В декабре 1970 года я на полгода уехала в полевую электроразведочную партию, находившуюся в пригороде Инты, посёлке Первом Горном. За пять лет жизни на Севере я уже привыкла к проживанию в старых деревянных бараках с печным отоплением, лишённых всяких бытовых удобств. Печи отапливались дровами и углём, в ветряную погоду дрова, используемые для растопки, плохо разгорались, наполняя крохотные комнаты едким дымом. Туалет находился на улице, воду носили из водокачки, готовили на маленьких электроплитках. Но такие условия всё же казались вполне приемлемыми в сравнении с теми, в которых работали полевые отряды, разбросанные в тайге или тундре по площади работ.
Из всех женщин, работавших в камералке на обработке полевых записей, особо выделялась Миля по фамилии Хан-Юн-Чан. Характер у неё был миролюбивый, спокойный, голос тихий. Она была воплощением женской доброты и кротости. Общение с ней дарило удовольствие: со всеми без исключения она была мягкой, покладистой и доброжелательной. Она сразу же покоряла собеседника милым, добрым выражением лица, приветливым взглядом карих, ласковых, понимающих глаз. Ростом маленькая, она казалась незаметной, была скромной и неприхотливой. Миля как будто светилась изнутри особым, уютным теплом. Жила в ней природная гармония, тишина, задумчивость, похожая на тихую мелодию, которая не ошеломляет, а успокаивает, очаровывает, проникает в затаённые уголки души.
Она была совсем не похожа на других женщин, работающих в геологоразведке, отличающихся сильными характерами и по своим волевым качествам зачастую не уступающих мужчинам. За свою недолгую к тому времени трудовую биографию я нередко встречала женщин, подобных Миле, готовых приютить, обогреть и приласкать каждого нуждающегося в поддержке человека. Чаще всего они попадали в геологию случайно, были просты и непритязательны и не стремились занять какое-то особое место в непростой геологической службе.
Корейская фамилия досталась Миле от мужа Володи, работавшего оператором в полевых электроразведочных партиях. У них было два очень симпатичных черноволосых, темноглазых сына, внешностью похожих на мать, но взявших также лучшие черты от отца.
Как-то, разговорившись с Милей, я узнала кое-что о её судьбе и догадалась о том, как появился источник, света и тепла, исходящий от её скромного облика... Близкое знакомство с Милей поставило передо мной множество вопросов и заставило задуматься о поразительных свойствах человеческой души. Почему разные люди, прошедшие через суровые испытания, сложные и тяжёлые жизненные обстоятельства, порой крайне отличаются друг от друга? Некоторые превращаются в озлобленных, жестоких, беспощадных существ, склонных получать удовольствие от человеческих страданий. Иные же, напротив, становятся милосердными и чуткими, способными сопереживать и понимать других. Очевидно, такие контрасты порождаются разной восприимчивостью людей к происходящим вокруг них явлениям. Но, не только. Доброта и сострадание, по-видимому, — ещё и Промысел Божий.
Своих родителей она помнила смутно. Но точно знала, что в семье отец и мать общались не на русском языке, а на немецком. И она, ещё в младенчестве, тоже, в основном, разговаривала по-немецки. Иногда чудилось, что ей всего лишь приснилось то далёкое, безоблачное время. Казалось, что в реальной жизни она появилась на свет и всегда жила только в детском доме...
Детский дом всё больше удалялся от войны. Дети, плывшие вместе с ней на пароходе, были разного возраста. Самые маленькие испуганно прижимались к единственной на палубе знакомой — это была воспитательница, немолодая женщина, одетая в видавший виды ватник. Старшие, 9-12 лет, держались отдельной группкой. Они сидели на палубе на полу на своих маленьких узелочках с одеждой. Они почти не разговаривали, эти взрослые дети, свидетели страшных бомбардировок, пожаров, дымных пепелищ, огненного, кровавого лика войны. Все они были объединены одной общей бедой, всех их одинаково встречала северная земля, казавшаяся суровой и неласковой. Пронзительный ветер, от которого не было спасения, насквозь продувал измученные, съёжившиеся детские фигурки. Пароход шёл на Север, и никто из детей не ведал, что ожидает их в неведомой стороне.
Миля ни с кем не разговаривала, её бил озноб. Она не могла успокоиться уже несколько дней и словно онемела с тех пор, как на её глазах упала с палубы в воду и утонула девочка, с которой она успела познакомиться и немного подружиться. Вода в реке была ещё очень холодной, и девочка мгновенно ушла под воду, никто не успел ничем ей помочь. У Мили не было сил даже плакать, измученная и окоченевшая, она не могла ни думать, ни двигаться, — молча сидела на неуютной, холодной палубе, подперев голову маленькими кулачками...
В детском доме сегодня праздник. Приехал новый воспитатель, преподаватель физкультуры, молодой, симпатичный парень, который всем детям очень понравился. Он был в длинном полушубке и привёз с собой большой ящик с настоящим богатством — лыжами. Миля впервые в жизни встала на лыжи. Лыжня шла по лесу, и девочку встретили вековые сосны, припорошенные снегом, над головой светило яркое солнце. Тайга была торжественной и праздничной. Девочка задерживалась возле сосен и елей, подолгу любуясь красотой зимней сказки. Она уже успела полюбить летнюю тайгу, светлую и приветную. Летом они группой совершали удивительные походы за дарами леса, грибами и ягодами. Особо величественными и чудесными были белые боры, загадочные, уникальные своей неземной красотой храмы природы...
