была выше среднестатистического человека на метр  — полтора.
Когда она шла по песку, он расстилался перед ней ровным ковром, очищая ей дорогу вперёд. Когда ты Хранитель Неба, то всё, что угодно будет подчиняться тебе.
Она подошла ко мне так быстро, что от неожиданности я затаила дыхание.
— Зачем ты здесь? — спросила я.
— Я соскучилась.
Что-то кольнуло в груди от обиды.
— А все остальные шестнадцать лет ты не скучала? — вышло более дерзко, чем я планировала. Последнее время я была слишком вспыльчива. Взять хотя бы случай с Оливером Баркером. Думаю, он долго ещё отходил от него.
Некоторые поступки мы совершаем настолько необдуманно, что сами же сначала считаем себя правыми,  а потом хотим бить себя за них по голове.
Я не была привередлива, но… Моя биологическая мать могла много раз со мной связаться. Но не захотела. О каком уважении к ней с моей стороны можно говорить, когда она плевать хотела на мои проблемы и на мою жизнь в целом. Из-за её ветрености мои семейные ценности рухнули. И я стала ребёнком, которого просто бросили в руки чужим людям.
Наконец-то я поняла, что чувствую к ней. Отвращение.
Было в ней что-то отталкивающее, неродное. Я не могла назвать её своей матерью.
«Ты можешь сама управлять иллюзиями в своей голове,»  — прозвучал голос в моей голове.
Раз так, то я не хочу здесь находиться. Не хочу видеть свою биологическую мать, не хочу слушать её пустые речи о том, что я справлюсь. Теперь у меня есть новая семья, которая заботится обо мне так, как не заботилась она.
И я кричу. Кричу, во все горло. Лишь бы сбежать отсюда и заглушить свои мысли.

— Я снова видела её, Мэвис, — прошептала я, пока Мэвис писала что-то поверх кипы бумаг, — она явилась в лабиринт и заговорила со мной.
— Кто? — немного раздражённо выпалила женщина.
— Моя мать. Амелия.
— Ох, дорогая… — Мэвис отложила ручку и присела ко мне.
Мы сидели в моей временной комнате в Британском штабе. Мэвис сидела на дорогом стуле с бархатной обшивкой, подперев локтём руку, неторопливо чиркала в своём листке. Вообще она выглядела старше своих лет; у Мэвис проблемы со зрением, поэтому иногда она носила громадные очки с толстыми линзами, но это было редко. Седые пряди волос, собранные в пучок, старили её, но распускать она волосы не торопилась. «В мои годы, — а ей было уже за шестьдесят, — внешность не имеет никакого значения. Красота важна в молодости, а в старости ценят ум и опыт, накопленный с годами.»
Я любила слушать Мэвис. Она говорила просто, но мудро.
Вдруг у неё что-то упало из кармана. Оно, брякнув, рухнуло на пол. Мэвис было трудно нагибаться, поэтому я ей помогла. Да, у неё были проблемы со здоровьем и она была не молода, но я относилась к ней так, будто та была моей матерью. В том-то и суть любви: семейной, романтической. Ты любишь человека за то, что он просто существует таким, какой есть.
Холодный металл дотронулся до моей кожи. На ключах не было бирки, что смутило меня. У всех была странная привычка скрывать что-то от меня.
Мэвис заметила, что я уставилась на ключи, держащие в руке. Она сдавленно улыбнулась.
  — Мы назначили тебе курс разных, эм, — запнулась она, задумавшись, чтобы подобрать слово, — исследований. Люди могут осознать твою власть, но только ты сама можешь познать себя и свои силы.
Такова была Мэвис. Она всегда попадала в точку.
— Я должна сделать это ради всех. И ради Мерси. Я не могу допустить, чтобы её смерть была напрасной. — Выдавила из себя я, пуская слезу.
— Кхм, — собеседница напряглась, —  мы нашли записку, которую оставила Мерси. Она оставила её тебе.
Мэвис Кук достала конверт, запечатанный в креповую бумагу, и отдала его мне.
Передо мной лежало письмо от девочки, которая никогда не познает любовь, никогда снова не будет радоваться. И последнее, что от неё осталось, она оставила мне. Люди отдают мне всё, в то же время, когда я не могу дать им ничего.


«Быть может, я мертва. Но ваша память обо мне — бессмертна.

Если ты читаешь это, Энн, я сломалась. В жизни человека бывают такие моменты, когда он уже не может больше терпеть. Я не хочу быть слабой в твоих глазах, оттого и надеюсь, что ты не будешь говорить плохого обо мне.
Хм, забавно, а я ведь даже не знаю, как ты выглядишь. В прочем, я верю, что у тебя чистое сердце, а это важнее, чем твоя внешность. Не забывай этого.
Я умираю оттого, что знаю великую тайну, о которой не могу рассказать. Тайну Пяти.
Видишь ли, я всё же была одарена силой, но Посвящённые об этом не знали.
Я знаю, где находятся все элементы. И это знание тяготит мою жизнь. Однако я не во власти тебе этого сказать.
Могу лишь намекнуть.
Возможно, ты уже нашла два элемента, как и было пророчено. Тогда же расскажу тебе о третьем и четвёртом.
Элемент земли ты получишь, проявив необычайную стойкость и храбрость. Им тебя наградит сама Хранительница.
Четвёртый —  Водный элемент находится у тебя прямо под носом. Иногда чтобы увидеть искомое, нам нужно всего лишь перестать искать.

Самоубийцам не возносят дары, не чтят их светлую память. Но помни, почему я это сделала.

Мерси."

Лист выпал у меня из рук. Я не могла дышать от волнения. Сейчас меня меньше всего волновали стихии. Причина смерти Мерси была невыносимой для понимания.
Это было письмом девочки, которой не было и десяти, когда она сама себя похоронила.
Великие тайны заставляют совершать ужасные поступки.
— Вы похоронили её? — с горечью произнесла я.
Мэвис сглотнула. Ей тоже было тяжко.
— Absolvo te. Отпускаю грехи твои, — она сделала паузу, — это мы говорим, если умирает Посвящённый.
— Absolvo te, Mercy. — Прошептала я.

Это было нечто вроде спасительной молитвы для нас. Говоря эту фразу, становилось легче. Мы отпускали её.
Absolvo te, Mercy.

41 Глава.

Джулия.


Когда твоя подруга поссорилась со своим парнем —  это ещё полбеды. Беда — это когда этот самый парень — твой лучший друг.
Дело было так.
Кирстен, отличавшаяся своей ревностью, застукала Маршу и Натана, сидевших одних в комнате и разговаривающих о чем-то, что крайне оскорбило Кирстен. Конечно же, не разобравшись в ситуации, Кирс вспылила и накричала на него, отчего они не разговаривают уже какой день.
Натан переживал так, будто он больше никогда её не увидит. Он считал, что любая ссора разрывает отношения, какими бы они ни были.  Но это вовсе не так. Именно это выражение портит отношение. Люди просто складывают руки и перестают что-либо предпринимать, чтобы примириться.
Пока мы с Натаном бежали пять километров вокруг поля, проходя при этом полосу препятствий, которая находилась в лесу, между нами завязался разговор:
— Когда она меня простит, и поймёт, что я просто разговаривал с Маршей?  — печально хлюпнул носом Нат.
Я остановилась и дёрнула его за руку. Он последовал моему примеру. Уныло обвёл меня взглядом и насупился.
— Хватит страдать по Кирстен. Она девушка, ей свойственны перепады настроения. Не будь таким максималистом, прошу. Молодые так любят все драматизировать. — Сказала отрезвляющую речь я, непроизвольно скрестив руки на груди, выжигающим взглядом смотря на друга.
Мне было жалко его, но порой он меня выводил из себя. Уж слишком по-женски он вёл себя. Любовь для Ната была спасительным кругом, цепляясь за который, он забывал о других проблемах. Она была тем, что вытаскивала его из дурных мыслей, прибавляла сил. Любовь, и только она.
— Я чувствую себя таким…
— Тряпкой? — хмыкнула я, а мы, тем временем, побежали дальше.
— Опустошённым, — обиделся он, — раз уж на то пошло. Я переживаю за тебя.
Я удивилась.
— В плане?
— Ты настолько непредсказуемая, что, возможно, через пять минут я узнаю, что ты вовсе не Джулия, и вообще служишь на Джин.
— Я служу сама себе, отстаивая своих близких и родных, стараясь уберечь их. В этом-то и фишка. Не потому, что так надо, а потому что ощущаю важность той ответственности, что легла на мою долю.
Будучи школьницей я не задумывалась о брате, жила своей жизнью: ходила в подругами в кафе, сплетничала с ними о одноклассниках, увлекалась сериалами. Ничего необычного.
А сейчас я с замиранием сердца жду встречи с ним. Он всё, что у меня осталось.
— Ты профи в умных словечках, — поддел Нат, — между тем, Джулс, завтра к нам переведут новенькую. Какая она, как думаешь?
— Бедняга. Раз её тоже принуждают к службе. — Я хмыкнула. — А ты уже глаз на неё положил? Подзатыльника от Кирс не боишься?
Друг смутился, отвернулся и побежал дальше. Прекрасно. Значит, в зачёте я последняя.
Спустя какое-то время мы с Кирстен обсуждали предстоящее окончание службы. Год пролетел так незаметно. Никто не знал, что будет после окончания, да и к чему это всё было вообще. В которой раз убеждаюсь, что женщин не понять. Вот, к примеру, недавно нового ухажёра Эвы отправили к Джин. Миллс и Джин борются за какие-то данные, о которых никто знать не знает. Мне приходило в голову, что, возможно, они тоже Посвящённые и ищут Энн, но это уже смахивало на паранойю. Сравнивать Посвящённых с масонами — уже слишком даже для меня.
Ухажёр Эвы был тем мужчиной, о котором мечтает каждая женщина. Красив, хорошо сложен, достаточно умён, а главное — подкаблучник, каких на всем свете не сыщешь. Впрочем, пробыли они вместе не долго. Военная операция разлучила их, но Эва ждала его. Ждала и верила.
Ходили слухи, что все парни так и будут оставаться на службе, а все особи женского пола будут заниматься хозяйством, некоторые — контролировать мини-государства, что образовали и Джин, и Миллс, но не будут вмешиваться в холодную войну. Да, скорее, она была холодной. Параллельно этой нас терзала природа. То погода изобиловала солнечными днями, то грозы, будто посылаемые самим Зевсом, сжигали целые поля, затрагивая и участки базы.
Что до остальных территорий? Мы ничего не знали. Не было принято вспоминать о странах, которые разрушились после Хаоса. Хаосом зовётся тот период, с которого началась разруха на планете. И я надеюсь, что мы сможем это исправить. Отдавать мир неадекватной Хранительнице, страдающей завышенной самооценкой, не входило в планы Посвящённых.
Но что и говорить, всё стало так запутанно, что  Хранители стали переходить на сторону зла. А если самые могущественные люди на планете идут против тебя, то чувствуешь себя букашкой, которую вот-вот прихлопнут ботинком.
Они хотели показать, как сильны, поэтому стали разрушать целые материки. Хотели доказать всем своё превосходство, но не могли остановиться уничтожать всё вокруг, да так, что некому стало что-то доказывать.
А я? Что хотела бы сделать я? Как и любой другой человек оставить след в истории человечества. Но не как разрушитель, а как один из спасителей.
Я хочу найти живой клочок земли, в котором всё будет цвести, жить, а не умирать.
Как-то раз на уроке географии учительница попросила наш класс написать сочинение о влиянии человека на природу. Тогда я написала, что, естественно, человек портит природу и убивает её. Но сейчас я скажу иначе. Природа убивает нас. Сколько бы люди не засоряли океаны, сколько бы не жгли леса — стихии Земли всегда будут сильнее.
И, Боже, как мы заблуждались, считая, что Природа —  наш друг. Природа создала эту планету, она её может и разрушить. Может. Но мы должны сплотиться, чтобы доказать, что те, в чьих жилах бурлят кровь вместе с даром Стихии, готовы будут дать отпор.

С тех пор как между Кирстен и Натаном произошла недомолвка, я перестала чувствовать себя одиночкой. Это может звучать грубо, но иногда они слишком перебарщивали со своими сюсюканьями. Каждой парочке полезна небольшая ссора. После неё влюблённые понимают, как нужны друг другу, а их любовь лишь крепнет. Поэтому, когда встретите людей, у которых идеально-идеальные отношения, не верьте им. Любовь подобна взрывоопасному веществу. Если вы никогда не ссоритесь, то не происходит никакой искры, и интерес к человеку просто-напросто пропадает. А вот ссоры оживляют отношения, дают «огонька» в отношения.
Сколько бы Натан не грустил из-за Кирстен, он понимал, как сильно она любит его.

За окном уже смерклось, а наш тест по знанию видов оружия длился уже третий час. Это было что-то вроде выпускных экзаменов. Конечно же, мы с Кирстен абсолютно ничегошеньки не учили. Конечно же, мы успешно заваливали этот тест.
Наш преподаватель — старенький причудливый дедок в форме, которая была ему на два-три размера больше, чем полагалось, любил повышать на нас голос. По поводу и без повода. У человека нервная работа, что ж поделаешь.
Когда я безуспешно пыталась бросить Натану кусок оборванной бумажки, чтобы он написал мне ответы, преподаватель это заметил, подошёл ко мне, заглянув в мои «болотистые глаза» — как о них отзывалась подруга — и проскрипел челюстью. А потом выплюнул мне в лицо — в прямом смысле выплюнул — выговор. Кирстен он тоже засёк, поэтому, нам пришлось оставаться у него после зачёта. Несмотря на следующий трудный день, в который должна была быть учебная тревога, которую тоже оценивали.
Учитель был из Германии, поэтому любил на нас ругаться чисто по-немецки. Как хорошо, что я учила его два года, и могла распознать отдельные слова. Это звучало примерно так: «Как пробки, ей-богу… автомат Калашникова от пистолета не отличат...»
Мы прозвали его Шницель. От того, что он шепелявил, да и фамилия его была Швейхер.
Мистер Шницель не дожил до нашего окончания службы. Его пристрелил солдат Джин.
Гнусно.

Перед сном, после зачёта, я расчёсывала спутавшиеся волосы. Пыталась расчесать. От усталости моё лицо опухло, и я стала похожа на воздушный шарик. Вместо того, чтобы аккуратно лечь мне на плечи, пряди волос упорно намагничивались и торчали в разные стороны. Красота.
Кирстен в этом плане было проще. Короткая стрижка — то, что спасёт вас от утренних и вечерних процедур с волосами.
После встречи со всеми Посвящёнными я так и не успела заглянуть в книгу. Она была надёжно спрятана, и я не беспокоилась за неё.
И стоило мне закрыть глаза и лечь спать, как привычное изумрудное свечение осветило всю комнату.
Мэвис сказала, что книга зовёт хозяина, когда чувствует что-то странное. Неестественную перемену погоды или климата.
Я встала с кровати и ловко открыла тумбочку.
Стоило мне взять в руки книгу, как окно в комнату распахнулось, занавески, повешенные Кирстен, слетели и ветер стал пронзительно завывать в комнате.
Что-то пробудилось.
Этим чем-то была моя сила.
Сила Стихии.


42 Глава.

«Второе рождение.»

Меня затрясло. Я перестала контролировать движения руки и ног, будто стала чьей-то марионеткой. Появились дикие судороги и бросало то в жар, то в холод.
Но я так просто не дамся.
Дрожащими, белыми как мел, руками я крепко взялась за книгу. Если сила пробуждается, то нужно дать ей это сделать. Как бы плохо мне сейчас не было.
 Я устала откладывать всё на потом. Плевать уже, заметят это Кирстен и Натан, как я буду потом объяснятся, но я не должна упускать возможность.
Мне казалось, что вокруг меня закружился вихрь, а я парила в воздухе. Но стоило мне взять книгу, то я сразу же плюхнулась на пол.
— Ну и какие сюрпризы ты ещё мне преподнесёшь? — шёпотом разозлилась я.
— Дорогая, я старше тебя, попрошу на «Вы».  — ну как же без саркастичных ответов книги.
— И сколько же тебе? — последовал мой вопрос.
— Хм-м, — книга отвечала приятным мужским голосом, иногда меняясь на визгливый женский, — около трёхсот лет.
— Перейду сразу к делу. Что всё же со мной происходит?
— О, дорогая, — это было любимым её словом, — ты права, в тебе пробуждается величайшая сила. Ты не представляешь, насколько сильна.
— Но… как я пойму?
— Совсем скоро… Но я не могу тебе этого сказать. А пока, — перевела книга тему, — я могу рассказать тебе о том, что случилось в других частях света.
— Сколько же там несчастий?
— Люди могут быть безмерно счастливы и в самые трудные времена. Лишь бы рядом были близкие, а большего и не надо.
Я задумалась. Насколько же по-идиотски выгляжу, разговаривая сидя на холодном полу ночью с неодушевлённым предметом.
— Эй! У каждой книги есть душа, и порою она даже богаче и добрее, чем человеческая.
Вдруг Кирстен повернулась на другой бок, почесав при этом бедро. Ворочается. А значит спит некрепко. И лучше мне спрятаться с книгой подальше.
Я поднесла палец к губам, дабы утихомирить не книгу, а, скорее, саму себя. Бесшумно встала и на цыпочках, с книгой подмышку, вышла в коридор. Дверь специально не закрывала, ибо она могла хлопнуть.
Темно, хоть глаз выколи. Только одна лампа освещает необъятный коридор, да книга тускло, но светится.
В данный момент я вела себя тише, чем самый высококвалифицированный шпион. Ни единого шороха. Идеальная грация.
— Самой не смешно? — ответила на мои высказывания о себе любимой книга.
Я недовольно шикнула. Потом поняла, что это было глупо, ведь её голос звучит только в моей голове.
Подбираясь к выходу на лестницу, я заметила красный датчик вместе с камерой наблюдения. Какая же я дура. Надо было об этом подумать.
— Просто отключи его.
Нет, ну она совсем издевается. Хоть я и ворчала, но книга была действительно права.
Порыскав рядом электрический щиток, я убедилась в том, что он есть. Если Аффонсо узнает…
С Богом.
Резко дёргаю рычаг, и даже единственная лампа перестаёт светит.
Всепоглощающий мрак.
С минуту стою на одном месте, пытаясь набраться мужества выскользнуть из базы. А чтобы вы понимали, у нас было целых три корпуса. И это только жилых. Не исключено то, что камер нет на улице. Но меня это не сильно остановило.
Открываю дверь, и уже спустя пару секунд бегу по лестнице в махровых зелёных носках.
Запыхалась, но добралась до выхода. Дверь здесь открыть — как два пальца об асфальт. Достаю шпильку, которую взяла у Эвы — она всегда делает большие пучки из пышной копны волос.
Готово. Дверь со крипом открывается, а я выбегаю и чуть ли не воплю от прилива адреналина.
Это было так непривычно. Ночь, казавшаяся самой обычной, доставляла мне столько радости, как ничто другое. А тишина — её верный соратник — сопутствовала мне.
Пробежать сто метров — и начнётся бескрайнее поле и простор. Я так и делаю.
Уж чему-чему, а бегать я тут научилась. Стоить отметить, что почти лучше всех.
Но перед тем, как насладиться моментом, срываю с себя носки и бросаю их куда попало. Хочу чувствовать холодную землю у себя под ногами. Хочу чувствовать природу, какой бы она не была по отношению к нам, людям, во всех её проявлениях.
Отдаваясь ей полностью.
Ветер порывисто бьёт в лицо, пижаму поддувает, а мои волосы развеваются в разные стороны.
Я живая.
Я часть природы.
Потому что я человек.
Состояние эйфории настигает меня с первых же секунд. И вот, я забываю о книге, но всё равно держу её при себе.
И каждая клеточка моего тела трепещет от удовольствия.
Я так свободна, так…
Никаких преград, только я и чистое поле. Трава, цепляющаяся за мои ноги. Луна, оставляющая блики на моём лице. И скрежет многочисленных сверчков.
Моя любовь к природе безответна. Она прекрасна, убийственно прекрасна.
И в лёгких не хватает воздуха, я уже не могу остановиться.
Падаю на сырую землю и глубоко вдыхаю.
Мне холодно, но до чего же хорошо.
Я вырвалась из клетки, которую мне навязали. Словно птица.
Эта та свобода, которая была мне необходима.
Глубокая ночь, а я не устала.  Чувствую прилив сил и энергии, которая норовит выйти из меня, из моего тела. Тоже освободиться от клетки.
И я уже перестаю осознавать, что я делаю, раскидываю руки и ноги в разные стороны, сильно сжимаю кулаки, закусываю губу от предвкушения и…
Капля падает мне на лицо.
Одна, затем другая.
Я освободила энергию из своего тела. Я освободила свою силу стихии.
И тут на меня обрушивается ливень. Настоящий, с грозой и молниями.
Но мне это ужасно нравится.
Бледно-белые стрелы сияют на мутно-фиолетовом небе, становясь всё ближе и ближе.
Прикрываю своим телом книгу, но за себя не боюсь. Я сама управляю тем, что сейчас происходит.
Меня пробирает на истеричный смех, и гроза, под стать мне, гремит вдалеке.
Смеюсь от того, что осознала всё. Как долго я не могла понять, что моя стихия — это вода.
Вода — самая редкая стихия, встречающаяся среди Посвящённых.
Ливень хлещет все с новой силой, но я не собираюсь останавливаться. А капли дождя, облепившие меня с головы до пят, не стекают. Они впитываются в мою кожу сразу же. И я ощущаю лёгкость, способность сотворить невозможное.
И только я кричу в вышину, чтобы полил ливень с новой силой, книга раскрывается на пустых пожелтевших страницах и начинает мокнуть. Но с тем же и на них начинает прорисовываться картинка.
Это я, лежащая в поле. На картинке изображается то, что происходит в данный момент. У меня захватывает дух.
«О С Т А Н О В И С Ь.» — красными большими буквами вывелось посередине страницы.
И впервые за ночь я чувствую страх.
Что же я наделала.
И в миг вся та безбашенность, что овладела мной, куда-то исчезла.
До меня дошло, что я уподобилась Хранителям. Используя свою силу, я вызвала ливень со страшной грозой. Не прекратив, я бы чуть не убила людей.
Я поняла, что независимо от того, насколько ты силён, ты должен контролировать эту самую силу. Ведь стихия безгранична и совершенно неуправляема, способна разрушить тысячи, даже миллионы жизней. Ослеплённый властью, нельзя забывать о человечности. Это было главной ошибкой Хранителей.
Я лежала на холодной земле, поджав голову и немного вздрагивая от холода. Хоть я и обладаю удивительной силой стихией, но прежде всего — я человек. А как любому человеку, мне свойственно чувствовать, во всех смыслах этого слова. Например, чувствовать страшный холод, или облипшую вокруг ног грязь, размокшую от дождя. Всё это я чувствовала сейчас.
Внутри все бурлило от волнения. Я будто снова родилась. Собственно, это так и было. Родилась моя стихия. И это было удивительно.
«Посмотри, на кого ты похожа,» — отвлёк меня голос книги.
Действительно. На кого я сейчас похожа? Вся в грязи, с сумасшедшей ухмылкой, под корень обгрызенными ногтями, спутавшимися волосами, у которых уже отрасли корни. Увы, я совсем не похожа на человека, который управляет Стихией. Скорее, на бездомного из канавы.
Сколько времени я провела здесь? Не знаю. Казалось, оно тянулось бесконечно.
Высоко в небе друг за другом летели птицы. Их было три. Сначала они кружили надо мной, а потом, описав пару кругов, улетели вдаль. И я снова почувствовала себя одинокой.
Оглянувшись по сторонам, я оценила ширину поля. Оно было нереально большим, а темнота, окружавшая меня, придавала ему ещё больше «глубины».
Моя душа рвалась на свободу. Убежать и бросить всё. И всех. Говорят, что всё в жизни приходящее. Но мои друзья… Я не могу их бросить, а уж тем более — забыть. Это дикость. Сначала дружить, а потом необоснованно бросать.
В конце концов, надо было думать о брате. Ах, Сильвер, мой Сильвер.

Я шла обратно, растворяясь в сумраке ночи. Будто я была, а потом исчезла.
И только ночь и я сама знали о том, что произошло на этом самом поле.

— Девушки, — медвежьей походкой к нам с Кирстен подошёл Нат, — я ухожу на службу.
Кирстен злобно сверкнула глазами в его сторону, но Нат, судя по всему, даже и не ответил на этот её жест.
Они не разговаривали уже довольно долго. Но сейчас, когда Кирстен узнала, что её любимого отправляют практически воевать, она действительно струсила, как бы она не пыталась это скрыть. Она не боялась, что он станет холоден к ней, вовсе нет. Она боялась увидеть его обескровленный труп перед собой.
Этой новостью он нас ошарашил, когда мы сидели на лекции о оружии. Она была дико скучная, и у меня была привычка засыпать именно на этой лекции.
Однако не все из нашей группы присутствовали; дело в том, что отпетых лодырей заставили убирать обломки деревьев, расчищать территорию после сильного ливня.
А теперь угадайте, кто устроил этот ливень?
Правильно, я. И мне было жутко стыдно за это.
И хоть сейчас я выглядела вполне прилично, то с утра… Упаси вас Боже было увидеть меня с утра.
В беспамятстве я добрела на корпуса, а там уже до комнаты. Плюхнулась в кровать вся в грязи, тем самым испачкав простыни.
Благо я была жаворонком — всегда просыпалась раньше друзей. На этаже был душ, и я успела очиститься, в буквальном смысле, до того, как меня кто-нибудь бы заметил.
Кирстен сказала, что моё лицо «освежилось» и я стала выглядеть намного привлекательнее. В глазах заиграли огоньки, волосы перестали сечься, да и кожа приобрела идеально-здоровый оттенок. Это было приятным дополнением к моей новой силе.
Как же было приятно чувствовать себя могущественной.
Той ночью во мне проснулась новая «я».
— То есть, —  нервно сглотнула Кирс, — как?
— Я не хотел говорить… — внезапно замолк Натан.
— Давай уже! — раздражённо выдала Кирстен.
— Отряд Мэдлин Джин напал на город Миллс, — он глубоко вздохнул, — погибло много детей и женщин.
Я до последнего надеялась, что Джин лучше Миллс. Напротив. Она была в тысячу раз хуже. Насколько же нужно быть скотиной, чтобы поднять руку на беззащитных людей. Даже не руку. Целую армию.
Мне будто сделали харакири, которого я никак не могла ожидать. Я не плакала. Я не понимала. Ничего не понимала.
Там. Был. Сильвер.
Казалось, все вокруг замерло. Остановилось. И лишь тревожный стук моего сердца, неровное дыхание нарушали тишину.
— Сильвер.
Единственное, что я успела вымолвить, перед тем как слёзы полились ручьём.
Я выбежала из небольшой аудитории, а полковник Эйдан, который усердно пытался вытащить обойму из автомата, даже не обратил на меня внимания. Кирстен побежала за мной, а Лефевр впал в ступор.
Я пробегала лестницы, этажи, коридоры, но никак не могла найти себе места. Вмиг вся моя могущественность пропала. Мною овладел дичайший страх. И мне ничего не оставалось, как срочно бежать с базы.
Моя голова была наполнена самыми мрачными мыслями, когда я наткнулась на Аффонсо. Лоб в лоб. Хотя, он был выше меня на полторы головы, поэтому, своим лбом ему в живот.
Я подняла на него полные отчаяния глаза, и он всё понял. Аффонсо всегда все понимал.
Он положил руку мне на плечо и передал конверт.
Я, не задумавшись, откуда он у него взялся, взяла и тотчас раскрыла.

