Я убил свою сестру. Затянул на её шее тугой узел своей пуповиной. Мать никак не дает мне забыть этого. Она даже называет её по имени, хотя Нина не успела сделать и вдоха на этой земле.
Ровно в полночь звонит мобильный.
- С днем Рождения милый, - говорит мама, - жаль Нины нет с нами, чтобы попробовать торт, который я приготовила, во сколько ты придешь завтра... то есть сегодня?
Я хочу ответить «никогда», но Нина восторженно вопит в моей голове о взбитых сливках и шоколадной корочке маминого фирменного торта и мне приходится согласиться на праздничную вечеринку в родительском доме.
Уже двадцать семь лет голос мёртворожденной сестры пытается перекричать мои собственные мысли. К психологу я перестал ходить в десять лет, не хотел оказаться в психбольнице, да и не верил, что Нину могут заткнуть часовые беседы пару раз в неделю. Даже во сне она преследует меня. Я вижу ее длинные волосы, кудрявые как у меня, и глаза, такие же голубые как мои. Но она была бы красивее меня, она во всем была бы лучше меня, если бы я не убил её.
Не то чтобы я искренне верил в то, что сделал это. Я был младенцем! Но чувство вины не оставляет. Особенно горько становится, когда мать говорит, «Нине бы это понравилось» или «Нина бы поступила иначе и была бы права», она даже покупает ей платья и развешивает в шкафу.
Когда я съехал от родителей в съемную квартиру, Нина молчала пару недель. Я смог уснуть пару раз без снотворного, а потом вселился новый сосед с дрелью и перфоратором, появлявшийся исключительно по ночам, и сестра заладила своё.
- Иди и скажи ему, чтобы завязывал.
- И что я должен сказать?
- По меньшей мере, что есть федеральный закон «О тишине», запрещающий ночной ремонт. Я бы распечатала его и ткнула им в наглую рожу этого дебила или засунула ему…
- Понял-понял, можешь не продолжать.
Сегодня последний день, чтобы доделать проект офисного здания. Если я провалю сроки меня могут запросто уволить, ведь на мою работу претендуют десятки, готовые работать сутками. Кризис в стране. Поэтому так важно было именно сегодня посидеть спокойно, без дрели и голоса в голове.
У меня был небольшой запас сильного успокоительного, от одной таблетки которого можно провалиться в спасительный сладкий сон без сновидений, но тогда мне придётся попрощаться с окладом в пятьдесят тысяч, отдельной квартирой, и снова смотреть как мать гладит очередное платье для «нашей красотки Ниночки».
- Ну так скажи ему!
Самое противное в мёртвой сестре даже не её преследующий голос, а то, что от неё не скрыть ни одной мысли. Она – это я.
- И врежь для наглядности.
- Может просто полицию вызвать?
Я потянулся за телефоном.
- Маменькин сынок, рохля. Ты бездарно проживаешь нашу жизнь. У меня бы лучше вышло. И почему ты родился, а не я?
Подгоняемый мыслями я, наконец, оказался у соседской двери. Шум стоял такой, словно он пытался снести стену, а не просто просверлить в ней пару-тройку дыр, на часах тем временем было далеко за полночь.
Я робко постучал. Без ответа. Повторил попытку, и ещё раз, и ещё.
- Да долбани уже ногой, бл.!
Сестра ругалась как сапожник.
- Да заткнись ты! – я со всей силы ударил по двери ногой, только чтобы она, наконец, замолчала.
- Эй ты чё творишь, упырок?! – сосед распахнул дверь так резко, что я чуть не свалился на него.
- Это Вы что делаете? Время видели? У меня ребёнок уснуть не может.
Не знаю зачем я соврал про ребёнка, но это вроде как более весомо, чем взрослый парень, страдающий бессонницей.
- Да нет у тебя никаких детей, чё ты врёшь. Насрать мне на тебя, проваливай! – Он попытался закрыть дверь, но я толкнул его в грудь.
Сестра радостно верещала «Бей эту козлину рогатую! Вмажь ему посильнее! Давай!»
- Ах ты! – парень замахнулся, а я не успел увернуться и получил кулаком прямо под правый глаз.
Завтра точно синяк будет. Как я на работе появлюсь?
- Врежь ему! – сестра верещала как резанная.
Голова раскалывалась, а перед глазами плыла тёмная пелена после удара. Сосед тоже что-то орал, но кровь так стучала в ушах, что я почти оглох. От боли меня согнуло пополам.
- Слабак, – фыркнула Нина, и я бросился вперёд всем телом, нацелившись головой на живот соседа.
Сосед, не ожидавший нового удара, отступил на пару шагов, споткнулся и упал затылком в аккурат на край стола.
- Заткнись! Заткнись!
Я слышал свой голос словно со стороны. Сидел на парне верхом и бил, бил, хотя он давно потерял сознание. Наконец, мои силы иссякли и до меня начало доходить, что я наделал.
- Правильно сделал всё. Но смотри эта тварь еще дышит. Свяжи его, – голос сестры впервые за всю жизнь звучал восхищённо, словно она гордилась мной. Так вот что, по её мнению, значит правильно проживать жизнь – бить людей?
- Зачем его связывать? С ума сошла?
- Кто еще тут сумасшедший, не ты ли голоса слышишь?
- Только твой голос.
- Без разницы, свяжи, а когда очнется пригрози убить нахер, если в полицию пойдет жаловаться. Или хочешь работу потерять из-за этого веселенького происшествия? А что мамуля скажет? «Нина бы так не сделала», – она точно повторяет мамину интонацию, и я сразу представляю ее разочарованное лицо. – Хотя сделай так, я обожаю быть родительской любимицей.
Я связываю парня. И какое-то время просто смотрю на него. Под глазом уже начал наливаться фингал, такой же, наверное, будет и у меня. Что сказать на работе? Упал? Я смотрю на ошметки штукатурки и злополучную дрель. Если бы не она, меня бы тут не было.
Сестра продолжает разглагольствовать о том, какой я неудачник. Она буквально ни на минуту не затыкается. Головная боль усиливается. А еще парень все никак в себя не приходит, кровь залила ему воротник и капает на пол. Я смотрю на свои руки, выпачканные в ней, решаю проверить пульс.
- Чёрт! Чёрт! Чёрт! Это всё ты виновата! – я не могу нащупать пульс. Я наклоняюсь ухом к его губам и носу, но не слышу дыхания. – Чёрт!
- Надо распилить труп и спрятать его в те мусорные мешки. Они черные, прям как в сериале. Ууух.
- Заткнись, сука!
Я мечусь по комнате, зажав руками уши, но это не помогает, она продолжает говорить и хохочет, так громко, что хочется разогнаться и разбить голову о стену лишь бы она заткнулась. Я спотыкаюсь о дрель. И тут мне приходит идея.
- Эй ты чё?! Перестань!
Я высверлю тебя из своей башки. Кровь заливает глаза и шею. Мне так больно, что я ору, но она наконец, заткнулась. Хоть умру в тишине.