Однажды в праздник дети собрались в спортивной комнате и затеяли весёлую игру. Миля сидела в сторонке и, наблюдая за детской вознёй, думала о своём. Она мечтала о будущем. Хотелось, чтобы время, которое плетётся так медленно, вдруг ускорило свой бег, и она скорее бы стала взрослой. Она очень любила детей, ей хотелось, чтобы дети окружали её всегда. Она мечтала, что выучится и будет работать воспитательницей, любить и оберегать маленьких деток...
Её позвали в игру, но она покачала головой:
- Нет, не хочу.
Тогда кто-то из детей предложил:
- Давайте её рассмешим!
Через несколько минут она оказалась под полушубком воспитателя, ловко наброшенном кем-то на её голову. Всей гурьбой дети начали щекотать её, громко крича:
- Не скучай, не скучай! Засмейся!
Она и в самом деле начала смеяться. Но через несколько минут почувствовала, что ей не хватает воздуха, что она задыхается. Она уже не смеялась, а жалобно просила:
- Не нужно, не нужно. Отпустите..
Миля окунулась в туман полузабытья, но сознание ещё не покинуло её, и она отчаянно умоляла:
- Мне плохо, плохо!
Один из старших мальчиков вдруг уловил в её возгласе мольбу о помощи и попытался остановить раззадорившихся ребят.
- Остановитесь, подождите!
Но на него никто не обращал внимания. Тогда мальчик бросился на детей, расчищая путь кулаками, и сорвал с Мили полушубок. Освободившись, перепуганная девочка несколько минут глотала драгоценный воздух, а потом тихо заплакала...
Детский дом провожал воспитанников. Директор любил своих детдомовских детей, всем говорил добрые напутственные слова. Ему хотелось, чтобы все они получили специальности, устроились и чувствовали себя уверенно во взрослой жизни. За каждого переживало его доброе сердце...
Через несколько месяцев директор детского дома с двумя большими чемоданами, полными гостинцев, поехал по городам и весям Республики Коми проведывать своих прежних воспитанников. Одни из них сразу же пошли работать на предприятия, заводы, новостройки, другие обучались в училищах и техникумах.
Миля, как и мечтала, попала в училище по дошкольному воспитанию и проживала в общежитии. Когда ей сообщили, что к ней кто-то приехал, сердце девушки радостно встрепенулось. Она бросилась в общежитие, втайне надеясь, что это он — тот самый мальчик, который спас её от удушья, освободив из-под полушубка. Хотя это был не её спаситель, а директор детского дома, она была несказанно рада и от радости всплакнула на его плече. А потом стыдливо принимала его подарки, бельё, одежду, конфеты. Он тоже чувствовал себя неловко, словно впервые разглядев, что Миля стала взрослой, прелестной девушкой с чудесными нежными глазами...
После окончания училища Милю направили в далёкий, заполярный посёлок Хорейвер воспитательницей в детский садик. Это было глухое поселение оленеводов и охотников. Открывшийся детский сад, светлый, просторный дом, местные жители поначалу обходили стороной и вовсе не мечтали отдавать туда своих детишек. Миля ходила в убогие деревянные дома и даже в чумы оленеводов, уговаривая приводить в детский сад детей. Её вначале сторонились, а потом начали прислушиваться. Видимо, понравилась им эта милая девушка с добрыми, задумчивыми тёмными глазами. Сначала с недоверием, а потом всё более охотно отдавали они в ласковые девичьи руки своих малышей. Детей приводили в детсад непричёсанными, одетыми лишь в оленьи малицы. Молоденькая воспитательница мыла детей, расчёсывала, а однажды на праздник сама пошила им одежду: девочкам — розовые платьица, а мальчикам — светлые рубашечки. Целый месяц она сидела за швейной машинкой, чтобы подарить детишкам радость на праздник. А ещё она разучила с детьми весёлые песенки, праздник удался, все детки были в восторге. После праздников Миля шла с работы окрылённая — детишек увеличилось в садике почти вполовину. А девушка стала в посёлке своей...
Прошёл год. Местные жители, в основном ненцы, охотно поселялись в выросшие в селении новые дома. Миля проживала в одном из таких домов вместе с семьёй, у которой было четверо детей в отдельной небольшой комнате.