«Джулии Каннингем лично в руки.

Мисс Каннингем! Просим принести глубочайшие соболезнования. Во время нападения войск бункера «Фьёз-1» была смертельно ранена ваша мать, Милли Каннингем.

Ещё раз приносим соболезнования.

Вы можете быть освобождены от службы на короткий срок, дабы проститься с почившими.

Администрация мисс Миллс.»

С Силем всё было хорошо.
Но кое-что было точно не в порядке.
Моя мать была мертва.


43 Глава.

Если вам когда-нибудь приходилось видеть Хранителей, великих и могущественных, то вам несказанно повезло. Откровенно говоря, вы счастливчик!
Они наделены великой властью контроля над Стихиями. Их священный долг  —  уберечь Землю.
Однако любая система рано или поздно сдаёт сбой. Эти прекрасные создания, походящие на гигантских нимф, порождений блага и чистоты, будто парящие в воздухе, что делает тих похожими на вечернюю дымку  — гнилы внутри. Хранители давным-давно перестали помогать людям и служить во имя добра. Их очаровательный облик остаётся тем же, но вот глубоко в душе… Они не знают пощады, а месть и злорадство взяли над ними верх. Они словно греческие Сирены, Русалки.
Откуда они появились? Хранители были рождены, как и обычные люди. Просто в какой-то момент их жизни им открылось неосязаемое, то, что было доступно лишь им.
И говорят: «Чем большей властью наделён человек, тем с большей радостью он будет всё подчинять под себя и разрушать.» Так и с Хранителями.
Все войны, даже войны с природой, а такие, поверьте, существуют, ведутся из-за борьбы над господством. И даже самые праведные, самые стойкие могут перейти на сторону зла. Всегда помните об этом и полагайтесь на себя в первую очередь. Но так же и не забывайте о своих друзьях. Ведь настоящего друга, на которого вы сможете положиться, вы будете знать как свои пять пальцев.

Кэрол, Хранительница Воды, презренно любовалась планетой. Её забавляли океаны, в которых плескалась стихия, которую она хранила. Кэрол наблюдала за ними, словно за своими детьми. Немного вздыхая, когда тишь да благодать царствовали в воде, и радостно улыбаясь, когда по Индийскому океану проносился смертельный шторм. Такова была она.
К ней степенно подлетела Марлис. Подлетела, то бишь, паря над воздухом, подошла. Хранители словно не имели массы, оттого и были легче воздуха. Ходить, как самый обычный человек, из них всех могла только Елена  — Хранительница воздуха. Это было непосредственно связано с её стихией  — воздухом.
Марлис, женщина по натуре вспыльчивая, сразу же сокрушилась на Кэрол с ругательствами. В прочем, они всегда были противоборствующими. Огонь и вода никогда не смогли бы ужиться вместе.
— Кэрол, мы должны что-то предпринимать. Должны совершить Начало.
Кэрол надменно хмыкнула.
— Пока Елена и Александра на стороне людей, мы не сможем свершить Начало.
— Но когда-то же оно началось. И нас тогда не было.
Это вопрос Кэрол оставила без ответа. Она была погружена в более тягостные мысли. Если Марлис только и жаждала перейти на сторону Алисии и подчинить себе людей.
Но Кэрол… В Кэрол осталось ещё частичка чего-то человечного, что не давало ей покоя после её объединения с Алисией. Она помнила, как те самые люди спасли её от смерти во младенчестве. И чем она им отплатила? Бесчисленными наводнениями и ураганами. Какая благодарная.
Никто доподлинно не знал сколько лет было Хранителям. Да и не нужно было. Они просто существовали для поддержания гармонии, которую сами же и разрушили. Мало кто из них помнил свою прошлую жизнь. Что и вспоминать, если их тела давно обрели покой в сырой земле, а души продолжали существовать.
«Помни. Ты больше не Кэрол Деккер, учительница ораторского искусства, теперь ты Кэрол  —  Хранительница воды,» — вот что внушала себе женщина. Вбивая эту мысль себе в голову, она стала черстветь. Сначала медленно, а потом раз… и блеск в задорных голубых глазах пропал, и руки стали холоднее зимы, и настоящая улыбка навсегда сошла с её белого лица.
Она сама себя разрушала, заставляя себя быть не такой, какая она есть. Это её и погубило. Возможно, Хранительница Воды была жива. Но её нутро было мертво.
Зал, в котором находились Хранительницы был похож на Тронный. Великие колонны в стиле раннего Ренессанса, Византийская плитка, выложенная вручную кропотливыми мастерами. Это было вполне в духе Хранителей. По бокам, в начале и в конце зала, стояли четыре  бездонные золотые чаши. А по середине, прямо напротив входа, стояла одна большая. В первых двух горел огонь и плескалась вода.
Чем помпезнее было помещение, тем больше радовались Хранительницы.
Марлис, покачивая фигуристыми бёдрами, повернулась к Кэрол задом, и спустя мгновение костёр в чаше Марлис вспыхнул с новой силой. Скромная на вид, серьёзная низенькая блондинка — такой казалась Марлис. Но не зря она хранила огонь. Её буйный характер был подобен пламени. То кроткий и учтивый, то всепоглощающий и убийственный.
Марлис воздела руки к небесам и захохотала. Шлейф жёлто-рыжего платья платья с запахом, доходящего до пола, приподнялся, подобно рукам девушки. Кэрол закатила глаза и вздохнула.
— Тебе лишь бы повыделываться, Марлис. —  Упрекнула та подругу.
— Я-порождение пламени. Мне свойственно быть экстравагантной. — Отбросив прядь светлых волос, сказала Марлис.
— Проще объяснить свои пороки, нежели принять их.
Пламя, до этого и так необузданное, едва не вырвалось за края чаши. Подтверждением разъяренности стихии было красное от злости лицо Марлис.
— Ты просто чокнутая. Никогда тебя не любила.
— Зато я самая старшая, а ты самая младшая. Без меня, Водной стихии, ты бы даже не появилась на свет.
Прикоснись они друг к другу — произошёл бы взрыв. Они были настолько разные, что буквально ненавидели друг друга за отличия.
Навскидку, можно было сказать, что Кэрол одним лишь жестом успокоила бы Марлис. Вода потушит огонь. Но это не значит, что огонь не разгорится снова.
Погубить друг друга им мешало лишь то, что они были союзниками, хоть и враждующими. Но не создав бы этого союза… Поверьте, Земля ещё никогда не встречала ТАКОГО, что могла бы натворить эта парочка, едва лишь столкнувшись друг с другом.

Энн.

Мне было ужасно неловко держать в руках письмо Мерси. Оно было напечатано на креповой бумаге, такой приятной на ощупь. Меня не покидало чувство, что я виновна в её выборе.
Но это был выбор Мерси. И я не могу её судить.

— Энн, спускайся к ужину, — донёсся до меня приглушенный голос Джеймса, — Мэвис приготовила творожную запеканку с яблоками и манты с яйцом.
Я не была голодна, даже напротив, меня тошнило от еды. Но труд Мэвис нужно было уважать. Весь день она хлопотала на кухне ни разу не присев, а у неё, между прочим, был варикоз. Джеймс наводил порядок во всем штабе, так же участвовал в каком-то очень важном совещании. Словом, все были заняты делом. Одна я лежала на своей громадной перьевой кровати, словно принцесса на горошине, вчитываясь в каждую строчку, в каждую закорючку буквы в письме Мерси.
Я не лила слез, тихо скорбела по ней. Мы не были знакомы вживую, и я считала неправильным убиваться из-за неё. Это было бы лицемерно.
Каждое предложение, которое она написала от руки детским почерком, содержало какую-то загадку, тайный смысл, который она сама не могла мне рассказать. Я должна была её разгадать.
Когда я вошла в роскошную столовую, украшенную самыми дорогими в мире обоями и громадной хрустальной люстрой, я заметила Мэвис и помахала ей рукой. Она, немного насупившись, отчего между её бровей пролегла морщинка от старости, дружелюбно кивнула мне и пригласила за стол.
Роджер Кит, как истинный джентльмен, заправил себе в рубашку, на которую был накинут фрак, холщёвую салфетку. Хоть бумага у них не была из позолоты.
Богатство штаба сразу бросалось в глаза, его просто невозможно было не заметить. И это подбешивало.
Его коллега что-то подсчитывал в блокноте, даже не отвлекаясь на еду. Сам Кит уплетал за обе щёки. Увидев это зрелище, мне стало мерзко.
Когда за стол уселся Джеймс и дочь Роджера, Мэвис подала последние тарелки и села сама.
— Мэвис, — вздохнул Джеймс, поднося вилку ко рту, — пощадила бы себя.
— А кто за меня будет готовить? — Мэвис отложила полотенце, которое держала в руках, и пристально вгляделась в глаза Джеймса.
 — Мистер Кит, прошу, угомоните эту женщину. Ей, в конце концов, не пятнадцать лет.  — Возмутился Джеймс.
— А это, — Роджер отвлёкся, отчего уронил кусок запечённого яблока себе на дорогие шотландские штаны, — уже не в моей компетенции. — Роджер поднял этот кусок, нанизал на вилку и с восторгом проглотил.
— Джеймс, — подалась дочь Кита, — не отвлекайте моего отца от приёма пищи. Ему нужно соблюдать сбалансированную витаминную диету. Лучше расскажите о вашем совещании.
Джеймс призадумался.
— Мы многое уладили с Оливером… Баркером. — Он старался произнести это как можно мягче, зная моё к нему отношение.
— Значит, вы скоро наконец-то съедите отсюда, и мне не придётся стирать ваше грязное бельё? — эти слова она буквально выплюнула Джеймсу в лицо.
Джеймс бросил ложку, коей ел десерт, и вышел из-за стола. Роджер удивлённо на него обернулся. Его щёки были надуты так, будто он сделал себе запасы на зиму.
Дочь Роджера, походившая на словачку, недели на коренную британку, подавилась смешком, после чего сразу же взяла стакан с водой, стараясь запить икоту, вызванную смехом.
Я же так и не притронулась ни к чему. Яйца я с детства не любила, а в десерте бы пришлось выковыривать кусочки яблок. Согласитесь, вам было бы противно увидеть такое зрелище.
Окончательно уйти из обеденной помешало Джеймсу Гилберту одно. Состояние Мэвис.
За разговор она успела позеленеть, а потом и вовсе скатилась вниз со стула. Когда она рухнула почти об пол, чуть не ударившись головой об край стола, тогда Роджер и Джеймс заметили её и переглянулись.
Мэвис накренила голову вбок, отчего её тело приняло ещё более безжизненный вид. Стакан с молоком, который она держала в руках, сиюминутно выпал и разбился.
Джеймс без запинки отдал команду поднять Мэвис на стул и прощупать ей пульс.
Мэвис дышала, но очень тяжело. Я села рядом с ней, взяла её за руку и тихо заплакала. Я так не хотела, чтобы с ней что-то случалось. Она стала мне самым родным человеком, которому я всегда могла довериться.
И, Боже, как я недооценивала её важность в своей жизни. Как только её здоровью стал угрожать  смертельный риск, до меня дошло, что я не представляю свою жизнь без неё.
Эта женщина помогла мне стать тем, кто я есть. Если бы не Мэвис и её поддержка, я бы не была той Энн, которой являюсь сейчас.
И я не готова была её отпускать.

— Что с ней, Кит? — затаив дыхание произнёс Джеймс. Вся весёлость, присущая ему, вмиг испарилась. На смену её пришёл второй образ Джеймса: серьёзный и ответственный.
Роджер не ответил.
Мэвис перенесли в её комнату. После этого я её не видела. Но от этого не стало легче. Сейчас я переживала за её жизнь, как ни за чью другую.
Даже Лесси, дочь Роджера, пустила слезу, отчего её «смоки-айз» поплыл, оставляя за собой дорожку чёрных слезинок. Она была из разряда тех, кто надевал маску безразличности, когда на самом деле на душе кошки скреблись.
Мистер Флавлесс, помощник Роджера, вышел из комнаты Мэвис. Он тяжко выдохнул. Даже ему было не по себе.
— Её сердце остановилось.
Услышав это, моё, казалось, остановилось тоже.

Я беспрерывно внушала себе, что с Мэвис всё будет хорошо. Хоть и знала, что после такого инфаркта в её возрасте не выживают.
Её глаза были закрыты, а сердце перестало биться. Но тепло долго не сходило с её рук.
Меня оставили наедине с Мэвис. Этот ужин был для неё последним. Кто же мог знать.
Я опустила голову на её безжизненную грудь и тихо плакала. Минутами, часами. Я потеряла счёт времени.
Я никого не подпускала к ней, никого. Пусть хоть и другим нужно было с ней проститься.
Ещё сегодня мы отпускали Мерси.
А спустя несколько часов мне в одиночку приходится отпускать Мэвис.
Как бы ей хорошо не было на Небесах, я знала точно —она не хотела умирать.
Я могла быть простым подростком, развлекающимся со своими друзьями на вечеринках, радующемуся жизни. Но наш новый мир не мог позволить мне этого. Он решил сделать из меня бойца.
Но я так не могу.
Больше не могу.
Я обняла Мэвис Кук очень крепко, так, что чуть рёбра не затрещали. Дабы в последний раз почувствовать её рядом с собой.
Как же страшно было понимать, что я обнимала труп.
—  Absolvo te. —  прошептала я и поцеловала её в дряблую щёку.
Прощай, Мэвис Кук.
Надеюсь, я увижу тебя в лучшем мире.

***

— Мама, что это?
— Это поезда, Энн.

Малютка Энн очень боялась громких звуков. Заслышав грозу или рёв мотора во дворе, девочка всегда пряталась под кровать. За что Хелен, в свою очередь, её дразнила.

— Они шумят. — надуто сказала Энн.
— Они убаюкивают, если хорошо прислушаться. Когда тебе необходимо заснуть, вспоминай поезда. Как безмятежно они едут по рельсам, как успокаивает стук колёс.

Малютка Энн очень боялась всего.
И даже сейчас, когда она выросла, быть может, она похрабрела, но она всё так же помнит наставление матери и мирный стук колёс, который помогает ей заснуть и забыться.


44 Глава.

Не стоит быть гением, чтобы понять, насколько трудно мне было после ухода Мэвис. Я лишилась своей опоры, поддержки. Да и единственного человека, заменявшего мне целую семью. Я считала предательством перестать думать о ней. Как это сделали остальные. Роджер Кит и его свита особо не грустили, едва выдавили из себя слезинку на похоронах. Жалкие лицемеры.
Сначала Мерси, теперь Мэвис.
И я не хочу, чтобы этот список продолжался.
Я чувствовала то, что нельзя была описать ни в какой книге. Боль и неутомимую скорбь по Мэвис.
Как быстро мы забываем о счастье, и как долго помним о грусти.
После того, как Мэвис нас покинула, долгое время в штабе царил безмолвный траур. Мои мысли были громче тишины. Она давила на меня, но в ней мне было лучше.
Мне хотелось кричать во всю глотку: «Мэвис, дорогая Мэвис, я не могу дышать, осознавая, что твоё тело похоронено в сырой земле. Мэвис, дорогая Мэвис, зачем ты покинула меня? Зачем?» Но толку от этого не было. Душевные раны лечатся временем, а не срыванием голосовых связок.

Джеймс принял решение отбыть из Британии. Собственно говоря, я и не сопротивлялась. Мой разум находился в некоем трансе с самой кончины Мэвис. Как много я хотела рассказать, но как мало могла выдавить из себя что-то. Я не могла держать все эмоции в себе, просто не могла. Джеймс это понимал и пытался помочь, чем мог. Я была признательна ему за это, но всё же, он был немного не тем, кто мне был нужен в той ситуации.
Наш штаб был безвозвратно уничтожен. Вместе с Амандой. Хотя её мне было не жаль. Ладно, разве что чуточку. Я же тоже человек.
Куда мы теперь держали путь? В Санкт-Петербург.
Честно сказать, я мало слышала об этом городе. Да и знаниями о России и её географии не блистала. Но Евгения Оливка, женщина со странным именем, была готова радушно нас принять к себе. А в нашем положении было бы глупо отказываться.
Джеймс сказал, что там мы встретимся с Яном. Вот и осталось от нашего штаба всего четверо человек.
— Нам придётся решить проблему с… тем, кто будет следующей Главой Американского штаба. — Это Джеймс говорил мне каждый день. Да, буквально каждый. И ничего не решал.
Но все и так знали, что он встанет на место Мэвис.
Джеймс отвечал, что этот вопрос решает Баркер, как один из Главных Посвящённых. От одного его имени меня воротило. Как он мог.
Баркер, мой псевдо-отчим, бросил меня на произвол, оставив совсем одну. И сейчас он хочет, чтобы я бежала к нему с распростёртыми объятиями.
Ах да, и ещё он встречается с одной препротивной женщиной.
Премию «Самый худший отец» получает определённо он.

Я надеялась увидеть просторы Сибири, и кучу снега при путешествии в Россию. Но, увы, в саму страну я так и не попала.
А страна и штаб — разные вещи. Штаб существует вне какой-либо территории. Просто существует, и всё тут.
С собой у нас были только чемоданы. Как только мы прибыли, нас сразу же встретила Евгения.
Она была одета в длинную тёмно-синюю сорочку и в чёрный шёлковый халат. Волосы спутались, но не мешали ей выглядеть горделиво. Непривычно было её видеть в «домашнем» облике. От неё пахло ванилью и дорогим алкоголем. Достаточно неплохое сочетание.
Евгения стояла в бельэтаже. Судя по всему, её штаб был двухъярусный, а значит более вместительный.
Все вокруг было выполнено в голубых тонах, холодных, а не пастельных. В холле, которого, кстати говоря, не имел наш штаб, располагалась широкая лестница, как в театре. Все предметы казались такими величественными, что было даже страшно дышать. Евгения поймала мой испуганный взгляд и заговорила:
— Наш штаб собрал в себя все лучшие творения русской скульптуры, живописи и прочего. Мы храним многие реликвии здесь, так как иначе их был давно перестало существовать.
Многочисленные бюсты выдающихся людей, высокие картины Айвазовского и Левитана — единственных, кого я знала, — служили наглядным подтверждением слов Евгении. Да уж, если я считала, что Британский штаб самый роскошный, то сильно ошибалась.
Пока я задумалась, Евгения успела эффектно пройтись по лестнице и спуститься к нам. Она подошла к Джеймсу и тот поёжился. Не от неприязни, а просто потому, что от Евгении веяло прохладой.
— Не стесняйтесь, дорогие мои. Ваш друг уже ждёт вас в гостиной. Вам у нас понравится. — Евгения подмигнула мне и расплылась в сдержанной улыбке.
Но пока что мне не очень здесь нравилось. Я ощущала себя не в своей тарелке. Давно ли? Скорее, всю свою сознательную жизнь.
Пока Евгения провожала нас в гостиную, она успела рассказать нам о правилах в её штабе. Они были не столько просты, сколько странны:
1)Соблюдать чистоту.
2)Сильно не шуметь, Евгению часто мучает мигрень.
3)Вести себя прилично.
4)Не трогать личные вещи других Посвящённых без их согласия. Особенно полное собрание сочинений Булгакова, принадлежавшее лично Евгении. За него она могла убить.
Пока мы шли, я заметила, что ноги Евгении слегка оголились и что-то блеснуло. Это что-то было похоже на клинок.
— Евгения, у вас там… нож? — озадаченно спросила я.
— Конечно. Стихии стихиями, но банальную самозащиту никто не отменял, — непринуждённо ответила та, — к тому же, очень удобно держать кухонный нож в ножнах. Вдруг яблоко пригодится разрезать, а может и чью-то руку.


Евгения была той женщиной, которой я определённо восхищалась. Саркастичная, независимая, а главное — самодостаточная.
Кстати говоря, гостиная находилась на втором этаже. Миновав шикарную лестницу, мы оказались на месте. Евгения распахнула громадные двери, которые были в два раза больше неё самой, и пропустила нас с Джеймсом.
Мы непроизвольно ахнули.
Мне казалось, что я попала на приём к императрице, а не в штаб Посвящённых. Длинные, во всю гостиную диваны манили к себе, так и хотелось прилечь на них и забыться сном. Круглый прозрачный стол, на котором стоял поднос с закусками, тарелкой дорогого итальянского сыра и бокалом французского вина. Во всю стену растянулась «живая» карта. Красными огоньками на ней мигали те места, где происходили бедствия. Сопровождалось это действие значками, которыми обозначались те самые стихийные катастрофы. В Калькутте, Индии, разгорелся мощный лесной пожар. В Бразилии иссушились все реки и озера. Где-то рядом с Китаем шёл смертельный град, да такой, что льдинки были похожи на теннисный мяч. А на Амстердам обрушился убийственных размеров смерч.
Сколько же людей гибнут сейчас от этих природных катаклизмов? Сколько людей останется после них? Эти вопросы засели у меня глубоко в голове.
На тех самых диванчиках, обтянутых бархатом, сидели всего лишь двое. Одним из сидевших был Ян.
Он сразу же обратил внимание, как только я вошла. Быстро кивнул мне и встал, когда вошла Евгения.
Рядом с Яном сидела симпатичная круглолицая девушка. На ней были одеты джинсы в обтяжку, подчёркивающие фигуру с формами, белая майка и накинутая поверх неё клетчатая рубашка. Волосы цвета сепии были откинуты и убраны за уши, чтобы не мешались. Сидела она по-турецки, держа в руках чашку с чаем. Завидев меня, она чуть ли не разбила чашку от неожиданности, но потом всё же совладала с собой и помахала мне рукой, всё-таки немного смущённо.
Что-то мне подсказывало, что мы найдём с ней общий язык.
Евгения с улыбкой наблюдала, как мы пялились на все в зале, приходившемуся гостиной.
— Здесь невероятно, Евгения. — Ахнула я. Евгения не любила, когда её называли по фамилии, поэтому все всегда звали её просто Евгенией.
— Это наш дом, Энн. Это мой дом.
— Говорят, что дом там, где ты счастлив. Вы счастливы?
— Вполне. Но я была бы ещё счастливее, если бы мне сейчас принесли бутылку элитного коньяка. — Кокетливо хохотнула Евгения и подмигнула Джеймсу.

