ПрОклятая судьба. Часть третья
ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ В ПУСТОТУ
Мне страшно жить
И я себя не помню.
Судьба меня кружит
И я судьбы невольник.
И я судьбы слуга
А, может, и подельник
Несет меня «шуга»…
А я стою за дверью
Куда ведет та дверь?
Куда несут нас волны?
Ты льдинам тем не верь,
Они несчастий полны…
Так зыбок их дурман,
Хотя и сладок шёпот
Обман, один обман…
И мой стихает ропот
И он уходит в этот ЦЛОП и сразу же заваливает заводское патентное бюро заявками на изобретение. Работа для него оказалась творческой и очень интересной. И готовые технические решения по плазменной обработке металлов из него сыпались одно за другим.
И здесь у него нашлись помощники. ЦЛОП имел договор с Киевским Институтом Сварки имени Патона по плазменной обработке легированного проката и на заводе постоянно были их представители. Под их руководством в одном из цехов завода была смонтирована линия для плазменной обработки проката. Но работала она плохо. Что-то в ней было не так.
Он сблизился с этими ребятами, помог им найти уязвимые места в существующем проекте линии и предложил несколько вариантов улучшения ее конструкции, на которые были оформлены вместе с «Патоновцами» целых шесть заявок на изобретения. Изменения конструкции линии оказались удачными и линия заработала.
И ему предложили поступить в аспирантуру в ИЭС имени Патона с полной гарантией защиты кандидатской диссертации через три года. Он согласился. Но для поступления в аспирантуру нужно была письменная рекомендация треугольника ЦЛОПа в лице его директора, профорга и парторга. Здесь проблем не должно было возникнуть, потому что руководство не возражало против его поступления в аспирантуру.
Профорг подписал рекомендацию без возражений, но парторг был редкостной сволчью и любил «поизголяться» над людьми, показывая свою значимость в этом мире. И он, не выдержал, крепко поругался с парторгом. Дело дошло до мата, взаимных оскорблений и «хватания за грудки».
Начальство требовало пойти на мировую с парторгом. Ему надо было всего лишь извиниться перед парторгом. Но он заартачился. И рекомендация для поступления в аспирантуру для него не была подписана. А с ней пропала возможность получить звание кандидат наук.
А дальше пошло, поехало, понеслось, как на пыточном колесе. «Патоновцы» прекратили все работы с ним. Даже больше. Конструкция линии по плазменной обработке металлопроката вскоре была выдвинута «Патоновцами» на соискание Государственной премии. Но в числе авторов линии его фамилии уже не было. Хотя она базировалась на его изобретениях.
Тогда он садится за пишущую машинку и пишет монографию под названием «Механизация термической резки», большую, монографию, объемом почти в двадцать пять печатных авторских листов. Отвозит рукопись в издательство «Машиностроение», а она там застряла на долгие месяцы на многочисленных рецензиях, а потом вообще пропала и концов ее не было видно нигде.
Но потом, уже в двухтысячных, к нему на страницу в интернете, где он размещал свои художественные и публицистические произведения, вдруг пришло письмо из Германии с незнакомым ему адресом. Он зашел на этот адрес и увидел книгу на немецком языке. Это была его изданная монография, но уже под чужими именами.
Здесь подошли девяностые. Завод, где он работал закрылся и он устроился преподавателем технических дисциплин в Областном Политехническом колледже, что размещался в их городе. Город был промышленный, причем, «оборонно – промышленный» и в девяностые годы сюда повалили американские специалисты для вербовки Советских инженеров к себе в «зарубеж».
Приходили они и к нему. Приходили несколько раз домой, по вечерам. И долго убеждали его уехать в США для работы по специальности в некоторых научно промышленных фирмах. Предлагали работу, жилье и гражданство США через три года. Но он всегда отказывался.
Да, он отказывался от таких заманчивых предложений.. И никогда не жалел об этом. Даже в годы дефолта, когда со всей очевидностью стало ясно, что Россия, как великое государство, больше уже не поднимется никогда, он не жалел об отказе уехать в США. Не хотелось ему покидать свою Родину в годы ее лихолетья. Все таки в душе он был русским, Советским человеком и ему не все равно было, где жить.
Хотя жизнь прижимала его все сильнее и сильнее.
В девяностые годы, его жена, инженер одного городского завода, как и многие ее коллеги, оказалась на рынке и вскоре ушла от него к какому-то рыночному воротиле. А у дочери семейная жизнь не складывалась. Она развелась с первым мужем и вскоре вышла второй раз замуж. А потом и с ним развелась.
И дочь ее оказалась лишней в ее новой жизни. И он стал забирать ее дочь, свою внучку, к себе домой. Внучку он обожал и она все дни проводила у него и с ним. А потом и совсем переселилась к нему.
Дочери было не до нее и не до них. В полном смысле слова. Она никак не могла построить на человеческом уровне свои отношения с окружающими ее мужчинами. И где уж ей думать о своем ребенке!
Но вот сейчас, когда он остался один в своей пустой квартире, один со своими сотнями изобретений, со своими статьями, книгами, техническими проектами, никому абсолютно не нужный, ни семье, ни государству, он иногда вспоминает о тех своих отказах и только тяжело вздыхает!
Отказ от переезда в Америку кажется ему теперь ему самой большой его ошибкой в жизни из того бесчисленного множества ошибок, которые он совершил за шестьдесят с лишним прожитых им на свете лет. Причем, очень непростых и не слишком понятных даже самому себе, страшно трудных, но и, одновременно, страшно увлекательных, интересных и счастливых для себя лет. Или он все-таки ошибается? В очередной свой раз? И жизнь для него еще не закончена?
Жизнь прошла, как короткий сон,
Словно спал и открыл глаза...
Из растерзанных губ вдруг срывается стон,
Предо мною все тот же знакомый вокзал.
Это что же такое - я снова в пути,
Или только приехал - скажите откуда?
Мне бы встать и отсюда скорее уйти,
Только слабость в коленях, как после простуды.
В гулком зале, на жёсткой скамье
Я сижу недвижим, отвернувшись от мира.
Ни друзей, ни врагов, ни надежд, ни семьи,
И вот этот вокзал - мой приют и квартира!
КОНЕЦ