В начале зимы в посёлке появились двое мужчин-геологов. Они поселились в новом доме, над которым вскоре появилась антенна, а на двери — табличка с надписью «Полевая электроразведочная партия». На окраине посёлка геологи забили в землю столбики с красными флажками. Однажды утром, выйдя из дома, Миля услышала шум вертолёта в небе. Он сделал круг над посёлком и приземлился как раз в том месте, где накануне геологи установили красные флажки. В этот день в посёлке появилась группа молодых ребят-геофизиков, на которых сразу же начали засматриваться местные девушки. Пробыли они совсем недолго и вскоре на вертолёте улетели на работу далеко в тундру. Через месяц они вновь появились, обветренные, пахнувшие дымом костров. Один из них, по имени Володя, небольшого роста, глазами чем-то похожий на здешних пастухов-оленеводов, вначале наведался в гости к хозяйке, а через несколько дней поселился в их доме. Он с интересом приглядывался к Миле, был очень внимательным, услужливым, помогал колоть дрова, носить воду, всех угощал конфетами и баночками со сладким молоком. Про «экспедишников» в посёлке шла молва, гласившая о том, что они пьют много спирта и пристают к местным девушкам. Но «за своим» Миля ничего подобного не замечала.
Дней через десять Володя с утра собрал рюкзак и несмело подошёл к Миле. Глаза его были виноватыми и просящими.
- Миля, хочу попросить... Мы сегодня опять на работу улетаем... Проведи меня до вертолётной площадки.
Миля с удивлением взглянула в его умоляющие глаза.
- Хочу... Пусть ребята подумают, что ты моя невеста...
За свою недолгую жизнь Миля привыкла всех понимать и жалеть. Она никого никогда не способна была обидеть. И даже если человек поступал не совсем хорошо в отношении других, она не могла его ни упрекнуть, ни пожурить, ни даже повысить голос. И на этого робкого парня она посмотрела с жалостью и, набросив полушубок, пошла за ним через весь посёлок на вертолётную площадку. Здесь в ожидании вертолёта собрался весь состав партии, с рюкзаками, приборами, тюками. Не было никакой суеты, возни, — молодые мужчины молча курили, ожидая прилёта экипажа. Володя оставил свой рюкзак возле ребят, молча подошёл к Миле и обнял её на глазах у сослуживцев. Потом взял девушку за руки и нежно взглянул в глаза...
Приземлился вертолёт. Погрузка прошла быстро и спокойно. Запрыгнув в машину, Володя прощально махнул рукой...
Весна на Крайнем Севере наступает стремительно. Предвестники её появляются ещё в конце зимы, принеся влажные, освежающие ветры и наполненные ярким светом длинные дни. Бесконечный снежный простор тундры искрится в лучах солнечного света. И вскоре заполярный день вытесняет ночь. Зима ещё длительное время не оставляет землю, укрывая её снежным покрывалом, занавешивая внезапно налетающими непродолжительными метелями, остужая утренними морозами. Но и в Заполярье всё подчинено законам Природы, и Величественная Весна сменяет зимние декорации на более радостные и отрадные. И человек неизменно меняет своё состояние, в соответствии с окружающими переменами, гармонично вписываясь в жизнь Природы.
Вместе с возрождающейся природой в душе молодой девушки зародились и вспыхнули чувства. Здесь была любовь нежность, и великая благодарность. Володя был заботливым, добрым, надёжным и благородным человеком, рядом с которым она чувствовала себя любимой и нужной. С той незабываемой весны она больше не чувствовала себя одинокой...
Осенью Володя забрал Милю вместе с родившимся сыном в незнакомый город Ухту. Здесь началась для неё новая жизнь, новая работа.
Чтобы быть поближе к мужу, она устроилась работать в экспедицию, освоила методику обработки электроразведочных материалов. Вместе с мужем и маленьким сыном, а позже — с двумя, ездила в полевые партии в самые отдалённые районы Севера. Она освоила науку походной жизни, научилась в самых сложных бытовых условиях по возможности облегчить, сделать более комфортными, украсить их общие будни, создать по-домашнему тёплую обстановку. С нетерпением ждала его возвращения с работы, всегда встречала ласково и мягко. Была преданной и кроткой женой. Её усилиями суровые, нелёгкие северные полевые сезоны превратились в годы уютного семейного счастья.
Миля полюбила природу Севера, особенно тайгу, которую она воспринимала с особым чувством, как неотъемлемую часть его дела, которому муж отдавал все силы. Лес привлекал её в любое время года своим величием, гармонией, загадочностью, разнообразием красок и настроений. Особо манила своей яркой позолотой и щедрыми дарами осенняя тайга, наполненная мудростью и покоем.
Влажный запах осеннего леса, дрожащие на ветру берёзки и осинки, густые кроны елей, сосен, кедров и лиственниц, ярко-оранжевые гроздья рябины — всё вызывало тихий восторг и любование. Она совершенно не чувствовала в тайге ни страха, ни одиночества — деревья, поляны, петляющие в лесу тропинки были своими, родными.
Лесные опушки, сплошь покрытые моховиками или маслятами, обширные поляны с разбросанными семейками белых грибов, прячущиеся под деревьями красноголовики или подосиновики изумляли и дарили настоящее удовольствие и азарт. Радовали глаз поля, усеянные красными гроздьями брусники, или синие— черники и голубики.
Настоящее удовольствие — встать до восхода солнца и побродить по лесу, насобирать и принести сокровища леса, чтобы потом, всё переработав, потчевать лесными деликатесами своих родных...
Так проходила жизнь: обычная и необычная, невозмутимая и беспокойная, удачная и несладкая, состоящая из контрастов, которую необходимо было принимать такой, как она была на самом деле.