— Это. Просто. Потрясающе. — Джеймс едва находил слова, чтобы выразить свои эмоции.
— Надеюсь, что так же потрясающе станет во всем мире, когда Энн найдёт все элементы. — Вздохнула женщина.
— Я их ищу. Правда, — вмешалась в разговор я,  — но мне не хватает целых трёх.
— Александра, Хранительница Земли, на стороне людей. Она отдаст тебе Стихию Земли задаром. Ей поскорее хочется прекратить этот хаос.
— Но когда?
— В ближайшие дни. А пока, мне нужно срочно отлучиться в Китайскую Провинцию,  — Евгения зевнула, — в такое время бы спать, но если я хоть немного не приостановлю град, то оставшаяся часть населения Китая погибнет. А поверьте, китайцев осталось меньше миллиона человек.
Евгения вышла, и мы остались одни с Джеймсом, Яном и таинственной незнакомкой.
Ян, между тем, очень сильно выбивался из-под эстетики штаба. Его свитер цвета желтка будто бы кричал: «Посмотрите, какой я цветной!»
Он пригласил нас с Джеймсом присесть, и мы послушались.
Но, честно говоря, Ян больше всех говорил с Джеймсом, уж так остро они решали проблему нехватки главы штаба.
Девушка, сидевшая рядом со мной представилась Варварой. Правда, я не могла правильно выговорить её имя, но всё равно оно мне жутко нравилось. Чудная девушка. Она происходила из рода Ржевских, одних из первых Посвящённых. Её дед, Ярис, так же служил в Русском штабе. Они были исконно русскими, их род веками проживал в России, практически с двенадцатого века, если не раньше.
— Не верю, что передо мной сидит та самая… —  даже без акцента удивлённо воскликнула Варвара.
Я сразу же пресекла её попытки восхищаться мной.
— Энн, просто Энн.
Варвара скромно улыбнулась. Каждый раз, когда она улыбалась, то закрывала глаза, а потом открывала их, отчего её пушистые ресницы взлетали то вверх, то вниз.
У неё была тонкая длинная шея, но не настолько длинная, чтобы называть её похожей на жирафа. Словом, она была идеалом русской девушки.
— В нашем роду передаётся стихия воды. Но учитывая наш климат, то стихию льда. Мой дед и я можем растопить любой айсберг, и даже заморозить любой континент. Целый континент!  —  делилась своими навыками Варвара.
Я не перебивала её, она всё рассказывала и рассказывала.
— Мы живём мгновениями. Они так быстро проходят, как песок сквозь пальцы. Никогда не знаешь, что ждёт тебя через пять секунд. Может быть, кто-нибудь вломится в твой дом и убьёт тебя, а может быть, ты получишь Нобелевскую премию. Жизни не нужно боятся, нужно её принимать такой, какая она есть. И если ты будешь относится к ней милостливо, то и она не останется в долгу. Так говорит мой дед. Так он успокаивал меня, когда мы потеряли всё. Знаешь, тебя нужно с ним познакомить. Пойдём.
Варвара взяла мою холодную руку, и на миг мне стало тепло-тепло. По этой солнечной девушке нельзя было сказать, что её стихия — замороженная вода, лёд. Вот так человек меняет первое впечатление о себе.
Варвара водила меня по нескончаемым залам и коридорам Русского штаба. Все они были выполнены под стать холлу. Никакого разнообразия. Всё те же холодно-голубые тона и обрамления из белой штукатурки и скульптур. Зато это выглядело невероятно красиво.
Но одна комната, даже не зал, колоссально отличалась от других . То была мастерская Яриса, деда Варвары. Мастерская была сделана в тёмных тонах, пол выложен грубой древесиной, ни одного источника света не было в комнате кроме тусклой лампы, слабо освещавшей один угол. Это навивало страх. Я замерла. Варвара, кажется, совсем не была испугана.
И тут кто-то стал приближаться прямиком ко мне. Я еле сдерживалась, чтобы не закричать. Он был ближе и ближе, ближе и…
Этим самым «кем-то» оказался рослый седой мужчина, на коем была одета плотная армейская броня, а за его спиной висел топор. На мускулистых, но слегка морщинистых руках были набиты внушительных размеров татуировки. Вау. Черные глаза мужчины воззрились на меня, и я ахнула. Мужчина смутился и расплылся в улыбке.
— Варвара, это та самая Анна?  — что-то по-русски спросил мужчина.
— Энн, дедушка, Энн, — ответила ему та. Не дожидаясь меня, Варвара представила мужчину,  — это Ярис, мой дедушка. — Заговорила она уже по-английски.
— Не бойся меня. Топор не для тебя предназначен, — Тихо сказал мне Ярис. Удивительно, но он также прекрасно говорил по-английски, как и по-русски, — рад видеть тебя в наших кругах.
Удивительно, как много людей, которые были старше, восхищались мной. Они были куда могущественней меня, но для них я была практически кумиром. И это было уж очень странно и несправедливо. Хотелось подойти к каждому и сказать: «Я не заслуживаю той заботы и восхищения от вас!» Боюсь, пообщавшись со мной побольше, они бы глубоко разочаровались во мне. Собственно, как и многие.
— В такое сложное для всех нас время мы должны бороться. Предотвратить гибель всего своими руками. Будешь волен судьбе — тебя запомнят как слабака. Пойдёшь против неё — запомнишься бунтовщиком или глупцом. Но поверь, иногда лучше быть бесстрашным и недалёким, нежели трусливым овощем. — Говорил Ярис. И до чего же он был прав.
— Дедушка любит говорить цитатами. Хотя и дельными, всё же. — Объяснилась за Яриса Варвара.
— Я привыкла к длинными речам ос стороны Посвящённых. — Отмахнулась я, — Вас в штабе только трое?
Варвара и Ярис переглянулись. Мужчина сглотнул и кивнул головой. Варвара выдохнула.
— Ещё есть Милена… — на этом Варвара затихла, — но после ухода Мэвис…
— Ей стало совсем худо. Не думаю, что ты захочешь её видеть такой. — продолжил за неё дед.
Варвара сочувствующе посмотрела на меня.
— Так что без надобности не ходите к ней. Боюсь, она не так может воспринять тебя, Энн.  — закончил Ярис.
Он достал свой топор, отошёл в сторонку, взял маленький кулёк чего-то в руку и попрощался с нами, попутно извиняясь за то, что он спешит.
— Куда это он? — удивилась я.
— Дед должен растопить пару местных рек. Сейчас только апрель, они уже тают, но не все. А учитывая резкую перемену климату, случившуюся после «Хаоса», так вообще условия для жизни оказались просто нереальными. Дед каждый день уходит в леса, помогая простим деревенским жителям.
— А как же городские? — снова задала я вопрос Варваре.
— Много крупных городов разрушено. Более-менее функционирующим остался Санкт-Петербург. Но сейчас средняя температура в нём упала до минус пятнадцати градусов. Это ужасно. Люди замерзают, а нам остаётся находить их окоченевшие тела.
— И до сих пор не смог усмирить стихии?
— О, — призадумалась Варвара, подкусив нижнюю губу, — хоть мы, Посвящённые и обладаем силами Стихий, но далеко не такими, какие имеют Хранители, устроившие всё это.
Пока Варвара объясняла мне, как им сейчас приходилось жить, я рассматривала её поближе. Она была не худа, но и не полна. Абсолютно не подготовлена физически. Хотя, у неё были немного подкачаны ноги. Наверное, чтобы хорошо бегать. Но это не делало её хуже. У неё были миленькие круглые щёчки, недостаточно пухлые, но и недотягивающие до скул.
Знаете, я никогда не оценивала людей по внешности. Но мне нравилось за ними наблюдать. Для себя ещё в детстве я сделала вывод: даже самые красивые и идеальные могут быть злы и порочны, а полные и отталкивающие от себя своей внешностью — добры, как никто другой. Это и было удивительно для меня в людях. Их внешний вид не мешал им быть такими, какие они есть внутри. Будь то плохими или хорошими. Внешность была всего лишь иллюзией, за которой прятался настоящий человек.
— Слушай, а кто такая Милена? — полушёпотом, боясь, что нас услышат, спросила я.
Варвара насторожилась, но всё же ответила.
— Она тоже одна из Посвящённых, но… Сила её чахнет. Последний год ей всё как-то не по себе. Она постоянно спит и не с кем не разговаривает.
— А я могу её… увидеть? — осторожно поинтересовалась я. Я понимала, что это было неприлично, но как же мне хотелось узнать кто эта Милена такая.
— Вообще, дедушка и Евгения будут сильно ругаться, но…  — Варвара глубоко выдохнула, было видно, что она волновалась, потому что на лбу у неё выступил пот, немного смочив передние прятки волос, — ладно.
Она взяла меня за руку и попросила не шуметь. Не знаю зачем, ведь в штабе сейчас находились только мы, Ян и Джеймс, да и та Милена, которая нас, скорее всего, не слышала. То, что Евгения и Ярис ушли было нам очень на руку. Иначе нашу мини-аферу быстро бы просекли.
В  Русском штабе было много коридоров, но все они были вполне понятно изображены на схеме, заблудиться в них было практически невозможно. Сначала я не обратила внимание на потолки, но в тот момент, когда мы с Варварой, как настоящие ниндзя крались по коридору, мой взор упал на белоснежно-белый потолок. До того белый, что он даже сверкал белизной. Как бы это странно не звучало, знайте — он был ослепительно, ослепительно бел.
У Варвары были тёплые руки, даже теплее, чем нужно было бы.
— Сколько лет ты уже Посвящённая? —  всё не уставала я задавать вопросы.
— Лет с десяти. То есть, где-то шесть-семь.
Это было для меня открытием. Я не думала, что Варвара была моей ровесницей.
— Ты, оказывается, моя одногодка. 
Услышав это из моих уст, Варвара тоже удивилась.
— Молодые люди более восприимчивы к стихиям, чем люди преклонного возраста. Мы, юные, имеем особую энергетику.
Далее Варвара рассказала, что Милена, к которой мы как раз и шли, занималась исследованием сил стихий. Но последнее время она стала так слаба, что ей самой требовалась помощь.
Мы преодолели немало запутанных коридоров, прежде чем вошли в просторную комнату, в которой было холоднее, чем в морозильной камере. Я невольно вздрогнула и обняла себя руками. В одной лишь лёгкой блузке и тоненьких лосинах мне было холодно. А Варвара и глазом не повела. Вот это я понимаю, ледяная женщина.
Комната, в которую мы пришли, была практически пуста. «Практически», потому что посередине располагался стеклянный ящик, от которого по полу валил пар. Как от сухого льда.
Пахло тут антисептиками. Большим количеством антисептиков и моющих средств. Вот это санитария.
Варвара попросила соблюдать тишину, дабы не шуметь.
Мы вместе с ней на цыпочках подобрались к ящику. Он был прозрачен, и через него было видно, что в нём ничего не лежит. Но это было вовсе не так. Как только я оказалась рядом с ящиком, то сразу же разглядела в нём женщину преклонных лет, белую-белую, словно снег. Её дряблые губы были накрашены красной помадой, а закрытые веки очерчены строгими чёрными стрелками. Женщина была одета в белый комбинезон, открывавший плечи и часть декольте. Руки женщины были опущены «по швам». Её грудь не поднималась вверх при вздохе. Она не спала, нет. Она не дышала. Но и мёртвого бы здесь хранить не стали.
— Что с ней? — ужаснулась я.
— Она жива. Но если мы не будем поддерживать её в таком состоянии, то она умрёт.
— В каком таком?
— Температура тела Милены ниже, чем у трупа, — вполне спокойно объясняла девушка,  — в ней живёт дух северного ветра. Он забирает у неё все силы. А чтобы она могла жить, приходится поддерживать самую холодную температуру, которую только и можем.
Мне стало жалко Милену. Несмотря на возраст, она была неплоха. У неё были тёмные ухоженные волосы до плеч, залакированные до того красиво, что они походили на небольшие волны. Женщина имела кривой нос, но и на это можно было закрыть глаза. Вот что точно бы ей не помешало, так это улыбка. Улыбка ещё ни разу не портила чьего-то внешнего вида или чьей-то жизни.
— Милена, — с трудом выговорила я,  — просыпается иногда?
— До кончины Мэвис она приходила в себя довольно часто. Но потом… они были чуть ли не лучшими подругами,  — голос Варвары стал ещё на тон ниже,  — понимаешь, Мэвис была единственной, с кем Милена имела хорошие отношения. Сейчас у неё просто не осталось того, кого она бы хоть как-нибудь любила. В ней оборвалась та ниточка, которая поддерживала в ней связь с людьми, её жизнь вообще. Что же греха таить, эта ниточка оборвалась во многих из нас.
Всё внутри замерло. Милена напомнила мне меня. Она оже потеряла всех, кого любила.
Но любила ли я?
Приёмную мать? Не знаю, она мало проводила времени со мной. Хелен и Баркер? Вот уж нет. Друзья, за которых я готова отдать жизнь? Я люблю Джулию как подругу, но мы не настолько близки… А была ли я вообще с кем-то близка?
До меня доходит, что передо мной лежит моя копия. Я в будущем. Только лежать в ледяном «гробу» я буду не из-за своего физического состояния. А из-за душевного. Этот стеклянный ящик — мой разум. Я всё всегда держу в себе, никому не показываю свои чувства и эмоции.
Может, я вообще не способна любить?
А если и Джулия от меня отвернётся?
Я сама причиняю себе боль, не разрешая никому проникать в самые сокровенные уголки моей пустой душонки.
Все видят мою красочную оболочку и придуманный образ. Никто не знает меня настоящую. Ни одна живая душа.
И я сама себя не знаю.
А это может значить только лишь одно. Моя душа тоже мертва.
И тут я заплакала. Не сдержалась. Сама себя же и довела своими мыслями. Варвара разинула рот оттого, что меня так пробрало на эмоции.
Она обняла меня — хотя была ниже на голову — и похлопала по спине. Она пристально смотрела на меня. Непонимающе. За пеленой своих слез я смогла разглядеть её зрачки, по цвету напоминающие мятный. Её глаза были уж очень светлыми, хотя на зрение она не жаловалась.
Когда я немного успокоилась, то она спросила меня, что же на меня так подействовало.
— Я боюсь остаться одной. Настолько одной, что у меня будет всего один значимый человек в жизни,  —  всхлипывала я,  — сейчас, собственно, так и есть. Я бы отдала все прелести мира за то, чтобы меня окружали люди, которые бы любили меня, а я любила бы их. Я так долго была одна, что сама не замечала своего одиночества. — «Исповедовалась» я.
— Как долго? — только лишь сказала она.
— Всю жизнь.
В её взгляде сразу мелькнули печаль и сочувствие. Она явно не могла осознать для себя, что тот, кто давал ей надежду на спасение, сломался. Это как если бы учёные разрешили вечный спор и сказали бы, что Бога нет. Миллионы, да что врать, миллиарды людей были бы в панике.
— Как долго я была слепа сама к себе, Варвара. Как же долго… — приговаривала я.
—Мы что-нибудь придумаем.
— Что? От одиночества нет лекарства. Если ты позволил ему наступить, то ты морально погубил себя. Ты стал не нужен сам себе.
Мне стало стыдно, что Варвара сейчас должна была выслушивать мои сопли и нытье. Но я не могла. Иногда человеку просто нужно кому-то излить душу, чтобы стало легче.
Пока я рыдала ей, в комнате что-то пикнуло. Это была кнопка, висевшая на стене, выполненная в форме маленького датчика, горевшего красным светом. Когда Варвара это увидела, у неё чуть не отвисла челюсть.
— Что такое?
— Милена проснулась.
На наших лицах исказился страх. Я чувствовала себя виноватой за то, что подставила Варвару одним глупым походом к Милене, вызванным моим любопытством.
Варвара была так напугана, будто ей было пять лет и она впервые в жизни увидела резвую кобылу, скачущую на неё. Вот настолько.
Я думала, что Милена обратит на нас своё внимание и крикнет: «Идите вон, ВОН!»
Но вместо этого наступила угнетающая тишина.
Нарушил её один-единственный тяжкий вздох женщины. Дышала она, словно живой мертвец. С каждым разом всё тяжелее. Будто и не дышала вовсе. Стонала. А в тех стонах слышался крик о помощи.
Я вспомнила один момент из детства. Воспоминания зачастую резко ударяли мне в голову, и я, казалось, слепла и тонула в них.

Дело было под Рождество. Хелен Лестер, моя сводная сестра, заболела ветрянкой. Её положили в больницу из-за осложнений. Действительно сильных. Лет десять мне было тогда, ей столько же, может, больше чуть-чуть. Всегда забывала нашу разницу в возрасте.
Удивительно, но мы с ней особо не общались. Хоть и были «сёстры».
Хелен до последнего не хотела ложиться в больницу. Но отец, Оливер, уговорил её. Анастасия, моя приёмная мама, лишь только вздыхала, сложа руки. Я не сужу её, но таким человеком уж она была.
Да что и судить, она же не была моей настоящей матерью. Да и особой поддержки с её стороны я никогда не чувствовала.
Но знаете, я ценила её и принимала как маму. А свою родную мать я и в глаза видеть не хотела.
Палата, в которую положили Хелен, была особенной. Розовые, как клубничное мороженое, стены были украшены гирляндами, на которых были вырезаны бабочки из бумаги. Баркер говорил, что такая обстановка разряжает атмосферу уныния и болезни.
Хелен нравилась её палата. Учитывая то, что почти все время дома, когда она болела, она на всех срывалась и всегда злилась из-за своих зелёных «прыщей».
Один из таких до юношеских лет красовался у неё на руке, рядом с указательным пальцем.
Но не только её не устраивала её затянувшаяся болезнь. Меня она тоже очень-очень не устраивала.
Дело в том, что мы хотели впервые выбраться семьёй — если нас так можно было назвать — в Европу, в Чехию. Ах, рождественская Прага! До чего манящая, до чего сказочная!
Но как вы уже, наверное, догадались, мы отменили поездку. «Ни о каких уступках для тебя не может быть и речи!» — отвечал Баркер. Это было досадно. Очень досадно. Я же тоже заслуживаю хоть капельку счастья. Каждый же заслуживает, да? Если Хелен и путешествовала когда-либо в другие страны, то я — нет.
И только сейчас, спустя почти семь лет, я понимаю, какой потребительский у меня был образ мышления. Хотя тогда для меня это было абсолютной нормой.
Мама говорила, что у неё на душе очень тяжко, так как Хелен могут положить в реанимацию. Баркер сохранял спокойствие.
Представляете, мама никто обо мне так не заботилась, как об Хелен.
Это больно и обидно до глубины души.
Хелен была такая… Такая… Нормальная. Идеальная. Это меня в ней и бесило. Даже если бы ей поставили брекеты и надели очки, её бы это не испортило. Словом, невиданная красавица с невиданно красивыми чернющими локонами и молочно-белой кожей.
Один её внешний вид заставлял меня чувствовать себя хуже. Отчасти потому, что у меня точно так же были черные, как смоль волосы, бледно-белая кожа. Но непослушные волосы не желали ложиться локонами, а кожа никак не могла принять здоровый оттенок.
В принципе, ничего не изменилось.
Опасайтесь идеальных людей, они фальшивые до мозга костей. Они никогда не меняются. Не стареют. Не умнеют. Они идеальны и без этого. Пластиковые куклы, которыми играет Время. Но Время — мудрый игрок. В азарте жизни «идеальные» не замечают, как наступает конец. Конец, когда всем надоело любоваться их красотой. И тогда они остаются одни.
Так вот, продолжим.
Родители оставили нас в палате одних.
Мне было так неловко, что мои ноги чуть не одеревенели, пока я сидела на стуле рядом с кроватью Хелен. Я упорно пялилась в стену, вжимаясь ладошками в коленки, чтобы сбавить стресс.
Хелен с таким же упорством глядела на меня.
Я молилась Богу, чтобы неловкая тишина между нами прекратилась. И она прекратилась телефонным звонком.
— Я, пожалуй, отвечу. — Робко отозвалась я и подошла к тумбе, на которой звенел телефон девяностых годов.
Хелен даже не кивнула. Вероятно, ей просто было всё равно.
Таким как она всегда не до чего нет дела. Только до с6ебя любимого.
Я жалею, что она умерла, будучи подростком. Когда мы вновь встретились в городке Миллс. Но было бы лицемерно говорить, что я её любила.
Просто я привыкла видеть её рядом с собой. А это далеко не любовь.
Увы.




Все моё время пребывания в палате Хелен смотрела на меня пространственно и безразлично.
Она всегда держалась королевой, особняком среди всех. Не сказать, что и я много с кем общалась, вовсе нет. Хелен всегда ставила себя выше всех. Я же, вроде бы, так похожая на неё, чувствовала себя её тенью. Поэтому представьте моё удивление, когда я увидела её перед той самой «Волной». Как сильно она поменяла своё отношение к людям.
Мне это в конце концов надоело, поэтому когда вернулись родители, мы пошли с ними в кондитерскую, что была в соседнем доме. Принести Хелен вкусных булочек и пирожных, чтобы ей стало хоть чуть-чуть получше и она снова радовалась жизни.
Больница, в которой лежала Хелен была немного обветшалой с виду, строили её лет пятьдесят назад, а может и больше. Но внутри всё было вполне прилично.
В кондитерской я нашла эклер с малиновой начинкой, который был посыпан дроблёными орехами. Никогда такого не ела. Как сейчас помню этот божественный вкус. Это был мой трофей. Мама взяла лимонный тарт и обезжиренный латте с корицей на вынос, а Баркер купил бутылку газированной воды, да обычный круассан. К слову, круассан у него был без начинки, невероятно сухой и обсыпался с каждым укусом.
Угадайте, кому взяли пакет безе со всевозможными вкусами? Две тарталетки с фруктами? Черничный смузи? Конечно же, Хелен. А вы как подумали? Мне никто и никогда не уделял столько внимания.
До того момента, пока я не стала Искателем.
Сколько же силы воли понадобилось мне, чтобы не так сильно обижаться и на родителей, и на Хелен. А уж поверьте, обижаться я ой как любила.
Было к вечеру. После такого презента для Хелен от родителей, я не хотела возвращаться к ней в палату. Решила прогуляться по больничным коридорам в гордом одиночестве, жуя свой эклер с высоко поднятой головой. Ну и не надо. Ну и пожалуйста. Мне и моего хватает.
Случайно я набрела в пустой мрачный коридор. В нём было меньше всего палат. Табличка гласила, что это было отделение онкологии. Для меня, тогда ещё глупенькой и маленькой, было непонятно это мудрёное и страшное слово «онкология».
Только в одной палате горел свет. И то как-то тускло, лениво. Я решила протянуть свой длинный нос и разглядеть, что же там происходит. На койке лежала девочка. Совсем малютка, даже младше меня. В палате была и медсестра, пожилая, с белым передничком. А, может, это и не медсестра была. Не помню уже. Так вот, она бережно вытаскивала засохшие гортензии из стеклянной вазы. Девочка этого не видела, у неё были закрыты глаза.
Я очень надеялась, что женщина, казавшаяся мне медсестрой, не заметит меня. Она и не заметила. Вышла на пару минут, видимо, выкинуть цветы. А я юркнула в палату и, затаив дыхание, стала смотреть на девочку.
Так вот к чему это я всё. Она дышала так, как дышала в момент пробуждения Милена. Тяжко, будто была на грани смерти. Только если Милена проснулась ото сна, то та девочка — нет. Она продолжала спать тогда, когда совсем перестала дышать.
Аппарат настойчиво запищал, и я уже опомниться не успела, как в палату влетела женщина с цветами, а за ней уже и настоящие медсестры и врачи.
Я помню звук разбившейся вазы о холодный пол. Помню такое же холодное и безжизненное тело бедной девочки, чьего имени я не знала. Истерику взрослых, топот и плач.
Я помню засохшие гортензии.
Которые завяли так же быстро, как и жизнь девочки.


Глава 44.

***

Далеко,
У ручья,
Есть волшебный мост.
Он тебя
Унесёт
От бед и невзгод.

У ручья,
Далеко,
Есть одна страна.
Там где ты
Будешь вновь
Счастлив и спасён.

Там живут,
В той стране,
Люди без проблем.
Вечно им
Снятся сны
Лёгкие, как пух.

***

Джулия


До того много эмоций переполняло меня, что я практически разрывалась на части.
В прямом смысле, мне хотелось оторвать от себя кусок, а потом ещё, и ещё… Чтобы, чтобы…
Я и сама толком не знаю, зачем.
Я долго не общалась с матерью, но всё же. Она была моим родным человеком. Родным.
Хотелось лупить себя по голове, очень сильно и очень больно.
Почему я никогда не пыталась с ней связаться с тех пор, как меня забрали на военную подготовку?
Какая же я идиотка.
Видели бы вы меня сейчас. Похожа на Бог знает кого. Я не пользовалась тушью, но тем не менее, всё лицо у меня было бледно-красное, а глаза я и вовсе открыть не могла. Они немного припухли от плача. А волосы? Разве это волосы? Мочалка непонятно чего удачно спуталась у меня на голове.
Кирстен бы не позволила мне пребывать в таком состоянии. Но тем не менее, сейчас я была одна. Даже Аффонсо,  тот решил предоставить меня самой себе. Умный, не захотел попадаться под горячую руку.
Но мне жутко не хватало поддержки. Всегда я была самоуверенна. Всегда. Но сейчас…
Теперь я должна была отвечать за Сильвера. И никакой помощи можно было не ждать. Остались мы вдвоём.
Я и брат, которого я не видела.
У меня дико дрожали колени. Я даже стоять нормально не могла.
Ну и какой из меня сильный человек. А на меня ещё возложили ответственность по спасению мира. Мира!
Представьте себе. В данном случае у меня не было человека, с которым я мгла бы поговорить о Стихиях. Была книга, но мне было не до неё.

Натан и Кирстен успокаивали меня, как могли. Они прекратили это делать, когда я перестала выражать какие-либо эмоции.
Я заставляла себя не реветь. Зная, что показывать свою слабость, когда на самом деле слаб, очень подло по отношению к самому себе. Никто не любит нытьё. У человека всегда должна быть прочная, нерушимая каменная маска. Которую он будет носить всю свою жизнь.

Прошло несколько дней. Знаете, я пыталась даже закурить. Да-да, закурить. Хотела попросить сигарету у Аффонсо, но тот всего лишь неодобрительно на меня посмотрел.

К слову, остановило меня вовсе не это. А то, что он предупредил, какие последствия могут быть.
Я сразу же забросила эту идею. Не нужны мне проблемы с внутренними органами, с зависимостью и внешним видом.

 — Каннингем, отбивай!  — крикнула мне Марша.
Я сидела на скамейке в спортивном зале. У нас была физическая подготовка. Сидела я сложа руки и понурив голову. Мне было совсем не до дурацкого волейбола.
Нет, раньше я любила в него играть. Была капитаном команды. Но не сейчас. Не сегодня.
Кажется, даже если бы на нашу базу отправили пару баллистических ракет, я бы и глазом не повела.
Вместе с моим духом стала слабеть и моя сила. Время от времени я пыталась периодически тренироваться, вызывала слабенькие дожди, создавала немыслимых размеров пузыри в душевой. Но с момента смерти матери не удавалась ничего.
Вообще я человек оптимистичный и крайне положительный. Сама себе удивлялась, как я уже несколько дней хожу, будто воды в рот набрала, да всегда утыкаюсь взглядом в стену и страдаю.
Мне это надоело, страдать. И моим друзьям надоело, как я страдаю.
Но у них-то все было хорошо. Взаимная любовь, никаких бед. Прошлые свои жизни они старались не вспоминать. Фактически, они убили старых себя и родились снова.
 Я была за них рада. Однако мне тоже хотелось «кого-нибудь». Чтобы поддерживал и просто был рядом. Знаю, звучит, как будто я перечитала женских дешёвеньких романчиков, но нет. Просто хотелось быть любимой, наверное.
После тренировки, когда же Кирстен достало моё унылое, а откровеннее говоря, дерьмовое состояние, она вышла из себя. Ещё конкретнее — наорала.
— Джулия Каннингем, сегодня вечером, я, ты, Нат и Марша собираемся в подсобке. Нам есть о чём с тобой поговорить! — сорвалась Кирстен. Будто бы только сейчас осознала, что со мной происходит.
— Почему в подсобке? Это во-первых. А ,во-вторых, я хочу побыть одна. — Как можно безразличнее ответила я. Даже голос понизила.
—  Я обычно не ругаюсь, но рядом с тобой так хочется… — сквозь зубы и слёзы протянула Кирстен, — в семь, в подсобке на втором этаже. — Я уже собиралась возразить, как она заткнула меня, — Даже не смей отказываться. Бесполезно.
Она развернулась и ушла.
Отличненько. Мне предстоял замечательный день.

