Мрак мне в спину хладом дышит, пробираюсь сквозь труднопроходимую чащу, где опасности подстерегают на каждом шагу. Страха не сыщите в сердце моем, лишь решимость одна, покарать зверя, опустошающего все и вся. Ненасытное чудище из глубины бездны ужаса. Эти глазища, как чёрные омуты! А этот закрученный хвост и складки жира! Вот я гляжу, как он пожирает, то, что было взращено с таким большим трудом! Луна освещает мне путь, благословляя на славную охоту. Лук самодельный я приготовил и стрелу в тетиву вложил. Товарищ мой верный Иннокентий, меня поддерживает. Он всем своим станом напрягался, опасность близка.
Огород залил свет луны и взор мой острый видит зверя, он отвлечён, а я тьмою ночи надёжно укрыт, как плащом. Целюсь, щуря один глаз, дыхание спирает, а сердце биться перестаёт.
Пустил я стрелу, мрак, пронзая, цель она спешит поразить. Чпо – ок! И визг зверя на всю округу разносится, он несётся к хате, стоявшей не поодаль. Распахнулась внезапно её дверь, показался силуэт девушки:
- Ма – а! Никита опять из своего доморощенного лука стреляет! Тьху, а потом отлепляй его стрелы на присосках...и где он их берёт?! – её голос был едкости полон и злорадства.
- Тащи его в дом! Ужинать пора, купаться и спать! – раздался голос мамы из дома.
А Васька, напуганный внезапно прилетевшей ему в попу стрелою, обогнул крыльцо и с визгом налетел на деда, который крался, как вор и что-то бережно прятал за пазухой. Старик, снесённый боровом, рухнул на спину, а его сокровище, взблеснувши стеклянным блеском проделавши кульбит в воздухе, приземлилось в ладони бабушки, которая выходила, посмотреть на мою великую охоту. Она ловко словила снаряд – им оказалась чекушка. Бабуля удивленно вскинула брови, а потом окинула цепким взглядом огород изрядно поредевший, после набега свина и закричала:
- Ах ты, ирод окаянный! Вот куда ты внезапно делся! А сказал, что пошел Ваську закрывать в хлеву! А сам к Фёдоровне за самогонкой отправился! А Васька пожрал огурцы! И…Помидорки – и голос бабули дрогнул, – Ох, я тебе! – теперь её голос наполнился решимости и гнева, нахмурила она седые брови, сняла с плеча полотенце и припустилась за дедулей. Который только успел на ноги подняться.
- Я охотился! – эпично шмыгнул носом я.
- А крыса тебе зачем? – поморщила нос брезгливо сестра, взглянувши на грызуна, сидевшего у меня на плече. Он настороженно обратил свои чёрные глазки-пуговки на неё.
- Это мой верный оруженосец Иннокентий! – отрапортовал я чётко, крыс навостривши уши, как услышал, что речь зашла о нём, аж гордо выпятил пузо...ой, грудь.
- Пошли! Завтра до охотишься! – поволокла меня за шкирку бесцеремонная сестрёнка. Ещё и подзатыльник отвесила.
Эх, такую эпическую битву оборвали! Ничего, мой дух непоколебим! В иной раз адскому свину не ухрюкать от меня!