Возвращаясь в сегодняшний день, могу сказать, что, после личных потерь, в тяжёлые 1990-ые годы, Миля уехала в Германию, на историческую родину своих предков. Но эта страна не стала для неё родной. Она тоскует по Северу, по Ухте, по своим друзьям, по всему тому, что стало близким и родным и осталось здесь, в России...
В предыдущих главах я упоминала, что из Тернополя в Ухту приехала и устроилась на работу в геологоразведку моя приятельница, спелеолог Люда Голованчикова. Это был единственный человек из моей школьной жизни, обосновавшийся в одном со мной северном городе. После неудачного сезона в электроразведке она перешла в сейсморазведочную экспедицию и круглогодично работала в полевых сейсморазведочных партиях рабочей на укладке сейсмического кабеля (так называемой «косы»). В межсезонку она временно ютилась у Инны Павловны, с которой у меня были тёплые, дружеские отношения. Осенью 1970 года Люда вышла замуж за работавшего в геодезическом отряде Валеру Канева и пригласила меня к себе на свадьбу. Вскоре она вместе с мужем уехала в зимнюю полевую партию, база которой располагалась в Печорском районе. Иногда она писала мне письма, которые я получала с большим опозданием: письма проделывали путь из Печоры в Ухту, а потом мне пересылали их в полевую партию в Инту, и они возвращались обратно на север. Вначале Люда мечтала поступить в институт, но после замужества к подобным планам больше не возвращалась. В письмах она писала о полевой жизни, о работе, о людях, её окружающих. Балок на санях, трактор, тягач, узкий круг людей с разными интересами и вкусами. «Каждый человек, конечно, по своему интересен, - писала Люда, - но частое общение невозможно, на это просто нет времени». Работа её заключалась в том, чтобы размотать «косу», а после завершения отработки на точке — смотать. Она проявляла фотобумагу с полученной сейсмической записью, и станция отправлялась в путь, на следующую точку. Люда писала, что «продуктовое снабжение в партии неважное, способствует похудению (шутка)».
В Инте в 1971 году я с большим опозданием, на 2 месяца, получила от неё поздравление с новым годом. А потом, в апреле — письмо, написанное ещё в феврале. Люда писала про интересные погодные аномалии начала года. В середине января вдруг началась весна, снег с дождём и сильная оттепель. Работа шла тяжело. С профилей возвращались все промокшие. За несколько часов, пока отапливался балок, одежда не успевала просохнуть. Утром приходилось идти на работу, натянув влажную одежду. С начала февраля вся техника стояла на базе, а потом начались лёгкие морозы, и работа пошла на «ура». Люди пахали так, что забывали дни недели, помнили только число, и сколько дней осталось до конца месяца, чтобы выполнить план. Затем начались жуткие морозы, более -40. Два дня на работу не ходили, актированные дни. Письмо датировано 12 февраля. «Сегодня сделали 11 км, - писала Люда, - холод собачий. План на февраль — 150 км, на март — 250. Народ здесь насчёт работы заядлый: если возьмутся, то могут выполнить месячный план за 15 дней. Завтра будем работать, даже при -45, план нужно выполнять. Так что, как поётся в песне, «живём километрами, а не квадратными метрами».
Последнее поздравление от Люды с новым 1973 годом я получила в Ухте. Потом надолго потеряла её из поля зрения. Несколько раз спрашивала о ней Инна Павловна: «Люда не является за своими вещами, у меня остался её чемодан». Мы с Инной решили, что Люда, возможно, гостит с мужем в Коми деревне, откуда он родом...
Только через год до меня дошли слухи о её судьбе. Я узнала, что она тяжело заболела, но не смогла вовремя обратиться за медицинской помощью, потому что работала в партии. Приехав в Ухту, долго лечилась. Сейсморазведочная экспедиция выделила ей путёвку в санаторий. Она уехала на лечение и умерла в санатории от скоротечного туберкулёза. Люде не было ещё 30 лет...
После окончания полевого сезона, сдав очередную сессию и перейдя на четвёртый курс, летом я поехала в отпуск. В родной город приехала со своей соседкой по общежитию, жившей со мной в одной комнате, подругой Верой. Она впервые была на Украине, и мне хотелось показать ей Тернополь, пещеры, и по возможности вместе поехать в Карпаты. Мы побывали в пещере Млынки, моя спутница была поражена неповторимой красотой подземного царства.
Нам повезло: в один из выходных дней мы смогли присоединиться к группе туристов из строительного управления, где трудился мой отец, и вместе с ней совершить трехдневную автобусную экскурсию в город Яремче. Стояла великолепная безоблачная летняя погода. Ближние и дальние знакомые горные хребты, утопавшие в тёмно-зелёных лесах, стояли окутанные голубоватой дымкой. На их склонах светло-зелёными проплешинами чётко обозначались полонины. Наши спутники устроились на ночёвку в душном автобусе, а мы с Верой, прихватив одеяло, отправились к ближайшей копёнке. Уютно в ней устроились, сделав в копне гнёздышко и отгородившись одеялом от колючей сухой травы. Провели ночь под открытым небом, любуясь мерцающими в ночном небе звёздами. Вера, выросшая среди суровой природы Севера, была поражена мягким комфортным климатом и видами украинских пейзажей: степями, чистотой и уютностью городов, яркостью цветов на городских клумбах и, конечно, видом изумительных Карпатских гор.