После тренировки прошло ещё три урока. Стрельба, основы медицины и первой помощи и маскировка в экстремальных условиях. Больше я любила маскироваться, нежели стрелять или перевязывать кому-то раны. Мне нравилось менять как свою, так и чужую внешность. Наверное поэтому я стала краситься с десяти лет. Я про волосы. Косметика у меня была не в почёте. Максимум розовый блеск из «Target»4.
Так как завтрак сегодня был не особо сытным — полузасохший эклер вчерашний эклер с кефиром— на обеде я оторвалась знатно. Самодельные наггетсы, картошка по-деревенски, дешёвое консервированное манго и сельдереевый сок — таков был мой обед. Последнее время нас сильно баловали в столовой.
У нас даже сажали клубнику и другие ягоды, но не все давали плоды. Почву сильно «потрепало», что сказать. А запасы консервов сохранились у нас ещё с самого Хаоса. Тогда, собственно, и жизнь была другая.
Прокормить целую военную базу было непросто. Но у Миллс и её соратников получилось.
Сразу скажу, от Натана и Кирстен я отсела. Держалась особняком. Не хотелось ни с кем контактировать. Но это многих не останавливало. Например, Паскаль Никс, приятель Марши, очень сильно приставал ко мне с расспросами о моём настроении и самочувствии. Пару раз пытался позвать на свидание. Я же отвечала ему холодным и презрительным взглядом.
 По расписанию в шесть у нас был ужин. Но многие, кто там был, сказали, что давали то же самое, что и на обед, только без манго и соков. Зато добавили «домашний» гуакамоле. Хм, но что-то после него все сразу разбежались по туалетам.
Да уж, исключительный талант был у нашей буфетчицы, ничего не скажешь.
Я шаталась по коридорам, в надежде не встретить друзей. Думала свои мысли, как часы показали семь.
Я очень долго ломалась. Идти или не идти? Даже если не приду, ухудшу с ними отношения. А мне такого не надо.
В итоге, меня встретили в безмолвной тишине. Я вошла, скрипнув дверью, задев ногой швабру, и чуть опрокинула ведро с грязной водой. Но друзей это не смутило.
Они молчали, воззрившись на меня. Угнетённая обстановка довольно-таки сильно давила на меня.
Нат, Кирстен и Марша сидели на стульях. Всего их было четыре, и один предназначался мне. Я тихо села и опустила глаза в пол, положив ладони на колени.
Марша первая нарушила тишину.
— Ну? — чуть помедлив, она сказала, — Выговорись, Джулс. Тебе это нужно.
Я подавила саркастический смешок. Будто бы они действительно знали, что мне нужно.
— Мы пришли сюда, — продолжил за неё Натан, — чтобы помочь тебе, поговорить с тобой.
Наконец, я заговорила.
— Да ладно? Чем вы можете помочь, чем? — нет, я не кричала на них. Лишь говорила убийственно-спокойным тоном.
— Мы твои друзья, уж как-нибудь да поможем. — Возразила Марша.
—  Я так не думаю, — хмыкнула я, — глупо это всё… что вы затеяли.
Кирстен, до этого тихо сидевшая на краешке стула, мотая ногами туда-сюда, вдруг вставила и своё слово.
— Ты не представляешь, как нам больно видеть твои страдания. Ты не представляешь, как тяжко осознавать, что ты ничем не можешь помочь. Но если ты не хочешь с нами говорить… Значит мы тебе не нужны. — Кирстен вовсе не надулась. Она просто ответила тем же безразличием, какое я проявляла по отношению к своим друзьям.
И вдруг мне стало так обидно, что аж злоба в печёнках застряла.
И я сорвалась.
— Я устала просыпаться каждый день и думать, когда же увижу брата. Что и говорить про мать… Я устала слушать о войнах и стихийных бедствиях. — Я выплёскивала всё накопившееся глубоко во мне, — Я, как и вы, хочу жить в нормальном мире. Без бед, понимаете? Всё это… Словом, вы многого не знаете обо мне. Очень многого. На моих плечах лежит гигантская ответственность… Но это тайна. Тайна, которую я не смогу вам рассказать! Вот что гложет меня. Наш мир.
 Мне хотелось плакать. Плакать от всей той несправедливости, происходящей с нашим миром.
«Я заклинаю, что однажды это всё прекратится. Заклинаю!» —  пронеслось в моей голове. Я представила Алисию, сидящую на троне, держащую в руках скипетр. И других жалких, гадких Хранителей, перешедших на её сторону.

«Laissez mon ;me s'envoler
Loin des mis;res de la terre.»

Дословно переводится как: «Дайте моей душе улететь далеко от земных страданий.» Это мы учили на уроке французского, когда разыгрывали спектакль. Но сейчас не об этом.
Слова Квазимодо из Нотр-Дама де Пари сейчас как нельзя лучше описывали моё состояние.
Тем не менее, моя пламенная речь всё не продолжалась.
— Я чувствую себя ужасно опустошённой. Как рыба, выброшенная на берег. Среди ночи я просыпаюсь, мне кажется, что я задыхаюсь. Не от нехватки кислорода. Будто моё тело само отвергает всё вокруг. И это далеко не всё, что происходило со мной.
На самом деле, это всё было правдой. Всё, что я сказала. Позавчера я пыталась отравиться цианистым калием. Но потом поняла, какая же дура. Нет, ей-Богу, дура.
Хочу всех спасти, а сама себя угробить.
Когда я была ребёнком, всё было проще. В этом и минус взросления. Делаешь то, что не хочешь, просто по принуждению, должен любить тех, кто тебя неприятен, и всегда держаться сильным. И если тебя будут унижать, или ты просто будешь сломлен, ты не должен подавать виду, что тебе плохо. Просто потому, что ты взрослый. Просто потому, что всем всё равно.
Кирстен замотала головой и схватилась руками за голову.
— И ты всё это время молчала? — шёпотом спросила она.
В ответ я кивнула головой.
— Уничтожая себя ты не справляешься с проблемами, — сглотнул Натан, — ты лишь ухудшаешь своё положение.
Не успела я ответить, как Марша встала со стула и отошла в угол подсобки. Она закрыла лицо руками и заревела. Нат и Кирстен бросились к ней, а мне стало стыдно. Стыдно за то, что миниатюрная Марша, стояла у обшарпанной стены, которая пропахла сыростью, облокотившись о неё и тихонько плакала. Наверняка у неё размазалась тушь, наверняка она сняла свои очки, и сейчас усердно трёт глаза кулачками, как ребёнок.
— Мне больно слышать, как ты описываешь свою жизнь, Джулс, — сквозь слёзы говорила Марша. Скорее, это была невнятная речь, прерывавшаяся многократными всхлипами, — у тебя хоть брат остался. А мой… Мой Томас, — тут она стала реветь ещё сильнее, — мне иногда кажется, что ты просто не дорожишь теми, кто у тебя есть.
Как ножом полоснули.
Слова Марши отрезвили меня, и мне уже не хотелось рвать и метать в состоянии бешенства и злости, в котором находилась я сейчас. Мой разум немного прояснился, а я успокоилась. Да уж, я была довольно эмоциональным человеком, склонным к перепадам настроения.
Марша смотрела на меня удивлёнными глазами. Растёкшаяся тушь была ей ну очень к лицу, придавала ей такой, беззащитности, что ли. Марша и Кирстен были одного роста, но всё же, Марша больше походила на куклу. Тяготы войны повлияли на внешний облик Кирстен, да и на внутренний мир тоже. Она стала более холодная, но в то же время понимающая. Её сблизило с нами всё то, что происходило вокруг. Все вчетвером мы дали обет всегда держаться вместе. И никто из нас не торопился его нарушать.
В голубых глазах Марши мелькнул проблеск испуга. Девшка она была не из пугливых, но как только речь заходила о смерти Томаса, её брата…
Натан сразу же начал её успокаивать. Прилагая больше усилий, чем Кирстен. Оттого мы прозвали его, в шутку, конечно, дамским угодником.
Его старая кличка —  «Жук» — уже перестала быть актуальной. Из коренастого парнишки он превратился в высоченного парня с горой мышц. Удивительно, да?
— Я не хочу ссориться, Джулс, всем нам бывает трудно. Стоит помнить, что мы обещали друг другу быть вместе. Так давайте сдержим это слово! — Сказала Марша.
— Я наконец-то выговорилась. Мне легче, спасибо, — я прикусила губу и зажала плечи, — можно я вас… обниму? — с долей неловкости спросила я.
Без всяких слов друзья подошли ко мне, практически сшибая на своём пути стулья, и обняли. Точнее, навалились горой на меня.
И вмиг из унылой «тучки» я стала сияющей от счастья «звездой».
Вот они — моя опора и поддержка.
Как же я всё же люблю их.
Мне не нужны новые друзья, ведь у меня уже есть дылда по имени Натан Лефевр, слегка сварливая Кирстен Баумэр и по-детски ранимая Марша Брэнниган.
И так будет всегда.



45 Глава.

Пол.

Я вспоминаю каждый раз, когда грущу, наши диалоги с Эстеллой. Она была славной малой, но воспринимал я её только как друга.
— Я тебя люблю! — полушёпотом вторила Эстелла, повторяя тысячу раз, словно мантру, — Я тебя люблю! Люблю, Пол!
— Это пройдёт. — Безразлично ответил я.
Так мы и расстались с девушкой, которую звали Эстелла Джин.
Я долго корил себя за это, но разве я виновен в том, что не испытываю к ней никаких романтических чувств?
Я полюбил Энн с первого взгляда. Все в ней волновало меня: хрупкие белоснежные руки и плечи, выпирающие ключицы, непослушные чёрные волосы, самого тёмного оттенка из всех возможных, холодный взгляд её серебряных глаз. Вряд ли она любила меня, но именно любовь к ней давала мне стимул жить. Может, я и придумал себе всё это, лишь бы уцепиться хоть за что-то, да вот только чувства никак не проходили.


Вы когда-нибудь просыпались в беспамятстве? Не помня своего имени, ничего о себе. Как будто с туманом в голове.
Скитался я долго. Очень долго,
Будто весь белый свет проклял меня, и я стал изгнанником, который обречён на вечные поиски неизвестного.
У меня же была другая жизнь. Раньше, когда я служил у Джин.
Хотя, что значит «служил»?
Точкой отсчёта моей новой жизни стал Хаос. Тот день, когда начались всевозможные бедствия. По всему миру. Без исключения.
Кто-то ссылался на магию, а кто-то на прогнозы синоптиков.
Хотите услышать мою историю Хаоса? Историю разрушения, полную боли и отчаяния.
Тогда же я поведаю её вам.

Самый обычный летний день. Парк возле школы.
Выпускной класс. Дальше — только свобода.
По крайней мере, так считали многие мои одноклассники. Я же ставил перед собой другую цель — выучиться. Хотел быть либо моряком, либо лётчиком. Мой отец был моряком до того, как пошёл на какую-то занудную работу.
Самый обычный летний день. Жара, духота. В такую погоду только и купаться где-нибудь. А я сидел и читал учебники. Под широкой кроной сосны, что скрывала меня от палящего солнца.
Было скучно. Как бы я не рвался к учёбе, она меня утомляла. Я даже стал считать птиц, летающих вокруг дерева. Насчитал около шести.
Учителя всегда отмечали, что я самый внимательный из всего класса. Наверное, поэтому меня когда-то и произвели в снайперы. Но сейчас не об этом.

Наверное, у меня был упадок сил. Понемногу я стал засыпать, глаза слипались, а мозг уже не мог воспринимать информацию. Я думал, что провалюсь в сон. Пока прямо передо мной не замаячила фигура статной блондинки.
Мэгги Ротбауэр. Ха, такую сложно забыть!
Девушка, будто сошедшая с картинки, чертами лица напоминавшая итальянку, приближалась ко мне всё ближе и ближе, пока совсем не встала передо мной, загородив собою всё. Я стал быстро искать очки для чтения, которые положил рядом с собой, прежде чем уснуть. К сожалению, вождения рукой по щекотливой травке не принесли никакого результата. Я уже отчаялся искать их, как вдруг…
Хрум!
Что-то хрустнуло у меня прямо под задницей.
Конечно же, этим чем-то были очки.
Очень неловко и неудобно. Ну да ладно. Я взял себя в руки и поздоровался первым:
— Чего здесь забыла? — ах да, если в вдруг не знали, проворчать что-то вместо просто «привет» было очень характерно для меня. Особенно в отношении к Мэгги.
— Пришла полюбоваться на тебя, лузера. — Хмыкнула девушка.
О ней я знал не очень много. Она выросла в городке рядом с Кордильерами, потом переехала в Орландо. Я там раньше жил.
Однако я поражался её умению держать себя. Понимаете, большая часть её тела была изуродована ожогами, полученными в детстве. Но это не мешало ей выглядеть на все сто. Её волосы всегда были уложены идеальнее, чем у любой голливудской актрисы. Но парней она завлекала она вовсе не этим. Да-да, она была именно «той самой» любительницой коротких юбчонок и топиков. Выглядело это пошло и вульгарно, но её это не останавливало. Она интересовала многих, но не меня. Я был предан учёбе.
— Чего ты тут сидишь? Да и тем более под деревом, — дне унималась девушка, — не слышал, что ли, что сегодня будет самая величайшая гроза за всё столетие?
— Тебе есть до меня какое-то дело? Иди куда шла, Мэгс.
На лице девушке отразилось отвращение.
— Де Бейкер, мне плевать на тебя. — Как бы она не говорила, я видел, что ей было вовсе не плевать,  — Не думай, пожалуйста, что я переживаю за тебя. — Она странно дёрнула глазом, даже не подмигнула, нет. Огонь, оставивший ожоги на хрупкой девичьей коже, парализовал ей один лицевой нерв. Мне было её жалко. Многие шутили, что её укусила пчела, и отёк все никак не сходит. Это все от того, что у неё были уж очень объёмные мешки под глазами.
Вокруг суетились люди, парочка людей шестидесятилетнего возраста неспешно прогуливалась по парку, нежась в лучиках солнца. Правда, как можно «нежиться», если единственный выход из теневой зоны практически испепеляет тебя. Парочка довольно громко обсуждала то, какой гарнир сегодня подадут в доме престарелых, только поэтому я и обратил на них внимание. Мужчина-тяжеловес хотел жареных макарон, а бабушка, напоминавшая вытянутую спичку, соскучилась по картофелю-пюре. Да уж, семейная жизнь — штука сложная.
Мэгги Ротбауэр уже хотела накричать на меня, но я перестал задумываться над гарниром, и вернулся к разговору с ней.
— Если тебе плевать, почему ты прямо сейчас стоишь напротив меня? Зачем обращать внимание на того, кто тебе безынтересен?
Клянусь, её взгляд стал таким злобным, что она было готова найти что-нибудь тяжёлое и стукнуть меня по голове.
Ох уж эти девушки.
Ветер слегка растрепал мою чёлку, отчего она немного наклонилась вперёд. Впрочем, Мэгги тихо хихикнула.
Она не хотела, чтобы я этого заметил. Но такова уж наша природа — мы, люди, всегда всё замечаем.
Наконец, она вновь стала серьёзной и снова заговорила:
— Ты придурок, Пол, я тебя ненавижу. — Поразительно, как любовно и самозабвенно она говорила мне слова ненависти. Сколько бы сам себе не врал, да сердце не обманешь.
На самом деле, она мне не нравилась. Её внешний вид играл роль, но всё же, она была жутко скучная. А зачем любить, встречаться, а потом заводить семью со скучным человеком?
Многие старики проживают свою жизнь зря, считая её всего лишь остатком от некогда их превосходной молодой жизни. Так вот, нет! Ты можешь делать всё, что вздумается. В любом возрасте.
Люди всегда ищут проблемы, сами их создают, а потом ворчат на других, словом, винят всех, кроме самих себя.
— Ты меня ненавидишь, оттого у тебя сейчас искорки в глазах пляшут? Ненависть – одна из самых сильных эмоций, Мэгги. А это значит, что тебе попросту не плевать на меня. —  Немного саркастично, но в то же время и кокетливо спросил я.
Она не ответила.
Ушла, даже не попрощавшись. Вот вам и девушки.

Той же ночью действительно была самая страшная гроза века. Она унесла жизни многих.
Мэгги не стало.
Знаете, мы не встречались. Но у нас была некая «химия», которую ни я, ни она не могли объяснить.


Вышло так, что молнии попадали в деревья, а те, в свою очередь, загорались. Почти весь Орландо был охвачен огнём.
Узнал я об этом ночью, когда проснулся от того, что отцу кто-то передал сообщение по телефону.

 Рэш де Бейкер? Рэш, ты слышишь? Не выходи на улицу. Слышишь? Ни в коем случае. Наш город стал АДОМ.

Лэйб Дэмиан, старший по отделку кадров.

Дома, будучи жутко перепуганным, я не нашёл никого. Свет везде отключили. Папин сотовый продержался недолго. Я спрятался в нашей кладовке, вместе с телефоном и фонариком. Благо, рядом была еда, и когда батарея на папином мобильнике села, я принялся за апельсины, которые уже успели подсохнуть, а потом и за пакет чипсов с томатами, слоган которых гласил: «Качественный товар от порядочных людей.» И вовсе это было не так. Я плевался этими чипсами минут пять, уж настолько они были приправлены химикатами с запахом томатов. Вот и верь теперь людям. Пытался уснуть, да мучила бессонница. Так я просидел около семи часов, пока у меня не свело ногу от судороги.
Когда я понял, что помощь не придёт, я решил проверить обстановку.
В целом, наш дом выглядел как обычно. А вот всё остальное… Полностью пожжено; вокруг валялись почерневшие вещи, обуглившиеся тела… Воняло жжёной плотью. Нос зажимать было бесполезно — запах проникал в ноздри, даже если ты этого не хотел.
Я думал, что упаду в обморок. Или меня вырвет. Но нет. Ничего такого. Мир замер, и теперь уже я, один-одинёшенек, выпускник Высшей Олимпийской школы Орландо, вроде бы, взрослый парень, глядел на весь тот кошмар, представший перед моими глазами.
Вы знаете какого пытаться вдохнуть хоть немного воздуха, осознавая, что вдыхаешь останки других людей? Я сомневаюсь.
Я просто стоял и смотрел, ибо ничего не мог поделать. Каждую минуту я оборачивался назад, или глядел вперёд, на дорогу, в надежде, что соседка, мадам Пилон, женщина в летах, включит Рихарда Вагнера, немецкого композитора девятнадцатого века, которого каждый раз включала своим двум серым котам.
 Забегал на балкон и выглядывал с желанием увидеть рассвет, но вдали лишь виднелись плотные серые клубы дыма, а в воздухе витал пепел. Прекрасная иллюзия, превратившаяся в кошмар миллионов людей.

Меня нашли пара солдат, без разговоров отправили к Джин. Я тогда толком ничего и не понимал. В моей памяти застыл облик обгоревших тел и копоти. А выжившие, во главе с Джин, хотели воевать за территорию.
Зачем я жил, зачем живу сейчас? Не знаю.
Это была история моей гибели. Вместе со всеми теми людьми, кого сожгло пламя от молний, стрелявших по деревьям, погиб я.
Пол де Бейкер мёртв. Но вслед за ним пришёл новый.
И новый Пол не позволит погубить жизнь девушки, которую полюбил.




46 Глава.


Путешествие моё было долгим. Я был изрядно помотан, но это не мешало мне передвигаться и поддерживать жизнь.
Я же раньше в жизни столько не ходил. Хотя, однажды я шёл от школы  до дома целых два километра, потому что потерял свой проездной на автобус. Ну, как потерял. Его выкрали. Вместо него мои «весёлые»» одноклассники подсунули мне мёртвую крысу. Юмор у них был специфический.
Давно я не видел таких пустынных улиц. Да уж, город Мэрилин Миллс определённо пользовался популярностью.
Я молился, чтобы меня здесь не узнали. Кто знал, какие могут быть последствия. Я же перебежчик. Трус!
Трус — слово, коим мы готовы разбрасываться. Трус тот, кто не оправдал наших надежд, испугался, поступил слабовольно. Люди преподносят это как недостаток, однако сами забывают о том, что им тоже свойственно чего-то да боятся.
Я, Пол де Бейкер, боюсь остаться одним. Боюсь войны. Настоящей, кровопролитной. Но не страшно мне лишь одно  —  моя смерть.

Я шёл по главной улице города. Было тихо, будто город полностью вымер. Дело клонилось к вечеру, но небо было беззвёздное. Мутное какое-то, облачное. Глазами я бегло оглядывал всё вокруг. Многие здания были построены в стиле авангарда, который уж никак не вписывался под город.
Вот здание администрации Миллс, женщины, чьё имя мне даже противно было произносить, вот спальные корпуса, а вот… Палатка. У которой я встретился с Энн. Тогда я разлил на неё суп. Тогда я… Словом, что и говорить, обрёл проклятье, которое именуют «любовь».
Помню, как мой друг Деннис всё время заводил шарманку о том, что он будет делать, когда наступит апокалипсис. Как хвалился он тем, что прочитал сотни тысяч, даже тысячи тысяч книжек о зомби. Ну и дураком он тогда был.
Был, потому что пропал без вести ещё до Хаоса.
Воспоминания казались такими живыми. А всё остальное  — ни сколько.
Ничто не мешало мне вдыхать аромат пыли, моей любимой, как вдруг мне засвистели. Пронзительно так, что аж уши заболели.
Ко мне быстрыми шагами приближался человек в военной форме камуфляжной расцветки. На его плече была фетровая зелёная нашивка, но я не смог разобрать ничего, что на ней было изображено. Типичный солдат. Вот любят они символизм. Самый обычный среди «своих». Он твёрдо топал ногами каждый раз, когда его стопа касалась земли. Лицо он держал превосходно. Правда, мина его была кислой, но это было свойственно таким людям. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Когда мужчина подошёл ко мне, я узнал в нём своего старого знакомого. Не суть важно, как его звали, но лицо было знакомое.
Я помахал рукой и улыбнулся. Надо же было проявлять дружелюбность. Ладно, на самом деле я понял, что меня просекли и ничего хорошего от мужчины ждать не приходилось.
Мне же он, наоборот, не ответил такой выдавленной улыбкой, как сделал я. Вместо этого он даже и слова не сказал, просто взял наручники и заковал меня в них. Пнул в спину и что-то рявкнул.
Тёплый приёмчик, свихнуться можно.
Я пробовал пихаться, но мне грозились прострелить височки. Но будь моя воля, я бы рванул как торпеда. Только уже с простреленной головой или спиной.
Хочешь не хочешь, но когда тебе угрожают пистолетом, ты невольно начинаешь слушаться. Да, я не боюсь умереть. Я боюсь не спасти Энн. А только за этим я сюда и пришёл.
Сделав бы я пару шагов вправо, то он бы, совсем нервный тип, вероятно, уже расстрелял меня. С такими надо осторожней. Люди же почему нервные и злые? Потому что их никто не любит, а только лишь отвечают им той же самой агрессией.

Два часа погодя я уже сидел в роскошном кабинете Мэрилин Миллс. Меня выдали за беженца, отчего послали прямо к этой женщине, дабы разобраться что к чему. Она нервно постукивала по столу, напевая под нас неизвестную мне французскую песенку,  а её подчинённый, какой-то там секретарь Нельсон, судорожно приносил ей видимо-невидимо сортов чая: с молоком, со льдом, с лимоном, с сахаром и без, —  но та никак не могла определиться. Вот такие вот они, женщины. Вроде бы и требует душа холодного сладкого чая с лимоном, да пьёт она всегда только чёрный с молоком. А при её-то плохом пищеварении, так вообще нужен зелёный с настойкой шиповника!
И что вы думаете? Она взяла кофе.

Я уже говорил, что никогда не понимал женщин?
Вот, например, взять хотя бы мою маму. Я её любил, люблю и буду любить. Святая для меня женщина.
Только она меня не особо любила. Всегда пыталась мне навязать своё мнения, а я же, в свою очередь, не получал от неё никакого понимания, поддержки или просто тепла в свою сторону. Что уж и говорить о любви.
Да, все любят по-своему. Но я считаю, что у любви есть несколько видов, различаю я их так:

а) Когда тебя любят взаимно, точно так же, как и ты. Тогда нет никаких ссор и обид. Такая любовь характерна как для семейной, родительской любви, так и для романтической.

б) Любовь «в одну сторону». Такая, какая у нас была с матерью. Она была для меня всем, заменяла целый мир, как и отец. А я для неё был «живой игрушкой».

в) Ненависть. Ведь это тоже безумно сильное чувство. Если ты ненавидишь человека, то ты как минимум думаешь о нём. А, значит, тебе он уже как минимум не безразличен.

Так вот. Я не остался без внимания, поэтому секретарь Миллс, полный мужчина с брюшком, принёс кое-что и мне. « Обождите минуточку, обождите минуточку,» — без устали тараторил он. Вёл уже он себя не как секретарь, а как официант-прислуга. Повесь ему бубенчик на шею, так вообще потеха будет!
Принёс он мне красный индийский чай и два панкейка с маслом. Я был голодным, поэтому, признаться, я нашёл этот жест очень любезным с их стороны. Чай я выпил за один присест. И не такое можно сделать, когда мучает дикая жажда.
После липкой каши во «Фьёзе-01», бункере Джин, даже горький чай покажется райским наслаждением. Уж поверьте, она была похожа на ошмётки грязи. И по цвету, и по вкусу.
Нельсон, насколько я услышал его имя, увидев мой взгляд, обращённый на него, тут же поплотнее закутался в строгий пиджак и нервно поправил галстук, а потом и вовсе удалился.
На столе у Миллс стояла корзинка с печеньем. Мэрилин протянула руку, а потом ухватилась за крохотное печенье своими длиннющими пальцами, словно орёл схватил червячка. Печенью было не выбраться из цепких лап Миллс — она макнула его прямо в свой кофе. А потом оно последовало прямо ей в желудок.
— Юноша, — нарушила тишину Мэрилин, съев печенье, — представьтесь.
— Пол, — я сглотнул, — де Бейкер.
— Удивительно. Такое… хорошее имя. И личико у тебя, что надо, — на её лице скользнула тень коварной улыбки, — но какие же плохие поступки ты совершал? — полушёпотом заговорила она.
Мэрилин проявляла ко мне странный, даже нездоровый интерес. Не нужно было отличаться особым умом чтобы понять, что она что-то затеяла, строила планы насчёт меня. И я это понимал. Не будут так радушно принимать беглого солдата.
Мысленно я сопоставлял себя и других перебежчиков. Чем я лучше? Да ни чём. Однако Миллс была такой женщиной, что для неё роль играла лишь славная мордашка и ничего более.
Проще говоря — Миллс была воплощением всего того, что я ненавижу в людях.
Я уже приготовился к промывке мозгов, но не тут-то было. Она наклонилась над столом, пролив кофе от того, что задела чашку локтём, взяла меня за ворот кофты и поцеловала.
Горько. Мерзко.
Её сухие и тонкие губы впивались в меня. А я впивался в стул, чтобы хоть как-то выдержать порыв её страсти.
Клянусь, я чуть не плевался, как верблюд.
Одного поцелуя ей показалось мало, поэтому она принялась за второй, третий, четвёртый…
Видела бы моя мама.
Наконец, Мэрилин остановилась.
— Умел бы ты ещё и целоваться… — сказала она мне прямо в лицо, — цены бы тебе не было.
Честно? Я чувствовал себя девушкой лёгкого поведения.
Как низко же я пал, что той, которую люблю и слова не могу сказать, а та, которая противна мне, лезет с поцелуями при первой же возможности.

