Я буду сидеть за барной стойкой и с крайне сосредоточенным видом смотреть на стакан перед собой. По-крайней мере, так будет казаться всем вокруг. На деле же я буду смотреть в самого себя, пытаясь понять, так ли я на деле одинок, как мне думается, и каков смысл моего нахождения здесь. Не в кабаке, конечно, а в этом мире.
А она подойдёт ко мне и сядет рядом, с крайне усталым видом. Именно - ко мне, я это сразу пойму, так как стойка будет пуста, а она сядет рядом. Закажет выпить и посмотрит на меня, но не мельком, а пристально, глядя прямо в глаза. И взгляд у неё будет страдальческий, но без тени слезливой плаксивости, а с протяжной нотой безразличия. Я спрошу её о чём-нибудь между делом, она ответит (обязательно пожав плечами перед этим) и завяжется разговор, но не оживлённый, а, скорее, нагоняющий скуку. Говорить мы будем исключительно цитатами писателей и поэтов, при этом снисходительно подмечая, что мы оба начитаны. Со стороны людям будет казаться, что мы только что с похорон, но нас нисколько не будет волновать их мнение.
Так, в тихой неспешно беседе мы проведём полвечера. Выяснится, что она тоже поэт, но не такой хороший, как я (что она сама и признает).
Может, мы даже потанцуем, причём так же бесстрастно, будто бы по принуждению. Мы же люди творческие, что нам до всеобщей суеты.
Потом мы снова выпьем, обсудим вопрос отсутствия любви в наших сердцах, после чего я спрошу её, печально скривив брови:
-Поедем к тебе?
-Зачем? - все так же безэмоционально ответит она вопросом на вопрос, так, для приличия. На деле она уже будет согласна. Она же тоже декадент. А я пожму плечами в ответ и небрежно брошу:
-Было бы неплохо проснуться вместе.
Она не думая ответит:
-Поехали.
При этом ни один мускул на её лице не дрогнет.
Пока мы будем ехать к её дому в такси (за которое мы рассчитаемся вдвоём, ибо модель отношений "мужчина-женщина" для таких мыслителей как мы - не работает), мы не обмолвимся ни единым словом. Будем сидеть, почти не шевелясь и с безучастной отрешённостью смотреть в окна, каждый в своё. И обязательно окажется, что живёт она недалеко от меня - и это будет прекрасно, потому, что домой я наутро вернусь от неё пешком, сэкономив билет на трамвай.
Дома я лягу спать, а в полдень проснусь под звон телефона. Это позвонит она, чтобы сообщить, что не видит смысла ни в жизни, ни в наших отношениях и, попросив больше не беспокоить её, повесит трубку. И, хоть я и не собирался более видеться с ней, я начну страдать. Тоске моей не будет предела, и лишь перо с бумагой будут в силах утешить меня. Я напишу две заметки и половину рассказа (причём от середины - до конца), после чего успокоюсь и в прекрасном расположении духа, буду с гордостью думать о том, какой же я, все-таки замечательный писатель, вследствие чего обзвоню всех своих друзей и зачитаю им только что написанное, после чего вновь отправлюсь в бар, где, сидя за стойкой, вновь растворюсь в пучинах осмысления экзистенции.