После путешествия в Карпаты, Вера уехала домой, часть отпуска ей хотелось провести с родными. А я, оставшись одна, загрустила. Однажды отважилась и начала набирать знакомый номер телефона. На последних двух цифрах перехватило дыхание от мысли, что в следующую минуту могу услышать знакомый голос... И опустила трубку...
Минула неделя... Её я провела в читальном зале, перечитав « Один день Ивана Денисовича» Солженицына, также полюбившиеся рассказы и «Маленькие повести» Паустовского.
Я с трепетом бродила по вечерним улицам Тернополя, на которых было столько незабываемых встреч и радостных мгновений. Однажды ноги по привычке понесли меня к зданию редакции. Душа разрывалась от тоски и отчаяния... Перед входом остановилась. Память, словно чёрная птица, нависла над головой. Здесь начался и окончился мой полёт навстречу мечте и счастью. Между началом и концом — море любви, терпения, ожиданий. А потом — боль, невыносимая, всепоглощающая. Возвращаться опять? — Нет! Прочь от этого места! Я резко развернулась и почти побежала в сторону своего дома...
С удовольствием пообщалась со своими друзьями — одноклассником Орестом, спелеологами Борей и Сергеем и, конечно, с подругой Валей. Ещё раз побывала в пещере, на этот раз — в «Кристаллической». Там познакомилась с киевским спелеологом Валерием Рогожниковым. Это был умный и много понимающий человек, с весьма нелёгкой судьбой. Совершенно неожиданно мы нашли общий язык и поняли, что у нас много общего. Валера учился в Киевском университете на географическом факультете, очень серьёзно занимался спелеологией, ездил со спелеоэкспедициями по Союзу. И ещё он писал стихи. Стихи, похожие на неоформленные путевые заметки. Но они содержали то, что я ценю в поэзии, — мысли и чувства. В них были строчки, обращённые к друзьям, разделённым тысячами километров, а также интересные метафоры, например, «ветви под млечным путём», «каменные джунгли города», «стылые звёзды». В последующем мы с Валерием встречались в Киеве и какое-то время переписывались. Он интересно описывал свои поездки по Средней Азии, в Самарканд, Душанбе, Фергану, рассказывал об открытии киевскими спелеологами пещеры с озёрами в районе Домбая. Валера завлекал меня интересными идеями, приглашал присоединиться и принять участие в изучении пещер в Средней Азии. К сожалению, у меня не было возможности принять эти заманчивые предложения: работа и учёба поглощали все силы и время. Ко всему, я была влюблена в манящие, дикие просторы Севера, покорившие моё воображение, и не представляла себя в среднеазиатских условиях...
Остаток отпуска, семь чудесных дней я провела на берегу Чёрного моря в пригороде Сочи. Сняла небольшую комнатку за умеренную плату и с удовольствием повалялась на пляже и поплавала в море. Из книг взяла с собой только маленький сборник стихов любимого Блока. И старалась ни о чём не вспоминать и не думать.
В 1972 году меня перевели инженером-геологом в камеральную партию для написания отчёта по результатам электроразведочных работ вместе с Василием Степановичем Капитоновым. В северной провинции, в отличие от южных регионов, кадры подбирались и назначались на должности не по принципу протекционизма или семейственности, а по уровню профессионализма и деловым качествам. Работа приносила мне всё большее удовлетворение и радость, особенно после того, как в ней появились элементы самостоятельности и творческого подхода. После проведения очередных геофизических исследований, я должна была чётко представлять, для чего и с какими задачами они проводились, какие результаты должны быть получены, какими должны быть рекомендации для следующего этапа геологоразведочного процесса. Помимо этого необходимо было иметь информационный багаж обо всех изысканиях, проводившихся в районе исследований и вблизи него. К примеру, необходимо было чётко понимать, с какой целью в далёкой тундре в конкретном месте стоит буровая вышка и на каких глубинах вскрываются породы, представляющие поисковый интерес, из каких интервалов производится отбор керна, какие исследования проведены в процессе бурения и множество иных сведений. Чтобы стать ценным специалистом, нужно было не только хорошо учиться в вузе, закончить его и получить диплом, но также иметь навыки практической работы, чтобы успешно применять полученные знания...
1972 год принёс перемены моим тернопольским друзьям. У моей Премудрой Елены, работавшей по распределению в Омске, родился сын. Несмотря на житейскую неустроенность (семья жила в съёмной квартире), подруга была счастлива...
Окончив Горный институт в Ленинграде, Оля Гинько вышла замуж, родила сына и обосновалась с семьёй в Ивано-Франковске. Присылала восторженные, радостные письма, переполненные любовью к мужу и сыну...