Пессимистические мысли вернулись ко мне тогда, когда я полностью стал подчинён Миллс. Вот уже несколько дней я жил у неё, в роскоши и богатстве. Она давала мне всё, что я просил. Взамен я просто был рядом с ней. Она была кукловодом, а я марионеткой.
И я даже не сопротивлялся. Оказалось, что неплохо жить на свете, когда тебя обеспечивает богатая дамочка, которую ты не любишь, но тем не менее, она питает к тебе страсть.
Меня уже даже перестали разыскивать. Вот, значит, хорошо устроился.
Апатические настроения настигали меня, но я не хотел сдаваться. Это всё было лишь игрой, открывавшей мне путь к девушке, которую я действительно люблю.
Знаю, что выглядел я как последний придурок, но боролся я не только за любовь Энн, но и за её спасение.

Отец дал мне в детстве дельный совет: «Ты не можешь любить человека только из-за его внешности. Ты должен любить в нём все, чтобы даже самые мерзкие качества его душонки казались тебе ангельскими. Но не до такой степени, чтобы было тошно от самого человека. Ибо бывает и такое. Люди слишком сильно пытаются выражать свои чувства, но приводит это всё к тому, что они вскоре заканчиваются, вот и выражать остаётся нечего. Любовь, построенная на страсти, не принесёт тебе ничего хорошего. Только лишь боль и разочарования.»
Мне же чертовское наслаждение доставляло безразличие Энн ко мне. Оно тешило мой мазохизм, заставляло меня стремиться к ней.
Мэрилин же была для меня никем. Просто способом получения своей цели. Я не воспринимал её как любимую женщину, скорее, как чужую и отчуждённую от меня личность.
Сначала мы любви не замечаем, лишь отвергаем. Потом, когда становится уже поздно, недолюбленные и чёрствые сожалеем о том, чего не сделали, чего не сказали. Всё портят только слова.

Так степенно шли дни.
И ничего не менялось, пока, к несчастью, Мэрилин не раскрыла мне тайну.
Великую Тайну Пяти.
И в тот же миг, как только я узнал, что-то больно кольнуло в груди.

Девушка, которую я любил, уничтожила наш мир.



47 Глава.



Джулия.


Силь. Силь. Силь.
Страх сковал моё тело. Я потеряла мать, но брата потерять не смогу.
Силя пристрелили. В упор. В голову.
Глухой выстрел в лоб.
Бух!
Он даже не успел закричать. Всё было так быстро. А я не могла ничего сделать.
Или я внезапно оглохла, только чтобы не слышать посмертных криков дорогого мне человека.
Кровавое месиво образовалось под ним, когда он упал. Ни лица, ничего нельзя было разобрать.
«Добрый вечер! Рады приветствовать вас на похоронах Сильвера Каннингема!» — пронеслось у меня в голове. Так живо, будто по-настоящему.
Было настолько страшно, что я даже не могла плакать. Просто оцепенела.
Страх — властитель человеческих эмоций.
Чувствую холодок. Я мёрзну.
Замерзаю.
И ветер далёкий уносит меня за пределы…

— Джулия, ты кричишь! — прорезал сон голос Эвы.
Не хватало духу даже открыть глаза.
На мой лоб плюхнулось что-то холодное и мокрое. Судя по ощущениям, это была марля.
Открыв веки, я увидела перепуганную Эву — футболка от пижамы свисала с одного плеча так, что другое оголилось  — и Натана, сидевшего в углу, смотрящего исподлобья. Кирстен же спала мирным сном.
Натан выглядел так, будто ему было пять лет, он в чём-то провинился, а за этого его выпороли и посадили в угол. Хотя, может, он просто был сонный. Но, думаю, даже если разбудить Натана среди ночи, он будет готов с закрытыми глазами пересобрать винтовку или смастерить самодельную бомбу. А с такими шутки плохи. Недавно его даже произвели в прапорщики! А это много значило для Лефевра.
Да, увидеть человека после сна — это вам не самое приятное зрелище. Ведь никто не просыпается с заранее наложенным макияжем и сделанной укладкой. О, нет, совсем нет! Все мы с утра выглядим так, будто побывали сразу на девяти кругах ада.
За окном едва брезжил персиковый рассвет, на дворе стоял апрель, и светлело теперь намного раньше.
Было так светло, что аж глаза резало.
— Опять кошмары? — по-матерински заботливо спросила Эва.
— Каждую ночь, Эва.
Та сочувствующе вздохнула. Сказать ей было больше нечего, поэтому она просто погладила меня по голове и вернулась в кровать. Она была запутана, мои действия вызывали у неё явное недоумение. Она уже просто не знала, как себя со мной вести. Я была благодарна ей за то, что она почти каждую ночь успокаивала меня, терпела все мои выходки.
Так же было в детстве, когда у моей бабушки случился паралич лица. Она даже не смогла посмотреть на меня. Это было так грустно осознавать, что любимый человек отдаляется от тебя, становится монстром.
Натан не сказал ничего. Он тупо смотрел в окно, ловя глазами движение каждой промелькнувшей в небе птицей. Так пристально, словно был в трансе. Он даже не горбился, сидел ровно, что делало его похожим на восковую куклу.
Последнее время Натан был отстранённым от мира сего. Обычно он играл в футбол с командой из другой группы, но уже неделю воздерживался от любимого хобби. Кирстен переживала за него и поддерживала как только могла.

«В бессознательном каждый убеждён в своём бессмертии,» — говорил Фрейд. И правда, пока смерть не коснётся нас, пока не встанет за нашими спинами, легонько приобнимая за плечо и прерывисто дыша нам в затылки, не почувствуем мы того  настоящего страха, ровно как и не поймём цену жизни.
В день похорон моей матери я спала плохо. Ужасно плохо. Если меня всю бросало в дрожь, то как же выдерживал всё это Сильвер, мой брат.
Я старалась быть сильной. Но некоторые вещи нельзя перебороть. С ними остаётся только смирятся. Ибо каким бы ты не был героем, всегда будет что-то или кто-то сильнее тебя.

Апрель.
Когда я была маленькой, я ничего не боялась. Ничего и никогда.
Но однажды я чуть не утонула. В пруду, что был рядом с нашим городом. Я хотела всего лишь помочить свои маленькие ножки…
Я пошла туда одна, совсем одна, даже без друзей.
Помню, как мои ноги коснулись прохладной воды, а по телу пробежала дрожь. Меня так манила вода, глубина пруда. Я так хотела исследовать её, что и не заметила, как оказалась под водой. Вся. И уже не могла вздохнуть. Меня тянуло вниз, к тому самому дну. Я была всё ближе к разгадке той тайны, что так тревожила меня…
Снаружи доносились звуки старого радиоприёмника, который работал с помехами.
«Non! Rien de rien...
    Non! Je ne regrette rien
   Ni le bien, qu'on m'a fait
  Ni le mal, tout ;a m'est bien ;gal!»
Тогда я толком не учила французского. Да и слов под водой особо не разбрешь.
Рядом со мной проплывали затейливые рыбки самых разных расцветок. Или мне это виделось.
Последний вздох.
Я даже не осознаю, что сейчас всё закончится.
Вжух!
Меня резко выбрасывает из воды. Какой-то сильный толчок, и я уже на лежу на песчаном берегу.
Не могу открыть глаз от капель воды, застывших на моих ресницах. И сказать ничего не могу. Ощущение, будто я наглоталась воды.
Собственно, так и было.
Первым что я увидела, когда я открыла глаза, были мужские руки. Которые меня и вытащили. Потом я увидела самого мужчину — ни старый, ни молодой. Слегка седой, весь мокрый от воды. В тот момент мне было так стыдно, так страшно и… так неловко? Наверное, да.
Рядом с ним, на большом бордовом махровом полотенце расположилась женщина в купальнике и боа, прикрывавшим её грудь. Она как раз-то и была той самой слушательницей того самого старого радио. Она охала и ахала при виде меня, а ещё изъяснялась по-французски. Мужчина переводил, говоря, что женщина очень переживала за меня.
Мужчина отвёл меня до дома, но к моему удивлению ни папы, ни брата дома не оказалось. Только мать.
Лишь потом я узнала, что мама специально бросила все дела и работу, чтобы просто убедиться, что я живая. Она переживала так, как никогда в жизни. Самый сильный страх — страх потери своего близкого, а особенно ребёнка.
Я хорошо запомнила тот момент, когда застала маму плачущей в кровати. Она вся тряслась от рыданий. Тогда я залезла к ней под одеяло, крепко-крепок обняла её и шепнула:
— Мамочка, перестань плакать. Тебе стоит умыться.
Но она меня не слышала.
Я взяла её руку и сплела её пальцы с моими. Так мы и заснули вместе.
Прошло столько лет, и я уже не помню, как звали моего спасителя. Ха! Меня чуть не погубила моя же стихия.
Но важно не это. Важно то, что сколько бы времени она мне не уделяла в детстве, она всегда оставалась моей мамой.

Меня освободили от занятий, поэтому хоть я и встала вместе со всеми, мне всё же пришлось сидеть в одиночестве в пустой комнате. Солнце не было приветливым. Будто природа и сама скорбела. Комната, полуосвещённая за счёт тусклой лампы, казалась мне чужой, стены будто были готовы в миг сжаться, отчего я чувствовала себя в западне.
Эва оставила мне стакан с водой, смешанный с успокоительными. Но даже они не помогали мне успокоиться.
Внутри себя ощущала пустоту, какую ощущает человек, находящийся под водой, при недостатке воздуха. Я не хотела ни о чём думать, но при этом думала обо всём. Мысли, словно тысячи нитей, стремились смешаться, спутаться в моей голове, и их никак нельзя было заглушить. Нельзя позволить внутренним демонам взять над тобой верх.
В некоторые моменты нужно просто перестать думать. Иногда это бывает опасно для жизни.
Я вспоминала маму. Какой она была? Трудолюбивой и прилежной, всегда всё доводила до конца. И нас с Сильвером она тоже любила. Просто не показывала этого. Такое бывает, когда человек сам не получил в детстве должной любви и заботы, вследствие чего сам не может проявлять какие-либо чувства и эмоции, продолжая цепочку безразличия.
Но она не заслуживала смерти, сколько бы я на неё не ругалась.
Давным-давно у меня сформировалось определённое мнение о Милли Каннингем, урождённой Робертсон. Но когда человек умирает, ты забываешь всё плохое, что он тебе сделал. Живые мёртвых не судят.
Вообще Кирстен предлагала сходить со мной на прощальное мероприятие, но я попросила оставить меня одну, а она не хотела навязываться. Всем нам было тяжело.
Сначала я не верила, что нам мне дадут встретиться с братом. Думала, что это очередной блеф администрации Миллс. Хотя я сомневаюсь, что у такой властной женщины вообще была администрация, такие как она любят держать всё только в своих руках.
Я понимала для себя одно: нельзя было сломаться и зачерстветь. В жизни случаются тяжёлые испытания, но именно они делают тебя сильнее.

В комнату постучал незнакомый мне солдат. Сказал, что скоро за мной приедет машина, которая отвезёт меня на похороны. Даже Аффонсо не будет сопровождать меня. От этого у меня затряслись коленки, но я просто кивнула, стараясь не показывать свой страх, который явно отражался на моём лице. Попросту поблагодарила солдата и закрыла перед его носом дверь.
Собралась я за пару минут, которые показались мне вечностью. Данные мне от природы русые волосы, которые я подкрашивала, чтобы быть блондинкой, вились, что обычно меня жутко бесило. Но сейчас мне стало попросту всё равно. Платьев у меня не было, поэтому я одела всё самое сдержанное из своего гардероба и вышла.
Никто ничего не спрашивал, а я молчала. Я слилась с толпой военных ребят, спокойно вышла из корпуса и побрела к главному входу на базу.
Я шла по дорожке, усеянной галькой, усердно пиная мелкие камешки носком ботинка. Совсем как ребёнок. Радости это мне никакой не доставляло, но нужно было себя чем-то занять, чтобы не зареветь прямо на улице.
Так я шла, пока не врезалась в неизвестного мне парня. Подняв глаза, я смогла разглядеть его поближе.
Внешность у него была на любителя. Черные сальные волосы, острый нос и маленькие изумрудные глаза. Сам он был нескладный, щупленький.
— Прошу покорнейше простить, Джулия. — Голос у него походил на змеиный шёпот. Говорил он вполголоса. Наверное, простудился.
От удивления я даже раскрыла рот.
— Откуда вы меня знаете?
— Я знаю всё. Про всех. — Безразлично заявил он. — Я Эммануил Гаспар. — Он протянул мне руку, а я неловко пожала её.
— Новичок?
— Да.
— Что же, Мэн, могу я звать тебя Мэн? — он неодобрительно покачал головой, —  Мне всё равно. Я спешу. Пока, Мэн.
Уверяю вас, он был готов накричать на меня в ту же минуту.
Правда, бегун из него был никакой, поэтому он даже не стал пытаться догнать меня. Но я чувствовала, как он сверлил мне спину своим едким и пронзительным взглядом. Душераздирающе.

У ворот базы было безлюдно. Я не слышала ничего, кроме далёких криков птиц. Они кричали не как вороны, не пели, как соловьи. Это были крики боли. Так же внутри кричала и я.
Ковыряя огрубевшую кожу рядом с ногтями, я думала о этих свободных созданиях, птицах. Ежесекундно глазея на дорогу.
Птицы вольны делать все, что вздумается. Никогда не сидят на одном месте и ни к кому не привязываются. Чтобы быть по-настоящему свободным, нужно быть одиноким, забыть всё и всех, кто был с тобой раньше. Свобода обретается во времена единения с самим собой. Но она вовсе не сладка, как о ней говорят. Она сводит с ума.

Когда к облезлым зелёным воротам базы подъехал бронированный джип, я перепугалась и нечаянно вырвала заусенец, отчего палец стал кровоточить. Мой внутренний философ заткнулся, а я пискнула от боли. Сопровождающий даже не обратил на меня внимания.
Прежде чем войти в машину, я подняла глаза на горизонт. Страшное зрелище. Худенькие голые деревья, грязные облака и вытоптанная почва. Хотелось закрыть глаза и больше никогда этого не видеть.
Когда мы сели, сопровождающий спросил:
— Воды?
Я кивнула. Он подал мне холодную, даже ледяную бутылку. Больше мы не разговаривали.
Особо я его рассмотреть не успела, но, могу заметить, что походил он на шотландца.
К воде я привыкла ещё давно. Но мне очень не хватало кофе. Я не говорю сейчас про навороченные фраппе из Старбакса — это не то. Пить кофе нужно с любимыми, в теплоте, в уютной небольшой кофейне или дома, сидя у камина, вдыхая запах молотых зёрен и молочной пенки. Кофе — это не просто напиток. Кофе — это целое искусство.

По дороге на прощальное мероприятие я уснула.
Проснулась от того, что сопровождающий дёрнул меня за плечо, но как-то неловко, неуверенно, будто бы боясь меня разбудить.
Полусонная и печальная я вышла из джипа, который уехал в ту же секунду, стоило мне покинуть его.
Не успела я сделать и шага, как ко мне подлетела женщина с очень странным сооружением на голове. То был очень высокий пучок (настолько высокий, словно Эмпайр-стейт-билдинг), подколотый снизу китайскими палочками, которые обычно используют, когда едят роллы. На морщинистых мочках ушей висели серьги из поддельного золота, отчего она очень сильно походила на цыганку. Не хватало ей только золотых зубов и огромного цветастого платка. Женщина неодобрительно посмотрела на меня и скривилась. Скорее всего от того, что мои волосы были выпрямлены, но никак не собраны, поэтому их немного раздувал ветер. Что же, видимо, я не подходила ей в качестве собеседницы. Она ловко развернулась, так чётко, как марширующий солдат, и убежала, засеменив маленькими ножками, не успела я её и окликнуть.
Я чувствовала себя крайне неловко. Предоставленная самой себе, находясь в обществе незнакомых мне людей, которые, оказывается, и знать меня не хотели.
Крайне подавленная, я не могла ходить и улыбаться направо-налево. Шла и смотрела в пол, себе под ноги. Да уж, выглядела я не особо привлекательно.
Вообще похороны были традиционными. Правда людей было не особо много. Человек семь-восемь. Наверное, мамины друзья.
Не было никаких столов с едой, напитками. Идеальную тишину нарушал звон колокольчика. Такой тонкий, едва слышимый. Хотя, быть может, у меня просто звенело в ушах от дикого волнения. Похоронная процессия ещё не началась, поэтому гроба я не видела. Становилось лишь от одной мысли о том, что в каком-то душном закрытом ящике лежит моя мать. Точнее, её тело.
У всех присутствующих было такое настроение, будто над каждым летала огромная туча и била в них молниями. Оно и неудивительно.
Но я не верила. Мы с Силем действительно скорбели. Как-никак, она была нашей матерью. Мы потеряли её. Навсегда. И в этом нет нашей вины.
Пока я стояла в раздумьях, ко мне подошла женщина почтенных лет и похлопала меня по плечу. Она сама едва сдерживала слёзы. Я же и слова не могла сказать. Словно ком в горле стоял.
— Милли много говорила о вас. Джулия, верно? — женщина говорила ровно, к тому же держала горделивую осанку, но не походила на «надменную дамочку». Платье, чёрное, струящееся, в котором она была, оголяло плечи и открывало идеальные изгибы её тела.
— Да.
— Я думаю, ты будешь рада встретиться с братом. — После этих её слов я затаила дыхание от страха и от чего-то ещё…  — Твоя мама надеялась, что вы встретитесь. И больше никогда не расстанетесь. — Тут женщина вздохнула, — Ему сейчас как никогда нужна твоя поддержка. Думаю, это ты знаешь и без меня.
Я коротко кивнула, сглотнув. Руки, ноги, тело — всё тряслось у меня.
Она отвела меня в небольшое здание, похожее на сарай, если смотреть с улицы. Деревянный небольшой домик, не внушавший ничего хорошего. Как только мы вошли туда, в нос ударил запах жжёных трав. Настолько сильный, что травы могли вполне бы сослужить новым химическим оружием. Однако каким бы ни был аромат трав, его перебивал запах гноя. Настолько мерзкий, что даже дышать ртом было противно. В комнате стоял огромный стол, деревянный, как и сам домик. На нём были разложены пучки разных трав, стояла керосиновая лампа, и небольшой котелок, в котором эти травы жглись. За столом стоял мужчина преклонного возраста, седой, от головы до пят весь в чёрном. Когда он повернулся, я разглядела на нём очки с треснувшими стёклами. Такие круглые, старые. Мужчина смиренно кивнул мне головой в сторону, даже не поздоровавшись. Я повернула голову туда, куда указывал мужчина, и увидела мальчика, сидевшего ко мне спиной, с рыжей копной волос и сгорбленной спиной.
Сердце заколотилось сильнее. В ногах ощущалась некая тяжесть, будто что-то свыше давило на меня. Ноги подкашивались, стоять нормально я не могла.
Это был Сильвер.
Любимый брат.
Мой Сильвер, за которого я бы могла разодрать любого человека в клочья.
Я уже ринулась к нему, как вдруг заметила, что он смотрит совсем не в мою сторону. Силь опёрся одной рукой о подбородок, а другой постукивал по окну, которое заслонял своею спиной.
Медленно, лениво барабаня пальцами по звонкому стеклу, Сильвер не замечал ничего вокруг.
Тогда я, думая, что шепчу, громко сказала:
— Силь.  — невинным, детским и безмятежным голосом, едва дыша, промолвила я.
Мне было до того страшно, что я боялась даже посмотреть на брата. Боялась его реакции на меня.
Он повернулся. Не молниеносно с радостью, а медленно, осторожно, как бы пугаясь меня. И только сейчас я вновь смогла разглядеть его черты лица.
Длинные уши, за которые Силь убирал свои рыжие, словно солнце, волосы. Россыпь забавных веснушек, казавшаяся мне такой живой на его лице. Однако ничего более в его лице не выражало радости. Лишь полная скорбь, а также тень безмолвия отпечатались на юном личике.
Такой маленький, и уже такой грустный. Судьба обошлась и с ним, и со мной не лучшим образом. Но мы были друг у друга. Это ли не счастье?
По крайней мере, так я думала сначала.
То, как посмотрел на меня брат, леденило душу. Зверский, полный ненависти и презрения взгляд. На меня ли?
Этого я не знала. Всё внутри перевернулось. Мне расхотелось жить тогда, когда единственный близкий мне человек увидел во мне врага. Казалось, я рассыпаюсь на части.
— Ты пришла слишком поздно. — Болезненно-хрипло наконец ответил Сильвер, — Уходи.
— Силь, я здесь только ради тебя…
— Я не хочу тебя знать. Уходи.

Раз — умирают наши общие воспоминания с Сильвером.
Два — всё моё остроумие и жизнелюбие исчезает навсегда.
Три — погибает смысл моей жизни.
Четыре — и я сама уже мертва.

Я чуть не осела на пол. Держаться на ногах не было сил.
Сильвер заметил это. Но и виду не подал. Он безразлично отвернулся от меня, даже не вздохнул.
Сколько месяцев я ждала. Сколько тратила нервов. Сколько слёз было пролито.

Моя жизнь могла быть нормальной. Но я знаю, кто её испортил.
Я потеряла всё.
Мой гнев теперь не остановить.
И медлить я не собираюсь.

***

Смерть всем лгунам, убийцам и раздору!
Прольётся же кровь тех, кто отнял то,
Что было жизнью нашей!
Да будут прокляты Хранители,
Чьи судьбы на кон мы поставим!
***


48 Глава.

Перед глазами всё плыло. Я не могла поверить в то, что то, ради чего я жила, разрушилось.
Я так слепо верила в воссоединение того, что раньше звалось нашей с Силем семьёй.
Но я пришла слишком поздно.
Все звуки и краски мира вмиг прекратили для меня существовать. Весь мир поблёк, как и мои чувства.
Хотелось бежать, куда глаза глядят. Но хватит совершать необдуманные поступки, Джулия!
Брат чётко дал мне понять, что я ему не нужна.
Не нужна.
— Мисс, похоронная процессия вот-вот начнётся. — Вывел меня из моих мыслей голос мужчины, что находился с нами в одной комнате.
Мужчина немного шепелявил, однако даже с таким дефектом речи он не исковеркал мою фамилию, спасибо и на этом. Многие считали своим хобби переименование меня в «Джулию Канинджем» и «Джулию Кантермен». Как так выходило, я и сама понятия не имела.
Однако даже сей факт не смог бы ухудшить моего настроения, в котором я пребывала сейчас.
Не успела я и опомниться, как уже оказалась на улице. Через пару минут тело моей матери зароют в землю, и я прощусь с ней навсегда.
Я должна была произнести речь, которую писала целую неделю. Но от потрясения насчёт Сильвера я забыла практически всё. Отрывочно, фрагментами я пыталась выловить из бездны воспоминаний части прощальной речи.

И вот настаёт тот момент, когда я уже не могу сдержать слёз. Реву во всю. Десяток человек, которые собрались и приехали на похороны, и я, стоим, как остолбеневшие.
Медленно-медленно достают гроб. Пелена слез застилала глаза так, что видела я всё смутно.
Да и к тому же, Сильвер стоял вдалеке от меня с какой-то неизвестной женщиной. Моё сердце будто вынули, разобрали на кусочки и всунули обратно.
Я дала себе обещание разобраться с ним, но позже.
Рядом со мной стояла та самая старушка, рослая женщина в теле, что отвела меня к Силю. Она тихонько всхлипывала в свой матово-чёрного цвета платок, а я не сдерживаясь ревела ей в плечо. Между нами даже успела образоваться некая скорбная связь.
Как оказалось, она была одной из немногих, кто дружил с моей мамой. Её звали Бонита. Она носила старенький слуховой аппарат, ибо была практически глуха на оба уха.
Мы даже разговорились, договорились встретиться, когда я «отслужу.» Бонита была неплохой. К тому же, она была аргентинкой, обещала научить готовить меня блюда кухни её родной страны. Которой больше нет.
Когда труп матери достали и переложили в гроб, всё моё тело будто налилось свинцом. В глазах почернело. Я упала на промозглую землю и стала реветь с новой силой. Встать я не могла, как бы не хотела. Распласталась на грязной земле и всё тут.
И никто даже не пытался поднять меня с неё, что удивительно. Всё понимали мою скорбь, но никто не мог понять мои чувства.
Я подняла свои заплаканные глаза рядом с местом, где стали закапывать мать. Там стояло надгробие, которое обозначало её имя и фамилию, включая девичью, и годы жизни. Когда-нибудь и я, и всё люди на этой чёртовой планете окажутся там же. В сырой земле. И будут гнить и разлагаться. Но пока их будут помнить, память о них будет вечна.
Меня переполняли эмоции. Но в то же время я чувствовала полную безнадёжность. Единственное, к чему сейчас лежала моя душа — к смерти. А это было уже точкой «невозврата.»
Каждый человек может сломаться.
Джулия Каннингем сломалась. Её уже не починишь и не сдашь в ремонт. Это конец.
— Встань, прошу тебя, встань. — Полушёпотом молила меня Бонита.
Но я ничего не ответила. Одних моих красных глаз было достаточно, чтобы всё понять.

Не без помощи Бониты, но я поднялась. Коленки дрожали, а ноги сгибались, как ножки у дешёвого раскладного стула.
И только я нахожу равновесие, как вдруг…
Оступаюсь и падаю.
В могилу.

Глухой удар о крышку гроба. Это я.
Гости кричат от удивления, негодуют.
Но мне всё равно.
Закопайте меня, пожалуйста. Закопайте меня и мои проблемы. И я умру в этой земле. Да пускай хоть червяки грызут меня заживо! Нет мне места на этой бренной Земле.
Или нет Земли для такой бренной меня.

Я, словно виноградная лоза, обвивающая крыши и стены домов, распласталась на крышке гроба. Не было сил, чтобы подняться. Не было сил, чтобы продолжать жить.
— Помогите же ей! — глухо крикнул кто-то.
Не успела я опомниться, как меня уже подняли из могилы. Моё тело обмякло и не слушалось меня.
И тут меня пробрал дикий страх. Ведь Сильвер тоже видел всё произошедшее. Он понял, насколько я ничтожна, насколько я слаба. Он больше не примет меня. Никогда.
Внутри, глубоко внутри я ревела. Фонтан горьких слёз не прекращался ни на минуту. Все органы будто окаменели, было трудно даже вздохнуть. Но плакать, как это делают обычно, я уже не могла.

