Далекое детство. Детский пляж маленького городка на Донбассе. Я учусь плавать.
Держась за металлические трубы-опоры выходящего далеко от берега причального моста, вокруг барахтаются другие дети. Первые две трубы стоят на берегу. Вторые – там, где вода доходит мне до колена, третьи – по пояс. Там, где вода мне по шею – стоят четвертые трубы. Пытаюсь проплыть от третьих до четвертых труб. Получается. Возвращаюсь назад. Ноги касаются земли. Дальше, среди детсадовской малышни, плыть уже не интересно. Снова возвращаюсь к четвертым трубам. И тут решаюсь на поступок, на который еще никогда не решался: доплыть до пятой трубы.
Отталкиваюсь от трубы и словно совершаю прыжок в неизведанное. Знаю, что спасительного дна ногами уже не достать. Проплываю мимо играющих в «гонялки» мальчишек постарше. Впереди уже никого нет. В рот попадает вода. Грести руками становится труднее. Но вот и спасение: коричневый металл пятой трубы. Обхватываю ее, обросшую шершавым водяным мхом, руками и ногами. Отдыхаю… И плыву до шестой трубы.
А на следующий год мы купаемся уже на взрослом пляже, за двести метров отсюда. Главная достопримечательность взрослого пляжа – вышка. Каждый из нас знает высоту ее площадок. Первая вышка – три метра, вторая вышка – пять метров. И от площадки второй вышки отходят, словно усы гигантского жука, два изгибающихся трапа – третья вышка. Высота ее девять метров.
Но для того, кто прыгает первый раз, даже какие-то три метра огромная высота, когда все предметы внизу становятся такими маленькими, а темная гладь воды такой далекой. Прыгнувшие же с третьей вышки становились героями всего длинного летнего дня.
А еще через два года наше водохранилище принимает чемпионат СССР по гребле на байдарках и каноэ. Вся вышка украшена разноцветными флажками. На берегу, рядом с ведущим к ней мостиком, пьедестал почета. А мы, пацаны городка, дружно болеем за сборную Украины. Просто потому, что так называется территория, на которой мы живем. Болеем так же, как болели бы за команду своего двора или города. И потому, что за сборную Украины выступает наш земляк, учащийся профтехучилища Миша Середа. А потом, после заездов, фотографируемся и с литовцем Чесюнасом, и с украинцем Шапаренко, и визжа в восторге, с обнимающей нас россиянкой Людмилой Пинаевой.
Прошло еще несколько лет, и моя семья вернулась к себе на родину, на Дон, откуда в 1944 году, спасаясь от голода, бежала на восстанавливающийся от фашистской оккупации, предоставляющий паек и работу, промышленный Донбасс. И больше я никогда не был в маленьком уютном городке с растущими на улицах высокими зелеными тополями, с дымящим из труб, словно крейсер «Аврора», приземистым зданием электростанции на берегу водохранилища, и склонившимися к воде ивами у детского пляжа.
Самое безоблачное небо – это небо твоей Страны Детства. И не дай Бог узнать, что теперь это совсем не так…
Тринадцатого августа две тысячи четырнадцатого года детский пляж бомбили. Ракетно-штурмовой удар украинской армии не пощадил ни местных жителей, ни приехавших из близлежащих городов людей. Приехавших вместе с детьми туда, где не стреляют, туда где можно хоть на минуты забыть, что вокруг идет война, окунувшись в прохладную воду Крынки.
Сперва начались взрывы за переходным мостом через реку. На самом деле – это не мост, а просто две трубы с приваренными к ним металлическими перилами. Как видно, ничего за сорок лет не поменялось.
Потом взрывы резко перешли на сторону детского пляжа. Посыпались кассетные бомбы. Люди плыли, пытаясь спрятаться под трубы. Затем начались взрывы вдоль берега. Одна из бомб за мгновение уничтожила всю семью. Взрослые пытались накрыть своими телами знакомых и незнакомых детей. Около сорока взрывов прозвучало тогда в районе пляжа города Зугрэса, взрывов после которых на песке осталось лежать пятнадцать трупов, в том числе и детских. Самой младшей из погибших, Ане Костенко, было всего два года…
В шесть часов вечера, тринадцатого августа я поставлю на окне в своем доме свечу. В станичной церкви будет идти служба. Будут звонить колокола. И я теперь знаю, по ком звонит колокол.