Осуществил свою давнюю мечту друг Орест Щербатый, он обучался на дирижёрском отделении Львовской консерватории. Орест великолепно играл на фортепиано и в письмах перечислял произведения из своего репертуара. Теперь он уже исполнял не популярные эстрадные мелодии, а серьёзную музыку: Баха, Бетховена, Грига, Шопена, Рахманинова и других композиторов.
Добавлю, что в дальнейшем, талантливейший мой друг Орест в 1970-ые годы стал художественным руководителем известного львовского народного самодеятельного ансамбля песни и танца «Черемош», неоднократного победителя различных конкурсов, известного в Союзе и за рубежом.
В 1980-ые годы Орест руководил Ужгородским Закарпатским академическим народным хором, профессиональным творческим коллективом, которому было присвоено звание «Заслуженный коллектив УССР». В его репертуаре — богатое наследие песенной и хореографической культуры народов Закарпатья: украинские, словацкие, венгерские, чешские, румынские и русские народные песни и танцы. Хор был основан в 1945 году, объездил с гастролями весь Союз, бывал за рубежом и пользовался заслуженной симпатией ценителей народного искусства. В советские годы было выпущено множество грампластинок с репертуаром хора, снято о нём несколько документальных фильмов, его выступления многократно передавали по радио и телевидению.
Мой друг обладал большим творческим потенциалом, сочинял интересные музыкальные темы, он является автором десятка песен и романсов на слова украинских поэтов...
Когда я вспоминаю прошлое, у меня возникает недоумение в отношении многих сегодняшних процессов, происходящих в Украине. Кому и зачем нужна ненависть к советскому прошлому и так называемая «десоветизация», заключающаяся в борьбе с памятниками и советскими символами и в уничтожении памяти не только о «тёмных», но и о «светлых» страницах прошлого страны Украины? Возможно ли изменить историю? Или от её очернения легче станет жизнь нынешних поколений? Я довольно подробно в своей первой книге изложила правду о страшных явлениях в истории СССР (а также — Украины), имевших место в сталинский период, которые закончились со смертью «вождя всех народов». Эти годы сменились последующим созидательным периодом, в котором было много недостатков, но также множество достижений. Не бывает времён, наполненных только отрицательными или только положительными чертами. Ведь если дойти до абсурда и начать уничтожать всё то, что создано в Украине за советский период, то что останется?...
В 1972 году у меня завязались дружеские отношения с Лидой Радкевич, работавшей в нашей экспедиции техником-геофизиком. Родом Лида была из Брянской области, работала в нашей экспедиции после окончания Киевского геологоразведочного техникума. В 1971 году она поступила на заочное отделение Ухтинского индустриального института. Однажды она обратилась ко мне за советом по поводу выполнения вузовских контрольных работ. Так началось наше общение, с годами превратившееся в прочную дружбу. Живя в одном общежитии, мы стали забегать друг к другу в гости, обмениваться мнениями по поводу различных событий, происходящих в геологической среде. Лида была на шесть лет старше меня, имела жизненный опыт, давала мудрые советы.
- Зачем ты, Тома, раскрываешь свою душу всем подряд? Будь осторожна, ведь не всякому человеку дана способность понимать другого человека. Ты чересчур доверчива и простодушна.
Я слушала, соглашалась с её доводами, но поступала совсем не так, как советовала Лида. Впервые у меня была подруга, по своему характеру совершенно от меня отличающаяся. Лида казалась весёлой, компанейской, общительной. Но она была осторожной и далеко не всегда откровенной с посторонними людьми. Мне импонировали её выдержка, сдержанность, хладнокровие, способность анализировать поведение окружающих. А ещё мне нравился её независимый, гордый характер. Она никогда не делала поспешных выводов и умела разглядеть и оценить в человеке хорошие качества. И ещё она умела вести себя достойно в любой ситуации, умела за себя постоять. Голос имела негромкий, но его интонации заставляли человека прислушаться и подумать. Она никогда не опускалась до мелких интриг. Лида была волевым и целеустремлённым человеком, порой властным и бескомпромиссным. В работе — пунктуальной и педантичной. Она была надёжным и верным другом, на которого можно было во всём положиться. Внешность её была весьма примечательна. Всегда подтянутая, аккуратная, в любое время дня она выглядела великолепно, очень украшали её красиво уложенные волосы. Лицо её казалось обычным, приятным, даже красивым, но твёрдый, иной раз жёсткий взгляд выдавал человека уверенного и непоколебимого.
Лида никогда не заискивала перед начальством и частенько поучала меня.
- Держись ты от начальства подальше, если хочешь сохранить в порядке нервную систему и жить спокойно. Не зря же говорят: «Не попадайся на глаза начальству, когда оно тебя не ищет». Характер у тебя непокладистый. От работы не бегаешь, много пашешь, а не просиживаешь рабочие дни в безделье. Таких, как ты, всегда назначают крайними. Кто много работает, к тому всегда претензий много. Некоторые у нас сидят, не переломятся. Основная их работа — перед начальством заискивать. Начальство таких любит, поощряет, считает своими людьми. Хотя все видят, что как специалисты они полный нуль.
С её логическими рассуждениями сложно было не согласиться.