Никто не стал ждать, пока я приду в себя. Началось отпевание.
Сие действие было очень странным, ибо моя мать была атеисткой, верящей и признававшей только науку и эволюцию.
Но как бы то ни было, мне захотелось помолиться. От бабушки я часто слышала, что молитвы заглушают наши мысли, помогают ушедшим обрести покой.
Когда моим телом завладела одна из Хранительниц, Кэрол, насколько могу помнить, Энн молилась за меня. Но тогда это были просто пустые слова. Всегда нужно знать, с каким злом борешься, чтобы не прогадать с оружием.
Как же я была тогда рада, что не стала красить глаза тушью. Я то и дело растирала глаза до красноты, да так, что они щипали.
Пока я была вся в своих мыслях, ко мне подошёл неизвестный мне мужчина и выразил соболезнования. В ответ я лишь горестно вздохнула и поблагодарила его.
— Я вижу в твоих серо-зелёных глазах искорки жизни. Не дай им потухнуть, убиваясь от горя. В жизни есть то, что мы исправить уже не сможем. Так случается, потому что это жизнь. Прошу, не гаси тот огонёк жизни, что живёт внутри тебя. И не просто живёт, а разгорается всё сильнее и сильнее.
Его слова, казалось, засели мне в душу на всю жизнь.

Когда пришло время класть венки на могилу, я отключилась.
Да-да, я представляю, какой идиоткой я оказалась в глазах других. Постоянно падаю, да не вовремя.
Очнулась я уже на базе, в госпитале. Медсестра сказала, что у меня был сильный шок, поэтому со мной не стали заморачиваться и отвезли меня обратно, на базу.
Ни с братом не поговорила, ни с матерью не попрощалась. Можно ли было быть ещё большей идиоткой?
— Вы слишком перенапрягаетесь. На будущей неделе вам стоит пропустить дополнительные занятия, заниматься и тренироваться не более трёх часов в день, — монотонно констатировала медсестра, пока я лежала на больничной кушетке, обёрнутая в вонючий халат, — не стоит перенапрягаться. Я доложу об этом полковнику Аффонсо. — На этих словах медсестра захлопнула блокнот, с которого читала свои наблюдения, и гордой походкой ушла подальше от меня.
Так как время было позднее, я вырубилась на той самой кушетке. Жаль, что спустя пару часов меня выперли из медицинского кабинета и направили к себе в корпус.
Я была жаворонком. Не могла спать долго, встала рано, но всё равно никогда не высыпалась.
Но, на удивление, на следующее утро я проспала и перекличку, и завтрак, и основные тренировки, на которые и должна была явиться. Следовательно, весь день у меня был свободен.
Как только я встала, то обнаружила, что вся пижама была мокрая. От волнения я настолько уж сильно вспотела. Между тем, я постепенно стала сбрасывать вес. Я не была худой, скорее, обычной, нормального телосложения. Но последнее время кости всё отчётливее стали видны, а жира становилось всё меньше и меньше. Думаю, если бы я продолжила и дальше так себя загонять, то совсем скоро стала бы похожа на ходячий труп.
Я представляла себе, как стану скелетом, обтянутым костями. Надеялась, что от этого придёт аппетит, но увы. Все попытки были тщетны.
После возвращения я и словом не обмолвилась с друзьями. Даже разговаривать было адски сложно. Глаза болели от количества выплаканных слёз, оттого я сильно щурилась.
А сила моя всё возрастала. Я чувствовала, что стихия требовала вольности и свободы, вырваться из моего тела.
Чем больше я чувствовала, тем сильнее становилась моя стихия.
И в тот момент я поняла то, что могло послужить ключом к разгадке Великой Тайне Пяти стихий. Если Энн была сердцем стихии, то я — её силой.
И вместе мы оказались бы настолько мощны и сокрушительны, что перевернули бы весь мир.

В голове были только мысли о брате и матери. Нет, я обязательно приеду на могилу к ней ещё раз. Но с друзьями. Иначе я просто не выдержу всей той эмоциональной нагрузки, что я испытала за тот день.
Медсестра обещала напичкать меня успокоительными, если я не перестану истерить. Но я была только за.
Может, я бы умерла от передозировки лекарств. Но смерть — не выход из проблем. А только лишь бег от них. Она не решит ничего, лишь сделает всё только хуже.

— Малышка Джулс, как ты? — в мою комнату постучался Аффонсо. Он часто называл меня «малышкой Джулс».
— Спроси меня об этом, когда в моей жизни появится хоть что-то хорошее. — Устало, но с долей сарказма ответила я.
Натянув любимые махровые носки, я пошла открывать дверь еле перебирая ногами не просто полковнику, а своему другу.
На пороге стоял небритый мужчина, от которого пахло крепким растворимым кофе. Это было повседневным стилем Аффонсо. Вообще, полковник походил на голливудского актёра, сошедшего с красной дорожки. И брутальность, и мужественность, и харизма были в Аффонсо. Настоящий красавец, тем более в свои немолодые годы! Этим он и цеплял многих молоденьких девушек с базы. За ним всегда бегала толпа «охотниц». Ха! Но я-то знала, что в его сердце я занимала первое место, как бы кто ни старался.
Ладно, приукрашиваю. Натан ему нравился, всё же, больше.
Но не это удивило меня. А то, что он стоял в рубашке. В идеально выглаженной рубашке!
— Аффонсо, вот это вид, — удивлённо отметила я, — у тебя появилась долгожданная дама сердца?
— Эйдан. Прошу, зови меня Эйдан. — Умоляюще взвыл Аффонсо.
— Не уходите от ответа, полковник.
— Нравится, да? — Эйдан зашёл в комнату, покрутился, осматривая себя.
— И кто же это тебя так?
— Я сам.
— Но… кто же так сильно тронул ваше сердце, полковник?
Аффонсо закатил глаза и сложил руки.
— Хочу произвести впечатление на Эву. Последнее время она мила со мной. — Аффонсо плюхнулся на стул, стоявший рядом со шкафом, и мечтательно выдохнул.
— Ох, у неё столько ухажёров было. — Тут он поменялся в лице и разнервничался, побледнел. Его мышцы напряглись, и он стал выжидающе смотреть на меня, желая скорее услышать побольше, — Не переживай, она сама частенько вспоминает о тебе. Думаю, у вас всё получится.
Тут он по-настоящему расцвёл.
— Подожди-подожди, — у Эйдана ещё недавно появилась какая-то подружка, — а как же, как же её, совсем забыла…
— Кто?
— Эсме…
— Эсме Рома?
— Да-да, я именно про неё и говорю. Немолоденькая мадам, которая косит под двадцатилетнюю девчушку. У неё ещё жутко длинные волосы льняного цвета.
— И не напоминай.
— Но вы же…
— Нет, нет и нет! Эсме редкая прилипала, вот, бывало, иду я поздно вечером после рабочего дня к себе, а она сразу за мной. И начинает блуждать своим диким, опьянённым взглядом по мне, а сказать что-нибудь да боится! Да и вообще, она у нас только на месяц. И слава Богу.
— Маньячка… — Тихо согласилась я.
— Сам же я давно пытаюсь приударить за Эвой.
— У тебя фетиш на женщин, имя которых начинается на «Э»? — поддразнила Эйдана я.
— Очень смешно, — обидчиво хмыкнул полковник, — будешь так продолжать, я напомню тебе про твой сегодняшний прогул.
— И за мною водятся грешки.
— Завтра отработаешь.
И тут я хотела возразить, что мне нельзя перенапрягаться, но Аффонсо было бы всё равно. Что поделать, правила есть правила.
— Как скажете, полковник.
Эйдан цокнул языком и уже направился к двери, чтобы уйти, но вдруг обернулся.
— Сегодня на завтрак был варёный рис со шпинатом. — Задумчиво произнёс Эйдан.
— Фи. —Нелюбовь к шпинату и брокколи была у меня с детства.
— Я знал, что ты так и скажешь. Поэтому попросил буфетчицу оставить тебе вчерашний шоколадный торт. Не самый лучший, но балуют нас редко, грех этим не воспользоваться.
Я не успела открыть рот, чтобы удивиться, и поблагодарить полковника, как он смазливо улыбнулся и скрылся за дверью.

Так как душа не лежала даже к шоколадным тортам, я, чтобы совсем не свихнуться, отправилась в библиотеку. Первый и последний раз в ней я была тогда, когда нашла книгу Посвящённых. Но сейчас мне было не до разгадок великих тайн мира. Мне, как и любому другому человеку в такой ситуации, требовалась разрядка.
Она была скудна, потому что на базе никому практически не было дела до литературы. Дела военные мешают развиваться прекрасному внутри нас. Уничтожая не только наши жизни, но и наши души.
Методом «тыка» я выбрала для себя прозаический сборник неизвестного писателя, жившего приблизительно в начале двадцатого века. Прошло сто пятьдесят лет, а слог не изменился. Удивительно.
Он назывался «Прямо Душие».

«ПРЯМО
ДУШИЕ.»

И в тот момент, когда я тебя полюбил, все океаны, все люди, все проблемы и человеческие законы перестали для меня существовать. Померкли в ярком свете твоих тёплых, нежных глаз.


Таков был эпиграф к произведению. Книга была маленькая, но интересная. Трагический роман, сюжет которого рассказывал о европейской девушке по имени Мелин, которая воровала во времена кризиса. И каждый раз её оправдывали, сколько бы не ловили на краже. Но однажды она совершила одно из самых тяжких преступлений тех времён — убила собственного ребёнка, родившегося от нелюбимого. Он был ей попросту не нужен. Тогда ей не было прощения, и судить её приехал американский судья, известный своим жестоким характером и «прямодушием», Фред Аллебард. Суд был долгим, но, в конце концов, Мелин дали длительный тюремный срок. Вышло так, что Фред полюбил девушку, и его чувства оказались взаимны. Но никак не законны. На протяжении всей их любовной истории Аллебард повторял, что без ума от тёмно-карих глаз Мелин. Во время первой и последней их ссоры Мелин «попала под горячую руку» Фреда, за что он плеснул ей на лицо серной кислотой. Но попал только на глаза, отчего девушка ослепла. «Я буду любить тебя даже тогда, когда ты будешь проклинать моё имя каждый Божий день, когда я стану твоим худшим врагом, я буду любить тебя. Самозабвенно и беззаветно,» —  говорил Фред. Их история закончилась тем, что Мелин выпустили из тюрьмы раньше срока из-за слепоты, а Фреда сослали в австралийскую колонию. Он писал ей письма, но так и не узнал, что Мелин умерла от осложнений спустя пару месяцев.
Когда я читала, то пыталась не разреветься. Книга отвлекла меня от моих переживаний, и когда уже наступил вечер, я стала приходить в себя, насколько это было возможно.
Со мной в библиотеке находилась низкая полная дама, которая носила очки и заплетала секущиеся черные волосы в две маленькие жиденькие косички. Выглядела она очень несуразно, но не этим она вызвала моё раздражение, а тем, что она постоянно слюнявила свой пухлый палец и причмокивала перед тем, как переворачивала страницу. С периодичностью в полторы минуты.
Когда я уже собиралась уходить, поставив прочитанную мной книгу на полку, женщина обратила на меня внимание и сказала:
— На вашем месте я бы не в книжный зал ходила, а на спортивные тренировки. — Она поправила свои очки, укоризненно при этом поведя глазами вбок, и продолжила причмокивать и шелестеть страницами. Сразу же выпрямив спину, дабы показать, кто здесь королева. Но, по-моему, это было просто невежливо.
И вовсе я не толстая! Подумаешь, бедра широкие, ну и что теперь! Кто бы говорил!
А она вообще лицом на лошадь похожа, но я же молчу.
Ссориться и спорить с женщиной — всё равно что согласиться на сожжение живьём.

— Так ты ещё больше мусоришь, Лефевр. — лениво ворчала Кирстен.
— Раз такая умная, то, может, поможешь? — Натан никогда не дерзил, так что сейчас мы все могли наблюдать то самое исключение из правил.
— Ещё чего! Копаться в твоих вонючих носках. —  Фыркнула, поворотив носом, девушка.
— Даже не пробуй исправить наш беспорядок. Это бесполезно. — обречённо изрекла Кирстен.
— А ты ещё хотела завести комнатное растение. — Буркнул Натан.
— Потому что в соседней комнате их полно! Чем мы хуже?
— Ты знаешь о таком растении как Selaginella Lepidophylla? — Кирстен покачала головой. — Его можно не поливать в течение пятидесяти лет.
— Хочешь сказать, что мне подойдёт только такое? — Кирстен надулась, но всё ещё с интересом продолжала говорить с Натаном, словно лиса-хитрюга.
— Нет. Оно бы засохло у тебя в первый же день.
— Иди к чёрту, Лефевр! — Даже не пробуй исправить наш беспорядок. Это бесполезно. — обречённо изрекла Кирстен.
— А ты ещё хотела завести комнатное растение. — Буркнул Натан.
— Потому что в соседней комнате их полно! Чем мы хуже?
— Ты знаешь о таком растении как Selaginella Lepidophylla? — Кирстен покачала головой. — Его можно не поливать в течение пятидесяти лет.
— Хочешь сказать, что мне подойдёт только такое? — Кирстен надулась, но всё ещё с интересом продолжала говорить с Натаном, словно лиса-хитрюга.
— Нет. Оно бы засохло у тебя в первый же день.
— Иди к чёрту, Лефевр!
— Ах ты богохульница! — Засмеялся Нат. — А когда я тебя целую, —он плавно перешёл на мурлычущий шёпот, —  ты не такая ворчливая. — С ноткой осторожности в голосе добавил он.
Кирстен, заливаясь багряным румянцем, взывала, словно белуга, и уткнулась лицом в колючую подушку, на которую всегда жаловалась.
Их перепалку прервал стук в дверь. Эва пулей шмыгнула из ванны, попутно убираю выпадавшие локоны за уши.
— Что за напасть! Как надо, так они то пушатся, то вьются! — раздражалась Эва.
— Не переживай, полковнику Аффонсо ты нравишься и такой. — Буркнула Кирстен, за что Эва смерила её гневным взглядом.
— А, собственно, по поводу чего такая спешка и ажиотаж? — задумалась я.
— Тебе не сказали? — пыхтя, отвлекаясь от своих носков, поинтересовался  Натан, — у нас новенькая. Перевели только сейчас.
— И кто же?
И стоило мне только спросить, как дверь робко открылась, и все мы на пороге увидели девушку. То была пухленькая блондинка, которая прикрывала свои пышные формы армейской курткой. Точнее, пыталась прикрыть. Светлые волосы, туго затянутые в конский хвост, что, между прочим, очень шло ей к лицу, а карие глаза смотрелись очень выразительно за счёт стрелок, что она нарисовала на веках. Тонкие губы нервно сжаты в линию; она нервничала. На нас смотрела слегка надменно, но и перепугано одновременно.
Её с натяжкой можно было бы назвать хотя бы симпатичной, но чем-то она цепляла. По сравнению со всеми нами, её загорелая кожа смотрелась весьма экзотично.
Девушка заговорила первой.
— У вас тут пахнет так, будто вы пили палёный алкоголь. — Она сморщилась и подняла одну бровь в знак своего недовольства.
— Это все носки Лефевра, — сквозь подушку проговорила Кирстен, которая даже не подняла головы,, чтобы посмотреть на гостью, — вы подружитесь.
— Боюсь, если мы подружимся, — осторожно заговорил Нат, — очень хорошо подружимся, ты разобьёшь этой юной леди нос.
За такие слова Кирстен скорее бы сломала нос Натану, нежели незнакомке.
— Девушка ещё не успела представиться, а вы уже грозитесь сломать ей нос. — Возмутилась я.
— Я Джемайма Адамс, новенькая, — безразлично ответила она, всем своим видом показывая, что ей плевать на нас.
— Джемми? Джем? — начал вслух подбирать имя Нат. На его месте я не стала бы так рисковать; Джемайма выглядела весьма грозно.
— Думаю, Нат, если ты продолжишь, то нос разобьют уже тебе. И, боюсь, не только нос. — Я, сидевшая до этого напротив Кристен, подошла к Джемайме и протянула руку, дабы поздороваться, — Джулия Каннингем. Приятно познакомиться.
Джемайма пожала мне руку и я мне показалось, будто я дотронулась до раскалённого железа. По телу пробежала не просто волна, а целый взрыв! Словно неслабый разряд электрического тока пустили по моему телу. Джемайма почувствовала то же самое, её глаза округлились, но она ничего не сказала и сразу же отвела взгляд, будто бы ничего и не было.
Я была уверена, что то было не просто рукопожатие. Такие сильные явления происходили со мной только тогда, когда я соприкасалась с миром Посвящённых, таким таинственным и загадочным для меня.
— Ага. — Девушка внимательно рассматривала Лефевра, явно интересуясь им, не обращая внимания на меня. Кирстен это заметила и стала прожигать её глазами. — А как зовут этого курчавого?
— Этого «курчавого» зовут Натан. И он мой парень. — Кирстен выдавила из себя милую улыбку, за которой крылась фраза: «Ещё раз так посмотришь в его сторону, и разнесу тебя в щепки.» А, поверьте, Кирс могла, несмотря на её хрупкость и маленький рост, она была первой отличницей в рукопашном бою. И не только.
Ах, да, забыла упомянуть. Кирстен была самой обворожительной, но в то же время и пугающей девушкой, что я видела. Одним её грозным взглядом можно было сразить насмерть целый полк.
Нужно было быть полным кретином, чтобы не почувствовать дух соперничества между этими двумя. Как бы Натан и Кирстен не ссорились, они любили друг друга и никогда не расставались. И никакая Джемайма не могла помешать их отношениям.
— Миленько.
— Это Кирстен, а девушка с чёрными волосами — Эва. — Пояснила я.
Эва сразу же засмущалась, мол, какая она девушка, уже давно немолодая и всё такое.
— Расскажи о себе. — Требовательно заявила Кирстен.
— Что именно?
— Например, о том, что ты любишь.
— Ладно, я, хм… Лактовегетарианка, ненавижу маленьких смазливых девчонок, — температура в комнате будто возросла на пару десятков градусов — Джемайма открыто высказала своё презрение к Кирстен, — и ещё я очень закрытый человек. И агрессивная, порой. Ну это так, на заметку.
Сказать, что всей нашей компании эта девушка не пришлась по вкусу — не сказать ничего. Кирстен готова была вышвырнуть её из нашей комнаты вон.
На самом деле Кирстен с первого взгляда никто никогда не нравился.
— Знаешь, мы сейчас немного заняты. — Театрально откашлявшись в маленький кулачок сказала Кирстен, как бы намекая, что Джемайме пора бежать. И как можно быстрее.
— Да? И чем же? — Тут уже вступился Натан. И зря. Ох, как зря. Злая Кирстен не пощадила бы даже своего любимого парня. Любовь и ненависть — две стороны одной монеты. Эти чувства настолько сильны, что не могут существовать в гармонии друг с другом, поэтому одно из них перекрывает другое. Всегда.
— У нас генеральная уборка. — Только Кирстен, и никто другой, могла мило улыбаться, при этом ожесточённо говоря сквозь зубы.
— Да?
— Да. — Одно такое «да» из уст Кирстен значило, что им придётся очень серьёзно поговорить. И это вам не шутки.
— Ясно. Без проблем. Пока.
Стоило Джемайме только выйти, как Кирстен облегчённо выдохнула.
— Она мне не нравится.
— Мы все уже это поняли. — Отметила я.
— Кирстен, — заговорила Эва, —  во всех людях есть недостатки, которые кому-то не нравятся. Даже в тебе.
— Мой самый большой недостаток на данный момент — это то, что я последнее время употребляю чрезмерное количество углеводов. А это, знаете ли, вредит фигуре.
— Я не хочу тебя обидеть, но… У тебя на самом деле намного больше недостатков. — На одном дыхании выпалил Лефевр. — Это не главные твои недостатки.
— Ладно-ладно. — Кирстен подняла руки вверх и выпрямилась, будто её приговорили к расстрелу, — Раньше я сгрызала ногти под корень. И слушала немецкий рэп. Но совсем немножко! Самой стыдно, так…
— Боже мой, Кирстен Баумэр, ваша самооценка застилает вам глаза! — Удивилась Эва.
— В плане?
— Ты очень часто грубишь, — вмешалась я, — и обзываешь других. Ты хорошая, но…
— Могла бы быть ещё лучше, да? — чуть ли не плача надавила девушка.
— Кирстен… — Натан подошёл к ней, пытаясь схватить за тонкое запястье, чтобы та никуда не убежала.
— Отвали! Вы все! Вы все сами неправильно поступаете! Сначала говорите, что я плохо веду себя по отношению к люядм. Но что же делаете вы сейчас? Вы травите своего лучшего друга, пытаясь показать таким способ ему, что он не прав. Но нет, вы не сделаете лучше, пытаясь оскорбить меня. Жизнь — это не математика. Здесь минус на минус не даёт плюс, а делает лишь ещё больший минус, который исправить уже в два раза труднее.
Кирстен скрылась из комнаты в слезах.

Так она и пропала.

***

Были ли у меня какие-то недостатки? Определённо были, раз несколько лет назад я была объектом для насмешек многих людей. Но это сделало меня сильнее.
Я никогда не говорила о своём подростковом периоде. Наверное потому, что сама из него ещё не вышла.
Когда мне было пятнадцать, я носила пижаму с глазастым кактусом. Так что затмить меня было просто невозможно.
Об этой моей «особенности» прознали школьные сплетницы. Вот тут-то началось. Меня за это прозвали Колючкой.
Мне от этого было так грустно, что я даже хотела податься в сгруппу  тех подростков, которых не принимало общество. Я писала очень грустные стихи (которые, на самом деле, были просто глупыми четверостишиями, приходившими мне в голову по дороге домой из школы) и чуть не записалась на курсы психологической помощи. Сейчас она бы мне ой как понадобилась.
Благо такой период длился в моей жизни всего три недели, не более. Но для меня это было тогда сущей трагедией, ведь на пару недель от меня отказались и мои самые близкие друзья, а всё только из-за моей репутации. Но моя лучшая подружка тех времён — Морена Уизард — помогла мне вновь стать «Джули», совершить великое перевоплощение из Колючки в саму себя.
Вот только самой собой я тогда не была. Я была ужасно посредственной и глупой, всё время таскалась хвостиком за Мореной, класса так с пятого до девятого — потом начался Хаос. До трясучки я ненавидела, когда она своим мерзким приторным голоском звала меня «Джули». Будто она пересмотрела всех этих романтических сопливых комедий, где полные имена главных героинь коверкали как только могли. Лучше уж я побуду Джулией Кангем или Кантермен, но НИКОГДА не буду Джули.
Имя Морены я тоже не любила. Вообще, я дружила с ней только потому, что мне просто было больше не с кем. В её компанию, по своему тогдашнему уровню развития, я вписывалась как нельзя точно. Была неким дополнением к образу мисс Уизард.
Мы с ней поссорились, когда я узнала о том, что она тайно встречается с моим парнем.
Самым первым и уже бывшим моим парнем.
Рен Сэндсторм был моей самой первой… Симпатией, не любовью. Таковой любви я никогда ещё не чувствовала. Рен мне просто нравился. Он брал своей сопливой мордашкой, какую мы, пятнадцатилетние девчонки, могли видеть только на обложках элитных журналов типа «Вог». У Рена, в отличие от остальных парней из нашей округи, не было растительности на лице, тех самых гадких подростковых усиков, что бесят каждую девушку. Он не пользовался никакими лаками или гелями для волос; его причёска и без того было по-мальчишески идеальной. Сам Рен Сэндсторм был не особо высоким, но это не делало его менее привлекательным.
После нашего с ним расставания из-за Морены, я узнала, что он так встречался чуть ли не с каждой второй девушкой в школе. Начиная с восьмиклассниц, заканчивая учителями-практикантками!
Что же до Морены? Наверняка вы сейчас представили себе накрашенную до чёртиков крашеную блондинку в автозагаре. Мисс Уизард была из тех девушек, что уж очень любили запудривать себе всё лицо, ровно как и любили запудривать мозги наивным парням. Большую часть своей жизни Морена была серой мышкой, но очень-очень красивой серой мышкой. В возрасте тринадцати лет у неё обнаружили онкологию, но она её смогла победить путём долгих химиотерапий. И тут всё пошло наперекосяк. Её характер изменился до неузнаваемости. Из тихони она резко превратилась в самую отбитую стерву и королеву класса.
Онкология никоим образом не волновала Морену, так что пила и курила она так, будто живёт последний раз. В день Морена могла выкурить по две пачки классического «Винстона», что она, в прочем, и делала. Сначала курение помогало ей становиться круче в глазах остальных, но потом она так подсела на них, что «слезать» уже не было смысла. Она умерла бы либо от рецидива, либо от Хаоса.
Выпить Морена тоже была любительница. Особенно ей нравилось розовое полусладкое. Преимущественно из-за гламурного цвета, но какая ей была разница, если пила она только для:
а) Чтобы напиться, как последняя сволочь.
б) Выложить фотографии в Инстаграм, дабы доказать всем своим подписчикам, что она дама состоятельная, и в свои пятнадцать может позволить себе дорогое вино.
Из-за химиотерапий Морене пришлось носить парик, но он шёл ей больше, чем её собственные волосы. Будучи шатенкой с самого рождения, Морена изменила не только свой характер, но и внешний вид. И вот, длинные коричневые волосы, до этого выпрямляемые утюжком, были сострижены, и теперь голову девушки стал украшать дорогой парик, привезённый из Европы, сделанный на заказ, такой, о каком только можно лишь было мечтать. Шикарно уложенные короткие волосы, чуть короче, чем у моей нынешней подруги Кирстен, ржаного цвета.
С тех пор морена стала истинной королевой.
А кем была я? Обычной простушкой, девушкой, которую всегда замечали во вторую очередь. Я была тенью Морены, сама того не подозревая. Я красилась в блондинку, чтобы подобать моей лучшей подружке.
Сравнивая мою нынешнюю жизнь с прошлой, я с уверенностью могу сказать, что сейчас я стала, может, и несчастнее, но в разы сильнее. Я обрела своё «я». Из безызвестной подружки мисс Уизард я превратилась в Джулию Каннингем, имеющую свою историю, свою личность.
Это очень важный этап взросления — понимание того, кем ты на самом деле являешься. А ведь многие люди живут в слепоте, так и не поняв, кто они такие. Живут образом, навязанным им с самого детства, юности. Оставаясь лишь тенью, которая в последствии исчезнет и пропадёт навсегда.
Но я, я не умру никогда. Люди ещё вспомнят обо мне. Ибо если живёт память о человеке, то и жив сам человек.

В чём главный недостаток человека? Это сам человек.



49 Глава.

Энн.