У неё был прекрасный муж Коля и маленький сынишка Сергей. Коля работал в экспедиции водителем. Но была острая нехватка операторов-гравиметристов и он, успешно освоив работу с гравиметром, начал работать оператором.
В новогоднюю ночь с 1972 на 73 год стояла изумительная погода — небольшой морозец с лёгким снегом. Четырёхэтажное общежитие имело три подъезда, в каждом подъезде на этаже — по две секции. В секциях имелось по 5-6 комнат, в одних комнатах жили семейные, в других — по 2-4 человека одиноких. В общежитии почти все проживающие знали друг друга в лицо, а в одной секции жильцы знали о каждом практически всё. Под новый год здесь царило всеобщее веселье. Эту новогоднюю ночь я встретила в компании соседей на общей кухне. Вместе с девочками Верой и Наташей приготовили закуски. Ребята принесли шампанское. Поднимали тосты и, как водится, желали друг другу доброго и удачного нового года.
После полуночи в нашу секцию зашли радостные Коля с Лидой и предложили желающим продолжить гулянье у городской ёлки. Мы с девочками быстро оделись и вместе с Лидой и Колей вышли на улицу. Я была поражена: все горожане высыпали из своих домов и заполнили улицы, дороги, тротуары, двигаясь в одном направлении — к Первомайской площади, где была установлена украшенная игрушками, сверкающая главная ёлка города. Люди шли колоннами, их было так много, как бывало только при проведении праздничных демонстраций.
Площадь была ярко освещена и весело гудела. Сюда стекались тысячи весёлых, радостных людей, мелькали маски и праздничные новогодние костюмы. Ребятня и молодёжь спускались с обустроенной высокой ледяной горки, здесь стоял смех, визг и писк. Возле одной группы людей слышалась гармошка, звучали песни. Рядом какие-то бабушки в длинных юбках пустились в пляс. Небольшая толпа окружила местного поэта, который вдохновенно читал свои стихи. Со всех сторон слышались частушки. Где-то в стороне парень играл на гитаре и пел задушевные лирические песни. Все осыпали друг друга конфетти и золотым дождём из фольги.
Так город отмечал любимый праздник. Нигде не видно было бесчувственно пьяных мужиков, не слышались бранные слова. Народ был навеселе, на подъёме, чувствовалась какая-то всеобщая бесшабашность и безоглядность. Это было поистине всенародное гулянье. Нас с девчонками тоже охватил какой-то безудержный задор. Мы то спускались с горки, то выплясывали вместе с бабушками, то подпевали играющему на гитаре молодому парню. Лида присоединилась к нам, а Коля добродушно улыбался, глядя на нашу неуёмную резвость...
С этой памятной ночи, встречая очередной новый год в Ухте, а не в поле, я обязательно проводила часть новогодней ночи на площадях этого чудесного северного города в беззаботной, бесшабашной, озорной атмосфере, становясь её частью, сливаясь с весёлой праздничной толпой ухтинцев...
Добавлю, что по прошествии десятилетий, вглядываясь в прошлое из нового ХХI века, в глубине памяти всплывают многочисленные детали этого ликующего всенародного веселья. И я отчётливо осознаю, насколько беспроблемной и беспечной, по сравнению с временами нынешними, была жизнь обычного рядового человека...
В начале 1973 года семье Коли и Лиды выделили небольшую квартирку малосемейного типа со всеми удобствами, только без ванной. Такое жильё у нас именовали почему-то малосемейным общежитием, хотя на общежитие оно не походило, а, скорее — на малогабаритную квартиру. Перед переездом Лида и Коля решили купить новый большой холодильник, а мне подарили свой маленький, чему я была очень рада. Коля с ребятами затащили этот холодильник на четвёртый этаж, где я проживала. На моё предложение «обмыть» подарок, Коля со смехом ответил:
- Что ты, Тамара, старые вещи «обмывать» не принято. Вот когда получишь свою квартиру и купишь новый, тогда и обмоем.
Вскоре Коля улетел в Нарьян-Мар в полевую гравиразведочную партию. Серёжа заканчивал второй класс, в марте у него в школе были непродолжительные весенние каникулы. Лида решила проведать свою маму и уехала с сынишкой на неделю в Трубчевск.
12 марта был понедельник, обычный рабочий день. Придя на работу, все работники камеральных партий приступили к своим каждодневным обязанностям. Я трудилась в камеральной группе всё того же Василия Степановича Капитонова. До обеда оставалось около двух часов, когда в комнату вбежала техник-геофизик из соседней камералки и сообщила страшную новость: под Нарьян-Маром разбился вертолёт МИ-4, вылетевший проводить гравиметрическую съёмку, и погибли наши сотрудники. Все были в шоке, работать уже никто не мог. Поникший лицом Василий Степанович вышел уточнить, что случилось и кто находился в погибшем вертолёте. Возвратился подавленным и взволнованным. Начал называть знакомые всем фамилии. Среди них был назван Коля Радкевич.
Я сразу же побежала в комнату, где работала Лида. Здесь собрались женщины и обсуждали страшное известие. Кто-то повторял одну и ту же фразу: «Неужели это правда?... Может, всё же какая-то ошибка».