Как-то холодно и гадко стало на душе, стоило лишь вспомнить детство. Меня всегда недолюбливали, а я, в свою очередь, была тем самым гадким утёнком, которых так часто жалеют. Но я не требовала жалости, иначе опустилась бы ещё ниже.
— Энн… — я почувствовала, как Варвара легонько касается моей руки, пытается привести меня в чувство.
В её глазах виднелся страх от того, что мы сделали. Разбудили Милену. Нарушили правила.
— Евгения настоящий педант. Если она узнает… В общем, — на одном дыхании сказала Варвара, — нам лучше сматываться.

В Русском штабе царила особая строгость. Любое неподчинение каралось Евгенией лично. Можно было подумать, что Оливка была тираном, но нет. Именно такая дисциплина помогала этому штабу держаться одним из лучших по эффективности в мире. Русские Посвящённые спасали несметное количество жизней. Австрийцы и финны тоже делали большие успехи.
А другие материки? Что стало с ними? Южная Америка практически вымерла, а вот Африка… Африка стала второй Атлантидой. Полностью погрузилась под воду Атлантического и Индийских океанов. Исчезла без следа.
Расслоение в штабах Посвящённых было отнюдь не хорошим признаком. Кто-то выкладывался на всю, а кто-то просиживал свою задницу в роскошных штабах, занимаясь своими делами. Штабы никак не могли добиться сплочённости, а без неё не было бы никакой победы.

Я кивнула Варваре, и мы живо испарились из комнаты.
Пока Варвара вела меня в гостиную, мы опять разговорились:
— Ты уже знаешь про… — Варвара задумалась, подбирая слово, — Посвящение?
Я удивлённо уставилась на неё. Примечательно, что мой удивлённый взгляд был скорее хмурым, иногда он даже отпугивал людей.
В её внешности мне нравились особенно волосы. Русые, слегка растрёпанные, но такие… Живые? Недаром говорят, что красота истинной русской девушки — в её волосах.
— Ты прошла тернистый путь, нашла некоторые Элементы Стихий… Но…
— Что «но»?
— Мы до последнего пытались это скрывать, — было видно, как сильно Варвара сдерживалась, чтобы смолчать, но не могла, — у тебя есть неделя, чтобы найти оставшиеся Элементы. Если ты не успеешь, мы обречены.
Знаете, что чувствует человек, на плечи которого взвалили спасение не одной, а миллионов человеческих жизней? Обречённость.
— Что же такое Посвящение?
— Торжественная церемония провозглашения тебя Искателем, — опережая мой вопрос, она добавила, — которая состоится завтра.

Приближаясь к гостиной я учуяла едкий запах.
— Что-то горит? Чем пахнет? — забеспокоилась я.
Варвара ускорила шаг, и как только подошла к дверям гостиной, резко распахнула двери и насупилась.
— Не отсюда. — Констатировала девушка. — Наверное, дед опять что-то мастерит. — Пожала она плечами.
Она успела словить взгляд Джеймса, который испугался её прихода, а Ян, развалившийся на диване, и вовсе её не заметил. Лежал и потягивался, показывая всем, что ему всё равно, что тут вообще происходит.
— Охлади свой пыл, Варвара. — Лениво произнёс Ян.
Ох уж этот неистощимый запас сарказма Мюррея.
— Чем же ты так занят, Мюррей, что даже не можешь поднять свою прелестную курчавую блондинистую головку, чтобы взглянуть на меня? И правду говорят — не все достойны внимания великого Яна. — Варвара сощурила глаза, поставила руки, сжатые в кулаки, себе на бока и принялась ждать меткого ответа Яна.
— Просто ты не мисс Каннингем, — последовала реплика внезапно заинтересовавшегося разговором Джеймса, — при её появлении он готов повернуть голову на все триста шестьдесят градусов, дабы не упустить не единого её шага. Ну, или просто полюбоваться её подтянутыми бёдрами.
В следующую же секунду в Джеймса полетела книжка. Однако, стрелял Ян метко. Том русского орфографического словаря приземлился прямо на колени Гилберта, предварительно громко хлопнув по его ляшкам.
— Ты полная задница, Ян Мюррей! — прокричал Джеймс, взвывая от боли.
Ян заметно притих, впечатал себя в диван, чтобы не огрести.
— Зато какая! — тихонько хихикнул Ян в подушку.
Чего скрывать, пятая точка у него была что надо.
 — Дамы, вы видели, какого бумажного лебедя смастерил Ян? — поинтересовался Джеймс.
— Не думаю, что он стал бы тратить время на такое. — Предположила я.
—  Очень даже стал, — возмущённо возразил Мюррей, — я открыл в себе величайший талант мастера оригами!
— И как же ты назвал свой шедевр?
— Михаилом. Так звали моего деда. Он был иммигрантом, выходцем из России. Точнее, Михаил – это было его второе имя. Первым было Ян. Меня назвали в честь него.
— Поэтому ты так увлекаешься историей?
— Отчасти. И прекрасно сам рассказываю истории. Свои истории.
— Давай, жги! — подбодрила его Варвара.
— Давным-давно, когда я был маленьким мальчиком… Я пошёл гулять с бабушкой. Я жил с ней всё своё детство. Любимым местом нашей прогулки была городская аллея. Но её мало кто жаловал, ибо хоть она и была главной в нашем маленьком городке, название которого вам знать не нужно, её не чистили абсолютно, куча банок и фантиков, пыли и грязи валялось на ней. Но какой вид на озеро, которое располагалось рядом с аллеей, открывался!
Я тщательно смаковал дешёвый фруктовый лёд, купленный в Богом забытом магазинчике не окраине, где мы жили. Как вы поняли, денег у нас было немного. Несмотря на это моя бабушка была той ещё модницей. Из её коллекции разноцветных бус можно было сплести жизнерадостную петлю и удавиться! До того уж непростая была в те времена жизнь.
Наш городок вообще кишел «пустышками». Людьми, которые выставляли себя за богачей, хотя на деле ничего не представляли. Я смотрел на всё это и понимал, что не хочу быть таким! Я хотел уехать и навсегда забыть этот городок. Но из моей памяти никак не уходила та самая городская аллея. До сих пор вспоминаю её.
Так вот, о чём это я? У моей бабушки был варикоз, ходить долго она не могла, поэтому мы с ней присели на лавочку, а я, свесив коротенькие ножки, болтал ими и усердно уплетал фруктовый лёд. Виноградный, ужасно химозный, но сладкий, чёрт его дери! Не понимаю, как я не попал с пищевым отравлением в больницу?
К нам подлетел премилый воробушек. Друзей у меня не было, вот я и решил с ним познакомиться. На контакт он не шёл, зато был прекрасным слушателем. Я назвал его Пиратом Кью. Не удивляйтесь, просто он был слеп на один глаз. О, да, моя детская фантазия не знала границ.
И, представляете, только я собирался взглянуть издали на озеро, вкушая при этом «Виноградное наслаждение» — так, по-моему, назывался лёд, — оно растаяло и упала прямиком на асфальт! И воробей, пристроившийся с нами, Пират Кью, спикировал на мой (!) фруктовый лёд и стал его клевать! «Ну и подонок же ты, Кью!» — выругался тогда я, от чего и получил от бабушки по губам. Мало того, я ещё и оказался ругающимся засранцем. Спасибо, бабуль.
— В чём смысл твоей истории? — не сдержалась Варвара и налетела на Яна с вопросами.
— Ни в чём. Это была сноска, пояснение к тому, почему я сделал именно лебедя, а не воробья из бумаги.
Мы с Варварой посмотрели на него как на идиота.
— А где мораль? Где нравоучение? Что мы должны были вынести из этой истории? — никак не унималась Варвара.
— Los ni;os resentimiento en directo con nosotros para siempre, — Лукаво улыбнулся Ян, — Детские обиды живут с нами вечно.
— И к чему же это ты? — тут уже не выдержала я.
— Твои обиды мешают тебе жить, Энн. Всё, что ты держишь в себе… Прекрати обижаться на Хелен, на Оливера, на всех. Это тянет тебя на дно.
Я выпучила и без того большие глаза и уставилась на Яна.
— Откуда ты… Откуда знаешь? — лепетала я.
— Чтение мыслей — удивительный дар. Иногда пользуюсь. Неплохо помогает понять людей.
Наш разговор прервал Джеймс.
— Эй, Ян, — окликнул он Мюррея слегка хриплым, простуженным голосом, — Евгения скоро вернётся. Кажется, она просила тебя вычистить столовую до блеска.
— Разве посвящённые занимаются такими бытовыми делами? — удивлённо поинтересовалась я.
— Какими бы разными мы ни были снаружи, внутри мы все люди. —Смиренно ответил Ян, разводя руками, мол, с правдой не поспоришь.
— И лучше бы тебе поторопиться. Эта женщина уж очень не любит, когда плитка не сверкает так, что слепнешь, а столовые приборы хоть немного, но заляпаны жиром. — Напомнил Джеймс.
— А сам-то чего? Слабо? — Ехидно хмыкнул Ян, вызывая Джеймса на «слабо».
— Между прочим, молодой человек, я сегодня с утра отмывал все диваны здесь, в гостиной. А твоя грязная задница заляпала один из них, отчего мне придётся снова идти за губкой и отдирать его по новой. — Джеймс скрестил руки на груди, упрекая парня.
— Знаешь ли, не каждый диван может похвастаться тем, что на нём сидел сам Ян Мюррей.
— Я не ругаюсь при детях. — Сквозь зубы сказал Гилберт.
Ян ответил что-то  вроде «ой-ой-ой!», отвернулся, показал язык стене и отправился начищать полы столовой.
Да уж, каким бы ты великим ни был, грязь сама собой не очистится. И я поражалась умению Посвящённых не ставить себя выше простых людей. Они никогда не забывали своей истинной сути, истинного начала. Ведь зазнавшись, мы теряем самих себя.
— Он невыносим. — Тяжко выдохнул Джеймс, — Чувствую себя его нянькой. Двадцать с лишним лет, а ума всё нет, нет…
— Молодость — прекрасный период жизни. Разве он требует ума? Нет! Молодость — это бури эмоций, фонтаны слёз, незабываемые впечатления, захватывающие приключения, вещи, которые мы делаем впервые, опыт… И ни капли совести!  — ответила ему Варвара.
— Человек молод до тех пор, пока молода его душа… —  закончила я за неё.
— Так-то!
— А я уже, по-вашему, старик? Мне всего лишь тридцать… — Схватился за голову Джеймс.
— Иногда ты придаёшь большое значение ненужным вещам, ворчишь, куда-то торопишься… Ты потерян, Джеймс. Ты стал взрослым.
— Что же мне нужно сделать, чтобы вернуть свою молодость?
— Из мира взрослых уже не возвращаются. Это совсем другой мир, непонятный молодому поколению.
Джеймс, видимо, решил не вникать в наши с Варварой рассуждения, поэтому обречённо вздохнул, уселся на диван поудобнее и принялся читать книгу, отложенную Яном. Он делал вид, что читает, пытался анализировать текст. Открыл он книгу посередине, хотя, впрочем, ему было всё равно, куда пялиться. Голова Джеймса Гилберта была забита ненужными мыслями, которые отвлекали его от работы. Но он ничего не мог с собой поделать.

Мне очень нравился тот факт, как легко и просто мне было найти общий язык с Варварой Ржевской. Когда встречаешь человека, понимающего тебя с полуслова, с которым ты можешь разговаривать часами, которому ты готов открыться в первые минуты вашего общения, на душе становится невероятно легко, чувствуется что-то родное, какая-то особая теплота, исходящая от человека. Теплота сердца.
 Варвара была премилой девушкой с ангельским личиком, всегда добрым выражением лица, чем я притягивала на себя взгляды мужчин. Но не думаю, что ей кто-то нравился. Джеймса она знала мало, да, к тому же, он был, мягко говоря, староват для неё. А Ян… Что же, настроение Яна была настолько переменчивым, что многих это попросту бесило. То он интеллигентный историк, джентльмен, ну просто идеал любой воспитанной девушки из высшего общества! Но стоит ему открыться с другой своей стороны… Язвящий и вечно подкалывающий шутник Мюррей! Будто Ян молодел на пять лет, ему снова становилось шестнадцать, и он принимался за подростковые проказы.
Нет, все же, я уверена — мальчишки никогда не вырастают. Ну а девушки? И девушки тоже! Нужно быть глубоко разочарованным в жизни человеком, чтобы таить в себе ребёнка, бояться проявлять свои эмоции, характер, чувства. А ведь для этого нам и нужна жизнь. Мы, люди, живём, чтобы чувствовать — хоть радоваться, хоть страдать. Ибо без этого нельзя быть живым.

Евгения вернулась в крайне подавленном настроении. Из неё выжали все соки. Женщина, и так уже немолодая, потратила все свои силы на то, чтобы хоть как-то спасти жителей своей родной страны. Но как бы то ни было, стихии были в разы сильнее нас, Посвящённых. Люди руководствовались разумом, стихии — чувствами. А, как известно, чувства всегда побеждают рассудок, как бы кто не сопротивлялся.
В отличие от Британского штаба, в котором заседали любители хорошенько выпить, закусить, да отдохнуть, здесь, в Русском, никто не собирался на ужин вместе, не было роскошной еды. И нет, здесь не был каждый сам за себя. Просто Посвящённые были так погружены в свою тяжёлую работу, которая легла на их плечи, что не обращали внимания ни на какие вечера, ужины или пышные обеды. Было не до развлечений.
Именно это было той причиной, почему в девять часов вечера, в начале апреля n-ного года, я сидела у мисс Ржевской в комнате, подшивая свои брюки, которые порвались в коленках. Да уж, даже если ты и сам Искатель, волшебная стихия кройки и шитья не придёт тебе на помощь только лишь по одному твоему желанию.
У меня очень сильно тряслись руки. Я так давно не держала в руках нитки с иголкой. Варвара сдерживалась накатывающие смешки каждый раз, как только я пыталась сделать ровный шов на коленке.
Комната Варвары была простой, но очень чистой. Практически стерильной, Может быть, поэтому в ней и пахло медикаментами, перекисью водорода и ментоловыми конфетами. Так пахла сама Варвара. Она пахла зимой.
Сама девушка, моя новая подруга, по-турецки сидела на кровати, приставленной к стене белого, больничного цвета. Совсем как в бункере Джин. Да уж, неприятные воспоминания не собирались пропадать, как бы я не хотела.
В комнате Варвары чувствовалась индивидуальность, некий бунт против привычного сочетания цветов. Комната была до того маленькой, что в ней не было даже туалетного столика, тумбы. Даже корзины для белья; Посвящённые стирали его в прачечной, под которой выделили комнату в подвале.
Самым неприятным аспектом в комнате был матрас. Жёсткий и не пружинящий. Но нам ли выбирать.
Дверь была как в раздвижном шкафу. Белая, слегка покосившаяся, на ней висела карта мира, на которой Варвара отмечала места, в которых хотела бы побывать. Она ещё ни разу в жизни не была заграницей. Наверное, карта и была самым живым местом в комнате. Это была та вещь, которая впитала в себя мечты и надежды девушки, оттого она и много значила для Варвары.
Широкая, но маленькая кровать — прямо под рост Варвары — плотно придвинутая к стене, чтобы не упасть во сне. Варвара спала у стены, потому что боялась случайно упасть, оступиться, в ночи дотронуться голой ногой до ледяного пола, по которому дует сквозняк из открытой форточки… Из такого окна, которое на самом деле ненастоящее. Я говорила уже о нём. Это те окна, которые создают иллюзию погоды и её условий в штабе.
Над кроватью висели зелёные полки, больше походящие на ящики, прибитые молотком. А когда Варвара спала, то её голова упиралась прямо в шкаф невинного голубого цвета. Кстати говоря, раздвижного, как и дверь в её комнату.
Девушка смазала свои губы бальзамом «Carmex» с мятной отдушкой, потому что её губы всегда были очень сухими и обветренными. Мне казалось, что она была очень сильно увлечена данным процессом, но, стоило мне отвлечься на неё, как она сказала:
— Ты выглядишь достаточно забавно.
— Я не увлекалась шитьём. Уж прости.
— Все женщины в моём роду были швеями. — Выдала Варвара.
Я отвлеклась от «реабилитации» своих штанов, отложила нитки, устроилась на кровати Варвары поудобнее.
— Внимательно слушаю.
— Слушать-то тут особо нечего. Просто у нас так было заведено.
— Где ты жила до Хаоса?
— Не в самом крупном городе, но достаточно известном. Он находился рядом с Северным Кавказом. — В глазах Варвары мелькнула печаль, ностальгия по детству.
— И… что сейчас с твоим домом?
— Не знаю. Дед забрал меня, как только всё началось. Рассказал о том, какие мы необычные. — Варвара говорила так искренне, так чувственно, будто снова переживала то, что чувствовала, когда миру пришёл конец. — Моя бабушка… Нина, так её звали, жила в Сибири.
— Они с твоим дедом развелись?
— Нет, дед тоже там жил. Своё детство я провела не с ними. — Жёстко отрезала девушка, — Бабушка Нина готовила самые вкусные сочники на всей Земле. Только хотя бы ради них стоило проехать пол России на поезде!
— Что такое сочники? — русская культура была от меня далека. Хотя во мне текла не только американская кровь, но и венгерские корни.
— Лучшее, что могло произойти с тобой в жизни! — Варвара была крайне удивлена тем, что я не знала о сочниках ровным счётом ничего. Но пообещала мне приготовить их как-нибудь. Её покойная бабушка Нина завещала ей рецепт.
— Думаю, тебе пора спать. — Задумалась Варвара.
— Всего лишь одиннадцать вечера.
— Но мы проболтали целый час, а тебе ещё завтра идти на свою церемонию, особую. — Факт был фактом, мне действительно нужно было выспаться.
— А ты? Чем ты займёшься?
— Лягу спать. Чем же ещё? — Варвара посмотрела на меня так, будто я предложила ей заказать убийство.
— Рано…
— У нас, Посвящённых с атмосферными способностями, способностями погоды, особое восприятие окружающего мира. Наши внутренние часы идут по-другому, ровно как и устаём мы быстрее. Евгения от того-то как раз и раздражительная. Наше эмоциональное состояние целиком и полностью зависит от среды, в которой мы находимся. От поведения погоды, так скажем.

И я не стала спорить. Пожелав спокойной ночи, я удалилась в гостевую комнату, в которой вместе со мной спали Ян и Джеймс.
А могла бы спать и Мэвис…
Но теперь она спит сном, из которого уже не пробудить.
Она оставила много хорошего на этом свете, но не смогла довести всё до конца. Кто-то прервал её жизнь, и я накажу виновного. Лично. Своими руками.

С такими грустными, но правдивыми мыслями о мести я легла спать. Постепенно утопая во сне, растворяясь в нём полностью… Я не могла больше думать. Да, и казалось, что это сейчас не так важно.
На этом свете оставались ещё мы. Я, Джулия, Ян и Джеймс, Варвара… Всё ещё не было потеряно. Со смертью одного мы стали лишь непобедимое. Любые невзгоды закаляли нас, а любые негативные эмоции заставляли наши силы расти с каждым разом всё больше и больше.
А пока оставались мы, оставалось и всё на этой планете.
Оставалась моя жизнь.


50 Глава.

***

Твой сладкий голос в моём сне
Я слышу каждый раз.
Потерян в этой беготне?
Нет! В омуте твоих глаз.

Мне не забыть их, как бы я
Не плакал, не страдал.
Уж боле нет того вранья,
К которому я побуждал.

Без суеты, без лишних слов,
Забудем обо всём.

И улетим.
Куда? Неважно!
Края былые навестим,
Сражались мы в них так отважно,

Но вдруг мы это прекратим?

Признайся же, что это просто
Сон.
В котором
Как прекрасной сказкой
Оказался
Он.

Не я.

Прощай, любимая.
Забудь меня.

И тот прекрасный сон,
В котором
Сказкой оказался
Он.


Энн Ле Стер, тринадцать лет. хохо. 5


***


Как бы я хотела, проснувшись, увидеть солнечный свет, лучики, играющие на моей белой коже. На простынях, на светлых стенах. Чтобы солнце, будто человек, блуждало по мне взглядом, в поисках чего-то неземного. Лаская мои веки, заставляя меня просыпаться, лаская хрупкие коленки и изгибы рук, плеч.
О таком можно было лишь мечтать.
Меня разбудило вовсе не игривое солнце, а Варвара, громко топающая по полу, хлюпающая носом. Было около полвторого ночи, когда я заметила её в дверном проёме. Волосы, убранные за уши, встрепенулись, словно встревожились, как и их обладательница. Одна штанина от пижамы была длиннее другой, а футболка и вовсе слетала с плеча Вари, оголяя кожу.
Но самой примечательной деталью в её утреннем облике было одеяло с цветочками, белое, накинутое поверх плеч девушки. Она пыталась укрыться в нём то ли от холода, то ли от загадочного монстра, обитавшего под её кроватью.
Не успела я протереть глаза, болевшие от усталости, Варвара легко-легко, полушёпотом выдала:
— Произошло.
Какой же испуг был в глазах девушки, как же она дрожала. У меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди. В потёмках я попыталась нащупать выключатель, но не смогла его найти. Тогда, в темноте, Варя молча села рядом со мной на кровати, на которой я спала в специально отделённой комнате для гостей.
Что произошло, я вам сейчас расскажу.
Варварина кровать была очень плотно приставлена к стене, чтобы, напомню, она не свалилась, не упала во сне на холодный пол. Она так боялась холода, боялась своей настоящей сущности, что иронично. Но свершилось.
Именно сегодня ночью девушка столкнулась со своим незначительным, маленьким, но всё же важным для неё страхом. Но очень важно пережить его, чтобы знать, с чем ты имеешь дело, чего на самом деле боишься. Стоит ли вообще бояться? От страха люди становятся такими… не беспомощными, нет. Настоящими.
Казалось, кожа подруги стала бледнее, чем моя. (Уж поверьте, я самая бледная поганка из тех, что вы когда-то могли видеть.) Но её щёки, её щёки… Они горели, словно рябина в сентябре. Слово костёр в глухом лесу, в который подбрасывали щепки дров.
Она была испугана? Да. Но только ли это она испытывала?
Варвара чувствовала некий авантюризм, дух к приключениям, невероятный прилив сил в тот момент. Она столкнулась лицом к лицу со своим страхом, маленьким страхом. Но смогла победить его. Будто бы она обуздала гигантского испанского быка, словно тореадор. И теперь ей были подвластны и самые маленькие страхи, и самые большие. Теперь, когда уже был побеждён один из страхов, другие меркли, казались такими незначительными.
Я пустила девушку к себе, крепко обняла её и укрыла одеялом.
— Кто бы мог подумать. Ледяная девушка не переносит холод. — Я не смеялась, скорее, искренне удивлялась.
В ответ та лишь всхлипнула. Её глаза были влажными не от слёз, а от испуга.
— Если хочешь, — тихонько начала я, — то можешь остаться у меня. Места хватит.
Теперь Варвара кивнула и лишь больше укуталась в своё одеяло, боясь отпустить его, будто это бы значило, что она потеряет свою защитную оболочку, которая всю жизнь помогала ей прятаться от своих страхов.
Комната, в которую меня временно заселили, была самой простой. Потому что в ней находилась только кровать да стенд с вешалками для одежды, вещей. Кровать была мне маловата, что уж поделать, мой рост был достаточно высоким для девушки — метр семьдесят шесть.
Но мы с Варварой очень удачно и уютно поместились на ней.
Это было так удивительно, осознавать, что все люди в какой-то степени одинаковы. Наши чувства, наши эмоции… Все мы испытываем одно и то же. На свете никогда не было ни одного человека, который ни разу в жизни не любил, не плакал, не радовался. И это было так удивительно.

Варвара просто уснула рядом со мной. Без лишних слов. Ночь — время откровений. Да. Но я не стала мучать подругу, не нужно было быть недюжинного ума, чтобы понять, как устала Варвара, поэтому просто оставила её в покое. А поговорить мы всегда сможем и позже.
Мне и самой предстоял трудный день. Умолять себя долго не пришлось, сон поглотил меня сразу же, стоило лишь мне коснуться головой подушки.