День тянулся бесконечно долго... И постоянно поступали сведения, уточняющие обстоятельства ужасной катастрофы. Потом донеслась весть, что на место трагедии срочно вылетел Юрий Петрович Волков. Для опознания наших работников.
После рабочего дня я пошла в малосемейку, надеясь, что Лида могла уже прилететь. На четвёртом этаже, где жила Лида, стояла группа взволнованных сотрудниц. Среди них были Галя Можаровская, Валя Карюгина, Оля Жаркова. Пришла взволнованная подруга Лиды Надя Глотова, учившаяся с ней в одной группе в институте. Она была беременна на последних месяцах. Надя принесла известие от живого Коли, который вчерашним вечером, можно сказать — ночью, вдруг неожиданно позвонил по телефону из Нарьян-Мара Наде домой.
- Наденька, передай Лиде, что я ей в Нарьян-Маре купил пимы...
Это были последние, как бы прощальные слова Коли, обращённые к жене. Предчувствовал? — Кто знает... После рассказа Нади мелькнул какой-то призрак надежды и тут же испарился под грузом неопровержимых фактов...
Утром следующего дня, во вторник, Ю.П. Волков позвонил в экспедицию из Нарьян-Мара и сообщил, что опознание проведено. Лиду я увидела в этот же день перед обедом, придя к ней домой. Василий Степанович разрешил мне уйти с работы и побыть с подругой. Казалось, Лида была спокойна. Только лицо побледнело, а глаза сделались огромными и застывшими. Она не плакала, но по её виду и сжатым губам было видно, что держаться ей очень тяжело. Никакие слова были не нужны. Чуда уже не могло произойти.
Серёжа тоже был дома. Мы начали готовить обед. Я чистила картошку, глотая слёзы. Они стояли где-то в горле, но, слушаясь моего приказа, не посмели вырваться наружу. Лида тоже молчала. На неё было страшно смотреть...
Постоянно звонил звонок на входной двери. Приходили сослуживицы, жившие в той же малосемейке по соседству. Каждая предлагала помощь: сходить в магазин, приготовить еду. Оля Жаркова предложила на время похорон забрать к себе Серёжу, у неё был сын — одногодок Серёжи .
В среду с самого утра поступали всё новые сведения, дополняющие картину страшного события.
Экипаж лётного Нарьян-Марского авиаотряда вертолёта МИ-4, руководимый опытным пилотом Семёном Николаевичем Явтысым (первым пилотом ненцем), выполнял десантно-съемочный полет. Из аэропорта Нарьян-Мара он вылетел около 9 часов утра и через 30 минут начал приземление в районе проведения гравиразведочных работ в 70 километрах северо-восточнее Нарьян-Мара возле реки Нерута. На борту находилось 6 работников экспедиции и три члена экипажа. Гравиметрические работы выполнялись одновременно двумя экипажами МИ-4, в воздухе в этом же районе находился второй вертолёт. Экипаж второго вертолёта и сообщил в диспетчерский пункт Нарьян-Марского аэропорта о том, что вертолёт Явтысого при посадке врезался в землю и загорелся. Второй вертолёт приземлился для оказания помощи, но спасать было некого, на борту были полные баки с горючим, и при падении всё это вспыхнуло. Все девять человек сгорели.
Обидно, что погодные условия на месте катастрофы были хорошие: облачность, видимость, сила ветра соответствовали норме. Всё случилось из-за заводского дефекта крепления лопасти по вине завода-изготовителя. При обрыве лопасть ударила в хвостовую часть вертолёта, разрушив её, и машина полностью потеряла управление. Рассказывали, что командир экипажа до последней минуты стремился посадить вертолёт, его руки с перебитыми запястьями сжимали штурвал. Возраст членов экипажа — 22-32 года.
Сотрудники нашей экспедиции, погибшие в этой ужасной катастрофе:
Игушев И.А на 50 году жизни
Григорьев И.Ф. на 50 году жизни
Канев Л.Ф. на 38 году жизни
Радкевич Н.Д. на 35 году жизни
Тырин П.К. на 26 году жизни
Казаринов И.П. на 20 году жизни.
В этот же день ожидали гробы с телами погибших. Лида осталась дома, готовилась к поминкам. Попросила, чтобы я сообщила о прибытии скорбного груза. Закрытые гробы привезли перед обедом. Их установили в вестибюле соседнего с экспедицией помещения Вычислительного центра, там был большой холл. Я бежала изо всех сил, чтобы сообщить об этом подруге. У Лиды были испуганные и отчаянные глаза. Пока мы бежали обратно, она несколько раз повторила:
- Никого-то у него не было... И я его не уберегла...
Так я узнала, что Коля был круглым сиротой...
Похороны состоялись в этот же день.
В экспедиции Колю очень любили. Это был душевный, доброжелательный и светлый человек. На многие годы в моей памяти сохранился его искренний, улыбчивый и радушный облик.
Несмотря на произошедшую страшную трагедию и психологическую травму, Лида не прервала учёбу в институте, всегда вовремя выполняла вузовскую программу, сдавала курсовые работы и в положенный срок защитила дипломный проект. Она обладала огромной силой воли, самообладанием и терпением...