На утро я проснулась со свежей головой. И этому, и моему хорошему крепкому сну поспособствовал ромашковый чай, заваренный Джеймсом. Кто-кто, а он-то уж специалист по всяким травам и растениям. Он мог бы быть неплохим врачом. Но какой смысл мечтать о лучшей жизни, если этого нам все равно не дано? Стоит ли терзать себя несбыточным, но таким желанным? В такой ситуации ты либо приспосабливаешься, либо сходишь с ума. И третьего не дано.
Сегодня меня должны были официально посвятить в Искатели. Наконец-то.
Не то, чтобы я этого ждала, но некую гордость я за себя, определённо, ощущала. Последний раз я так гордилась собой, когда мои стихи, которые я писала в юном подростковом возрасте (говорит человек, которому шестнадцать) публиковали в городской газете. Писала я под псевдоним Энн Ле Стер. Мне казалась, что это выглядело необычно и красиво. Я придумала свою, особенную парцелляцию для слов.
Я очень надеялась, что вся эта церемония пройдёт тихо и без посторонних глаз. Но чего стоило ожидать от Посвящённых?
Что должно было произойти после церемонии, я не знала. Это держали от меня в секрете. Что меня невероятно злило. Ведь именно я должна была выполнять все планы Посвящённых, даже самые странные.
Как только я проснулась, то сразу же шмыгнула из комнаты, да так тихо, чтобы не разбудить Варвару.
В Русском штабе всё было идеально. Всё было сказочно красиво.
Но ванные и туалеты… О Боже мой! С чего начиналось моё утро? С блуждания по коридорам, в поисках заветной двери, за которой меня ждала ванная и белый друг. И каждый раз я по полчаса вела поиски, потому что никак не могла запомнить все секретные ходы и лазейки штаба.
А ведь когда-то я жила в своём доме. С родными людьми.
Я помню наш старый дом. Он был не очень большой, но, тем не менее, мы держали пару свинок. А когда я была совсем малюткой, то у нас даже была лошадь и гусыня. Они, кстати, дружили, были не разлей вода.
Жили они в облезлом старом амбаре. Мама говорила, что у нас не хватало денег на покраску, да и вообще на ремонт в целом. Будь её воля, я уверена, она бы вообще уехала из Флоренса.
Дни моей молодости прошли в городке, что во Флоренсе, в Техасе Был когда-то. Боюсь, сейчас от него и мокрого места не осталось. Как и от нашей семьи.
Мне была противна хоть одна мысль о том, что мне придётся снова контактировать с отчимом, с Оливером Баркером. Так уж вышло, в детстве у меня в голове сложился определённое мнение о нём. И тут ничего не попишешь.
Так вот. Денег у нас было не густо, но жили мы лишь изредка в чём-то себе отказывая. Да, заграницей бывали крайне редко. Да, не хватало денег на полную перестройку фермы. Но во Флоренсе и этого было достаточно. Я, человек, который ни разу ни был в Нью-Йорке или Вашингтоне, спокойно относилась к любым финансовым ситуациям.
Такой уж я была, простой «деревенской» девчонкой.
А Хелен, жившая до свадьбы наших родителей в крупном американском городе, часто ныла о том, что ей не хватает денег на новое дорогое платье или любую другую девчачью чепуху. Так как я была младше неё, меня она запугивала тем, что жить на ферме —  врагу не пожелаешь. Представляете, когда она была совсем крохой, то думала, что загородом все питаются листочками с деревьев и раздавленными жуками и гусеницами.
В конце концов, Хелен Баркер смерилась с тем фактом, что ей придётся жить на ферме. Во Флоренсе. Да ещё и со мной. Ха-ха!
Время она зря терять не стала. С размахом обустроилась в новом доме, забрав себе целых три (!) комнаты в доме. Две спальни сверху и маленькую игровую снизу. И это учитывая то, что спален у нас всего было пять (одна моя, две для Хелен, ещё одна для Оливера и матери, и спальня для гостей)

Я молилась, чтобы случайно не наткнуться на кого-нибудь из друзей. Мой утренний вид равносилен смертельному шоку.
Жилые комнаты Русском штабе были обустроены по-простому. Но вот гостиные, ванные… Вы когда-либо купались в позолоченной ванне, в которую включено джакузи? Вот то-то и оно.
Перед церемонией нужно было выглядеть хотя бы прилично. Я никогда не болела звёздной болезнью, не считала себя супер-красоткой, поэтому и выглядеть на все сто мне не хотелось. Я такая, как я есть. К чему уж остальные притворства. Я хочу, чтобы люди увидели меня настоящую, а не тот образ, что они придумали сами себе. Пусть даже если эта «настоящая я» разочарую их.
Всё, чего мне сейчас хотелось, — это расслабиться. А во время постоянного давления на тебя это сделать совсем не просто.
Ванна хоть как-то привела мою голову в порядок. Выходя из неё, я туго стянула свои чернющие волосы в два пучка на макушке и довольная отправилась завтракать.
К моему удивлению, по приходу в столовую я обнаружила всех в полном сборе. Евгения сидела во главе стола, яростно пытаясь выдрать пожелтевший лист из какой-то старой книги. Она даже не успела налить себе кофе, настолько она была увлечена вырыванием страниц. Делала она это с таким лицом, будто вступила в яростную схватку с быком, пыталась удержать его за рога, но он всё бадался.
Ян стоял в коридоре, у большого настенного зеркала, тоже, кстати, позолоченного, но я его всё равно видела. Он пытался устранить взрыв светлых, почти золотистых кудрей на своей голове. Выглядел он так, словно школьник, который шёл первый раз на свидание. Если бы Мюррей использовал при этом ещё и гель для укладки волос, я бы точно рассмеялась.
Джеймс же любезно разливал всем присутствующим малиновый чай, которым пропахла вся столовая.
— Энн, — окликнул он меня, стоило мне только войти, — доброе утро!
— Да, доброе, доброе.
— Присаживайся. — Джеймс галантно отодвинул для меня стул, обтянутый белым бархатом.
— Что сегодня на завтрак?
— По поводу твоей церемонии я сделал кофейные кексы и кукурузные оладьи. — С ноткой раздражительности в голосе сказал Гилберт.
— Пожалуй, не откажусь, — я действительно была голодна. Но бросив взгляд на Варвару и её тарелку, я удивилась, — а ты почему ничего не ешь, Варвара?
— Вчера ночью я съела три упаковки пудинга. Сейчас в меня нереально впихнуть даже чай. — Пожаловалась подруга.
— И для кого я, спрашивается, готовил? — Джеймс, до этого размешивающий ложкой свой остывающий чай, пролил себе его часть прямо на носок, от чего и завопил в последствии. — Горячо! Варвара, Евгения, сделайте что-нибудь!
Варвара страдальчески посмотрела на Джеймса и вздохнула.
— Ну вот! Спасибо вам большое, дорогие дамы! — обидчиво бросил тот. — А Евгения даже кофе выпить не соизволит.
Ох и зря он это сказал.
Евгения отозвалась спустя пару секунд. Но её взгляд… По нему было понятно всё. И не требовалось тут ничего объяснять.
— Я нашла ритуал для мисс Лестер. — Евгения громко захлопнула книгу, отложила её в сторонку и подняла вверх руку, держа в ней потрёпанный листок с древними письменами.
— Аж коленки трясутся… — призналась я.
Из-за волнения я вмиг перехотела есть. Живот свело так, что я не могла пошевелиться.
— Позавтракай хорошенько. Через полчаса жду тебя уже готовую в холле. —  Евгения окинула меня взглядом, затем продолжила изучать листок.
— Почему в холле? — Мне буквально не сиделось на месте. Я ёрзала на стуле, как ошпаренная.
— На церемонии будем присутствовать не только мы. — Сказав это, Евгения выбралась из-за стола, элегантно махнув шёлковым розовым халатом, скрылась за дверью.
—  Думаю, мне стоит поторопиться. — Это уже были мои мысли вслух. — Меня ждёт что-то страшное?
— Никто и никогда ещё не проводил эту церемонию. Ты же единственная в своём роде. Искатель. — Раздался голос Мюррея из коридора.
— Ян прав, — согласился Джеймс, — каким бы придурком он ни был, сейчас он действительно прав. Церемония Посвящения в новинку не только для тебя, Энн, но и для нас.
— Но что будет после неё?
— Те стихии, что ты уже хранишь, что нашли убежище в твоём теле, раскроются, помогут найти другие.
— У нас чертовски мало времени. — Подытожила Варвара.
— Отступить мы уже не можем.
Действительно, жизнь оставшейся части человечества была в наших руках. Только мы могли что-то изменить.
На самом деле я жутко хотела спать. Может быть, поэтому и не до конца осознавала предстоящее мне.
Наскоро перекусив кексом и чаем, я бегом отправилась одеваться. К тому же, на кухне было очень жарко. Вытяжка не работала, поэтому за столом ты чувствовал себя, словно килька в банке.
Я думала насчёт того, чтобы ещё раз сходить в душ, но времени было катастрофически мало. Если быть точнее, то его вообще не было.
Потихоньку я стала нервничать. Стоило позавтракать не чаем, а, например, глинтвейном. Могла бы сказать чего покрепче, да боюсь, тогда бы я уже давно не смогла держаться на ногах, что и говорить о церемонии. Это все потому, что я никогда не напивалась. А ведь мне скоро должно было стукнуть семнадцать.
В нашем городке это было нормой. Частые подростковые тусовки, где все напивались, грубо говоря, в хлам. Большинство моих знакомых, да парочка друзей ошивались там всё время.
Помню, как-то раз моя знакомая Аннет (в школе я часто общалась с ней на переменах) завалилась ко мне поздно вечером домой в слегка нетрезвом виде. Было около одиннадцати ночи, я уже собиралась спать, как в дверь позвонили. Я открыла и увидела Аннет. В черных в сеточку колготках, джинсовых шортах, кроссовках и изорванном топе. (Думаю, она обкромсала его ножницами, у модниц из Флоренса так было принято) Для меня такой вид был неприличен как минимум. Сознание маленькой тринадцатилетней Энн пошатнулось. Аннет же была старше меня всего на год-два, не помню точно.
Но наш ночной недолгий диалог я запомнила надолго.
— Аннет, ты в порядке? Выглядишь… Побито. Нужно вызывать скорую?
— Дурочка. Сегодня вечеринка у Изабеллы Гринн. Я тебе об этом ещё вчера после, *ик*, большой перемены говорила.
— Аннет, ты пьяна. Прошу, иди домой.
— Я не могу пропустить такое! Там ведь будет сам Стивен Лекс!
Стивеном Лексом звали одну из многочисленных влюблённостей Аннет. Полный кретин. И имя кретинское.
Но что-то в нём было. Что-то, что нравилось абсолютно всем девчонкам, что цепляло взгляд и будоражило сознание.
Но все же, он был кретин. Кретин, которого днём с огнём не сыщешь.
— Тебе всего пятнадцать, не делай глупостей.
— Ах, Энн, лучше же провести всю свою жизнь, сочиняя никому ненужные стихи на печатной машинке. Очнись. Это никому не нужно. Лучше пошли со мной. — Аннет была изрядно, изрядно пьяна. Не нужно было быть острого ума, чтобы это понять.
— Лучше быть конченной дурой и подстилкой для старшеклассников. Я тебя поняла, большое спасибо. Это очень ценная для меня информация. Как-нибудь воспользуюсь. —  Я улыбнулась настолько широко, насколько могла, зажмурилась, и громко хлопнула дверью прямо перед носом моей псевдо-подружки.
Вот вам и причина, по которой я и не пила.
У нас в семье вообще никто не пил. Все были глубоко религиозные (кроме меня, наверное), а мать так вообще считала даже вино грехом. И тут ничего не попишешь. У каждого свои заморочки.

Когда я вошла в гостевую комнату, отведённую специально для моего бренного существования по ночам, я обнаружила белое хлопковое платье, на лифе которого разноцветными нитками были вышиты причудливые узоры. Давно я не носила ничего красивого.
Сначала обрадовавшись, я не учла одну деталь. А мой ли это размер? О чем в последствии и пожалела.
Пришлось долго попыхтеть, истратить последние силы на то, чтобы просто влезть в платье! Церемония ещё не началась, а я уже чувствую себя убитой.
Кроме того, я чувствовала жар. Наверное, от волнения такое бывает. Такое, что кажется, будто у тебя температура подскочила аж до сорока с лишним градусов. И распирает изнутри.
Я всегда была худой. Даже, скорее, худенькой. И впервые на меня что-то налезло с трудом. На самом деле я боялась хотя бы просто глубоко выдохнуть, потому что молния на спине могла разойтись в любой момент. А это было бы уж очень неловко.
К платью прилагался комплект туфелек-лодочек, тоже в белых тонах. Так женственно, казалось, я не выглядела ещё никогда. Апокалипсис хоть в чём-то пошёл мне на пользу.
В соседней комнате уже принаряжалась Варвара. Точнее, ломала голову над тем, что бы надеть. Ох уж эти девушки.
— Если я надену чёрную блузку и чёрные джинсы, будет ли это выглядеть так, словно я пришла на поминки? — задумчиво, перебирая шкаф, спросила Варвара.
Пока она пересматривала одну вещь за другой, в шкафу, среди однообразной и серой повседневной одежды Варвары, мелькнуло платье. И не какое-нибудь простое платье, нет!
Вышитое вручную, длинною в пол, нежного телесного цвета, сливавшееся с кожей своей обладательницы, хозяйки. С закрытой спиной, но загадочным и таким манящим декольте. Я хоть и не любила платья, но… Влюбилась! И как только такая красота могла обитать вместе со всей этой простецкой одеждой?
— Откуда у тебя это платье?
Стоило мне это спросить, как Варвара вмиг стала серее тучи.
— Моя мать привезла его из Египта. Я её видела… Может, пару раз в жизни. — Голос девушки стал таких сухим, надломленным. Было видно, что я задела её чувства одним только вопросом.
— Все нормально? — я была встревожена таким состоянием подруги.
— Да, просто… Я жила с бабушкой, иногда с дедушкой. Всё детство. Никого больше из родни не знаю, кроме матери. А та… Сначала уехала по работе в Южную Африку, а потом стала колесить по миру, добывать новые сорта чая. Она этим занималась.  — Когда Варвара говорила о своей матери, её лицо принимало такой бледный оттенок, словно мел.
— Какой-то чай ей был дороже тебя? — Я очень жалею, что не умею затыкаться вовремя.
— Получается, что так.
Наш душевный разговор закончил предупредительный звонок, раздавшийся по всему штабу.
— Прошу всех спуститься в холл. И как можно скорее. Мы опаздываем.
Испугавшись, мы с Варварой переглянулись.
Наскоро я заставила подругу надеть платье, которое так зацепило меня. Увы, время рассчитать мы не успели, поэтому ни о каких красивых причёсках на наших головах речи не то, что не шло, а даже быть не могло.

Вся наша «шайка» собралась в холле. Во главе с Евгенией, конечно же. Та была одета строгий чёрный костюм. Простой, но изысканный. И он чертовски ей шёл.
Парни были одеты проще, но со вкусом. На Яне — голубая рубашка и серые брюки, красная бабочка. У Джеймса чёрный пиджак, белая рубашка и обтягивающие чёрные штаны. Ох, в этот день он мог бы составить прекрасную компанию Евгении. Как жаль, что сердце этой дамы было уже занято. Работой и её священным долгом.
Пришло время отправляться в Зал Совещаний.
Варвара дрожаще схватила мою руку. Подруга переживала за меня больше, чем я за себя сама. Моё же состояние описывалось примерно так: нервы были на пределе, но за свою жизнь я пережила уже столько всякого дерьма, что было уже просто всё равно. Я впала в такое состояние безразличия ко всему, что самой становилось от этого страшно. Ибо безразличие за свою собственную жизнь — хуже не придумаешь. После такой стадии можно уже и не жить.

Обессиленная, но я вступлю в свой последний бой.
Церемония значила нечто большее, чем просто ритуал Посвящения. Она означала то, что я либо спасу всех, либо умру.



51 Глава.

 
Моя рука крепко сжималась в кулак. Костяшки белели, а сами кости даже захрустели, но меня это не остановило. Мне было страшно и так волнительно на душе. Что если это один из последних дней моей жизни? Или вообще-вообще последний?
А кулак всё твердеет и твердеет.
Да, как бы мотивационно я не говорила, сама была готова уже помереть со страху.
Вот такие мы, герои. Сверхсилы? Пожалуйста, с радостью! Ответственность за весь мир? Тоже справимся! А страх? Обычный, человеческий, даже животный страх? Эмоции никого не обходят стороной, и нет для тебя исключений или льгот, даже если твоя задача — это спасти мир.
Пожалуйста, пожалуйста, Лестер, не впади в истерику, всё будет хорошо.
Сама себе я пыталась внушить, что я справлюсь. Но с другой стороны. А справлюсь ли?
Некому больше было меня утешить. Раз уж решился, то выполняй, ведь на тебя надеются люди. Нечего сопли жевать.
Но, между нами девочками, (мужчины, мальчики, парни и весь сильный пол, немедленно пропустите этот абзац) так хочется побыть слабой. Наверное, такая потребность возникает у всех женщин. Каждая из нас чувствует себя такой крохотной, маленькой и беспомощной в определённой ситуации, необязательно стрессовой. Просто мы женщины. И добавлять тут нечего.

Перемещения стали для меня чем-то таким простым, естественным, что я и слова не сказала, звука не издала, когда мы появились в Зале Совещаний.
— Надеюсь, сегодня будет не так много Посвящённых, — Евгения нервно теребила краешек пиджака, дабы проветрить тело, — слишком много ненужных лиц, слишком много пустых обещаний. — Затем, видимо, вспомнив, что Евгения истинная леди, идеал женщины-аристократки, перестала трогать свой пиджак, заправила белую, но не просвечивающую блузку в чёрные штаны, поправила причёску. Настолько уверенная в себе она даже не стала спрашивать нас о том, идёт ли ей одна убранная за ухо прядь волос или нет. Она просто знала, что у красоты, у идеала не может быть изъянов.
В чём же была красота Егвении Оливки? В её кратких, но острых речах. В её манере вечно держать осанку и постоянно хмуриться так, еле опуская тонкие брови, чтобы не раскрывать всей своей женской артистичности, ибо женщина должна быть сдержана в своих эмоциях, если она мудра. А Евгения, определённо, несомненно, была умна. Достояние русских земель, хладнокровная, как коренная шведка, с прожигающим взглядом, от которого так и веяло испанским колоритом. Эта женщина совмещала в себе и красоту, и ум, и грацию с благими манерами. И я не сомневаюсь, что половину своей жизни она провела в каком-нибудь Институте Благородных Девиц.
Однако это было не совсем так.
Со слов Варвары. Евгения воспитывалась лучшими гувернёрами и гувернантками, с детства знала правила этикета и то, как лучше всего подать себя в обществе. А природа не осталась в долгу, не обделила девочку красотой, такой, что убивала от одного только взгляда, холодной и бесчувственной красотой.
Но закалило её отнюдь не строгое воспитание в семье истинных аристократов, а недоброкачественная опухоль мозга. С которой она живёт уже много-много лет.
Что я могу добавить? Лишь то, что такими людьми я искренне и от всего сердца горжусь.

Зал пестрил людьми. Их было так много, что у меня кружилась голова. Все разговаривали друг с другом, вели себя непринуждённо. А я… Во мне будто произошло короткое замыкание. Я не могла издать ни единого звука, а моё тело сковала стеснительность, да так, что я не могла пошевелиться, стоя с открытым ртом, в открытую пялясь на гостей.
Может быть, я не до конца понимала всю возложенную на меня ответственность, а, может быть, просто не хотела признавать своего места в мире. Сложно стать кем-то великим, если всегда был практически никем, точно таким же, как и все. Но если подумать, то кто же они, все эти герои? Простые люди, выходцы из простого народа, решившие однажды пойти на риск и испытать удачу. Что ими движет? Великая идея. Каждому человеку нужно во что-то верить. Потому что вера — это, прежде всего, идеал, к которому стремится каждый человек. Кто бы не хотел познать все величие бога, стать могущественным, как он? Или, например, вера в то, что ты создаёшь, творишь. Такая вера тоже бывает, только она особая, и познаётся она людьми творческими, мечтательными. Ведь это вера в то, что ты можешь принести в мир нечто прекрасное, лучшее, совершенное.
Великие люди создают законы. Великие люди создают мир.  Великие идеи создают великих людей.

Углубившись в свои мысли, я вновь отреклась от реальности. И так со мною всегда.
— Эй, Энн, — полушёпотом сказала Варвара, стоявшая рядом со мной, — я понимаю, что тебе некомфортно и… Не переживай, через пару минут всё начнётся.
В прочем, я даже не представляла, что должно начаться. Зал Торжества я прежде не видела, но он, определённо, поразил моё воображение.
Всё было не просто как в сказке, а как в самом настоящем кино. Что-то на грани фантастики.
Людей было не так много, отчего все они казались такими крошечными под сводами зала. Мужчины в строгих костюмах, женщины им под стать, в платьях скромных тонов или же, как Евгения, в брюках да пиджаке. И в этом была своя изюминка. Своя эстетика Посвящённых.
Пока я ожидала начала, успела словить кучу в чём-то презрительных, а в чём-то и восхищающихся взглядов. А другие будто спрашивали одними глазами: «Это она? Она? Тот самый Искатель?», будто не верили своим глазам. Один господин даже чуть не свернул себе шею, лишь бы увидеть меня хоть краешком глаза, вживую. Но от этого всего я не стала увереннее. Я будто бы обросла огромной непроницаемой раковиной, как щитом, защитой от окружающих. Это была моя раковина одиночества, которую я несла за собой, на своих плечах всю жизнь.
Не хватало мне только перенервничать. Моё обеспокоенное и встревоженное состояние заметила незнакомка. Блондинка в чёрном строгом платье, плотно закрывающем шею, доходящим до колен. Смотрящемся как-то немного грубо на девичьем тельце. Имени я её не знала, как и не знала откуда она родом.
Она подошла ко мне и подбодрила на ломаном английском. Не сказать, что это раскрепостило меня, но всё же было приятно.

И вот момент настал.
Евгения и ещё парочка неизвестных мне людей отвели меня в закрытую, спрятанную от чужих глаз комнату. В отличие от самого Зала, исполненного в золотисто-пастельных тонах, комната была… прозрачной. Это навеяло мне неприятные воспоминания о бункере Фьёз 01. Об Эстелле и её матери, о Поле и даже о Мерилин Миллс. О других вспоминать не хотелось. Невольно вспомнился момент смерти Мэвис. Её жизнь, должно быть, была яркой. А вот её закат… Умереть так глупо, так несправедливо. В тот момент, когда она была нужнее всего.
А ведь такой закат ждал каждого из нас. Помните ли вы рассвет своей жизни? Полагаю, он был незабываемым, таким ярким. В этот момент, в момент рассвета нашей жизни, в нас самих просыпается жизнь, как просыпаются люди по утру. Это происходит так резко, что ты даже не можешь этого запомнить. А потом все чувства пробуждаются постепенно, с каждым разом все сильнее и сильнее. Когда происходит закат жизни, внутри всё взрывается. Не думаю, что это больно. Просто непривычно. И наше тело не может справиться со всеми этими процессами, происходящими во время смерти. Такова моя альтернативная гипотеза о смерти человека. Такова моя гипотеза об уходе Мэвис Кук.

В комнате было тихо, как в вакууме. Мне тут даже нравилось, потому что не было людей. Никто не восхвалял меня, не старался обременить на тяжкую ношу Искателя. Я оставалась наедине со своими мыслями. Оставалась простой фермерской девчонкой Энн, а не Искателем, не Анастасией Маргаритой Лавинией де Франк-Лестер.
Из-за того, что мне казалось, что я нахожусь в вакууме, дыхание моё замедлилось. Воздух в комнате был спёртый. В лёгких рождалась лёгкое и беспокойное ощущение нехватки воздуха. Я схватила себя за руку, пытаясь нащупать пульс.
Раз, два, три…
Дышу чаще. Воздух будто уходит из моих лёгких.
Четыре, пять, шесть. Это мои последние вздохи?

Я становлюсь лёгкой, словно пух. Может, я и летать могу?
Комната больше не кажется мрачной и пустой. Мне больше не душно. Зачем мне воздух, если я сама и есть воздух?
Я прямо как… Как стихия.
Средь темноты начинает проглядываться серая дымка. Она блестит, словно шлейф самого дорого и блестящего платья. Манит за собой.
Делаю шаг, но не шагаю. Я плыву.
Я воздух.
Я растворилась в нём.
Стала им.
Ноги поднимаются всё выше над полом. И пола-то уже нет. А стены? Их тоже нет.
Я безгранична.
Всё серебрится, словно вновь наступила зима.
И я лечу, Бог знает сколько времени.

Пока мои лёгкие не начинают пылать огнём. И ноги отяжелели. Что за невыносимый груз повесили на меня?
Секунды блаженства сменили минутные муки ада. Ежели не часовые.
Я чувствую в себе Стихии. Чувствую, как они пробуждаются.
Но сливаясь вместе, я испытываю адскую боль. Их борьба похожа на нескончаемую войну внутри моего тела. Стихии вспыхивают так ярко, что перебивают остальные мои чувства. Все человеческое во мне погибает, но с тем же открывается и что-то за гранью, что не способен почувствовать обычный человек.

Я слышу голоса. Так жарко, словно я в бреду.
Кажется, слышу мамин голос. Не той матери, что является Хранительницей Неба. А той, что воспитала.
Той, что не признавала, что люблю всем сердцем.

«Ты справишься, малышка.»

Мамочка называла меня так, когда я болела. Малышка.

В голове мелькают картинки. Мне лет семь, от силы восемь. Я лежу на кровати, под моей головой аж три пуховых подушки. Мама пытается согреть меня, всю бледную, мокрую и потную от озноба, прикрывая перьевым бабушкиным одеялом. А мне от этого только жарче. Хоть убей, то в жар, то в холод.
Холодный нос, вспотевшие щёки. Ещё немножко и заплачу. Глаза чешутся, жжёт. Грипп.
Я заработала его после отдыха в местной усадьбе, где мы отдыхали летом с мамой. Она тогда даже не была замужем за Баркером. Вообще, до него она встречалась с каким-то механиком. Он всегда ходил грязный, но взгляд у него был добрый, хоть он и неимоверно басил. Его звали Виньен. Я помню его фирменное блюдо — толчёная картошка с жёлтым перцем и зеленью. Но его добрый взгляд я запомню навсегда. Во взгляде есть сам человек. Его жизнь, его личность, его страхи. В глазах живёт душа человека.
В нашем городке, Флоренсе, сложно было найти или подобрать качественные лекарства. Официально мы хоть и признавались городом, но по факту — мы были чем-то вроде деревни. С численностью всего тысяча человек. Да и к тому же, нашим домом была родовая ферма, а туда аптечные курьеры не добирались.
Тут уж сами посчитайте, какие были перспективы на выздоровление у среднестатистического жителя Флоренса.

Бывает боль, которая немного притупляется по меры воздействия её на тело. Но боль, которую сейчас испытывала я…
Я горела. В прямом смысле. В глазах потемнело, но я чётко видела красные, ярко-красные и багровые ожоги на своих бледных тоненьких руках. И это только на руках. Ощущения были такие, словно кожа отслаивалась кусками. Но кроме ожогов ничего видно не было. Что-то мешало огню, исходящего изнутри, охватить меня целиком.
Слёзы градом текли из моих глаз, обжигая веки, щёки, подбородок, капая на шею и грудь. Будто я плакала керосином, добавлявшего «масла в огонь».

А потом я провалилась в бездну. Мокрую и холодную. И огонь стих. Он был побеждён.
Я как феникс. Сколько бы не сгорала, всегда оживаю. Может быть, такова уж моя доля? Спасать всех, страдая самой, каждый раз снова и снова проходя через ад. И я буду этим фениксом. Лишь дайте мне крылья. Лишь дайте огонь, чтобы я снова сгорела.
Мокро было так, словно я упала в колодец. Страх детства.
Чарльз, соседский сынишка, как-то раз упал в колодец. И разбил себе голову. Но выжил. Чарльз усвоил самый важный урок в своей жизни. Не падать в колодцы.
Что же, этот урок я опустила.

Ожоги почти мгновенно зажили. В воде я чувствовала себя хорошо. Было в ней что-то родное. Она отливала зелено-голубым цветом. Прямо как глаза Джулии Каннингем.
В буквальном смысле, я чувствовала себя, как рыба в воде.
И в то же время я была частью стихии. Той самой необузданной стихии, что разрушила все вокруг.
Я сливалась с ними, утопала в них, погружаясь полностью. Словно во сне.

Каким бы это ни было незначительным для меня, это было значительно для всего мира.
Все мы, Посвящённые, я, да и обычные выжившие люди, не просто вершили историю, не просто вписывали новые страницы в неё. Мы стали целой историей.

Историей о воодушевлённых сердцах в разрушенном мире.






Продолжение следует...